Текст книги "Холодная нефть с горячим запахом крови"

«Тебя догонишь, как же, – раздражённо подумал Хендрикс. – Первый уровень – для меня это несбыточная мечта. Третий уровень достался мне потом и кровью – чего стоила одна мурманская история, когда во время «нефтяного кризиса» я гадал, успею ли я покинуть Мурманск до того, как над ним вырастет ядерный гриб. Я тогда унёс ноги из-под самого носа русских спецслужб, севших мне на хвост, но в новообразованной иерархии United Mankind получил всего лишь четвёртый уровень, а третий мне дали только после Венесуэлы. Гибель транспортного самолёта списали на нераспорядительность армейского начальства, а мои жёсткие меры по пресечению дальнейших актов бандитизма были одобрены руководством. Но с тех пор вот уже сколько лет я так и сижу на третьем уровне, несмотря на все мои заслуги. Так что первый уровень, как у Эрни, – это нереально. Но и второй уровень неплохо, и даже очень неплохо. «Мой мальчик» далеко уже не мальчик – пора подумать о будущем. Ещё лет пять-десять я смогу скакать под пулями и чужие ломать шеи, а потом… Потом надо будет думать о пенсии, и второй уровень в этом случае куда предпочтительнее третьего. Да и выбора у меня, как водится, нет. Приказы не обсуждаются – их выполняют».

– Я готов, сэр.

– Вот и прекрасно. Я никогда не сомневался в тебе, не сомневаюсь и сейчас. Неделю, как я и обещал, ты можешь отдохнуть. Только не расставайся с коммуникатором, мало ли что. Впрочем, тебе об этом напоминать не нужно. Да, зайди в сектор финансов, проверь свой счёт – он у тебя пополнился, – а заодно обналичь пару тысяч. Об этом я уже распорядился, зная твою привычку посещать злачные места, где не любят кэш-сканеры. Счастливо, Хенни, и до встречи через неделю.

* * *

– А-а-а… О-о-о… А-а-ах-х…

Лолита самозабвенно стонала, выгибаясь всем телом. Она обхватила пятками ягодицы милитара и царапала ему спину. При всём своём богатом любовном опыте Хендрикс никак не мог понять, играет она или в самом деле испытывает глубокий оргазм. Наверно, и то, и другое вместе, решил он. И какая разница? Главное – я получаю наслаждение, остальное уже неважно.

Метиска затрепетала. Хендрикс почувствовал, как судорожно напряглись её мышцы – там, в горячей глубине лона, куда он вторгался ритмичными рывками, – и с удовольствием разрядился, щедро оросив чрево подруги потоком семени.

– Ты… я… мне никогда… ни с кем… не было так… невероятно… – прошептала она, когда он отпустил её и откинулся на спину.

«Если она и врёт, это всё равно приятно» – подумал милитар, небрежно касаясь ладонью спутанных чёрных волос Лолиты, слипшихся от пота. В ответ девушка потянулась к нему, прижалась и уткнулась лицом в его щёку – так, что её дыхание обжигало ему кожу.

– Как хорошо, что у нас с тобой впереди ещё целых три дня, правда? – тихо сказала она, приподняв голову и пытаясь в темноте разобрать выражение его глаз.

– Неплохо, – равнодушно согласился он.

– А когда ты вернёшься, ты меня найдешь?

– Я ещё не уехал, крошка. А чтобы тебя найти, мне сначала надо вернуться, а это не так просто. Давай не будем о грустном, ладно? Надо жить сегодняшним днём, а завтра – кто знает, что будет завтра, и будет ли это завтра вообще? Вернулись тёмные века – ты знаешь, что это такое?

– Нет. Это когда кругом темно, да? Когда я была маленькой, на улицах было много огней, люди были всегда сыты и хорошо одеты. Правда, тогда тоже надо было зарабатывать деньги, но это было как-то по-другому. А теперь…

Глоб не ответил. «В тёмных веках есть своя прелесть, – подумал он, – хотя бы в том, что Обвал смёл феминизм вместе с политкорректностью, толерантностью и прочей чушью вроде любви и совести. И женщины быстро вспомнили, что их основная задача – ублажать мужчин-воинов, добытчиков и защитников, чтобы не стать бессловесными рабынями новых восточных феодалов. Во всяком случае, Лолита, похоже, это отлично понимает».

…Найти все сведения об официантке из манхэттенского бара не составило труда для спецмилитара, имевшего право доступа к сети «гражданского контроля чипизированных лиц», тем более что у него был её приватный коммуникативный номер. Бар, где работала Лолита, оказался частным (такие ещё сохранились) и не слишком «чистым»: в электронном досье имелись данные о продаже там нелицензированной «прелести». Владелец бара, когда Хендрикс вышел с ним на связь и попросил предоставить его работнице Лолите Родригес недельный отпуск «по семейным обстоятельствам», поначалу заупрямился (скорее всего, он просто набивал цену). Но стоило Хендриксу упомянуть о своём статусе и об имеющемся в его распоряжении компромате, как работодателя Лолиты словно подменили: он тут же дал согласие, и даже засчитал своей длинноногой официантке отпускные дни за полноценные рабочие. Имидж зловещего Управления сам по себе срабатывал безотказно, хотя Хендрикс старался без особой нужды не злоупотреблять этим козырем.

Девушка была ошарашена, когда вечером того же дня запомнившийся ей мужчина появился в дверях заведения – на такое она явно не рассчитывала. Она обрадовалась, и даже, как показалось спецмилитару, искренне. А когда Хендрикс сообщил ей, что целую неделю – начиная с сегодняшнего вечера – она будет находиться в оплачиваемом отпуске и сможет приятно проводить время в его компании вместо того, чтобы лицезреть в баре рожи пьяных полуфабов, Лолита была готова отдаться ему на ближайшем столе, невзирая на посетителей, наблюдавших за их беседой (не говоря уже о согласии разделить с Хендриксом его досуг).

Впрочем, возможность выразить свою благодарность седому принцу, приехавшему к ней на белом слайдере, смуглокожая красотка получила очень скоро. Хендрикс привёз её в курортную зону для мидлов, расположенную на побережье и закрытую для всякого сброда (попытки «низших» сунуться за периметр были, но все они кончались тем, что полиция убирала трупы аутсайдеров и полуфабов, расстрелянных автоматическими пулемётами). При всей своей любви к риску спецмилитар был достаточно разумен, чтобы не рисковать без особой нужды (иначе он давно уже свернул бы себе шею на очередном задании), и решил провести свой короткий отпуск в относительной безопасности «зоны отдыха», справедливо полагая, что избыточного адреналина ему хватит уже в самом ближайшем будущем.

Он грубо и властно овладел Лолитой прямо в холле уютного коттеджа, как только они туда вошли, даже не дав ей толком оглядеться, – стянул с неё джинсы, нагнул и прорвал напряжённым членом колготки. Когда-то в Мурманске Хендрикс проделал такой фокус с одной русской девкой, и сейчас ему захотелось немножко пошалить и вспомнить молодость. Лолита не обиделась, скорее наоборот – она восприняла это как должное, и даже с видимым удовольствием, лишний раз подтвердив милитару, что он сделал правильный выбор. И в дальнейших интимных игрищах, зачастую весьма замысловатых, она неизменно оказывалась на высоте. Поначалу Хендрикс планировал взять с собой пару девиц – для разнообразия, – но очень скоро он убедился, что одной Лолиты с её темпераментом изголодавшейся мартовской кошки хватит ему за глаза: он же, в конце концов, не мальчик.

Они купались в тёплом океане, загорали, пили вино под спокойную музыку. Лолита была нежна и готова к любви в любое время и в любом месте, а Хендрикс наслаждался ею, зная, что впереди его ждёт арктический холод и тьма, разодранная вспышками ракетных разрывов. Он не задавался вопросом, испытывает ли она искреннюю к нему привязанность или просто по-женски благодарит за праздник среди серых будней (или даже всего лишь пользуется возможностью оттянуться на всю катушку неважно с кем) – его это нисколько не интересовало. У него было много женщин, он забыл их имена, и он забудет и эту девушку.

Лолита ни о чём его не просила и не пыталась «ненавязчиво» вымогать «подарок на память». Она жила сегодняшним днём, и Хендрикса это вполне устраивало. Какая разница, что у за мысли у неё в голове, говорил он себе, – куда важнее то, что у неё между ног. Он был уверен, что девушка забудет его раньше, чем его самолёт оторвется от взлётной полосы международного аэропорта и возьмёт курс на Лондон, и тут же залезет в чью-нибудь постель – по-другому не бывает (разве что в книжных сказках для взрослых). Книг милитар не читал давным-давно, а сказки слушал только в раннем детстве, когда мир ещё казался ему добрым. Добро поставит Зло на колени и беспощадно его убьёт – так, кажется? И само станет Злом…

– О чём ты думаешь? – прошептала Лолита, коснувшись его лица кончиками пальцев.

– Так, ни о чём. Но вообще-то я думаю о том, а не повторить ли нам наши пляски, а?

В ответ метиска тихо рассмеялась. Она быстро ощупала его воспрянувшее мужское достоинство, убедилось в его боеспособности, одним гибким движением оседлала милитара и начала резкими движениями бёдер насаживаться на его корень, откидывая назад голову.

– А-а-а… О-о-о… А-а-ах-х…

* * *

…Огни аэропорта уходили вниз, исчезая в непроглядной тьме.

Самолёт быстро набирал высоту.

Как только крылатая машина перешла в горизонтальный полёт, Хендрикс одним глотком опорожнил стаканчик виски и, подозвав стюардессу, потребовал повторить. Ему хотелось напиться, несмотря на то, что время для этого было не самое подходящее – впереди его ждала работа, будь она проклята. Но это ещё как посмотреть: в отличие от стратопланов, обычные рейсовые авиалайнеры тянулись через океан семь-восемь часов – времени вполне достаточно для того, чтобы и напиться, и проспаться.

За бортом царила темнота, душившая самолёт в своих объятьях. После четвёртого стаканчика в голове зашумело. Хендрикс откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. И тут же перед его внутренним взором возникло лицо Лолиты и её глаза, полные слёз – настоящих.

…За все дни, что они провели вместе, девушка впервые о чём-то его попросила – она захотела его проводить. Это удивило милитара – такая просьба как-то не укладывалась в принятые в United Mankind рамки свободных отношений между мужчиной и женщиной, тем более между девушкой из «низших» и статусным мужчиной из «средних».

«Зачем тебе это нужно? – напрямик спросил он. – Я перевёл на твой счёт семь тысяч энергоединиц, разве тебе этого мало? Для полуфабки это же целое состояние!». «Ты можешь забрать эти деньги назад, – тихо сказала она, опустив голову (так, что он не видел выражения её лица), – только позволь мне тебя проводить. А больше я тебя ни о чём не попрошу…».

Всю дорогу Лолита молчала, только время от времени смотрела на Хендрикса, – так, словно хотела навсегда запомнить черты его лица. «Зачем ей это нужно? – недоумевал глоб. – Она получила от меня неделю удовольствия, она получила от меня кучу денег, хотя я мог бы их ей не давать, – чего ей ещё надо? Она ведь прекрасно знает, что я могу не вернуться, а если и вернусь, то, скорее всего, даже не подумаю её искать – мало в городе и во всей стране любвеобильных женщин, готовых согреть постель воину, вернувшемуся с войны с богатой добычей? Или она разыгрывает влюблённость и думает, что я в это поверю? Наивная…».

Метиска шла с ним рядом до самого контрольного пункта, не пытаясь прижаться или хотя бы взять его за руку. И только тогда, когда Хендрикс уже хотел сказать ей «Прощай!», она быстро поцеловала его – словно птичка клюнула, – резко повернулась и, не оглядываясь, пошла к выходу из аэровокзала, провожаемая откровенными взглядами пассажиров-мужчин, стоявших в очереди на посадку…

Пятый стаканчик виски наконец-то вправил Хендриксу мозги. Он больше не видел заплаканного лица Лолиты – вместо него перед ним в багрово-чёрной тьме кружились серые корабли, режущие серые волны и плюющиеся ракетами, и бородатые люди, размахивающие боевыми топорами. А потом всё поглотил громадный клубящийся гриб, взметнувшийся до самых небес…

– Дерьмо… – прошептал он сквозь зубы. – Все бабы – дерьмо, и все люди дерьмо, и весь этот мир – сплошное дерьмо. И я – я тоже дерьмо…

* * *

…Лолита стояла у окна своей маленькой съёмной квартирки на окраине и смотрела на город, задёрнутый мелкой сеткой серого дождя. Она не плакала – глаза её были сухими. Зачем плакать, если там, снаружи, вода и без того льётся потоками, скользя по оконному стеклу тонкими извилистыми змейками? Стоит ли добавлять к этому вселенскому потопу лишние капли?

