Текст книги "Взломанная вертикаль"

Перебрасываясь шутливыми колкостями, они незаметно подошли к дому.

– Да, вот о чем я хочу тебя попросить. Извини, слышимость в доме завидная и я знакома с репертуаром твоих пластинок. Не одолжишь на вечер некоторые?

– О чем речь! Как будет время, так и приходи, сама отберешь.

В тот же день вечером к Стражиным пришли вдвоём Валя с мамой. Матери толковали о своем, а Валя с Виссаром перебирали пластинки, слушали музыку. Так началась их короткая дружба. Они не гуляли как другие школьники по улицам, не торчали в кино. Встречаясь на нейтральной территории возле дома, юные соседи обменивались мнениями о музыке, о современных песнях и их исполнителях, о прочитанных книгах. Так продолжалось больше месяца. Однажды, разговаривая о том, о сем, Валя незаметно перевела разговор на ребят из его класса.

– Вот ты про девчонок из нашего класса нет – нет да расспрашиваешь, – улыбнулась девочка, – о своих ребятах из десятого ты вообще ни слова. А девчонкам очень интересно узнать, ведь ваш выпускной нынче единственный. Почему ты о своих парнях молчок?

– Чего говорить-то? Ребята как ребята. О ком хочешь узнать подробнее?

– Вот ты какой! Например, интересно, есть у вас такой Эд. Это его так ребята прозвали, или имя его?

– А, Цыбулько Эдуард. Ничего парень. Только живет очень далеко, за промзоной. Говорят, боксирует, тренируется в спортзале судорембазы. Мечтает получить права шофера. Где родился, где крестился – не ведаю. Живет без отца, мать его медсестра в здравпункте. Еще?

После этого разговора у него остался в душе какой-то неприятный осадок. Не зря девчонку интересуют подробности о парне. Значит, он ей нравится. Так уж случилось, что и в его десятом классе, и в девятом девочек было всего ничего, и те – мымры. Рожденные в глухое и тяжелое военное время, они тщедушны телом, некрасивы. Откуда, с каких харчей в простых рабочих семьях могли вырасти красавицы? Да будь отец и мать породистые, и все равно на кислых щах и хлебе-черняшке дети поднимаются от земли хилыми ростками. Зато в восьмом и особо в седьмом и шестом классах все школяры уже послевоенных образцов. Тогда людям жилось вольготней, послаще кормежка, побольше видели ребятишки ласки от родителей. И чем дальше скрывались за горизонтом военные годы, тем легче людям дышалось, тем толще у родителей кошелек с получкой, тем сытней в брюхе, тем больше радости в домах. Бытие непременно определяло сознание.

Виссар, поразмыслив после разговора с Валей Воевич, решил любые встречи с ней свести до минимума. И, правда, чего расстраиваться. Хотя настал тот возраст, когда хотелось иметь подружку, с которой можно было бы и поговорить за жизнь, и просто потискать ее, целоваться. Самая заметная девчонка в восьмом классе – Виола. Случайно рядом с этой сероглазой, красивой блондинкой он сидел в начале учебного года в актовом зале на общешкольном комсомольском собрании. Бойкая девушка. Не у каждого парня развяжется язык выступить на таком собрании, а она хоть бы хны: спокойно говорила о комсомольской жизни класса и школы, вносила какие-то предложения. И двинули ее в ученический школьный комитет комсомола. На школьном вечере, посвященном очередному празднику Октября, во время танцев Виссар не отпускал ее от себя, хохмил, словом, хотел ей понравиться. И преуспел в этом: проводил до самого порога её дома, договорился сходить с ней на каникулах в кино. Конечно, девочке льстило, что за ней ухлестывает парень из выпускного класса. А почему бы и не завязаться школьному роману? Висссарион симпатичный парень, оказалось остер на язык, может поддержать разговор практически на любую тему. Виола с ним стала ходить в кино, каталась на лыжах, позволяла ему вечерами потискать себя, прижаться щекой к щеке. После новогоднего вечера, когда она подставила ему для поцелуя уголок рта, он уже имел право считать ее своей девчонкой. Однако он не знал, что на Виолу положил глаз его одноклассник Фимка Перхотский. Круглолицый, с черной челкой волос, свисающих на одно ухо, полный слабак в учении, которого с пятого по седьмой класс «тянул за уши» закрепленный за ним крепкий «хорошист» Виссарион Стражин. Зато Фимка любитель репертуара Райкина, а потому вхож в художественную самодеятельность школы. На женский день 8 марта отличница Зина Тютчикова пригласила всех одноклассников, а их, выпускников, было девять человек, из них девчонок всего одна – она, на свой день рождения. Посидев для приличия за столом, родители Зины ушли в свою комнату. Эдик и Ефим подсели к Виссару и стали расспрашивать его о Виоле, о Вале, да как это так у него получается, что он погуливает с двумя девчонками. То и дело подливали в его бокал вино. Виссар отшучивался, острил. Потом ребята предложили проводить его домой, поскольку он хватил лишку, а им как раз надо зайти на танцы в заводской клуб. Людные улицы они прошли в обнимку. Первая стычка произошла, когда минули большой продмаг и свернули в переулок, ведущий к дому Стражина. Эдик вдруг ни с того, ни с сего крикнул ему:

