Текст книги "Жестокие игры"

– Когда мне завтра приходить? – спросила я.

– Завтра в четыре. Поднимитесь на второй этаж. Пятая комната. Не опаздывайте.

– Буду обязательно.

На следующий день ровно в четыре я уже была в зале аутотренинга, представлявшем собой большую четырехугольную комнату, вдоль трех стен которой стояли глубокие удобные кресла. В них сидело около десятка женщин различного возраста и комплекции, но с одинаковыми изнеженными, ухоженными и надменными лицами. Я поняла, что все они – жены новых русских, мучившиеся проблемой свободного времени. Мне бы их заботы. В центре зала на низком столике стоял большой зеркальный шар. Верхорученко также сидела в одном из кресел. Очевидно, все ждали только меня.

– Здравствуйте! – поздоровалась я

– Здравствуйте, Светлана Анатольевна! – ответила мне лишь Людмила Яковлевна, вскакивая с кресла и подходя. Обняла меня за плечи, слегка прижала. прошептала на ухо: – Не обращайте внимания на этих мымр. – Взяла меня под руку, провела в центр зала и, обращаясь к присутствующим, торщественно сказала: – Светлана Анатольевна Козицина – наше неподражаемая красавица! Прошу любить и жаловать. Кстати, не очень на неё наезжайте. Она майор милиции и занимает в этом ведомстве весьма ответственную должностью.

«А ведь я в анкете не писала о звании, – подумала я. – Интересно, где же ты о нем успела узнать?»

После подобного представления в глазах женщин появился интерес к моей скромной персоне, они светились завистью и презрением. И я их понимала. По их твердому убеждению женщина, работающая в милиции, уже и не женщина, а так – черт те что. Лишь одна молоденькая девушка, почти девочка, вся в золотистых легкомысленных кудряшках, смотрела на меня восторженно и восхищенно. У неё ещё не выветрился детский романтизм. Но в её положении это скоро пройдет.

– Присаживайтесь, Светлана Анатольевна, – Верхорученко указала на свободное кресло.

Я села. Огляделась. Подобные сеансы аутогенной тренировки или психотерапии я уже неоднократно проходила. Они были обязательными при моей работе в труппе Дома высокой моды Макарова, куда я была внедрена. Дважды я проходила их в своей поликлинике управления при моей реабилитации после трудных заданий.

– Начнем пожалуй, – сказала Людмила Яковлевна. Она подошла к стене, в которую был вмонтирован пульт, нажала на одну из кнопок. Плотные шторы плавно и бешумно стали закрывать окна. Одновременно засветились светильники на стенах. И вот комната погрузилась в романтический полумрак. Засвтился матовым светом и стал вращаться зеркальный шар, отбрасывая мягкие блики на стены. Зазвучала печальная музыка. Рефреном чуть слышно слышалось птичье пение. Раздался тихий, вкрдчивый и умиротворенных голос Сухорученко:

– Звучит прекрасная музыка. Из-за кромки далекого леса появляется яркое солнце. Оно медленно и лениво карабкается по небу. Его лучи мягко и нежно ласкают ваше прекрасное тело, наполняя его томлением и негой. Как хорошо! Слышится птичье пение, звон цикад, шум листвы. Добродушно ворчит прибой. У ваших стройных ног плещутся волны. Они то прикатывают, чтобы запечатлеть влажный поцелуй на ваших чудных ступнях, то откатывают. То прикатывают, то откатывают. То прикатывают, то откатывают... Как чудесно, как замечательно жить на белом свете! И эта божественная музыка, и пение птиц, и шум моря, и теплое дуновение ветра, все, все, все для вас, для вас одной. Вы лежите на пустынном морском берегу. Медленно течет, будто вот этот золотой песок меж ваших пальцев, безвозвратное время. Все течет, все изменяется. И лишь ваше прекрасное обнаженное тело будет неизменным – все таким же волнующим и желанным. Как же вы хотите, чтобы вас сейчас увидел ваш возлюбленный. Ваше тело растягивает никогда вас доселе не посещавшее томление, Низ живота вздрагивает от прикосновения вашей руки. Ваши чудные груди становяться твердыми и упругими от переполняющего их желания. Их сосцы набухают в предвкушении великого всепоглощающего таинства под названием – Любовь! Ваши полные яркие губы полуоткрыты. Они жаждут поцелуя. Между ними влажно поблескивают, будто белоснежные морские кораллы, зубы. Боже мой! Как же хорошо! Возлюбленный мой! Неужели же ты не видишь, как я прекрасна! Приди. Обними меня любимый! Крепче! Крепче! Вот так!... Вот так!... Вот так!... Поцелуй меня. Какое блаженство!...

«Черт возьми! Это что-то новенькое!» – думаю я, возвращаясь из томной, сладкой нерваны к реальности. Осматриваюсь. Мои соседки полулежат в креслах. Их головы откинуты, глаза полузакрыты, руки блуждают по интимным местам тел. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Все это совсем непохоже на то, что было прежде. Я испытваю сильное возбуждение. В сознании, помимо моей воли, рисуются самые откровенные сцены. Эта Верхорученко знает свое дело.

– Все, девочки, просыпаемся! – наконец звучит её команда.

Очнувшись, «девочки» глупо улыбаются, смущенно косясь на соседок. Им эти сеансы положительно нравятся.

– А теперь попьем кофе и обменяемся впечатлениями, – говорит Людмила Яковлевна.

После занятий она берет меня под руку и, наклонишись к моему уху, вкрадчиво говорит:

– Светлана Анатольевна, пойдемте ко мне в кабинет. Посудачим. Попьем вино. У меня есть сухой «Мартини». Вы пили сухой «Мартини» со льдом?

– Нет.

– Тогда вы обязательно должны попробовать. Пойдемте.

Она сама напрашивалась ко мне в подруги. Отказывать ей в этом было бы с моей стороны непростительной глупостью. Ведь именно за этим я сюда и пришла.

Ее кабинет утопал в роскоши, но свидетельствовал от отсутствии элементарного вкуса его хозяйки. Здесь все было смешано и свалено в одну кучу – эпохи, стили, школы, направления. Строгий классицизм писменного стола с трудом уживался с помпезным барокко кресел и стульев. Современное якрое и вычурное чешское стекло соседствовало с венецианским. На стене рядом с современной картиной с изображением ярких ломанных линий, сквозь которые выгладывал какой-то страшный ни то человеческий, ни то рыбий глаз, висела репродукция картины Айвазовского «Девятый вал». И так во всем.

– Нравится? – спросила Верхорученко, заметив, что я рассматриваю убранство её кабинета.

– Богато. Очень! – ответила я.

Она удовлетворенно улыбнулась. Для неё это было высшей похвалой. Людмила Яковлевна достала из бара бутылку «Мартини» и два хрустальных стакана, из холодильника – миску со льдом, наполнила наполовину стаканы вином, бросила в каждый по несколько кусочков льда.

– Присаживатесь, Светлана Анатольевна, – указала она в одно из кресел. Протянула мне стакан с вином. – Я хочу выпить за наше знакомство. Не скрою, вы мне положительно нравитесь. Есть в вас что-то этакое. Признайтесь, – вас боятся мужчины.

Я отхлебнула вино. Оно действительно было очень приятным. Пожала плечами. Ответила:

– Что-то не замечала. Отчего вы так решили?

– Вы – личность. А мужчины, как правило, бояться таких женщин и бегут от них, как черт от ладана.

Странная она, эта мадам. С одной стороны, – эта вот безвкусица. С другой – четкая аргументация в разговоре, знание человеческой психологии, в особенности, – женской.

– Как видите, нашел один смельчак, – улыбнулась я.

– Да, очень героический мужчина! – вокликнула Людмила Яковлевна и рассмеялась.

Я чувствовала, что она меня не просто так пригласила в свой кабинет и ждала, когда она приступит к делу. Ждать пришлось сосем недолго.

– Светлана Анатольевна, я скоро отмечаю день рождения и хотела бы вас с женихом пригласить к себе на торжество. Как вы на это посмотрите?

Я мысленно усмехнулась, так как точно знала, что родилась она 12 сентября 1966 года. Вероятно, там мы и встретим того, кто нам нужен.

– Не знаю, – с сомнением ответила. – Удобно ли. Ведь мы с вами почти незнакомы.

– Ну, во-первых, мы с вами знакомы уже достаточно, – энергично проговорила Верхорученко, ободренная моим сомнением. – Во-вторых, вы мне очень нравитесь и хочу, чтобы у меня на дне рождения были приятные мне люди. И в-третьих, я надеюсь, что мы с вами станем подругами.

– Хорошо. Я скажу Сергею Ивановичу. Если он согласится, то... А я с удовольствием.

– Вы что же, так его и зовете по имени-отчеству?

– Да нет. Это я так. Я где будете отмечать?

– В ресторане «Ермак». В банкетном зале. Будет только узкий круг моих друзей.

Выйдя из салона, я села в «Жигули» и помчалась в детский садик за Верочкой. Нашла её уже одетой и ждущей меня в раздевалке. Только сандалии у неё были надеты, как всегда, на разные ноги.

– Господи! Когда ты научишься правильно надевать обувь, – сказала я, переобувая её. На что она мне резонно ответила:

– Когда стану такой, как ты.

– Да, долго придется ждать.

Всю дорогу она мне рассказывала, как какая-то Ира испачкала в акварельной краске все платье.

– Не ябедничай, – сказала я ей.

Она приостановилась и, строго глядя на меня, возразила:

– Я не ябедничаю. Я же не её маме лассказываю, а своей. Это плосто. Пликолы такие. Поняла?

– Поняла, – рассмеялась я. – Воттолько не поняла – где ты только понахваталась подобных словечек?

– Каких?

– Таких, как «приколы», например.

– А папа всегда так говолит.

– Нашла кому подражить.

– Ага. Насла, – согласилась Вера и глубоко вздохнула.

Учитывая, что готовить ужин у меня уже не было времени, купила в ближайшем магазине пельменей, молока, Верочке – йогурта. В вино-водочном – бутылку «Карачинской» и водки. Так, на всякий случай.

Дома поставила на конфрку кастрюлю в водой и стала ждать возращения любимого с работы. Какое все же это приятное занятие. А где-то далеко-далеко медленно погружалась в сиреневые сумерки сказочная страна Вергилия, где проживала, мучась неразделенной любовью к великому рыцарю Ланцелоту, юная Марианна виконтесса Дальская, внешне так на меня похожая. И не было ей теперь никакого дела до меня. Как, впрочем, и мне до нее. Теперь наши судьбы шли параллельными курсами, не пересекаясь. И это, наверное, было правильно.

Глава третья: Встреча старых друзей.

Над Москвой бушевали слухи. Молодые и сильные ветры гнали их со всех концов Малого и Большого света прямиком к столице некогда великой страны и, почувствовав благодатную почву, слухи прнимались за дело. Сверкали молнии и гремели громы слухов. Они обрушивались на головы людей невиданным доселе потоком. Выплескивались на страницы газет и журналов, вещали по радио, говорили устами симпатичных дикторш с экранов телевизоров. Средства массовой информации будто взяли на себя повышенные обязательства – ни дня без сенсаций и разоблачений. И не было в Белокаменной ни одного человека, кто вышел бы сухим из под этого мутного и зловонного потока. Одни тут же писали опровержения. Вторые подавали в суды заявления о привлечении злостных распространителей слухов к ответственности за клевету. Третьи взрывали машины и офисы своих обидчиков. Для четвертых же слухи были своеобразным наркотиком, без них жизнь бы сразу стала серой, вялой, неинтересной. И всем было хорошо. Все были при деле.

Теплый южный ветер пригнал слух и с Северного Кавказа. Он покружился над Москвой, завладел умами сотрудников одной из самых массовых газет «Деловые люди» и примостился на её первой странице под сенсационном заголовком: «Тайные планы братьев Татиевых».

Со статьей Руслан Татиев познакомился в самолете. В ней говорилось о том, что ходят упорные слухи, будто братья Татиевы готовятся к священному джихаду и что очень скоро всех иноверцев ждет страшная участь. Был найден даже свидетель, некий Султан Рамзаев, утверждавший, что его приятель участвовал в совещании известных людей Кавказа, организованном братьями Татиевыми, и что именно на этом совещании и был объявлен джахад. Фамилию приятеля Рамзаев конечно же назвать не мог из опасения за его жизнь. Приводилось интервью с генералом ФСБ Крамаренко, который косвенно подтвердил эти слухи, сказав, что ФСБ в этом направлении уже давно работает.

– Презренный гяур! – в сердцах проговорил Татиев и скомкал газету. Он прекрасно понимал причину этих слухов. Газета принадлежала Сосновскому. Тот решил добить его, Татиева, как говорят русские – «не мытьем, так катаньем». Не получилось – убить, значит надо – опорочить. Следовательно, этот нелепый страшный уродец начал открытую с ним войну? Что ж, к этому Руслан уже готов и предпринял кое-какие меры.

* * *

Руслан Мансурович Татиев прибыл в Москву ранним утром. Встречал его старый и испытанный друг Арслан Валиев. Они дружили с раннего детства, учились в одной школе и даже вместе заканчивали Полититехнический. Но затем жизнь развела их. Арслан осел в Москве, женился на русской девушке Нине и вплотную занялся бизнесом. А Руслан остался во Владикавказе. Они предварительно созвонились и Татиев попросил друга собрать всех надежных джигитов. Дело в том, что Валиев возглавлял, как сейчас принято называть, кавказскую диаспору в Москве, имел исключительное влияние как на деловых, так и на авторитетов. А такие люди сейчас очень были нужны Руслану.

Друзья обнялись, расцеловались.

– Хорош! – восхищенно проговорил Арслан, любовно осматривая друга. – Прямо подарок женщине. А?

Татиев самодовольно рассмеялся. Рядом с низкорослым и коренастым другом он выглядел, как красавец ахалтекинец рядом с ослом. Чем, чем, а внешностью его Аллах не обидел. Это точно.

– Да ты тоже ничего, но только форму что-то начал терять, – Татиев дружески ткнул друга кулаком в крутой живот.

– Это «трудовой мазоль» называется, – рассмеялся тот. – Пойдем.

Перед зданием аэровокзала их ожидал «мерседес» Валиева. Его телохранитель, завидев хозяина, почтительно открыл дверцу.

– Едем в «Арагви», – сказал Валиев уже в машине.

– Но у меня мало времени, – попробовал было протестовать Татиев. – Надо ещё столько вопросов обсудить.

– Э-э! Совсем плохой стал, да? Совсем традисый гор забывать стал, да? – проговорил шутливо Арслан с нарочитым кавказским акцентом. – На пустой желудок один дурный мысли приходят. Да? На сытый дела надо делать.

В ресторане в банкетном зале их уже ожидал накрытый стол, за которым сидело десять земляков. Двое из них были хорошо знакомы Руслану – были его клиентами по героину. С ещё двоими он встречался не Кавказе. Остальные были незнакомы.

– Думаю, представлять моего друга Руслана Татиева нет необходимости, – проговорил Валиев. – Все мы хорошо его знаем. Это по его просьбе я всех вас собрал. Он хочет сообщить нечто очень важное.

Затем Арслан представил Татиеву сидящих за столом, но тот плохо запомнил и их имена, и их фамилии. Начались восточные тосты. Под которые много пили вина, обильно ели. К концу трапезы Руслан поведал собравшимся об обстановке на Северном Кавказе, о неудавшемся покушении на него, о планах Сосновского и его команды.

– Я только-что прилетел из Махачкалы, где встречался с авторитетными людьми. В Дагестане готовится серьезная провокация. Несколько сел уже под полным контролем ваххабитов. Убежден, что Сосновский стремится развязать всекавказскую войну. Мы должны ему помешать.

За столом зашумели, загалдели. Все согласились с Татиевым и стали предлагать самые невероятные идеи вплоть до убийства Сосновского.

– Шайтан ему глотка! – вскричал самый горячий – мужчина лет сорока. – Рэзать его надо! Рэзать!

В конце-концов решили всячески помогать Татиеву в его благородном деле. На том и расстались.

Руслан договорился с Сосновским о встрече в ресторане «Прага» в четыре часа. Перед встречей надо было немного отдохнуть, а если удастся – вздремнуть, и он хотел поехать в гостиницу. Но Валиев запротестовал и повез его к себе домой – в четырехкомнатную квартиру в центре столицы.

На квартире Валиева Татиев принял душ и лег спать. Не спалось. Тревога бередила сердце. В голову лезли невеселые думы. Он ругал себя последними словами за то, что восемь лет назад связался с Сосновским. До этого пару лет он безуспешно занимался предпринимательской деятельностью, но больших капиталов не нажил – спустил те, которые были. Однако твердо знал, что будущее за богатыми людьми. Именно они будут управлять ситуацией в стране. Вот почему, когда Сосновский предложил ему заняться поставкой оружия, которого в связи с распадом Советского Союза, было огромное колличество, в Чечню, Абхазию, Афганистан и другие горячие точки, он согласился. Это сулило огромные барыши. Тем более, что Сосновский обещал помочь в организации этого выгодного дела. Вскоре после этого братьями Татиевыми был приватизирован колхоз. Новое «предприятие» начало набирать обороты. Идея производства героина так же была подсказана Сосновским. Сейчас братья Татиевы, пожалуй, самые багатые люди на Северном Кавказе. Им можно не беспкоится за будущее. Так думал Руслан до недавнего времени. Оказывается, ещё как можно беспокоиться. Если бы не Кольцов, то... Об этом даже не хотелось думать. Он несколько раз бывал в Чечне, когда там шла широкомасштабная война. Видел эти перехошенные лица, вылупленные глаза и орущие глотки: «Газават! Газават! Газават!» И тогда подумал, что кто-то хитро и ловко сыграл на национальных чувствах чеченцев, внушив им ненависть к русским. Сам Руслан был наполовину русским, воспитывался матерью на великой русской литературе и считал, что русский народ – один из самых великодушных нородов на Земле. Теперь он точно знает, кто за всем этим стоит. Нет, он не позволит этому черному страшному карлику ввергнуть Кавказ в братоубийственную войну. Использует для этого все свое влияние и деньги. Светлана это увидит и полюбит его.

При воспоминании о Светлане так стало больно в груди, что Татиев даже заскрепел зубами. Стало трудно дышать. Зря наверное он её силой завлек на Кавказ. Есть русская поговорка: «Насильно мил не будешь», Он об этом как-то не подумал. Последнее время Светлана заметно повеселела. В нем затеплилась надежда на благополучный исход. Но когда позавчера он пришел к ней ночью, она оказала такое яростное сопротивление, что он был вынужден уйти ни с чем. Как же она его измотала! Сил никаких нет. Надо с ней как-то определяться. Что-то решать. Не может так все продолжаться.

Он не заметил, как уснул. Ему приснилось яркое солнце, синее ласковое море. Желтый песок, И они со Светланой, взявшись за руки, бегут по берегу, смеются. Люди смотрят на них и завидуют. Они бросаются в море. Соленая вода охлаждает их разгоряченные тела и слегка пощипывает. Хорошо! Стоя по плечи в воде, они целуются. А губы у неё теплые и соленые, как морская вода. А зеленоватые глаза лучистые, счастливые. Ведь все это когда-то так и было в действительности. А сейчас приходит только во сне. Только во сне он отдыхает душой. Ему так было хорошо, что никак не хотелось просыпаться. И Валиеву понадобилось много сил и терпения, чтобы его разбудить.

Ровно в четыре часа Руслан с Валиевым подъехали к ресторану. На дверях вместо швейцара дежурили четверо дюжих кавказца. Поодаль стоял микроавтобус и джип «Тойота» с людьми Валиева. К встрече Татиева с Сосновским все было готово. Это и были меры предосторожности Руслана. Перспектива разговора с алигархом, когда за твоей спиной стоят его телохранители и следят за каждым твоим движением, Татиева не прельщала. Нет, не прельщала.

Он прошел в ресторан и занял свободный стол у окна. Идти в отдельную кабину или в банкетный зал, он не рискнул – у Сосновского в ресторане могли быть свои люди.

Через пару минут к ресторану подкатил черный лимузин Сосновского. Вернее, машина была ни его, а его друга владельца фирмы «Уральские самоцветы» Виталия Казарновского. Сосновский всегда ею пользовался для поездок в «Прагу», чтобы не вызвать к себе повышенного интереса. Лимузин был тут же окружен людьми Валиева, а сам алигарх извлечен из машины. Он что-то кричал, размахивал руками. Со стороны это выглядело довольно забавно. Смешной нелепый человечек, непревзойденный мастер авантюр и интриг. Двое дюжих боевиков сопроводили его до ресторана. Через тридцать секунд он уже появился в зале и закрутил головой в поисках Татиева.

Руслан встал из-за стола и пошел к нему навстречу.

– Ты это почему?!... Зачем?!... Обнаглел ага!... Забываешься! Думаешь можно того?! – гневно закричал Сосновский, налетая на Татиева, будто коршун. Но Татиев прекрасно видел, что олигарх до смерти напуган. Он никак не ожидал подобного приема. Маленькие и черные, будто две смородины, глазки его бегали туда-сюда, туда-сюда и никак не могли выбрать на чем остановить взгляд.

– Здравствуй, Виктор Ильич! – добродушно проговорил Татиев. Он сейчас чувствовал себя хозяином положения и это тешило его самолюбие. – Да не трясись ты, словно заяц, убивать тебя я не буду. Во всяком случае, не сейчас. – Он рассмеялся своей черной шутке.

От этих слов Сосновский прямо-таки взвился. Замельтешил кулачками перед лицом Руслана. Визгливо закричал, брызжа слюной:

– Дурак! Ты это кому, дурак?!... Совсем уже того!... Стоит мне пальцем... Пошевелить пальцем... Обнаглел!

– А ты меня не дурачь, а то могу и передумать, – угрожающе проговорил Татиев, умехнувшись.

От этой угрозы Виктор Ильич весь позеленел. Вжал голову в плечи. Руки безвольно опустились. По телу побежали мурашки. В подобном положении он ещё инкогда... ни того. Страшно! Этот абрек может того... Еще как ага. Во рту стало сухо и неприятно. Ладони вспотели. Что же делать?!

– Ну зачем ты, Руслан, комедию?... Зачем комедию ага?... Играешь ага? – жалко, чуть не плача пролепетал Сосновский.

– А ты думал, что ты у нас один такой – и сам себе сценарист, и сам себе режиссер? Думаешь, один можешь подлянки людям делать?!

– Ты почему так?... Ты это...о чем это? – испуганно закосил на дверь Сосновский.

– О то не знаешь?

– Вот те крест ага... Руслан, ага! – воскликнул Виктор Ильич, делая попытку перекреститься, только не знал, как это делается.

– Спешите видеть, господа! – рассмеялся Руслан. – Главный бес страны собрался креститься!

– Ну зачем, Руслан, так... Обижаешь зачем, – проговорил Сосновский заискивающе.

Татиеву нравилось видеть крутого алигарха растерянным и несчастным. Очень нравилось. Даже стало несколько жалко его. Он взял Сосновского под руку и сказал снисходительно:

– Ладно, пойдем сядем за стол и я постараюсь тебе популярно объяснить что к чему.

Не успели они сесть за стол, как перед ними выросла целая бригада официантов во главе с метрдотелем – полным и румяным господином. Кланяясь и ослепительно улыбаясь, метрдотель проговорил:

– Здравствуйте! Рады привествовать в нашем ресторане такого гостя! Чего изволите, Виктор Ильич?

– Сам, сам, дружочек, – раздраженно замахал на него рукой Сосновский. – Вкусы мои... Знаешь вкусы... Сам того. Пошли, пошли ага.

Когда метрдотель и официанты ушли, Сосновский вновь опасливо покосился на входную дверь.

«Он что, ждет оттуда появления киллера?!» – мысленно усмехнулся Татиев. Ситуация его забавляла.

– Тебя, Руслан, кто-то того... Кто-то ни того... Информацию дал... Неверную дал, – проговорил Виктор Ильич, стараясь быть как можно более убедительным.

– Да нет, дорогой, информация у меня самая что ни на есть точная. Может быть, ты скажешь, что не ездал во Владикавказ и не встречался там на даче у местного авторитета с Бахметовым?

Взгляд олигарха панически заметался по всему залу. Тонкие губы затряслись. Лысина порозовела и покрылась испариной. Он понял, что Татиев того... Все знает. Может и приехал специально... Убить специально... Он уже готов был закричать и позвать на помощь. Но понимал, что это того... Бесполезно ага. Ситуация казалась ему тупиковой.

– А зачем я того... Там того... Ну да... Мало ли чего... Для чего... Зачем же выводы, – совсем уж сбивчиво проговорил Сосновский. Из его слов трудно было понять – отрицает он свою поездку во Владикавказ и встречу там с Бахметовым, или, наоборот, – подтверждает.

– Так ты что, хочешь сказать, что встречи не было? – насмешливо спросил Титиев.

Загнаный в угол вопросами Руслана алигарх чувствовал себя неважно. Да чего там, скверно себя ага... Впервые так. Впервые в жизни. А этот янычар ещё и того... Улыбается еще... С каким бы сейчас он его ага... Удовольствием каким.

– Зачем ты так... Кхе-кхе... Что в этом... Особенного в этом. Не понимаю.

– Так ты считаешь, что встречаться с моим помощником у меня за спиной, даже не поставив менв известность – ничего особенного?! – нарисовал на лице удивление Татиев. Ему доставляло огромное удовольствие издеваться над Сосновским. – Ты действительно так считаешь?!

– Ну да... А что в этом... Я хотел. Забыл... Подумаешь.

– А о чем между вами шел разговор?

– Да так... Ничего... Особенного ничего, – вновь заюлил взглядом Виктор Ильич.

– А вот Дангулов говорит как раз обратное. Сказать – о чем он говорит?

«Убьет точно за этим и того и пригласил ага дураки ни на кого ничего надежды никакой страшно как ага что же того этот абрек все про него нет теперь ничего никакого спасения страшно как», – в панике подумал Виктор Ильич.

Не дождавшись от Сосновского ответа, Татиев проговорил:

– Он говорит, что ты давал Бахметову задание убить меня. Может быть и это будешь отрицать?

Нервы олигарха не выдержали и он заплакал. Гнусно так, заплакал, пакостно, что нашкодивший пацан. Хлюпал враз покрасневшим носом и торопливо покаянно говорил:

– Прости меня, Руслан!... Бес ага того-этого... Прости!.., Я больше ни за что... Честное слово!

– Ах, Витя. Витя! – укоризненно покачал головой Татиев. – О какой чести ты говоришь?! Стыдно! У тебя её никогда не было. А потому твоему слову я поверить не могу – обманешь.

– Я того... Я заплачу. – Сосновский торопливо выхватил из кармана чековую книжку. Спросил заискивающе: – Сколько?

– Пятьсот тысяч долларов, – сказал Татиев. но увидев, с какой готовностью закивал Сосновский, понял, что занизил сумму, надо было называть гораздо большую.

Виктор Ильич достал авторучку, но руки его ходили ходуном и он, как не пытался, не смог их усмирить. Размазывая по лицу слезы пожаловался:

– Руки вот того... Трясутся того...

«Экий он, право, трус», – подумал Татиев. Ему было противно смотреть на Сосновского. Трус и ничтожество! Как же этому вот хлюпаещему чмо удалось все прибрать к своим рукам? Как это могло случиться? Ведь ни у кого нет никаких сомнений относительно его моральных качеств. Ведь недаром его за глаза называют «черным демоном». Так почему же ему предано служат, многие перед ним заискивают? Почему? Почему и он сам до недавнего времени ему служил?

Все эти вопросы окончательно испортили настроение Руслана. Презрительно глядя на Сосновского, он мрачно сказал:

– Да не трясись ты. Я же сказал – убивать не буду. Слово джигита.

– Какой ты того?... Джигит ага?, – промямлил потеряно олигарх. Видно, он тоже был невысокого мнения о Татиеве. – Но спасибо ага... Я того... Кхе-кхе... Отблагодарю.

В это время пришли три официанта и принялись выставлять на стол тарелки со всевозможной снедью, бутылки шампанского, коньяка.

– Что будем пить? – спросил Татиев, после ухода официантов.

– Давай этого... Шампанского давай. Пить что-то ага хочется что-то. – Сосновский уже успокоился, окончательно поверив, что Татиев его убивать не собирапется. Успокоились и его руки. Он выписал чек и протянул его Руслану.

Он мельком взглянул, небрежно сунул в карман. Открыл шампанское, наполним им фужеры. Выпили молча. Тост и здравица сейчас были неуместны. Оба это понимали.

– Ты принес обещанное? – спросил Татиев.

– Это конечно да. – Виктор Ильич достал из внутреннего кармана пиджака довольно пухлый конверт, протянул его Руслану. – Только этот... Как его? Тот, для кого?... Тот, кто у тебя?

– Кольцов, – подсказал Татиев.

– Вот-вот... Он не того... Не из ФСБ ага.

– Ты это так шутишь что ли? – натянуто рассмеялся Татиев. Хотя внутри у него похолодело. – А кто он в таком случае?

– А кто его... Знает кто?... И генерал этот... Как его?

– Сластена?

– Вот-вот... Нет его... Такого там нет ага.

– Врешь?! – все ещё не мог поверить в случившееся Татиев.

– Нет. Информация самая того... Достоверная самая. Все точно.

– Дела! – протянул озадаченно Руслан. – Выхоит, что мы были завербованы неизвестно кем и работали на неизвестно кого?

– Ага. Выходит, – согласился Сосновский.

– И кто же он все-таки такой? У тебя есть какие соображения?

– Думаю, что это человек Потаева, – высказал предположение Сосновский.

– При чем тут Потаев?! – раздражено проговорил Татиева, посчитав слова олигарха очередной глупостью. У человека «крыша» от страха поехала. Бывает.

– А при том... Копает он под меня.

«Желаю, чтобы он свернул тебе шею», – подумал Руслан, наливая себе в рюмку коньяка.