Текст книги "Ударник некоммунистического труда"

Ударник некоммунистического труда
Владимир Козлов

© Владимир Козлов, 2022

ISBN 978-5-0059-3903-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

УДАРНИК НЕКОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

***

Он в школу пошёл в восемь лет Будучи первоклассником, Вова Воронов не мог выговаривать букву Р. Учительница Анна Фёдоровна вызывала его к доске и заставляла произносить слово «КАР». Но у него всегда получалась КАЛ. Так он «вещал» на весь класс пока у него не отросли все зубы. А когда отросли зубы он их нередко пускал в ход. Особенно против тех, кто ему в грязной форме напоминали о его прошлом дефекте связанным с его фамилией. Когда жалобы участились на Вову, тогда учительница пересадила мальчика с последней парты на первую. На этом месте он скрежетом зубов давал о себе знать не только всему классу, но и учительнице. У Анны Фёдоровны в жилах стыла кровь после каждого очередного «зубного концерта» Вовы. И она тут же подходила к нему и прерывала его зубное соло большой деревянной указкой. Она словно рапирой тыкала ей ему в грудь и приговаривая при этом: «в тюрьму сажают не в гусли играть». И ведь накаркала бестия неволю своему ученику. Он сын родителей – педагогов медицинского колледжа был арестован на следующий день после выпускного бала. Они пошли всем классом в парк, где пили не только шампанское, но и более крепкие напитки. И вот один из самых заносчивых учеников отпрыск юристов Вадик Лужин, мечтавший школу окончить с медалью, но не дотянув до неё, вспомнил логопедические уроки Вовы и настойчиво требовал покаркать его. Но Вова отталкивал того от себя. Тогда Вадик начал провоцировать Вову, не учитывая, того, что Воронов носит титул чемпиона области среди юношей по боксу. Лужин начал перед лицом Вовы махать руками, словно крыльями и каркать на весь парк, брызгая слюнями на него. Ударом в челюсть Лужин был отправлен в фонтан, где того и вода не смогла отрезвить. Его вытащили за ноги и за руки и вызвали скорую помощь. Когда он пришёл в себя, то посмотрев мутными глазами на своего обидчика, угрожающе пробурчал:

– Тебя мой дед обязательно оформит за решётку в камеру с крысами.

Ни для кого секретом не было, что дед Вадика был главным прокурором города, папа следователем. А мать заправляла нотариальной конторой. Поэтому все одноклассники сразу поняли, что исход этого конфликта будет для Вовы печальный, – лишение свободы. Так как против клана юристов ни один педагог не устоит, даже с научной степенью.

Лужин получил сотрясение мозга средней тяжести и перелом ключицы, а Вова срок в колонии строгого режима. Следствие и суд прошли быстро, и он девятого сентября был уже на зоне, где его полураздетым запустили в кабинет, где заседала комиссия из сотрудников колонии.

– Ну что сказать, на топор и пилу его, – первым оценил телосложение заключённого начальник учреждения полковник Гордеев.

– Мне противопоказан физический труд, – сказал Вова, – смотрите лучше мои медицинские отклонения по здоровью. – Он знал, что мама в дело пристроила несколько справок о его болезнях, какими он переболел в детстве. – Дайте мне такую работу, чтобы я пятилетку за три года выполнил, – потребовал он.

– Вот в пятом отряде ты и будешь пожинать свои трудовые успехи, – сказал полковник, не глядя на Воронова. – Отличишься ударным трудом и примерным поведением, значит раньше домой уйдёшь и продолжишь заниматься спортом. А про проблемы своего здоровья забудь. В твоём деле ксерокопий дипломов и грамот, которые ты завоевал на спортивном поприще, значительно больше, чем справок от педиатра и других врачей. Поэтому начинай с завтрашнего дня свою трудовую жизнь с марша энтузиастов.

