Текст книги "Голубая дымка былого. Поэтическая подборка"

Коль огорчение…

 
Коль огорчение тебя постигло вдруг,
Не унывай, будь счастлив, что ты есть,
А это значит, нечто лучшее, мой друг,
Судьба тебе желает приподнесть.
 

Занесённые снегами

 
Занесённые снегами
Избы и плетни,
Вьюга стелет под ногами
Белые холмы.
 
 
Закружил, запел, заплакал
Братец-буревей,
Гулко ставнями заахал,
Сгинув поскорей.
 
 
Впереди ни зги не видно,
Вихрь слепит глаза,
От морозной, жгучей пыли
Катится слеза.
 
 
Дымом банек деревенских
Полнится окрест,
Из далёких синих весей
Слышен благовест.
 
 
След саней полозьев вьётся
Посреди села,
Клён к осине с дубом жмётся,
Клонится ветла.
 
 
За околицей деревни
Стайки детворы,
На коньках, на санках древных
Мчат по льду реки.
 
 
Там над прорубью склонился
Молодой рыбак,
Девка вёдра в коромысле
Тащит на плечах.
 
 
В покосившейся избушке
Свет в окне горит,
На полатях печки русской
Дряхлый дед кряхтит —
 
 
Кости греет перекатом, —
Немощен и слеп;
Баба возится с ухватом,
Выпекает хлеб.
 
 
Свет лампадки освещает
Образок святой,
Ветер в трубах завывает,
Будто домовой.
 
 
Блик звезды дрожит Полярной
Меж разрывов туч,
Свет роняя лучезарный
Средь равнин и круч.
 

В краю божественных берёз

 
В краю божественных берёз,
Их серебристых, сладких слёз,
Пурпурный мак росой искрится.
Дрожит в тумане речки плёс,
Гладь вод зеркальная светится.
 
 
Ушло дыхание ночи,
Истома навевает сны,
Зарницы перлами сияют.
В плену звенящей тишины
Скворцы либретто сочиняют.
 
 
Зарёй пылает небосвод,
Тускнеет звёздный хоровод,
Во мглистой дымке растворяясь.
Затеял месяц праздный ход,
Игрой с рассветом забавляясь.
 
 
Простор, где небо и стрижи,
Наполнен праздником души,
Сердец цветник благоухает.
Оазис света и любви
Покой земной предвосхищает.
 

Я с головою утону

 
Я с головою утону в глазах твоих
Бездонных, полных тайны и загадки;
В поток любви твоей бурлящей с высоты
Страстей безумных брошусь без оглядки.
 
 
Мне сладок упоительных речей
Твоих соблазн; восторженных влечений
В них дух сквозит, достойный вожделений
Средь тысячи пылающих свечей.
 
 
Я птицей воспарю под облака
Надежд твоих, волнений и мечтаний,
Я морем разольюсь из ручейка
Высоких чувств и трепетных желаний.
 
 
Я дождиком весенним обернусь,
Я стану твоей призрачною тенью,
В тебе я без остатка растворюсь
И пропаду, без слов, без сожаленья.
 

Лишь только бисером

 
Лишь только бисером созвездья заискрились,
Вмиг ризы сумерек вечерних опустились
На самый край земли.
Камеей облака
тускнеют,
выгнувшись.
Лежит твоя рука
 
 
На подлокотнике скамьи, и пряди локон
На бархатистые ланита в свете окон,
Спадают.
Гибкий стан
твой ласково манит
Своей нетронутостью;
сколько в нём сквозит
 
 
Дыханья свежести, изящества движений,
Порывов страстных, безмятежных вожделений.
Под бахромой ресниц
бездонных глаз твоих
Светится робкий луч
намерений благих…
 

Рассвет занялся

 
Рассвет занялся мелкой дрожью,
Ночь напролёт
Туман скользит по бездорожью,
Чего-то ждёт.
 
 
Светится маревом прозрачным
Кометы шлейф,
Венцом изысканно-изящным
Ложится в дрейф.
 
 
Зарницы луч как откровенье
Благих небес,
Лишь показался на мгновенье
И вдруг исчез.
 
 
Приобретая очертанья,
Синеет бор,
И спит в плену его молчанья
Ветвей узор.
 
 
Как бриллианты в диадеме,
Горит восток,
В струях лазоревой капели —
Тепла поток.
 
 
Весь мир звучанием полнится
Равнин седых
И нежным полотном стелится
У ног твоих.
 
 
Мне сладок миг прикосновенья
К устам твоим,
Он дарит радость откровенья
Лишь нам двоим.
 
 
Любви блаженной, окрылённой,
В пучину лет,
Стезёю одухотворённой
Идём во след.
 

Остановись, мгновенье

 
Остановись, мгновенье, дай налюбоваться
Весны величием в роскошных одеяньях,
Её восторженностью в радужных сияньях,
Дыханьем свежести под звуки тишины.
Душистый май златит в предутреннем тумане
Вершины гор. Занялся хладной, мелкой дрожью
Рассвет, роняя тени к самому подножью
Ущелий диких из небесной синевы.
 
 
Кисейным пологом багряно-золотистым
Фиалы древ рукой невидимой покрыты,
И епанчёю, изумрудами расшитой,
Стелится даль в лазурных отблесках зари.
Глядят майоликой цветущие равнины,
Долин и гор седых томительная нега
Объята звуками волшебной кампанеллы
В тиши таинственной, ликующей поры.
 
 
Душицы запахами полнятся просторы —
Их лёгкий, призрачный зефир не потревожит, —
Здесь соловей – счастливый баловень природы,
Любовник розы, упоительно поёт.
Лучи взошедшего светила, словно струны,
Весну мелодией одарят, только тронешь,
И тут же в звуках очарованный утонешь,
Как мотылёк в хрустальных капельках росы.
 
 
Сплетенья зарослей, что цвета аметиста,
Глядятся жупелом сердитым и мохнатым
Под низким облачком белёсым и лохматым,
Слегка взъерошенным вершиною горы.
Здесь вдохновенье должно черпать несомненно
В полёте мысли, воспаряющей сквозь годы,
И мир, увенчанный изяществом природы,
Порывом сладостным твой разум наградит.
 

Не уходи

 
Не уходи, я всё прощу —
Измен жестокие уроки,
Несправедливые упрёки,
Мне всё равно, я не ропщу.
 
 
В груди моей огонь любви
Пылает пламенною страстью,
Звездой немеркнущей в ненастье,
Святым обетом «на крови».
 
 
Душа моя тобой болит,
Щемит и плачет и рыдает,
Надежды миг предвосхищает.
Пусть ангел твой тебя хранит!
 

У картины абстракциониста

 
Жемчужные опалы облаков
Нанизаны на солнца златы нити
В причудливом сплетении тонов,
Сияя диадемой Нефертити.
 
 
Гирлянд полупрозрачных серпантин
Из дымчатых колец в дрожащем свете
Кружит, роняя цвет аквамарин,
Как шар хрустальный в ультрафиолете.
 
 
Стеклянный куб в небесной синеве
Волшебным отражением играет
Зеркальных граней, призраком, извне,
Возникнет вдруг, и снова исчезает.
 
 
Цилиндра ось пронизана лучом
И конус у вершины пирамиды,
Сквозь призму возникают миражом
«Висячие сады» Семирамиды.
 
 
Воздушная, ажурная спираль,
Что соткана из нежных самоцветов,
Меня с собой уносит в синь и даль,
Оставив без вопросов и ответов.
 

Вот и всё!

 
Вот и всё! Навсегда в Лету канули
Все события века двадцатого
С его радостями и печалями,
С чистой, светлой мечтой и надеждами.
 
 
Пережиты шесть войн за столетие
Беспощадных и опустошающих,
Революций поток нескончаемый
Разноликих и всеразрушающих.
 
 
Всяко было – и злое и доброе,
Идеалы благие, высокие
Свято чтило моё поколение,
Верой в будущее окрылённое.
 
 
Первомай, День Победы, Октябрьские —
То казалось нам чем-то незыблемым,
Шли потоки людей нескончаемо
С медью труб, с транспарантами, с песнями,
 
 
«Под шафе» кое-кто; балагурили,
Танцевали под диск супрафоновский,
Где лабал джаз-оркестр Глена Миллера,
С золотою трубою армстронговской.
 
 
Через край била наша энергия
В пионерлагерях, на субботниках,
Труд ударный соседствовал с доблестью,
С достижениями и победами.
 
 
Поражения, взлёты, падения,
То всё было для нас преходящее,
Нам не ведомо было уныние,
Мы мечтали, любили и верили.
 
 
Мы подобно «Голландцу летучему»,
Бороздили просторы союзные,
Адрес был наш «не дом и не улица»,
А весь мир необъятный, загадочный.
 
 
Нас манили просторы вселенские,
И мечта нас влекла неуёмная,
О морях флибустьерских, о Роджере
О Весёлом слагали мы песенки.
 
 
О заморских краях неизведанных,
О креолках с их страстью и нежностью,
О красавицах с Мыса Зелёного
Распевали мы где-нибудь в затиши.
 
 
В голубой, зыбкой дымке романтики
Мы тонули, и веси таёжные
Принимали в свои нас объятия
У реки безымянной под звёздами.
 
 
Дым костров средь палаток брезентовых,
Споры жаркие физика с лириком,
Окуджавы и Визбора песенки
Под гитару в ночи полыхающей.
 
 
Было всё – без вины убиенные
Той эпохи ушедшей, развенчанной,
И ГУЛАГи с их лесоповалами,
Холод, голод и прочие напасти.
 
 
И блиц-кригом стращали нас атомным,
И внедрялась во всю уравниловка
С принудиловкой; каждый член общества
Знать был должен лишь то, что положено.
 
 
За нас думали, мы – дело делали
И холодный расчёт не приемлили
С практицизмом, но время нагрянуло
И в сердцах воцарилось смятение,
 
 
В мыслях полный разлад и сумятица
С думой о безвозвратно утерянном.
Что сбылось, не сбылось, всё забудется,
Только привкус полыни останется.
 
 
В век соблазнов своё дело сделали
Ложь, наживы порочная практика
С лицемерной инфляцией совести,
С модуляцией пошлой сознания.
 
 
Долг и искренность, взаимовыручка,
Где они? Их смело иждивенчество,
И в ходу не духовные ценности,
А скабрезные, материальные.
 
 
Жизни цель вкупе с мировоззрением,
Под названием «честь и достоинство»,
Были вмиг, в одночасье, утрачены,
Словно пень из-под ног наших выбиты.
 
 
Поколение века ушедшего
Оказалось вдруг не приспособленным
К тем реалиям века грядущего,
Не сумев до конца перестроиться.
 
 
Жизнь сломала людей, исковеркала,
Искромсала и перелопатила,
Всё, чем жили когда-то, дышали чем,
Опороченным стало, опошленным.
 
 
Музы вдруг замолчали, укрытые
Прозаическим пологом плесени,
В забытьи стала лирика Галича
Вместе с лирой Сергея Есенина.
 
 
Словно тряпка сердца были выжаты
Поколения века ушедшего,
Душ плисе стало чем-то обыденным
В том фарватере жизни утерянном.
 
 
Правда, были средь нас перевёртыши
С подлым нравом и приспособленчеством,
Не о них будут песенки сложены,
А о тех, кто боролся и выстоял.
 
 
И не мало свечей уж загашено
Тех, чьим смехом круг дружеский полнился,
Кто не смог сбросить с плеч груза прошлого
И понять, что живём мы один лишь раз.
 
 
А ведь жизнь хороша, как бы ни было,
Ведь не зря, для чего-то родились мы,
Значит жить надо так, как предписано,
Наверху, там, самим Проведением.
 
 
Минут годы, пронзённые грозами,
Штормовыми ветрами омытые,
И наступит тот день, когда к нам опять
Всё вернётся назад, «на круги своя»,
 
 
И всё будет, как в шестидесятые —
Шутки, песни и смех с прибаутками,
И палатки с кострами в тиши ночной,
С затянувшимися посиделками.
 
 
Чай брикетный покрепче заварим мы,
Поплотнее в круг тесный усядемся,
Тихо вспомним о тех, кого с нами нет,
Помечтаем о завтрашнем, будущем.
 
 
Всё плохое, что было, ко всем чертям
Мы пошлём, и за всё за хорошее
Выпьем, вздрогнем, закусим и снова нальём:
Жизнь прекрасна, и этим всё сказано!
 

Минýли святки

 
Минули святки,
канул в Лету
день Крещенья,
А на дворе
морозов жгучих
нет, как нет,
Мир погружён
в струю
природы обновленья,
И шлёт весне капелью
свой дружеский привет.
 
 
Ужель весна спешит
к нам
в край сей благодатный,
Иль то природы лишь
коварные забавы?
Теплом пахнуло.
Небосвод белесо-ватный
Роняет блики
на проталины и травы.
 
 
Дрожаньем воздуха
и свежестью дыханья
Полнятся блёстками
искрящиеся дали,
На всём лежит печать
стези благоуханья
Рисунком сказочным
божественной вуали.
 

Я сотку тебе

 
Я сотку тебе из солнечных лучей
Восхитительной, небесной красоты
Платье. Только знай, что нет любви сильней,
Чем моя! Я ухвачусь за хвост звезды,
 
 
Что летит, и притяну её к себе,
И созвездьем к твоим локонам волос
Приколю, и подарю тебе колье
Из волшебных галактических полос.
 

Усмешками каменных идолов

 
Усмешками каменных идолов
Глубины веков насмехаются
Над жизнью людской, быстротечною —
С её суетой и проблемами, —
Порою впустую растраченной.
 
 
Законам космическим следуя,
Несёмся в пространстве и времени
Под знаком всеобщей причинности,
В полях мировой гравитации
Влекомые «чёрными дырами».
 
 
Путь звёздный парсеками меряя,
Коллапсам вселенским подвержены,
Подвластны мы лишь Провидению,
И будем, случись апокалипсис,
Как дети беспомощны малые.
 
 
Ведь нет ничего в мире вечного:
Настанет день «икс», и в мгновение
Мы в пыль превратимся, безропотно,
На уровне ядерно-атомном,
Блуждая в межзвёздных скоплениях.
 
 
И нет ничего в этом странного —
Законам физическим Кеплера
Природа Вселенной последует,
И где-то в глуши мироздания
Возникнут другие сообщества
 
 
Намного умней и изящнее
Земного, так несовершенного,
Во всём будут мир да согласие —
Согласно «Космическим правилам», —
В цветущей стране благоденствия,
 
 
Где каждый мудрей будет внутренне,
Греховным делам не подверженный,
О ближнем радеть и любить его
Сочтёт за свою он обязанность…
Да будет блажен тот, кто верует!
 

Сотворив добро

 
Сотворив для кого-то, однажды, добро,
На причастность свою не указывая,
«Растворись», незаметно, и дел-то всего,
Ни кого, ни к чему не обязывая
 

Сижу, точу…
(шутка)

 
Сижу, точу своё перо —
гусиное —
поэта,
Точу, точу уже давно.
Да что ж такое это?!
 
 
Уж половину искромсал —
иль ножик притупился, —
Ко всем чертям его послал,
и сильно возмутился.
 
 
Когда от этого пера
огрызок лишь остался,
Второе, третье взял тогда,
за следующее взялся.
 
 
Потом я перьев не считал —
пустое, – время трата,
Мешок уж полный источал,
и всё без результата.
 
 
Всех кур, гусей пообщипал,
и индюка подружку,
Все разбежались по углам:
стесняются друг дружку.
 
 
Ну где ж ещё мне перьев взять —
источник истощился,
Сижу, весь думами объят,
и разум помутнился.
 
 
По уши в перьях, в строганьė,
и пух над головою,
Слеза сползла по бороде,
над левою щекою.
 
 
Но тут я вспомнил о пере,
о страусином, в шляпке,
Дарил которую жене
под новый год на святки…
 
 
Стругал его по четвертям,
сказать коль фигурально,
За что жена меня к чертям
послала виртуально,
 
 
Пообещав мой одночлен —
как школьный математик, —
Вмиг поделить на многочлен.
Но я ж не маразматик!
 
 
А по сему же порешил,
что в ножичке всё дело.
В сельпо точило прикупил.
Работа закипела.
 
 
Теперь сижу, точу свой нож
на круге абразивном,
На папу Карло стал похож,
ну, прям, смотреть противно.
 
 
А не подскажет ли мне кто,
так, в качестве совета,
Кто б одолжить мне смог перо,
перо великого поэта?!..
 

Дай людям Бог…

 
Дай людям Бог согласья и добра,
Дай мира, дай хоть чуточку надежды
На лучшее. Ни злата-серебра
Ведь просим мы, ни царские одежды.
 
 
Ты сделай так, никто чтоб не страдал,
Не был обманутым, не знал ни зла, ни горя;
Чтобы друг другу каждый ближе стал,
Как две волны соседствующих моря;
 
 
Чтоб лени с завистью нас червь не источал…
Дай веры, мудрости имущим и просящим,
Любви большой – начала всех начал,
И нам, совсем чуть-чуть, оставь, творящим!
 

Под звон хрустальных бокалов

 
Под звон хрустальных бокалов,
В преддверье вечерней зари,
Во тьму небесных провалов
Летят заверенья в любви.
 
 
И где-то, там, пропадая
В отрогах безмолвных широт,
Надежды луч посылают
В созвездья вселенских высот.
 
 
Как вспышка дальней сверхновой
Твой лик предо мною возник,
Мелькнул на мгновенье, и снова
Бесследно исчез в тот же миг.
 

Чтя законы аэродинамики…

 
Чтя законы Аэродинамики,
На предельно низком КПД
Мчусь, согласно правилам механики,
С диким треском, как ПуВРД*.
 
 
Создаёт потоки турбулентные
Мой несовершенный фюзеляж —
И другие, им эквивалентные, —
Наводя воздушный макияж.
 
 
Лонжероны-стрингеры с обшивкою —
То плоды народной «ляпоты»,
Крылья с элеронами-закрылками,
И рули, конечно, высоты.
 
 
Растопырив воздухозаборники,
След инверсионный позади
Оставляю. Шустро пляшут «дворники»,
«Шимми» жмёт переднее шасси.
 
 
К некой «этажерке» я лечу своей,
Флаттером забористым крою.
Вот она!.. И тут же попадаю к ней
Прямо в ламинарную струю.
 
 
Встретившись, всё продифференцировав,
Мы в едином мнении сошлись,
А затем, всё то проинтегрировав,
В дали голубые унеслись…
 
 
*ПуВРД – пульсирующий
воздушно-реактивный двигатель
 

Целуют ветки ивы

 
Целуют ветки ивы отшельницу звезду,
И стайки облаков белесая завеса
Причудливые тени роняет на траву,
Приглаживая нежно верхушки кромки леса.
 
 
Узоры кружевные соткала гладь реки
Из купы лилий белых, что в заводи ютится,
И хороводит месяц под музыку ночи,
И горизонта даль вся заревом светится.
 
 
Заколобродил ветер в лазоревых ветвях,
Затеял кутерьму, запел, закуролесил.
В провалах облаков дрожит Чумацкий Шлях,
Приветно озаряя околицы и веси.
 

Она нагрянула…

 
Она нагрянула как вешняя гроза,
Как вспышка молнии, негаданно-нежданно,
В лице эфирно-внеземного существа,
Вот так, внезапно, без причин, как то не странно.
 
 
То был какой-то сон волшебный наяву,
Я воспарял душою, в мыслях воскрыляясь,
Искал её следы, как Шерлок, на снегу,
Нахальным образом в покой её внедряясь.
 
 
Любовь та, первая, была «из-за угла»,
На расстояньи в общем, скрытная такая,
В мои одиннадцать… Ну как она могла
Не замечать меня – такая-рассякая!
 
 
Я даже как-то раз письмо ей написал,
Люблю, мол дескать вас (по Пушкину), и – баста!
Но то письмо втихую некто прочитал
И предал вмиг его общественной огласке.
 
 
Да-а, было дело, братцы, были времена,
Страдал я тихо, молча глядя исподбровья,
И где-то тайно раздобыв стакан вина,
Его я хряпнул, враз, за Олино здоровье…
 
 
Потом ремень отцовский был… Всему финал!..
Скрывать не стану, по тылам и закоулкам
Он залихватски, этак с присвистом, гулял,
А я орал во всю, увесисто и гулко…
 
 
Немало лет уж отшумело с той поры,
А мне всё чудятся её кудряшки локон,
И безответной той последствия любви,
Что вышли мне тогда, совсем немножко, боком.
 
 
И так как некому теперь пороть меня,
И создавать цветной букет душевных трещин,
Я поднимаю, смело, свой бокал вина
За Олю-девочку, за наших милых женщин!!!
 

Органа звуки

 
Органа звуки заполняли свод костёла,
Клубился ладан в бликах пламени свечей
Знаменьем высшего небесного престола
В такт губ дрожанью ваших, трепету бровей
Под тонким кружевом опущенной вуали.
 
 
Казалось, где-то колокольчик мелодичный
Слегка позванивал в такт мессе на хорах
Пред алтарём, и словно ангел фееричный
В полуприкрытых ваших возникал глазах,
Вдруг исчезая в глубине вселенской дали.
 

Всё о ней

 
О ней написаны обширные трактаты
И испокон веков полемики ведутся,
Перерастая в бесконечные дебаты…
К чему всё то? Есть вещи, что не поддаются
Ни логике, ни разуму, ни умозаключеньям.
 
 
Ведь первая любовь – это когда:
Весь шар земной вам хочется обнять
и крикнуть во всю глотку: «Я люблю-ю!»;
Захватывает дух
и перехватывает надолго дыханье;
Весь мир в ярчайших красках предстаёт
цветных пред вами вдруг;
Плохое всё – обиды и невзгоды, —
исчезают, напрочь,
пребывая вне сознанья;
 
 
Одна лишь только мысль – осмыслить и понять
всю правомерность ваших чувств, —
Вам кажется кощунственно-враждебной,
И говорите вы себе: «Люблю, и – всё тут! Пусть
горит всё синим пламенем и кувырком
летит к чертям собачьим!»;
 
 
Для существа любимого готов ты в воду и в огонь,
Готов на всё, как Дон-Кихот, как рыцарь тот
без страха и упрёка;
 
 
Непостижимое вершится таинство, что чувству
святому, светлому и чистому возможно уподобить,
Наилегчайшему, волшебному зефиру,
способному вдруг в бурю превратиться,
Иль мощному разряду грозовому,
иль вспышке галактической «сверхновой».
 
 
Из сверхъестественного области то чувство
Седьмым назвать бы должно, где в его основе
Шестое чувство, что из сферы подсознанья,
Лежит… Любите! Да и будете любимы!!!
 

Северное сияние

 
Чресполосица штрих-пунктирная,
Изнутри позолотой взятая,
По краям филигрань ювелирная
В тихих сполохах небом сжатая.
 
 
Разноцветный поток нисходящийся
Бахромою, рождает дрожание
Нитей радужных, хладом искрящихся.
Это – Северное Сияние!
 

Мой самый счастливый день

 
Самым ярким, счастливейшим днём моим был —
День, когда вдруг однажды родился,
А явившись на свет, глазенапы раскрыл,
И ни мало тому удивился.
 
 
Как-то сразу не в силах был сообразить
Что к чему, в памперс нехотя дуя,
А освоившись, ножками начал сучить,
И подумал: «А ну, зареву я!»
 
 
Заревел!.. Заорал словно тот паровоз,
Что в коммуне была остановка,
Но решил вдруг: «К чему мне кобыла и воз,
Баба с коего!» Как-то неловко
 
 
Стало мне, стыдно очень, ну прям невтерпёжь,
Надо ж было случиться такому.
Где-то там, во-внутрях, надорвался крепёж,
И… сходил я, по счёту большому.
 
 
«Ай мале-е-ец! – размышлял. – Ай да я, сукин сын!
Всполошил всех, замаял, замучил!»
А потом, мелкой дробью, ну надо же, блин,
Под конец, свод палаты озвучил.
 
 
И легко как-то стало, и радостно мне —
Мать честная будь трижды здорова! —
Зря и бдя, где-то там у меня в голове,
Промелькнуло: «Коза – не корова!»
 
 
А под вечер явился какой-то чудак
И назвал меня Вовой-сынишкой,
Кулачком ему тут же заехал в «чердак»,
Чтоб скорее бежал за сберкнижкой…
 
 
Слава мне!.. Мама счастлива!.. Счастлив и я!..
Мне, ступившему в мир сей ногою,
Благодарна должна быть планета Земля,
Что её осчастливил собою!!!
 

Да будет так!

 
От ненависти, жадности и зависти,
От желчности и лености души
Освободись! Будь проще! Без усталости
Давай как можно больше, меньше жди!
 
 
Всегда надейся только лишь на лучшее,
Однако, будь и к худшему готов.
Что сбудется, а нет, то – позабудется.
Да будет так, без всяких лишних слов!
 

Посвящение

 
Двор старинный. Санька с Колькой
там в войну играются.
Знают все, что оба друга – «не разлей вода».
Коль обидит кто, за друга тут же друг вступается,
Если вдруг набедокурят… Угол?.. Не беда-а!..
 
 
«Интерес» у них был общий —
это уж как водится, —
Неприступная девчушка с длинною косой.
Сомневаться в смелости
мальчишек не приходиться,
Но при ней теряли оба внутренний покой.
 
 
Школа, первый класс, звонок и —
первая учительница,
Первые учебники, и парта на двоих,
А на первой – та девчушка, круглая отличница.
Ноль внимания?.. Гордя-ячка!.. То всё не для них!
 
 
Лето. Лагерь пионерский. Ночь костром взвивается.
«Здравствуй милая картошка!», – в воздухе висит,
Год из года. Всё когда-то, видимо, кончается —
Детство, школа… Что ж ребятам будущность сулит?
 
 
Выпускной! Звонок прощальный —
душ младых чистилище.
«Ты куда?». «Я? На журфак! – девчонка говорит. —
Ну а вы куда?». «Мы с Санькой в ВДВ-училище!».
«Что ж! Ни пуха ни пера!
Пусть вас Господь хранит!»…
 
 
«Слышь, Колян! Прикрой! Я мигом…
Там – батяня раненный».
Шквал огня… Санёк комбата тащит на себе.
Вдруг – упал… Спешит на помощь,
пулей продырявленный
Колька: вынес, сам оставшись на сырой на земле…
 
 
«Здравствуй, Сань! – вдруг за спиною. —
А я к вам, наведаться».
«Катя?.. Сколько ж лет и зим!
Ну, здравствуй! Как дела?»
«Не сложились!.. Перед Колей
мне бы исповедаться:
Ведь любила, только знать гордыня подвела».
 
 
Над кладбищенской могилкой
шелест трав таинственный.
Осень. Тихо опадают кроны тополей.
«Я с тобою, – Санька шепчет, —
друг ты мой единственный!»
И плывут на юг, курлыча, клинья журавлей.