Текст книги "Обязан побеждать"

Глава 29

Степан с товарищами вернулся по полудню спустя следующий день и ночь. Вышли к мыску пешком, где охотник предполагал найти встречающих с плотом. Он не ошибся – его ждали с нетерпением сам командир с Шелестовым. Опираясь на палку, возле деда Евграфа стоял конюх-завхоз Тимофей Кривич – приятель Сёмкина. На его лице не было живого места: оно вздулось и посинело от побоев.

– Что случилось, товарищ Сёмкин, нарвались на немцев?

– Как вам сказать, и да и нет. Мы напали на караван врага. Тимофея вот освободили.

– Расскажите подробнее, где и как?

– Пусть кум сказывает, он мастер на слово.

– Я слушаю!

– Мы вышли к колхозу засветло. Затаились. Степан в бинокль видит, у конторы правления стоят пять подвод, гружённые мешками с зерном. Немецкий мотоциклет с пулемётом, но солдат нет. Два полицая у подвод ошиваются. Двое тащат Тимофея в контору. Он связан, упирается. Мы обмерли: что делать? Спускались сумерки. Полицаи стали распрягать лошадей. Значит, будут ночевать. Евграф сказал, что хата его зятя с краю, до неё рукой подать. Там Клава и сватья. Решили сходить и расспросить. И сходили в сумерках.

Из рассказа Ивана и сбивчивого дополнения деда Евграфа выяснилось, что скот и часть лошадей колхозники угнали в глубь страны до оккупации. А вот часть зерна не успели вывезти. Немцы на мотоциклах и броневике нагрянули в деревню на следующий день, после того как там побывал Евграф и оставил Клавдию на попечение сватьи. Враги согнали всех жителей к конторе колхоза, спрашивали, где прячутся партизаны? Никто ничего не мог сказать. Немцы стали угрожать расстрелом десяти человек, которых без разбору тут же схватили. И угрозу бы выполнили. Тут к ним вышел Тимофей Кривич и стал толмачить, что они мирные труженики и он как член правления колхоза и завхоз поручается за каждого и клянется, что никто связей с партизанами не имеет. Чтобы ему поверили, он предложил свои услуги старосты и готов заплатить за жизнь своих людей зерном с колхозного амбара. Такое заявление понравилось немцам, и они назначили его старостой. Кривич потом нам пояснил, что немцы всё равно бы всю деревню протрясли, что и случилось – сразу же пошли по дворам грабить живность. Тимофею приказали снарядить обоз, погрузить в него зерно, составить список людей, у кого есть мука, коровы и зерно. Кривич артачиться не стал, велел из оставшихся лошадей в колхозе снарядить пять подвод, погрузить в мешках зерно. Немцы наблюдали за исполнительностью старосты, хвалили его. И ждали список. Он обещал составить и отдать завтра, когда новая власть вернёт подводы, чтобы снова отгрузить оставшееся зерно. Немцы согласились, посадили на подводы прибывших с ними полицаев и отвалили. Хлеб возили несколько дней. Эти пять подвод – последние.

Ночью Тимофей пошёл по дворам, предлагая людям прятать муку и зерно. Многие послушались его совета. Сам же с помощником угнал в лес гурт оставшихся телят, что должен быть отдан колхозникам на трудодни, часть фуража на двух подводах. Помощник остался в лесу, сам вернулся в деревню.

– Все бы, пожалуй, устаканилось, но нашёлся иуда, завистник Тимофеев, – в сердцах сказал Иван, – срамно и фамилию уголовника и подлеца называть. Прознал о его тайных делах и упал к фашистам в ноги. Унтер приказал схватить Тимофея, привести на допрос. Полицаи, расшибая лбы, вместе с доносчиком выполнили приказ.

Кривича схватили, стали спрашивать, куда угнал телят и увёз фураж, где список людей, которым на трудодни успел выдать зерно. Тимофей отнекивался, мол, человек этот врёт. Его избили, и полицаи снова пошли по дворам грабить. Что находили в сараях, забирали под плач женщин. Мужиков не осталось, призвали в армию, одни старики, бабы да дети. Степана шибко интересовало, почему только один мотоцикл?

