Текст книги "Обязан побеждать"

– Ха-ха! Хотеть держать пари. Я даю возможность вам уйти вон за те куст, и вы не взрывать гранату.

– Поздно. – Таня бросилась на землю, и тут раздался Костин выстрел. Пуля попала офицеру в лоб. Второй выстрел настиг автоматчика, что стоял справа от офицера и держал под прицелом Таню. Третий немец резко развернулся, успел дать очередь в сторону лежащей Тани. Пули вошли в землю рядом. Второю очередь он сделать не успел. Новый снайперский выстрел свалил его с ног.

Таня вскочила, бросилась бежать в заросли. По ней ударили подоспевшие автоматчики. Но Таня успела сбежать в ложбину, и пули прошли веером высоко над головой. Она присела под сосной, где находилась адская машинка, и ждала ответный огонь Костиного «дегтяря». Но он молчал. Таня догадалась, что Костя ждёт появления карателей в заминированной зоне и тогда ударит, а она обязана рвануть тол адской машинкой. Девушка не видела врага, ждала. Наконец раздалась Костина короткая пулемётная очередь – пора! Таня крутанула ручку. Раздался взрыв, за ним от взрывной волны сработали Костины насторожки. Заговорили друг за другом все пятнадцать гранат под ногами фашистов, создавая ошеломляющий эффект, сотрясая воздух и поднимая фонтаны земли и листвы, словно прицельно били пушки-сорокопятки. Как бы внутри этих взрывов раздались вопли пораженных солдат. Это был целый хор, перекрывающий грохот взрывов, леденя кровь у защитников своей земли. В гущу этого рева карателей вновь ударил с фланга пулемёт лейтенанта. Он бил короткими очередями, прицельно по мелькавшим меж деревьями убегающим фигурам. В поддержку, словно спохватившись, рядом с Таней затрещали два автомата бойцов, уплотняя огонь. Скорее всего, не принося немцам вреда. Санинструктор некоторое время лежала замерев, держа холодный рычаг машинки, затем, очнувшись от близкого говора автоматов, принялась торопливо сматывать на катушку провод.

– Таня, уходим! – подхлестнул её голос Константина. – Иди сюда. Быстро. Оставшиеся фрицы могут вернуться и атаковать.

Костя был где-то справа от неё. Там, где она последний раз видела его с винтовкой в руках и висящим на груди пулемётом. Таня, прихрамывая от ушиба ноги при падении, пустилась к лейтенанту. Туда же с автоматами бежали Фёдор и Лёня.

– Мы к вам на помощь, – закричал Осинин, – где немцы?

– Отошли, – ответил лейтенант, – уходим и мы. Что с ногой, Таня?

– Пустяк. Ушибла при падении.

– Товарищ Таня, вы снова нарушили мой приказ. Хорошо, что всё обошлось, – строго выговаривал Константин.

– Товарищ Костя, вы же знаете причину.

– Это не оправдание. Я буду вынужден больше не брать вас на операции.

– Это будет жестоко с вашей стороны.

– Зато справедливо. Законы военного времени диктуют суровую ответственность за невыполнение приказа – трибунал.

Ему бросилось в глаза, что Таня смотрит не униженно, как бы замаливая вину, а даже несколько дерзко. Не за себя боялась, за него. Не приди он на выручку, взорвала бы себя и фашиста, не далась бы надругаться. Костя же не знал, что офицер сам перетрусил и предлагал Тане уйти в кусты, не взрывать гранату. Это она потом ему рассказала, что была уверена – его точные выстрелы спасут. Не будь Кости с винтовкой, пришлось бы отступать задом в кусты. На удачу. Десять спасительных метров. На таком расстоянии стрелять фашист не решился бы, взрыв доставал и его. Если бы он решился на выстрел, окажись она у самой кромки кустов, то все равно бы метнула гранату врагам под ноги.

Такой расклад не устраивал Костю: невыполнение приказа и – смерть по глупости. И кого! Любимого человека. Таня видела, как горели праведным гневом его глаза. Осознав легкомысленность своего поступка, подставив под удар свою жизнь, провал операции, она ужаснулась от последствий и поклялась больше не нарушать приказы.

Не будь рядом рядовых бойцов, лейтенант Белухин вряд ли бы так разговаривал с любимой девушкой. Скорее всего, он бы бросился её целовать от счастья, что остались живы, целы и невредимы, что продолжат борьбу и будут дальше любить друг друга. Да, Костя страшно перепугался за жизнь подруги, боялся, что дрогнет рука. Но рука не дрогнула, и теперь, сколько есть сил, они уходили от опасного места, слыша редкую трескотню автоматов в стороне. Группа шла бесшумно, стараясь не оставлять следов, и мелкий дождь, как бы в их спасение, заметал поступь во мшистой постели родного леса.

Дождь прекратился, когда группа подошла к роднику. Более быстрый марш сдерживали рядовые бойцы. Груз явно не был им по силам, они задыхались от слабости, пот градом катил по их лицам, в лесу держалась назойливая мошка, она лезла в глаза, слепила, надо было постоянно отмахиваться, по лошадиному фыркать, сдувая её из-под носа, что слабо помогало. Лейтенант был неумолим, гнал и гнал группу вперёд, лишь дважды дал передохнуть по десять минут. Наконец, окончательно запалившись, все припали к студеной воде родника.

В кристально чистой воде был виден ключ. Он вырывался из гранитного плена и там, внизу, бурлил, а поднимаясь к поверхности, успокаивался, устремляясь на волю по узкому руслу, одетому в пышное, но уже тронутое осенью разнотравье. Свежие родниковые запахи быстро сняли усталость.

– У нас под Калугой много таких родников. Некоторые серебряные и до того вкусны, что с трудом оторвёшься, – сказал отдуваясь словоохотливый Фёдор, – этот тоже такой, серебряный.

– Всё может быть, – ответил лейтенант, вставая, – вот здесь и будем строить базу с землянками.

– Я по плотницким делам мастер, – сказал Шелестов, – с отцом себе дом срубили из кругляка и контору колхозную на берегу Угры. Только у нас инструмента никакого, кроме лопат.

– Придётся добывать, впереди холода, – сказал Костя. – Сейчас поужинаем и облюбуем место для землянок. Рядовым развести костёр, как учил, приготовить ужин: банка каши на двоих и одна банка тушёнки.

– Товарищ лейтенант, вы думаете, немцы сюда не сунутся?

– Сунутся со временем. Но сегодня исключаю. Разве мы напрасно оставили многочисленные следы на дороге в западном направлении. Вот туда и пойдут остатки карателей. Но их немного, а ночью они пугливы. Мы же шли на юго-восток.

Лейтенант достал из рюкзака планшетку летчика, развернул на коленях карту. Всмотрелся. Таня рядом.

– До станции все двадцать километров, до посёлка Клинового пятнадцать по прямой. На пути есть болото. Если оно не проходимое – кругаля придётся давать прилично. А нам в поселок наведаться ой как надо! Топоры, пилу, одежду, постель – придётся там добывать. А дальше нужно изучить расположение врага и совершить диверсию. Как, товарищ Таня, план мой годится?

– Мы за вами, товарищ Костя, как нитка за иголкой!

– Хотел бы я знать, топкое ли наше болото? Камыши закрывают обзор и открытой воды почти не видно.

– Это важно?

– Очень. Вдруг придётся отбиваться и уходить в глубь болота. А там топь. Вот на эту топь нам бы не мешало в будущем плоты бросить.

– Как же мы всё успеем сделать? – усомнилась Таня. – Поселок Клиновой пока трогать не советую.

– Ни дня покоя захватчикам, товарищ Таня! Завтра – разведка посёлка.

Глава 11

Родник находился на самой высшей точке опушки леса с западной стороны. Группа пришла с северной стороны, уклоняясь на юго-восток. Так же шли сюда впервые лейтенант и Таня. Если всё же каратели выйдут к их лагерю, то именно с севера, где болото тянулось на восток, искривляясь потом на юг. Потому лейтенант сразу прикинул, где можно протянуть «музыкальную» линию. Гранат было достаточно, тол же только для запалки. Его следует беречь для подрыва эшелонов на обеих ветках станции. Северная, не изученная ветка для группы более безопасна, поскольку выходить к ней придётся, огибая станцию либо с запада, либо с востока. Уходить же придется подальше на север, оставляя следы, чтобы пустить облаву в ином направлении. И лишь повернув в свою сторону, надо идти как по воздуху, без следов. Лейтенант прикидывал, взвешивал все за и против, но это было делом будущего, а сейчас он и рядовой Шелестов осторожно подходили к посёлку Клиновому.

Санинструктор и рядовой Фёдор Осинин остались на базе копать ложе для землянки. Перед уходом возник короткий спор. Почему идёт Лёха, а не он, Фёдор, более вёрткий и менее приметный. И конечно, возражение санинструктора, поскольку она хорошо освоила снайперскую винтовку.

– Разведка дело мужское, – остановил пререкания лейтенант, – Шелестов хорошо владеет холодным оружием. Поражает цель за пятнадцать метров. Учитесь!

Замолчали с недовольными гримасами. К тому же Таня расположение посёлка не знала. Бывала в нем только на южной окраине, в санбате.

– Костя, обещай мне по-прежнему следовать сберегающей тактике, – и, не таясь рядовых, поцеловала лейтенанта.

– Таня, будь спокойна. Эта тактика у меня в крови.

Как раз на расположение бывшего санбата и выходили разведчики. Дул северный ветер, гнал рваные белесые облака, меж ними выныривало полуденное солнце. Деревянные бараки, приспособленные для раненых, сгорели. Рядом возвышалось полуразрушенное кирпичное здание, очевидно, бывший склад. На месте палатки, где Таня перевязывала лейтенанта, – пусто. Видно, успели вовремя сняться и уйти от наседающего противника.

Короткими перебежками разведчики добрались до кирпичных стен, заняли места для обзора. Лейтенант поднялся чуть выше стены и стал в прицел изучать местность. Перед ним лежала неширокая улица – вблизи пустынная, а в дальнем её конце стояли крытые грузовики, возле которых сновали солдаты. Они грузили ящики, скорее всего с патронами, перенося их из соседнего кирпичного здания. Ходили часовые.

«Рвануть бы этот склад», – подумал лейтенант.

– Товарищ лейтенант, – негромко сказал рядовой, – я нашёл лестницу, сейчас поднимусь к вам.

Он пристроил обгорелую лестницу к стене, поднялся, оказавшись рядом с командиром.

– Что там на улице?

– Метрах в пятистах от нас склад кирпичный, солдаты грузят в машины ящики с патронами. А вот и бочки покатили с горючим. Какая-то тыловая часть. Так и чешутся руки прошить бочки зажигательными.

– Да-а, но у нас же другая задача – добыть плотницкий инструмент.

– Верно, это меня и сдерживает. Задача: найти людей в крайних домах.

Неожиданно из ворот третьего дома выскочила полунагая девушка и бросилась бежать в их сторону, к лесу. За ней вывалились немецкий солдат без оружия и полицай. Последний кричал:

– Стой, Люська, стой! Иначе порешу деда и бабку!

Девушка, что есть мочи, продолжала бежать. Они догнали Люсю у самого разрушенного здания, где скрывались лейтенант и боец. Схватили за руки, поволокли за кирпичный угол, под плакучую берёзу.

– Не хотела на постели, распнем тебя на соломе.

Лейтенант выхватил из кожаного чехла, что висел на ремне, финку.

– Я бью солдата, ты полицая, – тихо сказал лейтенант и первым двинулся на выход. Раздался истошный крик девушки. В проём двери Белухин видел, как из ворот выскочил мужик с топором и бросился на выручку Люси.

Занятые борьбой с девушкой, враги были глухи. Солдат навис над девушкой, снимая штаны, полицай держал жертву за руки. Финка, брошенная Костей, глубоко вошла под левую лопатку. Штык бойца вонзился в грудь второму насильнику. Враги рухнули на землю.

Появившийся с топором кряжистый с перекошенным от гнева лицом бородатый мужик так и замер с замахом, увидев пораженных врагов и бегущих к ним лейтенанта и бойца. Девушка, отпихивая ногой солдата, в изумлении смолкла.

– Мы партизаны, отец! – негромко сказал лейтенант.

– Внученька, цела ли? – страдальчески выкрикнул мужик, опуская топор и, казалось, теряя силы.

– Цела, деда, – поднимаясь с земли и оправляя нижнюю ситцевую рубаху, откликнулась девушка. Она бросилась на грудь родного человека, всхлипывая и вздрагивая всем телом.

Дед обнял внучку, целуя в макушку. Тем временем лейтенант и Лёня вытащили из трупов кинжалы, обтерли их об одежду врагов, сунули в ножны.

– Не успел я их бошки развалить колуном, как чурку. Военные, слава богу, вперёд подоспели. Откуда взялись? – спросил дед крепнувшим голосом.

– Наблюдали за немцами у стены склада, надо бы отойти, укрыться от постороннего глаза. – Лейтенант указал рукой, куда идти.

Дед снял с себя легкую куртку, накинул на внучку и, повинуясь жесту военного, пошёл с девушкой за стену.

– Смелый вы человек, отец, хорошо, что враги оружие в доме оставили, могли бы убить.

– Я с колуном враз бы развалил бошки! Разве мог оставить в беде внучку?!

– Нет, конечно. Пока нет шуму, надо поговорить и принять меры безопасности, – сказал лейтенант.

– Мера у нас теперь одна: уходить в лес. Иначе болтаться нам с петлей на шее, – твердо с суровыми нотками в голосе сказал дед.

– Верно, мы готовы вас защитить. Но нам нужен плотницкий инструмент. У вас в хозяйстве он есть?

– Есть, и лошадь, которую я должен был отвести в управу, да вот замешкался. Накликал беду на свою голову.

– Беда сейчас всюду, отец. Надо быстро собраться, груз на лошадь и – в лес, – сказал лейтенант, – задворками, чтоб на глаза немцам не попасть.

– Всё заберём, что сможем, сожгут дом, как узнают об убийстве.

– Решено. – Лейтенант снял со стены пулемёт и снайперскую винтовку. – Лёня, быстро в дом. И вы, отец, поспешайте. Времени у нас в обрез.

Белая, как сметана, на лавке в прихожей сидела бабушка. Увидев внучку и мужа, взвыла.

– Ой, тошно мне! Живы, Господь заступник, не дал надругаться!

– Мать, уходим в лес, быстро собирай теплую одежду, какую на себя одеть, какую в мешки.

Люся быстро надела на исподнюю рубаху шерстяное, ручной вязки платье-джемпер, который скрыл узкую талию и придал облику юной девушки некоторую солидность, повязала голову козьим платком, натянула полусапожки и была готова в неизведанный путь. Затем довольно расторопно, несмотря на недавний жуткий стресс, принялась помогать бабушке в сборах. Лейтенант отметил для себя, что у девушки волевой целостный характер.

В мешки толкали хлеб, свиное сало, посуду. Взяли два мешка картошки и куль муки. Навьючили на лошадь. Дед быстро приладил к мешкам постель с одеждой, притянув вожжами. В отдельный мешок сунул два топора, ножовку два молотка, стамеску и две пилы. Белухин снял со стены черной шляпой висевший радиоприемник, спросил:

– Если у вас есть табак, заберите весь.

– В клуне сушится на жердях. Люся, поскидай его в куль. Неси сюда.

Белухин пошёл с Люсей в клуню, сунул на дно мешка шляпу радиоприемника, затем снял один конец жерди, на которой висел срубленный листовой табак. Сгреб его в мешок, он оказался полным. Достаточно и этого. Всё добро, к сожалению, не унесешь. Заторопился в дом.

– Всё, времени больше нет, – сказал лейтенант, – боец подаёт сигнал, что по улице в нашу сторону идут полицаи. Уходим!

– Берём заплечные мешки, – сказал дед, застегивая теплую тужурку, – Клава, Люся, будет, пошли. Через огород, не мешкая!

Едва лошадь ступила на огородную тропку, как из соседнего дома раздался крик:

– Погодите, погодите, меня возьмите! Не хочу под немцем сидеть. – С соседнего огорода бежал рослый крепкий мужик с черной повязкой на левом глазу. Одет он был по-зимнему: в меховой дохе и лисьей шапке, в яловых сапогах; за плечами увесистый мешок на лямках, на плече двуствольное ружьё. Под распахнутой дохой на поясе виднелся набитый патронами патронташ.

– Сосед наш, охотник Степан Сёмкин, – пояснил дед, – давай шибче!

Охотник быстро подбежал, и Белухин увидел в его глазах неугасимое пламя ненависти к врагу.

«Этот наш до мозга костей», – подумал Костя.

– Уходите, мы – следом, – ответил лейтенант, – может, успеем скрыться без боя.

Он выглянул в калитку. Метрах в трехстах быстро шли четверо полицаев с винтовками и немецкий автоматчик. До леса было не меньше. Лейтенант закрыл ворота и калитку на засов и вместе с бойцом ринулся вслед за уходящими людьми. Они уже пересекли огород, перемахнули через невысокий плетень, что давало возможность уйти скрытно.

– Мы пришли с запада, – сказал лейтенант, догнав беглецов, – нам бы показать четкий след на юг. Там по карте лес с речкой и озеро.

– То плотина на речке Бобровке, мельница стоит. Ниже колхоз имени товарища Сталина, – сказал Степан, широко шагая за лошадью деда, – бывал я там. Зайцев бил. Берёзовый лес, но не шибко густ. Пахотные поля ниже по речке.

– На карте колхоза нет. Правда, карта у меня немецкая.

– Колхоз заново выстроился, раньше там хутор мельника стоял.

– Как думаете, могут подумать враги, что, убив солдата и полицая, вы подались в этот колхоз?

– Могут. Только и они не дураки, если мы след дальше не оставим, – сказал дед Евграф, утирая вспотевший лоб рукавом тужурки, – а нам, как я понял, пора сворачивать на запад. Да и грешно на невинных людей беду наводить.

– А какая беда, отец, если беглых людей из посёлка Клинового там никогда не было. Мы же не можем подвергать группу опасности разгрома. Не имеем права.

Помолчали, взвешивая сказанное. Нагруженные люди шагали торопливо, но тяжело.

– Я вас понимаю, товарищ лейтенант, – сказал Степан, поправляя на плече ружье, – коль мы вместе и вы берёте нас с собой, то надо бы знать, где ваша база. Я тут всё скрось прошёл, знаю леса. Вот и рассчитаю, где лучше нам свернуть на запад.

– Правильно, мы пока закрепились у родника серебряного. Знаете?

– Место глухое, болото там с озерушками. Охотился по перу не раз. На вашем пути лежало второе болото, почти не проходимое, если не знаешь тропу. Оно так и зовётся Топкое. Вот его то мы обогнём с южной стороны, а следы раньше чуть оставим. На поле хлебном. Небольшое оно, но землица там чернозёмная, хлеб родит хорошо. Нынче не знаю, успели ли убрать пшеницу колхозники?

– Успели, – сказал Евграф, – слышал я от зятя. Внучкина отца. В том колхозе робил. Ушёл на фронт в августе по призыву и Люсю к нам привёз. Мать-то её, дочь моя, фельдшерица. Тоже призвали, внучка в доме одна осталась, хотя там сродственников полно. Вот полицай этот знал зятя, намедни наведывался, спрашивал, где Георгий. И внучку узрел. Он, окаянный, был из тех голодраных активистов, что крестьян раскулачивали. Разжирел и самостоятельно в грабежи ударился. Сколотил банду, переоделись в красноармейскую форму, он – в комиссарский кожан, и обчищали дворы. Грабили всё под чистую. Банду прищучили, кого постреляли, когда окружили в одной деревне, кого схватили. Этому выродку дали десяток лет лагеря. Вернулся, окаянный, незадолго до войны. От призыва на фронт в лесу скрывался, а как немец пришёл, объявился. Зверь, а не человек.

Бабушка Люси подала голос:

– Будет вам лясы точить. Без роздыху уж часа два идём. Сил нет, отдохнуть пора.

Грузную бабушку под руку поддерживала Люся, хотя тоже устала.

– Прости, мать, меня, старого. Давай свой мешок, на лошадь его пристрою. А ты за постромки возьмись, легче будет идти.

– Стоп! Привал на десять минут, – распорядился лейтенант.

– Привал хорошо, – возразил Степан, – а как погоню быстро наладят? Надо Клаву на лошадь посадить. Не велик груз, а кобыла справная, молодая. Сдюжит.

– Хорошо, – согласился лейтенант, – усидите ли на мешках, товарищ Клавдия?

– Усижу, не впервой, не рысью же мы, шагом.

Вопрос был решён быстро, и группа ускорила движение по тропе берёзового леса.

Охотник Степан Сёмкин оказался прав. Погоню за беглецами наладили быстро. На подводу уселись пятеро полицейских с винтовками и погнали лошадь в направлении колхоза имени товарища Сталина, поскольку знали, что зять и дочь деда Евграфа там работали. Куда бежать могут преступники? Только к своим? За околицей посёлка на лесной дороге чётко обозначились следы лошади и людей. Выходило следов многовато. Знамо с дедом бежали соседи.

– Постреляем, как куропаток, – орали нетрезвые полицаи и гнали лошадь рысью.

Этот рёв и стук телеги по лесному бездорожью услышал рядовой Шелестов, идущий в ста метрах от группы в качестве арьергарда. Он бросился догонять лейтенанта. Белухин, слегка приотстав от группы, услышал топот бойца, оглянулся и всё понял:

– Погоня? – не останавливаясь, спросил Костя.

– Да, едут на телеге, орут по-русски, полицаи.

– Много?

– Я их не видел, только слышал.

– Отец, заворачивай кобылу в лес, уходите поглубже. Полицаи догоняют. Мы их встретим. Товарищ Степан, снайперской винтовкой овладеете, у бойца – автомат?

– Я картечью из ружья лучше достану.

– Вам с бойцом надо залечь справа, я засяду и ударю слева. Опасайтесь гранат.

Дед Евграф торопливо вёл лошадь в лес, приказав перепуганным жене и внучке молчать. Лейтенант Белухин отбежал влево, залёг за берёзу напротив Шелестова и Степана. Оба надежно укрылись за толстыми, пляшущими стволами.

Ждать пришлось недолго. Полицаи гудели, как ярмарка. Один из них стоял в телеге с вожжами в руках и хлыстом погонял мерина. Лавируя меж деревьев, мерин перешёл на крупный шаг. Телега была сеновозная, полицаи, свесив ноги меж поперечин, сидели парами слева и справа. Поравнялись с засадой.

– Огонь, – раздался приказ лейтенанта, и он первым ударил короткой прицельной очередью по близкой мишени. В ответ раздался треск автомата и ахающий выстрел ружья. Стоящий полицай рухнул назад, а сидящие мужики попадали на борта телеги. Промахнуться с такого расстояния мог только слепой. Лошадь понесла.

Стрелки одновременно выскочили из укрытия.

– Я думаю, на телеге мертвецы, – сказал лейтенант, забрасывая пулемёт на плечо. – Жаль, лошадь ушла.

– Далеко не уйдёт, встанет. Кровь учует и встанет, – уверенно сказал Степан. – Тот, что стоял, – староста. Зверь, уже замарал руки о кровь евреев. Их у нас было три семьи. Портной, сапожник и аптекарь. Я дружил с портным. Добуду какой мех, выделаю, отнесу ему, он мне или шапку сошьет, вот как эту, из белки, или меховые перчатки. А по первости, жена еще живая была, – ей доху из куницы сшил. Знатная вещица, завидовали. Трудяга, словом. Так вот малых и старых по его указке выдернули из хат, увели за посёлок, в карьер гравийный. Там и порешили. Руководил этот, что с вожжами, покойник. Я пойду за подводой, лошадь успокою кусочком хлеба, а вы деда Евграфа разыщите. Годится?

– Годится, товарищ Степан, выношу вам благодарность за первый бой. Рядовому Шелестову – тоже. Молодец, не спасовал.

Дед Евграф стоял за густой берёзовой и осиновой порослью, которая поднялась на вырубке, прислушивался. На зов лейтенанта бодро откликнулся, спросил:

– Сколько предателей было, всех порешили?

– Пятеро, отец. Мы стреляли с десяти метров с обеих сторон.

– Степан где?

– Пошёл лошадь ловить, возьмём с собой, пригодится.

– Женскую половину посадим на мою кобылу, а весь груз перебросим на ту лошадь. Справная?

– Шла ходко.

– Не было ни гроша, да вдруг алтын, – улыбчиво сказал дед Евграф. – Знать, всех полицаев посёлка сегодня умыли. Шестеро их было. Откель гадюшник этот взялся?

Пошли догонять ушедшего Степана. Лошадь упёрлась оглоблей в берёзу и стояла метрах в двухстах от схватки. Степан уже обласкал животное, и мерин мирно косил глазами на пришедших людей. Решили, пока лес не густ и можно ехать, телегу не бросать, а то, поди, удастся пригнать на базу. Пригодится. Весь груз тут же перекочевал на телегу и пошли ходко, насколько позволяло лесное бездорожье.

«Кормить только животины нечем. Пока до снегов проблем нет, подножный корм, и за это время можно сена припасти. Только ни серпов, ни кос нет. Придётся добывать в поселке. Или в колхозе, где немцев, поди, пока нет», – рассуждали мужики.

Рядовой Лёня всё так же шёл последним. Иногда его сменял лейтенант. Тогда парень старался идти рядом с Люсей, она смущалась, скорее больше от того насилия, какое пришлось испытать юной девчине на глазах у отважного парня. В то же время Люся с благодарностью поглядывала на своего высокого спасителя с пшеничной отрастающей челкой, с искристыми добрыми глазами.

– Я слышал, как тебя кличат – Люся, а меня Леонид Шелестов, – вдруг разохотился парень на разговор. – Я и мой дружок Федька пристали к товарищу лейтенанту в лесу. Несколько дней бродили голодные после боя с немцами. Случайно на его группу наткнулись. Накормил, а потом на железке диверсию устроили – поезд под откос пустили. И ещё дела были.

На этом красноречие бойца кончилось, и он шёл молча, ловя благодарные взгляды девушки. Видно было, она что-то хочет сказать своему спасителю, но не решается. Собравшись с духом, всё же заявила:

– Я тоже хочу научиться стрелять и остаться в отряде.

– Нам люди нужны, – ответил обнадеживающе Лёня.

Засветло вернуться на базу не успели, заночевали под берёзами. Клавдия и Люся расположились на телеге. Поглядывали на небо, оно временами светилось близкими равнодушными звёздами. Сплошных туч нет, а знамо не будет и дождя. К утру вовсе разведрило, стало знобко, на пожухлой траве выкристаллизовалась крупная роса.