Текст книги "Страх"

– А не выпить ли нам шампанского, Любовь Сергеевна?

– Ой, правда! – сразу же среагировала она. И засветилась, и засияла аки роза под благодатными лучами утреннего солнца. А в слишком откровенном декольте что-то там заволновалось, заволновалось…

Господи, прости мя грешного! Ибо слаб я пред соблазнами земными и мысли мои греховны. Отвергни козни диавола, смущающего разум мой и плоть мою. Помоги, Господи! Ибо сам себе помочь я уже не в состоянии.

Виноградова подбежала к столу и голосом победительницы в войне полов, сказала:

– Открывайте, Андрей Петрович!

Я не заставил себя ждать. Шампанское лишь глубоко выдохнуло и полилось, полилось живительною струею в бокалы. По всему, от томительного ожиданию у него уже не осталось сил на более громкое проявление чувств.

– За удачу! – громкогласно провозгласил я, поднимая бокал.

– Да, – сказала Армида, а глаза её стали влажными и загадачными. Она пила за свою удачу и за свои намерения. Я был отчего-то почти уверен, что эти её намерения связаны с моей скромной персоной. Суждено ли будет им сбыться – покажет время. Лишь оно, как беспристрастный судья, расставляет всё и вся на свои места. Так доверимся же ему и будем уповать на лучшее.

Шампанское было холодным, терпким и пощипывало язык, тоесть именно таким, каким и должно было быть, чтобы охладить перевозбуждение и остудить разыгравшееся воображение. Пора было возвращаться к нашим баранам, то бишь, к допросу.

– Продолжим, Любовь Сергеевна, – сказал я дежурным голосом.

– Как скажите, – пожала она плечами и стала тускнеть прямо на глазах.

– Скажите, а в этих иномарках кто-то остался?

– Да, там ещё были люди. Но я их не разглядела.

– Сколько их было?

– Затрудняюсь сказать, но не менее трех человек.

– Все они сидели в одной из машин?

– Нет. По моему, один человек был в «БМВ» и двое – в «рено». Да, так.

– Из них никто не выходил из машин?

– Нет. При мне никто не выходил. Но когда я уже отошла на приличное расстояние, слышала, как хлопнули две дверцы. Оглянулась, но из-за деревьев ничего не было видно.

– Никакого шума, стрельбы не слышали?

– Нет. Я вернулась домой, выпила снотворное и тут же уснула. Возможно поэтому, ничего… Вы их арестовали?

– Кого?

– Убийц?

– Скоро, Любовь Сергеевна, только сказка сказывается, а вот дело, увы. Но обещаю – мы их обязательно поймаем. Я лично извещу вас об этом. Договорились?

– Договорились, – улыбнулась она.

Я записал её показания. Она прочла, расписалась. Ну вот и все. Сделал дело, гуляй смело. Вот именно. Одно меня смущало во всей этой истории, только-что поведанной мне легкомысленной Армидой. Как убийцы не избавились от столь важного свидетеля их визита к Степаненко? Это их просчет или что-то другое? Ничего, даст Бог, разберемся.

– А может быть отобедаете, Андрей Петрович? – робко предложила хозяйка. – Ведь время-то уже обеденное.

И столько в её голосе было великой надежды, а в наступившем молчании томительного ожидания, что я почувствовал бы себя большим свинтусом, отказав ей.

– А действительно, Любовь Сергеевна, почему бы нам с вами не отобедать?! – воскликнул я с пафосом, жизнерадостно и жизнеутверждающе.

И ярко вспыхнуло её прелестное личико, озаряя унылую и серую действительность, И заволновались, затрепетали в декольте два гладких, нежных полушария в предвкушении чего-то замечательного, необыкновенного, для чего собственно и сотворены Матушкой природой и Космическим разумом.

– Только как же Шилов, Любовь Сергеевна?

– Какой ещё Шилов? – недоуменно спросила она.

Похоже, я полностью вытеснил из её сознания образ своего друга. И мне даже как-то стало обидно за Рому. Как же, порой, бывают ветрены и непостоянны женщины.

– Тот, с кем вы беседовали прежде? Насколько я правильно понимаю, все это, – я кивнул на стол, – предназначалось именно ему. Или я не прав?

