Текст книги "Быть человеком. Часть 3. Солнечный дом"

Преступление и…
1970 год

Выйдя на работу после новогодних праздников, Вовка узнал, что он снова может работать на электрокаре. Лучшего новогоднего подарка он и желать не мог. Он без сожаления распрощался с осточертевшим Михасём. А выехав на маршрут, и думать о нём забыл.

Бежали дни. Все неприятности постепенно стали отходить на второй план. Вот уже и Рыбачок вставил зубы. По стечению обстоятельств, у него во дворе была небольшая частная клиника. Хотя, при виде её, хотелось сказать проще – частная лавочка. Так что, всё обошлось быстро и без особых хлопот. Друзья не оставили его в беде и за счёт файды выделили необходимую сумму. И теперь Рыбачок вовсю зарабатывал себе авторитет, щеголяя металлическими коронками перед знакомыми девчонками и рассказывая им небылицы о своих подвигах, в результате коих он, якобы, и лишился своих зубов.

Всё меньше времени оставалось у Вовки для Тамары. Завод работал в две смены. Но, так как он был несовершеннолетним, во вторую смену его использовать не могли, хотя и пытались постоянно. Но он, зная свои права, всячески от этого открещивался. Тогда механик просто сместил его рабочий график. Теперь он работал с одиннадцати до восемнадцати без учёта обеда. Путевой лист ему отмечали за полчаса до окончания смены. Поэтому сразу после этого он ехал в столовую, на скорую руку обедал и уже затем отправлялся к себе на участок. Ставил кару на зарядку, переодевался и, выйдя с завода, сразу отправлялся в ресторан.

«Ниагара» вынуждена была начинать без него. Он опаздывал на полчаса, не больше. Поэтому они затягивали, как могли, начало выступления. Долго настраивались, потом, как бы «разогреваясь», начинали исполнять какие-нибудь простенькие песенки, не содержащие сольных партий гитары. А при его появлении, они сразу исполняли что-нибудь популярное для того, чтобы завести публику. И всё получалось очень органично.

С Тамарой он мог видеться только в выходные в первой половине дня или в понедельник вечером, когда выходной был уже в ресторане. По-другому не получалось. Поэтому пятницу он обычно воспринимал, как предпраздничный день.

Подошла к концу очередная рабочая неделя, ничем не отличавшаяся от всех предыдущих. Пятница прошла на подъёме. Вовка уже отметил путевой лист и хотел, как обычно, зайти перекусить на дорожку.

Эту неделю он обслуживал механический цех, из которого можно было, не выходя на улицу, на мороз, сразу попасть в столовку, так как они располагались в одном корпусе. Это было очень удобно. Он оставлял кару в цеху, прямо у входа в столовую, к тому же рядом с калорифером, где она обдувалась тёплым воздухом. Обычно он управлялся минут за десять, пятнадцать.

Вот и в этот раз он, не задерживаясь, вышел в цех и обнаружил, что кара исчезла. Выглянув на центральный проход, он увидел, как она удаляется в противоположный конец цеха. За рулём сидел Валька Ковальский, подсобный рабочий, работавший в этом цехе. Они были ровесниками и Валька нередко сидел рядом с ним, сопровождая грузы. Вовка заложил два пальца в рот и громко свистнул. С криками «стой!» он побежал вдогонку.

Заметив погоню, Валька повернул налево, намереваясь скрыться в соседнем корпусе через арку в стене, не очень широкую, но достаточную для проезда кары. Не вписавшись в проём, он на полном ходу врезался в девчонку-пэтэушницу, сидевшую чуть сбоку спиной к стене. Она перебирала детали, сортируя их по разным ящикам. Это были стандартные конусные металлические ящики с проушинами для перемещения краном. Они-то и спасли девчонку от неминуемой гибели. Ведь, не будь этих ящиков, наполненных деталями, её бы просто сплющило между стеной и карой. Подбегая, Вовка видел, как, самортизировав от ящиков, кара отскочила назад. Чудом уцелевшая девчонка резко подскочила вверх. И в этот миг он увидел, как у неё на обеих ногах, чуть выше колен, в образовавшихся разрывах человеческой плоти мелькнули белые кости и тут же хлынула кровь. Бедняжка рухнула на пол без чувств. Вовка бросился к ней, не зная, что предпринять. Больше рядом никого не было. Он стал громко звать на помощь. Из соседнего отделения прибежали женщины. Сорвав с себя платки, они перетянули ноги пострадавшей выше ран, чтобы остановить кровь. Кто-то позвонил в скорую. Вокруг стал собираться народ.