Нарядчик увёл его в пятый отряд. Это был длинный барак, находившийся около клуба. В секции в два ряда были установлены двухъярусные койки. Нарядчик передал новичка в руки бригадиру двадцать первой бригады и покинул барак. И у Вовы Воронина начался с этого дня лагерный стаж, но не трудовой, а штрафной. Его поместили в изолятор вместе с четырьмя уголовниками, корчившими из себя закоренелых сидельцев. На самом деле это были рядовые, обычные зеки и ничего авторитетного из себя не представляли. И свой гонор могли показывать только среди новичков и зеков низшей касты и то не в присутствии авторитетов. Встретили его сокамерники с аплодисментами и нескрываемой радостью. Только Вова переступил порог камеры, как один с конопатым носом, ехидно прогундосил:

– Теперь не будем спички тянуть, кому парашу по утрам выносить. Молодого очередь наступила, – показал он пальцем на новосёла камеры. Вова слышал, что сказал конопатый, но ничего не ответил. Он зашёл в камеру и безмолвно, кивком головы поздоровался со всеми.

– Мальчик ты глухонемой чоли? – спросил всё тот же конопатый.

Вова осмотрелся в камере, где кроме параши из мебели ничего не было и облюбовав себе уголок, на корточки присел туда.

– Никакой я не глухой, это ты гундосый непонятно изъясняешься, – промолвил он, смело смотря в глаза сокамерникам, – просто я впервые попал на такие условия проживания. Можно сказать с этапа и сразу в изолятор. Но ничего не поделаешь, придётся обживать этот бетонный каземат.

В его словах не было ни капельки страха перед новыми знакомыми и говорил он твёрдо и уверенно. Он ещё в тюрьме был наслышан об основных законах зон и знал, по беспределу вряд ли кто согласиться с ним обойтись. Он так уверовал в эту догму, поэтому ничего не боялся. Но эта публика хоть и была осуждена за серьёзные преступления, но на зоне ничего путного из себя не представляли. Это были обычные арестанты и свой гонор могли показывать только среди новичков и зеков низшей касты. Вот тут без свидетелей они и решили немного потешиться над молодым пареньком. По разговорам Вова понял, что конопатого зовут Туча, и по поведению этого Тучи он определил, что он является старшим в камере.

– С этапа и сюда, за что? – поинтересовался Туча.

– За отказ от работы, – опустив глаза в пол, – ответил Вова.

– Не гони туфту, сейчас не сажают за это? – посмотрел на сокамерников Туча, дожидаясь от них поддержки.

– Я повздорил с бригадиром двадцать первой бригады, – объяснил Вова, – я не дурак с дров кору стругать. Такую работу даже психам в дурке не предлагают.

– Это тебя проверяли мальчик, – сказал парень с раздвоённой нижней губой, по кличке Щука. – Мы, к примеру не гнилая публика и ты у нас без проверки с завтрашнего дня будешь выносить и мыть парашу. Короче ты будешь её облагораживать по полной программе. Порядок такой, до следующего новичка ты командир Прасковьи, – кивнул он на парашу.

Вова почувствовал, что ноги его затекли и он встал с корточек:

– А если завтра, к примеру вор в законе заедет в нашу камеру, он что эстафету по Прасковье будет принимать от меня? – задал он вопрос.

В камере на мгновение нависло молчание, которое нарушил Туча. Он в плотную подошёл к Вове и словно ядовитая змея, прошипел:

– Я смотрю ты смелый и грамотный. Запомни нигде и никогда не употребляй вор в законе, если ты не аристократ: иначе тебя опустим здесь, и ты все пятнадцать суток будешь женат на Паране.

– А ты что персональный сват Параши? – тихо, без сарказма спросил Вова.

Лицо Тучи в одно мгновение превратилось в маску дикого зверя. Затем он открыл свою пятерню и жестом показал, что готов ударить мальчика, но тут же от сногсшибательного удара улетел в угол, где стояла параша. Все остальные его кореша оцепенели от смелого действия мальчика. Они не знали, что им делать: толи бросаться на борзого новичка, толи приводить в чувство Тучу.