«Моя «красная гостья» опаздывает, – думала полуфабка. – Она должна была придти ко мне ещё два дня назад, а её всё нет. Обычная задержка? Бывает… А если я беременна, я буду рожать, и пусть весь мир провалится в тартарары! И какая мне разница, вернётся ли он ко мне, и вернётся ли он вообще…».

Глава пятая. ЧЕРНОКНИЖНИКИ

2029 год

Поезд вздрогнул, дёрнулся всеми своими железными суставами и тронулся, медленно и неохотно, скрипя и покряхтывая, словно старик, которому давно пора отдыхать у огня, а не тащится куда-то на ночь глядя.

«Укатали сивку крутые горки, – подумал Денис Игоревич, скользнув взглядом по обшарпанной двери купе, сиротливой тусклой лампочке без плафона и грязному оконному стеклу, рассечённому тонкой трещиной. – Раньше были времена, а теперь – мгновения…».

Да, купейный вагон экспресса «Петроград-Мурманск» знавал лучшие времена. Один день и две ночи (столько занимала дорога между этими двумя городами) – это немало. Те, кто спешил, летали самолётами, а пассажиры поезда (особенно водоплавающие, военные и гражданские, направлявшиеся из высоких холодных широт на отдых в широты более низкие и более тёплые) начинали отдыхать прямо здесь, в вагоне-ресторане и в уютных купе, подсвеченных мягким светом стенных и потолочных ламп. «Разминка» шла по полной программе, со всеми её приятными атрибутами, и по прибытии в Петербург проводницы набивали мешки «пушниной», то бишь порожней стеклотарой, и ворчали, сгребая помятое постельное бельё, раскрашенное следами скоротечных «паровозных» романов.

Минувшее растаяло лёгкой дымкой в бурном потоке времени, вздыбленного волнами перестройки, приватизации, реставрации и девятым валом Обвала, снёсшего до основания все гламурные строения нулевых годов со всем их содержимым и оставившего на обломках грязную пену обесценившихся денежных купюр. И сегодня уходящий в декабрьскую ночь потрёпанный купейный вагон, чудом уцелевший в перипетиях постобвала, практически пустовал: единственными его «штатными» пассажирами были двое петроградских учёных, едущих в Мурманск. В остальных купе разместились опломбированные ящики с ценным грузом и вооружённая охрана: питерский князь Владислав, как и другие князья, ценил своих «чернокнижников» и оберегал их от ненужных случайностей, коими богато было смутное время на стыке двадцатых и тридцатых годов века двадцать первого.

Поэтому питерцы отправились в Мурманск не самолётом, а поездом, состоявшим из тепловоза с лимитированным запасом дизельного топлива и пары спальных вагонов, один из которых заняли «чернокнижники» с бдительной охраной, выделенной князем Владиславом. Противовоздушная оборона питерского княжества оставляла желать лучшего, мягко говоря, а граница – вот она, рядом, рукой подать. А за этой границей – тевтонский курфюрст Генрих Железнобокий, вломившийся в Польшу, заточивший бронированные зубы на Прибалтику и грезящий о былом величии средневековых крестоносно-меченосных орденов с их девизом «Drang nach Osten»[3]3
  Drang nach Osten – натиск на восток (нем.). Выражение, характеризующее захватническую политику германских феодалов, а затем империалистической Германии в отношении стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы.