– Ты что натворил, ирод? – кричали они на Вовку. Казалось, они готовы были его разорвать. Вовку трясло нервной дрожью. Он был в абсолютной прострации.

– Да это не он! Другой был! Ковальский это. Я с крана всё видела. – вступилась подошедшая крановщица. – А где же он? – озираясь вокруг, она искала его глазами. – Сбежал, паскудник!

Прибежал мастер.

– Звони к себе на участок! – скомандовал он Вовке. – Пусть придёт из начальства кто-нибудь.

Вовка прошёл к телефону и позвонил на участок. Трубку взял Долбанюк.

– Сейчас буду, жди! – голосом, не предвещающем ничего хорошего, ответил он.

Приехала скорая помощь и увезла пострадавшую. Мастер уехал сопровождающим. Массовка стала редеть. Народ расходился по рабочим местам, на ходу обсуждая случившееся. Вовка остался ожидать идущего неизвестно какими окольными путями механика. Наконец тот подошёл почему-то не с той стороны, откуда его следовало ждать.

– Ну, что? Доигрался, артист? Иди на участок, будешь писать объяснительную.

Сам же с опаской подошёл к электрокаре, словно она была заминирована. Обойдя вокруг, грузно взгромоздился за руль и стал выруливать к воротам. Вовка отправился следом. Он даже и представить не мог, чем это для него обернётся.

Механик уже успел поставить кару на зарядку и сидел теперь в своей тесной конторке, поджидая Вовку. Он уже приготовил лист бумаги и ручку. И взглядом указал на них, едва тот появился на пороге. Вовка подсел к столику напротив него и начал писать. Изложив подробно всё, что произошло, он, машинально вздёрнув руку, посмотрел на часы. Было уже около восьми часов вечера.

Долбанюк, перечитав написанное, сделал замечание.

– Ты не указал, что по инструкции должен был на время обеда отогнать кару на участок, но вместо этого оставил её в цеху без присмотра, что является грубейшим нарушением. Ладно, я напишу это в своей объяснительной.

Но Вовка думал о своём и плохо воспринимал наставления начальника. Он ещё раз взглянул на часы.

Часы «Ракета» достались ему по наследству от Валерки после того, как тот ушёл в армию. Тамара Анатольевна, отправив тогда в стиральную машину его верхнюю одежду, не заметила, что в пистончике брюк остались часы. Выдержав весь режим стирки и механического отжима между двумя роликами, они, тем не менее, продолжали исправно ходить и с большой точностью показывать текущее время. Лишь на стекле появилась трещина. После этого они и «перекочевали» к Вовке. Он поначалу носил их постоянно, не снимая с руки. Потом уже, отец подарил ему свои «Командирские» с гравировкой на крышке «От министра обороны СССР». Себе же он оставил такие же, но с гравировкой «От председателя КГБ СССР Ю. В. Андропова». Вовка носил их по очереди. «Ракету» исключительно на работе, а в остальное время использовал «Командирские», надо – не надо, вскидывая руку, с гордостью демонстрируя их окружающим. В то время само наличие часов уже было редкостью, тем более «Командирских».

Вовка понял, что в ресторан опоздал капитально. Но не явиться совсем было нельзя. Нужно было показаться, хотя бы под занавес. Интересно, как они там без него? И что там они передумали уже по поводу его отсутствия? Вся надежда, конечно, была только на Сынка.

Вовка неожиданно предстал перед друзьями, когда они уже сидели за своим столиком, в ожидании ужина. Он подсел рядом и, в ответ на все их расспросы, лишь молча махнул рукой и налил себе полный фужер вина из стоявшей на столе бутылки. Залпом осушив его, он закурил и глубоко затянулся, и лишь потом поприветствовал друзей.

