Текст книги "Обязан побеждать"

Глава 19

Как ни измотан был Константин Белухин, а обоюдные ласки, а потом глубокий сон быстро сняли усталость в молодом и крепком теле, но подспудная опасность будущей и скорой облавы не позволила долго отдыхать. Взрыв большой силы сделан его руками и руками бойцов. Теперь надо ждать ответный мощный взрыв, готовиться, чтобы не лопнули ушные перепонки. С восходом солнца командир был на ногах. Прежде всего он убедился, что часовые Иван и дед Евграф чутко сторожили отдых бойцов, потом, быстро приведя себя в порядок, умылся у родника, задумался. Как поступить дальше? Когда ждать облаву, кого выставить в караул? Немцы, не найдя диверсантов в стороне северной ветки, поведут поиск сюда, тем более они обнаружили очаг сопротивления и рано или поздно выйдут с собаками к лагерю. Можно, конечно, успеть сделать слева и справа «музыкальной линии» что-то наподобие дотов из заготовленных брёвен и, заманив врага под удар гранат, дать хороший бой. Взвод уничтожить можно, но наученный горьким опытом, противник бросит более крупные силы, чем прежде. Осмотрится, обойдёт огневые точки и ударит с тыла, забросает гранатами.

«А мы ждать этого момента не будем, отобьём первую атаку и отойдём, если потребует обстановка. Словом, надо готовиться», – решил командир.

Лейтенант вернулся к Тане, разбудил подругу.

– Танюша, уже солнышко выкатилось над лесом. Вставать приказывает. Через полчаса жду тебя, Степана и деда Евграфа у стола. Баба Клава и Люся уж у костра хлопочут.

Таня вскочила, обняла милого, поцеловала.

– Иди к столу, я приберусь и приду.

Лейтенант вышёл из леса, где на лапнике ночевал с Таней, объявил побудку, приказал:

– Через полчаса быть в боевой готовности.

Он прошёл к столу, пригласил Степана и деда Евграфа, кратко изложил свои соображения по оперативной обстановке.

– С гражданским народом мы очень уязвимы. Поэтому заблаговременно надо подыскать глухое место и уйти, взять с собой продукты, одежду, оружие и боеприпасы. Мои бойцы и добровольцы остаются отражать атаку немцев. Затем манёвр. – Лейтенант развернул карту.

– Шибко глухих мест тут нет, – сказал Степан, – но отойти в урочище Бобровое можно и там затаиться.

– Вода в урочище пригодная?

– Пригодная, коль Бобровое. Ключ там хороший. Бобры плотинки понастроили. Бывал там, бобра брал.

– А вы, дед Евграф, знаете?

– Слыхал, но не доводилось бывать. Никак вы меня, товарищ лейтенант, отрядить хотите?

– Да, у вас на руках больная жена. Я вижу, как ей тяжело, ноги едва переставляет. Я бы вам предложил уйти в колхоз, о чем вы говорили раньше, но решать вам.

– В колхозе крыша и кусок хлеба найдутся для нас. А этих женщин и пацанов куда? Кто пригреет?

– Мальчишкам по шестнадцать лет. Через год призывной возраст. Их учить надо стрельбе, да некому. В урочище они вместе со взрослыми построят землянки. Впереди зима.

– Неужто война так затянется? – ужаснулся дед Евграф.

– Затянется. Поэтому сидеть сложа руки военные не имеют права. Будь у меня подвижной отряд, я бы завтра же нанес удар по ветке восточнее от Локтя. Тол пока есть. Это бы основательно заморочило немцам мозги.

– Да, мысль хорошая, дерзкая, – согласился Степан. – Однако леса там нет. Степь.

– У разведчика-истребителя ночь – первый союзник, – сказал командир, – тем более местность вы знаете как свои пять пальцев.

– Да-да, – загорелся Степан, – как бы это аукнулось! Глядишь, и сюда бы немец не пришёл.

– Придёт, завтра или послезавтра. К встрече надо готовиться. Привезти на лошадях сюда немецкие пулемёты и боекомплект, а заодно и всё остальное, что в схроне лежит. Поручаю это выполнить деду Евграфу, Степану и санинструктору. Она хорошо знает это место. Согласны?

– Почему же нет! – бодро ответил дед.

– Готовьтесь и отправляйтесь. Завтра уйдете в урочище. Мы займёмся огневыми точками. Пока всё.

Весь день группа строила два дота усеченной трапецией. Первый с юго-западной стороны, в тридцати метрах от леса, напротив стола, второй на восточной, слегка всхолмленной части опушки, так чтобы простреливалась кинжальным огнём «музыкальная линия», предусмотрительно расположенная с северной стороны у самой кромки леса, где сосны и другие деревья стояли не очень густо и просвет между ними просматривался на приличное расстояние.

Не хватало инструмента лопат, пил и топоров. В дело пошли заготовленные для землянок хлысты. Иван и Силантий переднюю невысокую стену с двумя амбразурами крепили поперечинами при помощи испытанных рубленых замков. К вечеру успели положить по три хлыста на потолок. И заготовленные брёвна кончились. Нижние венцы завалили землей. Слева от амбразур у первого дота прорубили дополнительную щёль для наблюдения и ведения огня из винтовки, у второго – такую же сделали справа.

– Ничего, славные огневые точки, – сказал командир, – отсюда можно отбивать многочисленные атаки фрицев. Главное, не подпускать на бросок гранаты.

– Миной могут достать, – усомнился Иван, – надо бы потолок нарастить.

– Не уж-то минометы притащат? – воскликнул боец Осинин.

– Мы фрицам насолили крепко, могут снять армейский взвод и оснастить его расчётом минометчиков, – сказал командир.

– Тогда надо напрячься и свалить несколько сосен, прямо возле дотов, – предложил Иван. – Вижу, дед Евграф возвращается. Лошадьми утречком подтянем и потолки закроем.

– Хорошо, – согласился лейтенант, – работу продолжим, пока светло.

И пошёл встречать транспортную команду с тяжелогружёными лошадьми, да и сами бойцы гнулись под тяжестью заплечных мешков с провизией и личным оружием.

– Товарищ командир, схрон уцелел, привезли всё, – доложила санинструктор.

– Что-то долго, мы стали волноваться, – снимая с плеч Тани мешок, сказал лейтенант.

– Сунулись напрямки к дороге, чтоб вдоль идти и место не потерять, а по нему фрицы пехоту перебрасывают. Колонна шла – глазом не окинуть. Пришлось в лес углубиться, да заплутали малость. Потеряли часа два на розыски схрона, – пояснил Степан.

– Пехота маршем! – воскликнул лейтенант. – Боятся фашисты по железке перебрасывать! Думаю, не только мы эшелоны грохнули, но и глубоко в тылу партизаны пускают поезда под откос. Враг готовит новое наступление на Москву. И нам сидеть никак нельзя.

– Такая сила прёт не семечки щёлкать, – согласился Степан.

– Разгружаем лошадей прямо здесь, в лесу. И всем ужинать.

За стол садились дружно. Баба Клава, Люся быстро подали котелки с кашей. Сначала ели молча. Первый заговорил дед Евграф.

– Товарищ командир, можа, нам не стоит уходить в урочище? Немцу не до нас. У него цель перво-наперво нашу армию растоптать, а потом уж за нас возьмётся.

– Уймись, дед, дай командиру спокойно поесть, – заворчала баба Клава.

– Ничего, времени у нас в обрез, можно и за столом решать вопросы. Я думаю, не оставят они нас в покое. Такой урон ни за понюшку табаку получать – по головке не погладит высшее начальство. Двое суток покоя для нас только потому, что мы отходили на север. Боюсь, выйдут на след ваш сегодняшний и ворвутся в лагерь с запада, а нам надо, чтоб с севера.

– Та вы ж сами говорили, товарищ лейтенант, что дым от костра стелется – к ненастью, – сказала Дарья.

– Я к тому же – ночью брызнет дождь. Но какой? Главное, чтоб роса от него обильная народилась, а то и туман. Вот след-то наш от копыт лошадей застареет. Собаки не возьмут, и следопыту загадка, – подтвердил Степан.

– Редкая овчарка берет его спустя пять часов. Они опасны, когда выйдут на лагерь, по свежечку псы идут исправно, от них не оторвёшься. Старый след может заметить человек, укажет направление, придёт сюда. Нам придётся самим наследить от просёлочной дороги до лагеря и встретить врага с севера. Будут идти широко, прочесывать лес. Ударим со всех стволов, когда сработает «музыкальная линия».

Лейтенант пристально посмотрел на бойцов, взвешивая, как они восприняли сказанное.

– Ударим, да ещё как! У нас пулемётов немецких четыре и лент к ним – гора. Они злее бьют, чем наши автоматы.

– Верно, – подтвердил командир, – но вам, товарищ Евграф, надо с женщинами и частью груза уходить. Мы не знаем, какими силами придут фашисты. Отобьём эту атаку. Завтра придут другие. С вами мы не сможем быстро маневрировать. Любой наш удар – помощь Красной Армии, фронту.

– У меня из головы не выходит ваша мысль, товарищ командир, вдарить по железке восточнее станции. Вовсе озадачим врага, – сказал Степан.

– Будь нас не семеро, рискнул бы. Отобьём ожидаемую облаву, подумаю.

– А что, если завтра утром заминировать просёлок, на самом узком месте, – подала голос Таня. – Немцы обязательно пойдут за нами.

– Мысль хорошая. Все преимущества на нашей стороне. Засада, внезапность, быстрый манёвр в лагерь. Мы знаем дорогу, они – нет. Овчарки укажут и выведут прямо на нас. Надо тщательно разработать операцию. А сейчас всем готовить хлысты и ставить палатку.

В темноте, подсвечивая факелами из бересты, навернутую на палки, ставили просторную палатку. В неё поместили мешки с крупой, мукой, сухарями. Здесь же разместились на ночлег женщины, подстелив верхнюю одежду. Угомонились лишь к полночи.

Таня увлекла Костю на своё облюбованное прошлой ночью местечко и зацеловала любимого. Он охотно отзывался на ласки, шептал вечные, никогда не надоедающие слова любви и все свои действия и действия Тани воспринимал как нечто божественное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Ему хотелось до бесконечности, ну хотя бы до утра находиться в таком состоянии, но он понимал, что силой воли оборвёт ласки, проверит единственный пост, сменит его другим бойцом, а вернувшись, обязан уснуть, чтобы завтра быть отдохнувшим в полной силе атлета перед схваткой с соперником.

Таня не соглашалась, пыталась тормошить его, едва ли не с обидой.

– Таня, милая, пойми, нет у нас времени на продолжительные ласки. Мы должны быть всегда в форме, чтобы выдержать нечеловеческую нагрузку атаки, манёвра. Потому приказываю тебе и себе спать!

Ночью, как и ожидалось, шёл холодный сентябрьский мукосей. Но он почти не проникал через густые ветви сосны, под которыми, завернувшись в брезент, спали Костя и Таня. В прогалинах деревьев было мокро. Это радовало. Следы партизан, ведущие от бывшего схрона в лагерь, пропали.

Утром командир уделил час на огневую подготовку бойцов. Учил бить из автоматов только короткими очередями. Патроны берегли, потому сначала выполняли сухой тренаж и только в конце занятий стреляли по мишеням – банкам из-под каши. Степан и Иван выбили десятки, как и командир. Таня тоже отличилась, а вот Лёня и Федя стреляли посредственно. Попадали через раз. Люся также больше мазала.

– Ничего, – успокоил командир, – дело это наживное. Для тренировок используйте любую свободную минуту, даже на ходу. Учитесь подводить мушку под цель и плавно спускать курок. Доведите эти упражнения до автоматизма, тогда цель будет поражена. По врагу цельтесь в грудь. А теперь потренируемся маневрировать по-пластунски и перебежками с ведением огня. Это тоже надо доводить до автоматизма.

Лейтенант распорядился продолжить работы по укреплению огневых точек. Дополнительно слева и справа дотов навалить по несколько бревен для укрытия и ведения огня на случай захода противника с тыла. Доты замаскировали ветками. После завтрака командир ушёл с Таней и Лёней к дороге, осуществить высказанную санинструктором мысль.

Мокрая просёлочная дорога была пуста и давала шанс без опаски поставить заряд. Лейтенант поручил заложить толовую шашку Лёне. Наблюдал, подсказывал. Шелестов с заданием справился хорошо и быстро. Замаскировал клад и провод. Командир внимательно осмотрел работу, недостатков не нашёл. Похвалил бойца. Группа укрылась в лесу. Он близко подступал к дороге, разбитой колесами грузовиков и тягачей, ботинками пехоты. Удобно устроились для ведения огня за деревьями, стали ждать транспорт.

К удивлению диверсантов, на западном крыле дороги появились всадники. Два эскадрона кавалеристов. Лошади шли крупным шагом в две колонны. Впереди восседали офицер и унтер. У первого на груди висел бинокль, слева – палаш, на боку в кобуре пистолет. Унтер был вооружен винтовкой, на поясе подсумки с патронами, а также на упряжи лошади палаш. Вторым за офицером следовал рядовой, вооруженный винтовкой, палашом, возле стремени пристегнут ручной пулемёт системы МГ. Вся описанная картина отпечаталась в памяти лейтенанта потом, когда немцы бодро прошли мимо. А сейчас Белухин встревожился: разобьют копытами заряд!

– Лежать, ни с места! – тихо сказал лейтенант и ужом скользнул в придорожную траву. Таня только ахнула, побледнела. Шелестов от неожиданности поперхнулся. Белухин по-пластунски быстро преодолел несколько метров зарослей травы до дороги. К счастью, она подступала почти к самому заряду, протянул руку и выхватил из рыхлого грунта тол. Попятился, скрылся в траве.

Кавалеристы быстро приблизились к лёжке партизан. Офицер время от времени вскидывал к глазам бинокль и просматривал открывшийся участок дороги. Безлюдно. Сотни быстро покрыли расстояние до бывшего заряда и спокойно прошумели мимо лазутчиков, которые перебежали в глубь леса.

– Едва операция не сорвалась! – тихо сказал лейтенант. – Благо успел выдернуть тол.

– Признаться, не ожидала увидеть немецкую кавалерию. У них танки, самоходки, мотоциклы…

– Она хороша в разведке. Любая погода ей нипочём. Быстро заполняет брешь после прорыва обороны танками. Могут бросить и на нас. Это подготовленные, опасные вояки.

– Вчера я видела колонну солдат на марше, сегодня кавалерию. В одну копилку – удар на Москву, – нервно сказала Таня.

Группа затаилась. Возник вопрос: стоит ли ждать здесь карателей? Пойдут ли облавой?

– Подождём. Только переберёмся левее метров на сто. Обзор с двух сторон достаточный. Услышим гул машин – заминируем.

Группа сместилась на новое бугристое место, откуда лучше просматривалась дорога вправо и влево. Укрылись в густом придорожном кустарнике. Лейтенант и Шелестов взрыхлили почву, вырыли ямку в разбитой копытами дороге. Вернулись в засаду, стали ждать неизвестное, попахивающее легкомысленностью, на чём поймал себя командир. Они всматривались в подернутую первой акварелью лесистые стены просёлка от легких ночных приморозков. Константин как-то не замечал в суматохе военных буден начинающийся осенний разлив красок. Они приходили в родную таёжку куда раньше этих европейских просторов, и Костя потерял счет дням и времени, только теперь, несколько расслабившись в ожидании, увидел порыжевшую листву клёна. Правда, с одного бока, с северной стороны. Берёза и ольха держали свой ласкающий глаз изумруд, да вон те молодые дубки под охраной сосны тоже стояли нетронутые осенью.

Вскоре со стороны посёлка Клинового до слуха диверсантов долетел треск мотоциклов. Вот они вынырнули из-за поворота. За ними грозно гудит легкий броневик с двумя пулемётами. Чуть поодаль угадываются три грузовика под тентом.

Шли медленно по раскисшей дороге. Лейтенант низко пригибаясь, а затем по-пластунски преодолел расстояние до дороги, быстро заложил тол. Уполз в засаду. Лёня досадовал, что не он поставил заряд.

– Приготовиться к огневой атаке, – скомандовал командир, – если это по нашу душу, то идут три взвода. В любом случае, атакуем, подрываем средний грузовик. Тане снять хотя бы одну овчарку. Я ударю из пулемёта. Лёне быстро смотать провод и тогда уходим.

Замерли в напряжённом ожидании. Если во время первой схватки у Тани тряслись от страха руки, то теперь ненависть к захватчикам устранила этот смешной недостаток для диверсанта-истребителя. Лёня тоже чувствовал себя уверенно, правда, сердце учащенно забилось: командир доверил ему крутануть ручку адской машинки – взорвать шашку точно под задним колесом.

Взрыв прогремел раскатисто и мощно, оглушил сидящий в машине взвод, на какое-то время нейтрализовал его. Боец быстро скручивал оторванный взрывом провод. Командир в ту же секунду ударил из пулемёта по тенту первой машины. Таня поймала в прицел сидящего слева от шофёра офицера в третьей машине и выстрелила. Она видела, что отправила захватчика в преисподнюю. Второй выстрел послала в тент грузовика, откуда вывалился проводник с овчаркой. Взъерошенная собака залилась злобным лаем и ринулась в сторону леса, таща за собой солдата. Тот с силой сдерживал пса. Таня тщательно прицелилась, слыша пулемёт Кости, выстрелила и не промахнулась. Овчарка завизжала. Новый выстрел настиг её хозяина.

Заговорили пулемёты броневика и мотоциклистов, которые, к счастью, скатились в низину и били наугад, для острастки. Но лейтенант понимал, что минута-полторы и грозная машина будет рядом. Посечет кустарник, за которым укрылись и, чего доброго, достанет их.

Раздались команды командиров. Из машин стали выскакивать солдаты. Падали от огня пулемёта. Лёня крикнул:

– Провод смотан, – и полоснул по солдатам из автомата.

– Уходим! – приказал лейтенант. – Быстро!

Не прекращая огня и прижимая немцев к земле, стал пятиться, хоронясь за деревьями. В ответ раздался треск вражеских автоматов. Пули цокали о деревья, веером уходили к кронам. Диверсанты-истребители, как теперь стал называть группу лейтенант Белухин, поскольку никаких разведданных он не мог передать командованию, быстро удалялись знакомой тропой. Таня бежала первой, командир замыкал, торопил, слыша грозную стрельбу пулемётов броневика.

– У нас выигрыш километр, может, чуть больше, пока немцы очухаются, построятся и пойдут по следу в густом смешенном лесе, куда машины не сунутся.

Где идёт погоня, группа не слышала. Лес глушил лай оставшейся собаки. Доносился слабый звук огня пулемётов и автоматов. Затем и они смолкли. Выигрыш во времени нарастал в результате того, что развернувшаяся цепь солдат и полицаев шла по не знакомому, довольно густому лесу широким фронтом гораздо медленнее, чем продвигались партизаны по знакомым, почти невидимым стёжкам. Большую массу людей всегда что-то тормозит, чем мобильную группу из трёх человек. Этот козырь лейтенант пытался использовать полностью.

К «музыкальной линии», покрыв в марш-броске десять километров, они пришли уставшие и голодные, особенно Лёня, а впереди неизвестно, сколько придётся держаться.

– Отряд, в ружьё, занять боевые места! – бодро крикнул командир, как только пересёк линию. – У нас десять минут, чтобы осмотреться и подкрепить силы. Немцы до роты развернутым строем идут за нами. Встретим их беспощадным и метким огнём!

Командир окинул взглядом лагерь, убеждаясь, ушли или нет женщины с подростками. Их не было. Затем вместе с Таней и Лёней направился в восточный дот. На нём лежали дополнительные потолочные брёвна. Хлыст с торчащими ветками обозначился в нескольких метрах от огневых точек. Успели достроить. Значит, дед Евграф ушёл из лагеря недавно: брёвна таскали лошадьми.

Лёня тем временем разматывал катушку, соединив концы провода, идущие от взрывателей. Кое-где присыпал провод землей, чтобы ненароком не порвала вражеская пулемётная очередь. Взрыв гранаты допустить нельзя. Да и «линия» должна сработать первой – что станет сигналом для открытия огня по врагу.

В дотах стояли котелки с остывшей кашей и чаем. Быстро утолили голод и жажду. Проверили боеприпасы, лежащие на жердях вдоль стены. Всё в порядке. Затаились в ожидании фрицев у «музыкальной линии».

Взрывать тол не пришлось. Овчарка, рыча и лая, рвалась вперёд. Пса сдерживал солдат длинным поводом, рискуя первым попасть под огонь партизан. Рядом шли автоматчики, готовые в любой момент открыть шквальный огонь. Почти одновременно были сбиты с гранат насторожки. Взрывы покатились по линии влево и вправо, уничтожая всё живое в радиусе пятидесяти метров, где шла основная цепь солдат и полицаев. Не успела осесть поднятая взрывами земля, с огневых точек ударили пулемёты, в ответ слева и справа раздались жидкие автоматные очереди. Командир перенес огонь правее, где меж деревьев замелькали фашисты. Также поступил и Степан в западном доте. Немцы не выдержали плотного огня и, оставшиеся в живых, откатились. Пулемёты партизан смолкли. Костя уловил резкую команду о перегруппировке и разведке. Он взял снайперскую винтовку и стал отслеживать просветы между деревьями. Вскоре увидел двух разведчиков, медленно продвигающихся к опушке, хоронящихся за деревьями. Лейтенант сосредоточил всё внимание на первом солдате и, поймав в перекрестье на долю секунды, выстрелил. Пуля опрокинула фашиста навзничь.

– Господин обер, у них снайпер! – раздался панический крик солдата, припавшего грудью к дереву. – Он не даёт подойти и что-нибудь увидёть.

«Так, командир облавы в нашей стороне, возможно, и большая часть отряда с ним же, – подумал Костя, – Степану можно не опасаться разведки, но на всякий случай надо глянуть».

Ответ обер-лейтенанта Константин не услышал. Зато увидел, как солдат высунул голову из-за дерева, чтобы хоть что-то разглядеть в стане партизан. Этого было достаточно для меткого выстрела. В ответ раздалась беспорядочная автоматно-пулемётная стрельба.

– Немцы психуют, – сказала Таня, – вряд ли они отважатся на новую атаку наобум. Вот что значат «музыкальная линия» и твои выстрелы, товарищ Костя!

– Это плохо. Мы не знаём, сколько фрицев осталось. Скоро ночь, могут по-пластунски провести разведку нашего лагеря и утром ударить с тыла. Стемнеет – уйдём.

– Надо посчитать убитых, – предложил Лёня.

– Это я и собирался сделать. Думаю, не меньше взвода. Лёне держать на прицеле кромку леса, постреливать короткими очередями. Тане наблюдать в прицел немцев слева и справа. Я пошёл, заодно уберу шашку. Она пригодится.

Лейтенант вынул из кобуры пистолет, перебросил его в левую руку, правой вынул из чехла финку. Трижды он натыкался на раненых и пускал в ход кинжал. Берёг патроны к пистолету, которых всего две обоймы. Насчитал тридцать трупов. Взмахом руки позвал Лёню и Федю, принялся собирать оружие, снимать подсумки. Обнаружился один ручной пулемёт и к нему несколько лент.

– Автоматы утопить в озере, подсумки взять. Пулемёт передать Силантию.

Лейтенант вернулся в дот, и вовремя: меж деревьев замелькали фрицы, открыли огонь, забросали пространство между лесом и дотом гранатами, рассчитывая прорваться под прикрытием взрывов. До дота гранаты не долетали. В ответ обе огневые точки открыли шквальный огонь из пулемётов. Били по заранее поставленным ориентирам. Когда земля от гранат улеглась, командир увидел ползущих по-пластунски солдат и полосонул по ним. Прижал плотно к земле. Насторожился, услышав в тылу у немцев родной звук «дегтяря» и автоматов ППШ, которые с немецкими не спутаешь.

– Кто-то обнаружился в тылу у немцев! – возбужденно прокричал лейтенант. – Слышу ППШ и пулемёт ДП. Ура!