– Ты чего это меня в бок двинул, а? За что? Я тебе что, груша боксерская!?

И врезал Виссариону в скулу. Тот упал, не понимая, за что получил по зубам. Вскочив на ноги, схватил Цыбулько за борт теплой куртки.

– Да ты что! Я с вами мирно разговариваю, а ты долбанул меня! За что?

– Он еще спрашивает, за что? – нагло рассмеялся Цыбулько. – Ты разве не знаешь, что Фимка давно положил глаз на Виолу, а я на твою соседку?! Вот тебе, получай! Чтобы знал, это наши девчонки!

Удар в глаз, сыпанули мириады искр. Виссар упал, на него обрушились удары ногами, посыпались ругательства.

– Сволочи! Фашисты! Мерзавцы! – кричал он, обливаясь кровью, хлещущей из носа, изо рта.

Его поднимали на ноги и били, били с исступлением, со злорадством, с матом, какого он еще и не слышал. Возле дома Фимка бросил Эдику:

– Да кидай его в канаву. Очухается!

Теряя сознание, Виссар слышал, как Цыбулько ответил Перхотскому:

– Э, Фима, тут ты не прав. Врезали ему под первое число, может и не доползти. А весь класс знает, что мы вышли с ним от Зинки. Замерзнет, нас посадят. Мы с тобой совершеннолетние. Он, кстати, моложе нас на год. Я читал в классном журнале. Допрём его до крыльца, ударим в окно и ходу, только нас и видели.

– А если его старики на нас в суд подадут?

– Не думаю, что его родители в суд пойдут. Пожалеют нас! Отчим его был за колючей проволокой в Обдорске. Знает почём фунт лиха. Доволокем уж его. А иначе нам крышка.

Какой переполох поднялся в квартире, когда отец втащил Виссариона в дом. Мать оттирала лицо от крови, а та сочилась и сочилась из рассеченной брови. «Скорую» вызывать не было смысла: одна дохлая машинешка на весь городок. Через дорогу на соседней улице жила фельдшер железнодорожников. Отец рванул к ней.

– Надо бы вашего сына в больницу, – сказала та, – видно немало потерял крови. Нос разбит, губы, бровь рассечена. Весь в кровоподтеках, синяках. Я зашью бровь, а там уж вы сами решайте. Но тут без милиции не обойтись.

Фельдшер здравпункта оказала первую срочную медицинскую помощь. Зашила Виссару бровь, поставила примочки на кровоподтеки, дала лекарства и выписала рецепты на медпрепараты. Утром пришел врач, осмотрел Виссара, похлопав того легонько по плечу, изрек:

– Переломов нет. До свадьбы все заживет. В больнице койки заняты. Пусть полежит дома. Надумаете обращаться в милицию, позвоните мне, я подготовлю справку. А фельдшер все сделала очень правильно, хорошо. И лекарства выписала все те, что надо.

