Текст книги "Исповедь"

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною (Быт. 1, 2). Эти слова подсказывают понятие бесформенности и дают возможность постепенно понять их смысл людям, которые не могут представить себе, что и при отсутствии всякой формы что-то есть. Из этой бесформенной материи и возникли другое небо и земля, видимая и устроенная, и вода с ее красотой, и вообще все, упоминаемое при дальнейшем устроении мира с указанием дней: все это по свойствам своим подчинено смене времен в силу упорядоченных изменений в движении и форме.

XIII

16. Вот что мне пока стало понятно, Боже мой, когда я слышу, как говорит Писание Твое: В начале сотворил Бог небо и землю, земля же была безвидна и пуста, и тьма была над бездной (Быт. 1, 1–2), – не упоминая, в какой день Ты это создал. Стало пока мне понятно, что здесь говорится о превысшем небе, разумном небе, где разуму дано познать все сразу, а не частично, не гадательно, не в зеркале, а полностью, в откровении, лицом к лицу (1 Кор. 13, 12); не познать то одно, то другое, а, как сказано, сразу все, вне всякой смены времен. Не упомянуты дни потому, что земля безвидная и пустая была вне всякой смены времен, обуславливающей возможность то одного, то другого: там, где нет никакой формы, нигде нет «того» и «другого». Имея в виду, с одной стороны, нечто первоначально организованное, с другой – совершенно бесформенное: то небо, но превысшее небо и эту землю, но землю безвидную и пустую, Писание Твое, как стало мне пока понятно, и говорит, не упоминая дней: в начале сотворил Бог небо и землю, и сразу же добавляет, о какой земле говорится. Упоминая же, что во второй день сотворена твердь, названная небом, оно дает понять, о каком небе раньше, без указания дней, шла речь.

XIV

17. Удивительна глубина слов Твоих! Вот перед нами их поверхность, – она улыбается детям, но удивительна их глубина, Боже мой, удивительна глубина! С трепетом вглядываешься в нее, с трепетом почтения и дрожью любви. Ненавижу неистово врагов Писания. О, если бы погубил Ты их мечом обоюдоострым, чтобы не были они врагами его. Так хочу я, чтобы они погибли для себя, чтобы жить Тобой!

Вот и другие: они не нападают, они восхваляют книгу Бытия и говорят: «Не в том смысле сказал слова эти Дух Божий, написавший это через слугу своего, Моисея, не в том смысле, как ты толкуешь, а в другом, как толкуем мы».

Взяв Тебя посредником, Господь всех нас, отвечаю им так.

XV

18. Вы, пожалуй, скажете, что ложно сказанное мне Истиной громким голосом во внутреннее ухо: воистину вечен Творец, субстанция Его никоим образом не меняется во времени, Его воля слита с Его субстанцией. И поэтому Он не хочет то одного, то другого. То, чего Он хочет, Он хочет раз и навсегда, а не по-разному: сейчас это, затем то, потом хочет того, чего не хотел, и не хочет того, чего хотел раньше. Подобная воля – воля изменчивая, а все изменчивое не вечно: Бог наш во век и век века (Пс. 47, 15).

Сочтете вы ложью и то, что сказала мне Истина во внутреннее ухо: ожидание того, что придет, становится созерцанием, когда оно пришло, и это созерцание становится воспоминанием, когда ожидаемое прошло; умственная деятельность, столь разнообразная, изменчива, и в силу этой изменчивости не вечна, Бог же наш вечен.

Собираю эти мысли, объединяю их и нахожу, что Бог мой, Бог вечный, основал мир не по какому-то возникшему внове желанию и что в знании Его нет ничего преходящего.

