Текст книги "Правовое регулирование международных частных отношений"

Вместе с тем, признавая, что в системе внутригосударственных отношений (целое) существует определенная совокупность (часть) специфических связей и отношений, опосредующих жизненно важные потребности и интересы ее ключевого элемента – государства, нарушение которых способно вывести систему из состояния равновесия, объективно необходимо исследовать характер правового опосредования этих связей и отношений.

Первый вывод, который можно сделать – эти связи и отношения через ключевой элемент – государство – затрагивают систему в целом. Второй – они призваны обеспечить устойчивость системы. То есть они отражают только одно ее свойство – устойчивость. Именно этим обстоятельством и обусловливается сам характер правового регулирования. Для обеспечения устойчивости связей и отношений не обязательно оказывать через них активное влияние на другие связи и отношения в системе. Такой характер правового регулирования присущ другому свойству системы – функционированию. Для обеспечения устойчивости достаточно предотвратить возмущающее воздействие на связи и отношения в системе внутригосударственных отношений. Следовательно, правовое опосредование жизненно важных связей и отношений системы, затрагивающих ее устойчивость, объективно носит пассивный характер. Примером здесь является оговорка о публичном порядке, которая призвана обеспечить целостность и устойчивость системы внутригосударственных отношений при взаимодействии национальных правовых систем.

Так, если иностранным судом будет обращено взыскание на российскую продукцию военного назначения, находящуюся на территории России, то вполне вероятно, что будет отказано в выдаче экзекватуры на основании неприемлемости такого решения для российского публичного порядка. При этом не оспаривается ни выбор применимого права, ни рассмотрение самого дела по существу, т. е. не затрагивается иностранная правовая система. Оговорка о публичном порядке обеспечивает не воздействие на иностранную правовую систему, а устойчивость связей и отношений своей национальной правовой системы.

В то же время правовое опосредование другого свойства системы – ее функционирования – должно носить активный, преобразующий характер. Как отмечает Д. А. Керимов, «система только в том случае является системой, если она действует, функционирует, выполняет определенную роль. Функционирует не только система в целом, но и каждый ее элемент. При этом функции элементов детерминированы, производны от функций системы в целом»[210]210
  Керимов Д. А. Философские основания политико-правовых исследований. С. 231.


[Закрыть]. Взаимодействуя с другими системами и внутри себя, она институализирует себя в качестве системы и развивается. Соответственно должен существовать и набор правовых средств, обеспечивающих вышеназванное свойство системы. Одним из таких средств является коллизионное право. Именно указанным свойством системы определяется социальная природа коллизионного права. Правовая же природа определяется его местом в правовой системе. Оно является вторым посредующим звеном между международным частным отношением и национальной правовой системой, имеющей с ним тесную связь, о чем более подробно будет сказано ниже.

Еще одно правовое средство, которое обеспечивает функционирование системы – это императивные нормы, имеющие особое значение. Именно они, например, формируют доминирующий тип правового регулирования международных частных отношений в области военно-технического сотрудничества Российской Федерации с иностранными государствами, в которых, исходя из интересов государства, введены государственная монополия и система экспортного контроля[211]211
  Перечень сфер, в которых доминирующими являются императивные нормы международного частного права, имеющие особое значения, определен Указом Президента РФ от 22 февраля 1992 г. № 179 «О видах продукции (работ и услуг) и отходов производства, свободная реализация которых запрещена», в случае международных поставок названных в этом Указе объектов гражданских прав.


[Закрыть].

Таким образом, применение диалектико-материалистического и системно-структурного методов изучения взаимодействия национальных правовых систем позволяют сделать вывод о наличии закономерности, обусловливающей природу и сущность правового опосредования и регулирования международных частных отношений природой и сущностью, во-первых, общественных отношений, во-вторых, связей, возникающих при обеспечении устойчивости, функционировании и взаимодействии систем внутригосударственных отношений и национальной правовой системы.

Вторая закономерность правового регулирования международных частных отношений, вытекающая из взаимодействия национальных правовых систем, заключается в том, что правом, свойственным гражданско-правовому отношению с иностранным элементом, является право, имеющее с этим отношением наиболее тесную связь.

