Электронная библиотека » Владимир Маканин » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 06:20


Автор книги: Владимир Маканин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Но его интересовало только питание, еда, а не студия…

– Ты дал ему адрес?

– Мальчишка даже не слышал о Кандинском… То есть если и слышал, то здраво полагал, что Кандинский – что-то вроде врага народа.

– Какая прелесть! – смеется Инна.

– В общем, пацан вынул откуда-то из-за спины и стал мне совать картинку. Готовый с ходу соврать, что это его работа. А работа – профессиональная. Сразу же видно… Пейзаж. Зимний… Лошадь запряженная, на гриву медленно падает снежок… Я хотел мальчишку прогнать. Ну явный халявщик. Но он такой серенький, тусклый, никому не нужный и беспризорный пацан… Еще и заикался. Еще и в каких-то уродливых очках. Я терпеть не могу, когда на человеке плохие очки. Уж лучше б слепой.

– Артем! – одергивает Ольга.

– В общем, этому тусклому лгунишке я не смог дать пинка. Не смог прогнать и… И дал твой адрес… Все бы ничего, Оля, но пацан три раза переспросил – кормят ли в твоей К-студии и как часто?

– Ничего страшного. Покормим.

– Но пацан еще уточнил – кормят ли с самого утра?.. Так что смотри, он вот-вот нагрянет.

Он признался, что сменил уже пять школ с питанием… Пять, Оля!.. В каждой школе он начинал с того, что выдавал за свой… пейзажик, который он подобрал где-то на помойке, когда ее разгребал бульдозер. И мальца принимали в школу.

– А потом выгоняли?

– Нет, нет. Просто эти доморощенные частные школы быстро возникают, но еще быстрее сами разваливаются. Инфляция! В любом деле сейчас банкрот на банкроте.

– Ну а дальше?

– А дальше лгунишка понял, что его лошадка меня не обманет. И врать, что он умеет так рисовать, побоялся… А меж тем в руках пейзажик. Он не знал, куда теперь его деть… Он уже хотел пейзажик просто выбросить в мусор… У пацана тряслись руки, и казалось – его скучную пейзажную лошадку тоже бьет голодная дрожь…

– Артем!


– Я его поспрашивал… Малый одинок и голоден. День целый ходит и ищет школу. Любую. Лишь бы там кормили… Повидал многое и уже поучился разному. Был в школе дизайнерской… Был в школе с суперуглубленным английским… Был в школе «Робинзон». Последняя из его школ была и вовсе продвинутая – с несколько пугающим названием: «Непьющие мальчики». Как в том анекдоте.

– Он прыгал из школы в школу?

– Как блоха. Как кузнечик… Зелененький он был!.. Но в наши дни школы, которые с едой, не живучи. Школы слишком скоро распадались… А мальчишке опять и опять хотелось жевать. Голодал!.. Меж тем брали его в эти расплодившиеся частные школы только потому, что он всюду показывал свой пейзажик… То есть как бы свой. Как входной билет в оплаченную столовую… И тогда я вдруг потеплел к пацану. Я растаял… И дал ему наш адрес.


Артем закругляет разговор:

– Леди. Спасибо за кофе. На утреннем митинге крепкий, подгоняющий кофе, если загодя, – совсем не пустяк.

Инна расцвела и добавила ему в чашку еще на глоток:

– Я старалась!

А вот и узнаваемая музы́чка грянула из соседней пивнушки. Пошлая и визгливая. Как говорится, зато поутру.

Ольга: – В такую рань. Вот варвары!

Артем смеется: – Я им попомню!.. Скоро они будут только шуршать газетами.


– Митинг митингом, – спешит спросить цепкая Инна. – А что нового почитать? У вас, Артем?.. Если о цензуре, то я читала.

– О цензуре читали все, – счастливым голосом как бы между прочим констатирует Ольга.

– Еще одна изюминка, леди! – Артем допил кофе. – Когда я расспрашивал новообращенного. Этого пацана… Коля его зовут… Угадайте с трех раз, в какой из частных школ Коля подкормился лучше всего? и дольше всего?

– Не знаем.

– Думайте. Угадывайте. С трех раз.

– Я знаю. В религиозной у католиков?.. Газеты писали.

– Нет.

– Школа демократической молодежи?

– Нет.

Артем смеется:

– Ну а с третьего раза?.. Угадали?.. Или слабо?

Женщины согласны, сдаются – слабо! слабо!

– Ладно… Ответ прост: в доморощенной школе КГБ. Которую слепил некий майор Семибратов… Частная школа молодых гэбистов… Кстати сказать, наш район. И что смешно, пацан был по отбору принят туда тоже за пейзажик.

– Я слышала. Я где-то читала про эту странную школу.

– Почему странную?.. Юные Штирлицы. Юные Зорге. Этакий романтический тренинг… С младых ногтей.

– Свобода?!

– А вы как думали, леди, – свобода только для нас?.. Нет и нет. Свобода – она для всех свобода!


– Я читала в газете. В «Московском комсомольце». В Москве возникло сразу штук пять таких школ… Их, конечно, разогнали. Но мальчишки, заметьте, в такие школы рвались.

– То-то… А я все хотел спросить пацана. За что его из такой школы вышибли?..

Артему шуточки, а в Ольге проснулся праведный либеральный гнев:

– Пять!.. Пять школ гэбистов!.. Позор! Нигде такого падения быть не может! Только у нас! Только в Москве!

– Да ладно, Оля…

– Нигде! Ни в одном городе мира!

– Почему ни в одном?.. В городе Саратове только-только обанкротились две такие школы.

– Смеешься!.. Не так уж забавно!.. Мне, Артем, не за Саратов больно, за отца больно. Возникновение этих школ показательно. Пришли новые времена – и вот, казалось бы, даже в ГБ есть отклик! отзвук!.. наконец-то! свершилось!.. Настоящая плановая чистка! Однако на другой же день изгнанный из рядов майор… как его…

– Семибратов.

– Изгнанный из органов майор Семибратов, не зная, чем теперь себя занять, затевает частную школу пацанов. Учит помалу стрелять. Сбивать с ног. Вести слежку… Он и денег, скажем, с их родителей не берет. Ему в кайф! Само обучение мальцов в кайф… Все знает, все умеет. Этакий товарищ Сухов…

– Товарищ Сухов – красиво!

– Именно!.. Каждый изгнанный майор лепит свою частную школу красиво. Ностальгия, Артем. Это их ностальгия по сукровице. И только по счастью (за неимением денег!) эти школы-пузыри лопаются! Распадаются! Но и в распаде они, сукровичные, смердят!

Ольга очень-очень задета. Ей не по себе. Ей больно.


Молодая!


Артем успокаивает: – Оля! Эти школы и школки… Это пена. Время их сдует! Время их сдует играючи! легко!

Инна: – Напрасно, Артем, ты не привел сюда голодного мальчишку сразу.

– Но я дал адрес… Инна, согласись: я не мог вполне командовать парадом. Это не моя студия.

– Теперь твоя, Артем… Твоя, – со счастливым смехом подсказывает, да и подчеркивает Ольга. Она уже успокоилась.


Молодые женщины готовы к выходу. Почти готовы. Нет-нет – и шаг, шажок, подскок поближе к большому зеркалу – глянуть на прическу, подправить воротничок.

– Мальчишку за что-то вышибли из рядов ГБ, – смеется Инна. – Забавно, а?

Обе женщины у зеркала в рост. Смотрят. Безотрывно.

– Этот мальчишка всю ночь преследовал Артема. Со своим дурацким пейзажиком, – хмурится Ольга.

– Плохая примета?


– Напротив, – воодушевляется Артем. – Отличный знак! Еще Тимофей Тульцев, ваш знаменитый отец, это предрек. Знаменитый диссидент еще когда предсказал, что чистки и уходы из ГБ начнутся неминуемо… А знаете, кто первым уйдет, говорил ваш отец… Не майоры и не чиновники в теневых погонах. Первыми уйдут стукачи… Срок – полгода!.. Полгода перестройки – и отовсюду, изо всех щелей наши стукачи начнут свой покаянный выполз…

– Артем, остановись. Прошу тебя. – Ольга обеспокоена. Он уже заговорил. Ненормальный!.. У него впереди целый митинг!


– Я убежден, – вскипает с новой силой Артем. – Грядет год их массового прихода с повинной. Высокой волной!.. И даже не потому, что стукач боится разоблачения… или боится возмездия… Нет!.. Он просто уже не может жить молчком, оставаясь один на один с накопленной невостребованной информацией…

– Артем! – Ольга уже умоляет его.

– Беднягу стукача забывают. Ему отключили кислород, и он задыхается. И теперь он сам хочет открыться. Он тоже человек. И он просится к нам. Он говорит – я хочу с вами. Я хочу с вами…

– Артем. Остановись…

– А мне интересно! – встряла Инна.

– Инночка. Он перегорит! Хватит!

– А если интересно!

– Артемчик. Умоляю тебя… Заткнись. Закрой фонтан.

Артем удовлетворенно смеется. Он сбросил в прорыв излишки пара.

– Ладно. Ты права. – Он целует Ольге руку. – Ты права. Запал надо беречь… Но еще два слова… Конечно, стукачество как жанр не исчезнет. Их наплодят снова… Но сейчас на дворе их суровый год, их праведный год, их перелистывающий год! Это – их момент их истины

– Артем!

– Стукачи сейчас опережают всех нас. Предпокаяние, господа. Началось предпокаяние!

– Артем, прекрати.

– Всё, всё.

* * *

– Собираемся, собираемся! – весело покрикивает теперь Артем. – Инна! Что ты вертишься у зеркала… Время! Время!.. Оля. Молю тебя. Вымой физию.

– Грязь? Я чумазая?

– Заспанная.

– А чем это смывают?

– Холодной водой!


Звонок в дверь. Инна, наиболее к выходу готовая, открывает и вводит гостя.

На пороге подросток в очках.

Артем обувается. Со смехом кричит: – Это он! Это он!.. С пейзажиком!

Инна, младшая, с улыбкой: – Представьтесь.

– А?

– Как вас зовут?

– Коля У-у-угрюмцев.

– Это вы, – продолжает знакомство Инна. – Это вы так сильно полюбили художника Кандинского?

– Инна! – одергивает сестру Ольга.

– А что? Нельзя спросить?

Ольга, возможно оберегая и сразу же узаконивая, отводит новенькому его пространство:

– Тот угол. Тот мольберт старенький… Видишь?.. Будет твой, Коля. Когда-нибудь держал в руках кисточку?

– Н-нет.

– Эти кисточки – твои.

– А к-краски?

– Разведешь сам.

– А п-п-покушать?

– Найдешь сам. Холодильник у той стенки.


Артем кричит: – Одевайтесь!.. Успеете его расспросить!

Однако Инна спешила узнать ближе:

– Вы, Коля, слиняли из школы ГБ? Почему?.. Неплохая же профессия. Если в перспективе.

– Я не с-слинял – меня в-выгнали.

– За что?

– За н-неуспеваемость.

– А в школе с углубленным английским?

– В-выгнали с-сразу. Один раз пообедал.


Теперь Ольга торопит Артема:

– Чего ты сидишь?.. Всех подгоняешь, а сам в одном ботинке!

– А мне тоже стало интересно. Небось гэбистов теперь по науке учат. Психоанализ царствует? вовсю, а?

Но юнец не понимает, только переспрашивает: – Ч-что?

– Я говорю – сейчас у вас на занятиях небось папа Фрейд?.. Юнг?

– Я п-плохо учился. Голова б-болит… Все время б-болит.


– А что за педагоги? Интересно учили?

– Да. М-майор Семибратов очень с-следил за п-питанием.

– Молодец майор.

– Каждый день к-кушали.

– А другие учителя?

– Другие о-о-обычно кричали… На меня всегда к-кричали. Ты, Угрюмцев, никогда не научишься с-с-стрелять!..Ты никогда не п-п-попадешь в цель, если с завязанными глазами!

– Стрельба с завязанными глазами?.. А куда стрелять?

– На шорох.

– Куда?

– На шорох в кустах.

– И ты стрелял?

– Нет. Н-не успел… В-выгнали.


Ольга ставит точку: – Хватит потешаться! Уходим!

Инна, поощряя мальчишку, кричит: – Загляни в холодильник!

И ушли.

Коля один. В большом пространстве К-студии, там и тут увешанной странными картинами, юнец слегка растерялся.

– Г-г-говорили, покормят. Говорили, рисовать б-буду… С-странно это.

«Странно это» – уличная пацанья присказка, которую он где-то себе подхватил.

Куда деться, подходит к отведенному, подсказанному ему мольберту.

2

Осматривается.

Еще им не обжитое, но уже чем-то манящее (он чувствует!) теплое место. Греющее место… И тишина… Можно спрятаться от людей и ментов. Ему хорошо. Больше того, подросток, забывший дух и облик «родных углов», заулыбался – слышит некое родство с этим одомашненным полуподвалом.


Мальчишеское чувство новых владений!


Одним разом он берет мольберт и стул – ищет, к какой бы репродукции ему поближе подсесть… Он хочет перерисовывать. Попробовать. Его же не задаром сюда взяли… Ту картину? Или эту?

Стул не удерживается в руке, падает. Падает и сам Коля. Встал, смеется своей неловкости.

Наконец выбрал – пристроился к дразнящему «Офорту» 1916 года. Возится у мольберта с кисточками и красками.

Рисует?.. Нет… Боится… Задевает нечаянно рычажок под репродукцией. И тотчас «Офорт-1916» освещается… Подсветка поначалу слепит глаза. Краски заиграли слишком.

А юнец, словно бы испугавшись, отпрыгнул в сторону. Так неожиданно!


Запараллеленная с подсветкой, звучит сентенция Кандинского:

«ВРЕМЕНАМИ МНЕ ЧУДИЛОСЬ, ЧТО МОЯ КИСТЬ ПОРОЖДАЕТ ЗВУКИ… СОГЛАСНОЕ ЗВУЧАНИЕ МУЗЫКИ».


Отыграв паузу, голос проговаривает вновь:

«МНЕ СЛЫШАЛОСЬ ШИПЕНИЕ СМЕШИВАЕМЫХ НА ХОЛСТЕ КРАСОК…»

Голос стих.


Неуспокоившийся подросток ходит кругами… Видит на столе неубранный хлеб. Кусочек сыра.

Это надо съесть!

А дальше ноги сами ведут к холодильнику. Открыв, Коля не бросается на свертки с жадностью. Он выбирает и пробует глазами. Он вымуштрован голодом.

Замирает.

Хотя там опять же, вот он, сыр. Там и хлеб. И еще кое-что. Юнец осторожен. Он пока что ничего не тронул, не коснулся. С головой всунувшись в огромный старый холодильник, рассматривает, как нутро пещеры.


Необыкновенная тишина созерцания.


Коля, надо признать, с подростковыми комплексами, грубоват, ворчлив. Бу-бу-бу-бу… Ду-ду-ду-ду! Самодостаточность пацана, выросшего без теплой крыши.

Он побывал и в детдоме, обглоданном чередой проверок. Взрослея, пожил на чердаках и в подвалах. Побывал в пацаньей стае. Однако остался сам по себе.

Ему пятнадцать, скоро шестнадцать. Не испорчен и не вороват.

По-житейски цепок. Понятливому, ему сразу захотелось сюда, в К-студию. Еще бы! Теплое место – и с едой. Он готов рисовать (если получится) эти забавные картины! Да хоть все! Потому что тогда (так он считает!) его, рисовальщика, не сразу выгонят.

Вообще говоря, кистью (грубой, большой) он недолгое время подрабатывал, прибившись к бригаде маляров.

Нет, он не станет художником. Пейзажик – и точно не его работа. Пейзажик он подобрал на мусорке. Какой-то одинокий, под сто лет старик умер, а объявившийся торопливый новый жилец первым делом выбросил из затхлой квартиры все лишнее.