– Кривичу надо бы в лесу остаться навсегда, а он вернулся домой к больной жене, его скараулили и сцапали, – сказал дед Евграф, сердясь не известно на кого. – Беспечность наша виновата или доброта души в таком раскладе? Кусай теперь локти!

– Что же дальше? – с нетерпением торопил рассказчиков командир.

– Тимофея били нещадно. Он молчал. Тогда унтер приказал увезти бедолагу в Клиновое, заподозрив в связях с партизанами, и дальше допытываться. И тут мы объявились. Выведали что к чему, и Степан решил выручать Тимофея, заодно и задание выполнить – добыть, что приказано. У нас два пулемёта, автомат у Евграфа, гранаты.

Обоз утром пошёл по наезженной дороге без опаски. Трижды ходил. Степан выбрал косогор в берёзовом лесу, по которому тянулась дорога в Клиновой. Засели. Он распределил, кому кого бить. На себя взял мотоциклет и две первые повозки. На второй в одиночку сидел связанный Тимофей. Кобыла была привязана к подводе, четвертая тоже. Мне поручил две средних с полицаями и тем иудой. Евграфу досталась последняя. Расселись на полсотне метров.

– Вы знаете, товарищ командир, какие мы стрелки, в победе не сомневались. Словом, выждали и ударили без промаха. Степан сначала метнул две гранаты в мотоциклет, потом ударил из пулемёта по полицаям. Я срезал двоих на третьей подводе. Евграф на последней одного врага. Вот мы весь обоз и привели к Широкому. Оставили в версте. Правда, Степан и Тимофей сбегали на конях в деревню, взяли сети и сёдла. Что прикажете делать с обозом?

– Подожди, Иван, – остановил его красноречие Степан, – мы шли окольными путями, чтоб след от телег не оставлять, потому долго добирались.

– Прежде объявляю всем благодарность за отвагу и мужество в выполнении задания. Прикажу – хлеб перевезти на остров, телеги спрятать в лесу, там же для лошадей сделать загон. И будем снаряжать команду для удара по шоссе. Да, есть ли мука в обозе?

– Есть, целая подвода, – ответил Степан. – Тимофея надо полечить, к Тане его скорей!

– Шелестов, давай на плот, вези Тимофея к Тане, а обратно Силантия, пилы и топоры, да перекусить бойцам.

– Есть, товарищ командир, – козырнул Леонид, – проходите на плот, товарищ Тимофей. Садитесь на чурку.

– Перекус везти не надо, – сказал Иван, вас можем попотчевать салом свиным и хлебом подовым. Бабы расстарались напекли за ночь. Мука у людей пока осталась, живность тоже.

Плот уже имел поручни, которые прирубил Силантий. Кривич прихрамывая прошёл на плот, тяжело опустился на чурку. Леонид взял шест и как заправский плотогон ходко пошёл.

Белухин и мужики направились к обозу, устраивать загон, оставив Евграфа на берегу, поджидать Силантия и Шелестова.

Хлопоты с загоном, перевозкой муки и зерна закончились поздно вечером. Константин видел, как устали его старшие товарищи, да и Лёня последний сплав с Силантием проводили в полсилы, медленно. С берега мешки носили и складывали штабелем возле дома женщины и подростки, укрыли брезентовыми накидками. Десять мешков муки разместили под широким топчаном, на котором лежала Люся.

Закончив работы и подкрепив силы, стали устраиваться на отдых в доме и на свежем воздухе. Костя и Таня уединились, урывая вторую ночь у войны для любви. Таня шептала ему на ухо всякий сентиментальный сброд, говорила, что рядом с ней жарко даже в ночной прохладе. Костя молчаливо соглашался.

Наладились в рейд только после полудня следующего дня вчетвером. Шелестова обучал езде Степан, как бывший кавалерист Гражданской войны. Парень быстро схватил науку верховой езды, к концу тренировки неплохо сидел в седле. Просился Кривич, но Таня возразила против тряски на лошади со сломанными двумя ребрами и массой кровоподтеков по всему телу. Командир с ней согласился, ободрив нового товарища:

– Поправляйтесь, товарищ Тимофей, драка предстоит продолжительная, успеете. Ваше мужество пример для всех!

– Верно, Тимоша, успеешь! – поддержал командира Степан.