[Закрыть]. Как говорится, бережёного Господь оберегает, небережёного ракета сшибает (например, ракета класса «воздух-воздух»). Питерский князь не обольщался насчёт невозможности утечки ценной информации за рубежи и поголовной преданности всех своих приближённых – двурушники среди них, несмотря на периодические проводимые лечебные мероприятия вроде усекновения голов и прочих оздоровительно-хирургических процедур, имелись и не переводились. И число их с введением в зоне United Mankind амеро, открыто претендовавшим на титул наследника в бозе почившего доллара и на статус новой мировой валюты, возросло: при «новом феодализме» люди остались такими же, какими они были во времена постиндустриала и Consumption Society[4]4
  Consumption Society – «общество потребления» (англ.).


[Закрыть].

– Ну, поехали, – произнёс Олег Катунин, когда редкие огни за окном исчезли во тьме, облапившей поезд. – Неплохо бы перекусить – как ты на это смотришь, Денис Игоревич?

– Смотрю положительно, Олег Геннадьевич, – Изотов улыбнулся. – Поздний час не есть помеха трапезе.

– Вагона-ресторана в нашем экспрессе не наблюдается, и даже чаю от симпатичной проводницы ожидать нам не приходится. Нету её, проводницы, – в служебном купе вместо неё возлежит на полке дюжий дружинник, нежно обнимая ручной пулемёт. Однако унывать мы с тобой не станем, стражу нашу тревожить не будем, и на поклон к «вольным торговцам» из второго вагона не пойдём. А сделаем мы вот что: поглядим, как любящая жена снарядила в дорогу дальнюю своего учёного мужа!

С этими словами Катунин придвинул к столику свою объёмистую дорожную сумку, с хрустом расстегнул молнию и запустил руки в недра видавшего виды баула.

«Да, жена, – подумал Денис, наблюдая за его манипуляциями. – У тебя Алёна, у меня Эля… Жена – вот уже пятнадцать лет как…».

Он машинально коснулся правого уха, меченого бугристым шрамом, и потянулся за своей сумкой, в которой наверняка тоже должно было кое-что найтись.

* * *

2015 год

За окнами темнело.

«Чёрт, – раздражённо подумал Денис, щёлкая выключателем, – вот всегда так! Только уйдёшь в работу с головой и всеми прочими конечностями, как на тебе: конец рабочего дня. Хорошо ещё, Александр Николаевич разрешает задерживаться в лаборатории на час-полтора и сообщает об этом охране, а то меня уже вытолкали бы отсюда пинками. Однако надо идти – служебный автобус давно ушёл, от городского транспорта остались одни воспоминания, до дому дальше, чем хотелось бы, а сумерки – нынче это не самое лучшее время для прогулок».

Он тяжело вздохнул и нехотя поднялся, возвращаясь из таинственного мира чудес, в котором одни вещества волшебным образом превращались в другие, в неприятный мир дня сегодняшнего, где чудесам места не было. Выключил общее питание аппаратуры, проверил тревожную сигнализацию и вышел из лаборатории, плотно прикрыв за собой двери. Прошёл по длинному безлюдному коридору – все помещения института опустели добрых два часа назад, – торопливо сбежал вниз по каменной лестнице, рождая каблуками гулкое эхо, сдал ключи молчаливому угрюмому стражу (настроение охранника было понятным – перспективу провести ночь в огромном пустом здании города, на улицах которого творилось чёрт знает что, вряд ли можно назвать приятной) и выскочил во двор, напоённый сырыми запахами поздней питерской осени.

Холодный ветер шевелил последние жёлтые листья, всё ещё цеплявшиеся за мокрые ветви деревьев; за оградой институтского двора возвышались сумрачно нахохлившиеся дома Петроградской стороны. Изотов поёжился и поднял воротник – не лето красное. Железные входные ворота пропустили его и с клацаньем закрылись – электронный замок сработал автоматически, а на пульте охранника загорелся успокоительный сигнальный огонёк. Улица казалась вымершей, но не успел он сделать и двух шагов, как услышал тихие всхлипывания – это было настолько неожиданно, что Денис не сразу поверил своим ушам.

У чугунной ограды, отделявшей внутренний двор института от сплетения улиц, он увидел одинокую машину, похожую на игрушку, брошенную капризным ребёнком. А возле машины стояла светловолосая девушка, и вздрагивающая спина её, обтянутая синтетикой куртки, выражала крайнюю степень отчаяния. Денис сразу узнал эту девушку, хотя не видел её лица – трудно не узнать ту, которую так часто видишь во сне.

– Что случилось, Эля?

– Бензин, – она повернула к нему заплаканное лицо. – Я забыла кое-какие документы для завтрашней конференции, и мне пришлось за ними возвратиться. Поднялась к себе, а когда вернулась к машине, бак был уже пустой. Меня не было всего десять минут!

«Обычная история, – с досадой подумал Денис. – Бензин нынче на вес золота, и даже дороже. Это валюта – только военные могут позволить себе жечь его в двигателях, а глупым молодым девчонкам, всё ещё живущим днём вчерашним, этого лучше не делать. «Сосуны» не рискнут осушить бронетранспортёр – за такие штуки можно запросто схлопотать пулю, – но оставленную на улице легковушку они вниманием не обойдут. Эх, ты, Повелительница Тьмы… Прошли, прошли беззаботные времена чистеньких кафе и роскошных магазинов, набитых всякой всячиной, – пришло волчье время. И ты, моя милая, из уверенной в себе и самодостаточной красавицы, привыкшей к упорядоченно-размеренной жизни, где всё и вся переведено в условные единицы, легко и просто можешь превратиться сегодня в чью-нибудь добычу – если, конечно, рядом с тобой не будет того, кто сможет тебя защитить».

– Ну что теперь делать, – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало как можно мягче. – На транспорт надейся, а сам не плошай. Раз нет колёс, придётся идти на своих двоих. У нас в жилах, слава богу, течёт не дефицитный бензин, а кровь, а вампиров на наших улицах покамест не наблюдается.

– Далеко, – Эльвира шмыгнула носом. – Мне на Васильевский…

– Значит, надо идти, пока не стемнело, – спокойно произнёс Денис. Он хотел было добавить «Да я тебя провожу хоть на край света!», но побоялся, что это прозвучит фальшиво. И одновременно он испытал к «сосунам», опорожнившим бензобак Эльвириной «тойоты», чувство, похожее на искреннюю благодарность: они ведь наконец-то дали ему возможность заговорить с девушкой, на которую раньше он только смотрел издали, не решаясь подойти.

Узенькие улочки Петроградской стороны напоминали ущелья, зажатые мрачными скалами тёмных домов. Ни в одном окне не горел свет – подача электроэнергии была строго лимитирована, и люди, запершись на все замки-засовы, коротали вечера при тусклом свете уходящего дня и в трепетных бликах пламени свечей, которые (впрочем, как и всё остальное) с началом Обвала стали предметом острого дефицита. И над этими ущельями витала злая аура затаённой опасности: в каменном лабиринте кроме мирных горожан обитали и другие существа, близкого контакта с которыми следовало по возможности избегать.

«Добраться бы до Большого проспекта, – думал Денис, насторожённо вслушиваясь в неясные звуки, изредка доносившиеся из глубины дворов-колодцев. – По Большому ездят патрули дружинников, которые с хищниками не церемонятся. Жаль, что у меня нет оружия – было бы спокойнее». Ладно, за неимением туалетной бумаги пользуемся наждачной, сказал он себе, гася нараставшую тревогу. Примерил рыцарские латы, так изволь соответствовать. С «калашом» до Васильевского любой дурак дотопает – ты бы ещё БМД потребовал или взвод десантников.

В глубине души он понимал, что его идея пройти пешком по вечерним улицам города пять километров была самой что ни на есть дурацкой. Это как минимум час пути, а через час будет уже совсем темно, и что тогда? По уму им надо бы вернуться в институт и выйти на связь с ближайшим патрулём – у охранника есть коммуникатор, – а не изображать из себя героев-первопроходцев. И всё: овцы целы, а что волки остались бы голодными, так такая уж их волчья доля. Зато Эля (Денис покосился на свою спутницу, старавшуюся держаться как можно ближе к нему) без всяких забот и волнений минут через двадцать оказалась бы дома и упала бы в ждущие объятья мужа или кто там у неё есть (хотя какой нормальный муж или любовник отпустит свою женщину одну на ночь глядя в город, искорёженный Обвалом?).

Но Денис знал, что ни за что так не поступит: судьба подарила ему шанс, и если он им не воспользуется, грош ему цена. В конце концов, боги хранят сумасшедших, пьяных и влюблённых (потому, наверное, что все эти три категории безумцев одна от другой почти ничем не отличаются). Интересно, понимает ли Эля, в какую дурость он её втравил? Она ведь далеко не глупа, и в прежней жизни сумела добиться многого не только благодаря своей эффектной внешности. А может быть, она просто доверяет ему, мужчине-защитнику, как всегда поступали женщины в лихие времена? Хотелось бы в это верить…

Сознавая, что на одну только милость богов уповать опрометчиво, Денис старался держаться середины улицы, увлекая за собой девушку, – лучше, если между ними и тёмными зевами подъездов и подворотен будет хотя бы с десяток шагов. И углы зданий лучше огибать по широкой дуге, чтобы не столкнуться нос к носу с теми, кто мог бы за ними прятаться.

Эта предосторожность оказалась спасительной. Большой проспект был уже недалеко, когда навстречу им из пещеры-подворотни стремительно и беззвучно выметнулись три тени – две впереди и одна чуть сзади, – и быстрота их движений не оставляла сомнений в их намерениях. Денис успел заметить серую одежду нападавших и белые пятна застывших лиц под капюшонами курток, а в следующую секунду они были уже рядом, и в их руках зловеще сверкнул металл.

Денису не приходилось сталкиваться с аутсайдерами, но слышал он о них достаточно, и большинство жутких рассказов об отщепенцах на поверку оказывались правдой. Эти люди, не вписавшиеся в новый социум, рождавшийся на руинах социума старого, были самыми настоящими хищниками. Не прошедшие чипизацию и лишённые из-за этого «минимального пакета выживания», они не брезговали ничем – ни кражами, ни грабежами, ни убийствами. Припозднившаяся парочка была для них прежде всего едой, которой хватит на несколько дней, а то, что один человек из двоих оказался симпатичной молодой женщиной, было для аутсайдеров большой удачей: групповое изнасилование жертвы, обречённой на съедение, очень способствует поднятию аппетита. Ну, и чипы этих двух глупцов тоже пригодятся…

Секунды стали очень длинными – адреналин, ударивший в мозг Дениса, сработал как ускоритель реакции, на которую бывший морской пехотинец, проливший немало пота на тренировках по каратэ, и так не жаловался. И у него за спиной стояла девушка, ради которой он готов был броситься с голыми руками на тяжёлый штурмовой танк.

Блеснул нож. Первый из пары аутсайдеров – тот, что справа, – метил Денису в живот, и наверняка даже не понял, как так получилось, что выброшенное вперёд лезвие встретило пустоту. А не понял он этого потому, что не успел понять: уклонившись, Денис встретил его прямым ударом кулака в горло.

Под костяшками пальцев хрустнул кадык. Хищник с присвистом вздохнул-всхлипнул и начал оседать, но Денис не стал провожать его взглядом: второй аутсайдер – тот, что слева, – обрушил на голову парня удар топора.

Жёсткий блок левой рукой. Топор вылетел из руки хищника и звякнул о мостовую за спиной Дениса («Это мне показалась, или Эля действительно ойкнула?»). А правой, ребром ладони («Помнится, доводилось мне ломать стопку черепиц…») – по бледному синеватому горлу, такому мягкому и такому податливому.

Третий аутсайдер – тот, что был сзади, – оказался сообразительным. Он понял, что добыча пришлась им не по зубам, и не стал сокращать дистанцию, чтобы не испытать на себе хлёсткие удары, свалившие обоих его товарищей. Вместо этого он резко взмахнул рукой и метнулся обратно, в спасительную темноту подворотни.

Правое ухо Изотова обожгло огнём. «Нож метнул, – подсказало сознание, – хорошо, что промахнулся». Тело парня действовало автоматически, словно запрограммированный боевой механизм – серая тень в капюшоне уже растворялась в темноте подворотни, когда Денис настиг её и ударом ноги в прыжке сломал ей позвоночник. Он не ощущал свирепой жажды убийства, несмотря на то, что аутсайдеры убили бы его без всяких колебаний, и он это прекрасно понимал (а о том, что они сделали бы с Элей, лучше даже не думать). Денис просто не мог поступить иначе: хищник не должен был уйти живым – в противном случае на следующий вечер он снова выйдет на охоту. И дружинники, отстреливавшие аутсайдеров без всяких сантиментов, руководствовались теми же соображениями: чтобы жили люди, звери должны умереть. Время Тьмы диктовало свои законы…

Эля стояла неподвижно, и Денис в полусвете сумерек разглядел, что в глазах её не было слёз: в них была тревога – за него.

– Как ты? – спросил он, подходя к ней, и только тут ощутил боль в разодранном ухе и понял, что горячее и липкое, заливавшее ему скулу и шею, – это кровь.

– Ногу поцарапало этой железякой. – Денис увидел топор, валявшийся на асфальте («Значит, мне не показалось – она действительно вскрикнула»). – И джинсы, совсем новые, вот… – девушка всхлипнула, показывая небольшой разрез на ткани чуть выше колена.

«Да, женщина – это загадка природы, – ошеломлённо подумал Изотов. – Спастись от смерти – и от кое-чего похуже смерти! – и рыдать над испорченной тряпкой!».

Но тут Эля заметила кровь на его лице, и настроение её мигом переменилось.

– Ты ранен! – встревожено вскрикнула она.

– Пустяки, – пробормотал Денис, – царапина, было бы о чём говорить…

«Повелительница Тьмы» его не слушала. Она быстро извлекла из сумочки носовой платок (парень ощутил тонкий аромат духов, пришедший из тех сказочных времён, когда по улицам Петрограда ещё не бегали голодные людоеды), вытерла кровь и прижала платок к покалеченному уху своего защитника. Глаза её были теперь совсем близко, и Денис согласен был получить ножом и во второе ухо, лишь бы Эля так на него смотрела.

– До свадьбы заживёт, – пошутил он. – Боги хранят влюблённых: у этих, – он мотнул головой в сторону неподвижных тел и поморщился от боли, – не было огнестрела, а то мы бы с тобой так легко не отделались.

Эля промолчала, только в глазах её явственно проступили испуг и немой вопрос «И что мы теперь будем делать?».

– А теперь мы пойдём домой, – веско сказал Денис, перехватывая платок, прижатый к его уху, и задерживая в своей ладони тонкие пальцы Эльвиры, – только не к тебе, а ко мне. Это тут, рядом, сразу за Большим, пять минут ленивым шагом.

Девушка не стала спорить – она приникла к нему всем телом, и Денис ощутил, как её бьёт судорожная мелкая дрожь. Повелительница Тьмы всё прекрасно понимала, и знала, чего им удалось избежать (как знала и то, что второй раз такое везение может и не повториться).

До дома Изотова они добрались без приключений. Эля осталась у Дениса: сначала на ночь, а потом и навсегда. Мать Дениса не возражала – она была рада.

* * *

2029 год

– Ну вот, – резюмировал Катунин, оглядев столик, забитый разнокалиберной снедью, – сервировку предпраздничного банкета – ты не забыл, что скоро у нас Новый год? – можно считать успешно проведенной. И капля-другая горячительного нам с тобой не повредит – не пьянства окаянного ради, и не потехи для, а не отвыкнуть дабы!

Они знали друг друга больше десяти лет – огромный срок по меркам лихого смутного времени, именуемого новыми историками постобвалом. Привычный порядок вещей рухнул, распался, рассыпался, и на пепелище былого, взращиваемого веками, буйным чертополохом поднялось нечто новое, уродливое и гротескное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся хорошо забытым старым, принявшим искажённую форму – мутировавшим, как говорили «чернокнижники». Человечество, зашедшее в тупик и споткнувшееся, откатилось в раннее средневековье, в котором причудливо совместились ракеты и охота на ведьм, электроника и публичные казни, набеги и ядерное оружие, рабство и реакторы, примитивный товарообмен и сверхкорпорация United Mankind, боевые топоры и новейшие достижения науки, вплотную подобравшейся к тайнам превращения вещества и к неограниченным источникам энергии. Человечество, не сумевшее преодолеть барьер, созданный самими же людьми, зализывало ссадины и готовилось к новому прыжку, инстинктивно нащупывая новый путь и в то же время упорно повторяя давно пройденное и вновь совершая старые свои ошибки.