Текст книги "Там, где кончается арена…"

Глава пятнадцатая

«Шанс» долго копил деньги. Наконец они собрали грандиозную программу ведущих мастеров с блистательным аттракционом тигров во главе. Вбухали в рекламу небывалую сумму. По сибирскому региону телевидение на всех каналах ежедневно вещало о небывалом по своему масштабу гастрольном турне звёзд Московского цирка. Они триумфально начали в первом городе, закончили, перебирались в другой, где их уже ждали. Народ валил валом! Представления шли с переаншлагами! Билеты были распроданы по всему маршруту. Городов предполагалось отработать шесть. Они уже начали работать в третьем. Впереди ещё столько же. О да! Это был тот самый долгожданный шанс! Их шанс!..

Они не щадили денег ни на ежедневную рекламу, ни на оформление цирков! На входе перед представлениями играли духовые оркестры, зрительные залы украшали гирлянды из разноцветных шаров. В фойе публике поднимали настроение джаз бэнды и фольклорные ансамбли. В буфетах продавались редкие продукты, напитки и цирковые сувениры. В конце представления, в эпилоге, сотни шаров летели из-под купола. За ними – резанные блёстки. Фонтаны холодного огня били фейерверками с барьеров. На выходе из цирка зрителей встречал разноцветный салют из многочисленных стволов пиротехники. Это было зрелище! Да, билеты были не дешёвыми, но не такими уж и дорогими. Люди писали восторженные письма в местные газеты, при встрече – жали руки. Подобного периферия не видела! От Булавского Сарелли и Ангарский взяли самое лучшее. Это была его школа, его задумки… Они не ходили. Они летали! Это был их звёздный час!..

Для Ангарского это был особенный город. Город его молодости. Город его Любви. Город его Любушки…

Всё произошло в воскресенье на дневном представлении. Он, как и положено ему, стоял у центрального входа и наблюдал за заходом зрителей в зал. На площади перед цирком бравурной медью гремел оркестр. Разряженная, праздничная, улыбающаяся толпа гудела, с великим ожиданием входила в цирк. Все пребывали в волнении!..

Неожиданно на площадь въехало с десяток автобусов. Из них с возбуждённым гомоном посыпались школьники, громко покрикивали на своих непоседливых учеников ответственные педагоги.

«Странно! – подумал Ангарский.– У нас вроде школьников не должно быть сегодня. Целевые представления через неделю, когда должна приехать область. Хм, странно!..»

– Саня! Сарелли! Да отвлекись ты!

Сашка кокетничал с молоденькой билетёршей. С неохотой подошёл.

– Ну?..

– Это что?

– Что, что, зрители!

– Я о школьниках веду речь! Они откуда взялись? Или я что-то не понимаю?

– Ну, тебе видней, билетами занимаешься ты, я по рекламе. Сейчас местных администраторов найду. Что-то мне это тоже не нравится, фигня какая-то…

Дальше начался кошмар, дурдом, Вавилонское столпотворение! Билетёры разводили руками, стояли растерянные. Им протягивали билеты, требуя посадить на места, которые уже были заняты. Ангарский, Сарелли и два местных администратора метались по зрительному залу пытаясь навести хоть какой-то порядок. Шум стоял невообразимый! Все говорили на повышенных тонах! А самое страшное, что люди в зал всё прибывали и прибывали. И среди них – дети! Сотни детей!.. До Ходынки оставались минуты… Ангарский это понял сразу. «Что-то не так! Что-то не так!» – стучало в его мозгу. Надо было что-то предпринимать – брать на себя! И он взял… в руки мегафон, с которым столько раз рекламировал программу в людных местах и на цирковых кавалькадах. Объявил, что представление немного задерживается, причину он объяснит позже. Ровным, спокойным, но не терпящим возражений голосом начал давать команды по эвакуации людей из цирка. Сначала выходят те, кто стояли перед центральным входом и ещё не вошли в зрительный зал, затем остальные, конкретно, по секторам. Делал Ангарский это уверенно, сдерживал особо спешащих, заставлял оставаться на местах тех, чья очередь ещё не подошла..