– Да не аристократ я, а Ударник, – скромно объяснил камере Вова и подойдя к лежавшему на полу зеку, снял с себя куртку и начал махать ей на лицо до этого хорохорившегося зека. – Приподнимите ему голову, – скомандовал он онемевшим от потрясения зевакам, – надо ему сделать хороший доступ воздуха.

Те покорно послушались его и опустившись на колени приподняли голову поверженного на бетонный пол своего сокамерника. И действительно через минуту Туча задышала и приоткрыл глаза. Все облегчённо заулыбались.

– Ну вот он и очухался, – пробубнил Щука и бросив короткий взгляд на Вову, сквозь зубы процедил, – теперь тебе трындец будет. Ломись из нашей хаты пока не поздно.

Но радость Щуки была преждевременной, у Тучи открылась сильная рвота.

– Это первый признак сотрясения мозга, – сказал Вова, – ему медик нужен. – И он сам постучал в железную дверь. Вначале открылся глазок, затем кормушка. – У нас больной в камере, – сказал Вова.

– Что с ним? – спросил надзиратель.

– Наверное упадок сил? – ответил Вова, первое, что пришло на ум. – Видите весь бледный и всю камеру оросил рвотными массами.

Вскоре в ШИЗО появился медик и Кум. После опроса сокамерников Тучу поместили в санчасть, а Вову в одиночную камеру. Ему было ясно, что Туча и его друзья оказались слабаками и сдали его. Когда через десять суток, всех штрафников повели в баню, к Вове подошёл мужчина лет тридцати пяти и протянув руку, сказал:

– Меня Юра Сэм зовут, – фамилия такая, а ты говорят Вова Воронов, сын знатных родителей, – улыбнулся Сэм, – и мы с тобой оказывается земляки. Я с Привокзальной площади.

– А я с Рябинового бульвара, – заблестели глаза у Вовы, – приятно встретить здесь земляков. Только не пойму откуда такие сведения у тебя?

– Всё очень просто, конвой сопровождает зеков с делами. Пока везут знакомятся, кто за что сел, сколько украл, из какой семьи. И вся информация в виде обсуждения сообщается некоторым с которыми ты шёл по этапу. Ты конвой заинтересовал, вот они твою папку и изучали. Всё-таки мастер спорта по боксу, Чемпион. Начальник тюрьмы тебя Ударником окрестил. Вот он где зарыт информационный источник. А бывает при всём строе зачитывают всю папку.

– Тогда всё ясно, – это типа общей переклички, – улыбнулся Вова, – и много наших здесь? – поинтересовался Вова.

– С губернии не знаю, а вот из города ты, наверное, шестой будешь. Но те скромные сидельцы, не чета тебе. Ты молодец, заставил всю зону о себе заговорить в первый день. Всё-таки мальчик ещё, по сути, а не побоялся барбоса Тучи, который старше тебя лет на десять, и он уже три года отмотал. За свой камерный номер, ты заочно и кликуху достойную получил «Ударник». А это я тебе скажу почётно! Теперь тебе жить на зоне легче будет. А Туча с Щукой любители перед новичками изображать из себя боссов. Вот и срезались на тебе. Кто-то из них двоих вложил тебя, потому что обоих нагнали из изолятора. А другие двое только вчера отсидели положенный срок. Выйдешь из одиночки просись к нам в седьмой отряд. У меня лично работа не плохая. Я занимаюсь пропариванием и цилиндровой брёвен и нарезаю из них шпон. Работа не тяжёлая, устать не успеешь за смену. А по трюмам лазить я тебе не советую. Ты себя здесь бойцом показал, на зону выйдешь с гордо поднятой головой. И если что при переполохе, я тебя всегда поддержу. У меня здесь имеется своя ниша, где я себя чувствую привольно и где меня уважают. А то, что я здесь оказался, не бери в голову, – это можно считать за недоразумение. Меня заарканили по оплошности. Перебрал водочки на работе, вот при съёме с работы прямым ходом и направили сюда. Так что возьми на заметку мой совет, начинай трудиться!

Только Вову задержат ещё на пятнадцать суток. Его раскрутят за избиение Тучи. Когда истечёт и этот срок его вызвал к себе в кабинет начальник отряда капитан Макаров. Он попытался Вову вразумить, чтобы тот не дерзил людям в форме и начинал исправляться трудом.

