Электронная библиотека » Владимир Нагда » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Гамак из паутины"


  • Текст добавлен: 19 октября 2015, 02:08


Автор книги: Владимир Нагда


Жанр: Ужасы и Мистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 6

Жоржик вышел в соседнюю комнату. Через окно, на всю длину стены и высотой до потолка, был виден небольшой, но уютный сад.

Открыв дверь, Жоржик по деревянным ступеням спустился к небольшому бассейну, бордюр которого был выложен светло-серыми камнями – в меру угловатыми и плотно друг к другу подогнанными.

Вода, некоторым образом поднявшись на высоту – где-то… не ниже роста взрослого человека – прозрачно искрилась на солнце и, переливаясь всеми цветами радуги, с вершины каменной горки падала вниз. Разойдясь широкой полосой по среднему с углублением карнизу, вода не спеша скатывалась к плоским нижним камням, где, рассеиваясь на мельчайшие капли, оправлялась дальше к зеркальной глади маленького бассейна.

День близился к вечеру. Солнце постаралось нагреть вокруг всё, что только можно нагреть за день: и камни бассейна, и жёлтый песок на дорожках – словом, постаралось до такой степени, что было видно как тёплый воздух, медленно преломляясь и поднимаясь вверх, на свой вкус изменял контуры кустов и деревьев.

Став на колено, Жоржик зачерпнул пригоршню воды, поднял руки и развёл ладони. Какая-то часть влаги устремилась обратно в бассейн, большая – потекла по запястьям к локтям, а что осталось – замочила подмышки. Жоржик пискнул, поёжился и мокрыми ладонями легонько похлопал по щёкам. Вытирать капли он не стал, так приятнее.

Жоржик поднялся, отряхнул прилипший к джинсам песок и направился в глубину сада. Песчаная на совесть утрамбованная дорожка не позволяла оставлять на себе следы – да если таковые и могли остаться, то лишь при очень большом желании и усердии. Через несколько шагов дорожка поворачивала, где, закрывшись от солнечного света листьями деревьев, терялась в густых зарослях. Можно было пойти напрямик, но Жоржик не решился идти неизвестно как: прорываться сквозь кусты, отбиваться от низко нависших веток – где с яблоками, а где и со спелыми грушами; почему и проследовал именно в том направлении, которое указывала дорожка.

Впереди появилась преграда – высокий забор. Если бы Жоржику очень даже захотелось рассмотреть что-либо по другую его сторону, то для этого у него не было никакой возможности. Забор был сделан из металлической сетки, ячейки которой, как сроднившись, до самого верха переплетались с листьями, колючками и гроздьями бутонов дикой розы. Вряд ли что из этой затеи могло выйти – нигде не перепрыгнуть и не перелезть.

Рука, без малейшего на то намёка и указаний, решилась проверить на прочность возникшую преграду; не привычные к подобному обращению шипы, тут же объяснили исследователю, для какой цели они предназначены и чему были обучены.

Жоржик отдёрнул руку.

«Ну и ладно, – подумал он, – здесь обязательно найдётся что-нибудь занятнее забора».

Отвернувшись, Жоржик поднял голову и посмотрел вверх.

Кроны деревьев были густыми и высокими. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь сплетение ветвей, листьев – и только малая часть его могла добраться до кустов малины, смородины и неприхотливого крыжовника. Всё вокруг казалось таинственным, необычным.

«Ух, ты!» – удивился и обрадовался Жоржик. Ему казалось, что над головой раскинулся шатёр. Он поднял руки и усилил картину восклицанием: «Парад-алле! Цирк под зелёным куполом! Впервые на арене…»

Развить идею ему не дала огромная переспевшая груша. Она пролетела в сантиметре от его носа и, чавкнув, шлёпнулась рядом с сандалиями. Жоржик прищурился и снова посмотрел наверх. Оказалось, что посмотрел он вовремя: ещё одна груша, гораздо больше первой, пикировала прямо на него.