Как же он был сейчас хорош в этой критической ситуации! Сарелли и билетёры им невольно залюбовались. Он отдавал команды, хвалил, настаивал, напускал металла и в без того металлический голос мегафона, но методично делал своё дело – выводил людей из здания цирка на площадь. Стоя в центре манежа, он сейчас напоминал Наполеона в битве при Ватерлоо.

Людей он вывел…

На площади перед цирком стояла гудящая толпа тысячи в три, требующая объяснений. Надо было что-то предпринимать ещё. Что?..

Тут подошли крепкие люди. Предъявили серьёзные удостоверения. Отобрали мегафон. Без всяких объяснений объявили людям, что представление сегодня не состоится, пусть все расходятся по домам. С завтрашнего дня цирк начнёт возвращать деньги за неиспользованные билеты.

Толпа взревела! Раздался плач детей. Кто-то из духового оркестра решил пошутить, наиграв на трубе первые такты известного произведения Шопена «На смерть героя». Тут же суетились фотожурналисты и люди с телевизионными камерами. «Эти-то откуда тут?» – успел подумать Ангарский. Больше он ничего не помнил, лишь отдельные фрагменты: как его скрутили, как завели в цирк в администраторскую, как сунули под нос какую-то бумагу, разрешающую обыск! Как открыли сейф, как вытащили оттуда пачку странных билетов, которых там не должно было быть. Отобрали все средства связи, паспорт. Душная машина с плотными операми по бокам. Больше он ничего не помнил. Всё закрутилось, смешалось! Он опять умер…

Глава шестнадцатая

– Что у вас тут за засада? – Гордей влетел в администраторскую, как пушечное ядро в редуты – с грохотом, сметая всё на своём пути! – Валёк звонил! Панику развёл! Он сможет прилететь не раньше, чем через три дня! У него там тоже не разгребёшь! Ваш долбанный главк постарался! К тому же ему ещё добираться из Хабаровска. Надо тут самим рулить! Ну?..

Кого-кого, а Гордея здесь никак не ожидали увидеть! Он появился сам! Шацкий прилетел на сутки раньше, успел походить по инстанциям, поговорить с кем мог. Завтра обещал вернуться из отпуска местный директор цирка и тут же подключиться. Труба судьбы проиграла «большой сбор»!.. Шацкий немного помедлил, но потом решился рассказать всё, как есть о состоянии дел на сегодняшний день. Поведал о неучтённой напечатанной кем-то билетной книжке. О продаже двойных билетов в области из этой самой книжки. Билеты отличались краской и качеством бумаги – печатали явно в другой типографии. Проштампованы билеты вроде их печатью, но экспертиза наверняка покажет, что это липа! В сейф подложил это кто-то свой, из местных, у кого был дубликат ключа. «Мы сейф не опечатывали, от кого закрываться – все свои!»

– Короче – подстава! – закончил Шацкий упавшим голосом.– Ангарский в следственном изоляторе, Сашка Сарелли под подпиской о невыезде. Я тоже пока в непонятках – на мне всё, как на руководителе, но пока не трогают…

У Гордея заиграли желваки.

– Сучёнок!..– прошипел он в неизвестный адрес.– Ладно! С кем говорили? Что сказали? Сколько? Тухесом не виляйте, а то я не знаю, как это всё делается!

– …Сколько? – у Гордея глаза полезли на лоб! – Ну да, чего удивляться – статья-то «в особо крупных…» Аппетиты!.. Что в кассе?

– Пусто. Счета арестованы. Гастроли остановлены.

Гордей выругался без привычных выкрутасов – просто, ёмко, по-мужски. Покрутил плечом, распустил галстук.

– Ну, ладно, Валёк привезёт пару тысяч зелёных!

