Текст книги "Голубая дымка былого. Поэтическая подборка"

Переповёрнутость небес

 
Переповёрнутость небес,
Низвергнувшихся вдруг
Туманом призрачных завес,
Ласкает глаз и слух.
 
 
С высот незримой глубины
В глубины высоты,
Предубеждённостью полны,
Влекомы, я и ты.
 
 
И персты дланей распростав,
Летим мы, кто куда,
Коленкой в зад себе поддав,
Слегка, из-за угла.
 
 
Мы параллельным курсом мчим
В такие же миры,
Что параллельны, вопреки
Превратностям судьбы.
 

Посвящение другу

 
Друг мой сердечный! В кои веки
С тобою виделись, скажи!
Ведь до сих пор души сусеки
Воспоминаньями полны
 
 
О днях минувших, незабвенных,
В седую даль ушедших лет,
Тех лет далёких, сокровенных:
То вправду ль было или нет?!
 
 
Всё было – доброе и злое,
Но это – жизнь, как не крути,
Жаль, предсказать никто не может
Нам всех превратностей судьбы.
 
 
За всё тебе, друг мой, спасибо —
Уж не сочти сего за лесть, —
За всё, что будет и что было,
За то, что ты на свете есть.
 
 
А коли что не так и сталось,
То не серчай друг, не брани
Меня – ну что уж нам осталось, —
И лихом, брат, не помяни!
 

Москва. 2010-й…

 
Москва. 2010-й…
Март,
29-ть,
Утро,
Понедельник.
Сначала
станция метро «Лубянка»,
За три минуты до восьми;
Вслед – «Парк Культуры»
в 8.39-ть,
И – реки крови…
 
 
То дьявольского волею отродья
Девятый вал террора прокатился,
Катком кроша, коверкая, ломая
Людские судьбы и людские жизни.
 
 
И сорок душ мгновенно вознеслись
К мирам иным, а восемьдесят были
В подранках. Что за нелюди, за звери,
Иль просто – порожденья сатаны.
 
 
А ведь придёт, поверьте, и наступит время,
Вам всё зачтётся и воздастся, «от души»!
 

Самара детства моего

 
Самара детства моего.
Полно киосков с газировкой.
Ларьки пивные у дорог
Перед трамвайной остановкой.
 
 
Ложилась бита на пятак.
Звук «Рио-Риты» патефонный.
И запанской шпаны кулак,
След «Чёрной кошки» затаённый.
 
 
У пленных немцев, баш на баш,
На хлеб – свисток с губной гармошкой.
Послевоенный бил кураж,
И пахло жареной картошкой.
 
 
«Дуката» дым, чуть под-шафе,
Рядов базарных суматоха.
«Тарзан» трофейный. В галифе
Сосед-военный, выпивоха.
 
 
Старик-еврей, Алямс, без ног
В нас спьяну метил костылями.
Колёсный волжский теплоход,
Рёв «ИЛов-два» над тополями.
 
 
Бернес, Утёсов, Левитан —
Столпы народного признанья.
Всё тО ютится где-то там
В котомках тёмных подсознания.
 

О нём – Рязанове, Эльдаре…

 
Ну что сказать бы вам о нём – Рязанове, Эльдаре,
Силён, ну прям хорош мужик, не скажешь ничего!
Хоть с Дня Рожденья прожил Он
лишь тридцать дней в Самаре,
Но и доселе, где-то там, витает дух его —
 
 
На Фрунзе улице, где дом под номером
сто двадцать,
Где ветер к волжским водам гнёт прибрежную лозу,
Где М. Калинин-дедушка, так —
в шутку, залихватски,
Вдруг делал братику его «рогатую козу».
 
 
Потом была Москва… Война…
И вот опять – Самара,
За нею – Н. Тагил, и вновь: «Привет тебе, Москва!»
Затем уж – ВГИК, и-и-… закружило
нашего Эльдара,
И завертело, понесло – долой «печаль-тоска»!
 