– Всем привет, а вот и я. Не ждали уже?

– Было такое. – ответил за всех Сынок. – Что-нибудь случилось? Что-то ты выглядишь не очень.

– Да, уж, случилось.

В это время «мамочка» принесла поднос с тарелками и стала выставлять их на стол. Увидев Вовку, кивнула.

– Сейчас и тебе принесу.

Воспользовавшись паузой, Вовка в двух словах изложил, что произошло.

– Вот это да!

– Ну и ну!

– Не ожидал такого от Ковальского, вот ведь сучок! – изрёк Мороз, разливая оставшееся вино. Братьев Ковальских хорошо знали все. – А тебе-то что переживать. Ковальский виноват, он пусть и отвечает!

– Да, но я не имел права оставлять кару без присмотра. Отогнал бы к себе на участок и ничего бы не случилось.

Мороз хотел налить и Вовке, но он прикрыл свой фужер рукой.

– Мне больше не надо, а то играть не смогу.

 
                                              * * *
 

Ночью Вовка спал плохо. Мысли крутились вокруг случившегося накануне, и он никак не мог отвлечься от них. Время от времени он всё же забывался коротким, но тревожным сном. Тогда в его воспалённом сознании всплывали видения, в которых он гонялся на электрокаре за Ковальским, безуспешно пытаясь его настичь. Тот легко ускользал от него, то исчезая, то выныривая в самых неожиданных местах. И в тот момент, когда он уже практически настигал его, загнав в тупик, вдруг, перед ним возникала девичья фигура, у которой из-под юбки вместо ног торчали ослепительно белые кости. Она стояла с распростёртыми руками, словно преграждая ему дорогу. Вовка в ужасе подскакивал и некоторое время не мог сообразить, где он находится. Затем, придя в себя, он несколько успокоился и, откинувшись на подушку, тщетно пытался уснуть снова. И лишь под утро, утомлённый ночными бдениями, провалился наконец в бездну глубокого сна. Как прозвенел будильник, Вовка не услышал. И даже Валерке с трудом удалось разбудить его, лишь выдернув из-под головы подушку.

– Вставай, на работу опоздаешь! Завтра суббота, вот и будешь дрыхнуть сколько влезет!

Он встал с полным осознанием своей вины. В том, что его накажут, он не сомневался. И поделом ему, в другой раз неповадно будет. Но что это будет за наказание, он не представлял. Оставалось только гадать, чем он и занимался по дороге на работу. На участке его уже ждали. Чуть ли не у порога его встретил механик. Увидев Вовку, он набычился, побагровел и сжал кулаки. «Сейчас орать начнёт», – подумал Вовка.

– Явился, не запылился!

– Доброе утро, Михалыч!

– Кому Михалыч, а кому товарищ Долбанюк!… Какое доброе утро?… Ты что?… Издеваешься?… Поставил весь завод на уши! Подвёл коллектив!… Из-за тебя теперь всех премии лишат!… Молись, чтобы девчонка выжила!… Вот загремишь на нары, там тебе быстро мозги вправят!…

Эту громогласную тираду прервал начальник участка, вышедший из своего кабинета с папкой в руке.

– Так, Нащокин, пошли со мной!

Они пошли молча по территории завода в направлении административного корпуса. Начальник насуплено молчал и Вовка молча шёл следом, опустив голову, не решаясь нарушить это тягостное, не предвещающее ничего хорошего молчание.

Войдя прямо через парадный вход, поднялись на второй этаж и, пройдя по широкому коридору, остановились у двери с табличкой «Директор». Вовка был здесь впервые и с интересом поглядывал по сторонам. Перед директорской дверью он ощутил лёгкий мандраж и какую-то обречённость. За дверью, в которую он прошёл вслед за начальником и осторожно прикрыл за собой, была просторная приёмная, где за столом с пишущей машинкой, телефонным аппаратом, кучей бумаг и прочих канцелярских безделушек, восседала невозмутимая секретарша. Её стол, как неприступный редут, предварял вход непосредственно в директорский кабинет. Она кивнула начальнику и, указав на массивную дверь позади себя, произнесла коротко:

– Вас ждут.

Бесшумно ступая по ковровой дорожке, они прошли к заветной двери.

Директор был не один. За длинным столом перед ним сидело ещё несколько человек. Вовка узнал только начальника механического цеха и главного инженера. Все изучающе уставились на него. Начальник прошёл к директорскому столу и положил перед ним свою папку, после чего присел рядом с остальными. Пока директор знакомился с содержимым папки, все сидели молча, терпеливо ожидая, когда можно будет подать голос.

Когда директор прикрыл папку, стали по очереди высказываться, изредка задавая Вовке вопросы. Он старался отвечать предельно честно. Положительно охарактеризовал его только начальник механического цеха. Некоторые же вопросы были совсем не по теме, а именно: были ли у него прежде нарушения трудовой дисциплины и техники безопасности? Давал ли он ранее посторонним лицам покататься на вверенной ему технике? Правда ли, что Ковальский взял кару без разрешения? Знаком ли он был с пострадавшей прежде? На что Вовка ответил, что всё, что касается вчерашнего ЧП, он изложил в своей объяснительной записке и больше ему добавить нечего.

В течение дня он ещё пообщался с инспектором по технике безопасности и со следователем, который вёл это дело. Причём инспектор пытался на него воздействовать, уговаривая переписать свою объяснительную записку.

– Пойми, так будет лучше для всех! Дело в том, что ты несовершеннолетний, отделаешься выговором, а Ковальскому уже восемнадцать исполнилось. Ему через месяц в армию идти. Не дай Бог, потерпевшая умрёт или в суд подаст. Это же тюрьма.

Но Вовка упрямо стоял на своём и ни на какие компромиссы не соглашался. А ещё он твёрдо решил навестить потерпевшую в больнице. Узнать, как она себя чувствует, поддержать её как-то. Всё равно он ощущал себя, хоть косвенно, но виновным в том, что она пострадала и попала в больницу. Если он этого не сделает, не обретёт покоя и снова ночью будут кошмары мучить и совесть грызть. Он выбрал время в обеденный перерыв, так как ему совсем было не до еды и пошёл в механический цех. Там он разыскал женщин, которые были свидетельницами происшествия и от них узнал данные девушки. А подошедший мастер подсказал, где её искать.

Выйдя за проходные, он купил большую коробку конфет и отправился домой. В больницу он решил отправиться завтра, в субботу. Он боялся, что она, может быть, ещё не приходила в сознание. Или не захочет с ним разговаривать. А, вдруг, его вообще не пустят к ней? А, вдруг…

Но всё обошлось лучшим образом. Его пропустили. Предварительно он справился у дежурной сестры на посту о состоянии больной. Её прооперировали сразу, после поступления. К счастью, все кости были целы. Большой кровопотери удалось избежать благодаря тому, что ей сразу перетянули ноги платками и скорая подоспела своевременно. Только разрывы мягких тканей и многочисленные ушибы, в том числе и головы. Удар несколько смягчили волосы, собранные на затылке в пучок. Больше всего пострадали ноги. Но о том, как долго продлиться восстановление говорить пока рано. Доктор сказал, что она в рубашке родилась.

Набросив на плечи халат, Вовка прошёл в палату, где среди находившихся там на излечении женщин, он без труда смог вычислить ту, к которой пришёл. Это было не сложно, ведь другие были либо ходячие, либо пребывали уже в совсем другой возрастной категории. Тем более, он видел её накануне. Она лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. Голова её была забинтована.

– Мария, здравствуйте! Вы разрешите? – спросил он, подвинув поближе табуретку. – Меня Владимир зовут.

– А, это Вы? – откликнулась она тихо. – Неожиданно. Присаживайтесь, конечно.

– Вы меня знаете? – удивился он.

– Вы же карщик? У нас в цехе последнее время работали. А ещё Вы как-то играли в нашем ПТУ на вечере. Я как увидела Вас потом, на заводе, сразу узнала. А что Вас привело ко мне?

– Вы помните, что с Вами произошло? Это же по моей вине Вы здесь. Вот я и пришёл узнать, как Вы?

– Вы тут абсолютно ни при чём. Я же видела, кто на меня наехал. А к Вам у меня нет никаких претензий. Это я и следователю сказала. Он был у меня вчера. Он хотел, чтобы я дала против Вас показания, но я отказалась и ничего не подписала. Я даже Ковальского простила и не хочу, чтобы и его наказывали.

– Можно я буду Вас навещать иногда, Вы не против? Может Вам что-нибудь принести, так Вы скажите, не стесняйтесь.

– Приходите, если Вам не трудно. Я не против. Меня больше и навещать-то некому. Я ведь из Шепетовки и в Хмельницком у меня никого нет.

Вовка, пожелав Марии скорейшего выздоровления, удалился с лёгким сердцем. Правильно он сделал, что навестил девчонку. Прямо камень с души сбросил.

Выйдя из больницы, он из первой же на пути будки телефона-автомата позвонил Тамаре, но она, сославшись на какие-то неотложные дела, сказала, что в эти выходные встретиться с ним не сможет.

Больше идти никуда не хотелось, да и погода была мерзкая. Дул сильный, насквозь пронизывающий ветер и мела мелкая, колючая позёмка. И он решил отправиться домой. На автобусной остановке было полно народа и Вовка решил идти пешком. Уже подходя к дому, он увидел, догнавший его переполненный автобус.

Поднявшись на свой этаж, он прежде нажал кнопку соседского звонка. Открывший дверь Сынок обрадовался, увидев Вовку.

– Заходи, я один. Я тут новую песенку подбираю.

Вовка, разувшись, прошёл следом за Сынком.

– Ты не смотрел фильм «Песни моря»? Сейчас в «Чкальнике» идёт. Там столько песен! Пацаны из класса уже посмотрели и записали все. Вот дали переписать. Тут одна песня – просто бомба. Вот послушай! – и он нажал клавишу воспроизведения.

 
К шестиструнной гитаре
Я тихо прильну,
Осторожно и бережно
Трону струну.
 

Тихим, вкрадчивым голосом, с лёгким иностранным акцентом пел неизвестный исполнитель. Вовке очень понравилось, и он заинтересованно слушал дальше.

 
От зари до зари,
От темна до темна
О любви говори,
Пой, гитарная струна.
 

– Сейчас принесу гитару, будем разучивать. – подскочил он.

Он вернулся буквально через минуту.

– Давай порепетируем, а потом смотаемся в кинотеатр и посмотрим фильмец. А? Как ты на это смотришь? – предложил Сынок. – А потом сразу и в кабак. Идёт?

– Замётано! Так и сделаем.

Гармония песни была довольно простая и уже через час они играли её свободно.

– Пойдём похаваем? – предложил Сынок. – Матушка тут наготовила всего.

– А где она, кстати?

– А уехали утром с Юркой к бате в Черкассы. На неделю отгулы взяли.

– Скоро переезжать будете?

– Да уже скоро! В мае должны дом сдавать. Как раз я школу закончу. Экзамены, то да сё. Так что где-то в июле и переедем.

– Жалко. А там и я осенью в армию уйду. И разойдутся наши пути в разные стороны. Будем в гости ездить друг к другу. Так ведь?

– Само собой! А как же иначе?

– А меня батя уговаривает в военное училище. У нас в этом году откроется. Артиллерийское. Но я уже твёрдо решил – в армию. Попробую, что это такое, а там посмотрим. Может и поступлю потом, если понравится. Вот и Валерка то же самое говорит. Он поступал сразу после школы. А теперь говорит хорошо, что не получилось.

– Ну всё, заморили червячка? – Сынок встал из-за стола, поглаживая себя по животу. – Давай собираться тогда, пора уже, – взглянул он на часы.

Выйдя из дома, они сразу пошли пешком. Автобусы ходили редко и не было ни смысла, ни желания стоять на остановке неопределённое время, не будучи уверенным, в том, что ещё удастся уехать. Иные автобусы даже двери не открывали на остановках, так были переполнены.

Вечером в ресторане, впечатлённые просмотром фильма, они даже исполнили едва разученную песню, хотя можно было бы недельку и погодить с этим, более досконально её проработав. Не терпелось поделиться с народом настроением и эмоциями.

Наказание
1970 год

В понедельник с утра, едва Вовка прибыл на работу, его сразу же ознакомили с приказом директора завода по итогам расследования несчастного случая.

«За грубое нарушение трудовой дисциплины и несоблюдение требований инструкции по технике безопасности, приведшее к несчастному случаю на производстве…» и т. д. и т. п. – «перевести водителя электрокары Нащокина Владимира Николаевича на ниже оплачиваемую работу сроком на три месяца с удержанием …процентов заработной платы в пользу пострадавшей» и т. д.

В результате Вовку отправили на три месяца в тот же механический цех, где произошёл несчастный случай, подсобным рабочим с окладом семьдесят рублей из которых будут производиться необходимые вычеты.

– Хоть одна положительная новость за последнее время, – отреагировал Вовка и пошёл собираться.

Вовка сразу явился к начальнику механического цеха.

– Это я попросил, чтобы тебя определили к нам. Люди тебя уже знают, отзываются положительно. В чём заключается работа ты, в принципе, представляешь. Недельку поработаешь и поймёшь, что к чему. Так что желаю успехов. Ну, а что случилось такое, так это с любым может произойти. Я думаю, тебе на пользу пойдёт, впредь осмотрительнее будешь. Инструкции ведь не просто так сочиняют. Они кровью написаны. Мне сказали, что ты приходил, узнавал данные Марии. Навестить хочешь?

– Да я уже был у неё в субботу. Я боялся, что всё намного хуже. А она молодцом, держится стойко. Обиды ни на кого не держит, никого не обвиняет. Я пообещал ей, что буду навещать её время от времени. А что с Ковальским, кстати? Что ему грозит?

– Он уволен. Ему в армию этой весной. Что парню биографию портить. Послужит, глядишь, ума наберётся. Армия хорошо мозги на место ставит. А ты – молодец. Всё правильно делаешь. Тебе-то когда служить предстоит, или другие планы есть?

– Мне осенью и других планов нет, хотя есть предложения.

– Ну давай, трудись. Сейчас иди к мастеру, которого ты своей карой обслуживал, так что знакомить вас не нужно. Он уже в курсе.

Вовка с лёгким сердцем вышел из кабинета начальника и оправился в цех.

 
                                              * * *
 

Три месяца пролетели, как один день. За это время Вовка несколько раз навещал Марию в больнице. Восстановление шло медленно, но время и соответствующее лечение делали своё дело. Она перенесла ещё одну операцию. Ходить училась заново. Последний раз он навестил её вместе с Тамарой, которая была в курсе всей этой истории, и сама вызвалась пойти вместе с ним. Марию они нашли самостоятельно гуляющей в весеннем больничном саду. Правда она ходила, пока опираясь на палочку, но прогресс был уже на лицо.

Вовка опять вернулся на участок, но его там, видимо, совсем не ждали.

– Ну, что? Надолго к нам? – поинтересовался механик Долбанюк.

– Поживём, увидим. – парировал Вовка

– Ну, гляди!

Вовку посадили на старенькую кару и отправили на галтовку. Он галтовал детали. Совковой лопатой привычно засыпал их в барабан, подбрасывал туда абразивного песочку, закрывал крышку и нажимал кнопку. Барабан с грохотом попеременно вращался то в одну сторону, то в другую. Все эти нехитрые операции он освоил в своё время под руководством своего первого наставника Романа. Кажется, будто вчера это было, а, поди ж ты, Муха уже полгода отслужил. А ещё через полгода Вовка и сам там же окажется.

Минут через двадцать-тридцать он останавливал барабан и смотрел насколько качественно детали очистились от ржавчины и, убедившись, что уже достаточно, высыпал их на пол, после чего сортировал по металлическим ящикам. ЧТЗ в один ящик, ХТЗ – в другой, что означало Челябинский или Харьковский тракторный завод. Хотя в его обязанности это не входило. Просто хотелось подойти к работе творчески. Но зато потом, когда он привозил детали в механический цех, его встречали на ура. Проработав в этом цехе три месяца подсобником, он хорошо знал куда и какие подавать и кто нуждается в них в первую очередь.