Текст книги "Под крыльями Босфор"

А утром разобрались и с причиной этой поломки. Даже от сердца отлегло. Я-то всю ночь себя поедом за такой конфуз ел, а на помощника вообще смотреть было больно. А оказалось, что нашей вины в произошедшем не было.

Стечение обстоятельств. Пока нас не было, здесь прошел дождь. А по раскисшему полю умудрился проехать и забуксовать грузовик с аэродромным имуществом. Образовавшуюся колею, как всегда, просто забыли заровнять, когда поле просохло. Вот мы в нее и ввалились. И остались без поплавков. Потому что пришлось и левый с задним снимать. Обидно. Пока еще новый взамен поломанного сделают. Соответствующий заказ на его производство в городе был оформлен. Зато после этого происшествия и моего отказа поднимать какой-либо шум по ненадлежащему содержанию лётного поля мы наконец-то нашли общий язык с местным начальством. Хочется верить, что отныне у нас с ними будут отличные служебные отношения.

И снова отсыпались до самого обеда. Как-то в последнее время мы все больше ночной образ жизни ведем.

А после столовой решили прогуляться до города. Пешком. Да и вообще пройтись вдоль берега. Собрались все. Что такое десяток или чуть больше километров для крепких молодых людей? Тьфу.

Но все равно вымотались быстро. По земле ножками ходить это не по небу летать. Устали. Поэтому на окраине Севастополя воспользовались услугами гужевого транспорта и до бухты Северной доехали с большим комфортом. Расплатились с извозчиком, заодно и воспользовались его рундуком под сиденьем – за невеликую плату одолженной щеткой с бархоткой почистили запыленную обувь. Неудобно в город в подобном виде заходить, не поймут.

А там на катере переправились к Графской пристани. Поднялись по широкой лестнице, прошли через Пропилеи на площадь. И пошли гулять по бульвару, отвечая на приветствия патрулей и приветствуя старших офицеров. На улице теплынь, но жаль, что не лето и не весна цветущая. Все-таки, когда кругом все зелено, тогда красивее. Зато сейчас листва не мешает и обзор во все стороны замечательный.

Маяковский вновь убежал по своим делам, за ним следом отправились куда-то Смолин, Дитерихс и Сергей. Миша посмотрел им вслед, какое-то время брел вместе с нами, не принимая никакого участия в нашем трепе, занятый полностью какими-то своими мыслями, а потом извинился и быстро затерялся среди прогуливающегося по набережной народа. Остался я в компании Игната и Семена. Им-то от меня никуда не деться, как бы ни хотелось – служба такая.

Единственное, так это казачкам пришлось немного отстать. Не по чину нам рядышком идти, если только сопровождать позади. Севастополь город морской, традиции и Устав крепко блюдет, поэтому только так, несмотря ни на что.

Поддался общему настроению и пошел по «течению» вслед за праздно шатающейся публикой через Синопский спуск на доносящийся издали колокольный звон. Изредка оглядывался назад, проверял, все ли там с моими ребятами нормально. Игнат хоть и звания офицерского, но получил его совсем недавно – мог и накосячить где-нибудь. Да что мог, обязательно накосячит. Я и то сплошь и рядом в разнообразные мелкие неприятности по незнанию влипаю. И это с почти полной сохранившейся памятью моего предшественника! Благо, служу в авиации, а в авиации порядки немного другие, и люди здесь с их тягой к неоправданному (в глазах обывателей) риску и небу как бы в основном не от мира сего в глазах окружающего общества, поэтому эти мои странности на общем фоне в глаза так явно не бросаются…

Издалека, из-за ограды – ближе никак не удалось подобраться из-за огромного скопления народа, посмотрел на великолепный Владимирский собор. Тут же и узнал, что здесь сейчас происходит. Догадки были, но это лишь догадки, а тут сразу ухватил гуляющие в толпе слухи, вычленил из них важное. Сам государь с семьей присутствует на службе в соборе по поводу взятия Константинополя, проливов и беспрепятственного выхода России в Средиземное море. Еще одна значимая победа русского народа…

Пришлось простоять у ограды больше часа. Потому что выбраться из плотной толпы не было никакой возможности, а пробиваться и толкаться никак мне нельзя. Потому как мундир и звание обязывают. Хорошо еще, что место у меня получилось хотя бы с одной стороны свободное, а с другой Игнат с Семеном прикрывают, напор толпы сдерживают. Насчет сдерживают я, конечно, погорячился, но хоть как-то упираются. Правда, к решетке иной раз нас крепко прижимали, но пока удавалось держаться. В крайнем случае, если совсем уж крепко придавят – наплюю на приличия и через верх перелезу. И своим такую же команду дам. Хотя вряд ли придавят и вряд ли полезу. Говорю же, мундир не позволяет. И царская охрана может неправильно понять сие мое стремление остаться в целости и сохранности.

А потом наконец-то служба закончилась, и народ начал потихоньку рассасываться. Вот только при выходе государя с семьей из собора наиболее впечатлительная часть этой публики рванула к нему поближе, и началась давка.

С Игнатом и Семеном нас разлучили сразу же. Завертел людской водоворот, потащил неудержимым потоком вперед. Ладно я, ко всему приучен. А обыватели? Особенно женщины в их-то длинных платьях…

Однако ни особой ругани, ни матерных возмущенных и тем более болезненных вскриков поблизости я не слышал. А головой, в отличие от тела, удавалось крутить свободно. Именно тогда в поисках своих казаков я и заметил со стороны пристальное внимание к своей персоне. И мгновенно насторожился. Интуиция сыграла тревогу!

Жандармы или полиция? Нет, вряд ли, эти и так в любой момент могут меня к себе для разговора выдернуть. Тут кто-то другой. Кому я еще мог дорогу перейти? Революционеры? Запросто! Наверняка прознали от кого-то о моих откровениях и решили при первом же удобном случае избавиться от «предсказателя». Вот как только вспомнил о своей одиозной известности в высших кругах, особенно столичных, так сразу и мысли свернули, завертелись в этом направлении. Григория же убили за подобное! Не сейчас, не в этом времени. В этом-то он пока жив! А в моем! Получается тогда, что в этом времени я должен буду занять его освободившееся место? Хладное? Да что должен! Я его уже занял, как ни крути! И убьют уже меня? Вон, уже готовятся! Тянутся следом! Даже между лопатками в этот момент ледяным холодом потянуло. Нет, что-то мне не нравится ход моих мыслей! Побарахтаемся еще! Посмотрим, кто кого!

Рука хлопнула по кобуре, удостоверилась в наличии в ней револьвера (вес-то его не чувствуется, привык уже, не замечаю), провела по груди, нащупала сталь пистолета под мундиром – не поверите, но стало сразу значительно легче и… Проще как-то, что ли. Так просто не дамся никому!

Одно плохо – не выбраться никуда из плотной толпы! А зачем мне из нее сейчас выбираться? Сейчас эта толпа мне в помощь!

Постарался протиснуться в сторону от стоящих неподалеку двух господ в штатском платье. Как раз туда, где вроде бы как невдалеке две знакомые папахи мелькнули. Почти получилось. И подозрения мои укрепились в тот момент, когда эти неприметные ребята активно начали протискиваться вслед за мной. Вряд ли это у них получится, так что пока я в относительной безопасности. И вокруг одни штатские или военные, ни одного полицейского или жандарма не наблюдаю! Да и откуда они сейчас здесь возьмутся – наверняка в этот момент всеми силами проход государевой семьи обеспечивают.

Тут же опомнился, сообразил: а зачем мне полицейские? Пожаловаться? На кого? А самому слабо разобраться?

Еще разок крутанул головой, стараясь не зацепить взглядом эту парочку, не показать своей осведомленности о слежке. Нет, не вижу поблизости ни Игната, ни Семена. То ли обознался с папахами, то ли еще что. Куда их черти занесли? Ведь рядышком же были?

Закопошился активнее, с трудом преодолевая тягучее сопротивление толпы. Шалишь! Я когда-то в час пик в московском метро умудрялся к дверям вагона пробиваться! Поэтому ввинтился в толпу, извернулся ужом и начал потихоньку выбираться к ее окраине, извиняясь практически непрерывно и делая при этом настолько несчастное выражение лица, что ни у кого язык не повернулся меня укорить. А вот позади наконец-то послышалась сдавленная, набирающая обороты, ругань. Кто-то не выдержал напора, это явно моих преследователей призвали к порядку.

В общем, из толпы я выбрался. И от странных типов оторвался.

Постоянно оглядываясь и определяясь на предмет слежки, обошел собор с правой стороны и быстрым шагом направился назад, к пристани. Переберусь сейчас на ту сторону бухты, а там только меня и видели…

Не получилось. Сразу за собором снова увидел эту же парочку в котелках. Пришлось снова свернуть в сторону, пока меня не засекли. Резко тормозить, а тем более разворачиваться и идти против потока не стал. Этим я сразу привлеку к себе чужое внимание. А так, пока меня никто не увидел, есть неплохой шанс незаметно уйти. Со скоростью толпы начал потихоньку забирать вправо, прикрываясь зонтиками и шляпками дам. Почему бы не воспользоваться такой прекрасной возможностью? Шляпки пышные, зонтики широкие – идти за их хозяйками сплошное удовольствие. В другое время. Хоть и не к месту, а в голову вопрос закрался: а зачем дамам зимой зонтики? Мода такая? Или якобы от солнца прячутся? И ответить-то некому…

Эх, такой день пропал! Только вот как они смогли меня обогнать? Или это другая пара? Я же их не по лицам, только по котелкам и определяю. Хорошо еще, что народа вокруг хватает. Давки, как прежде, уже нет, но все равно горожан много. Так и ушел в сторону от собора, мимо здания гимназии, на центральные улицы.

Разбираться сейчас, во время отрыва, кто это и почему преследуют именно меня, смысла нет, все равно все мои догадки ничего не стоят. Правду-то я не узнаю, пока лично с ними не столкнусь. А сталкиваться как раз и неохота почему-то.

Поэтому ходу, ходу! Уже можно. Быстрым шагом пошел в сторону вокзала, постепенно обгоняя расходящуюся и оттого быстро редеющую толпу, отрываясь от основной ее части. Только там, на привокзальной площади, и перехватил свободного извозчика, приказал везти меня в Качу. Пришлось пообещать щедрое вознаграждение, а то бы никто и не поехал в такую даль. И на погоны мои не посмотрели бы.

М-да, а ведь с утра все хорошо было, такой день непонятные люди в котелках испоганили! Может, зря я осторожничать и перестраховываться начал? Может быть, стоило все-таки пойти на контакт, на обострение и все выяснить? И голову бы сейчас себе не ломал…

Да нет, все я правильно сделал! Почему? Да потому! Вряд ли за мной следили полицейские или жандармские чины. Это кто-то другой. Кто? Революционеры? А эти-то тут с какого боку могли оказаться? Дорогу я им нигде явно не переходил… Если только каким-то образом моя информация о положении на Николаевских верфях могла на сторону уйти? Запросто. Если учесть то, что мне совсем недавно рассказывал Джунковский, то у революционеров точно ко мне появились претензии. А я знаю, как они обычно предъявляют эти претензии. Обычно в виде револьверного свинца или брошенной под ноги бомбы. Для бомбы я явно положением не вышел, а вот для револьверного выстрела или удара ножом в спину запросто…

М-да, придется день-другой посидеть на аэродроме. Если это полиция, то они и там меня прекрасно найдут. А если нет, то… А не знаю, что то! Как бы мне отсюда убраться поскорее? Ну какого черта нужно держать в тылу такой самолет? Особенно в то время, когда он так нужен на фронте?

К вечеру вокруг меня собрался весь экипаж. К счастью, все здесь, и все почти трезвые, никто не загулял, не попался в цепкие руки комендантских патрулей. Маяковский сияет, как восходящее солнце – отправил остатки своих работ в столичные издательства. Игнат с Семеном конфузятся за утерю командира. Пришлось рассказать, почему она произошла, эта утеря. Впечатлились и насторожились, пришли к таким же точно выводам, что и я сам. Отныне все выходы «в люди» только вместе!

Покосился на них. Ишь, рвение проявляют. А сами, зуб даю, наверняка обрадовались нежданной свободе! Потому как запах свежего спиртового выхлопа от них даже до меня доносится. Ладно, пусть их. Пока вылета не ожидается, вроде бы.

И тут же сам себя оборвал. Что это я их оправдывать принялся? От радости, что у меня сегодня все хорошо закончилось? Так ничего на самом деле не закончилось. И вылет у нас может состояться в любое время! Сейчас ничего не стану говорить, а вот завтра все выскажу! Ишь, расслабиться они решили! Я тут от слежки ухожу, на извозчика трачусь, прогулку по городу, в конце концов, прекращаю, а они этим беззастенчиво пользуются! Пиво хлещут! И ладно бы мне в клювике принесли, так ведь нет! Даже не подумали о командире! Шучу, конечно, но завтра отыграюсь на них за свой испорченный сегодняшний день…

К вечеру казаки решили загладить свою вину – притащили откуда-то несколько удочек, и мы почти всем экипажем, за исключением инженера и штурмана, отправились вслед за ними на вечернюю зорьку. Спустились вниз по склону, устроились на огромных валунах, начали медитировать на поплавки.

К вечеру море успокоилось, волна слабая – о камень бессильно шлепает, водорослями шевелит, журчит тихонько, словно что-то на ухо шепчет. Хорошо! Пользоваться нужно прекрасной погодой. Вдруг какой шторм налетит?

Поймать мы почти ничего не поймали. Пара каких-то мелких серебристых рыбешек не в счет. Поймали, да и отпустили. А куда их? Была бы хорошая добыча – можно было бы и ушицу сварить, а так… Но отдохнули прекрасно! Даже про людей в котелках на какое-то время забыл…

На следующий день сияющий Маяковский притащил в ангар кучу газет со своими заметками, рисунками, фотографиями и стихотворениями. Похоже, первая его корреспонденция дошла наконец-то до столицы. А я принял самостоятельное решение отправиться в Ливадию и настоять на встрече с Джунковским. Нужно же мне выяснить все о вчерашних преследователях? Если это инициатива местного жандармского отделения (в чем я все-таки сильно сомневаюсь), пусть объяснит причину, а если это дело революционеров – тоже пусть срочно разбирается.

А к вечеру нас наконец-то решили вернуть в Константинополь. Оказывается, никому мы здесь не нужны. Ни Ставке, ни Николаю. Первые просто не знают, что делать с одним самолетом, а второму после воссоединения с семьей уже никуда не хочется лететь. А как же Кавказский фронт? Нет, тем более нужно завтра в Ливадию, к Джунковскому…

Глава 6

До полуночи не спал, все обдумывал, перебирал – нужно мне или не нужно завтра куда-то мчаться. В конце концов, так решил: пусть все идет, как идет, своим, стало быть, путем. Зачем пытаться объять необъятное, если оно по всем известным мне законам ну никак не может быть объято? Сколько можно лбом об стену биться? И ладно бы лоб чужой был, а то ведь свой.

Вот как только принял это решение, так сразу и уснул. И прекрасно проспал до утра. А ехать в Ливадию так и так не понадобилось… Прав я оказался в своих ночных выводах.

Команда на вылет у нас уже имелась, поэтому поднялись рано утром, затягивать не стали. Народ после всего того, что положено проделать после подъема, включая и завтрак, отправился готовить самолет к вылету, а я задержался в ангаре, переоделся в комбинезон и постарался как можно более аккуратно уложить мундир. В самолете на плечики повешу, чтобы не помялся.

Ну, вроде бы все. Подхватил вещи, развернулся и пошел на выход. Именно в этот момент и услышал быстро нарастающий рокот автомобильных моторов. Не успел дойти до выхода, как рокот оборвался, захлопали двери, и сразу же умолкла предстартовая суета за брезентовыми стенами ангара. И так-то снаружи было практически тихо, а тут и вовсе слышно стало, как жаворонок в небе над ангаром кувыркается, песенки свои чирикает.

Я сразу же тормознул, насторожился, аккуратно положил форму на подвернувшийся деревянный ящик, потянулся рукой к кобуре. Отстегнул клапан, но доставать револьвер не стал. Судя по продолжающейся тишине и отсутствию реакции моих подчиненных снаружи, это точно кто-то из начальства пожаловал. Или из полиции. Может, те самые котелки? И что мне делать?

Ладно, что стоять-то? Направился к выходу, и в этот момент брезентовый полог сдвинулся. Ворвавшийся в ангар солнечный свет ударил по глазам, заставляя сильно прищуриться. И тут же в проходе появился чей-то темный силуэт.

– Доброе утро, Сергей Викторович. Смотрю, вы уже к вылету готовитесь? И во сколько взлетаем?

Вот кого-кого, а Джунковского совершенно не готов был услышать.

– Доброе утро, Владимир Федорович, – подхватил предложенный неофициальный тон обращения и общения. Он у нас с ним и так почти всегда такой, но снаружи-то подчиненные и мои, и уж точно его находятся. Но начальству виднее. Развернулся якобы за оставленными вещами, а сам быстренько клапан кобуры застегиваю. А то ведь заметит, потом вопросов не оберешься. – Сейчас свои вещи загружу и будем запускать моторы. Пять часов лету – и Константинополь.

– Какой Константинополь? – удивление в голосе генерала было настолько явным, что я даже растерялся.

– Как какой? – развернулся к нему лицом, отвечаю с точно таким же удивлением. – Вчера же нам приказали возвращаться на Босфор, – протянул, якобы оправдываясь и в то же время лихорадочно просчитывая ситуацию.

– Кто приказал? Сергей Викторович, голубчик, вы вчера что, перебрали?

– Дежурный офицер авиашколы передал нам ваше распоряжение возвращаться… Владимир Федорович, что происходит?

– Да я и сам хотел бы знать, в чем тут дело. Ну-ка, присядем. И рассказывайте все подробно. Кто приказал, кто передал приказ и какой именно приказ. Хотя погодите секунду, – Джунковский выглянул наружу, о чем-то там распорядился или доложил, я не расслышал, и сразу же вернулся назад. Тут же следом, заставив меня вскочить и вытянуться, зашел Николай. – Вот теперь рассказывайте.

– Да что рассказывать-то? – перевожу взгляд с одного на другого и не знаю, что делать в первую очередь. То ли государя приветствовать, как полагается, то ли и впрямь докладывать начинать.

Хорошо, что Николай понял мои затруднения и на противоположную койку уселся, прямо напротив генерала. Да головой кивнул Владимиру Федоровичу и мне, а потом рукой так сделал, понятно, в общем, что можно и нужно не чиниться, а говорить. Ну я и продолжил:

– Вчера вечером поступил от вас приказ возвращаться в Константинополь. Причину не объяснили, но так понял, что за ненадобностью. Мол, никуда государь лететь не собирается. Утром встали пораньше, готовимся к вылету. Еще бы чуть-чуть и улетели…

Доклад у меня вышел коротеньким, но и его хватило.

Государь переглянулся с генералом, подхватился на ноги. Джунковский тут же вскочил, шагнул вперед, опережая Николая, ко мне. Подошел почти вплотную, чуть-чуть до меня не дошел и внимательно так слушает. Стою, Джунковскому отвечаю, а сам под взглядом Николая все сильнее и сильнее вытягиваюсь.

– Говорите, дежурный офицер передал мой приказ? Устно передал или пакет какой-нибудь был? – уточнил генерал.

– Устно.

– Владимир Федорович, – вынудил развернуться Джунковского государь. – Разберитесь. Сейчас же.

И уже мне:

– Да не тянитесь вы так, Сергей Викторович.

И я чуток расслабился. Только чуток.

– Понял, ваше императорское величество. Разрешите распорядиться? – получил разрешение и развернулся к выходу Владимир Федорович.

Отодвинул шторку, высмотрел кого-то снаружи, поманил к себе и заговорил негромко, так, что мне ничего не разобрать было. А раздав указания, вернулся назад, кивнул утвердительно на вопросительный взгляд монарха и замер в ожидании дальнейших распоряжений. За брезентовой стенкой ангара заработал автомобильный мотор, начал удаляться.

– Сергей Викторович, можете готовиться к полету, – отправил меня прочь из ангара государь, а сам, дождавшись моего ухода, о чем-то заговорил с генералом.

Снаружи не то, что внутри. Как только встал на свое место брезентовый полог, так все звуки за моей спиной и отрезало. Хорошо хоть умудрился на выходе свои шмотки подхватить.

Да и ладно. Осмотрелся. То-то я моторов много слышал. Автомобилей-то вокруг сколько! И погоны, погоны на солнце так золотом и сверкают. Что-то многовато пассажиров у меня образуется. Надеюсь, не все из приехавших в самолет полезут? А то ведь не взлетим по перегрузу. По сторонам оцепление казачье выставлено. А из ангара так никто и не выходит.

Мое дело действительно армейское – приказали готовиться, я и готовлюсь. Хотя что тут готовиться-то? Давно все готово. Но для вида в самолет залез, покрутился там минуту-другую, пошумел-потопал, рулями пошевелил, мундир на плечики пристроил да снова наружу выпрыгнул. Доложился о готовности к запуску моторов государеву офицеру, что рядом с самолетом стоял. Тот только кивнул понятливо да к ангару направился. Скрылся на десяток секунд за пологом и тут же назад вернулся:

– Приказано ждать!

Ну, ждать, значит, ждать.

А тут и автомобиль вернулся. Дежурного вчерашнего привезли, который нам приказ передавал, да в ангар его и завели. Правда, через весьма короткое время вывели и пешком назад отправили. А тот и рад, припустил быстрым шагом прочь, только что не бегом, даже пыль слегка следом тянется. Да еще и оглядываться на ходу умудряется. Опасается, наверное, что могут передумать да назад позвать.

Джунковский вышел, сразу меня углядел и к себе подозвал:

– Сергей Викторович, больше ничего этакого с вами не приключалось? – и смотрит так внимательно, словно я сам себе все это этакое создаю.

Скривился, о вчерашних своих преследователях вспомнил. Вспомнил и рассказал в подробностях. Напрягает меня все непонятное. Пусть теперь не только одного меня напрягает.

– А где ваше сопровождение в этот момент находилось?

– Так толпа же. Давка была. Вот и оторвались они от меня, – не стал я подставлять Игната с Семеном. А что? Так ведь и было на самом деле.

– Будем разбираться, – вздохнул Владимир Федорович. – Но и вы уж на рожон попусту не лезьте, особенно без охраны. Да, Сергей Викторович, умеете вы на пустом месте проблем подкинуть. Придется теперь разбираться с этими странностями. Хорошо бы и вам, и нам здесь остаться, но…

– Да понимаю я всё. Постараюсь быстренько везде пролететь, нигде не задерживаться. Но тут не от меня все зависит.

И мы оба оглянулись на ангар. Государь-то еще там. Да, еще об одном обязательно уточнить необходимо. А то потом поздно будет.

– Владимир Федорович, а маршрут согласован? Аэродромы подготовлены к нашему приему?

– Какой маршрут? А-а, понял, о чем вы. В Сухуме нас должны ждать. Там же и заправят. И Юденич посадочную площадку обеспечит.

– Связи, конечно, нет?

На что Владимир Федорович только скривился.

– Пойду, доложу сам о вашей готовности, – зачем-то отчитался передо мной Джунковский, вздохнул и решительно направился к государю…

К счастью, вместе с государем в самолет залезло не так и много свитских. Всего-то в сумме получилось около тонны загрузки. Интересно как – императора Всероссийского со свитой в килограммах меряю. Скажи кому, не поверят. Да. Ладно. До Сухума нам топлива хватит с запасом, а там дозаправимся и до штаба Кавказской армии долетим…

Сам перелет прошел буднично. Единственное, так это государь как встал еще на взлете за моей спиной, так почти весь полет там и простоял. Я даже один разок не выдержал такого пристального внимания и предложил монарху на правое кресло присесть. Самому, так сказать, примериться к работе пилота. На удивление, Николай от моего предложения отказался.

В Сухуме нас ждали. Сразу после посадки к самолету подъехали автомобили, и государь со свитой и охраной уехали. Рисковать и вылетать на ночь глядя не стали, решили заночевать здесь. Мы уж совсем было собрались в самолете устраиваться на отдых, как и за нами одна из тех же машин пришла. Отвезла по темноте в какой-то пансионат на берегу. Ничего вокруг не видно, только слышно, как море невдалеке шумит. А вот когда луна выскочила на небосклон, тогда светло стало. И красиво.

А утром та же машина за нами пришла и к самолету отвезла. Пассажиров наших прождали часа два. Хорошо хоть кормежкой нас обеспечили. И только мы стол в кабине накрыли да завтракать уселись, как государь подъехал. Увидел такое дело, приказал не суетиться и спокойно доедать. А сам с сопровождением даже в кабину залезать не стал, отошел в сторонку, остался снаружи.

Какой тут доедать. Быстро свернулись, чай в два глотка выхлебали и по местам разбежались. В полете позавтракаем. А я наружу выпрыгнул и докладывать о готовности пошел.

Запустились, взлетели и направились на юг. Пошли с набором высоты вдоль гор. Показал Николаю искрящуюся снегом вершину Эльбруса. Император как наклонился к боковому окну, так от него и не отлипал добрые минут пятнадцать. Красотами природы любовался. Еще бы ими не любоваться. Слева горы, справа море. А позже и под нами горы оказались. И сразу же начало потряхивать, появилась сильная болтанка. По кабине разошелся характерный запах. У кого-то из пассажиров явная непереносимость болтанки. Лишь бы в грузовой кабине этому непереносящему успели ведро подставить. Иначе придется нам после полета в самолете полы отмывать…

У Юденича мы вообще никуда от самолета не отходили. И спали в нем же, и ели. Единственное, так это по нужде в сторону бегали, в специально обустроенное для нас помещение. За полчаса обустроили, что характерно. Могут же? Когда прикажут!

Так и просидели под охраной в солдатском оцеплении без каких-либо движений и действий целых три дня. И без новостей, само собой. Тяжелее всех пришлось Маяковскому. Ну, во-первых, как он ни порывался примкнуть к сопровождавшим императора лицам со своим фотоаппаратом, а ничего из этого не вышло. И даже издательская слава не помогла. А во-вторых, ему строго-настрого запретили своим фотоаппаратом во время полета пользоваться и фотографировать государя. И правильно запретили!

А через три дня вернулся довольный Николай, и мы отправились в путь-дорогу по обратному маршруту. И точно так же садились на дозаправку и ночевку в Сухуме.

А затем был перелет в Киев и Варшаву. В Ставке Николай провел больше недели. И все это время мы просидели на земле – поселили нас в каком-то здании казарменного типа. Даже на воздушную разведку ни разу не вылетели, не говоря о чем-то большем. Снова никто нас никуда не выпускал. Единственное, что в оцепление, как у Юденича, не взяли. А вот самолет все это время находился под неусыпной охраной. Два солдатика постоянно топтались рядом с ним.

У меня так хоть какая-то отрада была. Меня, можно и так сказать, допрашивали. Или расспрашивали. И так и этак будет верно. Пару раз меня выдергивал к себе Джунковский. Первый раз с вопросами по разбомбленному «Гебену» и двум пороховым заводам, а второй… Второй раз выдернул поздним вечером – прислал, как всегда, автомобиль.

Каково же было мое удивление, когда в знакомом мне по прошлому посещению кабинете я не только Владимира Федоровича увидел, а Николая с матушкой, Марией Федоровной. И первый же вопрос, который мне задала Мария Федоровна, предварительно выслушав мои приветствия, был о «Гебене». О том самом проклятущем крейсере.

– Сергей Викторович, зачем вы его бомбили? Стоит себе корабль в ремонте, ну и пусть стоит. Неужели непонятно было, что он уже никакой опасности не представляет?

– Ваше величество, да понятно все было. Сам сомневался. А потом знающие люди растолковали, в чем там было дело. Пушки-то с него никто не снимал. А боеприпасы со склада на корабль подвезти дело быстрое. Склады-то те рядом совсем с верфями.

– Допустим, – кивнула Мария Федоровна. – А почему тогда второй раз бомбили?

– Какой второй раз? – удивился даже. – Не было никакого второго раза.

– Как не было? Вот у меня приказ о повторной бомбардировке, – и какую-то бумагу со стола берет, вчитывается. Потом передает ее мне.

– Не было никакого второго вылета. Пороховые заводы бомбили, это было. Хотя зачем их было бомбить, тоже не понимаю.

– Исходя из объяснений штаба, никто на самом деле не рассчитывал на такую молниеносную победу в проливах, – вклинился с объяснениями Джунковский, испросив перед этим у императрицы разрешение вмешаться в разговор. – Сергею Викторовичу все правильно сказали. Оттого и «Гебен» бомбили, потому что опасались его ввода в строй. И заводы по той же самой причине сожгли.

– Какой ввод в строй? Он же со вскрытыми бортами на бонах стоял? – удивился и не удержался я от вопроса. Ладно бы снаряды подвезли и стрелять начали. А при чем тут ввод в строй? Глупости какие.

– И что? Глубины ведь там небольшие. А вести артиллерийский огонь вскрытые, как вы говорите, борта не мешают. И развернуть его на бонах тоже ведь можно. Вот и решило перестраховаться наше командование на будущее. Убрать самый сильный корабль противника с доски…

– Почему самый сильный? Скоро ведь наша «Императрица Мария» должна будет со стапелей сойти? – не удержался я от уточнения.

– Да, «Императрица» сильнее. Но она все еще на верфях. И когда со стапелей сойдет, одному Господу Богу известно, – наконец-то включился в разговор император. А в голосе-то так раздражение и плещет. Чем это я его так рассердил? У-у, как смотрит-то. Сейчас дыру прожжет.

– Все так плохо, ваше императорское величество? – своим вопросом Джунковский попытался переключить внимание государя на себя.

– Плохо? Нет, Владимир Федорович, не просто плохо, а катастрофически плохо! – Николай наконец-то отвел взгляд в сторону, поморщился. – Вам ли не знать?

– А что специальная комиссия? – теперь уже Мария Федоровна перехватила эстафету с вопросами.

Я насторожился. Что еще за специальная комиссия? Та самая, что Николаевские верфи инспектирует? Там же вроде как Остроумов?

– Батюшин третьего дня закончил работу. Представил мне подробный отчет о проделанной работе и выявленных нарушениях и преступлениях. И список виновных в растратах и хищениях. Кроме этого выявлено иностранное влияние со своей агентурой. И социалисты! Как же без них! Да об этом лучше Владимира Федоровича спросить. Он все это лучше меня знает, – бросил короткий взгляд на Джунковского государь.

– Да, со списками я ознакомился. Статьи-то у всех в нем представленных – расстрельные.

– Расстрельные, – эхом откликнулся Николай. – Ко мне сегодня обратились представители банкиров и промышленников. Просят… Да что там просят… Прямо требуют помилования всех отмеченных в этом списке!

– Прямо всех? – уточнил Джунковский. – А откуда они про список знают?

– А вот об этом я и хотел вас спросить, Владимир Федорович.

– Государь… – осторожно начинает оправдываться Джунковский и замолкает, поймав мой взгляд. – Что, Сергей Викторович?

– Есть! – якобы накрывает меня «очередным предвидением». Вспомнилось относительно недавно читанное, еще в той действительности. Вот как только фамилию одного из основателей разведки и контрразведки услышал, так и накатили воспоминания. – А ведь там не только фигуранты с Николаевских верфей, там и поставки продовольствия в Германию и Турцию через нейтральные страны! – Задумался на секунду, глаза прикрыл, на публику, то есть на Николая, играю. Он же такой, любит, когда вокруг все таинственное. – Государь поддастся давлению банкиров и промышленников и помилует всех чохом в этом списке Батюшина. Эта его уступка и окажется точкой «невозврата». Дальше же будет только хуже. Противоречия в обществе и недовольство народа в России будут нарастать и приведут к отречению и революции. А дальше я вам все рассказывал. Что будет и чем все закончится! Да, еще одно! Русский золотой запас в конечном итоге вы отдадите на сохранение в Англию, где он и пропадет с концами.