– Кору я с поленьев не буду сдирать, – мотал головой Вова, – истопником тоже работать не буду. Вот в седьмой отряд я бы пошёл, там работа мне под силу.

– Может быть я бы и помог тебе туда перевестись, – сказал Макаров. – Но в этом отряде сидят закоренелые рецидивисты, включая и твоего земляка Сэма. Он хоть и имеет высшее образование, но мысли его пагубны. Ты там совсем испортишься как личность. Не забывай, что ты из интеллигентной семьи, а там все до одного урки. А у нас отряд молодой все как на подбор. Тебе интересней будет пребывать именно у нас. А в семёрке ты протухнешь от скуки. Тебе с ними даже поговорить будет не о чем. А твой Сэм будет тухнуть в буре или заменим ему режим.

Но Вова никого не хотел слушать, наследующее утро его направили на участок сборки лопат из фанеры для уборки снега. Из инструментов у него был только молоток и пассатижи. Ему не понравилось однообразие в этой работе и он, бросив молоток в ящик с гвоздями, мастеру объяснил свою позицию.

– Я люблю творчество, а не слушать монотонность молотка и гвоздей. Лучше я в карцере отсижу, но стучать молотком как дятел не буду.

После чего он ушёл в цех к своему земляку Сэму и начал жаловаться на свою новую работу.

– Не могу я ничего с собой поделать, в мозг идёт дурная информация и я сразу начинаю паниковать.

– Слушай Вова, – сказал Сэм, – этот нервный симптом у тебя возник, наверное, от занятия боксом? Если тебя буду сажать в трюм, за отказ от работы, коси на голову и проси, чтобы они тебе черепушку просветили. Хотя сейчас за это не сажают.

– Рентгенография это называется, – пояснил земляку Вова, – у меня там всё в порядке, – ткнул он себе пальцем в висок. – Каждый год мы проводим в спортивном диспансере медицинскую комиссию.

– Тогда тебе нужно вернуться в цех и взяться за работу, – посоветовал ему Сэм, – запомни творчеством своим ты можешь козырять на свободе. А здесь надо быть гибким иначе используют как половую тряпку. И начинай готовиться к свободе, ты парень головастый обопрись на своих родителей и создай своё медицинское дело. И им будет приятно и тебе почёт. Сейчас на воле что угодно можно творить, начиная от частного роддома и заканчивать похоронным бюро. Коммерция нынче в чести у предприимчивых людей. А по тебе видно, что ты успешным будешь предпринимателем. К тому же родители у тебя не последние люди в городе. Они тебя и поставят на нужную колею. Ты знаешь, я по гражданке программист. Считай я тебе нужную и правильную программу сейчас в мозг закачал.

– Я только сто дней отсидел, а ты меня уже на свободу собираешь. Это из области сказок.

– О свободе всегда думать надо, тогда ценить её будешь. А амнистию обещают хорошую сделать, убийц и насильников, конечно, не выпустят. А таких, как ты, точно нагонят из тюрем, – наставлял его Сэм.

– А у тебя самого какая профессия по воле, – спросил Вова у Сэма.

– Я же тебе только что сказал, что я неплохой программист и посадили меня за то, что я у иностранных специалистов умыкнул два компьютера. Это моя вторая судимость, а первый срок у меня был шесть месяцев, которые я отбыл в нашей тюрьме. Там вообще мне повезло, могли дать больше. Я ударил алкаша с нашего двора, а он в суд на меня написал. Я уже осужден был, а у него якобы через три месяца от моего удара инсульт произошёл, от чего он скончался. Но это так говорят его родственники.

– Действительно повезло, – сказал Вова, – могли бы раскрутить за тяжкое телесное преступление.

– Ладно, Ударник, – протянул Сэм руку Вове, – тебя сто процентов, наверное, по всей промзоне рыщут. Здесь если ты отсутствуешь на рабочем месте больше часа, сразу тревогу объявляют.

