Текст книги "Московские легенды. По заветной дороге российской истории"

К сожалению, мы худо знаем старинные обычаи, а что и знаем, то по большей части от иностранцев, которые, быв в России, описывали их: например, Герберштейн, Петреус, Олеарий, Маржерет и другие. Летописцы наши и не подозревали, что должно изображать характер времени в его обыкновениях, не думали, что сии обыкновения меняются, исчезают и делаются занимательным предметом для следующих веков. Не все то любопытно, что хорошо; зато многое любопытно, чего и нельзя назвать хорошим. Пусть мы умнее своих предков, пусть нам нечего занять от них; но самое просвещение делает ум любопытным: хочется знать старину, какова ни была она, даже и чужую, а своя еще милее. Мне случилось видеть памятники иностранной древности; но дворец государя Алексея Михайловича гораздо более занимал мое воображение, даже и сердце. Я с какою-то любовью смотрел на те вещи, которые принадлежали еще к характеру старой Руси; с каким-то неизъяснимым удовольствием брался рукою за дверь, думая, что некогда отворял ее родитель Петра Великого, или канцлер Матвеев, или собственный предок мой, служивший царю. Я чувствовал, что во мне не простыла русская кровь!

Москва не много видна из окон дворца; но вероятно, что бывший с этой стороны забор (ямы столбов не загладились еще в некоторых местах) не дозволял и того видеть: в старину любили жить открытым сердцем, а не в открытом доме. Перед окнами растут две березы, из которых одна запустила корень свой под самый дом; может быть, царица Наталия Кирилловна посадила их! Другая стена без окон, но с дверьми в сад или в огород, который, без сомнения, украшался всего более подсолнечниками (этот вкус видим еще и ныне в провинциальных купеческих огородах); теперь густеют в нем одни рябины, малиновые и смородинные кусты, такие старые, что царевны могли еще брать с них ягоды. Тут видны развалины двух бань, в которые они езжали нередко из самой Москвы, даже зимою, как я слыхал от стариков, сведущих в русских преданиях. Вокруг дворца не осталось никаких других зданий, кроме погреба, где не только лед, но даже и снег не тает до глубокой осени; следовательно, царь мог всегда пить здесь самый холодный мед! Он любил Алексеевское, хотя, впрочем, местоположение очень обыкновенно: ровное и гладкое; на левой стороне видна сосновая роща. Большая каменная церковь Алексеевская сооружена также царем Алексеем Михайловичем. Дворец подле нее. Пусть одно время разрушит его до основания, а не рука человеческая! У нас мало памятников прошедшего; тем более должны мы беречь, что есть!»

Описание внутреннего убранства дворца содержится и в книге «Московские предания» М.Н. Макарова, того самого «пешеходца», которого мы цитировали выше, неутомимого собирателя устных рассказов о старине, преимущественно московской.

«Путевой дворец состоял из низенького продолговатого соснового строения, в котором расположено было только семь небольших комнат с тремя выходами при крыльцах. В первой горнице (приемной) стояла изразцовая, расписная голландская печь на ножках, с подпечьями и конурками (как полагают, для кошек), на изразцах изображались разные девизы, например, «Купидо обуздывает льва»; под подсолнечником подпись: «Кое место солнца, и я за ним»; под совою: «Вижу и во тьме-тьмущей» и пр. В некоторых комнатах, на других печах, представлены были в ярко-желтых шапочках голландские рыбаки на ловле сельдей; в комнате царевны Софии, под киотою, висел на стене стеклянный шкапчик, в котором лежали: гребень, полотенце, греческое мыло, сурмилы, румяна и прочие девичьи снадобья. Прадеды наши помнили еще окно, под которым сиживал царь, посматривая на путь-дорожку Троицкую. От этого почтенного здания не осталось теперь ни кирпичика, ни бревнышка, ни черепочка жилого дела, как говорили в старину».

Сведения об устройстве Алексеевского дворца (впрочем, как и многие другие) ясно свидетельствуют о том, что понятие о европейской культуре и быте Петр I получил еще в детстве в отцовском доме, а не исключительно в Немецкой слободе, как упорно повторяют отечественные и заграничные «европейцы», не имеющие досуга и желания познакомиться с русскими документами и источниками.