19. Что скажете вы, спорщики, это ложь? Нет, – говорят они. А что еще? Разве неправда, что вся природа, принявшая форму, и вся материя, способная принять форму, получили свое бытие только от Него, в полной мере благостного, потому что Он в полной мере Сущий. И этого не отрицаем, – отвечают они. Что же еще? Вы отрицаете, что есть некие высокие создания, чистой любовью соединенные с Богом Истинным и воистину Вечным? Хотя они и не извечны, как Он, но они не удаляются от Него и не соскальзывают в пеструю смену времен, а покоятся в подлинном созерцании Его Единого, ибо им, кто любит Тебя так, как Ты учишь, Ты, Боже, являешь Себя, и с них этого довольно, они не уклоняются ни от Тебя, ни к себе. Это дом Божий (Быт. 28, 17), не земной, не из плотной небесной массы, а духовный, причастный вечности Твоей, ибо без пятна он вовеки. Ты поставил его во век и в век века: повеление дал – и не пройдет оно (Пс. 148, 6). Он, однако, не извечен, как Ты, имея начало: он ведь был создан.

20. И мы не найдем времени до создания этого дома, ибо прежде всего произошла премудрость (Сир. 1, 4) – не та Мудрость, конечно, которая извечна Тебе, Отцу Своему, Боже наш, и Тебе равна и Которой все сотворено; то Начало, Которым создал Ты небо и землю, – а мудрость сотворенная, т. е. разумная природа, ставшая светом от созерцания света. И она, хотя и сотворенная, называется мудростью, но как свет, который освещает, отличается от света отраженного, так и Мудрость, Которая творит, отличается от той, которая сотворена, как правда оправдывающая отличается от правды, восстановленной оправданием. И о нас ведь сказано, что мы оправданы Тобой. Говорит ведь раб Твой: Чтобы мы в Нем сделались праведными перед Богом (2 Кор. 5, 21). Итак, прежде всего произошла премудрость – сотворены духи разумные и пребывающие в чистом граде Твоем, у матери нашей, которая вверху, свободна и вечна в небесах (Гал. 4, 26). На каких же небесах, как не на тех, которые восхваляют Тебя, на небе небес, которое и есть превысшее небо Господа? И раньше этой мудрости мы не найдем времени, потому что она предшествовала сотворению времени, ибо раньше всего была сотворена. Прежде нее, однако, был сам вечный Творец, от Которого она и получила начало, хотя и не во времени, ибо времени еще не было, начало собственного существования.

21. Итак, он от Тебя, Бога нашего, этот мир, совсем иной, чем Ты, не имеющий самостоятельного существования. Не только до него не было времени, но и в нем его нет, ибо способен он всегда взирать на Лицо Твое, никогда от него не отвращаясь. Поэтому нет в нем изменения и перемены, хотя ему свойствена изменчивость, которая могла бы окутать его мраком и холодом, если бы не был он связан с Тобой великой любовью, которой по милости Твоей сияет и горит, словно вечный полдень.

О, залитая светом, прекрасная обитель! Я возлюбил благолепие дома Твоего и место вселения славы Твоей (Пс. 25, 8), Господа моего, твоего строителя и владельца. О тебе вздыхаю в странствии моем и говорю Тому, Кто создал тебя: да владеет там и мною, ибо и меня ведь создал Он. Я заблудился, как овца погибшая (Пс. 118, 176), но пастырь мой, зиждитель Твой, надеюсь, принесет меня на плечах Своих к Тебе.

22. К вам обращаюсь, спорщики, признающие, однако, что и Моисей, благочестивый слуга Божий, и книги его продиктованы Святым Духом. Что вы мне скажете? Разве это не обитель Божия, не извечная, правда, как Бог, но в меру свою вечная на небесах (ср. 2 Кор. 5, 1), где вы напрасно ищете смены времен: вы ее не найдете. Она поднялась над всей длительностью времен, над всем его круговоротом, там всегда благо соединяться с Богом (Пс. 72, 28). Да, она есть, – говорят они. Что же из того, о чем сердце мое возопило к Богу моему, услышав внутри глас хвалы Его (Пс. 25, 7), что, утверждаете вы, здесь неправда? Существование бесформенной материи, совершенно неупорядоченной по отсутствию всякой формы? Но при отсутствии всякой упорядоченности не могло быть и смены времен. И, однако, это «почти ничто» (поскольку оно не было совсем «ничто») было, конечно, от Того, от Которого есть все, что есть, поскольку оно хоть как-то есть. И этого, – говорят они, – мы не отрицаем.

XVI

23. Я хочу кое о чем побеседовать перед Тобою, Господи, с теми, которые признают истиной все то, о чем в душе моей, внутри, не умолчала Истина Твоя. Те же, кто ее отрицают, пусть себе лают, сколько хотят, оглушая себя самих. Я попытаюсь их убедить, пусть успокоятся и проложат дорогу слову Твоему к себе. Если же они этого не захотят и оттолкнут меня, молю Тебя, Боже мой, не безмолвствуй для меня (Пс. 27, 1). Говори по всей истине в сердце моем – только Ты будешь так говорить, – я выгоню их вон: пусть вздымают пыль дыханием своим и засыпают ею глаза свои; да войду в комнату мою и воспою Тебе песню любви, стеная воздыханиями неизреченными (Рим. 8, 26) в странствии моем. И вспоминая Иерусалим, вознесусь всем сердцем к тебе, Иерусалим, отечество мое, Иерусалим, матерь моя, и к Тебе, царящий в нем и его просвещающий, Отец, Хранитель, Супруг, к его усладам чистым и крепким, к радости прочной, ко всем его несказанным благам, ко всем вместе, ибо Ты единое истинное и высочайшее благо. Да не отвращусь от Тебя, пока Ты не водворишь меня в покое ее, покое дорогой матери, где находятся начатки Духа (Рим. 8, 23) моего, откуда все мое достоверное знание; пока не соберешь меня рассеянного, не преобразишь безобразного и не утвердишь в вечности, Боже мой, Милосердие мое.

С теми же, кто не объявляет всех этих истин ложью, кто чтит святые книги Твои, написанные Моисеем, человеком святым, и вместе с нами ставит их выше всех авторитетов, которым надлежит следовать, но тем не менее кое в чем нам возражают, я побеседую так. Ты же, Боже наш, будь посредником между моим исповеданием и их возражениями.

XVII

24. Они говорят: «Это истина, но не то имел в виду Моисей, когда по откровению Духа говорил в начале сотворил Бог небо и землю. Именем неба он обозначил не тот духовный, умный мир, всегда созерцающий лик Божий, а именем земли не бесформенную материю». – «А что?» – «То, что мы говорим, то самое разумел и этот великий муж, это и выразил в тех словах». – «Что же именно?» – «Именем земли и неба он хотел сначала обозначить обобщенно и кратко весь этот видимый мир, чтобы затем, при упоминании дней, распределить, как бы расчленяя по частям все, о чем угодно было так возвестить Святому Духу. Люди, составлявшие тот грубый, плотский народ, с которым он разговаривал, были таковы, что, по его суждению, показать им можно было только видимые творения Божии». Они соглашаются, однако, что безвидную и пустую землю и темную бездну (последовательно показано, как из этого в те дни создано и устроено все видимое и общеизвестное) можно, не впадая в противоречия, считать именно бесформенной материей.

25. Что же? Кто-то скажет, что название земли и неба для этой самой бесформенной и хаотической материи было сначала подсказано тем, что этот видимый мир со всеми созданиями, получившими в нем вполне отчетливый облик, из нее сотворенный и доведенный до совершенства, обычно и называют землей и небом?

Дальше? Кто-то еще скажет, что земля и небо – подходящее название для видимой и невидимой природы, так как оно охватывает в этих двух словах все, что Бог сотворил Мудростью, т. е. Началом. Все, правда, сотворено не из самой Божественной субстанции, а из ничего: творение не имеет самостоятельного существования, как Бог, и ему присуща некая изменчивость, пребывает ли оно, как вечная Божия обитель, или меняется, как душа и тело у человека. Общая для всего созданного, невидимого и видимого, материя, еще бесформенная, но способная принять форму, материя, из которой и будут созданы земля и небо, т. е. невидимые и видимые создания, уже принявшие форму, и обозначается этими названиями: земля безвидна и пуста и тьма над бездной. Тут только та разница: под землей безвидной и пустой следует понимать материю телесную, еще не оформленную, а под тьмой над бездной – духовную материю до того, как был положен предел ее чрезмерной расплывчатости и она была озарена мудростью.

26. Можно еще, пожалуй, при желании сказать, что земля и небо обозначают невидимую и видимую природы еще до получения ими совершенной формы. Когда читаем: В начале сотворил Бог небо и землю, то этими словами называется еще бесформенный набросок мира, материя, способная принять форму и послужить материалом для творения: мир уже был в ней, но в состоянии хаотическом, без различия в качествах и формах; упорядоченный и стройный, он вновь называется небом и землей: первое – мир духовный, вторая – телесный.

XVIII

27. Выслушав все это и обдумав, я не хочу вступать в словопрения, что нимало не служит к пользе, а к расстройству слушающих (2 Тим. 2, 14). Для увещания существует добрый закон, если кто законно употребляет его (1 Тим. 1, 8). Цель увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры (1 Тим. 1, 5). Наш Учитель знал, к каким двум заповедям возвести весь закон и пророков. Я с жаром исповедую их, Боже мой, Свет очей моих в темноте. Чем же тогда помешает мне то, что эти слова можно понимать по-разному? Истина их несомненна. Чем, говорю я, помешает мне, если я иначе пойму писавшего, чем поймет другой? Все мы, читающие, конечно, силимся усвоить и уследить, что хотел сказать тот, кого мы читаем. Веря в его правдивость, мы не осмеливаемся думать, что он говорил заведомую ложь. И если каждый старается понять в Священном Писании мысли самого писавшего, то что плохого, если он увидит в них то, что Ты, Свет всех правдивых умов, показываешь ему как истину? Пусть даже тот, кого он читает, имел в виду иное. И он ведь понимал, в чем истина, хотя и понимал по-другому.

XIX

28. Истинно, Господи, что Ты создал небо и землю. Истинно, что Начало есть Мудрость Твоя, Которой Ты сотворил все (ср. Пс. 103, 24). Истинно также, что в этом видимом мире есть две большие части: небо и земля; этим кратким обозначением охватываются все созданные существа. Истинно, что все изменяющееся подсказывает нам мысль о чем-то бесформенном, что может принять форму, изменяться и становиться разным. Истинно, что не подвластно времени настолько слившееся с неизменяемой формой, что и будучи изменчиво, оно не изменяется. Истинно, что для бесформенного, которое почти «ничто», не может быть смены времен. Истинно, что вещество, из которого какой-то предмет делается, может в переносном смысле получить название по предмету, из него сделанному; поэтому и можно было назвать небом и землей любую бесформенную материю, из которой созданы небо и земля. Истинно, что из всего, принявшего форму, ближе всего к бесформенному земля и бездна. Истинно, что не только сотворенное и приобретшее форму, но все, что могло быть сотворено и могло принять форму, создал Ты, от Которого все (1 Кор. 8, 6). Истинно, что все, получившее форму из бесформенного, было сначала бесформенным, а затем приобрело форму.

XX

29. Из всех истин, в которых не сомневаются те, чьему внутреннему глазу Ты дал это видеть и кто непоколебимо верит, что Моисей, слуга Твой, говорил в духе истины, – из всех этих истин один выбирает себе слова в начале сотворил Бог небо и землю и толкует их так: «Словом Своим, извечным, как Он Сам, Бог создал мир умопостигаемый и мир чувственный, т. е. духовный и телесный». Другой, говоря в начале сотворил Бог небо и землю, понимает это иначе: «Словом Своим, извечным, как и Он Сам, Бог создал всю громаду этого телесного мира со всем, что мы на нем видим и знаем». Третий, говоря в начале сотворил

Бог небо и землю, понимает это еще иначе: «Словом Своим, извечным, как и Он Сам, Бог создал бесформенную материю для мира духовного и телесного». Четвертый, говоря в начале сотворил Бог небо и землю, понимает еще иначе: «Словом Своим, извечным, как и Он Сам, Бог создал бесформенную материю для мира телесного, где еще в смешении находились и небо и земля, которые теперь, как мы видим, получили в громаде этого мира свое место и свою форму». Пятый, говоря в начале сотворил Бог небо и землю, понимает это так: «В самом начале Своего дела Бог создал бесформенную материю, содержавшую небо и землю в смешении. Получив форму, они выдвинулись из нее и появились со всем, что на них».

XXI

30. То же самое относится и к пониманию следующих слов: Земля же была безвидна и пуста, и тьма была над бездной. Из всех верных толкований один выбирает себе такое: «То телесное, что создал Бог, было еще бесформенной материей для существ телесных, беспорядочной и не освещенной». Другой: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма была над бездной, – это значит: все, что называется небом и землей, было еще бесформенной и темной материей, из которой и созданы наше небо и наша земля со всем, что на них познается телесными чувствами». Третий: «Земля была безвидна и пуста, и тьма была над бездной, – это значит: все, что было названо небом и землей, было еще бесформенной и темной материей, из которой возникли умопостигаемое небо – в другом месте оно называется превысшим небом (Пс. 113, 24), – и земля, т. е. все телесное, включая сюда и это наше земное небо; иначе говоря, имеется в виду материя, из которой возник весь видимый и невидимый мир». Еще толкование слов «земля была безвидна и пуста, и тьма была над бездной»: «Писание назвало именем неба и земли вовсе не эту бесформенную материю, землей безвидной и пустой и тьмой над бездной именует оно то бесформенное, уже существовавшее, из чего, как сказано в Писании раньше, Бог создал небо и землю, т. е. миры духовный и телесный». Есть и другое толкование слов земля была безвидна и пуста, и тьма была над бездной'. «Нечто бесформенное было уже материей, из которой Бог, как сказано раньше в Писании, создал небо и землю, т. е. всю телесную мировую массу, разделенную на две огромные части, верхнюю и нижнюю, со всем, что на них создано, известно и привычно».

XXII

31. На два последних мнения кто-нибудь попытался бы, пожалуй, возразить так: «Если вы не желаете называть эту бесформенную материю небом и землей, то, значит, было нечто, чего Бог не создал, чтобы из этого создать небо и землю. Писание ведь не рассказывает о создании Богом этой материи, но мы можем думать, что когда было сказано: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1, 1), то словами «небо и земля» или одним словом «земля» именно она и была обозначена, и хотя в следующих словах: Земля была безвидна и пуста (Быт. 1, 2) Писанию и было угодно назвать так бесформенную материю, но под ней можно понимать только ту, которую создал Бог, о ней и написано: Сотворил Бог небо и землю. Защитники тех двух мнений, которые я привел последними, или либо одного, либо другого, услышав это, ответят так: «Мы не отрицаем, что эта бесформенная материя создана Богом, Богом, от Которого все очень хорошо, но скажем, что значительно лучше созданное в определенной форме, и признаем менее хорошим, хотя и хорошим то, в чем только заложена способность принять определенную форму. Писание не упомянуло, что Бог создал эту бесформенную материю, как не упомянуло и многого другого, например, Херувимов, Серафимов и всех тех, кого раздельно называет апостол: престолы, господства, начальства, власти (Кол. 1,16), хотя они все, несомненно, созданы Богом. Если слова сотворил небо и землю охватывают все созданное, то что сказать о водах, над которыми Дух Божий носился (Быт. 1, 2)? Если же под словом «земля» разумеются и воды, то как принять название «земля» для бесформенной материи, когда мы видим, как прекрасны воды? А если это принять, то почему написано, что из этой самой бесформенной материи создана твердь и названа небом (Быт. l, 7–8), но ничего не написано о создании вод? Они ведь не бесформенны и не скрыты от взора, мы видим, как прекрасны они в своем течении. Если же получили они эту красоту, когда Бог сказал: Да соберется вода, которая под небом (твердью) (Быт. 1, 9), и в этом собирании они и обрели форму, то что ответить о водах, находящихся над твердью? Бесформенные, они не заслужили бы столь почетного места, но какое слово дало им форму, об этом не написано.

Поэтому если Бытие и молчит о некоторых творениях Божиих (а то, что они сотворены Богом, не станет оспаривать ни правая вера, ни твердый разум), то ни одно здравое учение не осмелится сказать, что эти воды извечны, как Бог, на том основании, что они упомянуты в книге Бытия, но мы не найдем указания, когда они сотворены. Почему же эту бесформенную материю, которую Писание называет землей безвидной и пустой и мрачной бездной, не считать нам, как тому учит Истина, созданной Богом из ничего и поэтому не извечной, как Он, хотя в этом рассказе и пропущено сообщение о времени ее сотворения?»

XXIII

32. Выслушав эти возражения и вдумавшись в них, насколько хватает моих слабых сил (в этой слабости я исповедуюсь Тебе, Господи, хотя Ты ее и знаешь), я вижу следующее: так как некоторые вести сообщаются правдивыми вестниками с помощью символов, то тут могут возникнуть разногласия двоякого характера: во-первых, относительно истины рассказа, во-вторых, бывает разногласие о том, что хотел сообщить сам вестник. Одно – доискиваться, что истинно в рассказе о сотворении мира, и другое – какого понимания этих слов у слушателей и читателей хотел Моисей, этот замечательный слуга веры Твоей (ср. Евр. 3, 5).

Что касается сомнений первого рода, то прочь от меня все, кто принимает ложь за истинное знание. Что касается сомнений второго рода, то прочь от меня все, кто думает, что Моисей говорил ложь. Я хочу быть в Тебе, Господи, вместе с теми, кто питается истиной Твоей в полноте любви, и вместе с ними радоваться в Тебе. Да приступим вместе к словам книги Твоей и будем искать в них намерение Твое через намерение слуги Твоего, перу которого поручил Ты сообщить эти слова.

XXIV

33. Но кто же из нас обнаружит именно это намерение среди стольких истин, допускающих, однако, разное толкование? Кто с такой же уверенностью скажет: «Вот что думал Моисей, и он хочет, чтобы в таком смысле и поняли этот рассказ…», с какой уверенностью говорит: «Рассказ этот правдив, все равно, так ли думал Моисей или иначе?»

Вот, Господи, я раб Твой, я принес Тебе в жертву эту исповедь мою и прошу по милосердию Твоему исполнить обеты мои (Пс. 21, 26); могу ли я с такой же уверенностью, как говорю, что словом Своим, не знающим изменения, создал Ты все, видимое и невидимое, сказать, что ничего иного не имел в виду Моисей, когда писал: В начале сотворил Бог небо и землю? И если я вижу в свете истины Твоей верность этого, то так ли вижу я и в его уме мысли, с которыми он это писал?

Он мог, сказав в начале, думать: «в самом начале творения»; мог хотеть, чтобы «земля и небо» были поняты в этом месте не как природа, и духовная и телесная, уже получившая форму и завершение, а как некое еще бесформенное начало той и другой. Я вижу, что оба эти толкования могут быть верными, но что именно имел в виду Моисей, когда писал эти слова, я не вижу с той же ясностью. Для меня несомненно одно: такое ли толкование или какое другое, мною не усмотренное, представлялось уму этого великого человека, когда он произносил эти слова, но он видел истину и возвестил ее подобающим образом.

XXV

34. Пусть же никто не надоедает мне, говоря: «Моисей думал не так, как ты говоришь; он думал так, как я говорю». Если бы мне сказали: «Откуда ты знаешь, что Моисей думал именно так, как ты толкуешь его слова?» – то я бы обязан был спокойно это выслушать, я бы ответил, может быть, так же, как ответил выше, и даже несколько пространнее, если бы собеседник сдался не сразу. Но когда мне говорят: «Он думал не так, как ты говоришь, а как я говорю», признавая при этом, что и мои слова правильны – о Жизнь бедных, Боже мой, в чьем лоне нет противоречий, пролей дождем в мое сердце кротость, чтобы терпеливо переносить мне таких людей, – они говорят со мной так не потому, что вдохновлены свыше и увидели в сердце слуги Твоего то, что говорят, а потому, что они гордецы, они не знают мысли Моисея, они любят свою собственную и не потому, что она истинна, а потому, что она их собственная. Иначе они бы в равной степени любили и чужую истинную мысль, как я люблю слова их, когда они говорят истину, – люблю не потому, что это их слова, а потому, что это истина, а раз это истина, то она уже не их собственность. Если бы они любили слова свои, потому что в них истина, слова эти стали бы достоянием их и моим, ибо истиной сообща владеют все, кто любит истину.

Их же утверждение, что Моисей думал не так, как я говорю, а как они говорят, я отвергаю, оно мне противно, даже если это и так, ибо эта смелость не от знания, а от дерзости; его породило не вйдение, а спесь. Потому, Господи, и надлежит трепетать пред судом Твоим, что истина Твоя принадлежит не мне или еще кому-то, а всем нам, кого Ты призываешь к открытому общению в ней. И грозно предупреждение Твое: не держать ее как собственность, чтобы не лишиться ее. Всякий требующий только себе то, что Тобою предложено всем, желающий сделать своим то, что принадлежит всем, бывает отогнан от общего достояния к своему, т. е. от истины ко лжи, ибо кто говорит ложь, говорит свое (Ин. 8,44).

35. Прислушайся, самый добрый Судья, Боже, Сама Истина, прислушайся, что я скажу этому спорщику, прислушайся, я говорю ведь пред Тобой и перед братьями моими, которые законно пользуются законом (1 Тим. 1,8), завершая его в любви. Прислушайся и посмотри, угодно ли Тебе, что я ему скажу.

Я обращу к нему слово братское и мирное: «Если мы оба видим, что то, что ты говоришь, истина, и оба видим, что то, что я говорю, истина, то где, скажи, пожалуйста, мы ее видим? Разумеется, ни я в тебе, ни ты во мне, но оба в Той неизменной Истине, Которая выше нашего разума. Если мы не спорим об этом свете, исходящем от Господа Бога нашего, зачем спорить нам о мыслях ближнего, если мы не можем видеть их так, как видим неизменную истину. Если бы сам Моисей явился нам и сказал: “Вот что я думал”, то ведь мы не увидели бы его мысли, а поверили бы ему. Поэтому не мудрствуйте сверх того, что написано, и не превозноситесь один перед другим (1 Кор. 4, 6). Возлюбим Господа Бога нашего всем сердцем, всею душой и всем разумением нашим и ближнего нашего, как самого себя (Мф. 22, 37–39). Ради этих двух заповедей любви Моисей передумал все передуманное им в этих книгах. Если мы ему не поверим, то мы сделаем лжецом Господа, предположив у раба Его намерения иные, чем те, в которых наставил его Господь. Посмотри же, как глупо при таком обилии бесспорно истинных мыслей, которые можно извлечь из этих Писаний, безрассудно утверждать, что именно было главной мыслью Моисея, и опасными спорами оскорблять Саму Любовь, во имя Которой все сказано тем, чьи слова мы пытаемся объяснить».

XXVI

36. И, однако, Боже мой, Ты, Который поднимаешь меня, смиренного, даешь отдых труждающемуся, Ты, Который слушаешь исповедь мою и отпускаешь грехи мои, Ты велишь ведь мне любить ближнего, как самого себя (Мф. 22, 39). Поэтому я не могу поверить, чтобы Моисей, вернейший слуга Твой, получил от Тебя дар меньший, чем просил бы и хотел получить я, если бы родился в его время, и Ты поставил бы меня на это же место: в служении сердцем и словом дать людям эти книги, на пользу всем народам, на столько веков, на преодоление в целом мире всех лживых и гордых учений высотой своего авторитета. Я хотел бы, будь я тогда Моисеем – все мы из того же вещества, и что есть человек, если Ты не вспомнишь его (Пс. 8, 5), – будь я тогда тем же, что он, и поручи Ты мне написать книгу Бытия, я хотел бы получить от Тебя такую силу слова и такое умение ткать речи, чтобы и те, кто еще не в силах понять, каким образом творит Бог, не могли бы отвергнуть слов моих, ссылаясь на то, что они превосходят их разумение; те же, кто это уже могут, находили бы в кратких словах слуги Твоего любую верную мысль, до которой они дошли собственным размышлением. А если бы кто увидел в свете истины и другую мысль, то и ее можно было бы усмотреть в этих словах.

XXVII

37. Как источник обильнее водой в маленькой котловинке своей и множеством ручьев орошает пространство более широкое, чем любой из тех ручьев, который, выйдя из этого источника, проходит по многим местам, так и рассказ возвещающего слова Твои, который послужит многим говорунам, струит узенькой струйкой потоки чистой истины, откуда каждый в меру своих сил извлекает один одну истину, другой – другую, чтобы затем влачить ее по долгим словесным извивам.

Одни, читая или слушая эти слова, представляют себе Бога как бы человеком или хотя бы неким громадным телом, которое наделено неограниченной силой; по неожиданному и внезапному решению Он создал вне себя, как бы на расстоянии, небо и землю, два больших тела, одно вверху, другое внизу, где все и находится. Когда они слышат: Бог сказал: да будет это, и стало так (Быт. 1, 6–7), то они думают о словах, имевших начало и конец, прозвучавших во времени и умолкнувших; они умолкли, и возникло все, чему повелено было возникнуть. Таковы и другие, подобные же мнения, подсказанные привычкой к телесному.

Совсем еще маленькие дети, они в своей слабости успокаиваются на этих самых простых понятиях, как на материнской груди, у них, однако, построено здание здравой веры, и они твердо стоят на том, что Бог создал всю природу, во всем ее удивительном разнообразии, которое воспринимают они своими чувствами. Если же кто из них, исполнившись презрения к этим будто бы дешевым мыслям, высунется в своей глупой гордости из уютной колыбели – увы, несчастный падает, и, Господи Боже, сжалься, не дай прохожим растоптать неоперившегося птенца, пошли Ангела Твоего, чтобы он положил его обратно в гнездо, пусть живет там, пока не научится летать!

XXVIII

38. Другие, для которых эти слова уже не гнездо, а тенистый сад, видят скрытые в нем плоды и, радостно летая, щебечут, ищут их и клюют. Читая или слушая эти слова, они видят, что в недвижимом и вечном бытии Божием преодолены прошедшее и будущее, но что нет ни одного временного существа, Тобою не созданного, что воля Твоя, т. е. Ты, не знает перемены, и Ты создал все по внезапно возникшему, новому желанию. Ты не создал из Себя подобие Свое, как образец для всего, но создал из ничего бесформенную материю, с Тобой несходную, которая, однако, может приобрести форму, уподобляясь Тебе и возвращаясь к Тебе, Единому, насколько это возможно в меру тех способностей, которые определены каждому в ряду однородных созданий. И все очень хорошо (Быт. 1, 31) – и то, что пребывает вокруг Тебя, и то, что, постепенно удаляясь от Тебя, становится во времени и пространстве участником в прекрасном разнообразии мира.

Они видят это и радуются в свете истины Твоей, насколько это в их силах.

39. Кто-нибудь из них остановит свое внимание на словах: В начале сотворил Бог, и сочтет Началом Мудрость, потому что Она Сама говорит нам. Другой тоже остановит свое внимание на этих же словах и поймет начало как начальное возникновение сотворенного, как «во-первых, создал».

Среди тех, кто понимает начало как Мудрость, Которой Ты сотворил небо и землю, один сочтет, что небо и земля означают материю, из которой можно было создать небо и землю и которая получила одно имя с ними; другой – что это уже создания, получившие разную форму; третий – что под небом разумеется материя, имевшая форму и духовная, а под землей – бесформенная масса телесной материи. Те, кто думает, что небо и земля означают еще бесформенную материю, из которой потом образуются небо и земля, и об этом думают неодинаково: по мнению одного, она послужила для создания существ, разумных и чувствующих; по мнению другого – только для этой телесной чувствующей массы, содержащей в своем огромном лоне видимые, воспринимаемые существа. Различно думают и те, кто верит, что небом и землей назван мир, уже вполне устроенный и упорядоченный, одни разумеют и видимый и невидимый, другие – только видимый: светлое небо и темную землю со всем, что на них.