Вова пожал руку Сэму и ушёл в цех, где его ждал прапорщик Вытнов. Он вывел отказника из производственной территории и доставил в штрафную зону. Вова расписался в постановлении, где ему выписали пятнадцать суток. Но эта санкции была не последней, дальше последовала череда аналогических наказаний. Затем его поместили в БУР (барак усиленного режима). Юра Сэм не забывал про своего земляка, по возможности всегда подогревал Вову, передавая в изолятор продукты и курево. Хотя у Вовы не было пристрастия к никотину, но как говорится в трюме всё сгодится. После бура у Вовы была перспектива оказаться в крытой тюрьме, но спасла обширная летняя амнистия 1999 года. Ему к этому времени исполнилось уже двадцать один год. Юра Сэм освободился на два месяца раньше, но только не по амнистии, а по окончании шестилетнего срока.

***

Он освободился в конце июня в жаркий солнечный день. Его в лесном посёлке встретили родители и двоюродный брат Сергей, который был старше Вовы на десять лет. Он сел на переднее место Жигулей четвёртой модели и не смотря по сторонам, скомандовал брату.

– Трогай Серёга быстрей от этой преисподней. Да так, чтобы пыль от твоих колёс замела доступ сюда.

– Как – то ты поэтически выразился сынок, – произнёс отец.

– Когда в одиночке находишься, много творческих фраз приходят на ум, да вот только все их в голове не зафиксируешь.

– Ну ты же не весь срок провёл в одиночке? – спросила мать.

– А вы вспомните, сколько раз вы приезжали ко мне в холостую, – не без грусти заявил Вова, – потому что я был лишён и свиданий, и передач, так как находился в изоляторе. За два года, я вас всего один раз видел. – А кто виноват в этом? – упрекнула его мать.

– Только поэтому я никого и не виню, – сказал он, – хотя гены бунтарства и непокорности я получил не из воздуха. Терпеть не могу командиров около себя, особенно само назначенцев и выскочек. От них большой вред исходит для всей окружающей среды. Вот как вы думаете, зачем нужно с полена для топки печей сдирать кору?

– Да это глупость какая – то сынок, – удивился отец, – я больше скажу – это Сизиф труд.

– Вот примерно я так и сказал своему бугру в свой первый рабочий день и поставил жирную точку на его челюсти, – засмеялся он, – а меня за это в изолятор.

– А как – же ваше лагерное начальство на это смотрело, – поинтересовался Сергей.

– А никак, – развел в сторону руки Вова, – как оказалось, эта дурость относится к их методу перевоспитания новичков и отказников принудительного труда. И подобных издевательств типа носить воду в решете, у них немало. Поэтому я на зоне был мало. Приду из изолятора, на следующий день подобная история с челюстью. Вот поэтому меня в буре прозвали Ударник, но не коммунистического труда, – внёс он ясность.

– Ну на воле у тебя таких методов не будет, – сказал Сергей, – не понравится место работы, всегда можно сменить её, на более душевную, чтобы радость от процесса получать. А если совсем независимым быть, то лучше создать своё дело.

– Правильно Серёга, – согласился он с братом, – об этом я задумывался и давно, особенно находясь наедине. Хочу мама у тебя выучиться на зубного техника, а одновременно попытаюсь создать Общество с Ограниченной Ответственностью по медицине. Надо только найти единомышленников, и я независимый человек.

Сергей с недоверием посмотрел на брата и промолвил:

– Ты же спортсмен, зачем тебе медицина. Или ты думаешь мама тебе бесплатный диплом сделает?

Он не ответил Сергею, а переключился на мать:

– Мама я успеваю в твой колледж на сдачу экзаменов?

– Я одобряю твоё стремление сынок, – ответила она, – а насчёт вступительных экзаменов можешь не беспокоиться. Уж тебя я всегда пристрою на любое отделение, тем более ты с жизненной целью определился. А это значит у папы учиться будешь?

– Да мам, я хочу нашу семью пополнить ещё одним зубным техником. Учёбу свою буду параллельно связывать с будущими планами. Я даже название своё придумал для медицинского центра. Он будет называться «Ударник».