Осенью 1680 года храм Тихвинской иконы Божией Матери был завершен и 31 октября освящен патриархом и в присутствии царя Федора Алексеевича – сына Алексея Михайловича. Об этом имеется запись в журнале повседневных дел царя, в котором отмечались все его «выходы», то есть поездки за пределы дворца: «7189 (1680) года октября в 31 день Великий Государь изволил идти с иконою Пресвятыя Богородицы Тихвинския ко освящению церкви в село Алексеевское… И Великий Государь был на освящении в церкви, а после освящения из села Алексеевского шол Великий Государь в Преображенское».

Церковь Тихвинской иконы Божией Матери до настоящего времени в общем сохранила тот же облик, какой она имела в XVII веке, внутри сохранились две особые моленные комнаты царя и царицы. Однако большинство икон и утварь в церкви не XVII, а XIX века, так как в 1812 году французы устроили в ней склад и конюшню. В 1824 году по распоряжению Александра I на отпущенные из казны деньги церковь была восстановлена, тогда же была разобрана церковь Алексия, человека Божия, а из ее камня выстроена колокольня.

Тихвинская икона Божией Матери

В XIX–XX веках в церкви устроены приделы преподобного Сергия Радонежского, святого Николая, преподобного Алексия, человека Божия, мученика Трифона и в подклете – церковь Воскресения Христова.

Главная святыня храма – древняя Тихвинская икона Богоматери – чудотворная, а также особо почитается образ святого Николая и старинный образ святого Алексия, человека Божия, перенесенный, как полагает П. Паламарчук, из разобранной Алексеевской церкви.

В советское время храм не закрывался. Он даже сохранил свои колокола, хотя, конечно, в те десятилетия, когда в Москве был запрещен колокольный звон, они молчали.

Современное искусствоведение относит храм к выдающимся памятникам истории и архитектуры. «Его, безусловно, строил первоклассный мастер, свободно владевший всеми тогдашними архитектурными приемами, – пишет известный историк архитектуры М. Ильин. – Храм села Алексеевского – примечательный памятник русского зодчества XVII века, когда так властно сказывалось тяготение мастеров к максимальной декоративности как здания в целом, так и его деталей».

После смерти Алексея Михайловича Алексеевский путевой дворец был оставлен, его не поддерживали и не ремонтировали. Последующие самодержцы при поездках к Троице, ставших весьма редкими, предпочитали Тайнинский дворец, стоявший в стороне от дороги и скрытый от взоров прохожих и проезжих… Алексеевский дворец разрушался и накануне Отечественной войны 1812 года был разобран «за ветхостью».

Кажется, одно из последних царских пребываний в Алексеевском дворце относится к октябрю 1689 года, когда в нем останавливался Петр I, возвращавшийся из Троице-Сергиева монастыря после прекращения Стрелецкого бунта.

Верные ему бояре, солдатские и стрелецкие полки пришли к нему в монастырь. Остававшиеся в Москве стрельцы с повинной вышли из города и ожидали царя в Алексеевском. «Просят прощения, нося на себе топоры и плахи», – как сообщает современник. Эту встречу описывает А.Н. Толстой в романе «Петр Первый».

«В октябре Петр пошел с одними потешными полками в Москву. Верст за десять, в селе Алексеевском, встретили его большие толпы народа. Держали иконы, хоругви, караваи на блюдах. По сторонам дороги валялись бревна и плахи с воткнутыми топорами, и на сырой земле лежали, шеями на бревнах, стрельцы – выборные – из тех полков, кои не были в Троице… Но голов не рубил, молодой царь не гневался, хотя и не был приветлив».

Дворцовые крестьяне Алексеевского, жившие на малоплодородных землях, постоянно назначались на различные повинности, одной из самых тяжелых среди них была гужевая, надолго отрывавшая от сельских работ. Не имея возможности заниматься своим хозяйством, сколько требовалось, крестьяне разорялись. В 1762 году крестьяне бывших дворцовых сел Алексеевского и Измайловского подали прошение в Главную Дворцовую канцелярию, в котором говорилось, что они вконец разорены платежами и повинностями и не могут их исполнять, в силу чего многие хозяева ушли нищенствовать. Дворцовая канцелярия признала, что «села малолюдны и исполнять повинности не могут».

В 1830-е годы в Алекееевском и в окружающих деревнях начинают появляться небольшие фабрики, преимущественно текстильные, красильные, особенно бурное их развитие началось в послереформенное время.

В 1830 году при реконструкции Мытищинского водопровода в Алексеевском была построена водокачка, в конце века модернизированная в крупное коммунальное хозяйство – Алексеевскую насосную станцию.

С середины XIX века в Алексеевское, как и во все ближайшие московские окрестности, москвичи стали выезжать летом на дачу. По сообщению С.М. Любецкого, в 1880 году «в Алексеевском, особенно на горке (возле церкви Тихвинской иконы Божией Матери; сейчас эта улочка называется Церковная горка. – В.М.) живет много дачников; там есть своего рода удобства».

Но Алексеевское никогда не входило в число излюбленных москвичами дачных мест, так как из-за своей близости к городу было насыщено промышленными предприятиями, безуспешная борьба местных жителей против которых началась еще в конце XVIII – начале XIX века.

В 1801 году ввиду ухудшения экологических (тогда, естественно, этого термина еще не употребляли, но понятие существовало) условий в Подмосковье последовал царский указ, касающийся фабричных заведений, – «О прекращении в Московских Удельных имениях передела суровья в сукно». Этим указом, в числе прочих фабрик, было запрещено строительство фабрики в селе Алексеевском, чтобы «1) не уничтожить корабельный лес Погонно-Лосиного острова на дрова для фабрики и рабочих; 2) не повышать в столице цен на съестные припасы и дрова; 3) не загрязнять реки Яузы и ее берегов красильнями и их работой».

В начале XX века Алексеевское вошло в черту Москвы, хотя по инерции его все еще продолжали считать дачным Подмосковьем. В дачном путеводителе 1926 года о нем, кроме исторических, приводятся следующие сведения:

«В Алексеевском имеются: кооператив, изба-читальня. Проведен водопровод. В настоящее время село ведет переговоры с МОГЭСом о включении Алексеевского в электрическую сеть.

Алексеевскому принадлежат находящиеся возле Останкинские пруды. Здесь же протекает грязная, измельчавшая речонка Копытовка, впадающая в Яузу.

Алексеевское дачников к себе не привлекает, поэтому комнату здесь можно достать за 15–20 рублей в месяц.

От дворца сейчас не осталось и следа. И лишь от времени до времени местные жители находят здесь разные вещицы времени Алексея (совсем недавно здесь найдены 4 деревянные фигуры, переданные Румянцевскому музею)».

В 1930-е годы в Алексеевском были построены общежития для студентов – Студгородок.

1950-е годы – начало массовой жилой застройки Алексеевского, совершенно преобразившей всю эту местность.

Но как прежде, проходящие и проезжающие по шоссе мимо Алексеевского останавливают взгляд на церкви Тихвинской иконы Божией Матери, возвышающейся у дороги на холме.

В последнее время стал широко известен эпизод из истории Великой Отечественной войны, связанный с этой церковью и ее главной святыней – Тихвинской иконой Божией Матери.

Еще во время войны по Москве прошел робкий слух, что зимой 1941 года, когда немцы подошли к Москве, Сталин велел взять из храма чудотворную Тихвинскую икону Богоматери, с ней облетели на самолете вокруг города, и вскоре последовало первое успешное контрнаступление Красной Армии: немцев отогнали от столицы.

Долгое время это считали легендой, но теперь уже и в печати появились сообщения, что это действительный факт.

Под знаком Водолея

Фонтан «Дружба народов» на ВДНХ. Современная фотография

За Церковной горкой и церковью Тихвинской иконы Божией Матери проспект Мира отклоняется вправо, а влево от него отходит Останкинский проезд – дорога в Останкино и к Главному ботаническому саду Академии наук.

В конце 1990-х годов на этой части проспекта Мира от улицы Кибальчича и до улицы Галушкина была сооружена эстакада. Транспортное движение здесь стало двухуровневым: по проспекту и по эстакаде, кроме того, была устроена сложная система транспортных въездов и съездов. Это было сделано для ликвидации пробок и упорядочения транспортных потоков.

Все эти транспортные сооружения вошли в прямое противоречие с первоначальным градостроительным предназначением проспекта Мира и, грубо нарушив его, уничтожили градостроительную и планировочную структуру всего прилегающего района.

На Втором Всесоюзном съезде колхозников-ударников, состоявшемся 11–17 февраля 1935 года, было принято обращение делегатов к ЦК ВКП(б) и Совнаркому СССР с просьбой об организации в Москве в 1937 году Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, которая стала бы «всенародным смотром побед первого в мире социалистического земледелия, широким показом успехов колхозов, совхозов, МТС колхозных животноводческих ферм и достижений передовиков сельского хозяйства».

Россия имела давнюю традицию по устройству подобных промышленных и сельскохозяйственных выставок, знакомивших население с современным состоянием национального хозяйства, промышленности, земледелия и служивших замечательной школой обмена опытом. Тут прежде всего следует вспомнить легендарную Политехническую выставку 1872 года, выстроившую свои многочисленные павильоны в Кремле и вокруг него – в Александровском саду и на Кремлевской набережной. Эта выставка положила начало широкому народному политехническому просвещению и образованию. В частности, на ее экспонатах был создан в Москве Политехнический музей. Для многих, в том числе и для делегатов съезда колхозников-ударников, была еще памятна Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка 1923 года, построенная на пустырях возле Крымского моста (сейчас территория Центрального парка культуры и отдыха имени А.М. Горького), на которой участники и посетители демонстрировали и видели не столько успехи сегодняшнего дня, сколько возможности будущего развития народного хозяйства.

Практическая польза подобных выставок была очевидна для общества, на районном и губернском уровне их устраивало до революции земство, после революции – хозяйственные отделы партийных и советских органов.

ЦК ВКП(б) и Совнарком откликнулись на просьбу колхозников-ударников. Под Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, название которой, по существующему тогда обыкновению, получило широкое распространение в форме аббревиатуры ВСХВ, была отведена территория в 150 гектаров у Ярославского шоссе на части угодий села Алексеевского и «бросовых землях». Для зоны отдыха отводилась часть Останкинского лесопарка.

В ряде публикаций 1937–1939 годов говорится, что выставка «размещается на территории близ села Пушкинского». Никакой другой территории под выставку, кроме Алексеевского и Останкина, не предполагалось, и этот адрес был следствием канцелярской ошибки. При подготовке «празднования столетнего юбилея со дня смерти» А.С. Пушкина в его память в Москве были переименованы улица большая Дмитровка в Пушкинскую улицу, набережная Нескучного сада в Пушкинскую набережную. Кроме того, была переименована в Пушкино усадьба Вяземских Остафьево, где бывал Пушкин. Машинистка, перепечатывавшая проект решения о переименованиях, допустила ошибку: вместо неизвестного ей названия Остафьево напечатала известное – Останкино. В таком виде решение было подписано начальством и поступило в различные организации, в том числе в Управление строительства выставки. Поэтому в некоторых документах Останкино называется Пушкинским. Но в большинстве организаций переименование проигнорировали, как вообще проигнорировали его москвичи, и этот анекдотический факт остался только в памяти специалистов по топонимике Москвы.

Съезд колхозников-ударников в Московском Кремле запечатлен на известной, много раз репродуцированной картине П.В. Васильева «Товарищ Сталин в президиуме съезда колхозников-ударников».

В 1935 году был создан Главный выставочный комитет и начались работы по проектированию Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Сразу выяснилось, что проектирование не может ограничиться лишь территорией выставки, так как выставка по своему статусу приобретала градообразующее значение для довольно значительной территории города.

Первая Мещанская улица и часть Ярославского шоссе должны были стать парадной дорогой – подъездом к выставке. Это определило характер их будущей застройки. Журналистские репортажи о них теперь печатались под общим заголовком – «Дорога на выставку». «Трудящиеся, которые съедутся со всех концов страны, – писал тогда известный москвовед П.В. Сытин в «Вечерней Москве», – прежде чем попасть на территорию выставки, проделают путь по расширенной и реконструированной 1-й Мещанской улице, по широкому Крестовскому путепроводу, по Ярославскому шоссе, которое уже застраивается красивыми многоэтажными домами».

На конкурс проекта планировки территории сельскохозяйственной выставки поступило более десяти проектов. Среди них – проекты известных архитекторов Г.Б. Бархина, В.К. Олтаржевского, С.Е. Чернышева, коллективов ряда архитектурных мастерских Моссовета, бригад аспирантов Всесоюзной академии архитектуры.

Перед проектантами Главным выставочным комитетом были поставлены принципиальные архитектурные и планировочные задачи: структура самой территории выставки, увязка с Останкинским парком, размещение собственно выставочных помещений и подсобных строений, зон отдыха, предприятий торговли, транспортных связей, а также художественно-архитектурного образа построек. Одной из важнейших архитектурно-планировочных проблем было оформление главного въезда на выставку, находившуюся в 300 метрах от Ярославского шоссе.

Среди проектов, поданных на конкурс, предпочтение получил проект В.К. Олтаржевского.

Вячеслав Константинович Олтаржевский – опытный архитектор старшего поколения, выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества, еще до революции он много строил в Москве. Среди его работ – Киевский вокзал (совместно с И.И. Рербергом), дом Северного страхового общества на Ильинке (с ним же), ряд доходных домов, главное же – он уже имел опыт по устройству выставочного комплекса, так как участвовал в создании Сельскохозяйственной выставки 1923 года и занимал должность заместителя ее главного архитектора. В 1924 году Олтаржевский был направлен в Америку для изучения строительства небоскребов и поступил на работу в крупную строительную фирму в Нью-Йорке. Там он специализировался на проектировании и строительстве высотных гостиниц. За свои работы он был принят в Американскую и Международную ассоциации архитекторов и получил международный диплом. В 1935 году Олтаржевский вернулся в СССР.

В проекте Олтаржевского был разработан четкий план структуры Выставки: Главный вход и подъезд к нему со стороны Ярославского шоссе, Главный павильон, площади и аллеи, на которых концентрировались выставочные павильоны, зоны отдыха. Эту структуру в общем сохраняет сегодняшний ВВЦ – Всероссийский выставочный центр, как стала называться выставка с 1992 года.

В 1936 году на территории выставки начались строительные работы, которые требовалось завершить к лету 1937-го года – намеченному сроку открытия выставки.

Но в процессе работы и детальных разработок плана стало ясно, что такой объем работ, какой предполагает проект, не может быть осуществлен к намеченному сроку. Кроме того, изменился статус ВСХВ. Если сначала, по замыслу организаторов, предполагалось, что она будет однократным мероприятием, с легкими павильонами, рассчитанными на один сезон, то в руководстве склонялись к тому, что Выставка должна стать постоянной, ежегодной. Это внесло дополнительные требования к ее строительству, его объемам и качеству.

Ввиду значительного увеличения необходимых работ срок открытия Выставки был перенесен сначала на 1938 год, затем на 1939-й.

В.К. Олтаржевский. Фотография

В 1938 году был неожиданно арестован В.К. Олтаржевский.

О причинах его ареста и водворения в Лубянскую тюрьму ходили разные слухи.

По одному его обвинили в том, что главную площадь Выставки, на которой должна была стоять величественная статуя Сталина, он спланировал так, что в ее очертаниях вырисовывался православный крест.

В те времена поиск подобных провокационных изображений был весьма распространен. Так, на этикетке спичечного коробка с рисунком горящей спички в ее пламени при повороте рисунка вверх ногами, видели профиль Троцкого.

Другой слух связывал арест Олтаржевского с чьей-то неудачной шуткой, в которой его имя противопоставлялось имени Л.М. Кагановича, возглавлявшего строительство метро. Шутка такова: «Если Олтаржевский на земле строит рай для всех народов, то что строит под землей Каганович?» Ответ легко угадывался: «ад». В это время Каганович входил в Госкомиссию но наблюдению за строительством ВСХВ, и намекали, что об этой шутке ему донесли осведомители.

Товарищ Олтаржевского по заключению Л.Е. Райкин сообщает еще одну версию случившегося:

«Поговаривали, что строительство выставки, подходящее к концу, посетил Сталин, которому не понравились легкие, типично выставочные павильоны, в архитектуре которых не доставало монументальности, пышности и помпезности. Павильоны снесли, а руководителей строительства посадили, придравшись к случившемуся пожару».

После ареста Олтаржевского ВСХВ продолжали строить по его проекту, только сняли с проекта его имя.

Олтаржевский попал в Воркуто-Печерский исправительно-трудовой лагерь НКВД СССР, в строившийся тогда шахтерский город Воркуту, и назначен в проектное бюро Воркутстроя, которое занималось проектированием поселков при шахтах. По его проекту были построены наземные сооружения шахты № 1 «Капитальной», Шахтокомбинат, ряд жилых зданий, ему удалось создать коттедж в скандинавском стиле с черепичной крышей, в котором поселилось лагерное начальство. К последним годам отбывания срока он, заключенный, был назначен Главным архитектором Воркуты.

Олтаржевский пробыл в заключении до 1943 года. Об истории его освобождения также рассказывает его солагерник Л.Е. Райкин: «Будучи оторванным от «Большой земли», он не переставал интересоваться всем, что делается в большой архитектуре. В то время был обнародован окончательный проект Дворца Советов в Москве, который должен был быть построен на месте теперешнего плавательного бассейна, Олтаржевский тщательно изучил архитектурное решение Дворца по публикациями журнале, составил основательную квалифицированную рецензию и отправил в Москву на имя Сталина. Неизвестно, подействовало ли это, но в 1943 году Олтаржевского освободили и он вернулся в Москву».

Впоследствии при строительстве московских высотных зданий Олтаржевский стал главным консультантом, входил в авторский коллектив проектирования гостиницы «Украина», за что был удостоен Сталинской премии.

В 1938 году на сессии Верховного Совета СССР по докладу Н.С. Хрущева был принят «Закон о Всесоюзной сельскохозяйственной выставке», в котором определялись государственный статус выставки, принципы отбора экспонентов из числа передовых хозяйств, добившихся больших успехов, учреждались поощрительные награды как для хозяйства в целом, так и для отдельных наиболее отличившихся его членов: занесение участников в Книгу Почета выставки, награждение медалями, дипломами, премиями.

Проект планировки ВДНХ

Весной 1939 года на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке завершились работы по строительству павильонов и благоустройству территории. Выставочный комплекс обрел тот зримый целостный и выразительный образ, который видел в своем воображении Олтаржевский: тот «Земной рай» с широкими аллеями, просторными площадями, обширными цветниками, садами, светлыми разнообразными павильонами, украшенными скульптурами и росписями, с изобилием земных плодов, представленных в выставочных павильонах и отягощающих ветви посаженных возле них плодовых деревьев, со стадами тучной домашней скотины в просторных вольерах и с бесконечными рядами магазинов, киосков, лотков со всяческой снедью, предлагаемой посетителю…

Заключительным штрихом строительства стала установка на высоком пьедестале в начале аллеи, ведущей от Ярославского шоссе к главному входу выставки, грандиозной и экспрессивной скульптуры В.И. Мухиной «Рабочий и колхозница», привезенной с Парижской выставки, где она обрела всемирную славу. Здесь, на входе на выставку, она выразила ее главную идею: героику, радость и победу труда.

В статье, посвященной открытию Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, архитектор Ю. Александер в журнале «Строительство Москвы» писал: «Всесоюзная сельскохозяйственная выставка начинается знаменитой скульптурной группой работы В.И. Мухиной, венчавшей советский павильон на международной выставке в Париже.

Это выдающееся произведение, хорошо известнее по изображениям и описаниям, стало теперь доступным непосредственному обозрению москвичей и приезжих на выставку экскурсантов. Как нельзя лучше ориентирует оно направляющихся по Ярославскому шоссе на выставку и подчеркивает исключительное значение ВСХВ».

Сохранились рассказы о том, что перед открытием Выставки ее посетил Сталин.

1 августа 1939 года состоялось торжественное открытие Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. В этот же день вечерние газеты поместили информацию: «Сегодня в 2 часа 45 минут тов. Ворошилов по поручению ЦК ВКП(б) и СНК СССР открыл Всесоюзную сельскохозяйственную выставку 1939 года. Под звуки Интернационала над главным павильоном, над площадью Колхозов, вблизи скульптуры любимого вождя народов товарища Сталина поднялся алый стяг… ВСХВ-1939 начала свою нормальную работу».

Открытие Выставки стало не только московским, но всесоюзным событием. Многие тысячи посетителей и участников, собравшихся из разных республик, краев и областей, ежедневно наполняли ее павильоны, сады, кинотеатры, ходили, смотрели, знакомились, вступали в разговоры. В выставочных магазинах можно было купить фрукты, которые в больших корзинах и просто навалом красовались в экспозициях.

На Выставке как-то сразу установилась праздничная (и тогда и потом многие газетчики называли ВСХВ праздником), человечная и доброжелательная атмосфера, влиянию которой становились подвластны и ее служащие, и ее посетители, как только они переступали линию Главного входа.

Именно эту атмосферу удалось передать создателям фильма «Свинарка и пастух» – автору сценария, слов звучащих в фильме песен Виктору Гусеву, композитору Тихону Хренникову, режиссеру Ивану Пырьеву, артистам, исполнившим главные роли – Марине Ладыниной, Николаю Крючкову, Владимиру Зельдину, исполнителям эпизодических ролей. Видимо, они тоже оказались во власти праздника.

«Свинарку и пастуха» начали снимать в мирное время, а завершили после начала войны. «Мы начали снимать в Кабардино-Балкарии, когда узнали, что началась Великая Отечественная война, – вспоминает Владимир Зельдин. – Режиссер фильма Иван Пырьев решил, что теперь вряд ли кто позволит снять финальные сцены на ВСХВ. Мы начали стоить декорации выставки в Минеральных Водах. Но тут наряду с первыми военными приказами Сталин подписал особый, касающийся нашей съемочной группы. Иосиф Виссарионович распорядился снимать финальные сцены на территории ВСХВ в Москве. Работали мы в перерывах между бомбежками фашистских бомбардировщиков. Прятались в укрытие, а после налета опять начинали снимать».

«Свинарка и пастух». Кадр из фильма

Фильм вышел на экраны Москвы в ноябре 1941 года. Немцы стояли в нескольких десятках километров от столицы, Москва находилась на осадном положении, в залах кинотеатров большинство зрителей составляли солдаты, а фильм был про их мирную жизнь, на которую посягнули фашисты, и звучала песня о Москве, которую они должны защитить от врага.

 
И в какой стороне я ни буду,
По какой ни пройду я траве,
Друга я никогда не забуду,
Если с ним подружился в Москве.
 

Всесоюзная сельскохозяйственная выставка вполне могла бы стать очередным, каких в те времена проводили немало, казенным официальным отчетом начальников отрасли о своих достижениях, с докладами, состоящими из пустословия и лозунгов, со стендами, заполненными графиками и диаграммами, с громко зачитанными по бумажке рапортами, с почетными грамотами и другими наградами. ВСХВ могла бы стать такой, но не стала. Почему? Думается, потому что ее основу составляли не доклады и рапорты, а сами результаты, плоды труда земледельцев и животноводов. Например, о росте свиноводства свидетельствовали не графики, а добродушно хрюкающая огромная свиноматка с припавшими к ее сосцам многочисленным поросятами, ее вольер всегда был плотно окружен взрослыми и восхищенными детьми. Смотрели, обсуждали, ведь все мы происходим от земледельцев, и перед экспонатами – и земледелия и животноводства – снопами пшеницы, горой яблок, апельсинов, лозой винограда с гроздьями, лошадей в стойлах, хлопотливых кур с пищащими выводками – пробуждалась генетическая память, и так радостна была встреча с этим своим, казалось бы, забытым, но тут воскресшим корневым прошлым.

Один из тогдашних журналистов в статье о Выставке очень верно сказал: «Это не только выставка сельского хозяйства. Это архитектурная демонстрация эпохи торжества социализма перед взором народного героя, народа-созидателя. Величественно и гордо стоят павильоны союзных республик, скрывая внутри целый мир, новый и прекрасный…»

Выставка сразу приобрела в Москве большую любовь и популярность, она стала в тот же год, пожалуй, самым посещаемым и москвичами, и приезжими местом.

В сезон 1940 года приток посетителей на ВСХВ еще более увеличился.

В 1941 году ВСХВ работала всего один месяц и в начале войны была закрыта.

Во время войны ВСХВ не функционировала как выставка, но ее павильоны и другие помещения поддерживались в хорошем состоянии, на участках культурных кустарниковых и древесных посадок осуществлялись необходимые сезонные работы. Для окрестных жителей она служила парком. В справочниках и путеводителях по Москве в первые послевоенные годы Выставка имела название «Территория ВСХВ».

В конце 940-х годов в ЦК КПСС был поднят вопрос о возобновлении деятельности Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Теперь она была призвана отобразить успехи послевоенного сельского хозяйства страны, не только восстановившего довоенный уровень, но и превзошедшего его. Если главной идеей выставки 1939 года была демонстрация достигнутых результатов, то новая выставка должна была показать мощное движение вперед благодаря осуществляемым в СССР преобразованиям: электрификации и механизации, мелиорации и строительству каналов, гидроэлектростанций, развитию всех отраслей сельского хозяйства – земледелия, животноводства, хлопководства, шелководства и других.