Повел отряд Степан хоженой дорогой. Не доходя до железной дороги, Сёмкин встревожился, услышав гудки «кукушки». Так железнодорожники называли маневровый паровоз на станции за его отличительный звук. Остановился, стал прислушиваться. Подъехал командир.

– Что случилось?

– Гудки маневровой «кукушки» услышал. Чего бы ей тут делать?

– Разбирают погибший эшелон, – высказал догадку Иван.

– Может быть, на войне все непредсказуемо, – откликнулся Степан.

– Проведём разведку. Товарищ Степан – за мной, – приказал командир, спешиваясь и передавая удила Ивану.

– Немцы почти рядом, – воскликнул Шелестов, напрягая слух, – слышу немецкую речь, похоже на команды!

– Сейчас выясним, какой тут компот? – бросил спокойно лейтенант и устремился вниз по увалу.

– Впереди откроется большая опушка, она примыкает к железке. Вот там и гоношатся фашисты, – высказал предположение Степан.

– Если бы так, думаю – это облава. Команду слышу: «Развернуться в цепь!» Не ровен час, столкнёмся.

Редколесье оборвалось у опушки. Диверсанты остановились. Ветер дул в их сторону и слова команды отчетливо долетали до командира. Притаились за деревьями. Невооруженным глазом увидели, как вдоль рельсов выстраивается длинная шеренга вооруженных солдат.

Белухин приник к биноклю. Увидел лица людей в годах. Тыловики. Далее толпились полицаи.

– Оккупационные войска. А там что, на платформе? – тихо говорил лейтенант, но чтобы слышал Степан. – Сгружает миномёт солдатский молодняк, холеные злые лица. Эти – армейские. А вот это не лучше. Несут в чехлах надувные резиновые лодки, весла торчат! По нашу душу. О чём я всегда думал. Надо срочно уходить с острова.

– А если быстро зайти и ударить с тыла, отвлечь, направить облаву в другую сторону?

– Вряд ли соблазнятся и бросятся всей облавой за нами. Я вами рисковать из-за десятка паршивых гитлеровцев не могу. Выкуривать нас собираются артиллерией. Не поверили немцы в нашу легенду, что рванули железку другие. Вон и эсэсовцы, и собака с ними. Офицеры командуют, вижу штурмбаннфюрера СС. Это чин майора, дальше обер-лейтенант сухопутных войск. Вояки серьезные, но заносчивые. Врага надо знать, изучать его психологию и идеологию, чтобы определить его намерения, а потом – шаги, – говорил нам инструктор-полковник. – Враг наш коварен, жесток, жаден, хорошо подготовлен. Особенно первые эшелоны войск, офицеры. Тыловики слабее, они старше, но имеют богатый жизненный опыт, осторожны и расчетливы. Это опасно. Уходим назад!

Они рванули на увал.

– Кто-то их погнал, как на убой, в ночь, – торопливо говорил Степан. – Если фрицы пойдут через опушку, а шеренга именно так выстраивается, опушка соблазняет, то заплутают в зарослях балок. Их перед ними с десяток, и все глубокие, густо заросшие. Это я знаю, где ходить, а они в ночь – заплутают и сядут до утра.

– Если так, то успеем убраться с острова и замести следы. Как вы думаете? – спросил лейтенант.

– Верно, мы на лошадях, они – пешком.

– Думайте, куда нам спрятать хлеб и дрова? Где затопить плот. Словно нас там и не было.

– Хлеб – назад на подводы и манёвр. Дрова – раскидать. Дом изувечить, крышу снять, если успеем. Сделать его нежилым. Печь тоже развалить. Если вернёмся – починим. Плот разобрать и тоже раскидать по мыску, – подсказал Степан.

– Видите, какой у вас жизненный опыт!

Прибежали к своим, вскочили на лошадей.

– Уходим назад! Каратели с миномётом и надувными лодками для разведки по воде, – ответил лейтенант на немой вопрос бойцов.

Степан деловито, без паники выдвинулся вперед, перевёл мерина с шага на рысь. Так шли по увалу, пока позволяло редколесье. Дальше – крупный шаг. Подошли к Широкому в сумерках, а к броду – в потёмках. Степан вошёл в воду и опустил удила, только легонько понукая мерина. Он, осторожно ступая на отмель, повёз всадника по знакомой отмели. За ним след в след следовали остальные.

На острове не спали. Щелкнул затвор винтовки часового. Лейтенант торопливо прокричал кедровкой.

– Наши возвращаются. Что-то случилось? – услышали беглецы взволнованный голос Тани. К ней торопливо подошли остальные. Сгрудились.

Ещё минута осторожного и напряженного шествия и вот берег.

– Карателей встретили, – сказал командир. – Боевая тревога, манёвр на берег и дальше. Товарищ Иван, привезите с островка сержанта и Диму. Затем с сержантом на двух лошадях идите на мыс. Силантий и все остальные, грузим на плот муку, зерно, снаряжение. Переплавляем на мыс, сгружаем. Последним рейсом пойдут раненые.

Степан и Шелестов первые ринулись к мешкам зерна, за ними Коля и Витя, девушки, Костя и дед Евграф. Силантий удобно причалил плот и стал грузить на него принесённые мешки. Вскоре поклажа выросла до предела. Силантий и Шелестов вскочили на плот с шестами.

– Товарищ Степан, за мной, приведём подводы. Продолжать носить на берег имущество.

Оба пристроились на плоту, и плотогоны заработали шестами.

– Как бы не сбиться с курса, – сказал Силантий, – мрак, хоть в глаз коли.

Тьма сгущалась. Она казалась плотнее от низких туч, через которые не пробивалось мерцание звезд. Стал накрапывать нудный мелкий дождь. Силантий грёб слева, вдоль стены рогоза, здесь он давно вытеснил камыш и шелестел пожухлыми листьями, качал длинными семенниками и почти сливался с водой в единую темную массу. Только острое чутьё опытного плотогона позволяло держать верный курс.

– Не торопко, не торопко, Лёня, а то заплутаем в рогознике, – иногда спокойно произносил Силантий.

Наплыли на табун гусей. Те спали, спрятав головы под крыло. Сторожил лишь один гусак. Он неожиданно для всех гортанно прокричал, и серо-белая волна, едва различимая в ночи, всполошено загоготав, отхлынула от плота.

– Верно идём, – сказал Степан.

В сплошной темноте подчалили к мысу с северной стороны, где сосны стояли не так густо. Выскочили, привязали плот к дереву и стали сгружать мешки.

– Идите за остальным грузом, мы – за подводами, – приказал командир, поправляя за спиной пулемёт.

Лейтенант вынул из планшетки компас. Тускло светилась фосфорическая стрелка, указывая стороны света.

– В такой мокроте можно промахнуться, – вдруг заосторожничал Степан.

– Я засёк направление. Надо строго идти на юго-восток, – ответил лейтенант. – Смотрите.

– Конский запах слышен далеко в сухую погоду, – глянув на компас, сказал Степан, – будем надеяться на компас.

Они двинулись, слыша, как замирая хлюпали шестами плотогоны. И не промахнулись: Степан, словно предвидя такую ситуацию, расположил телеги и загон с лошадями с небольшим промежутком с северо-востока на юго-запад, то есть как раз поперек пути.

Не просто было запрячь лошадей в таком мраке. Константину пригодилась наука деда-лесника, жизнь с ним на кордоне во время летних каникул. Лошади послушно подчинялись воли человека, служа ему в многочисленных перевозках грузов. Сложнее оказалось привезти подводы к мысу. Нередко повозочные натыкались на деревья и оглобли упирались в них, тем более что Степан прицепил к телегам две безлошадные. На мысу надо было разворачиваться и к самим мешкам подойти не удалось. Пришлось носить поклажу на расстояние в полсотни метров. Силантий предвидел это неудобство и попытался вторую ходку разгрузить подальше, но плот упёрся в мель.

Почти в самом начале погрузки появился Иван с сержантом, и принялся носить мешки.

– Вся поклажа, товарищ лейтенант, лежит на берегу острова. В доме осталась только Люся, – информировал Шелестов.

– Ладно, до свету, думаю, управимся. И время останется – дом разрушим, следы наши замаскируем листвой. Навалились.