– Для твоей задумки, нужен большой стартовый капитал на оборудование и помещение, – сказал Сергей, – где ты его возьмёшь?

– С деньгами мы ему поможем, – в унисон заявили родители.

– Ну если так, то и меня имей в виду, – без оптимизма сказал Сергей, – я запросто пойду к тебе работать. Запомни непреложную истину бизнесмена: всегда имей около себя умного друга или родственника.

– А сейчас, где трудиться умный родственник? – спросил Вова.

– А сейчас я работаю не в Зелен строе, как раньше, а дальнобойщиком. Надоело руководить ёлками и соснами, развожу на полуприцепе по стране металл. Работой и заработком вполне доволен, но хотелось бы заменить прежнюю форму одежды, на строгий костюм с галстуком.

– Трудиться надо на кого учился, тогда и костюмчик бы носил, вместо потёртых штанов.

– Покажи мне хоть одного автомеханика, который работает в камуфляже лордов. Даже в автосалонах иномарок у них униформа будничная. Вова повернул голову в сторону брата и пристально посмотрев на него, произнёс.

– Так ты вроде экологический факультет кончал?

– Если быть точнее, то это экология и природопользование, бакалавриат окончил, – поправил брата Сергей, – я же ушёл от прежней работы, не от любви к ней, а от копеечного заработка. А голова то у меня работает может как у академика.

– Убедил, ты действительно можешь быть умным другом! Считай, что через пару лет ты будешь носить костюм «Канцлер» и галстук «Селин», – засмеялся Вова.

– Ого, ничего себе? – удивлённо вскрикнул Сергей, – у тебя откуда такие познания в модных брендах?

– А ты думал, я по камере только тараканов гонял? Нет брат, я занимался самообразованием. Чахнуть в бетоне там ни у кого желания нет. Все читают, а потом форумы устраивают. Даже те, которые до ареста кроме букваря ничего в руки не брали, от скуки начинали прибегать к литературе. Начинали с журнальчиков, а потом переключались на книги, которые со временем у них стали вызывать жадный интерес. И я замечал, как такие люди менялись на глазах, прочитав ту или иную книгу. Мы даже договорились до того, что начали устраивать дни без ненормативной лексики. А потом так привыкли, что у нас всё само собой образовалось и мы не только про мат забыли, но даже вместо жаргона стали применять язык русских классиков. А я жил лишь одной мечтой, – созданием своего центра. И начну свою мечту осуществлять прямо завтра. Папа ты мне поможешь? – обратился он к отцу.

– Обязательно помогу, – ответил отец, – но мы на днях с мамой едим в Крым отдыхать. Хочешь поехать с нами?

– Я два года отдыхал, с меня хватит и этого курорта, – с сарказмом произнёс Вова, – я лучше попытаюсь себе найти подходящую работу.

Незаметно за разговором они доехали до дома, где их ждал шикарный стол и небольшая группа близких родственников и никого из одноклассников.

***

Он их видеть не хотел, вспомнив последнюю ночь, проведённую со своим классом. Вместо того чтобы остановить наглую выходку Лужина, одноклассники только смеялись над тем, как тот ехидно издевался над личностью Воронина. И ни один из них в защиту Вовы на суде ничего не сказал. Зато судья при народно выдала им всем свою общую ремарку порицания, включая и Лужина. В словах судьи не было персональной атаки, но каждый из них понял, что их поступок был тоже грязный и мерзкий, какими были действия Лужина в ту роковую ночь.

«Всё позади – думал он, – прошлое надо забыть и нужно адаптироваться к новой жизни. С колледжем всё ясно, – облома не будет, где мать директор, но нужно всё равно пока надо искать подработку, на вторую смену. Расходы предстоят не малые, не будешь же сидеть постоянно на родительском кармане».

Так он размышлял и через два дня пошёл в разведку на биржу труда. Посмотрев в холле висевшие на стене вакансии профессий, он ничего для себя подходящего не нашёл. В основном везде режим работы для мужчин и женщин был двенадцатичасовой, а это его не устраивало. Он хотел уже покинуть биржу, но заметил приятное и улыбающееся знакомое лицо, смотревшее на него. Не узнать его было невозможно. Это был его старший товарищ Антон Сурков, с которым, он на протяжении четырёх лет тренировался в одном клубе у одного и того же тренера.

– Ты откуда взялся Володя? – спросил он, – вроде тебе рано ещё по воле гулять?

– С амнистией мне подфартило, – ответил он, – поступаю очником на учёбу и хотел себе работу подыскать на вечер или на ночь. Но ничего подходящего в объявлениях не нашёл.

– Эти объявления не для таких, как ты, – сказал он, – пошли со мной.

– Куда?

– У меня жена здесь работает, она нам верный курс подскажет.

– Знаешь Антон, ты у неё сам сегодня спросишь, а мне потом скажешь. Неудобно мне в кабинет к ней идти. Она наверняка там не одна и мне будет казаться что меня все просвечивают.

– Ну хорошо, пускай будет так, – согласился с ним Антон, – а какие у тебя планы с боксом, не думаешь возвращаться на ринг?

– Нет Антон, у меня планы есть только на созидание своего дела, а для этого нужна не отбитая, а мыслящая голова. У меня было время на переосмысление многих жизненных вопросов.

Антон утвердительно кивнул Воронову:

– Полностью поддерживаю твою позицию, мне двадцать семь лет, и я тоже пришёл к этому же мнению. Там, где нужно включать голову, бокс не нужен. А я инженер – конструктор. И ты если такой стеснительный, значит бокс вреда твоему здоровью не нанёс. Поэтому жди меня здесь, а я зайду к своей Светлане и прозондирую для тебя работу.

– Буду признателен тебе, если что – то прояснишь для меня.

Антон, больше ничего не говоря зашёл в ближнюю дверь от главного входа, не прикрывая её плотно. Пробыл он там не больше десяти минут и вышел оттуда с листком, где были вписаны вакансии.

– Выбирай на любой вкус, – вручил он лист Вове, – если не понравиться, то поиск можно продолжить. …Вова посмотрел на первую запись. Это была работа сторожа в строительном управлении с неплохим окладом и удобным графиком работы. Он от души пожал руку Антона и с оптимизмом ему сказал.

– Благодарю, здесь всё то, что меня устраивает. Прямо сейчас пойду на собеседование. Сам знаешь биография у меня сейчас подмочена, могут и отказать. Но у меня имеется обворожительная улыбка, против которой трудно устоять даже дико нравному сухарю. А твоей Светлане, я завтра занесу большую коробку конфет, а может даже сегодня.

Антон пожал плечами и тихо произнёс:

– Я только рад буду, если у тебя всё получится. Но сладостей Свете не покупай, у неё диабет. Лучше будет если ты после удачного трудового обряда зайдёшь ко мне в гости, и мы с тобой отметим это дело за круглым столом.

– И это меня устраивает, – пожал повторно руку Антона, Вова, – тогда обойдёмся пиццей, чаем и горьким шоколадом.

– Там мы разберёмся, что будем пить, – сказал Антон. – Но имей в виду: первый адрес на листке – это моя организация, я там работаю инженером.

В этот вечер Вова зашёл к Антону с целым пакетом вкусняшек и пятилитровой пузатой бутылью апельсинового сока.

– Мог бы и посерьёзней напиток принести, – подковырнул его Антон, – если всё хорошо получилось, то и обмыть это дело нужно хорошо.

– Ты знаешь, а я ведь не приучен к спиртным напиткам и зачем начинать, – как бы оправдываясь, сказал Вова, – но, если надо я могу сбегать, только скажи, что купить, – кивнул он на дверь.

– Успокойся Вова, – остановил его Антон, – ничего не надо. Это я проверил тебя. А я же пью только белые сухие вина в мизерных дозах и то, когда жара невыносимая стоит. А сейчас садись и рассказывай, как собеседование прошло. У кого ты был, у начальника или главного инженера?

