Текст книги "Обязан побеждать"

Глава 25

Самолёт опускался в коридор костров на торной лесной поляне, на которой, по словам Степана Сёмкина, стояла бригада лесорубов с машинами и лесовозными бричками. Он, как прекрасный знаток местности, привел сюда отряд сутки назад. Партизаны радировали о своём месте нахождения, просили отправить радистку, боеприпасы, продукты, теплую одежду и эвакуировать тяжелораненого бойца. Они получили добро, убрали с поляны брошенные колеса, передки бричек, в лесу наготовили сушняка и сложили его в десять куч. В назначенный час подожгли.

Самолёт грузно сел, слегка подпрыгивая на выбоинах земли, и тут же развернулся для взлёта. В сторону отъехала дверь, второй пилот взмахами руки приветствовал партизан. Затем он показал две пятерни, тряхнув ими дважды, что означало: «У вас двадцать минут на разгрузку и на всё остальное».

К двери бросилась вся команда, кроме Тани и Осинина. Они остались стоять у кромки леса. Сейчас Таня, поддерживая Федю, вела его к самолету, чтобы отправить в госпиталь. До прибытия транспорта Осинин высказал свою просьбу:

– Товарищ лей-лей-тенант, я жи-и-вучий, вон Таня подтвердит. Не от-от-правляйте меня. Я хо-хо-чу драться с вами. – Голова у Феди мелко тряслась, когда он говорил, тем более высказывая свою просьбу.

– Федя, не волнуйся, лети, лечись. Если признают тебя годным к службе, вернешься к нам таким же образом, – ответил Белухин, – в таком состоянии ты не сможешь дойти до лагеря.

– А мо-мо-жно вернуться?

– Такие парни всюду сгодятся, – сказал капитан, – ты уже освоился с ролью диверсанта. Напишешь рапорт, лейтенант Белухин тебя запросит, и ты вернёшься в эти края. Лети и быстрее выздоравливай в нашем госпитале!

– То-то-гда до свидания, товарищ лей-лей-тенант, Таня и ос-ос-тальные ребята.

В двери показалась радистка. Она настороженно глядела на встречающих.

– Смелее, товарищ Валентина, – сказал Белухин, протягивая ей свою крепкую руку. – Поздравляю с благополучным прибытием на место службы.

Девушка, одетая в свитер и теплую куртку, суконное галифе и добротные яловые сапоги, оперлась на протянутую руку, ступила на сброшенную из дверного проёма лестницу. Покачнулась от тяжелой висевшей на ремнях за спиной рации. В правой руке она держала солидный рюкзак, в кобуре – пистолет. Константин поддержал, и девушка ловко спустилась на землю.

– Спасибо, – скромно ответила она.

С выгрузкой полвзвода орлов управилась в считанные минуты. Груз – теплая одежда, консервы, боеприпасы, бинокли и карты, медикаменты были увязаны в тючки, подписаны кому что, и его сноровисто передавая из рук в руки, складывали чуть в стороне от самолета.

Осинина подсадили в дверной проём, усадили в кресло, и пилот сжал над головой ладони, потряс ими, дал газу и стал выруливать для разбега и взлёта. От винта полетела травяная позёмка, самолёт быстро оторвался от земли, и тёмная точка его быстро пропала над макушками леса, как приведение. Диверсанты с минуту стояли молча, глядя вслед машине, и каждый мысленно послал свой привет на Большую Землю родным и близким. А состояние и впрямь было невесомое, не верилось в только что произошедшее событие, и лишь прибывшая Валентина, лежащий груз да догорающие костры напоминали о нём.

– Где дерутся наши войска? – спросил лейтенант прибывшую радистку.

– Держат оборону на дальних подступах к Москве. На севере немцы под Ленинградом, на юге продвигаются к Киеву, Одесса сражается, – скупо сообщила Валентина.

Помолчали, осмысливая услышанное.

– Ну что, товарищи, будем прощаться и выполнять свои задачи? – вывел команду из лёгкого ступора спокойным голосом капитан.

Дмитрий обнял Костю, поцеловал в губы Таню, пожал руку Степану и Валентине. Те, в свою очередь, прошлись вдоль шеренги товарищей по оружию, пожимая руки с волнением и благодарностью за успешно проведённую совместную операцию, желая каждому удачи и победы над врагом.

– Быстро разобрали тючки, и уходим! – с хорошим настроением сказал капитан, вновь пожимая руку Белухину. – До встречи, Костя! Дерись с прежней отвагой и удачей!

– И вам удачи, Дмитрий Николаевич!

И они разошлись в мерцающем свете луны, но всё же дающем возможность идти по лесу, не натыкаясь на деревья и ветки.

Каждый знал, что их ожидает трудное будущее, но каждый верил в свою звезду, а она пока не мерцала даже тусклым светом мирной жизни.

Нести тючки вскоре оказалось невмоготу. Это почувствовал даже Белухин. Он остановил группу и предложил устроить схрон, от которого поначалу отказался на посадочной площадке.

– Недалеко отсюда есть кордон лесника. Сейчас он пустует: старик умер в прошлом году. Возле него, чтобы не плутать, можно оставить часть вещей, – сказал Степан.

Командир согласился. Передохнули с получасовой дремотой. Сказывались волнение в ожидании самолёта и бессонная ночь. Бодрствовала радистка, заявившая, что перед полетом хорошо выспалась. Час спустя, уже на рассвете, Степан вывел их на окраину пустыря, на котором стоял приземистый дом из почерневшего от времени кругляка, чуть в стороне высился журавль с ведром над колодцем. Лейтенант приказал группе залечь, а он проведёт разведку.

Дом оказался обитаем. Брезжил синевой рассвет. При тусклом свете Костя увидел под навесом желтые листья кукурузы. Висело несколько связок сушёных грибов и кукурузных початков. Тут же поленница давно колотых берёзовых дров. Стоял сарай с полыми дверями, куча старого навоза от скота, который держал лесник. Заглянул в него – пусто. Вернулся к дому. На небольшое окно с треснутыми стёклами падал утренний солнечный блик. Костя приник к окну, всмотрелся. В полумраке угадывалась русская печь, стол с лавкой. На полке кое-какая посуда.

В комнате на полу вповалку и на широком топчане спали дети, две женщины и мужчина, прикрытые байковыми одеялами. Беженцы!

Костя непроизвольно присвистнул, вернулся к своим.

– В доме беженцы с детьми, – мрачно сказал он. – Думаю, голодают.

– Надо накормить! – торопливо сказала Таня.

Быстро вставало туманное утро. Группа прошла к дому. Лейтенант, успевший надеть поверх немецкого кителя свитер, маскхалат с самолёта, как Степан и Таня, вскочил на невысокое крыльцо, постучал в двери сеней.

– Кто там? – раздался испуганный женский голос.

– Не бойтесь, русские партизаны. Откройте, поговорить надо, – ответил Белухин.

Через минуту дверь в сенях бесшумно отворилась, и партизаны увидели изможденную голодом и страхом средних лет женщину в платке и длинном платье. Босая. Она вся съёжилась, подперев подбородок сжатыми кулачками, не ожидая от встречи ничего хорошего. И выглядела в эту минуту на все полста лет. Разглядев на пилотке командира красную звездочку, у Тани санитарную сумку, на её страдальческом лице заиграла жалкая улыбка.

– Проходите в дом, только дети спят, – негромко сказала женщина. – Беженцы мы.

– Я вижу, и хочу вам хоть чем-то помочь. – Константин не спешил проходить в дом.

– Чем же? – как стон раздался вопрос.

– Хочу узнать, кто вы, откуда? И накормить!

Бедная женщина всплеснула руками, обернулась на шаги. За ней стоял мужчина в добротном, но помятом чёрном костюме, бородатый и пожилой.

– Если у вас к нам интерес, то не стоит тревожить детей, давайте поговорим на дворе. – Он неторопливо обошёл женщину, спустился с низенького крыльца в две ступеньки, за ним – Костя. – Что вас интересует?

– Вижу беженцы? Откуда?

– Из Славгорода. Я – заведующий детским домом. Ждали машины для эвакуации детей. Задерживали. Старшая группа ребят – будущие семиклассники – не стали ждать, собрались и ушли загодя. Наконец дали машины. В пути налетели стервятники, стали бомбить, хотя на кабинах – красные кресты. Во вторую машину с ребятами средней группы – угодила бомба. Разнесла всё вдребезги. Нашу обстреляли, убили шофера, мою жену. Остались живы тринадцать человек. Я, две воспитательницы и десять малышей. Шли пешком несколько дней. У всех рюкзаки с небольшим припасом продуктов и одеждой. Немцы загнали нас в лес. Шли наобум и оказались здесь с середины августа.

У мужчины выступили скупые слёзы, говорил он с трудом, вспоминая недавнюю жуткую трагедию и своё потрясение от гибели детей и жены, и видно было, что он до сих пор находится под воздействием жестокого события, и теперь всеми силами борется за то, чтобы не разразилось не менее страшное – смерть детей от голода. Начинал он говорить плавно, почти без напряжения, а закончил едва шевеля языком в пересохшем рте. Костя торопливо отстегнул с пояса фляжку, отвинтил крышку и подал заведующему. Тот молча, но с благодарностью кивая, взял фляжку дрожащей рукой, сделал насколько судорожных глотков, остановился, отпил снова, немного успокоился.

– Что же вы намерены делать дальше? – спросил Костя, возвращая фляжку в обычное место. – Впереди зима, а у вас, судя по всему, нет продуктов питания.

– Продукты кончились давно. Третья машина с завхозом и багажом неизвестно где. Мы собираем грибы, сушим. Окрест, какая ягода была – обобрали. Когда бежали от фашистов, наткнулись на кукурузное неубранное поле. Оно в пяти километрах отсюда. Ходим, берём початки, заготавливаем на зиму. Парим початки в русской печи. Варим грибные супы. Тем и живём.

– На одной кукурузе да грибах разве можно прозимовать? – воскликнула Таня, поражённая бедственным положением беженцев.

– А что прикажете делать? Видел, тут лось обитает, да не охотник я, да и стрелять не с чего. А какое бы подспорье к кукурузе!

– Сколько ж вы наготовили кукурузы? – не удержался Степан.

– С полтонны уже есть. Далеко носить. А кукурузное поле большое. Ещё проблема – дрова. У нас же ни топора, ни пилы нет. Колун от старого хозяина нашёлся да кое-какая посуда – и всё!

– Немцы появлялись?

– Были на мотоциклах в ненастье. Но мы вовремя услышали гул моторов и успели уйти в лес. Они покрутились, заглянули в дом. Там пусто, и уехали.

– Дорога, проторённая старым лесником, поросла быстро, – сказал Степан, – а перед полем овраг глубокий. Шибко-то не сунешься. Место заброшенное. Но вам же можно уйти в колхоз имени товарища Кирова. Далековато, правда. Но ведь там люди, кров.

– Кто нас там ждёт голых да босых с детьми-малолетками?

– Коль вы знаете лёжку лося, я бы вам его добыл по морозцу, чтоб мясо не пропало, если командир меня командирует.

– Надо подумать. А пока мы вам из своих запасов оставим тушёнку, кашу перловую и сахара немного, соли. И Степана я к вам, пожалуй, отправлю. Пусть мяса заготовит. Наверняка у лесника был и остался добротный погреб, где можно его хранить.

– Господи! – воскликнула женщина. – Господи, дай доброму человеку всех благ!

Говор и возгласы услышали в доме, и молчаливая кучка исхудалых мальчиков и девочек, одетых в летнюю форму детдомовцев, сгрудилась в сенях, уставилась глазёнками на незнакомцев.

У Тани сдали нервы от жалости к невинно страдающей детворе. Она сбросила с себя рюкзак, развязала его и стала выкладывать банки с кашей.

– Вот, вот, берите, берите, кормите детей! – На её глаза навернулись крупные слёзы.

Лейтенант вынул из планшета карту, развернул, всмотрелся.

– Мы вот здесь, посадка была тут, – ткнул он в карту карандашом. – Мало прошли, всего шесть километров. Кукурузное поле от дома в пяти, если по дороге лесника. Напрямую – ближе.

– Лесник кугу объезжал. Вот там и сохатый пасётся.

– Да, – подтвердил заведующий, – попробовали спрямить дорогу, да заблудились, вышли на кугу. Там и сохатый стоял.

– Вам надо ходить за кукурузой обочиной дороги, не натаптывать тропу, по которой можно понять, что место тут обжитое, – сказал Степан.

– Спасибо за совет. Порой выбиваемся из сил с поклажей. Пожуём кукурузы и опять – к детям.

– Товарищ командир, наша подкормка – не решение вопроса, – волнуясь, сказала Таня.

– Я тоже так считаю, но что ты предлагаешь?

– Надо вернуться и забрать людей к себе.

– Я обещал отправить Степана, но этого мало. Прямо сегодня идти и заготовить початков тонны две, затем перевезти их к дому на лошадях до снега. Больше я не могу ничего обещать, не зная, что там с нашим лагерем? Сейчас давайте накормим детей и взрослых.

Между делом Таня ополовинила свою медицинскую сумку. Старшая воспитательница имела за плечами курсы медсестер и была очень благодарна за медикаменты. Степан настоятельно рекомендовал при простуде и других недомоганиях пить настой из коры осины, которую можно заготовить в ближайшие дни. Он отдал свой острый топорик, которым легко тесать любое дерево.

Глава 26

Группа Белухина вошла в Бобровое урочище после полудня. То там, то здесь попадались валуны. Иные огромные. Из-под одного такого вытекал бурный ручей.

– Напьёмся водички, товарищ лейтенант, как бывало, – сказал Степан, – отсюда начинается Бобровое урочище.

Они присели у ручья на мягкую осеннюю постель. Сбросили с плеч рюкзаки, оружие и всласть напились студеной воды. Минуты две наслаждались тишиной, ноги гудели: отмотали ведь с нагрузкой добрых полста вёрст.

– Надо бы оглядеться, провести разведку, – сказал Белухин, – сколько до бобровой плотины?

– Тут рукой подать – две версты. У вас какая-то опаска?

– Есть, не скрою. Немцы в поисках диверсантов так и не появились. Но после такого разгрома складов и станции сидеть спокойно они не могли. Где-то же искали?

– Боюсь даже высказаться. А то, как старыми путями пошли?

– И я о том же думаю. Отдохнём и я – в разведку.

– Надо вдвоём идти. Я тут все валуны сосчитал.

– Ладно, пойдём вдвоём. Слух у вас тоже тонкий.

– В таком деле глаз следопыта важнее.

Они пошли налегке, взяв только свое оружие и запасные диски и ленты. Шли медленно, Степан изучал каждый метр берега ручья. Он ширился, но тек спокойно. Прошли полпути.

– Вижу сбитую землю на берегу. А на том – легкая оплывинка, словно кто-то языком мокрым прилизал. Переходили вброд, и вода с обуви скатилась назад с бугристого берега. Талины сломаны, и листва сбита по следу. Слева и справа желто от листвы. Шла группа, и не малая, – неторопливо, но с волнением рассуждал Степан. – Кто бы это мог быть? Ивану со своими людьми тут шастать нечего. Он прямо к плотине вышел. Там берег правый вовсе крут, густо порос тальником. Только в одном месте, чуть выше плотины, есть прогал широкий. Бобры тальником кормятся. Вот через него, знамо дело, и выходил Иван на тот берег.

– Ваши рассуждения толковые. Побывали тут каратели, их следы! Но как нашли?

– След, видно, остался, когда уходили из лагеря на Кривом. Он направление дал. Немцы, думаю, тоже не без глаз.

– Выходит, нет в урочище наших?

– Похоже на то. Найдём кострище – убедимся. Надо бы перейти на тот берег. Он выше, сподручнее будет, если что.

– Переходим. Если это фрицы – то могли секреты оставить наподобие моих. Потому глядеть в оба.

– Но у меня только один глаз! – пошутил Степан.

– Один, а видит за десяток!

Настороженно вышли к первому окопу. Увидели стреляные гильзы.

– Здесь шёл бой, но короткий. Гильз немного.

– Окоп вырыли за валуном, – удивился Степан, – сами догадались или сержант надоумил?

– Он, больше некому.

Чутко прислушиваясь к звукам леса, подошли к землянке, у которой обнаружили кострище, залитое водой, чтоб не тянуло дымом. Мера обоим понятная. В землянке вместо двери висела брезентовая попона. Степан было сунулся открыть да посмотреть – что там?

– Стойте! Вход может быть заминирован!

Костя достал из рюкзака верёвку, подошёл сбоку к попоне, привязал за болтающиеся внизу крепкие прорезиненные нитки. Отошли, присели. Белухин с силой дернул верёвку – раздался взрыв. Косяки, сработанные дедом Евграфом, выбило наружу, с крыши посыпалась земля, обнажая накат брёвен.

– А?! – сказал лейтенант. Степан помрачнел.

Командир достал шомпол и протыкал им взрыхленную землю перед входом. Шомпол упёрся во что-то твердое.

– Мины фрицы с собой на карательные облавы не берут, а вот гранату с секретом поставили. Наступишь – сдвинешь взрыватель. – Костя осторожно стал счищать землю с гранаты кинжалом. Граната обнажилась с вилкой, приводящей в движение взрыватель. Вытащив вилку, лейтенант извлёк за длинную ручку противопехотную гранату, смахнул остатки земли, подвесил за ремень под маскхалатом.

– Пригодится. Идёмте дальше.

Они прошли к тому месту, где был вырыт первый окоп. Тут гильз насыпано больше. Тальник у воды разметало взрывом.

– Картина ясна, ребята отбивались, да вон там второй окоп. Отбили атаку и ушли. Но куда, вы можете предположить?

– Только в одно место: на острова Широкого болота. Так мы попросту ту воду называем. Оно не топкое, низина, осенью изрядно пересыхает, но укрыться от немцев там можно надежно. Надо глянуть, можа, след обнаружу. Правда, уж пятиднёвка минула, как ушли.

– Вражеский след на речке вы обнаружили, почему тут сомневаетесь?

– Немцы не таились, а Иван – человек с головой, осторожный. Тем более немец у него на хвосте.

Они пошли по предполагаемому направлению. Увидели коновязь, конский помёт. Телеги не было.

– Чтобы время не терять, товарищ лейтенант, я тут пошарю, а вы – за девчатами. Идти далеко. К ночи можем не успеть. Выходите вон к тому бортняку. Ивану через него путь.

– Ладно! – сказал Костя, и они на время расстались.

Только опытнейший глаз, какой имел Степан, мог обнаружить в мягкой лесной постели едва заметные следы колес телеги и едва угадываемые конских копыт. Прошёл по бортняку вправо, где кустился низкорослый шиповник с переспевшими плодами, как капли крови. Вот и вражеский след, шли цепью, вон сколько сбитых капель и подломышей нижних веточек. Направление движения почти одинаковое. Следопыт что-то снял со стебля шиповника. Вернулся удовлетворенный. Он не ошибся, присел на вележину, поджидая командира, скрутил козью ножку и закурил. Вообще он курил мало, особенно во время переходов, и его не очень тянуло к табаку. Собирался вообще бросить курить, но проклятая война и нервное напряжение иногда требовали порцию никотина. Козья ножка успокаивала. Или это было самовнушение? Он такие вопросы себе не задавал, к чему голову ломать! Она итак трещит порой от нагрузки в походе. Но пешие переходы была его стихия, и он никогда не клял себя за свое ремесло. Лес для него живое существо, и он весь в нём. