Текст книги "Исповедь"

XXIX

40. Тот же, кто «в начале сотворил» понимает только в смысле «во-первых сотворил», никак не сможет правильно понять, что такое небо и земля, если только он не понимает под этими словами материю для неба и земли, т. е. для всего разумного и телесного мира. Если же он считает эти слова обозначением мира, уже принявшего форму, то правильно было бы его спросить: «Если Бог сделал это во-первых, что он сделал во-вторых?» А так как вселенная уже сотворена, он не найдется, что ответить, и услышит неприятный для себя вопрос: «А каким же образом во-первых, если ничего нет во-вторых?»

Если же он скажет, что во-первых создана была материя бесформенная, которая уже потом приняла форму, то это ответ толковый, если только говорящий в состоянии разобраться, чему принадлежит первенство по вечности, по времени, по выбору, по происхождению. По вечности: Бог, например, над всем; по времени: цветок, например, раньше плода; по выбору: плод, например, лучше цветка; по происхождению: звук раньше пения.

Из упомянутых мною четырех видов первенства очень трудно понять первый и последний, а два средних – очень легко. Редко и очень трудно дается ви́дение и созерцание Твоей вечности, Господи, творящей в неизменности своей изменяющееся и поэтому имеющей первенство. Кто обладает умом настолько острым, чтобы без большого труда понять, каким образом звук первенствует над пением? Пение есть ведь оформленный звук, существовать без формы что-то, конечно, может, но как может принять форму то, чего нет? Материи принадлежит первенство только относительно того, что из нее возникло, она первенствующая не потому, что она «делает», она ведь сама «сделана» и не имеет первенства во времени. И мы не начинаем во времени бесформенных звуков, которые не являются пением и которые мы потом уже приспособляем к песенной форме или отделываем, как дерево для сундука или серебро для посуды. Такой материал даже по времени раньше вещей, из него сделанных. Но ведь с пением не так. Когда поют и мы слышим звук, то он не звучит сначала бесформенно, а затем уже в пении получает форму. И как бы он ни прозвучал, но он исчез, и ты ничего тут не найдешь, что можно было бы вернуть и превратить в стройное пение. Пение все в звуках, а звуки – это его материя, которой придают форму, чтобы она стала пением. Поэтому, как я и говорил, звук, т. е. материя, имеет первенство над пением, звуком уже оформленным, но первенство не по способности «делать». Звук не создает пения; издаваемый телесным органом, он подчиняется душе певца, дабы стать песней. Нет у него первенства и во времени, т. к. звук и пение одновременны. Нет и по выбору, ибо звук не лучше пения, поскольку пение есть не только звук, но еще и красивый звук. Он первенствующий происхождением, т. к. не пение приобретает форму, чтобы стать звуком, но звук приобретает форму, чтобы стать пением.

Из этого примера пусть кто может поймет, что материя, созданная «во-первых» и названная небом и землей, потому что небо и земля из нее созданы, создана «во-первых» не по времени, потому что время появляется, когда все уже облечено в форму, а материя эта была бесформенной, и видишь ее уже во времени и вместе с ним. И о ней ничего нельзя сказать, кроме разве того, что у нее есть как бы первенство относительно времени, хотя ей уделяется место низшее, потому что, конечно, имеющее форму лучше бесформенного. Вечность Творца ей предшествует, дабы из ничего возникло то, из чего могло что-то возникнуть.

XXX

41. Среди такого разнообразия правильных мыслей да установит согласие сама Истина и да сжалится над нами Господь наш, будем законно пользоваться законом (1 Тим. 1, 8), имея в виду его цель – чистую любовь.

И поэтому если кто-нибудь спросит меня, что тут думал Моисей, великий слуга Твой, то исповедь моя не будет исповедью, если я не скажу: «Я не знаю». Знаю только, что мысли его верны, за исключением касающихся плоти, о которых я сказал, что думал. И детей, в вере подающих добрые надежды, не устрашают слова книги Твоей, высокие в своем смирении, обильные в своей краткости.

Да полюбим же друг друга, все, кто в этих словах видит истину и признает это, и да полюбим также и Тебя, Бога нашего, Источник истины, если жаждем именно ее, а не суетного и пустого. Слугу же Твоего, написавшего эти книги, исполненного Духом Твоим, почтим и поверим, что когда он писал, то обратил особенное внимание, по откровению Твоему, на то, что вполне истинно и особенно полезно.

XXXI

42. Поэтому, когда один скажет: «Он думал как я», а другой: «Нет, как раз как я», то, полагаю, благочестивее скажу я: «А почему не так, как вы оба, если оба вы говорите правильно». И если кто увидит в этих словах и третий смысл, и четвертый, и еще какой-то, только бы истинный, почему не поверить, что все их имел в виду Моисей, которому Единый Бог дал составить священные книги так, чтобы множество людей увидело в них истину в разном облике.

Что касается меня, то я смело провозглашаю из глубины сердца: если бы я писал книгу высшей непреложности, я предпочел бы написать ее так, чтобы каждый нашел в моих словах отзвук той истины, которая ему доступна, я не вложил бы в них единой, отчетливой мысли, исключающей все другие, ошибочность которых меня не могла бы смутить. Я не хочу, Боже мой, быть настолько опрометчивым, чтобы не верить, что этот великий муж не заслужил у Тебя такого дара. Он думал, когда писал эти слова, о том, что истинного можем мы найти в них, и о том, чего не можем или еще не можем и что, однако, в них найти можно.

XXXII

43. И наконец, Господи, Ты Бог, а не плоть и кровь, и если человек не видит всего, то ужели от благого Духа Твоего, Который ведет меня в землю правды (Пс. 142, 10), могло укрыться то, что Ты Сам откроешь в этих словах будущим читателям, если даже и тот, через кого они сказаны, из многих верных мыслей имел в виду лишь одну. Если это так, то эта мысль его будет, конечно, более возвышенной. Нам же, Господи, Ты покажешь или ее, или какую Тебе угодно другую истинную, но откроешь ли Ты открытое самому слуге Твоему или другое, вложенное в те же самые слова, только питай нас, чтобы мы не стали игралищем заблуждения.

Вот, Господи Боже мой, как много написали мы о нескольких словах, как много! Сколько сил нам, сколько времени понадобилось бы, если бы так заняться всеми книгами Твоими.

Позволь же мне короче исповедаться Тебе относительно их и выбрать одно правильное толкование, которое внушишь, вернее и добрее, хотя многое могло бы мне прийти в голову там, где многое может прийти. Верую и исповедую, что если я передам мысли слуги Твоего, это будет правильно и хорошо, – и я должен пытаться так и сделать. Если же я этого не достигну, да скажу все-таки то, что Твоя истина хотела мне сказать словами Моисея, в которых она сказала ему то, что хотела.

Книга тринадцатая

I

1. Зову Тебя, Боже мой, милосердие мое. Ты создал меня и забывшего Тебя не забыл. Зову Тебя в душу мою, которую Ты готовишь принять Тебя, Ты внушил ей желать этого. Теперь не покинь зовущего, Ты ведь предупредил мой зов: упорно, все чаще и по-разному говорил Ты со мной, чтобы я услышал Тебя издали и обратился и позвал Тебя, зовущего меня.

Ты, Господи, уничтожил все злые дела мои, чтобы не воздавать по делам рук моих, потрудившихся над отпадением моим, и предупредил все добрые дела мои, чтобы воздать рукам Твоим, создавшим меня. Ты ведь был, когда меня и не было, и не стоил я того, чтобы Ты даровал мне жизнь. И вот я существую по благости Твоей, существовавшей прежде, чем Ты создал и меня, и то, из чего Ты создал меня. Ты ведь не нуждался во мне, и я не такая величина, чтобы быть Тебе в помощь, Господь мой и Бог мой. Моя служба не избавит Тебя от усталости, Ты не устаешь, действуя; мои услуги не увеличат Твоего могущества; почет, оказанный мной, не прибавит Тебе чести. Я должен служить Тебе и чтить Тебя, чтобы мне хорошо было с Тобой, от Которого и моя жизнь, и возможность чувствовать себя хорошо.

II

2. От полноты благости Твоей возникла вся тварь, но от нее Тебе никакой пользы; происходя от Тебя, она не равна Тебе, и, однако, должно быть место и ей, доброй, потому что от Тебя получила она существование.

Какие заслуги перед Тобой у неба и земли, созданных Тобой в начале? Какие заслуги перед Тобой у духовных и телесных существ, созданных Тобой по мудрости Твоей? От нее ведь зависели они все, и духовные и телесные, даже в незаконченном и бесформенном виде, стремящиеся к беспорядку, к полной утрате Твоего подобия. Духовное существо, даже бесформенное, выше тела, имеющего форму; телесное бесформенное выше абсолютного «ничто».

Бесформенное таким бы и осталось по Слову Твоему, если бы это самое Слово не призвало его к единению с Тобой и не дало бы ему формы; исходя от Тебя, высшего Блага, да станет все весьма хорошо (Быт. 1, 31). За какие заслуги даровано даже бесформенное состояние? Без Тебя не было бы и такого.

3. Какие заслуги перед Тобой у телесной материи, чтобы стать хотя бы безвидной и пустой? Она и такой бы не была, не создай Ты ее. А так как ее не было, то ничем не могла она заслужить своего возникновения.

Какие заслуги перед Тобой были у духовных существ, еще только намечаемых, мрачных, неустойчивых, сходных с бездной, несходных с Тобой? Только То же самое Слово обратило их к Нему, их Создателю, и, озаренные Им, они стали светом и хотя не в равной степени, но все же соответствуют Твоему образу (Рим. 8, 29).

Как для тела «быть» не значит «быть красивым» – иначе безобразия бы не существовало, – так и для созданного духа «жить» не то же самое, что «жить мудро» – иначе всякий дух был бы неизменно мудрым. Благо ему навсегда соединиться с Тобой (Пс. 72, 28), дабы свет, полученный обратившимся к Тебе, отвратившимся не был утерян, дабы не скатился он в жизнь, сходную с мрачной бездной.

И мы, имея душу, являемся существами духовными. Отвратившись от Тебя, Света нашего, были мы в этой жизни когда-то тьмой (Еф. 5, 8) и страдаем в остатках нашей темноты, пока не станем праведными в единственном Сыне Твоем, как бы горами Божими (ср. Пс. 35, 7), ибо были по суду Твоему как бы глубокой бездной.

III

4. Слова «да будет свет, и стал свет» (Быт. 1, 3), сказанные Тобой в начале творения, я не без основания отношу к существам духовным, уже как-то жившим, способным просветиться светом Твоим. Но как ничем не заслужили они такой жизни, которая могла быть просвещена, так не заслужили они и того, чтобы она была просвещена. Тебе не было угодно их бесформенное состояние, они должны были стать светом не в силу существования своего, но созерцая Свет просвещающий и сливаясь с Ним. Только благодать Твоя позволила им и как-то жить, и жить счастливо, ибо они изменились к лучшему, обратившись к Тому, Кто не может измениться ни к лучшему, ни к худшему, – к Тебе, Единственному, Который просто есть, для Которого жить – значит жить счастливо, ибо Твое счастье – Ты Сам.

IV

5. Чего не хватало бы Тебе для счастья, – Ты сам для себя счастье, – если бы вообще ничего не было или если бы все оставалось бесформенным? Ты творил ведь не по нужде, а от полноты благодати Твоей, и сообщил созданиям Твоим устойчивую форму вовсе не затем, чтобы радость Твоя стала полнее. Совершенному, Тебе неприятно было их несовершенство. Ты совершенствовал их и делал Себе приятными не потому, что, будучи несовершенен, Ты должен был стать совершеннее от их совершенствования. Дух Божий носился над водою (Быт. 1, 2), не они уносили Его, словно Он опочил на них. Когда говорят, что Дух Твой опочил на ком-то, это значит, что Он дал им покой в

Себе. Недоступная ухудшению, неизменяемая, сама в себе достаточная, воля Твоя носилась над тем, что Ты оживил, но просто жить и жить счастливо не одно и то же, потому что мечутся они в темноте своей. Им остается одно: обратиться к Тебе, своему Создателю, и жить, больше и больше приближаясь к Источнику жизни (Пс. 35, 10), и в свете Его видеть свет, совершенствоваться, просвещаться и находить счастье.

V

6. Вот предстает мне загадкой Троица, то есть Ты, Боже мой, ибо Ты, Отец, Начало мудрости нашей – это Твоя Мудрость, от Тебя Рожденная, равная Тебе и, как Ты, извечная, это Сын Твой, через Которого создал Ты небо и землю. Много сказал я о превысшем небе, о земле безвидной и пустой, о мрачной бездне, беспокойном, стремящемся вниз потоке духовной бесформенности, только она повернулась к Тому, от Которого всякая жизнь, просветившись, стала прекрасной жизнь и возникло небо того неба, которое было потом создано между водой и водой.

Уже в имени Бога я узнал Отца, создавшего это; Началом именовался Сын, через Которого это создано. Веря в троичность Бога моего, как я верил, искал я ее в святых речениях Его. И вот Дух Твой носился над водою (Быт. 1, 2). Вот Троица, Боже мой: Отец и Сын и Святой Дух, Создатель всякого создания.

VI

7. По какой, однако, причине, о, Свет истинный, – к Тебе приближаю сердце свое, да не лживы будут его уроки мне – рассей мрак его и скажи мне, умоляю Тебя матерью нашей, милосердием, умоляю, – скажи мне, по какой причине Писание Твое назвало Дух Твой лишь после упоминания неба, земли безвидной и пустой и мрака над бездной? Потому ли, что надлежало познакомить с Ним, сказав, что Он носился вверху, а сказать это можно было, только предварительно упомянув то, над чем мог носиться Дух Твой? Он ведь носился не над Отцом и не над Сыном, и нельзя было употребить слово «носиться», если не было над чем носиться. Поэтому и следовало сначала сказать, над чем Он носился, а затем назвать и Того, Которого надлежало упомянуть не иначе как в словах «носился вверху». Почему, однако, нельзя было познакомить с Ним иначе, а только как с Тем, о Котором можно было сказать, что Он носился вверху?

VII

8. Теперь пусть мысленно последуют, кто может, за Твоим апостолом, сказавшим: Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам (Рим. 5, 5); он учил о дарах духовных (1 Кор. 12, 1), указал превосходнейший путь любви, преклонял за нас пред Тобою колени, чтобы мы уразумели превосходящую разумение любовь Христову (Еф. 3,19). Потому-то от начала превосходящий Он и носился над водою.

Кому расскажу, как расскажу о грузе страстей, низвергающем нас в страшную пропасть, о любви, поднимающей Духом Твоим, Который носился над водою? Кому расскажу? Как расскажу? Тонем и выплываем? Нет в пространстве такого места, где мы тонем и выплываем. Как точно такое сравнение и как оно неточно! Наши настроения, наша любовь, нечистота духа нашего увлекают нас вниз, мы ведь любим неозабоченность: да «горе (ввысь) имеем сердца», где Дух Твой носится над водою; да придем к покою, превосходящему все, когда переправится душа наша через воды, лишенные субстанции (ср. Пс. 123, 4–7).

VIII

9. Скатился Ангел, скатилась душа человеческая. По ним видим, в какой глубокой и мрачной бездне находились бы все духовные создания, если бы Ты не сказал в начале: Да будет свет. И стал свет (Быт. 1, 3), и к Тебе поспешно не прильнули бы все умные духи небесного града Твоего, успокоившись в Духе Твоем. Который, не изменяясь, носится над всем изменяющимся. Иначе и небо небес стало бы само по себе мрачной бездной, теперь же это свет в Господе (Еф. 5, 8).

На примере жалкого беспокойства отпавших духов, являющих мрак свой (они не одеты одеждой света Твоего), даешь Ты понять, сколь велики разумные создания Твои, которым покой и счастье можешь дать только Ты – ничто меньшее, а потому не могут и они сами себе. Ты же, Боже наш, осветишь темноту нашу, оденешь нас, и мрак наш станет как полдень (Ис. 58, 10).

Дай мне Тебя, Боже мой, верни мне Тебя, я люблю Тебя. Если мало – дай полюбить сильнее. Я не могу измерить и узнать, сколько не хватает мне до любви совершенной, когда я кинулся бы в объятия Твои, и не оторвался бы от Тебя, пока не укрылся бы под кровом лица Твоего (Пс. 30, 21). Знаю только, что плохо мне без Тебя – не только вовне, но и внутри себя, и нищета для меня всякое богатство, которое не есть Бог мой.

IX

10. А разве Отец и Сын не носились над водою?

Если думать о Них как о телах в пространстве, то этого нельзя сказать и о Духе Святом, а если думать о неизменном Божественном величии, пребывающем над всем изменяющимся, то и Отец и Сын и Дух Святой носились над водою.

Почему, однако, это сказано только о Духе Твоем? Почему только по поводу Его сказано, где Он находился, словно это место в пространстве? Почему о Нем одном сказано, что Он Дар Твой? В Даре Твоем отдыхаем мы, наслаждаемся Тобой. Отдых наш это место наше.

Любовь туда возносит нас, и благой Дух Твой поднимает нас, низких, прочь от дверей смерти. Покой Твой для нас в доброй воле. Всякое тело вследствие своего веса стремится к своему месту. Вес тянет не только вниз, он тянет к своему месту. Огонь стремится вверх, камень – вниз, они увлекаемы своей тяжестью, они ищут свое место. Масло, если налить его вниз, поднимется над водой; вода, налитая на масло, опустится вниз; они увлекаемы своей тяжестью, они ищут свое место. Где нет порядка, там беспокойство; упорядоченное успокаивается. Моя тяжесть – это любовь моя, она движет мною, куда бы я ни устремился. Даровано Тобой воспламеняться и стремиться вверх, – пылаем, идем. Поднимаемся, поднимаясь сердцем, и поем песнь восхождения.

Огнем Твоим, благим огнем Твоим пылаем, идем, поднимаемся к миру Иерусалима. Я возвеселился, когда сказали мне: «.Пойдем в дом Господень» (Пс. 121, 1). Там поместит нас добрая воля, и ничего мы больше не пожелаем, как пребывать там вовеки.

X

11. Счастливы существа, не знавшие другого состояния! Они стали бы другими, если бы Дар Твой, паривший надо всем изменяющимся, сразу же, как только они были созданы, пока не прошло и мгновения, не поднял их на зов: Да будет свет. И стал свет. Мы различаем время, когда были тьмой, и то, когда стали светом. О них же сказано только, чем они были бы, не будучи озарены, сказано об их первоначальной неустойчивости и темноте, дабы выяснить, почему стали они другими: обратившись к Свету немеркнущему, стали они светом. Кто может, пусть поймет, пусть просит у Тебя понимания. Зачем надоедать мне, будто я могу просветить хоть одного человека, приходящего в мир (Ин. 1, 9)?

XI

12. Кто поймет Всемогущую Троицу? А кто не говорит о Ней, если действительно говорит о Ней? Редко встречается душа, которая, говоря о Ней, знает, что она говорит. Спорят, сражаются, и никто не увидит этого видения, не имея мира в душе.

Я хотел бы, чтобы люди подумали над тремя свойствами в них самих. Они – все три – конечно, совсем иное, чем Троица, я только указываю, в каком направлении люди должны напрягать свою мысль, исследовать и понять, как далеки они от понимания.

Вот эти три свойства: быть, знать, хотеть. Я есть, я знаю и я хочу; я есть знающий и хотящий; я знаю, что я есть и что я хочу, и я хочу быть и знать.

Эти три свойства и составляют нераздельное единство – жизнь, и, однако, каждое из них – нечто особое и единственное; они нераздельны и все-таки различны. Пойми это, кто может. Перед каждым стоит, конечно, он сам, пусть всмотрится в себя, увидит и скажет мне.

Если, однако, он и найдет в этом что-то сходное и сумеет об этом сказать, пусть не думает, что он понял неизменное Существо, пребывающее над всем: неизменно Его бытие, неизменно знание, неизменна воля. Троичен ли Бог по причине этих трех свойств, или в каждом Лице имеются эти три свойства, так что троично каждое Лицо, или, в том и другом случае, Троица, дивным образом простая и многообразная, закончена в Себе и бесконечна, а потому Она и есть и знает Себя и неизменно полна в обилии и величии своего единства? Кому это легко понять? Как рассказать? Кто осмелится объяснить каким бы то ни было образом эту тайну?

XII

13. Продолжай свою исповедь, вера моя, скажи Господу Богу твоему: Свят, Свят, Свят, Господи Боже мой, мы крещены во имя Твое, Отец, Сын и Святой Дух, и крестим во имя Твое, Отец, Сын и Святой Дух, ибо и среди нас через Христа Своего сотворил Бог небо и землю, духовных и плотских людей в Церкви Своей. И наша земля до принятия учения была безвидна и пуста, нас покрывал мрак неведения, ибо наказал Ты человека за преступления его (Пс. 38, 12) и суды Твои – бездна великая (Пс. 35, 7).

Дух Твой, однако, носился над водою, и не покинуло нас, бедных, милосердие Твое. Ты сказал: Да будет свет (Быт. 1, 3); покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3,2). Покайтесь, да будет свет. И так как в смятении была душа наша, вспомнили мы о Тебе, Господи, на земле Иорданской, на горе в Твою высоту, умалившейся ради нас. Отвратительна стала нам тьма наша, мы обратились к Тебе, и стал свет. И вот были мы некогда тьмой, а теперь – свет в Господе (Еф. 5, 8).

XIII

14. И, однако, до сих пор только верой, не видением, мы спасены, надеждой. Надежда же, когда видит, не есть надежда (2 Кор. 5, 7; Рим. 8, 24). Пока еще бездна призывает бездну, но уже голосом водопадов Твоих (Пс. 41, 8). Пока еще тот, кто сказал: «Не могу говорить с вами, как с духовными, но как с плотскими (1 Кор. 3, 1)», – остается при мысли, что и сам не все постиг, и, забывая заднее и простираясь вперед (Флп. 3,13), воздыхает под тяжким бременем (2 Кор. 5, 4). Душа его жаждет Бога живого, как лань стремится к источникам вод и восклицает: «когда приду?» (Пс. 41, 2–3) Он хочет облечься в небесное жилище (2 Кор. 5, 2) и зовет бездну внизу, говоря: Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего (Рим. 12,2), и: Не будьте дети умом; на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни (1 Кор. 14, 20), и: О, несмысленные Галаты! кто прельстил вас (Гал. 3,1). Это уже не его голос, а Твой, Ты послал с небес Дух Твой через Того, Кто взошел на небо и открыл водопады даров Своих, чтобы обрадовать град Твой потоком водным (Пс. 45, 5).

Об этом граде вздыхает друг Жениха[29]29
  Здесь – апостол Павел.


[Закрыть], уже обладающий начатками Духа. Доселе, однако, стенает он в сердце своем, ожидая усыновления и своего искупления. Он вздыхает о нем – он ведь член Церкви, невесты Христовой – и ревнует о ней – он ведь друг Жениха – о ней ревнует, не о себе, потому что голосом водопадов Твоих, не своим, взывает он к другой бездне, которой в ревности своей боится – как змей хитростью своею прельстил Еву, так и слабые умы могут повредиться, уклонившись от простоты (2 Кор. 11, 3), которая есть в Супруге нашем, единственном Сыне Твоем. Как прекрасен будет этот свет, когда мы увидим его таким, как он есть, и окончатся слезы, которые стали мне хлебом моих дней и ночей, ибо ежедневно говорят мне: Где Бог твой? (Пс. 41, 4).

XIV

15. И я говорю: «Где Ты, Бог мой?» Где же Ты? Немного отдыхаю я в Тебе, изливая душу свою в ликовании и восхвалении, в звуках торжественного празднования. Но до сих пор печальна она, потому что падает и становится бездной, вернее, она чувствует, что и до сих пор она бездна. Ей говорит вера моя, которую зажег Ты в ночи на пути моем: «Почему печальна ты, душа моя, и почему смущаешься? Надейся на Бога. На пути твоем есть светильник: Слово Его». Надейся и терпи, пока не пройдет ночь, мать грешников, пока не пройдет гнев

Божий, детьми которого были и мы когда-то, когда были тьмой. Остатки ее мы влачим в теле нашем, мертвом по причине греха, пока не повеет днем и не разойдутся тени (Песн. 2, 17). Надейся на Бога; утром встану и буду созерцать Его, всегда буду исповедовать Тебя. Утром встану и увижу спасение лица моего (Пс. 41, 5–6), Бога моего, Который оживит и наши смертные тела Духом Своим, живущим в нас (Рим. 8, 11), ибо милосердно парил Он над мраком нашей неустойчивой души. От Него в этом земном странствии получили мы и залог того, что станем светом (2 Кор. 1, 22), и пока еще спасаемся надеждой, но уже сыны света и сыны Божии, а не сыны ночи и мрака, какими, однако, мы были.

Между ними и нами, при этой неверности человеческого знания, различить можешь только Ты один, испытующий сердца наши, назвавший свет днем, а тьму ночью. Кто сможет отделить нас, кроме Тебя? А что у нас есть, чего мы не получили бы от Тебя, мы, сосуды в честь, сделанные из того же материала, из которого и сосуды в поношение (ср. Рим. 9, 21)?

XV

16. Кто, как не Ты, Боже наш, создал над нами твердь авторитета Твоего – Твое Божественное Писание? Небо свернется, как свиток, а теперь оно, как кожаный покров, простерто над нами (ср. Ис. 34, 4; Пс. 103, 2). Авторитет Твоего Божественного Писания стал еще выше с тех пор, как умерли этой смертью те смертные, через которых Ты нам его дал. И Ты, Господи, знаешь, каким образом одел Ты людей кожами, когда, согрешив, стали они смертны. И тогда, как кожу, простер Ты твердь Книги Твоей, слова Твои, всегда с собой согласные, которые утвердил Ты над нами, действуя через смертных слуг Твоих. Самой смертью своей укрепили они авторитет речений Твоих, через них сообщенных; торжественно распростерся он над всем, что под ним внизу. При жизни их он не распростерся еще так торжественно. Ты не простер еще небо, как кожаный покров; еще не распространил повсюду славу их смерти.

17. Дай, Господи, увидеть небеса, дела перстов Твоих (Пс. 8, 4), прогони от глаз наших туман, которым Ты закрыл их. Там свидетельство Твое подает мудрость детям. Доверши, Боже мой, хвалу Тебе из уст младенцев и грудных детей (Пс. 8, 3). Мы не знаем других книг, которые бы так сокрушали гордость, так сокрушали врага и защитника, который противится примирению с Тобой и защищает грехи свои. Я не знаю, Господи, не знаю других столь чистых слов, столь убедительно склоняющих исповедаться Тебе, покорно подставить шею под ярмо Твое, бескорыстно чтить Тебя. Дай мне понять их, благий Отец, стоящему внизу, ибо для стоящих внизу утвердил Ты слова Свои.

18. Есть над этой твердью, верю я, другие воды, бессмертные, недоступные земной порче. Да хвалят они имя Твое, да хвалят Тебя сонмы Ангелов Твоих, пребывающих выше небес; им не надо смотреть на эту твердь и узнавать слова Твои с помощью чтения. Они всегда видят лицо Твое (Мф. 18,10) и читают не по слогам и во времени вечную волю Твою. Они читают ее, предпочитают и почитают, всегда читают, и никогда не преходит то, о чем они читают. Неизменные советы Твои, вот о чем читают они, предпочитая и почитая их. Не закрывается книга их, не сворачивается свиток их, потому что Ты Сам для них эта книга и пребываешь ею вовеки, Ты поставил их над этой твердью и даровал им силу, чтобы взирали на бессилие народов, что внизу, и познавали милосердие Твое, возвещающее во времени о Тебе, создавшем время. Ибо Господи! На небе милость Твоя и истина Твоя до облаков (Пс. 35, 6). Уходят облака, небо же остается; уходят из этой жизни в другую жизнь проповедники Слова Твоего, Писание же Твое распростерто над всеми народами до конца веков. Небо и земля прейдут, но слова Твои не прейдут (Мф. 24,35), и кожа свернется, и трава, над которой она была простерта, увянет с красотой своей (Пс. 91, 8), слово же Твое пребывает вовеки (1 Пет. 1, 25). Сейчас оно предстает нам не таким, как есть, а как загадка, видимая сквозь облака в зеркале неба (cp. 1 Кор. 13, 12), потому что и для нас, хотя и любимых Сыном Твоим, не ясно, что мы будем (1 Ин. 3, 2). Он разглядывал нас сквозь сети тела, приласкал, обжег любовью, и мы спешим на запах Его благовоний. Но когда Он появится, мы уподобимся

Ему, ибо увидим Его, как Он есть. Увидеть Его, как Он есть, Господи, это наш удел, но пока мы им не владеем.

XVI

19. Как абсолютно Твое бытие, так абсолютно и знание; неизменно Твое бытие, неизменно знание и неизменна воля. В бытии Твоем неизменны и знание и воля, в знании Твоем неизменны бытие и воля, в Твоей воле неизменны бытие и знание. Несправедливо, по-видимому, в очах Твоих, чтобы так же, как знает себя неизменный свет, знало его и освещенное им изменчивое существо. Поэтому душа моя (стремится) к Тебе, как земля безводная (Пс. 142, 6); как не может она сама осветить себя, так не может сама и насытить себя. Ибо у Тебя источник жизни, во свете Твоем узрим свет (Пс. 35, 10).

XVII

20. Кто собрал воедино горькие воды? У них тот же конец – временное земное счастье, ради которого делают всё, хотя и неисчислимо разнообразны заботы, которыми волнуются люди. Кто же, Господи, как не Ты, сказал, чтобы собрались воды в одно место (Быт. 1, 9) и явилась суша, жаждущая Тебя; и море Твое, и Ты сотворил его, и сухую землю создали руки Твои. Не горечь желаний, но собрание вод называется морем. Ты сдерживаешь злые страсти души и ставишь границы, докуда разрешается идти водам, пусть само по себе иссякнет волнение их. Так подчиняешь Ты море власти Своей, всюду устанавливающей порядок.

21. Души, жаждущие Тебя и Тебе предстоящие, удалил Ты с другой целью от союза с морем, Ты орошаешь их водой из тайного сладкого источника, чтобы земля дала плод свой, и дает плод свой, и, подчиняясь велению Господа Бога своего, растит душа наша дела милосердия по роду своему, любит ближнего и помогает ему в его телесных нуждах, памятуя о сходстве с ним. Собственная немощь заставляет нас сострадать, пособлять нуждающимся и оказывать им такую помощь, какую хотели бы мы получить сами, оказавшись в такой же нужде, и не только помощь незначительную, похожую на траву полевую, но крепкую защиту и покровительство, напоминающие плодоносное дерево. Вырываем мы обиженного из рук могущественных, простирая над ним, как дуб, крепкую сень праведного суда.

XVIII

22. Так, Господи, так молю Тебя, как даешь Ты радость и силу, так да воссияет истина с земли, и правда приникнет с небес (Пс. 84, 12), и возникнут на тверди светила. Преломим хлеб наш с тем, кто голоден, введем под кров наш бездомного, оденем нагого, не будем презирать рабов, таких же людей, как мы (Ис. 58, 7–8).

Земля родила плоды, посмотри на них, они хороши, пусть вспыхнет во время свет наш, и за дела наши – урожай низкого качества – получив радость созерцать Слово жизни, явимся, как светила в мире (Флп. 2, 15), укрепленные на тверди Писания Твоего. Там научишь Ты нас различать между умопостигаемым и чувственным, как между днем и ночью, как между душами, обращенными к умопостигаемому и обращенными к чувственному. И Ты уже не один в тайных решениях Своих, как было до создания тверди, отделяешь свет от мрака: духовные создания Твои, размещенные на той же тверди по благодати Твоей, явленной миру, сияют над землей, отделяют день от ночи и отмечают время: Древнее прошло, теперь все новое (2 Кор. 5, 17), приблизилось спасение наше, когда мы в него поверили. Ночь проходит, день уже приблизился, и Ты благословляешь венец года Твоего (ср. Пс. 64, 12) и посылаешь работников жать на ниву Твою (Мф. 9,38), над которой, засевая ее, другие трудились (Ин. 4, 38). Ты посылаешь их на другую ниву, жатва с которой будет снята в конце веков.