 
«Одна беда: всё ем да ем, никак остановиться
Ну не могу я до сих пор с поры военных лет, —
Всё шутит Он. – К пирожным мне
желалось приобщиться,
Что продавал, без карточек,
нам в «Оперном» буфет.
 
 
Да, я толстяк, но остаюсь всегда самим собою,
Притом, не делаю того, чего бы не хотел.
Я сыт по горло этой вашей рыбой заливною!
Кака-а-ая гадость! На неё я век бы не смотрел!»…
 
 
Порой берёт Он телескоп, взор обращая к небу,
И зрит: на нём он шибко любит звёздочки считать,
И очень рад, когда увидит, на свою потребу,
Одну из них, две, три, четыре…
Лучше всего – пять!!!
 
 
Есть жизнь на Марсе или нет – Он ставит запятую,
Но вот гараж свой умудрился всё-таки проспать,
К тому же женщину одну, хорошую такую,
Успел, бесстыдник, не «сухой», а «мокрою» назвать.
 
 
Да ладно уж, простим Ему все шалости-проделки,
Всё ж библиограф, сценарист, актёр, продюсер Он,
Орденоносец, режиссёр… К нему на посиделки,
Да этак в баньку, с веничком,
давай, братва, рванём!…
 

Пётр Капица и фирма «Сименс-Куккерт»

 
Проконсультировать однажды попросила
Петра Капицу как-то фирма «Сименс-Куккерт» —
У них, у крупной, важной очень уж машины
Электродвигатель работать отказался, —
Пообещав в награду десять тысяч марок.
 
 
Пётр Леонидович машину обошёл ту,
Всю осмотрел, взял молоток, ну, а потом уж
По коренному им подшипнику как ахнет,
Прицельно этак, с нашим «здорово живёте»,
Мотор на радость «Сименс-Куккерт» заработал.
 
 
Всё очень просто! Только хитрой этой фирме
Таких большущих денег стало очень жалко,
И попросила тут она Петра Капицу
На ту удачно проведённую работу
Собственноручно калькуляцию составить.
 
 
Как джентльмен он этой фирме не перечил,
Но так составил калькуляцию, что всё же
Тот гонорар пришлось ей выплатить Капице.
А написал он в ней всего-то пару строчек:
«За молотка удар – одна всего лишь марка,
За то что знал куда ударить – остальное!»
 

Край…

 
Край тополино-берёзовый,
Край до конца неизведанный,
Дарящий миг откровения,
Вдруг светотенями памяти
Вспыхнет, мелькнув чресполосицей
В дальних глубинах сознания.
 
 
Край васильково-ромашковый,
Компасом жизни отмеченный,
Струнами неба вознесшийся
К дивным рассветам малиновым,
Флёром сребристым подёрнутым,
Грезится в снах упоительных..
 
 
Край соловьиный, восторженный —
Праздник души восхитительный, —
К первоистокам начал своих
Узкой тропой потаённою
Вновь возвращаюсь, чтоб встретиться
С детством своим заблудившимся.
 
 
Край, что самарской сторонкою
Зван, люб взахлёб, до беспамятства.
Лёгкою тенью причудливой
Тонкою струйкой живительной
Вдруг обернусь, иль окутаюсь
Дымкою призрачной прошлого.
 

Люблю Есенина читать

 
Люблю Есенина читать,
Какой размах, какую удаль
Умел в словах он передать
И покорять сердца людские всюду.
 
 
Немного надо для того,
Поэтом надо лишь родиться,
Чтоб людям дать своё тепло,
К единым с ними помыслам стремиться.
 
 
Его простой нехитрый слог,
Что облетел почти полсвета,
Беру себе я на перо
В честь светлой, доброй памяти поэта.
 

Друг, помни

 
Друг, помни, ты – мишень
на линии огня,
Под чётко выверенным,
снайперским прицелом.
Да будет крепче
твоей совести броня!
Не стоит делать, брат,
стерню своим уделом.
 
 
Лёт быстрый времени —
«парфянская стрела»,
Магистр возмездия,
что метит прямо в сердце,
Бьёт наповал. Не дрогнешь,
честь тебе, хвала,
А нет, уйди, и за собой
захлопни дверцу.
 

Она в моём сердце

 
Россия – она, что живой человек!
Я мысленно часто зову её в гости,
Беседую с ней, коротая свой век,
Латаю тем самым и душу и кости.
 
 
Любовью пытаюсь её угостить
Безмерной, вручив её кладезя дверце.
Кто скажет мне, как без России прожить.
А, впрочем, не надо! Она в моём сердце.
 

Старенький альбом

 
Заснежило пути-дороги вьюжными метелями,
Соткал мороз на окнах дивный, вычурный узор.
В трубе каминной «ухает» вселенскими качелями,
Ни зги не видно на дворе, куда б не кинул взор.
 
 
Впотьмах листаю старенький альбом,
потёртый временем,
И в лабиринтах памяти блуждаю наяву.
Имён и судеб прошлого отягощённый бременем,
На что-то всё ещё надеюсь, всё чего-то жду.
 
 
Годами припорошенные фото пожелтевшие,
В них всё, что сердцу дорого, исчезло, без следа —
И вереницы образов и будни отшумевшие
Времён навеки канувших неведомо куда.
 
 
Сюжеты штрих-пунктирные,
как звёздные скопления,
Дрожат в телесных пустошах, касаясь струн души.
На снимках старых ФЭДовских
ловлю судьбы мгновения,
Не более, не менее… Вот блин!.. Хоть свет туши!
 
 
Здесь лица всё знакомые – весёлые и грустные,
Смешные и серьёзные, родные и друзья,
Места до боли близкие,
всё больше – захолустные…
Ну, всё!.. Вхожу в режим прокачки полузабытья…
 
 
То было или не было, кто знает… Может чудятся
Просторы за последним «геркулесовым столбом»…
«Ну вот и всё! – шепчу себе. —
Что было, не забудется!»
И нежно прижимаю к сердцу старенький альбом.
 

Имена и судьбы

 
За каждым из имён стоит судьба,
А за судьбой стоит сам человек,
И жизнь его есть вечная борьба
За место под Луной. Из века в век
 
 
Их очень много – судеб и имён.
Нам первые никто не выбирал,
Вторые – прихоть нравов и времён,
Всё вместе – то Всевышнего астрал.
 
 
Без яблока ни Ева, ни Адам
Не дали б нам порочной ДНК,
А там… и Казанова… Здрасьте вам!..
(Ему б под зад приличного пинка).
 
 
И-и-…заветвилось древо, занялось
Соцветиями судеб и имён,
От А до Я, и к небу вознеслось,
Пусть знают кто есть «ху», и что почём.
 
 
Кто б ни был ты, ты – случая дитя
С неподотчётной имени судьбой:
Владеть бы миром мне – Владимир я, —
Но мир меня обходит стороной.
 
 
Я кое-что имею вам сказать:
Судьба моя не пафосный гламур,
Пусть и Владимир, всё ж, ядрёна мать,
От жизни той в башке сплошной сумбур.
 
 
Меня груз славы не отягощал,
Хоть в голове один эпистоляр,
«Не без царя» в последней, я б сказал,
Ведь не биндюжник я и не фигляр.
 
 
Судьба и имя – врозь! И весь ответ!
Тандем их, знать, подобие тому,
Как мухи, что отдельны от котлет,
И потому я на судьбы педали жму.
 

Апокалипсис

 
Глубь высот вспышкой молнии взялась,
Обнажив беспросветную хлябь.
Штрих-пунктиром промозглость пронзалась,
Порождая небесную рябь.
 
 
Ледяною, колючей шрапнелью
Разрядился трёхмерный простор
Вкупе с чёрного цвета капелью,
Завершившей природный декор.
 
 
Задрожав, ходуном заходила
Под ногами зыбучая твердь,
И в мгновенье одно обнажила
Огнедышащих жерл круговерть.
 
 
В диких судорогах изошёлся
Планетарной оси дифферент
И корою земною прошёлся
Под проклятий аккомпанемент.
 
 
Жуткий треск по Вселенной промчался,
Недра вспучились, горы круша,
То, знать, демон в аду взбунтовался,
Своим мертвенным хладом дыша.
 
 
В колебания мерной системы
Жан Бернара Леона Фуко
Погрузились Земли астроблемы,
Воды, суша, земное ядро.
 
 
Под пронзительный скрежет и грохот
Шлёт Вселенная смерти гонца,
И зловещий, раскатистый рокот
Предвещает начало конца.
 
 
Шлёт истошные вопли и крики
Неживое с живым в пустоту,
Что в агонии бьются безлики,
В мир иной преступая черту.
 
 
Жар с огнём заменились на мерзлость
И стенанья уже не слышны,
Мировое пространство разверзлось,
Поглощая осколки Земли…
 
 
Плазмой тленной, межзвёздною пылью
В бездне вечности будем блуждать
В тщетном поиске гавани тихой
И покоя мирского не знать.
 

«Беркуту»

 
Приказ ребятам отдан был: «Стоять стеной!»
Они стояли – хоть и силы не равны, —
Под смрадом гари, рёв толпы, под дикий вой,
Но… были преданы, своими же, увы!
 
 
И был отстрел «своих», «чужих» – неважно то, —
Бандо-бандеровскою «снайперской» рукой.
«Небесной сотней» прикрываясь как щитом,
Шабаш устроен был, резня и кровь рекой.
 
 
Евромайдан вобрал в себя весь негатив,
Что есть на свете, Киев – город городов,
В отстой вонючий и в гадюшник превратив
По персту Запада… (понятно и без слов).
 
 
По ним, по «Беркута» бойцам, ни кто, ни где
В колокола за упокой не отзвонил,
Ту «честь» воздали мастерам расстрельных дел —
Исчадьям ада, зла и преисподних сил.
 
 
Склоните головы пред мужеством ребят,
Что были долгу и отечеству верны.
Пусть в поднебесье душам их звучит набат…
Вам Память Вечная – Украины Сыны!
 

Кто сказал…

 
Кто сказал, что Россия поднялась с колен?
Что за бред? Быть того не могло и в помине!
Да, пытались поставить, пророчили тлен,
Апокалипсис, пекло как в страшной картине.
 
 
Русь стояла, стоит, будет вечно стоять
Вопреки силам зла, что сулят амнезию.
Если мне вдруг пришлось бы страну выбирать,
Без раздумий ответил бы: «Дайте Россию!»
 

Подать-ка сюда Интернет…

 
Интернет или жизнь? Где сыскать тут ответ?
Это ж надо? Кому-то неймётся…
Интернет?.. Жизнь, прощай!.. Жизнь?..
«Гуд бай», Интернет!..
Баш на баш, блин, а там – как придётся.
 
 
Напрягусь-ка, расслабившись. Раз, и… ага!
Чувство – будто в штанах муравейник,
Иль на пляже нудистском ловлю комара…
Ну какой же я, право, «затейник».
 
 
«Что за бред? – кто-то спросит. —
То всё ни к чему.
Балабол ты, видать, несуразный!»
«А тому всё виной – Интернет!», – говорю,
Рот разинув свой смычкообразный.
 
 
Коли глянуть под острым углом, так сказать,
Непредвзято да, этак, не рьяно,
Я на кла-ви-а-туре готов шуровать
Как Ван Клиберн на фортепиано.
 
 
Каждый раз просто не терпеливится мне
Оседлать Интернет-искуситель.
Лишь присяду (прищурившись), на тут тебе,
Возношусь в виртуала обитель.
 
 
И пошло-о… Другу: «Здравствуй большое тебе!»
Он мне: «Громкое наше спасибо!»
Правда, каждый из нас «сам себе на уме».
Коль не так, проходи себе мимо.
 
 
И грустится порой, и хохочется нам
В «скайпе»… Вас таки я умоляю
Извинить меня дико за сей балаган.
Что сказать вам ещё, я не знаю.
 
 
Чтоб в кунсткамеру или в паноптикум мне?..
Рассуждать если ортогонально,
Фигу с маком! Подать-ка сюда Интернет,
Выражаясь весьма фигурально.
 

Информация к размышлению

 
***
Есть люди, которым всё время неймётся,
Когда у кого-то окажется вдруг
Чего-то получше. Он зудом зайдётся,
В отвал тебя пустит без лишних потуг.
 
 
«Уймись! – так и хочется вякнуть зануде, —
Всё – чин-чинарём, друг, давай, оттянись,
Откинься в своём нескончаемом блуде,
Расслабься, скукожшься, потом – распрямись!»
 
 
***
Мы всё торопимся куда-то
Порой, не думая, летим
Туда, где точки нет возврата,
Где путь наш неисповедим.
 
 
Зачем?.. Остановись и внемли
Всему разумному и зри
На этот мир, что дан издревле
Тебе. Лишь думай и твори!
 
 
***
Проступки наши есть ни что иное,
Как сути извращённой «благодать».
Кривую рожу зеркало кривое
Исправит… Только где ж его сыскать?..
 
 
***
Каждый к чему-то стремится…
Как бы вам это сказать:
Умный – тот любит учиться,
Ну а дурак – поучать.
 
 
***
Не приведи Господь непонятым остаться,
Растерзанным безумной толпою «на крови»,
Когда ни что ни кем не станет возбраняться…
В кулак сожми всю волю и стойкость сохрани.
 
 
***
Нахрапистость, бездарность, беспардонность
Себе по «трупам» без труда проложат путь.
Где нет заслона им, там – тля и забубённость,
Там места нет Творцу. Там бал свой правит жмуть.
 
 
***
Не пожелай другому зла, и да воздастся
Тебе, не меть в него свой бумеранг,
Ведь он имеет свойство возвращаться
Назад, а то покруче, чем цугцванг.
 
 
***
Не жди добра от худа,
Как худа от добра.
Худое всё от блуда,
Блуд – совести хандра.
 
 
***
Коль кесарю кесарево,
То слесарю слесарево,
Сапожнику сапожниково,
Пирожнику пирожниково.
 
 
***
Всего томительней на свете ожиданье.
Умейте ждать! А коль вам станет невтерпёж,
Отдайте чёрту неизвестность на закланье:
Шутить начните, чтоб того пробрала дрожь.
 
 
***
Умей довольствоваться малым,
Держи души открытой дверь.
Приют дай путникам усталым,
И будешь счастлив. Ты поверь.
 
 
***
Не прогибайся, не ропщи,
Будь стоек, смел, упрям.
Красивой жизни не ищи,
То путь прямой в бедлам.
 
 
***
Как глубины вселенские звёздных миров
Без границ и равны бесконечности,
Так и вся наша жизнь – то понятно без слов, —
Лишь всего предисловие к Вечности.
 
 
***
Когда суждения бушуют разной масти,
К тому ж разброд и хаос в мыслях начинаются,
Тогда во всю кипят эмоции и страсти,
А правда с истиной бесследно испаряются.
 
 
***
На грабли второй раз не наступай,
По кумполу нанесть удар готовые.
Ты лучше раскошелься, брт, давай,
Купи себе, на всякий случай, новые.
 

Спасибо полке книжной!

 
С лет незапамятных, в багете прихотливом,
В глухом простенке полка книжная стоит,
Напоминанием о времени счастливом,
И тайну памяти ушедшего хранит.
 
 
Её, в пять ярусов, из жёрдочек и реек,
В сороковых отец однажды смастерил,
Морилкой, лаком, что по двадцать пять копеек,
Он нежно, кисточкой, рукой своею крыл…
 
 
С тех пор немало полка книг перевидала —
Джек Лондон, Грин, Жюль Верн,
Фейхтвангер, Пастернак,
О. Генри, Купер Фенимор, Толстой, Беляев,
Ильф и Петров, Корней Чуковский и Маршак,
 
 
Долгушин Юрий, Корольков, Сервантес, Чехов,
Владимир Обручев, Катаев, Конан Дойл…
То всё друзья мои, без копий и доспехов,
С душой распахнутой и светлой головой.
 
 
Мы вместе воды океанов бороздили,
Мы в их пучины погружались; к небесам
В мир звёздный чаянья и помыслы стремили,
Неслись к Ассоль, подвластны алым парусам.
 
 
Сажали смело космолёт на астероид,
Бурили скважину сверлом к ядру Земли,
Искали гаринский фантом-гиперболоид
И вечный бой со злом без устали вели.
 
 
Нас странствий дали необъятные манили,
Влекла к свершеньям путеводная звезда.
Мечтали мы, смеялись, верили, любили,
Страдали молча, ненавидели врага…
 
 
Коль ты читающий «без страха и упрёка»,
Ты, без сомненья, настоящий Вавилон.
Скажи, явившись из далёкого далёка,
Спасибо полке книжной!.. Низкий ей поклон!
 

Будь проклята, война!

 
«По логову, звериному!.. По кумполу Рейхстага!..
Прямой наводкой, мать его!.. Огонь!..
Гад, получай!»
Сквозь клубы дыма, шквал огня
стяг штурмового флага
Взметнулся над Германией в победный первомай.
 
 
На Кёнигсплац – в Кроль-опера
и в здании гестапо, —
Жестокий бой. Грань «жизнь иль смерть»
бойцом превзойдена.
Мнёт под себя врага
стрелковый семьдесят девятый
Последний бой. Рывок, и… Всё!..
Будь проклята, война!..
 
 
Фашист капитулировал на утро дня второго,
Что лично оберстгруппенфюрер Йодль подтвердил.
В ночь на девятое – Карлсхорст,
в нём акт подписан снова:
Союзнички!.. Ну где же всю войну вас чёрт носил?..
 
 
Прописаны навечно в землях Трептов и Тиргартен,
Шёнхольце – батальоны, роты, взводы и полки,
Что фрицам не позволили переиначить карты
Планеты круглой и российской матушки-земли.
 
 
Так выпьем же за дедов, за отцов, за ветеранов,
За жён их, матерей, за вдов, за тех, кто пал в бою,
Кто замерзал в снегах под Брянском
и под Сталинградом,
За Ленинград блокадный, за Великую Страну.
 

Мой милый друг

 
Мой милый друг, мой ангел во-спасенье,
Моя звезда, мой алый свет зари,
Тебя люблю, поверь мне, до забвенья,
Ты для меня – надежды и мечты.
 
 
И пусть судьба порой нас не ласкает,
И хлещут нас ненастные дожди,
Но от того любовь не увядает,
И мне легко, когда со мною ты.
 
 
Дай руку мне родная, и – в дорогу,
Умчим с тобою вместе в синь и даль,
Обнявшись, как два облака. Ей богу,
Ну что нам все невзгоды и печаль.
 
 
Да будут дни твои благословенны,
Мне так порой нужны слова твои,
И тёплых, нежных рук прикосновенье.
Прости меня, за всё меня прости!
 

Этой ночью

 
Этой ночью мне что-то не спится,
Невзначай защемило в груди,
Память давних времён в ней теснится,
От неё не сбежать, не уйти.
 
 
Каждый день в ожиданье чего-то,
Будто праздники скоро грядут,
Всё готово к ним, вот лишь забота —
Почему-то друзья не идут.
 
 
Отлетели года, отшумели,
Не сыскать вас теперь, не найти,
Мы хранили в сердцах, как умели,
Боль разлук и прощальных «прости».
 
 
Затерялись вы что ль на дорогах
Этой грешной и бренной земли,
Растворившись в житейских просторах,
Или в мир запредельный ушли.
 
 
Строчки писем коротких скупые,
К разу раз позвонит телефон,
Что имели, того не ценили,
Потеряв, сожалеем потом.
 
 
Стол накрыт и сервирован вкупе
С ожиданьем желанных гостей,
Только нет их, и знаю – не будет
В опустевшей квартире моей.
 

Ах, лебёдушка моя

 
Жизнь раздольную, а с ней дорогу дальнюю
Мне цыганка нагадала по руке,
Два колечка – золотые, обручальные
По сиреневой, ромашковой весне.
 
 
Ах, лебёдушка моя ты несравненная,
В васильковом небе тают облака,
Ты красой своею необыкновенная
Дай обнять и нежно приласкать тебя.
 
 
И когда в своих нарядах полушалковых
Мчишь навстречу мне, не чувствуя земли,
Дымкой призрачной в глазах твоих фиалковых
Растворяется тепло моей любви.
 
 
Проворкуй, голубка, мне слова приветные,
А за прошлое – не надо, – не брани,
Прошепчи свои желания заветные.
В веки вечные, Господь тебя храни!
 

Я с поезда сошёл

 
Я с поезда сошёл, лишь на минутку,
Но вот беда – сошёл, да опоздал,
Отстал, и растерялся не на шутку:
Позвольте, но ведь то не мой вокзал.
 
 
Бегу я за вагоном, задыхаясь,
За поручни хватаюсь что есть сил,
Но хватка уж не та, и я срываюсь,
О шпалы лбом. Привет!.. Я ваш кумир!..
 
 
«Уймись же ты! – кричат. – Ушёл твой поезд!
Ему ты – отработанный балласт!
Причал твой здесь, другого быть не может,
Давай-ка, слышишь друг, сдавай назад».
 
 
Но где же я, куда попал, о Боже,
Скажи, ужель всё это снится мне?
«Ни где-нибудь, в божественной ты ложе!», —
Вдруг прозвучало где-то в вышине.
 
 
И мир вдруг стал совсем неузнаваем,
Вокруг родня и близкие друзья,
Ж.д. составы взглядом провожаем,
Рукой им машем вслед, ну, а пока,
 
 
Уходят поезда в седые дали
За тридевять земель, в блаженный край,
Туда, где мы ни разу не бывали,
Но будем все, однажды, так и знай.
 

Поднимем, ребята, бокалы

 
Поднимем, ребята, бокалы
И горькую выпьем без слов,
Здесь тостов, пожалуй, не надо,
Мы пьём за погибших отцов,
 
 
За тех, кто в атаке смертельной
В походном сражён был строю,
Кто ночью холодной, метельной,
Упав, умирал на снегу;
 
 
За тех, чьи болят ещё раны
С поры той победной весны.
Вы слышите нас, ветераны,
Солдаты минувшей войны?!
 
 
За вдов, что походкою скорбной
Дорогами грозных тех дней
Шагали в руках с похоронкой,
За наших мы пьём матерей.
 
 
За нашу страну, что вставала
На битву за счастье людей,
В жестокий их бой провожала,
Теряя своих сыновей.
 
 
Хоть сами мы родом – солдаты
Огромной, прекрасной страны,
За то всё же выпьем ребята,
Чтоб не было больше войны.
 

Уж так случается

 
Уж так случается, взгрустнётся чуть порой,
И так захочется чего-то, неземного,
И вдруг, откуда ни возьмись, над головой
Взметнётся весточка из прошлого-былого:
 
 
Романс старинный. Он дурманит и пьянит,
Всю душу наизнанку изымая,
Он дивной, сказочной рапсодией звучит,
С собою в неизвестность увлекая.
 
 
И зазвучат вдруг «Хризантемы» в тишине
Мелодией чарующей, глубокой,
Как-будто бы в туманной пелене
Мы к сути возвращаемся далёкой.
 

Жизнь – лотарея

 
Настроив себя на лирический лад,
Возводим воздушные замки
Мы смолоду: кто бы тому был не рад,
Когда вдруг выходишь ты в дамки.
 
 
Любимой своей подарил бы весь мир,
Построил бы дом на приволье,
Сирень под окном бы своим посадил,
Завёл голубей на подворье.
 
 
И всё же, куда бы не кинул ты взгляд,
Поймёшь вскоре, жизнь – лотерея,
И белый тот лебедь на чистых прудах
Умчится вдруг, не сожалея.