Заходя на цель, она пикировала довольно-таки расчётливо, решив – и кто бы сомневался! – окончательно перечеркнуть нудное висячее прошлое одним искромётным сочным шмяком.

Жоржик успел отпрыгнуть в сторону, почему и не дал перезревшему камикадзе самым нечестным образом увековечить в истории собственное имя.

– Кто это там кидается?! – возмущению не было предела. – Что, делать больше нечего?

Ответа не последовало. Никто в столь откровенно неблаговидном поступке признаваться не хотел, хотя этот «никто» там точно был, и Жоржик его почти видел.

Какая-то прозрачная или призрачная фигура сидела на самой верхушке дерева и трясла ветку с поспевшими плодами, надеясь, видимо, добиться желаемого результата, то есть непременно попасть в Жоржика. Может, кому-то и интересно, но Жоржика такая перспектива не устраивала. Не дожидаясь следующей атаки, он втянул голову в плечи и, так и не успев рассмотреть нападавшего, резвым аллюром помчался к дому. С первых же метров бегства стало понятно: если бежать не по дорожке, а напролом, то без ссадин и шишек не обойтись – совершенно явное обстоятельство. Но сейчас Жоржику было не до мелочей.

Ни водная преграда – в лице бассейна, ни горные склоны – в лице ступенек не стали для него сколько-нибудь достойным препятствием, а мокрые сандалии и ушибленное колено – так это не считается.

Лишь оказавшись под прикрытием стеклянной двери, которая, в знак солидарности грозно проскрипев, преградила дорогу возможным преследователям, Жоржик перевёл дыхание и осмелился оглянуться назад. Посмотрев на сад, на дорожку, где никто так и не появился, он успокоился. Погони не было. Уже хорошо…

В дверном замке оказался ключ. Жоржик быстро его провернул. Подёргав за ручку, он убедился, что снаружи дверь не откроешь. Но для большей безопасности Жоржик ретировался в соседнее помещение.

Глава 7

Большая, тремя окнами в сад, комната не претендовала на современность интерьера.

В ясную погоду, когда небо не затягивалось пеленою облаков, солнце, выбрав подходящий момент, через большие окна с интересом заглядывало в комнату. На первый взгляд окна могли показаться старомодными и не из настоящего времени. Верхние половины рам выделялись затейливо собранными в единое целое кусочками разноцветных стекляшек, что очень походило на ляпы смешливого художника, которому «помахать» кистью – одно удовольствие. Под стать им были и широкие подоконники, сохранявшие под лаком природную структуру дерева и по краю затейливую резьбу.

Проследив за следом резца мастера, корпевшего когда-то над обычным куском дерева, можно, заглядевшись, забыть о времени и месте, где довелось оказаться случайному свидетелю…

Проникая сквозь густо сплетённые кроны деревьев, затем и через оконные стёкла, как из озорства испачкавшись в палитре, солнечные лучи цветными пятнами перепрыгивали друг через друга – то сбиваясь в одно большое расплывчатое пятно, то рассыпаясь, кто куда.

У каждого было своё занятие: одни пересчитывали замки комода, другие просто скользили по его матовой поверхности. Кто-то – из этих же непосед – никак не мог нарадоваться большому дивану, без устали перепрыгивая с одной его стороны на другую. Как бы случайно, что, безусловно, доставляло им превеликое удовольствие, хихикающие лучики успевали расцветить на стене картину Леонардо да Винчи и самое на этом полотне главное – грустную улыбку «Дамы с горностаем». Правда, это была лишь копия, но как того и требуют определённые правила, картина отличалась от оригинала размерами. Заносчиво контрастируя с тёмными тонами холста, обрамлением его горделиво выступал золочёный с чернением багет – неизвестно кем, но довольно искусно выполненный.


Эпоха Ренессанса, где никогда уже не быть, стены средневекового города, дома с окнами-бойницами и скучающая в них темнота комнат, окутанные тайной тех событий – эпохи путешествий, неожиданных открытий, страданий, бегства от двора, который прошлые заслуги забыть успел, пресытившись…

По-разному можно воспринимать время и обстоятельства, в плену которых жизнь неумолимо продолжалась.

Казалось, молодая женщина была чем-то недовольна; казалось, что мир нисколько ей не интересен – и только по этой причине демонстративно отвела она взгляд свой в сторону. Заботливо удерживая от излишней прыти серебристого горностая, Дама воспринимала окружающий мир не более, как в отведённых ей судьбою рамках, которые, навсегда оградив рисованный мир художника от «жестокой» реальности, позволяли довольствоваться лишь малым – созерцать и быть судьбе покорной.

А была она в том возрасте, когда весенний аромат цветущих деревьев и брачное щебетание пернатых призывно щекотали не застывшие ещё чувства и бессовестно тормошили кладовые тайных устремлений. Именно весной у женщин – ну, как-то вдруг, совсем нежданно и без всякого на то, казалось бы, повода – наступал период воздыханий, мечтаний и стенаний. Сердца, ранимые, развернув амурные крылышки, томно и загадочно порхали над зелёными лужайками, средь дубрав тенистых и в прохладе берегов реки пологих; а там и разноцветные букашки – всё ползают, куда ни зря, с травы росу отряхивая наземь. Все чем-то заняты.

Что делать в скуке и тоске, когда мужья – чья молодость в делах, заботах повседневных пролетела – забыв о почтенном возрасте и предательски подгибающихся коленях, добросовестно трудились над упрочением семейного благосостояния, надёжно спрятав подозрений семя в глубинах «исстрадавшейся души».

Как тяжелы они, тягучи, часы отсутствия, вдали.

Но вот напасть-то, какая: при встрече с каким-нибудь нахальным повесой – невыносимо юным и до неприличия прытким! – такой вот достопочтенный муж тотчас забывал о врождённом благородстве и вере в чью-либо добродетель. Добропорядочный синьор тут же заполнялся чувством подозрительности и к стыду, осознавая бессмысленность действий своих, проникался неодолимым желанием, бросив все дела, вернуться к семейному очагу. Просто так желал он вернуться – на всякий случай… и немедленно.

А в комнатах, хранящих тайну, недомолвок темноту, возможно ведь случиться как-нибудь всему? И что там стены, что надёжные у входа люди? Где ж верных слуг теперь найти?

Какой-то нудный «червячок» так и зудел, не умолкая, зудел и зудел, нашёптывая престарелому синьору гаденькие непристойности. В районе печени и желчного пузыря всё росло и росло, больно распирая трухлявые внутренности, ширилось и рвалось наружу тоскливое чувство обиды. И теперь никакая сила не могла остановить его и помешать в совершении недостойного поступка: не ко времени вернуться домой к юной затворнице, которая должна (бы!) безропотно и безысходно скучать о муже, истязая душу свою в покаянных молитвах и сокровенных мыслях о супружеской верности.

А как на всё это смотрела Дама, через какую призму? Неизвестно. Тот занавес опущен навсегда.


Горностай же никак не смотрел на перипетии людских отношений. К Даме он относился немного с иронией, но по-дружески снисходительно.

Больше всего на свете его волновала картина, что висела на противоположной стене. Кажется, Рембрандт написал? Горностай не в силах был отвести взгляда от этой красоты! Скрывая чувство досады, он любовался творением рук человеческих – любовался днём и ночью и… втайне завидовал.

Ещё бы! Ночь, улица средневекового города и – какое счастье! – целый отряд воинов.

Молодец, дружище Харменс!

А вот к Леонардо у серебристого зверька имелись, между прочим, некоторые претензии – по его твёрдому убеждению, вовсе не безосновательные и весьма существенные. Горностай был уверен, что для такого индивидуума как он, то есть милого, доброго, сильного и красивого – а в отдельных моментах и импозантного – больше подошёл бы какой-нибудь пейзаж с лесом и стайкой неугомонных сородичей.

Но главное, уважаемый Леонардо, – не объятия же, смешно подумать, женщины, пусть даже и очень привлекательной.


Правая стена также не пустовала. Над комодом, собранного из «красного» дерева, потемневшего от времени, в золочёной раме блистала скромным, но отнюдь не бедным одеянием Жозефина де Богарне.

Достоинство, с которым она когда-то позировала, недвусмысленно подчёркивало её принадлежность к кругам далеко не среднего сословия. Но стоит ли кому-то рассуждать: как долог или быстротечен век на вершине почитания, иль у подножия холодных плит в забвении застыть? У каждого человека есть своя мера времени; в любом случае (а тринадцать лет особого положения не могли пройти бесследно) – это целая эпоха.

Так и вины её в вынужденном уходе с императорского постамента не было никакой. Господь, видите ли, где-то недоработал. В суете небесных дел совершил он – скорее, что по недосмотру – одну ошибку: забыл осчастливить Жозефину и императора наследником. Проглядел, уж извините…

Жозефина в вопросы философические и жестокие за ненадобностью не вникала: во-первых, голова кругом пойдёт, а во-вторых… нет, лучше не связываться, все под Ним ходим, достаточно долго ходим и, если честно, недостаточно долго, как того хотелось бы.

Можно думать, что этот случай – довольно типичный, а в делах политики и государственных совсем не редкий – обязательно станет поводом для обид и презрительного отношения к окружающему миру. Но с Жозефиной этого не случилось.

Предавшись раздумьям, она не сразу обратила внимание на скрип двери, которая вела в сад и «вернулась» в настоящее лишь тогда, когда в комнату, оглядываясь, вошёл молодой человек – совсем ещё мальчик.

Комната наполнилась ожиданием чего-нибудь интересного. Не всякий день судьба одаривает новыми встречами и приятными знакомствами. А жить одними воспоминаниями – это совсем пустое, то есть дело это довольно утомительное и часто с крапинками досады. А тут…

Глава 8

Осмотревшись, Жоржик не нашёл ничего, что могло бы удержать его внимание. Разве… огромный комод, что стоял у противоположной стены. На выдвижных ящиках над замками было прикручено множество ручек, потемневших от времени – то ли медных, то ли бронзовых.

Жоржику всегда нравились различные потаённые места, где можно чего-нибудь спрятать, затем забыть, а потом случайно и неожиданно найти – и всё, что там пряталось, было кому-то и когда-то дорого, но теперь никому не нужно.

Оставляя от невысохших сандалий следы, он направился к комоду.

Верхние ящички никакого сопротивления не оказали, демонстрируя содержимое безбоязненно, добровольно. Альбомы с пожелтевшими фотографиями, аккуратно проложенные меж страниц папиросной бумагой, соседствовали с различных форм и размеров шкатулками. Колечки, рассыпанные бусинки, серёжки, запонки – словом всё, что имеет склонность прятаться, исчезать и теряться, можно было обнаружить именно здесь. И что примечательно, ни серёжек, ни запонок нельзя было обнаружить в естественном их виде, то есть в паре – за редким исключением. Их одиночество, да и сам момент расставания с близнецом могли поведать о каком-нибудь значительном событии.

Не обнаружив в верхней части комода ничего интересного, Жоржик приступил к исследованию самого большого нижнего ящика – с двумя ручками, но с одним замком. Предположив, что можно открыть, наконец-то! какую-нибудь «страшную» тайну, он присел на корточки и потянул ручки на себя.

Ящик немного подался. Приоткрывшись, он показал Жоржику тёмное нутро. Но как только Жоржик осмелился просунуть в мрачную глубину ладонь, ящик с треском задвинулся обратно, едва не прищемив зарвавшемуся исследователю пальцы! В тот же момент, потеряв все точки опоры, Жоржик навзничь растянулся на полу.

Немного полежав, он поднялся, тряхнул головой, потёр ушибленный копчик и с завидной настырностью решил повторить попытку.

Он и не догадывался, какие тучи над ним сгущались! Когда Жоржик снова приблизился к комоду, замок нижнего ящика громко щёлкнул – намекал, видимо, что готов к обороне.

У Жоржика округлились глаза! Однако он рискнул и подёргал за ручки.

Как это? Сам закрылся?

Но и это было ещё не всё. Словно по чьему-то приказу остальные замки и замочки (мелочь, а туда же) заскрипели, закряхтели и… сами собой защёлкнулись! Надо же, всё что могло сопротивляться именно это и делало – всё и вся сопротивлялось…

Пробормотав: «Не очень-то и хотелось…» Жоржик демонстративно отвернулся от комода.

Направившись в сторону столовой, он неосторожно заинтересовался большим диваном, который тихо и мирно стоял у стены.


Размеры дивана восхищали каждого, кто пожелал бы присесть, вальяжно развалиться и в истоме отдохнуть – в тишине и прохладе. Размеры, нисколько не жеманясь, напоминали об истинном его назначении; они достойны были и других пространств! Шесть ног – четыре спереди, а две под спинкой – как лапы львиные, надёжно упирались в пол и добросовестно удерживали диван в приличествующем ему положении. Дюжина стальных пружин, изо всех сил перекрученных, который десяток лет старалась никоим образом не навредить видавшей виды обивке. Проявляя чудеса долготерпения и изворотливости, пружины ревностно сохраняли необходимый объем и когда-то задуманные линии и форму. И что для «высшего света» крайне важно, они придавали дивану главное – аристократическую солидность.

Но была у дивана мечта – оставаться незамеченным. Тем более, он не видел никаких причин в какие-либо споры коммунального характера вмешиваться, и по причине далеко не молодого возраста эти его желания были вполне понятны.


Перед Жоржиком в данный момент находился не предмет антиквариата, но предмет чисто спортивного назначения.

Ноги сами занесли его на диван. Правда, за секунду до этого что-то подозрительно хрустнуло. Похоже, не повезло «венскому» стулу, который, частенько находя в лице стены надёжную опору, и теперь доверчиво прислонился к ней, полусонный. И стоял он, как назло, рядом с диваном.

Сначала несмело, а затем всё выше и выше выпрыгивал Жоржик; воинственные крики перемежались с обречённым стоном «застоявшихся» пружин. Когда Жоржик, подтянув колени к подбородку, рухнул на уже уставшие пружины – вот тогда-то и случилось нечто непредвиденное, неправильное…

Одна из пружин, не перенеся – да не в приличном обществе будет сказано – «хамских!» издевательств, взяла и, кажется, лопнула! Взвизгнув, страдалица немыслимым поворотом изогнулась и, нацелившись в мало защищённое и самое уязвимое место – и хватило же смелости! – с нескрываемой злостью и презрением острым концом завитушки вонзилась в обидчика.

Вопль боли, негодования и оскорблённого самолюбия пронзил степенную тишину старого особняка.

Диван огорчённо вздохнул. Ему было жаль мальчишку: ну, совсем несмышлёный сорванец, этакий.

Остальные пружины не очень-то и расстроились. Все они, как одна, тут же изъявили наитвердейшее желание немедленно повторить сей подвиг Предварительно, правда, оказалось необходимым провести коротенькую считалочку, перекличку – вроде того, кто следующий? Минут за пять, глядишь, и управились бы.

Одновременно, что для большего общественного резонанса представлялось наиболее важным, тотчас избранным чрезвычайным комитетом были выдвинуты лозунги: «Диваны – только для отдыха!» и «Слишком много они себе позволяют!» Но кто такие «они» – это уточнять не стали. И правильно, пусть оппозиция себе голову ломает, если делать ей больше нечего. Вот только где эту оппозицию взять?

Стали оглядываться. Кроме венского стула на эту роль никого больше не наблюдалось. Но стул безмятежно спал и никакой политической активности проявлять не собирался.

Глава 9

Дверь с треском распахнулась. Запустив в комнату господ Комковых, она в недоумении замерла. Паника, сопоставимая с истерикой, случилась неописуемой. Мадам-родительница, с первого шага не разобравшись в ситуации, умудрилась поднять возможности голосовых связок до самого, что ни на есть, предела – где-то, тона на два выше допустимого. А вот сам папаша, не удосужившись подумать о собственном реноме, разразился незатейливым речитативом – всё потому, как ноты ему никогда не давались. Речитатив этот, по сути и незатейливому выражению мысли, рассекретил перед оторопевшими хозяевами безграничные возможности человека в неустанном его совершенствовании.

Анна Ивановна словно окаменела. Высоко подняв брови, она прижала ладони к груди и почтительно перестала дышать. Да, таких «изворотов» она ещё не слышала! Павел Германович, оценив ситуацию, посмотрел на жену и… даже засомневался в её благонадёжности.

Перемена показалась разительной. «Надо же, – думала Анна Ивановна, – а ведь, мужчина из себя такой видный, вежливый, обходительный… очень, а шершавые слова знает… откуда-то?»

Изречения Комкова несколько грубовато коснулись дивана и – непонятно за что – комода, картин и всего дома в целом. Досталось даже хозяевам: а чего они тоже… мельтешат тут.

Милые добрые хозяева молча стояли у распахнутой настежь двери, растерянные, не зная, что и делать? Но всё когда-нибудь кончается. Комков, не переставая разбрасываться эпитетами, вырвал наконец-то из лап «озверевшей» пружины ненаглядное чадо.


«Серафима, за мной!» – приказал Комков, поставил Жоржика на пол и твёрдым шагом направился к выходу.

Сима, миловидная женщина, не «добравшая» до тридцати полных лет, растерянно оглядывалась вокруг. Хорошо знающий Симу человек мог прийти в изумление, увидев сейчас её глаза, которые отчего-то были полны слёз, готовых выплеснуться. Сима смотрела на окружающий мир с каким-то недоумением – смотрела так, будто видела всё впервые или… когда-то очень давно, ещё в детстве.

Столь быстрая и необъяснимая перемена, странным образом изменившая её облик, озадачила и Жоржика. Он не мог понять: хорошо это или плохо.

Глубоко вздохнув, Сима покачала головой. И сделала она это так, точно отгоняла от себя назойливые противно мелькающие мысли.

Оставив без внимания слова мужа, она подошла к сыну.

– Ну-ка, снимай штаны! – не терпящим возражений тоном потребовала она. – Увечья твои осматривать будем.

– Ну, мам? – оглядываясь на окружающих, запротестовал Жоржик. Но, не рискуя быть раздетым насильно, да и не заметив должного сочувствия, он нехотя подчинился.

– И это всё? – глядя на царапину, поинтересовалась Сима.

– Да, кажется… вроде бы… – пытаясь через плечо осмотреть ранение, ответил Жоржик.

В этот момент от входной двери, уже распахнутой, раздался голос отца, мужа: «В больницу его… немедленно!»

– Зелёнкой обойдёмся, – присев на диван и помогая десятилетнему сорванцу заправить рубашку, твёрдо сказала Сима. Уже улыбаясь, она спросила у сына:

– И что же ты, притвора, так кричал?

– Не знаю. Испугался, наверное, – смущённо ответил Жоржик.

Комков топтался в прихожей. Одно только его присутствие, утомляя пространство, создавало неуместные колебания воздушных масс, а неудобоваримые реплики и нудное бормотание делали эти массы совершенно непригодными для дыхания.

Приведя одежду сына в надлежащий вид, Сима снисходительно – вот чего раньше за ней совсем не наблюдалось – посмотрела на мужа, который, заложа руки за спину, всё ещё затаптывал ковровые половики. Смерив пристальным взглядом его фигуру, Сима поднялась, сжала маленькую ладонь Жоржика и повернулась к хозяевам.

– Извините, но нам и в самом деле пора. Если позволите, мы в другой раз к вам заглянем.

Старики неуверенно, но в знак согласия – а иначе никак нельзя и воспитание не позволяло – вразнобой закивали.

Семейство Комковых удалилось.

Однако главный Комков, удаляясь, успел пообещать, что никогда больше «паршивый» порог этого дома не увидит… А вот чего такого в обозримом будущем не сможет увидеть удивлённый порог никто так и не успел расслышать – вопиющая несправедливость: кто-кто, а уж он-то и вовсе не при делах Входная дверь захлопнулась, надёжно оградив слух провожающих от вредного влияния забористого фольклора.


Анна Ивановна и Павел Германович не сразу пришли в себя.

Они почти успокоились, когда в довершение бед и волнений за их спинами в пустой комнате – конечно же, пустой? – прошло какое-то неясное волнение. Что-то очень похожее на бравурный марш возникало, слышалось из наступающей темноты. Искренняя неподдельная радость исходила от тихих, но уверенных звуков.

Инцидент с пружиной отошёл на второй план.

– Вы слышали, Пал Германович? – повернувшись к мужу, прошептала Анна Ивановна. Не мешкая, она заняла самую безопасную позицию, которая по старой привычке всегда оказывалась за спиной супруга.

Пал Германович медленно – да что же это сегодня происходит? – повернул голову и попытался рассмотреть что-либо в темноте комнаты, из которой явно доносились невозможные звуки: и музыка, и женский смех и, что казалось совсем уж непонятным, воинствующие кличи – под звон металла и грохот барабана.

– Тебе послышалось, Аннушка, – заверил Павел Германович, но тут же напомнил о молодых и шумных соседях, с недавнего времени проживавших на другой стороне улицы.

Говоря это, Павел Германович, странное дело, улыбался. Возможно, он вспомнил что-то весёлое – о чём никому не стал бы рассказывать.

Анна Ивановна внимательно, но с некоторым подозрением смотрела мужу прямо в глаза. Вот только подозрения не оправдались: глаза мужа оставались честными и правдивыми.

«Ну-ну…» – подумала Анна Ивановна. Нахмурив брови, она оставила некогда надёжное «укрытие» и решительным шагом направилась в расшумевшуюся комнату. При этом Анна Ивановна через плечо и с лёгким укором посмотрела на супруга. Тихо, как бы чего не вспугнуть и чему-то не навредить, она заметила:

– Ничего, Паша, мне не послышалось. А соседи, Павел Германович, здесь не причём… вовсе не при чём, – и, нащупав выключатель, добавила: – Я ещё… ещё сама в состоянии разобраться…

Свет без долгих уговоров и лишней суеты из матовых плафонов люстры разошёлся по потолку, опустился по стенам и вернул предметам, потерявшим в сумерках дневные очертания, те линии и формы, которым недавно так радовались солнечные лучи.

Анна Ивановна осмотрела все подозрительные уголки. Не оставила она без внимания и узкие пространства между стеной и картинами. Затем Анна Ивановна, присев к полу, заглянула и под диван. Но, так и не обнаружив признаков постороннего присутствия, она поднялась и подошла к комоду. Попытавшись открыть один из ящиков, Анна Ивановна лишний раз могла удостовериться в надёжности старинных запоров. Однако же, Анна Ивановна так и не смогла, как ни пыталась, припомнить: и когда это она их замкнула – зачем и почему? Очень странно.

Анна Ивановна посмотрела на мужа.

– Паша, а ты не знаешь, где ключи от комода?

– Не знаю, – сказал Павел Германович, – но догадываюсь.

– Так, где же они? – в прозвучавшем вопросе уже чувствовалось нетерпение.

– В последний раз я видел их в верхнем левом ящичке.

– Но… ведь он закрыт, ящик этот?! – удивилась Анна Ивановна.

Тут она в доказательство своих слов ещё и подёргала за ручку упрямого ящичка, где непостижимым образом оказались запертыми сами же ключи.

– Оставь, Аннушка, – мягко посоветовал жене Павел Германович, – найдутся твои ключи, обязательно найдутся – это я тебе обещаю.

– Ну, хорошо, – вдруг согласилась Анна Ивановна. – Вот только на веранду загляну.

Она прошла через комнату, не переступая порог, наклонилась и осмотрела слабо освещённую веранду. Ничего подозрительного не заметив, Анна Ивановна осторожно – мало ли что – прикрыла дверь и вернулась к супругу. Став напротив, Анна Ивановна растерянно пожала плечами и виновато улыбнулась.

– Никого… – сказала она.

– Вот и прекрасно. Я же говорил, не стоит беспокоиться. Пойдём, Аннушка, пора ужинать.

Говоря это, Пал Германович легонько подталкивал жену в направлении столовой. Анна Ивановна, теперь успокоившись, безропотно подчинилась его настойчивым указаниям. Но перед тем как окончательно покинуть помещение, Павел Германович выключил свет и незаметно от супруги зачем-то погрозил пальцем в темноту комнаты.

– Нашли время. Да, вы тумбочку не обижайте.

Может быть, последние слова и не имели особого значения, но у Павла Германовича, очевидно, были на то свои причины.


А в жизни тумбочки на днях произошло счастливое событие – её купили!

Но до этого купили то, для чего предназначалась тумбочка.

Анна Ивановна, оказавшись по хозяйственным делам на «зелёном» рынке, купила к столу раннего салата, кое-какой приправы, парниковой редиски, а ко всему прочему и сметаны – домашней, конечно.

Когда, управившись с покупками, Анна Ивановна проходила по цветочному ряду, взгляд её остановился на небольшом глиняном горшочке, посередине которого к белому свету тянулся совсем ещё юный зелёный росточек. Горшочков таких у продавца было немалое количество, но почему-то Анне Иванове стало жаль именно этот: наверное, потому, что стоял он с самого краю и в полном одиночестве.

Заметив на лице пожилой женщины выражение грусти, продавец прямо-таки «вцепился» в покупательницу. Как он уверял: этот самый росточек – года через два, уж точно – станет почти деревом. И тогда на его веточках – ну, где-то к осени – обязательно появится много ярко-жёлтых лимончиков. А если она почему-либо не купит это чудо природы, то оно, чудо, при его стеснённых жилищных условиях и катастрофического дефицита времени обязательно зачахнет. И вся вина за случившееся целиком ляжет на плечи несознательной гражданки!

Анна Ивановна не захотела брать на душу тяжкий грех. Осознавая всю несправедливость мироздания, она решила ответственность за судьбу едва проклюнувшегося росточка взять на себя – в чём продавцу, начинавшему терять терпение и учтивость, неосторожно призналась. Продавец размазал по щеке набежавшую слезу и в порыве благодарности потребовал с сердобольного покупателя некую сумму, какую приличный и воспитанный человек от пожилой женщины никогда бы не потребовал.


Павел Германович, обнаружив приобретение супруги, решил, что нет смысла ставить горшок с растением на старую мебель. А совсем уж ветхая этажерка, скромно приютившаяся в углу прихожей, должного оптимизма не внушала, почему и доверять ей судьбу неокрепшей веточки представлялось крайне неразумным. Да и солнечного света в прихожей для продолжения лимонного рода было недостаточно. На веранде – самое ему место.

Дабы мебель старинную не портить, купил Павел Германович в ближайшем магазине «набор» блистающих на свету досок, представлявшие собой некое подобие мебельного творчества.

Из бумажки, сопровождавшей это изделие, грамотному человеку можно было узнать, что оно, изделие и впрямь называется тем именем, которое там прописано. Но что подвигло изобретателей данной конструкции обозвать её именем превосходным, то есть «столом для размещения многофункциональных систем», в бумажке той не разглашалось. Видимо подразумевалось, что это и есть образец совершенства и стоит именно тех денег, о которых в бумажке шла речь.

Павел Германович, не вникая в торговые ухищрения, расплатился и, принципиально не замечая взбешённых глаз продавца, попросил отправить «тумбочку!» по адресу…


Так и простояла бы тумбочка под глиняным горшком до дряхлых лет, когда б в гостиной уважительных размеров люстра не лишилась вдруг одной из пяти лампочек, которые время от времени умудрялись – по старости или из присущей им вредности – портить людям настроение. Что интересно, но столь некорректное поведение лампочек – взять, да и не вовремя преставиться – в их среде не являлось признаком дурного тона.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации