Текст книги "Русские: куда мы идем?"

Глава 3
ГКЧП и его уроки

До сих в умах многих живо убеждение, что непосредственным толчком к развалу Советского Союза послужил Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), организованный, как и все, что делалось и делается в нашей стране, тайком от народа, в верхах. Потому-то ГКЧП и получил название путч, а его организаторы и участники – путчисты[14]14
  От нем. Putsch – государственный переворот, совершаемый небольшой группой заговорщиков, попытка такого переворота.


[Закрыть].

Это действительно так. И тому доказательство – ежегодные опросы, которые, несмотря на давность путча, проводятся различными социологическими службами среди самых разных слоев населения в канун 19 августа. Результаты этих опросов остаются практически неизменными: 48 процентов наших соотечественников считают, что путч стал эпизодом в борьбе за власть, развернувшейся в высшем руководстве страны, 31 процент называют его трагедией, обернувшейся гибельными последствиями для страны и народа, 11 процентов не могут сказать о нем ничего определенного и лишь 10 процентов называют победу над путчистами демократической революцией, покончившей с коммунизмом.

Такая оценка наспех сколоченной структуры, просуществовашей всего три дня – с 19 по 21 августа 1991 года, – показывает одно: мы до сих пор не знаем всей правды о ГКЧП, не знаем, кто стоял за кулисами этого провалившегося спектакля, в чем состоял замысел его авторов и режиссеров. Намеревались ли они помочь огромной стране-кораблю, который и без того терпел бедствие, удержаться на плаву? Или они руководствовались совсем другими соображениями – нанести по этому кораблю мощный торпедный удар, чтобы он сразу пошел ко дну?

Вопросы, вопросы… Но если посмотреть на давние события более широко, если сопоставить те немногие факты, которыми мы располагаем, и задуматься над вопросом, что этим событиям предшествовало и что за ними последовало, то можно найти и ответы. И тогда сам путч, равно как трагедия, пережитая нашей страной и ее народом на излете ХХ века, предстанут совсем в другом свете: они один к одному повторят ситуацию, сложившуюся в России накануне февральской революции 1917 года.

Напомним, что писал великий князь Александр Михайлович Романов своему племяннику Николаю II. «Грядущая русская революция 1917 года явится прямым продуктом усилий твоего правительства (курсив автора письма. – В. М.). Впервые в современной истории революция будет произведена не снизу, а сверху, не народом против правительства, а правительством против народа».

Единственная разница (если это можно назвать разницей) состояла в том, что если в марте 1917 года революцию произвел не народ против правительства, а правительство против народа, то в 1991 году революцию произвело против народа политбюро ЦК КПСС, которому принадлежала вся полнота власти в стране.

К началу 1991 года противостояние внутри центра и между центром и республиками, входящими в состав СССР, достигло своего апогея. Верхушка центра, понимая, что время работает против нее, стала спешно готовить всесоюзный референдум, на который выносился один-единственный вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?»

Российские демократы сразу же встретили инициативу советского руководства в штыки: «А какой будет в стране экономика? Будет ли государство демократическим или останется тоталитарным при монополии КПСС? Что будет с КГБ и как оценим прошлое – где гарантии того, что не повторится расправа над своим народом?» И предложили собственный вариант вопросов, выносимых на референдум: «Хотите ли вы сохранения РСФСР как единого многонационального государства, входящего в обновленный Союз?» и «Как вы относитесь к тому, чтобы в РСФСР ввести пост президента?»

Тем не менее на референдум, проведенный 17 марта 1991 года, был вынесен вопрос, сформулированный руководством СССР, и подавляющее большинство советских людей ответило на него «да». Обрадованное таким вердиктом народа, руководство страны приступило к спешной разработке Союзного Договора, который намеревалось подписать 20 августа того же 1991 года.

Договор этот, похоже, устроил если не всех, то многих. Ельцина, во всяком случае, он устроил вполне. Об этом он прямо заявил на следствии по делу ГКЧП 13 января 1992 года: «29—30 июля 1991 года я встречался в Ново-Огареве с президентом СССР М. С. Горбачевым и президентом Казахстана Н. А. Назарбаевым. На этой встрече обсуждался вопрос о замене некоторых высших руководителей Союза. В основном речь шла о председателе кабинета министров СССР В. С. Павлове. Предположительно также о председателе КГБ В. А. Крючкове, но в отношении него утвердительного решения принято не было. Говорилось, что в дальнейшем может возникнуть эта проблема. В таком же совещательном духе речь шла и о министре обороны СССР Д. Т. Язове. Других кандидатур вместо них не обсуждалось. Вместо Павлова предлагалась кандидатура Назарбаева» (том дела 67, лист дела 254).

Спустя восемь месяцев, 13 августа 1992 года, допрошенный в качестве свидетеля Горбачев, отвечая на вопрос, имела ли место в конце июля 1991 года его встреча с Ельциным и Назарбаевым, подтвердил показания Ельцина: «Да, такая встреча была в рамках работы над проектом Союзного Договора. Речь шла о том, что необходимо сделать в первую очередь после его подписания и, в частности, о реформировании союзных органов. Обсуждался вопрос о премьер-министре в плане предложения этого поста Назарбаеву, шла речь о возможной замене, прежде всего с учетом возраста, Крючкова и Язова, а также ряда других высших руководителей» (том дела 130, лист дела 145).

И Ельцин, и Горбачев назвали одну и ту же дату своей встречи в Ново-Огареве – конец июля 1991. Таким образом, до намеченной даты подписания Союзного Договора оставалось всего три недели.

И тут случилось нечто несообразное! Вместо того, чтобы в оставшееся до подписания Договора короткое время вплотную заняться разрешением массы неотложных вопросов, касающихся как судьбы России и русских, живущих на всем пространстве СССР, так и вопросов, которые волновали титульное население союзных республик – статус Приднестровья в Молдавии, обострившиеся отношения между Азербайджаном и Арменией из-за Нагорного Карабаха, конфликт Грузии с Абхазией и Южной Осетией, отягощенный неопределенностью с будущим турок-месхетинцев, которых еще при Сталине выслали из Грузии в Среднюю Азию и которых Грузия отказывалась принять обратно, нежелание руководства республик Прибалтики и дальше оставаться в составе СССР, наконец, кровавые события в Тбилиси, Баку, Сумгаите и Вильнюсе, – Горбачев с семьей улетел 4 августа отдыхать в Форос.

Этот внезапный отлет тем более ни с чем несообразен, что Горбачев грубейшим образом проигнорировал постановление Верховного Совета СССР от 12 июля 1991 года № 2335-1 «О проекте Договора о Союзе Суверенных Государств», где прямо указывалось:

«1…Признать возможным подписать Договор после соответствующей доработки и согласования между республиками с участием полномочной Союзной делегации.

2. Утвердить полномочную Союзную делегацию для подписания Договора о Союзе Суверенных Государств в составе Президента СССР, Премьер-министра СССР, Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР, председателей комитетов… председателей комиссий… (всего было перечислено 13 человек)».

Вот на этом-то фоне и организовался ГКЧП, главной целью которого, как это было оглашено сразу, стало смещение с должности генерального секретаря ЦК КПСС и президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева. Руководство России во главе с Ельциным, мгновенно «забыв» обо всех прежних расхождениях во взглядах на будущее страны во главе с Горбачевым, горячо встало на его защиту.

Столь странный кульбит до сих пор таит в себе массу загадок, и среди них такую немаловажную, как: а не был ли сам Горбачев инициатором создания ГКЧП? Провалится путч – он вернется в Москву на белом коне, где его, как законного президента СССР, встретят с распростертыми объятиями и подпишут не то чтобы Союзный Договор, а все что угодно, вплоть до придания ему диктаторских полномочий. Победит ГКЧП – он опять же не останется в накладе: «выздоровев» после внезапно выбившей его из седла болезни, он по-прежнему останется президентом Советского Союза, – на этот случай был подготовлен свидетель: профессор мануальной терапии Анатолий Андреевич Лиев подтердит, что его действительно спешно вызвали в Форос, где у отдыхающего Михаила Сергеевича внезапно обострился радикулит. А поскольку Лиев действительно посетил Форос и осмотрел Горбачева, то никакого вранья по поводу его «внезапной болезни», как это было объявлено в обращении ГКЧП к советскому народу, никакой суд не опровергнет.

Но ведь путч был? Были танки, введенные в Москву? Было резкое осуждение путча со стороны Молдавии и стран Прибалтики (все другие республики СССР, как и республики, края и области России, или поддержали ГКЧП, или «сонно молчали»)? Был Анатолий Александрович Собчак, потребовавший срочного вывода из Ленинграда всех войск Ленинградского военного округа? Было, наконец, окружение Белого дома в Москве бронетехникой и со дня на день ожидался штурм этой цитатеди демократии?

Последний факт, говорящий против организаторов ГКЧП, представляется особенно убедительным. Ведь если в город вводится армия, то не только для проведения парадов, но и для чего-то еще другого? Иначе зачем вообще содержать армию, как не для парадов и «для чего-то еще другого»? Ну, понятное дело, еще для отражения внешней агрессии. Но в августе 1991 года никто на нашу страну нападать не собирался! Так что путчисты, кроме как отстранение от власти Горбачева и насильственное свержение набиравшего силу Ельцина, никаких других задач перед собой и не ставили?

Не станем, читатель, спешить с подтверждением или опровержением очевидного. Выслушаем противоположные стороны внезапно вспыхнувшего в стране конфликта на высшем уровне, потребовавшего обращения за содействием к армии.

Вот что рассказывал генерал армии, Герой Советского Союза, в 1989 – 1991 годах главнокомандующий Сухопутными войсками Валентин Иванович Варенников[15]15
  Варенников был единственным, не считая покончившего жизнь самоубийством министра внутрених дел СССР Бориса Карловича Пуго, кто отказался выйти на свободу в связи с объявленной в 1994 г. Государственной думой России амнистией всем участникам и сторонникам ГКЧП, и потребовал проведения над ним суда.


[Закрыть]:

«Был ли путч, как придумали сторонники переустройства, вернее, преднамеренного развала Советского Союза? Я думаю, что тезис о путче придумали силы, уничтожившие наше государство. Так охотно ложь эту проповедовал в свое время Борис Ельцин, разрушивший вместе с Горбачевым Советский Союз. Но надо, наконец, найти в себе мужество и сказать: граждане России, тогда действительно было вот что.

В 1946 году Уинстон Черчилль объявил нам начало “холодной войны”. Для того, чтобы взорвать СССР изнутри. Денег враги не жалели. Так со временем, считаю, и созрела внутри “пятая колонна”. Нашли тех, кто ее возглавит. Такие люди в руководстве страны Горбачев и Яковлев, потом Ельцин. В свое время Яковлева услали послом в Канаду на десять лет. Пустили щуку в реку. Он и там продолжал “работать” в том же ключе, как на стажировке. Втянул Горбачева. Горбачев вместе с Яковлевым кричал, что надо больше социализма, а сам проводил в жизнь такие шаги, которые доводили до необратимости наши устои. Вспоните лозунги: разрешено все, что не запрещено законом. Под видом демократии раскачивали страну.

Мы могли пойти другим курсом с учетом тех мыслей и идей, которые в свое время вынашивал Алексей Николаевич Косыгин. Он считал, что страна не может развиваться обособленно. Да, нам нужны были перемены, но не таким путем. В пример приведу Китай. Модель Косыгина перенял в свое время Дэн Сяопин. Сегодня Китай достиг значительных успехов, захватывая рынок США, а Горбачев довел страну до состояния неуправляемости. Придумал борьбу с алкоголизмом, когда надо было заниматься экономикой, популистски обещал дать каждой семье квартиру к 2000 году, а в ответ получил “горячие точки”, кровь, недовольство.

Конечно, недовольных подталкивали, организуя “пятую колонну”. Ведь сами сотрудники ЦРУ прямо говорили, что опирались на так называемые демократические силы, тот же “Саюдис”[16]16
  Общственно-политическая организация Литвы, возглавившая в 1988 – 1990 гг. процесс выхода Литовской ССР из состава Советского Союза. Под петицией о предоставлении независимости Литве в течение одного только лета 1990 г. в мире было собрано 5 218 520 подписей (и это при том, что самих литовцев от грудных детей и до глубоких стариков и старух насчитывалось менее 3-х млн. человек). Трудно представить, что столь масштабная акция была организована и проведена силами одного только «Саюдиса» без помощи извне, как трудно вообразить, в какую сумму эта акция вылилась.


[Закрыть]. А “Саюдис”, кстати, добрался даже до Камчатки. Его щупальца протянулись во многие уголки страны. Для этого нужны были деньги. Кто их давал? Не коммерсанты, конечно, а то же ЦРУ и другие враждебные нам силы. Они использовали верные в таких случаях карты – сепаратизм, национализм. Вот и наступил момент, когда страна стала неуправляема. В первую очередь руководство. Многие руководители были озабочены: как быть дальше? Происходившее волновало всех, всю страну. Подробности только не все знают. А было так.

Горбачев собрал президиум и говорит: “В стране обстановка сложная. Я еду в Крым отдыхать, а вы наводите порядок”. Это его слова перед отъездом. 4 августа он улетел в Форос, а на другой день все стали обсуждать предложение президента навести порядок. Все были едины во мнении, что страна идет к развалу.

В те дни, когда в столице была такая обстановка, я проводил, как главком сухопутных войск, плановые сборы руководителей войск на базе Прикарпатского военного округа. Собирался 20 августа в отпуск, в Крым вместе с семьей. Но 17 числа мне позвонил министр обороны маршал Язов: “Руководство страны, с учетом обстановки, вызывает вас в Москву”. Я выполнил приказ.

Тогда говорили: “Зачем Варенников туда полез, какое ему дело?” Но я же не просто военный, а народный депутат, поэтому думал о судьбе народа. Когда был на совещании, на котором обсуждалась сложившаяся ситуация, слушал всех внимательно. Основной доклад сделал Павлов, за ним выступили Шеин и Крючков. Общая ситуация была такова. В марте в стране был проведен референдум: хотите ли вы жить в СССР? Большинство ответило: “Да!” А Горбачев задумал подписать Союзный Договор, который, как уже было известно, готовы были подписать шесть республик из пятнадцати. При этом колебания проявили лидеры Украины.

Второй вопрос был не менее острый. Предлагалось, что там, где требует обстановка, вводить чрезвычайное положение. А что такое чрезвычайное положение? Это значит – убивай людей, жги дома. В апреле 1990 года на съезде народных депутатов СССР был принят закон о режиме чрезвычайного положения, в котором говорилось, как следует поступать в случаях массовых волнений, особенно с применением оружия. Закон тот был принят на основе опыта, который мы испытали. Не хочу вдаваться в подробности, но пример приведу. В Москве загрузили эшелон с военной техникой, а на станцию назначения он прибыл разграбленный. Волнения, хищения, грабежи, разбои, убийства. Наше государство не управлялось. Тогда и приняли решение обсудить с Горбачевым положение, превращающееся в катастрофу.

17 августа решили переговорить с Горбачевым по телефону, кто-то предложил написать письмо, но остановились на предложении направить к нему для переговоров группу из четырех человек – Бакланов, Шеин, Болдин и Варенников. Причем мне объявили, что после беседы в Форосе я должен отправиться в Киев – обстановка в столице Украины также складывалась тревожная.

Когда мы прибыли к Горбачеву, он нас долго не принимал. Мы приехали для него внезапно, он не знал, как ему повести себя с нами. Стал куда-то звонить. Тогда Крючков, чтобы он нас принял, отключил ему телефоны. Лишил его возможности названивать всем и выяснять, кто да зачем направил к нему нас. Он вынужден был нас принять. Когда зашли в его кабинет, он сказал: “Садитесь”. Я сел, а остальные, его прямые подчиненные, остались стоять. Еще не разобравшись толком, зачем мы к нему приехали, заговорил с нами грубо, речь его была переполнена матерщиной. Меня это сильно удивило. Я так не разговаривал ни с солдатами, когда был лейтенантом, ни с подчиненными, когда стал генералом. А это президент страны! Да и слушать никого он не желал. Все молчали, боясь ему что-то возразить. Наблюдая эту картину, я решил вмешаться. В резкой форме изложил ему положение в стране и вооруженных силах. Сказал, что он, как президент, несет личную ответственность за то, что не принимает мер по исправлению сложившейся ситуации. Тогда он сказал: ”Действуйте как хотите, я не хочу ни во что вмешиваться”. И мы ушли.

Таким вот был наш президент. Хотел править, не прилагая сил. В сложных ситуациях всегда был нерешителен, ни одной дельной мысли не высказывал, одни общие фразы. Помощники и журналисты эти фразы причесывали, а все равно получалось много слов и никакого дела. Начиная с событий в Тбилиси в 1989 году всегда старался оказаться в стороне. А ведь как президент он за все отвечал, нес ответственность за всех! Вместо того, чтобы взять на себя хоть какую-то ответственность, преспокойно отдыхал на Форосе. Позже, на суде[17]17
  В. Варенникова судили трижды, и каждый раз по статье 64 Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине), но ни на одном суде он не признал за собой никакой вины и добился полного оправдания.


[Закрыть], я узнал, что после нашего отъезда он поужинал со своей семьей, выпил вина и уселся смотреть фильм фривольного содержания. Фактически он не знал своей страны. Все больше ездил за рубеж, где ему нравилось проводить время. Там его любили, оказывали почет, видели, что он разрушает нашу страну, и такая его деятельность находила на Западе поддержку».

А теперь выслушаем противоположную точку зрения. Рассказывает бывший секретарь президиума Верховного Совета РСФСР, затем первый заместитель председателя ВС РСФСР, в 1993 – 1996 годах руководитель администрации президента Российской Федерации Сергей Александрович Филатов:

«Вечный, как мир, вопрос: что первично, материальное или идеальное? В советские времена преобладала одна точка зрения: бытие определяет сознание. При этом под бытием понималась вся совокупность материально-производственных отношений, которая регулировалась и направлялась сверху руководством страны – единственным органом, монополизировавшим функции сознания. Но такое невозможно в принципе! В результате мы получили “совковое мышление”. Главными противниками перестройки стали вовсе не демократы, а многие политические и хозяйственные руководители, коррумпированные работники торговли и обслуживания, представители организованной преступности. Официальная заработная плата этих слоев и групп населения не превышала среднестатистическую. Но именно они обладали самым большим объемом накопленного имущества, золотом, драценностями, крупными денежными суммами и так далее. Значительная часть этих доходов имела незаконный характер, а благоденствие этих людей находилось в прямой связи с административно-бюрократическим механизмом управления экономикой, порождающим повальный дефицит. Малейшие попытки изменить установившийся порядок вещей подавлялись силой. Так было вне государства – вспомните события 1956 года в Венгрии и 1968 года в Чехословакии, так было и внутри страны – события 1961 года в Новочеркасске, события конца 80-х годов в Вильнюсе, Тбилиси и Баку. Гласность, пришедшая с перестройкой, высветила всю порочность прежней системы, показала, как на экране рентгеновского аппарата, скрытые связи значительной части партийных, советских и правоохранительных органов с преступными элементами. Коррупция проела буквально все поры общества, а коррупционеры определяли, по каким понятиям жить стране дальше. Для них гласность – самый опасный враг, и именно поэтому нужно было или ее прикрыть, или взять в свои руки срества массовой информации. События августа 1991 года стали последней попыткой власть имущих сохранить прежние порядки и лишить нарождавшиеся демократические силы права самим решать свою судьбу.

Этим я вовсе не хочу сказать, что с провалом ГКЧП оказалась выбита почва из-под ног тех, кто определяет политику государства. Власть и в прежние времена, и сегодня претендует на монопольное выражение сознания общества. Неслучайно в последнее время все чаще раздаются голоса тех, кто внушает нам, будто россияне не приемлют демократию и ее ценности, что-де у нашего народа особая ментальность, свой путь развития. На деле это оборачивается тем, что общество движется не вперед, а толкается вспять.

Сложилась парадоксльная ситуация. С одной стороны, для большинства россиян (70 процентов опрошенных) демократия означает законность и порядок, возможность реализовать свои социально-экономические права, означает все то, чего не было раньше, – выборность органов власти, свободу слова и печати, свободу передвижения, включая свободу выезда за рубеж, свободу предпринимательства. С другой стороны, произошел разрыв между надеждами людей на возможность самим строить свою жизнь, возникшими с крахом ГКЧП, и моделью жизнеустройства, созданной в действительности: вместо укрепления институтов демократии власть создает преданные им движения (в том числе молодежные), общественные палаты, гражданские форумы и тому подобное. В итоге в глазах населения, за которое все решает власть, сама идея демократии стала вызывать скептическое отношение (“что я могу сделать один?”, “все эти западные ценности демократии нам, россиянам, не подходят”), а в последние годы в связи с отменой выборов на разных уровнях власти и удлинением срока полномочий президента страны и депутатов Государственной думы, вовсе утратила привлекательность. Для многих демократия сегодня определяется уровнем материального достатка: чем больше денег в кошельке, тем больше демократии, а если кошелек пуст, то и демократии нет.

Такому меркантильному отношению к демократии можно найти объяснение. В современной России высоко– и среднеобеспеченные слои населения составляют соответственно 0,5 и 23 процента, тогда как основная масса россиян – 57 процентов – это люди низкого достатка, а 17 процентов и вовсе оказались за чертой бедности. Отсюда еще один парадокс: на фоне сранительно высокого интереса к политике, большинство наших граждан (в среднем около 70 процентов) о непосредственном участии в политической жизни страны заявляют лишь 1 – 1,5 процента. Это и есть реальная численность “политического класса” и его непосредственного окружения (активистов и волонтеров различных партий и движений, работников СМИ, аналитиков, имиджмейкеров и других), а остальные придерживаются формулы: “Мы Путина с Медведевым избрали, мы им доверяем, вот пусть они и несут ответственность за все, что происходит в стране и с нами”.

Отсюда, как нетрудно догадаться, рукой подать до идеи фактического установления своеобразной “народной монархии” с наследованием власти и последующим утверждением наследника посредством всенародного одобрения. Чем, собственно, такая модель жизнеустройства отличается от той, которую в последней отчаянной попытке сохранить на вечные времена попытался путч, устроенный в августе 1991 года?

Возникает естественный вопрос: что может объединить народ и направить его в русло успешного решения задач, которые ставит перед ним государство в лице своих властных структур? Ответ очевиден: лишь два фактора – либо высокая общенациональная идея, способная мобилизовать все силы общества, либо образ врага. Общенациональной идеи у нас нет, власть упорно не хочет признать идеалы, провозглашенные Конституцией, в качестве общенациональных, потому что главный идеал – это самоценность человека, его права и свободы. Они-то первичны по отношению к институтам государства, но государство никак не хочет с этим согласиться. Остается образ врага, и как единственная возможность успешно бороться с ним – сильное государство, интересы которого первичны. Когда стране угрожает реальный враг, народ, объединившись вокруг своих руководителей, делает все от него зависящее, чтобы разгромить этого врага, – пример тому подвиг нашего народа в Великую Отечественную войну. Когда вам навязывают образ вымышленного врага, возникает потребность в создании ГКЧП или иной подобной структуры, рассчитывающей на поддержку народа на том только основании, что этой структуре лучше знать, какие меры пойдут на пользу людям, а какие во вред. В этом состоит главный урок, который преподали всем нам путчисты».

Наконец, представляет интерес свидетельство одного из главных путчистов, работавшего с 1990 года и до ареста 21 августа 1991 года премьер-министром СССР, Валентина Сергеевича Павлова, судьба которого в будущем преобразованном Советском Союзе была предрешена: по обоюдному согласию, достигнутому между Горбачевым и Ельциным, его собирались заменить Назарбаевым. Вот фрагменты из книги Павлова «Август изнутри. Горбачевпутч»:

«Эта книга создавалась в тюремной камере “Матросской тишины” и служит прямым ответом на потоки лжи, фальсификаций, которые уже выплеснуты на экраны телевизоров, в эфир, на страницы газет, журналов и книг. Это не мемуары, не воспоминания, а анализ августовских событий, сделанный на основе личных наблюдений и следственных материалов. По существу, в книге содержится мой ответ на главный вопрос: кто в действительности был инициатором драматических августовских событий? И этот ответ недвусмысленно сформулирован в заголовке – “Горбачевпутч”… Одним нужна власть, другим – не только власть, но и ореол мученика, третьим – теплое местечко, четвертым – банальнейшая возможность получить неограниченное право безнаказанно распоряжаться общенациональным достоянием, в своих интересах конечно…

На своей встрече с представителями прессы, по сути первой после возвращения из Фороса 22 августа 1991 года, М. Горбачев как бы походя обронил, что он всего им все равно никогда не расскажет. Но уже сами по себе эти слова говорят об очень многом…

В чем же дело?.. Ответ, как все гениальное, прост: был государственный переворот, тщательно подготовленный и профессионально проведенный Горбачевым-Ельциным, по спецзаказу…

Мы, члены ГКЧП, не готовили переворота. У нас, поверьте, хватило бы ума и возможностей арестовать все российское руководство еще далеко от Москвы, в аэропорту, на даче, на дороге. Возможностей было сколько угодно. Даже в здании Верховного Совета РСФСР, если бы ставили такую цель. Дело в том, что 19 августа стало окончательно ясно мне, думаю, и многим другим членам ГКЧП – кому раньше, кому позже, – что Горбачев решил использовать нашу преданность делу и своей стране, народу, чтобы расправиться нашими руками с Ельциным, подталкивая нас на кровопролитие. Затем, как президенту СССР, расправиться с виновниками этого кровопролития, то есть с нами. В итоге – страна в развале, раздел и беспредел, он на троне, а все, кто мог бы оказать сопротивление, на том свете или в тюрьме.

Ельцин, я уверен, знал этот сценарий и готовил заранее свой выход из-за занавеса. Он тоже решил использовать нас, откорректировав сценарий Горбачева. Он решил нашими руками убрать Горбачева и затем, также организовав кровопролитие, ликвидировать нас… Ему никогда не поздно было уступить, сославшись на неосведомленность. Горбачев же потерял чувство меры и времени, опять испугался и отложил разрешение конфронтации с Ельциным, сдав свою последнюю команду… Опоры в народе не было давно. Понял он это в самолете при возвращении в Москву, а окончательно – на трибуне Верховного Совета РСФСР. Там стоял уже политический труп[18]18
  Горбачев на трибуне ВС РСФСР выглядел действительно жалко. Ему не давали говорить, выкрикивали оскорбительные слова, топали ногами. Столь бурно-негативное поведение депутатов вызвало осуждение у многих, кто смотрел встречу Горбачева с народными избранниками России по телефизору. В Москву, в адрес президиума ВС РСФСР, полетели телеграммы с мест сходного содержания: «Протестуем против хамского поведения отдельных депутатов встрече Горбачева», «Стыдно за поведение депутатов Верховного Совета РСФСР на встрече с Горбачевым»…


[Закрыть]».

Несмотря на описанное В. Павловым противостояние Горбачева и Ельцина, словам его о том, что путч был не чем иным, как «государственным переворотом, тщательно подготовленным и профессионально проведенным Горбачевым-Ельциным», – веришь, поскольку сам Ельцин признает позже в книге «Записки президента»: «Никогда не ставил себе цели бороться с ним (Горбачевым), больше того – во многом шел по его следам, демонтируя коммунизм». Другое дело, что вызывают большие сомнения «тщательная подготовка» и «профессиональное проведение» самого путча.

Как могло случиться, что такие опытные люди, как министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов, председатель КГБ Владимир Александрович Крючков и застрелившийся сразу после провала путча министр внутренних дел Борис Карлович Пуго допустили, что все три дня путча исправно работали международная, внутрисоюзная и городская телефонная связь, вокзалы, аэропорты, почта и телеграф? Взяли бы себе в консультанты любого недоросля-старшеклассника, который из школьных учебников знает, кáк устраиваются государственные перевороты! Или, как уверяет нас в этом Павлов, члены ГКЧП изначально поставили перед собой задачу всячески избежать кровопролития? Тогда зачем было вводить в Москву войска? Были уверены, что один вид боевой техники и вооруженных солдат испугает Ельцина и вынудит его капитулировать?

Ельцин ничуть не испугался этой «массовки», к которой прибегают режиссеры театральных и кинопостановок, чтобы показать «масштабность» задуманных ими сцен. Он поступил единственно правильно: позвонил первому заместителю министра обороны СССР Павлу Сергеевичу Грачеву, которого хорошо знал, и потребовал прислать для защиты от возможного штурма Белого дома танки. Грачев и прислал, за что Ельцин после развала Советского Союза сделал исполнительного генерала министром обороны Российской Федерации и произвел его в генералы армии.

Да и не входило ни в чьи планы применить оружие, – ни в планы Ельцина-Горбачева, ни ГКЧПистов. Не случайно в ту пору зашли разговоры о том, что заговор погубил мягкотелый Крючкова. Не мог-де он отдать приказ действовать в Москве 1991 года, как в Кабуле 1989 года при захвате дворца Амина! Интеллигентность ему помешала.

Словом, с какого бока ни подходи к рассмотрению провала путча («самороспуска ГКЧП», по определению В. Павлова), оставил он впечатление дурно сыгранного спектакля, поставленного по наспех написанному сценарию и режиссерски абсолютно бездарному.

Какие уроки можно извлечь из организации и скоротечности провала ГКЧП? Лишь один. Власть в России изначально выстраивалась в виде перевернутой пирамиды, опирающейся своей вершиной на самодержца в лице князя, царя, генсека или президента. Единственная опора такой власти, позволяющая ей удерживаться, не широкие слои населения, а грубая сила в виде вооруженной дружины (армии), опирающейся, в свою очередь, на сонм дьяков-чиновников. Малейшее разбалансировка этой шаткой конструкции приводит к разрушению не только власти, но и всего государства, как это случилось перед самым нашествием татаро-монголов, когда каждый из расплодившихся за три с половиной века наследников Рюрика объявил себя великим князем и, развязав между собой борьбу за верховную власть (суть – гражданскую войну), раскроил Русь на множество крохотных самостоятельных княжеств.

Неважно, как называют верховную власть в лице все тех же князя, царя, генсека или президента, – самодержавной, тоталитарной или демократической. Важно другое: власть эта не поступится и малой толикой своих прерогатив. Не столько во имя удержания от распада государства, как она сама объясняет необходимость своего верховенства, сколько и исключительно собственных привилегий. Это и докажет нам в полной мере демократ Ельцин в октябре 1993 года, когда объявит войну демократам из Верховного Совета РСФСР. И на этот раз мы увидим не жалкий спектакль в виде худосочного ГКЧП, в котором схлестнулись «коммуняки с коммуняками», а грандиозное представление борьбы не на жизнь, а на смерть демократов с демократами, – представление, собравшее множество зрителей-моквичей и одновременно показанное по всем мировым телеканалам. Чего стоил один только эффектный пожар на верхних этажах Белого дома, в считаные минуты превравший Белый дом в Черный!