* * *

Подросток пока что созерцает свертки с едой – мужественным голодным взглядом. Ему все слышнее шум из пивнухи, что по соседству с К-студией, все развязнее оттуда веселые голоса, а вот и вопли! диковатые утренние вскрики!

Коля удивлен.

С трудом, но он оторвал взгляд от нутра холодильника. И повторяет с досадой:

– Да что ж такое. Мне с-с-сказали, тишина будет. С-сказали, м-могу рисовать… Странно это…


А вот и звонок в дверь.


Звонит мужчина. Он вдруг появился в коридоре меж соседствующих (и столь разных духовно!) половин подвала. Лет сорока, чуть меньше. Заметно толстеющий. Но крепкий.

Он сам назвал себя Хозяйчиком. С долей презрения. Нервной жизнью сегодняшнего собственника он пока что недоволен. Ожидал, когда начинал, большего. Большего и сразу!.. При случае он готов постенать и пожаловаться – какой, мол, я хозяин. Я хозяйчик. Я никто…

– Я, может быть… – любит повторять он. – Я только, может быть, будущий хозяин этой долбаной пивнушки. Если сумею оформить эти мерзкие, мелочные бумаги… Деньги внес, а толку ноль… Мать вашу! Полсотня глупейших бумаг! Бумажонки!.. Мной помыкают. В меня плюет каждый мент. И каждый чиновник лезет в мой карман… А каждая тварь свысока грозит выбросить меня вон даже из этого долбаного подвала…

Хозяйчик стоит у дверей К-студии. Давит и давит звонок.

С другой стороны этих же дверей замер насторожившийся Коля Угрюмцев.

Безответная молчащая дверь сердит Хозяйчика – он ведь пришел запросто! как сосед!

Подросток Коля тихо ворчит:

– Да что ж такое… Странно это… С-с-сказали, т-тихо будет.


Он впустил толстяка. Хозяйчик по-соседски здесь, конечно, бывал. Но, кажется, нечасто.

Видя растерянного юнца, Хозяйчик отодвигает его и проходит внутрь, сразу и решительно отвоевывая себе достойное гостевое пространство:

– Для чего здесь звонок? Ты оглох, что ли?! Я хозяин кафе… Нам по-соседски надо жить. По-соседски доверять… Мне надо посоветоваться с Ольгой.

– Ее н-нет.

– А ты кто такой? Что тут делаешь? Кто тебе дал ключ?

– Артем К-константинович. И Ольга.

– Зачем? С какой целью?

– Ни с к-какой. Просто по д-д-доброте. Артем К-константинович сказал, чтобы я ч-чувствовал себя здесь как д-дома… Попробую р-рисовать а-а-абстрактно.

– Ого! Константа здесь уже за хозяина! Быстро он! Начинающие политики – это очень-очень шустрые мужики, согласен?

Юнец молчит. Не его уровень разговора.

– Объясняю! Политики в наши дни куда проворнее и быстрее других находят себе рослый малинник. С малинкой этак покрупней, а значит – и место, и сносное жилье, и отличную женщину.

– М-м.

– Чего мычишь?.. Ученичок?.. Как здесь оказался?

– Артем К-константинович сюда н-направил. П-подсказал.

– Пригрел?

– П-п-пригрел.

– Прямо-таки болезнь! Политик шагу не ступит, чтобы тут же не наплодить юных однопартийцев. Потомство заикающегося кролика!.. Извини, парень. Я сам был заикой… Всюду ученички! ученички!


Хозяйчик подходит к расставленному мольберту. Там заждался чистый лист. Толстяк, хмыкнув, берет наугад кисточку и пытается рисовать.

– Вот оно как!.. А я бы тоже сумел! Легко!

– В-верните к-кисточку.

– Щас! – Это он, конечно, с иронией. Набирая краску снова и снова, толстяк продолжает малевать.

Подросток Коля очень удивлен и очень недоволен – сказано же, что с сегодняшнего дня это уже его кисти. Это уже его краски! Да и мольберт, возможно, его!

– В-вам, дядя, лучше уйти… П-п-по домам… Мне вообще-то не в-велели никого пускать.

Но помалевать на чистом всякому нравится.

– Ты кто такой?.. Ну-ка представься, как следует!

– В-верните к-кисточку.

– Кто такой?! – И сорокалетний толстяк, похмыкивая, помахивая кисточкой и блаженствуя, продолжает импровизировать на замечательном дармовом белом пространстве листа.

Обидчивый юнец теперь уже осмысленно задевает, а потом и подталкивает неслышной ногой рычажок ближайшей к нему репродукции. И тотчас свет. Подсветка!


И звучно, вкусно – сопровождающий текст из книги Василия Кандинского:

«…ВЫУЧИЛСЯ БОРЬБЕ С БЕЛЫМ ХОЛСТОМ…»


Мягкий баритон зачитывает:

«…И ТОЛЬКО ПОСТЕПЕННО Я ВЫУЧИЛСЯ НЕ ВИДЕТЬ ЭТОГО ТОНА ХОЛСТА…»

И еще:

«ЭТОГО БЕЛОГО, УПОРНОГО, УПРЯМОГО… ХОЛСТА…»


Хозяйчик от неожиданности замер. Затем повертел головой, ища, откуда этот крепкий мужской голос.

Бросает подозрительную кисточку. И на плохой случай отскакивает в сторону от мольберта.

* * *

В дверях вернувшаяся Инна:

– Ну что? Познакомились?

– Он х-х-хотел, – объясняет Коля. – Хотел мою к-кисточку.

– Да ладно, – смеется Инна. – Он наш сосед.

Хозяйчик-сосед уже обрел себя и свою натужную значительность:

– Инночка, привет… А где сестра? Где Ольга?

– На митинге.

– Ах да, митинг! Митинг!.. Сегодня же утренний митинг!


Инна включает телевизор, немые секунды на поиск, и вот уже на экране что надо – Артем Константа. Он произносит речь.

Политик на трибуне – толпа внимает.

Кадр укрупнился. Видна Ольга. Она в близком окружении Артема, она неразлучна, она рядом.

– Вот! – Хозяйчик возбужденно тычет пальцем в экран: – Вот! Вот где они все!

Инна: – А вот вам и Ольга рядышком!

АРТЕМ (он на экране крупно, потом медленно отдаляясь, чтобы зримей толпа): – Сегодня, во-первых, мы требуем отмены прописки – этого уродливого запрета на жизнь… Требуем свободы передвижения и свободы места жительства. А теперь я опять и опять возвращаюсь к главному… нам нужна гласность. Нам не нужны ядовитые остатки притаившейся цензуры… Осколки нашего рабства!

МИТИНГУЮЩИЕ: – Ур-ра!.. Правильно!.. Ур-ра, Константа!

АРТЕМ: – Долой остатки цензуры в любом ее виде!

Аплодисменты. Толпа ликует.


Коля по-тихому садится за свой мольберт и делает наконец первый шаг в мир живописи – перерисовывает репродукцию.

Вцепившись в свою драгоценную кисточку.

Юнец счастлив.


АРТЕМ (завершая выступление): – Да, да! Население – это не народ. Но бывают дни, бывают часы, когда население становится народом!.. Святые часы!

Последний всплеск аплодисментов.

Митинг заканчивается.


Инна выключила телевизор: – Сейчас прямо с трибуны они по машинам – и нагрянут сюда.

– Как? Сейчас? – Хозяйчик взволнован.

– А что?.. Утренний митинг не бывает больше часа.

– А может, они к обеду?

– Еще чего!.. Не знаю, как народ, но население любит расслабиться сразу после митинга.

Хозяйчик взволнован еще заметнее.

– Но зачем они сняли у меня всю пивную? Все столики разом с утра… Весь зал и чтобы без музыки… Это тоже чтобы расслабиться?

– Не волнуйся, дядя. Толпы не будет.

– Столики…

– Все столики – это чтоб лишних ушей не было. И лишних глаз. И лишних языков.

– Значит, элита?

– Думай, дядя, попроще. Не умничай. Считай, что сюда привалят поговорить-выпить-закусить.

– Я разве против? Я за.

– Во-первых, организаторы митинга. И Константа тоже привалит с окружением… И кое-кто из прессы. И конечно, денежный мешок, который всю эту говорильню содержит!

– Дочка. Инна… Я, собственно, за этим и пришел… Спросить… Хотел с Ольгой посоветоваться. Мы ж соседи… Говорят, этот их спонсор крутой. Слушок такой про него. Скажи – крутой?!

– Да, молчаливый.

– Я же хотел им отказать, но они силой наперли. Надавили. Телохранитель какой, а? Морда, а?.. Видела?.. И почему именно дохлая моя пивная?

– Не дрожи, дядя. Не будь тупым… Твоя пивная только потому, что крутому спонсору нужен крутой Артем. А Артем живет у Ольги. А Ольга твой сосед. Только поэтому ты и понадобился.

– А-а!.. Вот оно!.. Всё рядом, всё по-соседски… Какая ты, дочка, умница!


Хозяйчик уходит, кивнув в сторону Коли:

– Малюет… Я бы тоже мог сидеть и мазать кисточкой. Вернуться бы в детство!

* * *

Инна неслышными шагами подходит сзади. Видит, как неуверенно водит подросток кистью.

– Рисуешь?

– П-просто так.

Начинающий мазилка чем-то привлекает ее. К тому же у Инны изрядное преимущество возраста. Ей 26, а ему 15…

– Покажись.

Инна бесцеремонно поднимает его со стула и разглядывает. Руками берет за плечи. Поворачивает туда-сюда.

– Ручонки хилые, – констатирует она. – Ты на стрельбах бывал?

– Б-бывал.

– Пистолет в руке сам держал?


– И вообще, как тебя, такого чахлого, взяли в школу ГБ?.. У них же классные ребята!

Отнимает у него кисточку.

– Рассказывай.

– Что?

– Гэбистская школа тебе нравилась?

– М-майор Семибратов о-о-очень следил за п-п-питанием.


– А чего вялый? Тебе что – девчонки не нравятся?

– Я у к-к-католиков хорошо учился… А у гэбистов почему-то никак. Х-хуже всех был…

– Совсем плохой?

– Только по памяти трояк с п-плюсом.

– По памяти?

– Остальное – одни д-двойки.

Инна усаживает юнца вновь на его стул, вернула ему кисточку – ладно, пацан! рисуй!

– Здесь тебе будет хорошо. Вместе с твоими двойками-тройками. Артем и моя сестра тебя обогреют.

– Я не у-умею рисовать. Но я же могу к-копировать. Я с-сделаю х-х-хоть сто копий!

– А что?.. Заделаешься здесь студийцем. Старайся… Студия начнет работать в сентябре.

Юнец держит кисточку. В некоторой заторможенности продолжает рассказывать о себе:

– На с-связного учился. По рации… На стукача тоже хотел. Д-доносы писал… П-правда, с ошибками.


– Пойду переоденусь. Дневной, но как-никак банкет!.. Я специально сбежала с митинга пораньше.

Коля продолжает свое: – Стрелять мне не давали.

– А хотелось?

– Иногда.

– С завязанными глазами и на шорох в кустах?

– А чего ты с-с-смеешься?


Но Инна уже ушла.

Коля переставляет мольберт поближе к рисунку. Пытается сосредоточиться. Задумался:

– Странно это… Сказали, м-можешь рисовать… А сами м-мешают.


Переодетая, эффектная, появляется Инна. Спортивный стиль ей к лицу.

– Слышал?.. Не пропусти. Банкет рядом – в нашей соседней пивнухе! Можешь поучаствовать. Ты же любишь поесть.

– Меня н-не звали.

– Я зову. Ольга зовет… А Константа сам первый сказал – прихвати, Инна, мальчишку. Пусть вкусно поест… Голод – кнут Истории!.. Так он выразился.

– К-к-кнут?

– Он имел в виду, что в смутные исторические дни еда на халяву всегда кстати!..


Инна смотрит на юнца оценивающе: – Тебе бы рубашку почище.

* * *

Тем временем, в ожидании банкета, из пивнушки изгонялись завсегдатаи. Молодежь, как всегда, судьбой недовольна. Как же так! Они с утра недопили! они с такого светлого, с такого чудесного, солнечного… что еще?.. с такого хорошего утра даже и вполовину не пьяны… Свинство!

Их строптивые бунтующие голоса перекрывает повелевающий голос Хозяйчика:

– Вон!.. Всех вон!.. Чтоб в десять минут!.. Вышибала! Где вышибала?.. Гнать всех вон.

Молодые выпивохи вылетают из дверей, получив жесткий пинок под зад.

Но музыка пока что играет.


Инна и подросток Угрюмцев все еще в К-студии.

– А к-кто платит за банкет?

– Догадаешься.

– Б-богатых совсем не отличаю.

– Слышишь?! – потирая руки, радуется Инна. – Уже по воплям недовольных и изгоняемых понятно, как вкусно, как алчно покушаем мы сегодня. Любишь вкуснятинку?

– Меня н-не звали.

– Уверяю тебя, пацан. Еда будет повеселее, чем в гэбистской школе у майора Семибратова.

– Ш-школу уже разогнали.

– А майор?

– Долго за школу б-бился. Б-боролся.

– А потом?

– Он стал б-б-буддистом.


В пивнушке уже в одиночку горланит молодой рок-музыкант по имени Максим, для своих Макс Квинта – последний, кто пытается здесь остаться:

– Мы – музыканты. Хам!.. Зачем же музыку вон?

– Тебя вон в первую очередь.

– Что за банкет без музыки!

– Очень даже банкет! – улыбается Хозяйчик.

* * *

Чтобы ему не голодать в ожидании банкета, Инна сотворила юнцу огромный бутерброд… с ветчиной! Коля ест, знакомятся ближе.

– Пивнуху закроют. Со дня на день… Артем обещал… А что в школе ГБ – было интересно?

– Мне – нет… Странно это. П-память у меня правильная, но мне не д-давались д-даже доносы.

– Неталантливо писал? – смеется Инна.

– Н-н-неправдоподобно.

– А вот Артем намекал, что тебя оценили и приняли в школу за пейзажик с лошадкой.

– Не-е-ет. Это он п-просто так.

– Просто так?

– Чтобы п-поддержать меня. Чтобы к-красиво.

– А пейзажик чужой?

– Чужой.

– Чей?

– Не знаю. Я п-подобрал на помойке… Возле девятиэтажного дома. Человек умер. Во втором п-подъезде… Его вещи выбрасывали.

Инна разочарована:

– Я бы заик не брала в ГБ.

Юнец пожал плечами:

– Люди заикам верят б-больше. Майор Семибратов сказал.


– А кликуха у тебя была?

– Ребята д-дали.

– Ну?

– Она н-несмешная. Трояк-с-плюсом.


– А я совсем недавно… – откровенничает, в свою очередь, Инна. Рассказывает с восторгом. – Я видела настоящего стукача!.. Мы в Питер на экскурсию группой ездим… Одни бабы. Такая группа. И вдруг парень вроде тебя… Извини… Затесался в нашу бабскую группу. Какой-то недоделанный. Мы всё шептались и гадали – стукач? Или голубой?..

– Это н-непросто, – соглашается знающим тоном юный Коля.

– Нормальный вроде парень, но что-то в нем этакое. Что-то утонченное. Я так и не поняла до конца поездки… Деликатен. Опрятен слишком. И взгляд внимательный.

– Б-бывает.

– Похоже, стукач косил под голубого?

– А вот это н-невоз-зможно. З-запрещено.

– Ну, значит, наоборот. Значит, голубой работал… Под неопытного стукачика. Это же вполне возможно?

– В-возможно.

– А я тогда винца в обед выпила и расшалилась. И знак ему сделала. Пальчиком постучала по пуговке у меня на кофте: тук-тук-тук… Мол, как живется – как стучится в наши перестроечные дни?.. А он улыбнулся. И мне сразу же ответил. Тоже нежным пальчиком… По своей пуговке на пиджаке: тук-тук-тук…

Знаток Коля морщит лоб, задумывается. И приходит к выводу:

– Г-г-г-голубой.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации