Текст книги "Мечтатель"

Начав работать в страховой компании, куда его устроил Павел Богданович, Илья перестал бояться своего тестя, а к его довольно грубым выходкам в свой адрес привык, но все же внутренне он очень болезненно переживал его хамоватые выволочки. Тесть, будучи весьма ограниченным, но бесконечно самоуверенным самодуром, не обладал даже намеком на деликатность и чувство такта.

Вовремя сбежав с работы, Илья для пущей безопасности отключил телефон и отправился бродить по улицам. Теперь тесть, не застав его на рабочем месте, наверняка постарается вылить на него ушат негодования по телефону, а не тут-то было. Правда, человек он упертый, может и домой к ним со Светланой заявиться.

«Пропади все пропадом! В конце концов, уволят с работы – оно, может, и к лучшему, – подумал Илья и решил как следует напиться, а заодно, вместе со своим лучшим советчиком – алкоголем, попытаться придумать что-нибудь умное по работе, чтобы реабилитироваться за сегодняшний конфуз. Явиться домой пьяным тоже, конечно, аттракцион не безопасный. Жена может отреагировать по-разному, особенно если тесть будет у них дома, но зато от него хотя бы отстанут, а скандалы перенесут назавтра.

На этот раз Илья не стал повторять свой маршрут с посещением баров по дороге, а купил бутылку водки и пакетик с сушками, забрался в самый дальний угол полузаброшенного парка, отыскал там одинокую скамейку – место постоянного обитания маргинальных личностей, и предался размышлениям.

Прежде всего он попытался разобрать по полочкам, что же было сказано на сегодняшнем совещании, однако, к своему ужасу, не смог вспомнить ни самого совещания, ни даже как он туда попал. Последнее, что он помнил, – секретарь по внутренней связи пригласила его в зал заседаний, а потом он, видимо, провалился в тринадцатый век и очнулся только в конце совещания. Тогда Илья решил вернуться к теме совещания.

Причиной переполоха в страховой компании и большого заседания, которое спешно собрал примчавшийся из столицы вице-президент, был договор страхования приобретенного спецтранспорта одним из постоянных клиентов регионального отделения. Этой компании удалось пролезть в большой государственный контракт по строительству федеральной автомагистрали. То, что компания никогда раньше не занималась дорожным строительством, похоже, никого не смутило, и генеральный подрядчик поручил ей поставку и монтаж свай под одной из развязок. Место работ было крайне ограничено и находилось вблизи жилых домов, так что подогнать туда краны и использовать молоты для забивания свай было невозможно, и специально под этот контракт компания закупила несколько грузовиков с манипуляторами для перевозки свай от завода железобетонных конструкций до стройплощадки и какую-то очень редкую машину, которая бесшумно и в условиях ограниченного пространства вдавливала сваи в грунт. Вся техника была приобретена в лизинг и застрахована, только по просьбе клиента в число застрахованных рисков, кроме обычных, была включена и ответственность перед третьими лицами. Начальник регионального отделения не придал этому значение и лихо подписал договор страхования. И тут начались чудеса! Вся техника прибыла в срок и должна была приступить к работе прямо на следующий день (сроки по строительному контракту были очень сжатые). Только вот аппарат по вдавливанию свай на автомобильном шасси оказался (вот незадача) поврежден при разгрузке с железнодорожной платформы.

Дальше ситуация стала складываться совсем интересно: поскольку машина повреждена, то есть наступил страховой случай, ремонт должен производиться за счет страховой компании, а ремонт этот, учитывая доставку запчастей из Германии, встанет в копеечку и займет не меньше трех недель. Однако это еще было полбеды. Хуже то, что сроки работ по строительному контракту будут сорваны, и компании будет насчитана колоссальная неустойка, которая, опять-таки как ответственность перед третьим лицом, является страховым случаем. В общем, как ни крути, а вся эта чудовищная сумма будет предъявлена страховой компании, а учитывая то, что неустойка будет насчитана по государственному контракту, отвертеться от нее в суде шансов никаких.

Просидев в парке до позднего вечера, Илья и так и эдак обдумывал этот злосчастный страховой случай. Пока его бутылка не опустела, наполовину тревожные мысли еще вертелись вокруг работы, а потом под воздействием спасительного дурмана он уже решил, что вся эта канитель выеденного яйца не стоит. Последней отчетливой мыслью Ильи была следующая: «Подписал договор страхования Виктор Викторович – вот пусть он и отвечает, а из меня сделать крайнего у них не получится».

Дальше был провал в памяти, которого и добивался Илья. Проснувшись утром дома (уже хорошо), он, несмотря на скверное самочувствие, несколько приободрился: жена уже ушла на работу – значит, неприятности откладывались на вечер. У Светланы была одна интересная особенность: как бы сильно она ни была раздражена, если она не выплеснет это раздражение в течение пары часов, то потом остынет, и скандал (а он случится обязательно) будет вялым и непродолжительным.

С женой Илья удачно разминулся, а вот на работу, естественно, опоздал, но это было меньшее из зол, поскольку сейчас там все стоят на ушах, и начальству будет не до него. Только тут Илья ошибся. Не успела его весьма помятая фигура показаться в дверях кабинета, где располагался его отдел, как сотрудники, перебивая друг друга, сообщили (как ему показалось, со злорадством), что с самого утра его ищет все руководство: его тесть, Виктор Викторович и даже вице-президент из столицы. Илье было плохо с похмелья, и он не сразу сообразил, что теперь ему точно несдобровать, во всяком случае с работой в страховой можно попрощаться.

Проштрафившийся начальник отдела лизинга принял соответствующий покаянный вид и незамедлительно явился под дверь кабинета начальника. Тут его уже поджидал Павел Богданович. Тесть был разъярен, как тигр, но при секретарше сказать он ничего не мог и только свирепо смотрел на растрепанного зятя.

– Проходите, Илья Валерьевич, – без всякого выражения сказала секретарша, – вас ждут.

Илья, неестественно выпрямившись, проследовал в кабинет Виктора Викторовича. Следом, наступая ему на пятки, вошел и тесть. Павел Богданович был заместителем начальника регионального отделения и находился в довольно панибратских отношениях со своим шефом, что позволяло ему вот так, запросто и в любое время входить к нему в кабинет. Но на этот раз делать этого не стоило. За столом Виктора Викторовича сидел вице-президент компании, а сам хозяин кабинета стоял чуть в стороне в просторной нише окна. Столичный начальник был явно не в духе и, посмотрев мимо Ильи, зло уставился на вошедшего Павла Богдановича.

– Вам что? – сердито спросил он заместителя начальника.

– Да я вот… собственно с ним… – в замешательстве указал Павел Богданович на Илью.

– Это еще зачем?

– Может быть, какие вопросы ко мне…

– Когда будут вопросы к Вам, я Вас вызову! – отрезал столичный начальник. – А сейчас не мешайте нам!

Павел Богданович, покраснев до свекольного оттенка, вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Дождавшись, пока закроется дверь, вице-президент страховой компании посмотрел на начальника отделения, испуганно хлопающего глазами у окна, и с ледяной вежливостью попросил:

– Виктор Викторович, не могли бы Вы дать мне возможность поговорить с юношей наедине?

Испуганный Виктор Викторович со всех ног кинулся прочь из собственного кабинета.

– Скажите, молодой человек, вчера на совещании Вы что имели в виду, когда заговорили о новгородском князе, татаро-монголах и плохом корме для лошадей? – с интересом спросил вице-президент.

Илья вздрогнул. Оказывается, большой начальник хорошо помнил его вчерашнюю неосторожность.

– Извините меня, пожалуйста! Это я просто задумался о своем!

– И о чем же вы задумались?

– Да это совсем некстати… Ничего интересного…

– И все-таки расскажите.

– Я вспомнил события времен нашествия Батыя на Русь. Там эпизод один был, очень напоминающий нашу ситуацию в страховой. Ну, похожий на этот страховой случай с госконтрактом.

Вице-президент страховой компании оказался отличным слушателем, и Илья, сначала сбивчиво, а потом все более и более увлекаясь, в подробностях описал ему свои вчерашние галлюцинации по мотивам обороны Торжка.

– Да, занятная история, – сказал столичный начальник, когда Илья закончил рассказывать, – хотя, если мне память не изменяет, и не очень вяжется с историческими фактами. Только в чем же тут аналогии с той проблемой, в которую вы тут вляпались с этим злосчастным договором?

– Дело в том, – осмелев, азартно сказал Илья, – что, похоже, наш клиент заранее договорился с заказчиком о том, что тот насчитает неустойку, а покроет ее страховая.

– Это с чего Вы так решили?

– Компания эта настояла на том, чтобы в договор страхования был включен пункт об ответственности перед третьими лицами, а когда его Виктор Викторович подмахнул, именно этот страховой случай и происходит. Совпадение удивительное!

– Возможно, – задумчиво пробормотал вице-президент. – У нас и не такое может быть.

– Конечно! – продолжал Илья. – Видимо, там сроки так и так срываются. Вот они и решили переложить неустойку на страховую. Госконтракт все-таки. Не хотят свою репутацию портить.

– Но нам это все равно не доказать!

– А и не надо доказывать! Следует этой компании все машины выдать точно в срок вместе с этой техникой по вдавливанию свай. Только надо подлатать ее, чтобы повреждений было не видно.

– Нет, не пройдет! Мы уже рассматривали этот вариант. На стройплощадке все равно выяснится, что машина нерабочая, да и если это дело подстроено, то они наверняка знают про поломку.

– Может, и знают, но никогда не признаются! Явятся технику получать как миленькие.

– Тогда в чем подвох?

– А здесь надо поступить как новоторжский посадник с монгольскими лошадьми.

– Ну-ка, ну-ка, поясните поподробнее.

– Автомобили заказчику всегда отдают на площадке с пустыми топливными баками. Там по паре литров всего. Поэтому покупатель всегда заправляет грузовики перед тем, как забрать их у продавца. Если заранее – до того, как заказчик заправит машины своим топливом, залить в баки немного левого горючего, так, чтобы топливная система забилась, то грузовики с площадки не уедут. Заказчику только того и надо. Они составят акт о неисправности и будут спокойно ждать, пока пройдет экспертиза и ремонт, считая, что теперь-то уж они точно свалят вину за срыв сроков на поставщика машин, оказавшихся не на ходу. Потом экспертиза даст причину поломок – некачественное топливо. Кто заправлял? Получатель автотранспорта! Все – нестраховой случай! А пока экспертиза, суд да дело, придут запчасти, и поставщик эту поврежденную спецтехнику починит.

– Хитро придумано… Может, и сработает… – задумчиво проговорил столичный начальник. – Хотя, конечно, афера чистой воды, – добавил он, что-то прикидывая в уме. – Вы, молодой человек, идите, только эту древнюю историю, а особенно Ваши соображения по её мотивам, никому не рассказывайте.

Илья вышел из кабинета в приемную и от страха внутренне сжался, ожидая нападения тестя и Виктора Викторовича, но ни того, ни другого там не было.

– А как имя-отчество вице-президента компании? – спросил Илья у секретарши.

Девушка посмотрела на него ясными пустыми глазами и не ответила. Будучи какой-то дальней, или не очень, родственницей начальника отделения, секретарша воспринимала свои трудовые обязанности весьма своеобразно. Она даже не удосужилась выяснить, как зовут столичного начальника.

Глава IV

Восемнадцатый век – золотое время для авантюристов. Блистательные и не очень, удачливые и не слишком, они наполнили королевские дворы, армии и альковы Европы, колониальные плантации и рудники Нового Света, загадочные страны востока, и не было места на земле, где не повстречались бы эти господа. Но золотой век авантюристов становится бриллиантовым, когда начинается война, которая, как магнит, притягивала этих флибустьеров эпохи в гущу сражений, политических интриг и дипломатических баталий.

Его сиятельство граф был как будто списан с героя авантюрного романа, да он и сам, обладая, помимо множества разных достоинств, весьма бойким пером, сочинял презанятные романы о своих похождениях. Благо было этих похождений немало, а уж присочинить изрядно было для графа парой пустяков.

Судьба занесла графа, происходившего из старинного тюрингского рода, на службу в армию русской императрицы Елизаветы, хотя могло быть и хуже. В полном согласии с жанром авантюрного романа граф (будучи еще бароном), начав завидную карьеру при дворе саксонского курфюрста, женился, овдовел, снова вступил в весьма удачный брак. Насыщенная блистательными успехами и амурными приключениями саксонская служба закончилась обвинением в коррупции, и граф вынужден был спешно покинуть Саксонию.

Уехав в Голландию, граф поучаствовал, не слишком удачно, в военных походах и весьма удачно – в любовных похождениях. Вскоре голландскую службу тоже пришлось оставить.

Затем саксонский авантюрист перебрался в Пруссию к другому знаменитому авантюристу Европы – прусскому королю Фридриху. Обосновавшись в Берлине, граф опять (уже в третий раз) женился и снова удачно: благодаря богатству жены и графскому титулу был принят при прусском королевском дворе. Что ж, удача вновь сопутствовала блистательному красавцу, но авантюрист – звание пожизненное, и граф вновь окунулся в череду разорительных похождений и любовных интриг, что привело к предсказуемому скандалу и разводу с женой. Чтобы как-то поправить дела, граф решил поступить на прусскую службу, однако сам будучи человеком авантюрного склада, прусский король искателей приключений не любил, предпочитая им усердных и исполнительных помощников. Граф был выставлен из Берлина.

Казалось бы, звезда блистательного искателя приключений закатилась, но тут началась война. Война была повсюду: в Европе, в Новом Свете, в Индии, даже на далеких Филиппинах, и вот опять улыбка фортуны – граф уже в чине генерал-майора русской армии. Столь значительный успех сопутствовал ему благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, пригодилось его умение сочинительствовать, пользуясь которым, он в своем послужном списке красочно изобразил свои ратные подвиги в войне за австрийское наследство (на самом деле, его военные успехи были более чем скромные). Во-вторых, если особых полководческих талантов у графа не наблюдалось, то храбрости ему было не занимать. Командуя легкой кавалерией и казаками, граф отличился лихостью, был дважды ранен и к тому же награжден орденом Святой Анны за битву при Кунерсдорфе.

И вот, лихой саксонец на русской службе вытащил из колоды карт фортуны отличнейшего туза. Он во главе кавалерийского корпуса идет не куда-нибудь, а на Берлин! Да, именно на Берлин, откуда его пять лет назад вытолкали взашей. Это ли не удача? Взявший вражескую столицу полководец покроет себя незабываемой славой! Была, правда, еще одна причина, помимо славы, по которой генерал с таким рвением ринулся в сторону Берлина. После своих похождений в прусской столице граф оставил не только скандальные воспоминания о своей особе, но и значительные долги. Так что, захватив Берлин, удачливый красавец рассчитывал одним махом и снискать лавры победителя, и не платить по векселям.

Взять столицу прусского королевства, впрочем, было не так уж сложно. Как сообщили разведчики, там сейчас командует генерал фон Рохов, у которого всего-то два эскадрона гусар и три неполных батальона пехоты, да и те не особо надежные – наполовину из пойманных дезертиров и военнопленных. Так что прусская столица практически беззащитна. Была только одна загвоздка: претендентов на звание покорителя Берлина оказалось несколько. Прежде всего, следом за кавалерией генерала двигался корпус графа Чернышева, который тоже был отправлен главнокомандующим Фермором на Берлин; кроме того, к прусской столице направлялся австрийско-саксонский корпус генерала Ласси. Следовало любой ценой опередить этих именитых полководцев.

Австрийцы устремились к беззащитной прусской столице форсированным маршем и прошли четыреста миль за десять дней, но граф со своими гусарами, казаками, драгунами и конным артиллерийским отрядом, посадив пехоту на телеги, из-за чего пришлось оставить часть пушечных зарядов, опередил Ласси. Чернышев, в корпусе которого была в основном пехота, тоже отстал.

Генерал-майор гнал кавалерию, не щадя ни людей, ни лошадей, бросая поломанные повозки по дороге. Через шестнадцать дней после выступления из расположения армии Фермора корпус графа подошел к Вустерхаузену. До Берлина было рукой подать. Командующий корпусом послал во все стороны казачьи разъезды, а гусар отправил в Потсдам захватить воинские магазины. К ночи разъезды вернулись и сообщили хорошие новости: австрийцы вблизи города замечены не были, а вот разведка доложила вести похуже: в Берлин на выручку фон Рохову из Саксонии спешил генерал Хюльзен, а из Померании – принц Вюртембергский. Оба были в нескольких милях от столицы, и силы их вкупе с гарнизоном Берлина более чем втрое превосходили кавалерийский корпус генерала.

Граф тут же сочинил депешу Чернышеву, где изложил, что к прусской столице подходят значительные силы неприятеля, и, пожалуй, стоило бы попросить у командующего подкрепления, но тут же со свойственным ему апломбом заявил, что Берлин он сам возьмет штурмом завтра утром еще до подхода австрийцев и Хюльзена с принцем. Хотя граф командовал собственным корпусом, Чернышев, подойдя к Берлину, примет общее командование над русскими войсками, и тогда все лавры победителя вражеской столицы достанутся ему. Поэтому генерал-майор русской службы взял на себя смелость писать генерал-поручику, чтобы тот «сделал ему свободную спину», пока он будет штурмовать город.

То, что штурм удастся, граф был уверен. Пожив некоторое время в Берлине, он очень хорошо знал, от кого зависит принятие решений в этом городе, и тут же списался кое с кем из своих берлинских друзей. Ночью он получил послание, в котором сообщалось, что генерал Рохов пребывает в панике, и город капитулирует как только авангард русских войск подойдет к его стенам.

Утром, чуть свет, казаки Туроверова заняли высоты напротив Котбуских и Галльских ворот. Берлин был практически не защищен: архаичные валы и стены в современной войне были, в общем-то, бесполезны; только одни из десяти ворот – Котбуские – были защищены флешью, и то очень слабой, всего с одной пушкой.

Не теряя времени, граф отправил в город поручика Чернышева с требованием капитуляции. Имея от Фермора весьма расплывчатые инструкции относительно условий капитуляции Берлина, генерал велел поручику ничего фон Рохову не обещать, но посулить, что городу, в случае капитуляции, разорения не будет. Инструкции же, которые получил граф, были, как он считал, просто замечательные: взять с города изрядную контрибуцию золотом (если денег у берлинцев не будет, то взять хотя бы векселями) и разрушить все королевские мануфактуры, арсенал и провиантские магазины. Самое главное, что величина контрибуции и список разоряемых мануфактур оставлялись фактически на усмотрение командующего корпусом, что очень понравилось графу.

Через полчаса вернулся поручик Чернышев и доложил генералу об отказе в капитуляции. Граф был крайне удивлен. Его друзья заверили, что генерал Рохов совсем потерял голову и наверняка капитулирует, а тут отказ, да еще довольно решительный.

«Что-то странное творится в Берлине, – решил граф, – наверное, они там думают, что нас тут совсем мало – только передовые казачьи разъезды. Ладно, придется показать Рохову, что шутить мы не намерены».

Генерал отдал приказ князю Прозоровскому установить на занятых высотах гаубицы и начать бомбардировку города, причем приказал он палить не по стенам, а по городским домам брандскугелями и калеными ядрами, чтобы вызвать пожары. Граф все еще надеялся на скорую капитуляции Берлина и стрелял больше для острастки.

Обстрел продолжался до самого вечера, а парламентера из осажденного города все не было. Вместо этого Рохов отвечал редкими пушечными выстрелами. К концу дня заряды, которых взяли совсем мало, у русского корпуса закончились – сказалась спешка на марше. Граф был вне себя от ярости.

Получив от своих людей в городе донесение, генерал узнал о причине столь необъяснимого упрямства Рохова. В Берлине в это время находились получившие ранения именитые прусские генералы Зейдлиц и Конблох. Они-то и задавили своим авторитетом нерешительного Рохова, принудив сопротивляться.

Промедление было для генерала смерти подобно: корпус Чернышева и австрийцы Ласси были на подходе. Граф собрал командиров на совет, состоявшийся прямо под берлинскими стенами. Никого не слушая, командующий корпусом скомандовал, обращаясь в основном к Прозоровскому:

– Князь, Вы с половиной имеющейся пехоты, двумя пушками и с двумя эскадронами конных гренадер атакуете Галльские ворота, майор Паткуль с теми же силами – Котбуские. Атаковать немедленно!

– Скоро стемнеет, – заметил Прозоровский, – может, лучше дождаться утра?

– Пехоты совсем мало, если еще разделить ее на две колонны, то ворота не взять, особенно Котбуские – их флеши защищают, – добавил Паткуль.

– Без рассуждений! – обычно приятного в обхождении графа было не узнать. – На штурм! Немедля!

Колонны князя Прозоровского и майора Паткуля потянулись каждая к своим воротам. В полночь начался штурм, но и это не смогло заставить командующего берлинским гарнизоном сдаться. Штурм Котбуских ворот предсказуемо провалился, и майор Паткуль отошел на исходные позиции, а вот Прозоровскому неожиданно сопутствовал успех.

Со стороны Галльских ворот показался растрепанный адъютант и с ходу доложил:

– Князь захватил ворота и там закрепился! Просит поддержки, чтобы прорываться в город!

– Резервов нет! – отрезал граф, хотя майор Паткуль со своим отрядом уже вернулся. – На улицы Берлина не соваться! С такими силами, да еще ночью – в темноте нам там делать нечего. Если солдаты рассыплются по городу, нам их потом не собрать.

– Что сообщить Прозоровскому? – устало спросил адъютант.

– Князю приказываю отойти.

Приказ графа вызвал в корпусе как минимум недоумение. Никто не понимал, почему рвавшийся на штурм генерал, когда, казалось бы, удача совсем рядом, решил отойти на исходные позиции. На самом деле, все было очень просто. Если бы завязались уличные бои, то штурм города пошел бы по непредсказуемому сценарию. Тогда даже если бы он и увенчался успехом, переговоры о контрибуции вел бы уже подошедший Чернышев, и он же выполнял бы приказ об уничтожении королевских мануфактур. Допустить этого было никак нельзя.

На следующее утро произошло то, чего и опасались все спешащие к Берлину генералы: в город вступили батальоны принца Вюртембергского. Делать нечего, корпусу графа пришлось отойти к деревеньке Кёпеник, оставив у ворот только казачьи эскадроны, но под натиском принца пришлось отойти и им. Итог неутешителен: не добившись ничего, корпус графа потерял сотню человек и восемь пушек, а фон Рохов в Берлине, получив подкрепление, теперь уже точно не согласится на капитуляцию.

На следующий день к Кёпенику подошли отряды Чернышева, и он, подчинив корпус графа, принял на себя общее командование. Но не таков был граф, чтобы опустить руки. Между ним и Чернышевым протекала река Шпрее, и вдобавок прибывший командующий не спешил начинать штурм Берлина. Дело в том, что Чернышев получил депешу от Фермора о том, что ему на помощь идет дивизия Панина, после чего он принял вполне разумное решение дождаться подкрепления и австрийского корпуса Ласси. Пока же генерал-поручик расположился на правом берегу Шпрее и, установив на возвышенностях батареи, начал неспешную бомбардировку города.

Узнав, что Панин подойдет не раньше, чем через два дня, граф воспрял духом и, несмотря на приказы Чернышева, возобновил атаки на Галльские и Котбуские ворота. Накануне его корпус получил подкрепления людьми, пушками и снарядами, но теперь высоты перед воротами заняли батальоны принца Вюртембергского.

Прозоровский с Паткулем вновь пошли на штурм и под сильным артиллерийским огнем солдаты принца отошли и укрылись за городскими стенами. Но злой рок преследовал до сей поры удачливого искателя приключений. К Берлину подошли войска Хюльзена и Клейста. Потеряв самообладание, граф тут же отдал распоряжения атаковать появившегося противника, что было уже чистым безумием, но на его счастье подоспевшие почти одновременно австрийские эскадроны Ласси отбросили пруссаков.

Солдаты графа так и остались стоять напротив Котбуских и Галльских ворот.

К полудню в ставку генерала пожаловали сразу два ординарца: один из лагеря австрийских войск, второй от Чернышева – с одинаковыми распоряжениями. И Ласси, и Чернышев предписывали графу поступить со своим корпусом под их командование. Более того, и тот, и другой сообщали об общем штурме Берлина на следующий день в семь часов утра и приказывали генералу явиться каждый на свой военный совет.

Находчивый авантюрист тут же уведомил и Ласси, и Чернышева, что прибыть на совет никак не может, так как вынужден присутствовать на другом. О чем шла речь на военном совете у австрийцев, генерал так и не узнал, а вот Чернышев, на совете у которого был только генерал Панин, прислал депешу о том, что графу в завтрашнем штурме отводится вспомогательная роль: отвлекающий маневр на левом берегу Шпрее.

В довершение всех невзгод берлинские друзья графа известили его, что принявший общее командование прусскими войсками в Берлине принц Вюртембергский намерен завтра вступить в бой с Чернышевым. Но покориться обстоятельствам граф не спешил. Впереди была целая ночь, а для такого мастера интриги, как он, этого времени вполне достаточно.

Граф уединился со своим ближайшим помощником генералом Бахманном и о чем-то долго беседовал с ним вполголоса по-немецки. Сразу поле этого Бахманн уехал в сторону города в сопровождении нескольких гусар.

Когда стемнело, в глубокой тайне, граф в сопровождении вернувшегося Бахманна верхом отправился в Берлин. Его беспрепятственно пропустили через Галльские ворота, и вскоре он спешился у дверей богатого дома, расположенного в самом центре столицы: наискосок от ратуши. Это был дом его приятеля и основного кредитора – богатого берлинского купца Готцковского.

Генерал-майора русской армии незамедлительно проводили в просторную комнату с богатой, но довольно аляповатой отделкой и дорогой, но безвкусной мебелью. В комнате царил полумрак, что несколько сглаживало несуразность ее убранства. Когда граф переступил порог комнаты (Бахманн остался ждать снаружи), в ней, кроме хозяина, находились еще три человека. Эти господа с военной осанкой сидели в креслах в глубине комнаты так, чтобы их лица скрывались в тени. Впрочем, кто это такие, командующий корпусом знал. Это был принц Вюртембергский и генералы Хюльзен и Клейст. Об этой встрече и договорились Бахманн с Готцковским.

Некоторое время военачальники хранили молчание, потом принц сказал:

– Мы, уступив уговорам представителей муниципалитета, – он выразительно посмотрел на Готцковского, – согласились выслушать Вас, генерал. Прошу Вас изложить то, с чем вы сюда явились.

– Я здесь с единственной целью – предпринять все, чтобы жители столицы избежали всех ужасов штурма города! – веско сказал граф. – Я как генерал русской армии предприму все от меня зависящее, чтобы Берлин был занят русской армией, но как бывший житель Берлина я не могу без содрогания думать о том, что будет, если сюда с боем ворвутся не только русские войска, но и австрийские. Вы, надеюсь, понимаете, что австрияки, разозленные на Пруссию после своих неудач в Силезии, не будут церемониться, войдя в город.

– Что же Вы предлагаете? Капитуляцию?! Об этом не может быть и речи!

– Не спешите, ваше высочество. Прошу Вас сначала выслушать меня.

– Хорошо! Я Вас слушаю.

– Если же город сдастся без боя, – продолжал граф, – русские войска, находящиеся под моим непосредственным командованием, вступят в город и возьмут под охрану ворота, улицы и ратушу. Тогда австрийцы в город не войдут, и все закончится только разумной контрибуцией.

– Вы так уверены, что штурм Берлина будет для вас удачным? – запальчиво спросил генерал Клейст.

– При всем моем уважении к Вашим заслугам, генерал, это неминуемо, – ответил граф, – сейчас в Берлине около восемнадцати тысяч прусских солдат. Этого явно недостаточно, чтобы удержать такой большой и незащищенный город. У нас же вдвое больше людей, и они сосредоточены с трех сторон. Обороняться на всех направлениях с вашими силами невозможно, не говоря уж о том, что бомбардировка города будет иметь весьма печальные последствия.

– Капитулировать гарнизоном в восемнадцать тысяч, даже не попытавшись удержать столицу?! Как мы будем после этого смотреть в глаза нашему королю?! – возмутился принц.

– Это если капитуляцию подпишете Вы, – вкрадчиво произнес граф, – а если подошедшие на выручку Берлина войска выйдут из города, то капитулирует только небольшой и слабый гарнизон фон Рохова. Никто не решится осудить его, учитывая явное превосходство наших сил, а Берлин будет сохранен.

Принц Вюртембергский явно колебался. Все еще сомневаясь, он спросил:

– Но каковы гарантии, что наша столица не подвергнется разорению?

– Я сам гарантирую личную безопасность и сохранность имущества берлинцев, – быстро ответил граф и, кивнув в сторону Готцковского, со значением добавил. – Уважаемые люди города, я полагаю, смогут заверить Вас в моей порядочности.

– Какова же будет контрибуция? – спросил принц, невольно показывая этим вопросом, что хоть он и не дал согласие на капитуляцию, но для себя такое решение уже принял.

– Я думаю, что этот вопрос мы будем решать с муниципалитетом, – ответил командующий корпусом.

– Благодарю Вас, генерал! Нам требуется обсудить сказанное Вами, – сказал принц.

Граф с теми же предосторожностями отправился назад – в расположение своих отрядов. Благодаря стараниям влиятельного Готцковского он благополучно вернулся в свою ставку и стал ждать известий из Берлина.

Через полчаса вернулся Бахманн и сказал только одну фразу:

– Прусские войска выходят из Берлина.

«Теперь все дело в скрытности. Только бы Ласси с Чернышевым не прознали!» – думал граф.

Едва дождавшись, пока, по его расчетам, пройдет достаточно времени, для того чтобы войска покинули Берлин, генерал незамедлительно отправил к фон Рохову парламентера с требованием капитуляции.

К его немалому удивлению парламентер вернулся с отказом. Как потом оказалось, отказ последовал из-за того, что комендант должен был дождаться, пока все прибывшие подкрепления покинут Берлин. Ничего не понимая, граф сильно озадачил своих командиров приказом начать среди ночи бомбардировку города.