– Ну зачем же вы так, Андрей Петрович! – довольно искренне возмутилась она. – Зачем смущаете бедную женжину?!

– Относительно вашей бедности, Любовь Сергеевна, я бы мог поспорить с кем угодно, У вас и тут, – я посмотрел на потолок, – всего достаточно. А здесь, – я опустил вгляд до уровня её декольте, – даже слишком много.

– Ах, какой вы, право, насмешник, – зарделось она, будто маков цвет. Но по всему было видно, что мои слова ей приятны. Армиды, потому и зовуться Армидами, что любой комплемент им и их внешности в какой угодно форме сказанный, убыстряет ток крови в их крепком организме, возбуждает жажду деятельности, и тем самым продляет им молодость и красоту. Этим они живут. И не надо их осуждать за легкомыслие и отсутствие духовности, ибо ни одному человеку не дано понять, что истинно духовное, а что плотское, что возвешенное, а что низменное. Ведь соловей поет не потому, что он полон возвышенного чувства, а потому, что таким его создал Космический разум. Каково сказано?! Вот так-то, знай наших.

– А где тут у вас удобства? – спросил я.

– Пойдемте, я вас провожу.

А через пять минут мы уже сидели за столом, при виде которого у меня началось обильное соковыделение.

– Может быть коньячку, Андрей Петрович? – выжидательно глянула на меня Виноградова.

И тогда я спросил себя: «Андрюша, неужели ты сегодня не заслужил отдохновения от трудов праведных? Неужто не имеешь права хоть немного расслабиться от моральных устоев и всего прочего?» И тут же ответил: «Еще как заслужил! Ты, Андрюша, сегодня можешь все».

– Можно, – кивнул я решительно.

Предвижу, что многие читатели, прочтя эту сцену, разочаровано вздохнут. Нет, герой не может быть таким легкомысленным и безответственным. А бабушки и дедушки уже не станут ставить меня в пример своим внукам. Но только я живу не для примера, а живу так, как живу, как мне хочется. Предвижу также, что мои биографы, дойдя до этого места, испытают явное затруднение – каким образом объяснить мой поступок? Так вот, им я хочу сказать заранее – ничего объяснять не надо, пишите правду, как она есть. Как сказал когда-то римский комедиограф Публий Теренций: «Хомо сум, хамани нихиль а мэ алиэнум путо (я человек, ничто человеческое мне не чуждо)». Вот именно. Так и запишите.

А потом на грешную землю медленно и незаметно опустился тихий теплый вечер. Где-то гремели войны и революции, гасли и рождались звезды, человеческая цивилизация стремительно катилась к своему логическому концу. Кто-то ждал конца света. Кто-то – второго пришествия Сына Божьего. Но тот почему-то опаздывал. Вместо него по Земле, как по своей вотчине расхаживал дьявол и его приспешники.

Но нам с Армидой до всего до этого не было никакого дела. От выпитого кружилась голова. Было чувство покоя, нерваны. Часы монотонно и медленно пережевывали своим стальным механизмом время, извлекая его из будущего и отправляя в прошлое. А настоящего у нас не было. И ни у кого не было. Но и это нас нисколько не смущало. Где-то плакала иволга, схоронясь в дубло. И было такое чувство, что все это происходит не с нами, а кем-то другим. А наши тела уже давно жили своей самостоятельной жизнью, ничего общего с нами не имеющей.

Глава девятая. Иванов. Совещание.