На том медицинская помощь и закончилась. Родители посоветовались между собой, с ним и не стали писать заявление в милицию, жалко ребят, у них еще вся жизнь впереди. Мать об избиении сына сообщила в школу. Пока Виссарион валялся дома, его навестили Валя и Виола. Ему стыдно было чувствовать себя в присутствии девушек немощным, с повязкой на правом глазу. Когда они ушли, он критически осмотрел свою комнату. И впервые подумал о том, как бедно они живут, а ведь его мама к тому времени уже не первый год начальник почтового отделения связи, а отец, отчим, работая помощником машиниста паровоза, неплохо зарабатывал. Он знал, что родители откладывают деньги на покупку квартиры на юге, и не особо утруждали себя приобретением обстановки, однако не отказывали себе и детям ни в еде, ни в одежде. У него почти спартанская обстановка: вот общая его и Юльки кровать, где они спали когда «валетиком», когда плечом к плечу, над ней домотканый коврик. У большой стены платяной шкаф. Вон там его стол с учебниками и узенькая этажерка с книгами. На широком подоконнике цветы: герань, столетник, еще горшочки с вялой растительностью. В комнате родителей кровать с никелированными шишечками, над ней красивый «персидский» ковер, у окна тумбочка с радиоприемником проигрывателем. А, напротив, у стены, где дверь в комнату родителей, стоит комод, еще у одной стены старый диван, поодаль огромная и жарко пылающая зимой печь. Скрипящие половицы покрыты домотканым половиком. Вот и все добро, нажитое за многолетний труд на сибирском Севере. В распоряжении Виссариона велосипед, подаренный отцом после семилетки. С ним связаны разные события в его жизни. Как он форсил на нем, пролетая мимо девчонок, не держась за руль, хотя дорога не асфальт, а укатанная гравийка. Как летом после выпускного вечера катал на раме сначала Валю, а потом и Виолу. Как он уехал с Виолкой на железнодорожный разъезд, поднялся на поросший кустарником взгорок, и, повалив девчонку на траву, целовал ее неистово в губы. Гладил ее колени, животик, груди. Запустил руку в неположенное место, она ойкнула, затихла. Крепче прижалась к нему, когда его руки начали нетерпеливо поглаживать ее бедра. Он попытался сдернуть трусики. Но тут внизу проехали на дрезине путейцы, а через какое-то время прокричал спешащий с лесом товарняк. Виола встрепенулась, отодвинула его руки, поправила платье, спустилась к полотну дороги, и побежала, не дожидаясь его, через мостик к тропинке, ведущей в город. Виола мчалась во всю мочь, не отзываясь на крики друга.

* * *

А вскоре Виссарион уехал за тридевять земель и поступил в институт. Но на следующий год весной, не проучившись и половину второго семестра, вернулся к родителям. Он осознал: его знания по физике не позволят ему успешно закончить вуз, а в начертательной геометрии он вообще безбожно плавал. Не бывать ему радиоинженером. Кого он мог винить в слабом знании законов физики.

Когда учился в десятом классе, семья жила в северном рабочем городке, пацаны, невзлюбившие молоденькую физичку, выпускницу университета, устроили ей шкоду: перед её уроком иголкой сделали КЗ – короткое замыкание электропроводки. Класс погрузился в темноту. Училка потребовала, чтобы сознались те, кто сделал КЗ. Прошло уже с полчаса, а дружки молчок. Это все ему надоело, Стражин поднялся и сказал, что это он сделал. Училка потребовала, чтобы в школу пришли родители, а его выгнала из класса, предупредив, что не допустит до занятий, пока не придут родители. Звать в школу отчима было боязно, у помощника машиниста паровоза железная рука. Да и маму не хотелось огорчать. Думая, что ребята сознаются в баловстве, Виссар притащился на очередной урок физики. И зря, учительница была непреклонна и категорична:

– Выходи немедленно из класса, или тебя выведут ребята!

Взыграло его самолюбие, стал прогуливать её уроки. А тему проходили самую что ни на есть сложную – про свет, его свойства. Учебник, конечно, читал дома, да что толку в той казёнщине. А физичка, надо сказать, преподавала знатно. Только не терпела на уроках никакого разгильдяйства, потому та парочка парней и не любила её. Словом, примерно через месяц классная руководительница все же вызвала маму в школу, и он снова начал посещать уроки физики. Однако тема о физических свойствах света осталась для него закрытой. И, как назло, на выпускных экзаменах по физике ему достался пример по злополучной теме. Все формулы были в голове, а одна что-то там о мощности света – напрочь выветрилась. Ещё бы, та формула оказалась из раздела, который Виссар «учил» самостоятельно в школьном коридоре. Рядом за соседней доской решал задачку Толик Дарусов. Видя, что приятель крепко застопорился, а физичка сокрушенно качает головой, он, углядев, когда та отвернулась от доски, тихо прошептал Виссару формулу. И тогда всё встало на свои места: задачка решена. Получил трояк, а непреклонный голос учительницы возвестил:

– Если бы ты не решил задачу, то пересдавал бы предмет только осенью!

После выпускного вечера так никто из одноклассников и не сознался ей в своей проделке. Это он понял много лет позже. Он, журналист, встретился с бывшей учительницей физики в городском исполнительном комитете, где та к тому времени работала. При встрече заметил, что «физичка» держала себя настороженно, так и не могла простить то злополучное короткое замыкание в классе, к которому Стражин не имел никакого отношения. Видно, полагала, что бывший ученик вёл себя непозволительно дерзко. Пройдет пару лет, когда он, уже набиравший в городе известность, при очередной встрече расскажет бывшей учительнице физики, как всё было на самом деле. К слову, тот пробел в школьных знаниях по целому разделу физики дал о себе знать: после окончания школы поступил в один престижный технический вуз в Сибири. Ушел из института сам. Одна из причин – «хромал» по начертательной геометрии и физике.

* * *

А другая – случайно завязавшаяся драка в столовой, что через дорогу от вуза. Работник столовой пожаловался в приёмную директора института, назвав его фамилию, поскольку кто-то из его друзей громко назвал его фамилию, вызывая обратно на улицу. Директор предложил ему подать заявление об отчислении «по собственному желанию». Мать приняла его на работу оператором по приему телеграмм на телетайпный аппарат СТ. Вечерами штудировал учебники, готовясь летом сдавать экзамены в другой вуз. В школу не заходил, стеснялся, что скажет учителям, знакомым ребятам, ведь он был студентом очником института, о котором многие и мечтать не могли. Пару раз встретил у дома Валю. Она спросила его, как у него дела с учебой. Он соврал, дескать, взял академический отпуск. А сам просто смалодушничал, не захотел напрячь свои мозги. Конечно, чем сидеть в институтской библиотеке, лучше пошляться по городу, выпить с новыми знакомыми пивка, поиграть в картишки, покурить вволю. А ему не следовало забивать дымом легкие, которые все еще, увы, не пришли в полную норму после давней встряски в речной проруби. Потому в холод он кашлял, грудь хрипела. Но все курили. Ему тоже надо! Дома отец ничего не говорил про курево, поскольку сам смолил напропалую, зато мать сердилась. Он курил потихоньку и дома, выходя на улицу, и на работе. В свободное время не высовывал нос из дому. Идти было не к кому. Одноклассники разъехались по городам и весям. Остался один Толька Дарусов, вкалывал вначале на стройке машинистом сваебойного агрегата, затем устроился в милицию. Водил знакомство с казачкой, приехавшей сюда на заработки, и ему больше ни до кого не было дела. Но он-то и рассказал Виссару про Виолку, что прошлым летом, когда он уехал, встречалась с курсантом военного училища. Парень свое от нее получил, но, уехав после каникул на службу, переписываться не стал. Теперь у Виолы новый друг, выпускник железнодорожного института. Виссару было все равно, с кем погуливает Виола, она не пропадет, набралась житейского опыта, и у нее папашка директор завода, не даст в обиду дочурку. Он с нетерпением ждал июля, чтобы поехать сдавать экзамены в один из самых крупных российских городов. И он вновь стал студентом, на этот раз вуза, готовящего инженеров-химиков.

Учеба продвигалась нормально. Но появились институтские дружки, любящие выпить, заарканить легкомысленных девчонок, побаловаться с ними. Виссар знакомился с молодыми работницами, со студентками театральных школ, с девчонками из соседнего институтского общежития, будущими медиками, участвовал в драках. В общем, вел жизнь вольного студента. Тем не менее, первую сессию сдал без больших срывов, остался у него «хвост» лишь по нелюбимой начертательной геометрии. Он уже договорился со старшекурсниками, ему за определенную плату сделают все чертежи и натаскают по предмету. В марте Виссар снова получил щелчок по носу. Сходил с ребятами в театр, крепко «принял за воротник» в буфете. К общежитию приехал поздно, дверь была заперта. Начал сдуру колотить в нее. Вахтерша позвала дежуривших старшекурсников из студсовета. Он рванул от них, и полез по пожарной лестнице на свой этаж, где было легко дотянуться до окна в туалет. Там студсоветчики его и задержали. Составили бумагу: был пьян в стельку, сквернословил, мешал студентам отдыхать, вырывался из рук, когда его пытались отвести в комнату. Все бы могло обойтись капитальной нахлобучкой, но в декабре прошлого года у него возник конфликт с председателем студенческого совета, пятикурсником Хлебометовым. Вечером в их комнату внезапно зашли ребята из студсовета общежития. Виссарион готовился к занятиям, читал, развалившись на кровати.

– Это ты Стражин? – спросил у него крупный лысоватый молодой мужчина.

– Ну, я, а в чем дело!

– Нукать будешь своей девахе. Это студсовет, а я его председатель. Поднимись с кровати, сядь за стол.

– А чего раскомандовались! – возмутился парень. – Я устроился поудобнее, готовлюсь к коллоквиуму. Прилег отдохнуть после работы. Да зайдите в любую комнату, все так делают. Пожалуйста, сяду за стол.

– Ты нам одолжения не делай, понял!? Салага еще. У нас к тебе вот что. Позавчера у Александра Щипцовского, твоего соседа, украли деньги из кармана пиджака. А он их зарабатывает, вкалывая по ночам в кочегарке.

– А я тут причем! – пуще прежнего, загорелся Виссар. – Я и сам работаю.

– Не финти, получка у тебя была давно, мы узнавали. Где ты взял деньги, чтобы купить новые кожаные перчатки?

– Да ты что, сбрендил! – взвинтился Стражин. – Я работаю. Это раз. Во-вторых, мои родители живут на Севере, отец машинист паровоза, а мама начальник почты. Зарабатывают они хорошо, и мне каждый месяц посылают перевод.

– Говори, салага, или пойдем в милицию!! – рявкнул Хлебометов.

Виссар буквально на днях получил денежный перевод от мамы на сорок рублей. Но как доказать, он же квитанцию с подписью почтового оператора выкинул?

– Я деньги получил и квитанцию выкинул. Мне что, солить эти бумажки?!

– Выкинул? Бери свой паспорт, идем на почту, надеюсь, знаешь, где она, – наседал пятикурсник.

– Вот паспорт, а до почты подать рукой, доведу.

– Не вздумай улизнуть по дороге! Поймаем, хуже будет.

– Ты, правда, чокнутый! Пошли.

Кроме председателя студсовета, Стражина сопровождали еще два старшекурсника. Народу на почте оказалось немного. Он объяснил оператору, что студсовет просит подтвердить, что он получил на почте деньги.

– И, будьте добры, если не затруднит, найдите, пожалуйста, другие мои переводы. Мне родители обычно их высылают примерно в такие же числа.

– А я председатель студсовета, – отрекомендовался Хлебомётов. – Документы надо?

– От вас не нужны документы. Просьбу клиента я выполню. За этот месяц вот пачка востребованных переводов. Вот перевод для этого юноши. Смотрите. А за прочие месяцы бланки квитанций сданы в архив. Надо за разрешением обращаться к нашей начальнице. Впрочем, этого парня, вашего студента, как видно по всему, я запомнила. Лично сама несколько раз выдавала ему деньги. Сколько не помню, но были такие же суммы, и даже больше. Он всегда вежлив и шутит.