Больше у вашего благодетеля вряд ли будет. Он от церковной мыши отличается только ростом! – Гордей не преминул царапнуть некогда своего близкого друга и ученика, а теперь прямого конкурента. В его голосе прозвучала плохо скрытая ревность: «И чего они в нём нашли?..»

– У меня с собой тоже немногим больше – всё на заделке. Надо срочно где-то брать бабло! – Он пристально, словно бывалый рэкетир, посмотрел на своих растерянных коллег.– Что молчим? Где лавэ будем брать, спрашиваю? Моя Люда такие бабки переводом не вышлет – светиться не будет! Да и не под подушкой они у меня!..

Отозвался Сашка Сарелли.

– Надо лететь в Москву. Сосед давно к моему «Мерину» приценивался. Достал уже! Что ж… Пришла пора…

– У тебя же подписка!

– А я быстро, мухой! Если что, доставят сюда же, только бесплатно! Алле-Ап!..

…Сашка обернулся туда-обратно действительно быстро. Накануне созвонился с обрадованным соседом, обговорили… Тот с радостью купил и гараж. Цена была на всё максимальной, но всё равно чуть не хватало для вызволения Ангарского…

Сарелли бросил небольшой свёрток на постель.

– Вот…

Друзья обнялись. Сашка вздохнул, немного наигранно улыбнулся.

– С прошлым надо расставаться легко…

Всем стало ясно, что он расстался не только с любимой вещью, гревшей его романтическую душу все эти годы, но и со своим прошлым…

– Заработаю, куплю лучше…

Подсчитали-прослезились…

– Ладно, думаю хватит. Тыщу я ещё перехватил.– Гордей прикинул в уме весь расклад.– Булавский прилетит, вернёт. Давайте, я поехал. А то там у вашего парня «в темнице сырой», как на севере – год за два идёт!..

Гордей знал все ходы и выходы. Система взаимоотношений между людьми в этом мире для него была не нова. Она была цинична, как и он сам. Опытный администратор был хорошим психологом, реалистом, иллюзий не строил, поэтому знал, как и куда идти, с кем и как разговаривать…

Часа через три он вернулся уставший, но довольный. Гордей светился, сиял, как кубок олимпийского чемпиона. Рядом с ним молчаливой тенью стоял измочаленный и исхудавший Ангарский.

– Принимайте невольника!..

Ангарского отправили принять душ и сменить пропахшую тюрьмой одежду. Он её без сожаления выбросил на помойку, словно хотел тем самым стереть из памяти всё, что с ним приключилось. Такого пережить он никому не желал!..

– Всем пятьсек на сборы! «Мотор» ждёт за углом. Я в кабаке стол заказал. Там водка стынет!..– Гордей расправил крылья. Он был в своей стихии или, коли уж речь шла о ресторане – в тарелке тоже. Он демонстративно показывал этим «не оперившимся», кто есть кто.

Компания новоиспечённых администраторов под руководством Мэтра пребывала одновременно и в приподнятом настроении – выручили товарища! И в то же время – в гнетущем напряжении. С одной стороны – вот он, Ангарский, живой и здоровый, хоть и изрядно потрёпанный. С другой – они дружно подозревали своего сегодняшнего спасителя в том, что именно он организовал всю эту подставу. Его рук дело, кто ещё! Теперь вот – развёл театр одного актёра! Но, как говорится – «не пойман – не вор!» Все пребывали в смятении и толком не знали, как ко всему этому относиться…

…«Банковал» Гордей! На остатки денег угощал, как мог только он – широко, богато, напоказ, с купеческим размахом, словно в последний раз!..

Он, как матёрый зверь, всем своим существом ощущал исходящие флюиды от своих невольных подопечных Надо было, наконец, объясниться и он не заставил себя долго ждать…

– Я, конечно, полное «Г»! Я бы даже сказал, что я трижды «Г» – Геннадий Григорьевич Гордиенко. Но я не сволочь и не подлец! Своих не сдаю и не подставляю! Я знаю, кто это!.. Его манера. Меня он тоже вот так когда-то уделал! Пожалел, правда, потом… Заплатить пришлось. Да и морду лечил долго! Натолкал я ему тот раз полный рот цитрусовых!.. Вы на его территорию залезли. Это его куст. Уже много лет. Вот он и возбухнул. Правда, можно было договориться, как это все делают. Но вы ребята новые, целая компания! Дела у вас – не чета ему! Вот он и обделался. Здесь истина проста – в шоу-бизнесе не тот крут, кто выше ноту возьмёт, а тот, кто её дольше протянет…

– А что, верхнюю ноту можно взять вот так просто – по глупости, не по таланту? – Сарелли выразил недоумение.

– Ну, почему же! Можно, скажем, с испугу! Или когда тебе наступят на… бейцы! – Гордей нервно опрокинул стопку, словно вспомнил что-то из своей бурной жизни.

– На что наступят?

– На гениталии, Саша, на гениталии! Фигура речи такая,– расшифровал Шацкий.

– На какие талии? – не уловил мысль, поплывший от небольшой дозы выпитого Витька Ангарский – сказалось нервное напряжение последних дней.

– На гениальные…

– А-а! Ну, если на гениальные, то тогда – да!..– осоловело кивнул недавний арестант.

Гордей гнул своё.

– Если честно, мне ваши успехи тоже не очень… Но, если что, а это «если что» в любой момент может со всеми произойти – кто выручать будет? Тут дела такие, что лучше не зарекаться… И лишних конкурентов не хочется, но и лишние враги ни к чему. Дружить надо! Из одной тарелки кушаем! Ложек, правда, много стало, но и жратвы по-прежнему хватит на всех. Даже, когда карманы полны «зелени», надо оставаться людьми! В последнее время среди нашего брата администратора появилась всякая шушера, босота подзаборная! Теплотрассники! Грамотейки – ноль! В слове х… пять ошибок делают. Но гонору и жадности! Совесть и не ночевала! Эти с родной матери шкуру сдерут, продадут и спасибо ей не скажут. Рынок сбивают! После них невозможно работать! Приезжаю тут как-то в Тюмень на заделку, а со мной и говорить не хотят, указывают на дверь. «Знаем мы ваш цирк! Приезжали тут одни!..»

Эти заезжие архаровцы разрекламировали трёхметрового медведя. Борьба косолапого с человеком! Животные там всякие. Народ – валом! А это – ряженый в шкуре медведя и другие такие же. Театр, оказывается! Вы, мол, нас неправильно поняли, на афише же написано: «Цирк-театр»… Другие привезли ансамбль цыган. Тоже скандал!

Получилось всё, как в том анекдоте:

«Встречаются два еврея. Один другого спрашивает:

– Изя! Где вы сейчас работаете?

Тот отвечает:

– В джазе негров.

– И много у вас там негров?

– Нет, я и Лёва! Остальные – евреи…»

Гордей все свои перлы всегда и всюду сопровождал обильным, густым матом, словно намазывал икру на хлеб слоем в два пальца. Он никогда никого не стеснялся. Это была его фишка. Незнакомых он шокировал, но к его манере тут же привыкали. В его мате почти никогда не было скабрёзности. Это не был мат ради мата. Скорее – для красного словца, для какого-то гусарского флёра…

Сегодня Гордей, отдавший своей профессии жизнь и здоровье, разоткровенничался:

– Работать всё труднее и труднее, как детей рожать в восемьдесят лет. Времена пришли – кругом ворьё, дилетантство, сплошь паскудство! Купеческое слово не в чести! Всякие договоры – бумажки для подтирки! Друг у друга маршруты перебивают, афиши переклеивают, всякие слухи распространяют, лишь бы выбить конкурента! Вот и с вами… Ни совести, ни чести! Однодневки!..

Тут и так проблем!..– Гордей полоснул себе ладонью горло.– Налоговая душит! Госпожнадзор, санэпидем, менты, бандиты! Тому – дай, этому – дай, этому сунь – или не будет маршрута! С любым директором – в доле, иначе кислород перекроет. Все хотят кушать. У каждого свой интерес. Чего я вам объясняю – вы теперь сами во всём этом по самые жабры. Но жить и работать как-то надо.

В голову часто всякое лезет… На киче не хочется жизнь закончить. Иногда ночами не спишь! Как там у Газманова: «Мои мысли – мои ссыкуны!..»

Гордей наконец выдохся. Его раскатистый хрипловатый голос с манерами пахана утих. Повисла гнетущая тишина…

– Еврей родился…

– У нас уже один есть!

– Тогда – мент!

– Нет, уж лучше тогда – еврей!..– Вечер закончился общим хохотом и очередными возлияниями.

Глава семнадцатая

Неожиданный скандал, который прогремел на весь город, был замят. Деньги за неиспользованные билеты возвратили зрителям. Жителям близлежащих городов с помощью прессы, радио и телевидения были объяснены обстоятельства данного происшествия. Иными словами, всячески было дано опровержение на первоначально обоснованный арест «залётных предпринимателей». Все подозрения были сняты. Имя фирмы и невольно пострадавшие были реабилитированы. Представители следственного отдела, занимавшиеся этим делом, ходили в героях – именно они во всём разобрались! Видите – мы на страже! Невиновные на свободе! Сначала арестовали, потом отпустили. Настоящих виновных ищем! И поверьте – найдём! Фемида, она хоть и с завязанными глазами, но всё и всех видит насквозь!..

Наступил мир, покой и всеобщее благоденствие. Гордей и тут постарался по полной! Поднял всех, как говорится, «на уши». Опровержение стоило, опять же, не дёшево…

Следствие на самом деле показало отсутствие вины подозреваемых. Подстава была на лицо. Подстава профессиональная, со знанием дела…

Увы, пока был не найден и не наказан главный злодей. Гастроли, которые так триумфально начинались у «Шанса», были сорваны, убытки колоссальные – он своего добился…

Но Геннадий Григорьевич Гордиенко оставлять эту историю просто так не собирался: «За такое мочат в сортире! Надо наказывать!..» Перед отъездом шепнул кому надо, где искать концы. Искомый объект как раз собирался проводить гастроли по освободившемуся маршруту. Хоть Гордею это было и «в падлу», но он поведал обо всех «ахиллесовых грязных пятках» своего давнего врага. Нужные люди взяли на карандаш и приготовились встретиться «фэйс ту фэйс» с этим самым инкогнито, рыло которого было в многолетнем мохнатом пуху. Пообещали, что тому самому «фэйсу» мало не покажется! Зная аппетиты этих людей, Гордей на все сто был уверен, что теперь его старому визави мало точно не будет. Будет много, очень много!.. Приехавшие по тревоге Валентин Булавский и Влад Шацкий попытались было возобновить гастроли, но народ не пошёл – время было упущено, да и, видимо, у людей, как в том анекдоте, осадочек остался…

Пора было расплачиваться с артистами и отправлять всех по домам до следующих гастролей. Убытки были невероятными, а денег не было – всё вложили в прогоревшее дело. Да-а! Прав был Гордей: «Нельзя класть все яйца в одну корзину! Если только они не твои собственные, родные и тёпленькие!..»

Директор местного цирка, сам в прошлом из цирковых, составил документы на долги, которые обещал при возможности списать. Взял на себя отправку животных, траты на корма, расходы на проездные билеты – всё, что смог сделать в этой ситуации, хотя его цирк тоже оказался в приличном минусе. Денег Булавского, которые он привёз, хватило на расчёт с артистами лишь на треть. Люди прекрасно понимали ситуацию, без лишних слов соглашались подождать «лучших времён». Лишь один громко настаивал на расчёте с ним «полным рублём». Что ж, сбросились, оплатили, проводили и… забыли. Точнее – забили… Люди бывают разными. Даже в цирке…

Отгремела суета проводов. Все разъехались. Уставшие, издёрганные, без вины виноватые, опозоренные, совершенно опустошённые, они решили организовать прощальный ужин прямо на манеже осиротевшего цирка. Пригласили директора, его зама – этих ребят, с которыми когда-то столько лет отработали бок о бок в центре «волшебного кольца». Теперь они все хоть и сидели внутри родного манежа, но в силу разных обстоятельств пребывали сейчас за краем арены…

Свет в зрительном зале был выключен – чего зря жечь: ни репетиций тебе, ни представлений. Всё отгрохотало, отзвучало…

В оркестровке горел ночник. Из-под купола светил единственный дежурный фонарь, едва освещавший центр манежа.

– А чего один? Раньше было не меньше четырёх!

– Экономим…

Купол устало поскрипывал – тоже пенсионер! Постройка семьдесят второго года прошлого столетия…

Сколько за эти годы под его полусферой летало воздушных гимнастов, сколько канатоходцев здесь пронесли на своих плечах партнёров, балансируя над пропастью, испытывая свою цирковую судьбу! Манеж когда-то был опилочным, стал каучуковым – современность! Запах здесь немного изменился. Но цирк остался цирком во всех его проявлениях. Люди те же, кочевая романтика, преданность делу, кураж, заботы…

– Давайте, мужики, выпьем за наш цирк, за манеж!..

В плохо освещённом круге тринадцатиметрового кольца возмужавшие цирковые пацаны грустно сдвинули рюмки, сидя прямо на пыльном ковре. Нехитрая снедь и пара бутылок «горькой» – вот и всё! А раньше так обильно и радостно отмечали в гримуборных завершение гастролей! Ушла традиция. Почти ушла…

– С окончанием, парни!

– С окончанием…

– Может, ко мне в кабинет?

– Да нет! Лучше здесь! Когда ещё побываешь на манеже…

Витька потянулся к гитаре. В куполе отозвалось медными переборами. Там, в цирковом поднебесье, зашевелились троса воздушного полёта, который тут находился на репетиционном периоде. Качнулся хромированный мостик, сверкнули стальные нити подвески, словно и там кто-то тронул струны цирковой души…

Витька тихо запел любимую всеми цирковыми песню Никулина:

 
Серебрятся лунным светом облака,
Поздней ночью опустевший цирк затих.
Хоть была у нас работа нелегка,
Как приятно посидеть среди своих.
Поболтать и пошутить, затеять спор,
А потом, подсевши к другу своему,
Повести неторопливый разговор,
Вспоминая и Париж, и Кострому.
И до утра нам не заснуть,
Среди друзей всегда приятно отдохнуть.
И до утра нам не заснуть,
Среди друзей всегда приятно отдохнуть.
 

Витька блеснул глазами, с уважением и нескрываемой теплотой посмотрел на своих приятелей: на бывшего известного дрессировщика медведей, а теперь местного директора цирка, и его зама, классного когда-то воздушного гимнаста. Они тоже немало потрудились, для того чтобы он сейчас сидел с ними рядом. Ангарский словно обращался к ним.

 
В каждом цирке много есть друзей у нас.
Жаль, недолго нам придётся здесь пробыть.
Расставаясь и встречаясь каждый раз,
Успеваем и смеяться, и грустить.
Куда бросит нас, не знаю я, судьба.
Знаю только – впереди работа ждёт.
Замелькают полустанки, города,
Пассажирский поезд вдаль нас повезёт…
 

Поседевшие дети манежа тихо подпевали:

 
Опять вагон, опять нам в путь,
Но как приятно хоть немного отдохнуть.
Опять вагон. Опять нам в путь,
Среди друзей всегда приятно отдохнуть…