К рассвету группа была на берегу, половина груза на телегах. Раненый сержант уселся на мешки первой подводы. Люсю уложили на вторую, укрыли брезентовой накидкой. Устали изрядно, особенно дед Евграф и Силантий, трудясь наравне с командиром. А он, двужильный, только покрякивал да хвалил свою гвардию. Татьяна и Валентина, не отставая от мужчин на погрузке, выглядели бодрыми: сказалась физическая подготовка и марши во время манёвров и переходов. Тимофея с поломанными ребрами от работы освободили, но он, подхватывая правой рукой запасное оружие, свой пулемёт с лентами перенес поочередно сначала на берег острова, а теперь к телегам.

Таня сыпала шутками и поговорками:

– Лёня у нас какой молодец – накачал мышцы, за ним не угонишься. А что, кто проворен, тот и доволен.

– Рукам работа – душе праздник, – задорно отвечал ей Иван.

– Глаза глядят, а руки делают, – не отстал от них дед Евграф.

Командир, слушая, улыбался, нет-нет да и воскликнет:

– Есть ещё порох в пороховницах? Не ослабела ли казацкая сила?..

– Есть ещё, батько, порох в пороховницах. Не ослабела ещё казацкая сила… – откликалась Таня.

Груз на берегу таял, и командир распорядился:

– Степан, идите с Силантием и Шелестовым на остров, устройте с домом, как задумано. Дрова раскидайте. Если можно снять двери – снимите. И следы, следы наши прикройте листвой, а мы тут догрузим мешки.

Медленно светало. Северный свежий ветер усилился, разогнал дождевые тучи, и мукосей прекратился, но успел вымочить спины каждому грузчику. По-светлому вернулись Степан и Силантий.

– Управились с домом, тесовую крышу разобрали, в одном месте проломили потолок, у печи разворотили стену. Пол залили водой, будто дождем через пролом намочило. Двери снять не удалось. Шарниры кованые, на гвоздях, – доложил Степан. – Мы её распахнули, на порог навалили земли, забросали листвой. Берег утоптали изрядно. Пришлось заметать метелкой.

– Вроде там давно не хожено, – подтвердил Силантий. Он прогнал плот на отмель и его вытащили на берег, прожилины выбили из пазов топором, а бревна отнесли подальше, разбросали пазами вниз, чтобы не бросалась в глаза свежая рубка.

Встал вопрос: в какую сторону податься?

– Я уж голову сломал в думах о направлении манёвра, – сказал Степан. – Ты как думаешь, Иван, куда податься?

– Я южную сторону знаю плохо. Можно обогнуть Широкое и выйти к домам бригады колхоза имени Кирова. Немец, думаю, не подумает, что партизаны шарахнулись из лесу к открытому полю.

– Я тоже так думаю, согласился Степан, глядя, как командир изучает карту. – Собака след не возьмет, сыро шибко, много времени пролетит, пока облава сюда притащится. Не раньше обеда.

– Правильно, они сначала миномётом ударят по малому острову, могут и в глубину озера мины побросать, до второго острова достанут, потом разведку проведут на лодках, – сказал лейтенант, – это даже хорошо. Воронки все следы наши уничтожат. По карте сложно выбрать маршрут, на ней Широкое обозначено лишь малым болотом. А тут обширные плавни. На немецкой карте вообще тут сухо. Бобровое урочище указано, Кривое тоже. Принимаю ваше предложение. Заметём следы, присыплем по возможности листвой и пора уходить.

И они ушли, ведомые Степаном. Усталость и бессонная ночь смыкали веки. Старикам и Шелестову командир приказал разместиться по телегам и спать. Будет привал – встанут на караул, остальные – лягут отдыхать.

К бригадным домам подошли после полудня. Остановились на подступах, Степан и Иван провели разведку. На месте строений – пепел и голые печи. Сожжены недавно. Кем?

– Да вот следы вездехода военного, – воскликнул Иван, – только фрицы!

Разведчики вернулись, доложили о результатах командиру.

– Убирают партизанский кров, – сделал вывод Степан, – а я мечтал один дом перевезти на остров.

Лейтенант развернул карту. На ней поле уходило далеко на запад и простиралось на север, обрываясь в пяти километрах от кордона с детьми.

– Такая же участь может постигнуть и кордон лесника, – тихо сказал Константин, но его услышала Таня. Она, взволнованная, подошла и, заглядывая в глаза лейтенанту, сказала:

– Товарищ командир, надо немедленно отправляться за детьми. Фашисты не пощадят никого.

– Товарищ санинструктор, не надо на меня давить. Отряду угрожает истребление. Проведём разведку на Широком, убедимся, что немцы ушли, тогда вплотную займёмся детьми. Пока из Центра, ты знаешь, мы получили временный отказ. Фашисты под Москвой. И нам надо драться и драться! Особенно боевой группе.

– Никто не возражает против рейдов, но грош цена нам будет, если не спасём детей, – возразила Татьяна, – я – снайпер. Прошу взять меня в ближайшую операцию, жизнь Люси теперь вне опасности. За ней вполне могут ухаживать Дарья и Валентина. Сержант Ботагов и Кривич скоро будут бегать.

– Ладно, учись верховой езде и ты – снайпер. Боевая группа в дальнейшем сядет на лошадей. А сейчас час на отдых, подкрепимся и – в разведку. Решил сесть немцам на хвост, нанести урон. Желательно отстрелять офицеров и артиллеристов. – Константин сменил тон и ласково смотрел на подругу: – Будь умницей, Танюша, жди нас целыми и невредимыми. Моя тактика прежняя.

– Только на это и надеюсь! – Таня прильнула к Косте, повисла у него на крепкой шее, поцеловала, а у самой навернулись слёзы. Но выпасть из глаз им она не позволила, взяла себя в руки, прошептала: – Удачи, мой любимый богатырь!

– К черту! – ответил Костя. – Проследи, чтобы от костра не несло сильно дымом.

Над лесом снова сгущались хмурые тучи. Северо-западный ветер гнал их почти с курьерской скоростью. Лес раскачивался и стонал, глуша все иные звуки. В таком гуле хлопок винтовки потонет. Это хорошо считал лейтенант. Плохо то, что они заходят в тыл к немцам по ветру и немецкая возня, кроме миномётной стрельбы, не будет слышна. Он рассчитывал застать врага у Широкого. Во-первых, подойти к нему, по словам Степана, из-за многочисленных балок каратели могут не раньше как после полудня. Во-вторых, надо осмотреться, расположиться и обстрелять известную им точку сопротивления. Затем провести разведку. На всё это потратят весь световой день. Убедившись, что они выкурили партизан, уходить в ночь не будут. Вот тут-то и начнётся за ними контроль. Покинут ли немцы Широкое, не прочесав водное пространство на лодках и берега? Кроме того, возможно, примутся вылавливать трупы и хоронить? По словам сержанта, их десятка полтора. В бинокль и лейтенант, побывав на островке, видел несколько утопленников. Вопросы открытые. Обстановка покажет.

Подошли к озеру с запада засветло с большой осторожностью. Лейтенант передал бинокль Степану, а сам стал наблюдать в прицел.

– Немцы устроили охоту на пернатых, – сказал Белухин. – убитую взрывами дичь вылавливают на лодках.

– И уже жарят на кострах гусей, – дополнил Степан.

– Не уж-то фрицы успокоились, а завтра отсюда смоются? – усомнился Иван.

– Похоже-похоже. Миномёт зачехлён, но не разобран. Видимо, закончили осмотр островов. У них есть рация, радист в наушниках. Встал, снял наушники, передал их офицеру СС и переговорную трубку. Жаль, нельзя услышать разговор.

Между тем офицер докладывал, что партизан нет. Обстреляны и прочесаны два небольших острова. Кругом пусто.

– Так найдите их и уничтожьте, у вас достаточно сил и средств.

– Искать в лесу партизан, что иголку в стогу сена.

– Не умничайте, господин штурмбаннфюрер, партизаны из этого леса попортили нам много крови. Не возвращайтесь с пустыми руками. Выполняйте приказ.

– Слушаюсь! – щёлкнул каблуками офицер и передал наушники и микрофон радисту.

Если бы лейтенант слышал этот короткий диалог, то увереннее принял решение идти по следам врага и, достигнув выгодного положения, снять офицеров, радиста, артиллеристов и собаку. Сейчас он стоял за деревом в раздумье: атаковать врага или только наблюдать, куда пойдёт. Получил же офицер какое-то указание? Ясно будет только завтра утром.

– Пока немцев трогать не будем, посмотрим, куда пойдут? За нами люди, дети, обоз. Задача диверсантов не драться с карателями, а пускать под откос поезда, взрывать склады с горючим, продовольствием, уничтожать технику и живую силу на дорогах и выживать! Маневрировать и вновь бить, – сказал лейтенант Степану.

– Верно, я это давно понял.

– Вот если бы удалось зайти немцам с фронта, выбить собаку, офицеров и кого успеем, да увести облаву от Широкого, это другой коленкор, – высказал свое мнение Иван.

– Утро вечера мудренее, посмотрим. Отойдём немного, неровен час – овчарка облает. Ветер может перемениться. Стоп! Смотрите, после разговора по рации офицеры изучают карту. Тычут пальцами – куда пойти?

– В сторону полей – исключаем. Или откатятся известным путем, или возьмутся прочесывать нехоженый лес, – сказал Иван. От нетерпения высказаться он топтался на месте рядом со Степаном, то и дело протягивая руку к биноклю. Кум отдал его. Иван жадно схватил, припал к окулярам.

Сумерки сгущались, и группа отошла, устроилась на отдых, выставив часового. С наступлением ночи ветер стал стихать, давая возможность часовому слушать лесные звуки.

Чуть свет немцы зашевелились, загалдели, кто-то на губной гармошке заиграл военный марш, и вскоре каратели двинулись на юго-восток. Диверсанты были начеку и, держа расстояние, двинулись за облавой.

– Этак они пройдут ниже плотины Бобрового урочища и выйдут на дорогу, где мы напали на обоз, – сказал удовлетворенно Степан.

– Не могут смириться с разгромом складов на станции? Настучали им по башке изрядно! Небось до Берлина дошло? – улыбаясь, выдал своё резюме Иван.

– Именно так, товарищ Иван, но не только. Эшелоны были ценные. Каждый из них потянет на всю эту облаву с придачей. Вывод напрашивается сам собой.

– Да уж, – блеснул красноречием Шелестов, – у меня дыхание спёрло от радости и страха.

– Почему от страха? – спросил Иван.

– Так не верилось даже, что немца можно бить.

– А теперь?

– Теперь я пообтёрся, уверился в нашей силе, мышцы накачал за этот месяц, марш-броска не боюсь.

– Сержант Ботагов тебя хвалил за стрельбу, – сказал Иван, – по немецкой атаке так ударил, что многие сделали буль-буль!

– Могли бы больше, да от снайпера прятались. Он Диму чуть не подстрелил. Сержанту термос с чаем нёс, а тот, вместо того чтобы взять, Диму здоровой ногой сшиб. И тут прогремел выстрел, – рассказал Шелестов, – потом мы на карачках да ползком передвигались.

– В этой облаве снайпера, думаю, нет, – сказал командир, – но остерегаться от меткого выстрела в любом случае стоит.

– Товарищ лейтенант, я вижу направление облавы! – через некоторое время сказал Степан. – Она выйдет к двум лысым косогорам за Бобровым урочищем. Если нажать да обойти карателей, поспеем зайти в лоб. И на втором косогоре можно немца встретить огнём.

– Почему не на первом?

– Тот длинный, круче, повыше, а на хребтине его смешенный густой лес, легко можно уйти.

– Да-да, знаю эти места. Там есть глухариное токовище. Брали со Степаном краснобровых великанов, – подхватил Иван предложение кума. – Враг не шибко-то торопится, успеем. Как раз к вечеру.

– Ладно, товарищ Степан, ведите. Вы хорошо знаете местность, а это важнейший козырь для диверсанта!

– Это наша земля, мои и Ивана леса и долы, многожды исхожены и изъезжены. Мы с них кормимся. И с вашей подготовкой, дерзостью, но добавлю – осторожностью, мы будем бить их всегда!

Диверсанты уклонились на юг, обошли облаву и держались на её правом крыле на расстоянии звука голосов. К полудню каратели вышли к Бобровому урочищу, сделали привал на правом высоком берегу речки, подкрепили силы. Диверсанты последовали их примеру, не опасаясь чуткой овчарки, которая шла в центре: ветер, не переставая, дул с севера, унося запахи прочь. Как только раздались команды офицеров, группа быстро снялась и скорым шагом вышла к первому безлесному косогору, густо поросшему разнотравьем.

– Облава точно на него выйдет! – воскликнул Иван. – Сердце, как у Лёни, от нетерпения трепещет, жаждет схватки.

– Да, косогор приличный, длинно разлёгся, – отметил командир. – Поднимемся на перевал, с него понаблюдаем за немцами. Определим походный строй, уточним, где идут офицеры и артиллеристы, чтобы рассредоточиться на втором перевале, и как можно больше нанести урон внезапным огнём.

– Верно, я так тоже мыслил, – охотно поддержал лейтенанта Степан.

– Четыре пулемёта да гранаты – не фунт изюма, – подчеркнул Иван.

– Ускорим шаги, враг близко.

Устроились на перевале. Нижняя кромка леса как на ладони. Из него в стороне справа от диверсантов вышли трое автоматчиков в зеленых маскхалатах. Озираясь, стали неторопливо подниматься по склону, в любую секунду готовые открыть огонь и залечь.

– А чёрт, разведка. Быстро уходим на второй косогор. Могут подняться и нас заметить.

– Не успеют, – спокойно сказал Степан, отваливая от сосны, за которой стоял. – Отсюда второй косогор не виден. Мы бегом, они с опаской медленным шагом.

Диверсанты быстро спустились в ложбину, выскочили на открытое пространство. До перевала добрые сто метров. На его хребте гребнем, словно по ранжиру, густо стояли деревья. Увидели, как над первым увалом взвилась зелёная ракета.

– Разведчики дали сигнал к движению облавы, – сказал лейтенант, преодолевая подъём. – И конечно, смотрят в сторону своих. Учтём, пригодится. А крутизна приличная – гранаты полетят на все полста метров.

Попадались коровьи лепешки, местами стравленная трава.

«Колхозные летние выпасы», – подумал Белухин.

Поднялись на перевал быстро, Степан и Иван запыхались. Скрылись за деревьями, отдышались.

– Вот тут будем стоять горой, – сказал командир, – только надо сдвинуться вправо, чтобы разведка на нас вышла. Думаю, разведчики находились в центре шеренги, возле командира, и он выслал дозор.

– Пожалуй, так, – согласился Степан.

– Они, наверно, постоянно идут впереди, – заметил Иван.

На гребне ветер качал деревья, шум леса нарастал. В лощине было тише.

– Товарищ Лёня, не разучился метать штык? – спросил командир, идя рядом с бойцом.

– Нет, постоянно тренируюсь, а что?

– Разведчики могут помешать нашей огневой атаки. Надо бы их прикончить без выстрелов, если войдут в лес?

– Смогу ли? Деревья мешают.

– Ладно, дело сложное. Боюсь вспугнуть всю облаву.

– Я топорик бросаю в цель на пятнадцать метров, но его нет со мной, – сказал Степан, – а нож как-то не приходилось.

– Они могут и не заходить в лес, небось поджилки трясутся, – рассудил Иван.

– Придётся отказаться от этой мысли, а хотелось взять языка. И самим бросить ракету. В таком случае надо рассредоточиться так, чтобы разведка ни на кого не вышла. Они топают след в след. Встанем парами друг от друга на тридцать метров. Я и Шелестов справа, а вы, товарищи кумовья, слева. – Лейтенант улыбнулся своей шутке. – Как только каратели поднимутся на бросок гранаты, открою огонь. Вы – немедленно за мной. Немцы сразу залягут, вот тут мы их попотчуем нашей артиллерией.

– Как же разведчики?

– Рядовой Шелестов, держите их на прицеле. Думаю, при первых выстрелах они бросятся к своим. Если в лес – дело хуже. Будем действовать по обстановке. Встанем за деревьями, я услышу их переговоры. Пора на исходную. Вот и разведка показалась! Идут на нас. Выполнять!

Диверсанты разошлись в стороны от предполагаемого маршрута разведчиков, затаились. Лейтенант попробовал лечь, поставил пулемёт на разножку. Высокая пожелтевшая трава мешала обзору. Он чуть отошёл назад, где земля бугрилась, и снова залёг. Косогор просматривался нормально. С земли чесанёт цепь прилично! Шелестов устроился рядом. Константин видел, как от напряжения вспотел лоб у парня, он вытирал его рукавом маскхалата, как заливало лицо краской от волнения перед предстоящим боем.