Наукой международного частного права указанная закономерность практически не изучена. В многочисленных исследованиях высказывались лишь отдельные мнения о ее природе, сущности и содержании, основанные больше на априорных аргументах, чем на применении адекватной методологии для изучения этого правового явления[212]212
  См.: Международное частное право. Учебник / Под ред. Г. К. Дмитриевой. С. 114–115; Розенберг М. Г. Международный договор и иностранное право в практике Международного коммерческого арбитражного суда. 2-е изд. М., 2000. С. 67; Розенберг М. Г. Международная купля-продажа товаров. М., 1995. С. 12; Комаров А. С. Правовые вопросы товарообменных сделок. М., 1994. С. 173; Ануфриева Л. П. Международное частное право: В 3 т. Т. 1. Общая часть: Учебник. М., 2000. С. 194–195; Международное частное право. Учебник для вузов / Под ред. Н. И. Марышевой. М., 2000. С. 64–65; Ермолаев В. Г., Сиваков О. В. Международное частное право. Курс лекций. М., 1998. С. 66–67; Звеков В. П. Международное частное право. Курс лекций. М., 1999. С. 123–124; Проблемы гражданского и предпринимательского права Германии. М., 2001. С. 237–238; Ерпылева Н. Ю. Международное частное право. М., 1999. С. 87; Международное частное право: современные проблемы. В 2 кн. Кн. 1. М., 1993. С. 149.


[Закрыть].

Так, Н. Ю. Ерпылева подчеркивает: «Закон, с которым правоотношение наиболее тесно связано, выступает как дополнительная формула прикрепления по сравнению с законом автономии воли и регулирует круг договорных правоотношений»[213]213
  Ерпылева Н. Ю. Международное частное право. С. 87.


[Закрыть]. По мнению М. М. Богуславского и В. П. Звекова, введение для правового регулирования международных частных отношений неоднозначно сформулированных принципов и норм, не содержащих привязку к конкретной национальной правовой системе, приводит к непредсказуемости в определении применимого права[214]214
  См.: Международное частное право: современные проблемы / Под ред. М. М. Богуславского. С. 47; Звеков В. П. Международное частное право. С. 123.


[Закрыть].

Анализируемая закономерность обусловлена природой и сущностью регулируемого международного частного отношения и объективной необходимостью определения той правовой системы, которая имеет с ним более тесную связь, чем другие. Исходя из международной природы указанного общественного отношения, а также взаимодействия национальных правовых систем и, как следствие, функционирования системы, осуществление иностранного права не может рассматриваться как исключение из правил. Общим правилом здесь должно являться то, что в силу международного характера регулируемого общественного отношения объективно должен состояться выбор применимого права в порядке и на условиях, определенных своей национальной правовой системой.

Теоретически важно ответить на вопрос: каким образом осуществляется правовое регулирование международных частных отношений при взаимодействии систем внутригосударственных отношений и соответственно национальных правовых систем?

Особенность правового регулирования международных частных отношений состоит в том, что оно осуществляется не непосредственно материальными нормами, а опосредованно, т. е. выбор применимого права, являясь коллизионным правоотношением, в то же время входит в фактический состав гражданского правоотношения с иностранным элементом, призванного регулировать международное частное отношение.

Даже беглый взгляд на более чем восьмивековую историю международного частного права показывает, что основные усилия ученых были сосредоточены на поисках принципа разрешения коллизий иностранных законов при регулировании международных частных отношений, основанного на объективности связи правоотношения с иностранным элементом с национальной правовой системой.

Ответ на данный вопрос может быть найден только при применении средств, адекватных предмету правового исследования, т. е. прежде всего системно-правового подхода. Исходная методологическая посылка для такого исследования сформулирована А. А. Рубановым: «В условиях отражения каждой правовой системой всех других правовых систем при решении вопроса, какая иностранная система подлежит подключению к механизму регулирования, должен использоваться критерий, сформулированный столь абстрактно, чтобы в принципе он мог указать на любую иностранную правовую систему»[215]215
  См.: Рубанов А. А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 99.


[Закрыть].

Подходы к поискам объективного критерия для определения применимого права впервые были обозначены Савиньи, метод которого заключался в отыскании для каждого юридического отношения той правовой сферы, к которой это отношение принадлежит по самой своей природе[216]216
  См.: Мандельштам. А. Н. Гаагские конференции о кодификации международного частного права. 1900. Т. 1. С. 158.


[Закрыть]. Вместе с тем «формула Савиньи не разрешила вопроса, чем определяется оседлость правоотношения в том, а не другом правопорядке, и все ее значение состояло только в указании пути, на котором следует искать решения конфликта между разно-местными законами»[217]217
  Брун М. И. Введение в международное частное право. С. 24.


[Закрыть].

В российской науке международного частного права такой путь был указан Б. Э. Нольде, который писал, что «всякая коллизионная норма является ответом на вопрос о том, какой из разноместных гражданских материальных законов применяется к данной категории правоотношений, заключающих в себе международные (или междуобластные) элементы; ответ этот дается признанием обязательной силы за тем из этих законов, с которым данная категория правоотношения одним из своих международных (или междуобластных) элементов, по мнению данной коллизионной системы, всего теснее связана»[218]218
  Нольде Б. Э. Очерк международного частного права // Лист Ф. Международное право в систематическом изложении. С. 470.


[Закрыть].

Указав путь – «принцип тесной связи правоотношения с правом», Б. Э. Нольде не развил свою теорию дальше, для объяснения, на чем же основывается тесная связь. Свое слово по этому вопросу сказал М. И. Брун, который считал, что «выбор между разноместными законами материального права в случае их коллизии предполагает не только оценку содержания этих законов (их социальной цели), но и испытание крепости привязок. Содержание законов материального права оценивается для того, чтобы конфликтный законодатель мог сказать, может ли он допустить действие иностранного закона, буде образовалась какая-либо из четырех привязок правоотношения с иностранным элементом к его материальному законодательству; для начертания самой конфликтной нормы необходима дальнейшая оценка, – к какому из двух законодательств правоотношение тянется сильнее»[219]219
  Брун М. И. Публичный порядок в международном частном праве. С. 56.


[Закрыть]. Вместе с тем в основании выбора того или иного вида коллизионных привязок лежит характер материальных норм, регулирующих правоотношение с иностранным элементом. Но в определенной мере эти правовые нормы являются субъективным выражением объективной потребности в регулировании конкретных общественных отношений порядком, прямо установленным этими нормами. Основу юридической силы привязки должно составлять не содержание материальной нормы, а характер и природа регулируемого этой нормой общественного отношения. Применение указанной нормы возможно в результате анализа, насколько и каким образом в ней реализуется государственный интерес.

Поиск позитивных форм связей между правовой системой и правоотношением с иностранным элементом был продолжен советскими учеными. Советская доктрина международного частного права исходила из применения классических «жестких» коллизионных привязок. А. А. Рубанов попытался дать им научное обоснование: «Теоретическое достоинство этой категории норм состоит в том, что в основе употребляемых ими понятий лежат объективно существующие характеристики регулируемых социальных отношений. Конечно, эти характеристики отражаются в правовой норме в опосредованном виде, причем в некоторых правовых системах такое опосредование довольно сложно, а частично имеет искусственный характер… Тем не менее такая связь все же существует и может быть прослежена, хотя бы и в искаженном виде. Поэтому, не преувеличивая четкости решения вопроса об определении иностранной правовой системы, которая может быть достигнута с помощью использования таких понятий, следует все же признать, что нормы этого рода предпочтительнее предположения “отыскивать право, с которым данное отношение имеет наиболее тесную связь”»[220]220
  Рубанов А. А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 100.


[Закрыть]. Однако ученый не замечает, что те или иные коллизионные принципы как раз и отражают принцип наиболее тесной связи правоотношения с иностранным элементом с конкретной правовой системой, с точки зрения этой правовой системы. Каждый коллизионный принцип по своей сути является юридической формой этой связи. Многие из них были выработаны в результате многовекового взаимодействия национальных правовых систем и долгих поисков юристами наиболее объективных связей, соединяющих международное частное отношение с конкретной правовой системой. Некоторые принципы очевидны и предопределены объектами правового регулирования. Например, если рассматривать отношения, связанные с оборотом вещей, то наиболее объективной будет их связь с той правовой системой, которая действует в месте нахождения вещи. Весьма трудно представить, что такая связь будет существовать между вещью, находящейся в Англии, и правовой системой Франции. Эта объективная связь и отражена в lex rei sitae.

Такой четкости и конкретности связи мы не видим при определении применимого права в отношениях, связанных с лицами. Личный закон может определяться либо lex domicilii, либо lex patriae. В отношениях, связанных с юридическим лицами, вариантов еще больше. В этом случае мы как раз имеем пример, когда связь такого элемента общественного отношения, как его субъект, с правовой системой не столь очевидна, вследствие чего не существует единого выработанного принципа, отражающего существо данной связи.

Еще более сложную картину мы наблюдаем в отношении обязательственного статута. В процессе своей эволюции доктрина международного частного права претерпела значительные изменения в поисках наиболее оптимального критерия. Международному частному праву знакомы такие коллизионные привязки экономических отношений и основанных на них обязательственных правоотношений, как lex loci contractus и lex loci solutionis. Еще недавно связь внешнеэкономического общественного отношения с конкретной правовой системой была опосредована в советском праве законом места заключения сделки. Но судебная практика и развитие доктрины подсказали, что данный принцип не отражает объективную связь между международным частным отношением и правовой системой. В результате мы получили диверсифицированную систему принципов (презумпций), отражающих принцип применения права, тесно связанного с правоотношением (статьи 1210–1211 ГК РФ).

Последующее развитие российской доктрины показало безосновательность отказа от гибких коллизионных привязок, существование которых предопределено глобализацией мирохозяйственных отношений и интеграционными процессами в мировой экономике. Именно на эту тенденцию в развитии международного частного права обращают внимание А. И. Муранов и А. Н. Жильцов[221]221
  Жильцов А. Н., Муранов А. И. Национальные кодификации в современном международном частном праве. Тенденции и противоречия в его развитии на пороге третьего тысячелетия // Международное частное право: Иностранное законодательство. М., 2001. С. 39–40.


[Закрыть].

Следует отметить, что существование принципа «тесной связи» для разрешения коллизий законов в международном частном праве имеет теоретические обоснования.

Указанный принцип отражает системный характер международного взаимодействия национальных правовых систем. Как уже было отмечено, национальная правовая система, будучи надстройкой системы внутригосударственных отношений, опосредует связи и отношения не только внутри системы, но и вовне ее, при взаимодействии самой системы и составляющих ее элементов с другими системами. При этом правовыми средствами обеспечиваются как целостность системы, так и ее функционирование. Правовая надстройка обеспечивает как взаимодействие системы внутригосударственных отношений, тем самым объективно предполагая, что при правовом опосредовании общественных отношений, в которых присутствует иностранный элемент, возможна его связь не с национальной, а с иностранной правовой системой, так и целостность системы. Возникающие при этом связи не должны произвести возмущающее воздействие на систему внутригосударственных отношений, которое может произойти, если разорвать объективно существующую связь международного частного отношения и правоотношения с иностранным элементом с национальной правовой системой.

Таким образом, исключительный характер должен носить отказ в применении и осуществлении иностранного права. Именно исключению из общего правила служит ряд правовых институтов в любой национальной правовой системе, как, например, оговорка о публичном порядке, императивные нормы, имеющие особое значение, обход закона. С этой точки зрения, принцип отыскания права, с которым данное правоотношение наиболее тесно связано, является объективной закономерностью взаимодействия различных национальных правовых систем.

Именно потому, что принцип тесной связи отражает закономерности функционирования (взаимодействия) систем внутригосударственных отношений и правового опосредования взаимодействия национальных правовых систем, исследуя эволюцию международного частного права, можно говорить о противоречии между содержанием такого правового опосредования, т. е. тесной связи применимого права с существом регулируемых отношений, и правовой формой данного опосредования, т. е. использованием традиционных жестких коллизионных привязок, отличающихся однозначностью и определенностью. Указанное противоречие было отмечено А. Н. Жильцовым и А. И. Мурановым, которые пишут: «…на современном этапе развития международного частного права одним из основных противоречий в нем является напряженность между стремлением к правовой определенности, предсказуемости регулирования и потребностью в гибком регулировании»[222]222
  Там же. С. 44.


[Закрыть].

Содержание принципа тесной связи – теоретически важный вопрос. Речь идет о том, что указанный принцип выступает лишь юридической формой объективно существующей связи международного частного отношения, гражданско-правового отношения с иностранным элементом с национальной правовой системой. Однако любая форма содержательна. И это содержание далеко не однозначно в правовых системах и доктринах различных государств. Так, Е. В. Кабатова отмечает: «Если сравнивать структуру обычной коллизионной нормы с привязкой “тесная связь”, то мы вынуждены будем признать, что “тесная связь” очень мало на нее похожа. Коллизионная норма, вернее привязка коллизионной нормы, всегда указывает на конкретную правовую систему, подлежащую применению»[223]223
  Кабатова Е. В. Изменение роли коллизионных норм в международном частном праве // Международное частное право: современная практика / Под ред. М. М. Богуславского и А. Г. Светланова. М., 2001. С. 9.


[Закрыть].

В английской доктрине принцип тесной связи выражен в двух теориях: теории намерения и теории локализации. Теория намерения предполагает, что правом, свойственным договору, является право, применение которого входило в намерение сторон. Доктрина локализации исходит из того, что таковым является право, в котором в большей степени группируются элементы договора. Различие между этими двумя теориями является различием между субъективностью и объективностью[224]224
  См.: Чешир Д., Норт П. Международное частное право. М., 1982. С. 246–247.


[Закрыть].

В германской доктрине правом, свойственным договору, является право, выбранное сторонами. Возможен также молчаливый выбор, когда применимое право определяется из норм договора или обстоятельств дела по таким признакам, как выбранная валюта, язык, место заключения договора, по юрисдикции суда или арбитража. В целом германская доктрина основана на определении права страны, которое имеет объективную и наиболее тесную связь с договором. В случае, если выбор применимого права не был сделан сторонами, применяется право, обеспечивающее исполнение договора, наиболее характерное для его сути (ст. 28 Вводного закона ГГУ)[225]225
  Кох Х., Магнус У., Винклер фон Моренфельс П. Международное частное право и сравнительное правоведение. С. 141–145.


[Закрыть].

Закономерность правового регулирования, заключающаяся в том, что правом, свойственным гражданско-правовому отношению с иностранным элементом, является право, имеющее с ним наиболее тесную связь, институализирована в правовой системе в виде принципа тесной связи. Указанный принцип обладает не только, и даже не столько коллизионным характером в чистом виде, т. е. обусловливает применение соответствующей коллизионной нормы, – в правовой действительности он имеет фундаментальное значение для регулирования международных частных отношений в целом, определяя соотношение коллизионного и материального регулирования в этой сфере. Оба этих метода являются проявлениями указанной закономерности, так как опосредованное (коллизионное) либо прямое (материальное) регулирование – проявления сущностных свойств принципа тесной связи. Те или иные свойства международного частного отношения, обусловленные материальным содержанием и волевым опосредованием, детерминируют характер и существо воздействия на них национальной правовой системы для достижения результата, адекватного национальным интересам. Именно этим определяется значение указанной закономерности и для регулирования международных частных отношений, характеризующихся доминированием государственного интереса. Государственный интерес обусловливает необходимость установления прямых устойчивых связей между гражданско-правовым отношением с иностранным элементом и российской правовой системой, проявляющийся в непосредственном регулировании наиболее существенных аспектов таких отношений. Императивными материальными нормами соответствующего законодательства прямо регулируются субъектный и объектный составы указанных правоотношений, а также некоторые субъективные права и обязанности при совершении сделок и исполнении обязательств по ним[226]226
  См.: Кудашкин В. В. 1) Научно-практический комментарий к Федеральному закону «О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами». М., 2002. С. 79–83; 2) Государственное регулирование торговли продукцией военного назначения с иностранными государствами: теория и практика. СПб., 2003. С. 174–184.


[Закрыть].

Вместе с тем даже в указанных областях государственный интерес не является настолько абсолютным, чтобы исключать применение к иностранным элементам правоотношений иностранные правовые системы. В этом нет объективной необходимости. Именно поэтому отдельные аспекты обязательственных правоотношений в этих сферах не требуют для их регулирования применения исключительно российского права, и, соответственно, объективно тесной связью для них является не односторонняя связь с материальными нормами российского права, а диверсифицированная потенциальная связь с множеством национальных правовых систем, имеющая коллизионный характер.