Сегодня утром причесываясь заметил на висках седину. Да, летит безвозвратное время и с этим ничего не поделаешь. Кажется, давно ли мы с Мишей Красновым пришли на работу в Заельцовскую прокуратуру молодые и красивые, полные чистолюбивых планов. Такое впечатление, что это было лишь вчера. А между тем жизнь столько уже отмахала. «Как мало пройдено дорого, как много сделано ошибок». Впрочем, здесь я не прав. То, что ошибок сделано немало, с этим можно согласиться, а вот со всем остальным… И дорог пройдено немало и сделано дай Бог каждому. Ага. Иному на десять жизней хватит, а иному и на все сто. Столько сейчас развелось лодырей и бездельников, думающих больше где бы что урвать для себя побольше да пожирней, чем о работе. А сколько за эти годы мы потеряли славных парней? Много, очень много. А Катя? При воспоминании о ней защемило сердце. Что-то последнее время оно у меня стало пошаливать. Главное – чтобы эти жертвы были не напрасны. А такое впечатление, что это очень даже может случиться. Носом чую – сгущаются тучи над моею Родиной, того и гляди разразится гроза. Принесет ли она очищение или Россия распадется на удельные провиции, враждующие между собой, и исчезнет как великое государство? Вот Андрюша Говоров говорит о Космическом разуме и всем прочем. Тогда отчего же этот Космический разум допускает такую вопиющую несправедливость, когда торжествуют негодяи и, наоборот, страдают порядочные люди? Почему не вмешается в процесс? Есть ли логика во всем этом? Иногда хочется закрыть на все глаза, плюнуть и уйти на заслуженный отдых. Миша все чаще поговаривает об этом. Но он ладно, а у меня молодая и красивая жена, мне никак нельзя. Точно. Светлана! За какие такие заслуги меня полюбила такая замечательная девушка? Непонятно. Как там у Шекспира: «Она меня за муки полюбила, а я её – за сострадание к ним». Может быть, может быть. Другого объяснения трудно придумать. Ну, да хватит об этом.

Первые сообщения ребят говорили за то, что мы столкнулись с чем-то очень серьезным и значительным, самым значительным из того, что у нас было до этого. А было немало. Ага. Сегодня решил всех собрать у себя и обменяться первыми впечатлениями. Наверное придется самому возглавить следствие. Это вовсе не означает, что я не доверяю Говорову. Доверяю. Но, во-первых, у парня ещё нет опыта ведения широкомасштабных дел, а это, уверен, именно такое. Во-вторых, негоже парня оставлять наедене с проблемами – он может и сломаться. Сколько в моей только практике было таких случаев. И, наконец, в-третьих, симбиоз моего опыта и его кипучей энергии может дать неплохие результаты. А вообще, Андрей мне откровенно нравится. Ну и что, что пижон. Я сам был таким.

«А что это ты о себе в прошедшем времени?» – слышу знакомый насмешливый голос этого зануды Иванова. Теперь он все реже и реже вылезает наружу. Очевидно тоже возраст сказывается.

«Я имел в виду – был таким же в его годы», – отвечаю.

«Ну ты, блин, даешь! А сейчас-то ты какой?»

«Сейчас другой».

«Ну-ну, другой он. Ха! Свежо предание, да верится с трудом. Ты мне только ответить – зачем опять лезешь в это дело? Без тебя не разбируться, да? Ты у нас такой незаменимый?»

«Я же уже объяснил».

«Объяснил он, видите ли, – сердито ворчит Иванов. – Ты читателям баки забивай, мозги запудривай, лапшу на уши вешай да парням, молодняку этому. А мне не надо. Я тебя как облупленного знаю. Почуял запах мафии и уже глаза по серебряному рублю царской чеканки, не терпиться в бой? За свою жизнь ещё не навоевался, придурок?»

«Фу, ну и слог! Вы, мужчина, случаем не из Криводановки? Нет. Тогда из Нахаловки. Точно. Я вас там видел. Не отпирайтесь».

«Я оттуда, откуда надо. Из Россия я. И фамилия у меня соответствующая. А вот откуда ты, пижон, на мою бедную голову свалился, ума не приложу. Седина в голову, а он все в казаки-разбойники играет. Ну ладно ты меня не уважаешь, черт с тобой. Как-нибудь переживу. Но ты о Светлане думаешь? Забыл, как однажды она уже кричала над тобой: „Сереженька, не умирай“?… Чего молчишь?

«Да помню я, помню. Так ты что предлагаешь – лапки кверху и идти ей сдаваться?»

«Кому?»

«Мафии. Не дождется!»

«Ну да, ты ж у нас герой! Ты ж и на амбразуру можешь. Ха-ха-ха!» – саркастически рассмеялся Иванов.

«Если потребуется – и на амбразуру».

«Только ведь, Сережа, на все амбразуры твоего худосочного тела не хватит, Нет, не хватит».

«Мне достаточно одной. И вообще, шел бы ты подальше со своими советами, идиот!» – начинаю я заводиться.

«Прошу без оскорблений!»

«Тебе можно, а мне нельзя?»

«Мне по штату положено. Я твой постоянный оппонент. И потом, меня никто не слышит. А ты так раздухарился, что на тебя уже люди стали оглядываться».

И только тут я обнаруживаю, что еду в метро. Ловлю на себе недоуменные взгляды пассажиров. Картинка Д, Анпенцио, да? Стоит солидный великовозрастный дядя и что-то там бормочет себе под нос. Что бы вы о таком подумали?… Вот именно. Я того же мнения. Надо было как-то выходить из щекотливой ситуации.

– Дорогие сограждане! – торжественно проговорил, широко и жизнерадостно улыбаясь. – Там, наверху, такая путевая погода, а у вас такие хмурые и озабоченные лица. Забудьте хоть на миг о проблемах и улыбнитесь друг другу. Этим вы улучшите настроение себе и окружающим.

После моей пламенной речи ни у кого уже не осталось никаких сомнений, что я сбежал, как они и предполагали, именно оттуда. Они понимающе заулыбались мне и соседям. Настроение у всех заметно улучшилось. Всегда приятно осознавать, что у вас ещё не все так плохо в жизни складывается, когда есть такие вот убогие.

Ну вот, и порядок! Так о чем это я? Этот зануда Иванов все мысли перебил. Об Андрюше Говорове. Вот я и говорю. Толковый, говорю, парнишка. Артист! Еще во времена совдепии он бы смог сделать блестящую карьеру. Сейчас же у него практически нет шансов. Сейчас не любят слишком умных и инициативных. Такие – лишняя головная боль, от них не знаешь, что ждать. Да и у Володи Рокотова подобрались толковые ребята, один Беркутов чего стоит. Но его кипучию энергию необходимо умело направлять в нужное русло. Иначе может пойти в разнос. Словом, команда подобралась что надо, с такой командой можно не только мафию прищучить, горы свернуть. Ага.

После обеда все собрались в моем кабинете. Сидели все молодые, красивые и преданными глазами смотрели на меня – ждали команды.

– Кто начнет? – спросил я. А в ответ тишина. Скромные какие. Я обвел ребят взглядом, остановив его на Вадиме Сидельникове, бывшем муже моей Светланы. Когда я с ним встречаюсь, всегда испытываю неловкость, будто украл у него что-то очень ценное. По существу, так оно и есть. Похоже, он до сих пор любит Светлану. А она тоже хороша! Променяла такого замечательного парня и на кого? Пожилого, дважды женатого типа, зануду и пижона, да ещё с малолетней дочкой на руках. Обхохочешься. Нет, не понимаю я женщин и, наверное, никогда не пойму. Их поступки невозможно объяснить ни логикой, ни алгеброй. Здесь что-то из области мистики и абсурда. Точно. А с Вадимом явно что-то происходит. Квелый он какой-то, взгляд потухший.

– Вадим Андреевич, может быть вы начнете?

– Хорошо, – Сидельников встал, машинально, заученным движением одернул полы пиджака, будто это был форменный китель.

После его обстоятельного доклада, Беркутов воскликнул:

– Так вот что скрывал этот сучара Тушканчик!

– Дмитрий Константинович, вы, кажется, вновь забываетесь! – сердито проговорил Рокотов.

– Какой ещё Тушканчик? – спросил я.

Беркутов опасливо покосился на Рокотова, чему-то усмехнулся и вялым, бесцветным голосом сказал:

– Есть тут один, бывший мой подопечный, грабитель Гена Зяблицкий по кличке Тушканчик. Колесов должен его помнить.

– Я хорошо его помню, – подтвердил тот. – Мы его брали в доме его матери на Золотой горке.

– Вот-вот, – кивнул Дмитрий. – Так вот, этот Тушканчик сейчас заведует ночным клубом «Полянка», что на Красном проспекте.

– А нельзя ли поподробнее? – попросил я. – А то из этих скудных данных совершенно невозможно сделать правовой вывод.

– Можно и поподробней, – согласился Беркутов.

Когда он закончил рассказ, я спросил:

– Так ты полагаешь, что Зяблицкий знает о видеокассете?

– Моя интуиция в этом почти уверена. И пусть некоторые, – Дмитрий откровенно посмотрел в сторону своего шефа, – держат меня тут за какого-то придурка, я все же позволю себе утверждать: этот козел Тушканчик не только знает о кассете, но и видел запись. Вы бы только посмотрели, как он косит левым глазом, и вам бы все стало ясно.

Рокотов посмотрел на своего подчиненного тяжелым взглядом и, ничего не сказав, отвернулся.

– И что ты предлагаешь? – спросил я Беркутова.

– Я?! Предлагаю?! – «удивился» Дмитрий. – А почему я? Здесь многие старше меня и по должности, и по званию. Или они только способны обижать ни в чем не повинного человека, а как доходит до чего-то конкретного, так снова Беркутов? Хорошо устроились!

Парни закрутили головами, пряча ухмылки. Рокотов не выдержав, сказал:

– Ты, похоже, испытываешь мое терпение. Смотри, довыступаешься.

– Вот так всегда, товарищ генерал, – пожаловался мне Дмитрий. – Начинается с необоснованных претензий, а кончается явными угрозами.

– А ты его, Володя, вызови на ринг, – предложил я Рокотову. – Там, я думаю, с него быстро вся спесь слетит.

– И вы туда же, – тяжело вздохнул Беркутов. – Нет в жизни справедливости. А ещё говорят: «Чуткое отношение, чуткое отношение». Вот она, ваша чуткость, в действии, тасазать.

– И все же, Дмитрий Константинович, как нам расколоть твоего Тушканчика. – Обязанности хозяина кабинета не позволяли мне отвлекаться от главной цели сегодняшнего совещания.

– Бесполезно. Сергей Иванович. Он даже думать себе об этом запретил. То, что он увидел, заставляет его никому не доверять. Он считает, что стоит ему только намекнуть об увиденном, как его постигнет та же участь, что и его хозяина.

– Он сам вам об этом сказал? – спросил я ехидно.

– Если бы, господин генерал, вы были знакомы с практической логикой, её методами – индукции и дедукции, с новейшими достижениями криминологии, то не задавали бы подобного вопроса, – ловко срезал меня Беркутов.

Парни вновь закрутили головами, пряча от меня ухмылки. Нет, каков гусь! Далеко пойдет, если милиция во время не остановит. Ага. Надо было срочно спасать свой сильно пошатнувшися авторитет.

– Вы тут мне, подполконик, не зарывайтесь, не бросайтесь терминами, понимаете ли. Ваши конклюдентные действия способны дезавуировать кого угодно, но только не нас с полковником. Мы вас видим насквозь. Знаете с чего кончается оперативник? Не знаете? Тогда я вам скажу: когда начинает сомневаться в собственных силах. А вы встаньте над обстоятельствами, возьмите, фигурально выражаясь, быка за рога. Вот тогда честь вам и хвала, тогда вы можете рассчитывать на наше понимание и где-то по большому счету уважение. А так каждый может.

– Помедленнее, пожалуйста, – возник Говоров, делая вид, что старательно записывает.

– Это не для записи, – сказал я лаконично. – Информация сугубо секретная.

– Сдаюсь! – поднял руки Беркутов, добродушно рассмеявшись.

Вот так-то вот. А то распушил тут передо мной хвост, павлин. Молод еще, чтобы диктовать мне свои условия. Я таких одной левой. Ага. И все же, надо вернуть совещание в конструктивное русло.

– Так как же заставить Зяблицкого рассказать нам все, что знает? – спросил я. – Без этого нам крайне трудно выйти на организаторов убийства. Впрочем, как и на многое другое. Есть у кого какие предложения?

– Дохлый номер, Сергей Иванович, – безнадежно махнул рукой Беркутов. – Я же уже говорил – он не скажет правды ни при каком раскладе.

– Ну с вами все ясно, подполковник. Кто думает иначе?

Наступила долгая пауза, которую нарушил Роман Шилов.

– А что если того… – И надолго замолчал, испугавшись своей смелости.

– Смелее, Рома, – подбодрил друга Андрей. – Ведь под словом «того» ты что-то имел конкретно? Верно?

– Что если его здорово напугать. Будто это мафия его. Что б он сам к нам за защитой. – Шилов даже взмок от такой длинной фразы.

– Ты молоток, Малыш, – первым поддержал Шилова только-что сомневавшийся Беркутов.

– А что, Сережа, предложение, по моему, очень дельное. Только так у нас появляется шанс услышать от него все, что он знает.

Предложение было действительно толковым. Эти тихони и молчуны всегда так – молчат, молчат, а потом как выдадут. Молодец!

– Да, – кивнул я. – Но только здесь нужны профессионалы. Чтобы у Зяблицкого не возникло и тени сомнения, что ему крутят кино.

– Сделаем, – пообещал Рокотов.

– Хорошо. – Я повернулся к Говорову. – А что нам скажет наш летописец, фиксирующий события и высказывания «великих» людей? Сам-то он что-то может?

– Боже! Как же я устал от всех этих инсинуаций, от этого эзоповского языка, – вздохнул Говоров. – Не проще ли было сказать: «Как у тебя дела, Андрей Петрович?» Так нет, надо обязательно усложнить жизнь себе и другим.

– И все же, как у тебя дела, Андрей Петрович?

– Ну естественно мы не для себя все это, а пользы дела для. Главное – быть всегда заряженным на результат, и он не преминет сказаться. Вот. Будут ещё вопросы, Сергей Иванович.

А глаза у моего старшего следователя были умными и хитрющими вне всякой меры. Теперь этот решил со мной поупражняться в остроумии. Ну-ну. Что из этого получится я предвижу заранее. Кстати, где это он вчера весь день пропадал? Да и сегодня с утра я его что-то не видел. По всему, он заготовил нам что из ряда вон, какую-то потрясную сенсацию.

– Один мой подследственный популярно объяснил мне – почему кони бьют копытами. Не знаешь, Андрей Петрович?

– И отчего же? – усмехнулся Говоров.

– И никто не знает?… Кони оттого бьют копытами, потому что сыты. А когда кони сыты, они бьют копытами. Понимаете аллегорию, Андрей Петрович?

– Уж куда уж нам. Как говориться, «квод лицет йови, нон лицет бови» (что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку).

– Вот именно, – тут же согласился я. – Но все мы жаждем услышать результат.

– Какой результат? – спросил Говоров с наивной непосредственностью пятилетнего мальчика, объясняющего родителям каким образом появляются дети.

– Тот самый, о котором вы нам забыли сообщить?

– Разве? В таком случае, покорнейше прошу меня извинить. – Андрей выдержал необходимую в данных случаях паузу, и лишь затем продолжил: – Так вот, одна из машин, прибывший на загородную виллу бывшего человека и гражданина Степаненко вместе с хозяином, а именно – «БМВ» с госномером А 378 БК, принадлежит на праве личной собственности директору Электродного завода Самохвалову Петру Осиповичу. У меня все. Будут ещё вопросы?

Новость была действительно потрясающей сверх всякой меры. На подобную удачу никто из нас естественно не расчитывал. Все разом вобужденно загудели. Беркутов вскочил с места, удивленно сказал:

– У меня нет слов, юноша! Но как это тебе удалось?

– Мне об этом сообщила соседка Степаненко Виноградова Любовь Сергеевна.

– А нельзя поподробней, Андрей Петрович? – сказал я.

После рассказа Говорова об обстоятельствах встречи с Виноградовой, Рома Шилов растерянно проговорил:

– А мне она ничего… Я её спрашивал, а она ничего.

– Успокойся, Рома, – сказал Говоров. – Под большим секретом Виноградова мне сообщила, что сделала это сознательно, чтобы оставить повод для вашей повторной встречи.

– Скажешь тоже, – смутился Шилов, густо покраснев.

– Вот всем этом меня смущает лишь одно обстоятельство – почему киллеры оставили в живых такую важную свидельницу? – сказал Колесов.

Его тут же поддержал Рокотов:

– Сергей Петрович прав. Действительно – почему?

– Я и сам пытался ответить на этот вопрос, – сказал Говоров.

– Ну и? – выжидательно посмотрел я на Андрея.

Он пожал плечами.

– И ничего путнего придумать не смог.

– Что скажут другие? – спросил я.

– А не водит ли нас эта дамочка за нос? – высказал предположение Беркутов.

– С какой целью? – спросил Рокотов.

– А фиг её знает, – пожал плечами Дмитрий. – К примеру, чтобы сбить нас с пути, заставить искать там, где искать нечего.

– Версия интересная. – Я повернулся к Говорову. – А что ты скажешь, Андрей Петрович?

– Не знаю, – пожал он неопределенно плечами. – Но только Виноградова показалась мне искренней. Впрочем, чем черт не шутит. Отвергать версию Беркутова я не берусь. Возможно, в дальнейшем именно он окажется прав.

– А что так мрачно и обреченно? – спросил я, кое-что заподозрив.

– Вам показалось, – ответил Андрей и, как не старался, не смог скрыть смущения. И я понял, что мои подозрения не беспочвенны.

– Роман Владимирович, – обратился я к нашему Добрыне, – и какова же эта Виноградова?

– Как это? – растерялся Шилов, вскочил, уронив с колен папку.

– Наверное, молода и красива?

– Ах, это… Да вроде бы.

– Я так и думал, – понимающе вздохнул я и красноречиво посмотрел на Говорова. Все заулыбались, поняв мой довольно прозрачный намек, а Андрей явно забеспокоился.

– Нет, это не вэрба магистри (слова учителя), – проговорил он с сожалением.

– Это ты о чем? – спросил я невинно.

– Знаете, что говорили древние греки по этому поводу?

– Сгораю от любопытсва. Да, думаю, и другим это будет полезно узнать. Просвятите.

– Нихиль пробат, кви нимиум пробат (ничего не доказывает тот, кто доказывает слишком много).

– Очевидное не нуждается в доказательствах, – снисходительно усмехнулся я.

– Квод волюмус, крэдимус либэнтэр (мы охотно верим тому, чего желаем), – печально проговорил Андрей, а весь его облик выражал оскорбленную добродетель.

– А желаем мы очень многого, – в тон ему ответил я. – Особенно при отсутствии тормозов.

– Что ты, Сережа, прицепился к парню? – решил вмешаться в наш затянувшийся диалог с Андреем Рокотов. – Как на прежнем партсобрании, честное слово!

– Почему вы, полковник, позволяете себе вмешиваться в мой воспитательный процесс?! – «возмутился» я. – Я же в твой не вмешиваюсь. И вообще, мне странно слышать это именно от тебя, поборника нравственности.

– Ты для этого нас и собрал?

– И для этого тоже… Какие будут предложения относительно Самохвалова и этой… современной Гретхен?

– А может быть у директора завода машину угнали, – высказал предположение Колесов.

– От него не поступало заяления об угоне, – ответил Говоров. – Я проверял.

– Возможно, он сам о нем не знал.

– Ну, это, Сережа, уже из области фантазий, – усмехнулся Андрей.

– А что если преступники сменили номер, чтобы его подставить? – не сдавался Сергей.

– Вот вы, Сергей Петрович, это и проверите, – сказал Рокотов. – И вообще, выясните о нем все. При необходимости, установите наружное наблюдение.

– Слушаюсь.

– Да, но что же нам делать с Виногорадовой? Андрей Петрович, ты не собираешься с ней в ближайшее время встретиться, – спросил я, как бы между прочим.

– Нет. Но если мне будет приказано, то я это сделаю.

– Вот-вот, сделай, голубчик, уважь старика. И вообще, поработай с этой красавицей как следует. Я очень на тебя расчитываю.

– Будьте спокойны, Сергей Иванович, не подведу, – очень серьезно ответил Говоров.

Все, кроме Романа Шилова (до него всегда доходило с опазданием), рассмеялись.

– Теперь вся информация должна сосредотачиваться у меня, – сказал я.

– А что так? – спросил Рокотов.

Я встал, одернул генеральский китель и торжественным голосом провозгласил:

– Отныне командовать парадом буду я. Нутром чую, что мы начинаем самое широкомасштабное дело и всех нас ждут нелегкие времена. Но потому-то мы с вами и избрали такие профессии, что не можем сетовать на обстоятельства и трудности. Главное – преодолеть их.