Студсоветчики, подозревавшие Виссара в краже, посрамленные, первыми покинули почту. Он шёл следом за ними.

– А ты веди себя, первокурсник, повежливей, – недобро заметил Хлебомётов. – А то нарвешься на неприятности.

Стражин промолчал, память вернула его на пару дней назад. Он договорился с одной девчонкой второкурсницей, за которой было приударил, сходить с ней на выступление джаз-банды Леонида Утесова. Тащиться с сумкой, полной толстых тетрадей – конспектов и учебников, за несколько кварталов до заветной кассы театра, не охота. Парень скорым шагом направился в общагу, до которой было минут десять лету по мостовой. Поднялся на третий этаж. С крыла здания, где находилась его комната, быстрым шагом в противоположном направлении спешил к читалке, как студенты меж собой звали ленинскую комнату, и где они нередко готовились к занятиям, Женька Велигонтов. Он до недавнего времени жил в той же комнате, что и Виссар, дружил со своим однокурсником Сашей Щипцовским. Однако после Нового года перебрался в другую комнату на том же третьем этаже. Ребята при его передислокации дружно похохатывали: Женька был обаятельный блондин, играл в вокально-инструментальном ансамбле института на какой-то погремушке, пользовался огромным успехом у студенток. Словом, бабник, каких поискать, сколько перещупал девчонок вуза? Кто это знает. А его новое прибежище примыкало к женскому крылу, и было поменьше других, уютнее. Женька жил привольно. Все работы за него делали девицы, ему надо было только сдавать зачеты и экзамены. Тогда Виссар не придал никакого значения появлению в их крыле общаги Женьки. Мало ли зачем он был там. А все старшекурсники имели свои ключи, им не надо было шарить глазом по огромной доске с ключами от комнат, что висела возле вахтерши. И лишь теперь, пройдя испытание почтой, в его душу закралось сомнение, а, правда, что же там, в их крыле, в неурочное время делал Велигонтов. Но разве о своих подозрениях кому скажешь? Наподдают так, что мало не покажется. Тот же Сашка! Мастак морды бить! У него бицепсы настоящего боксера. Как-то в драке во дворе общаги, когда к ним повадились парни из соседнего института, Щипцовский один разметал ораву гостей, охочих до чужих девонек. Другим, в том числе и Виссару, оставалось только гнать чужаков вон из ограды. Крутого нрава Щипцовского побаивался даже Хлебомётов, уже отслуживший в армии. Подходя к приоткрытой двери своей комнаты, наш студент услышал диалог.

– Ну, так что, Хлебок, будем пацану бить морду? Или как?

– Сопатку стоило почистить, не уважает салага старших. Однако Стражин не врал, на почте подтвердили. Но кто тогда мог стибрить твои деньги? Может, кто взял из твоих ребят в долг, да не сказал тебе? Бывает такое по запарке.

– Кто полезет в пиджак? Я спрашивал у Женьки, мол, если ты случайно прихватил, скажи. Договоримся. Он отказывается. Что будем делать, Хлебомет? Все-таки около сотни сплыло? Но, чур, без милиции. Позору не оберемся.

– Саня, будем с ребятами из студсовета прощупывать этаж за этажом. Сам знаешь, в общаге не только свои. А сколько отирается гостей: у девчонок сидят не наши парни, у наших студяр полно их дружков и подружек из города. Буду ставить вопрос перед проректором об ужесточении режима посещения общежития.

Стражин не стал мешать разговору старшекурсников, подумают еще, будто он их подслушивает, тихонько скрылся в туалетной комнате. Мысль рассказать о том, что в день кражи видел Женьку в их крыле, начисто отбросил. Посчитают трепачом, который любым способом хочет себя обелить. Промолчал он о том внезапном появлении Женьки в их крыле общаги, хотя не испытывал к нему добрых чувств, поскольку тот в новогоднюю ночь из актового зала общаги, прямо от разукрашенной елки увел в свою комнату девчонку, с которой Виссар недавно ходил в театр на Утесова. Уж очень она ему нравилась. С ней уже целовался. Однако после размолвки со студсоветчиками, он больше с этой второкурсницей не встречался. Хотя она и одаривала его весьма откровенными взглядами. И вот в марте Стражин влип, попался хмельной, поддатый в лапы Хлебомётову, да еще ночью, после ноля часов, да опять цапался с ним. Он узнал, что рапорт на него лежит в деканате. Заскочил из аудитории в приемную. Молоденькая секретарша, узнав, в чем дело, сказала:

– Шеф в ярости. Хлебомёт недавно еще кого-то замел. На заседание лучше не ходи. А то попрут из комсомола. А это знаешь, что такое. Черная отметина на всю жизнь. Никуда тебе ходу не будет. Декан у нас новенький, первый год назначен. Может, переорет и все на том кончится, строгача влепят. Я насчет тебя документы собрала. У тебя только хвост по начерталке. Недавно ты коллоквиум по химии сдал. Девчонки из общаги говорят, что ты нормальный парень. Если шеф не будет в ярости, я его потихоньку переориентирую. Ты лучше как-нибудь переговори с Хлебомётом. Он тут крутит.

С Хлебомётовым Виссар при встрече не здоровался, не разговаривал, не мог в душе простить тому свою первую в жизни колоссальную нервную встряску в декабре, когда тот заподозрил его в краже. Сейчас многие меж собой осуждали предстудсовета: он установил в общежитии драконовские порядки. Вскоре Стражина вызвали в деканат расписаться в приказе об отчислении из института. Это был удар! Да какой. Он представил укоризненные глаза матери, отца, брата. Опять не оправдал их надежд. Мечта получить высшее образование, профессию инженера-химика, повисла в воздухе. Ехать домой? Нет смысла. Что скажет родителям? Поступить в один из наипрестижнейших вузов страны, и вылететь из его стен по собственной глупости! Нет, не вынести ему слёз мамы, могучих ударов кулаком расстроенного отца по столешнице. Ну, нет ему оправдания.

* * *

Решил махнуть на юг, купил билет на поезд до Симферополя. В приморском городе было тепло, народ ходил в костюмах. Виссар похвалил себя за находчивость: догадался чемодан с пальто и теплой зимней одеждой оставить в камере хранения общежития. Устроившись в гостинице, послал письмо-телеграмму матери о том, что ушел из института, поскольку не потянул начертательную геометрию и разочаровался в профессии химика-технолога. Он представил, как она изменится в лице, как по привычке схватится рукой за сердце, и станет массировать грудь. Как грохнет кулаком по столу отец и начнет ей выговаривать за непутевого сына. Как от его крика шмыгнет под стол кот Тимка, а пес-дворняга Куцый затявкает и начнет колотить лапами дверь, чтобы его выпустили на улицу, он не терпел в доме скандалов. В гостинице Виссариона поселили в одной комнате с тройкой бывалых взрослых парней. Те приняли его в свою команду. Самый старший, лет двадцати двух, обронил:

– У нас компания, команда. Мы ищем работу. Хочешь, мотайся с нами. Питаться будем все вместе. Рассчитаешься после того, как найдем пристанище и получим рублики. Идет?

Он согласился и дней пять с этой командой колесил по Симферополю. Однако они никому не были нужны, ни у кого из них не было какой-либо стоящей профессии, или специальности. Они могли ишачить только разнорабочими на стройке. В пригороде один дедок нанял их покопаться в огороде, обработать плодовые деревья. Дел было по горло, на несколько дней. Виссар вкалывал. Другие почти что отлынивали. Их только кормили в обед, а при расчете хозяин дал старшому синюю пятерку. Ребята завозмущались. Дед пригрозил спустить с цепи собаку и с матом взялся за вилы. Парни дали своим пяткам быстрый ход. Стражину компания разонравилась, надумал сам попробовать свои силы. Он все-таки почти полгода работал у матери в связи на телеграфном аппарате СТ, набирал на нем обычные телеграммы. Незаметно в городе он отстал от ребят и поехал в маленький городок, жавшийся к берегу моря. Воинская часть нуждалась в вольнонаемных на строительство линии электропередачи. Ему выделили в хилой хибарке-общежитии койку. Вечером застал в гостинице всю компанию. Вытаскивая из-под кровати чемоданчик с вещами, предложил поехать на строительство ЛЭП, там были рабочие вакансии. Старшой хмуро бросил:

– На кой лях это нам сдалось! Вкалывать до посинения за копейки. Мы нашли одно место, отсюда километров под сто. И работка не бей лежачего, и еда будет, и кой-какие тугрики, да еще можно калымить.

Понимая, что дружба с этой компанией до добра не доведет, и сон видел накануне тревожный, Виссар сказал:

– Ребята, вы как хотите, а я на ЛЭП еду. Мне уже и койку дали.

Парни его окружили. Старшой требовательно приказал:

– Вначале деньги нам давай! А потом вали, куда хочешь. У нас за вход рубль, а за выход – два. С тебя, стало быть, причитается сорок пять рубликов.

– За что, ребята? За гостиницу я сам платил, на еду давал.

– Забыл, кореш, – надвинулся на него старшой, – два вечера подряд в гостинице гужевали, а ты только трешку на бутылку дал. А по городу катались в поисках работы? Мы из своего кармана выкатывали серебро. А в чебуречной, когда от деда вернулись, сколько жрал с нами, забыл?! А в столовке мы как платили за тебя, не помнишь?

– Ребята, я же продукты в магазине покупал, завтраки и ужины кто выставлял на стол?

– Ну, вот что! – крикнул старшой. – Или нам сороковник, или мы все твои вещи заметем! В том числе и твой аттестат зрелости, и часы позолоченные.

– Дак, у меня только сорок с мелочью.

– Вот и гони их! А к своей ЛЭП доберешься на автобусе за копейки, что звенят в твоем кошельке. Усек?!

Виссар открыл чемоданчик. Вещи его были переворошены, но все на месте, в том числе и аттестат зрелости. Он отсчитал тунеядцам, как звал их в душе, последние свои сорок рублей, подхватил чемодан и вон из гостиницы.

* * *

В Слойске начался новый этап его жизни. В одной половине хаты за фанерной перегородкой жила семейная пара с ребенком, а рядом, в соседней клетушке кров делили с ним два лоботряса – худущий и длинный, как глиста, Семка, чуток старше Виссара, и флегматичный увалень Иван, который уже года два увиливал от армии, переезжая с одного места жительства на другое. Откуда они сюда десантировались, этого Стражин так и не узнал. В понедельник поутру возник на пороге комнаты прораб Пегасянц.

– Значит, так. Ты, – он ткнул указательным пальцем в сторону Виссара, – будешь рыть у старшины Приблуды колодец для хозвзвода. Марш к нему, пока солнце не печет. Чай погоняешь у него в каптерке. А вы, субчики нешлифованные, марш на склад за бухтой провода. Погрузите ее, инструмент, да когти не забудьте, и вжик – на ЛЭП. Да не филоньте, не то Валька – бригадир быстро мозги вправит.

Дружки радостно загукали, поставили чайник на электроплитку. Семка хмыкнул:

– Вали-вали, студиозус. Приблуда опозданий не терпит. Мы у него два дня ковырялись. Теперь ты переквалифицируйся, студент.

Когда Виссар приблизился к огороженной складской территории, возле ворот его уже ждал старшина.

– Тебя Пегасянц прислал, знаю. Зови меня просто «товарищ старшина». – И поманил пальцем сержанта. – Вот его, – он ткнул ладонью в грудь Стражина, – пропускай к нам без звука. Он будет ишачить на нас, рыть колодец. Дай ему инструмент, покажи место и мой склад. Поведешь взвод на обед, возьми пацана с собой. Там поглядим, как себя покажет. А тех субчиков, Сёмку и Ваньку, гони в шею. Сперли батон вареной колбасы из моего склада. Вышел на пару минут, сам знаешь, куда. Вечером хватился, нет колбасы. Запомни, – он уперся злым взглядом черных глаз в лицо парня, – лучше попроси у меня пожрать по-хорошему. А то сгною. В свинари пойдешь.