– Ни у того и ни другого, – тяжело выдохнул Вова, – у зама я был и кадровика. И то, что меня порадовало, ни один из них не проникся ко мне недоверием, и не напомнил про судимость. Приятная обстановка, тактичный разговор. Мне объяснили, что работать буду через день с семи вечера и до семи утра. Площади большие и дежурить я буду на пару с дядькой каким – то.

– С Васей Рылеевым, – напомнил Антон фамилию сторожа, – хороший мужчина, но выпивает каждую смену. Он до нас работал мастером в ПТУ, за вино его и уволили. Тебе повезло, он дядька безвредный. А вот сменщики ваши, они соседи Васины по частному сектору. Те не только пьют, но и с языком своим не дружат. Поэтому старайся с ними общаться так: смену сдал – смену принял и не больше, так как субботу и воскресение вы работать будете сутками. То есть встречаешься с этими пройдохами один раз в неделю.

– Разберусь я с ними, не маленький, главное, что я трудоустроен быстро и без всякой мороки.

Вова покинул квартиру Антона, не дожидаясь прихода жены Светланы. Он догадывался, что его удачное и необременительное трудоустройство произошло не без помощи этой семейной пары, но виду не показывал. И поблагодарить Светлану он был намерен ещё раз, но при следующей встрече. Он был счастлив прошедшим днём. Так как он подарил ему неожиданную встречу со старшим товарищем Сурковым Антоном. Именно он помог ему обрести удобную работу, которая не помещает ему учиться в колледже, где мама директор, а папа преподаёт «Стоматологию ортопедическую». И на эту специальность принимают только на базе одиннадцати классов:

«А я вероятно закончил 13 классов, если приплюсовать срок в неволе. Всё-таки эти годы я для себя провёл с пользой. Спасибо, конечно, счастливой ситуации, где в камере сидели зрелые люди, которые меня считали за сынка и никогда не позволяли голос в мою сторону повышать, – размышлял он. – На всякий случай мама в любом случае нашла бы мне место в своём колледже, даже если бы у меня и не было среднего образования. Но я её не подведу, буду лучшим в своей группе учеником, а папа мне поможет. Всё-таки он классный специалист был, до колледжа, очереди к нему были безумными. Да и на маму спрос был не малый».

В эту ночь он уснул со счастливой улыбкой, не слышав, как мама выключила напольный вентилятор в его комнате.

***

Но как бы он не относился к своим одноклассникам, участникам судебного процесса, он не думал, прятаться от них и через день решился пройтись по городу и по магазинам, чтобы купить себе что-то из одежды и обуви. И надежда встретить кого-то из класса была. Мать оставила ему приличную сумму денег на его столе, надеясь, что он приобретёт себе нужный товар. А в его практичность и вкус она верила. В огромном торговом центре «КАСКАД» он от носков, до дорогих сорочек обогатил свой гардероб и зашёл в кафе выпить соку с бутербродом. Сев за стол в ожидании официантки, он через открытые двери наблюдал за движением людей в галерее, мысленно встречая знакомые лица. Но вдруг знакомый голос его заставил его вздрогнуть:

– Вова, – это ты или нет?

Он резко отвёл голову от открытых дверей и увидел перед собой одноклассницу Люсю Злобину. Она все годы в школе была на своей волне и в общественной жизни класса практически никогда не участвовала из-за своей аллергии, которая её всегда преследовала. Сейчас она стояла перед ним со здоровым улыбчивым лицом, на котором признаков её старого заболевания не угадывалось.

– Я это Люся, я, – отозвался он. – Что так сильно изменился, что трудно признать?

– Уж очень ты худенький, будто из концлагеря пришёл, – как маятником мотала она головой. – Теперь то я вижу, что это ты.

– А мне излишки мяса не нужны, – ответил он, – а вот тебя Люся действительно не узнать: из чахлой девочки ты превратилась в шикарную даму. Что случилось с тобой? От чего такие разительные перемены в лучшую сторону?

Она присела рядом с ним за столик и не пряча улыбки, сказала: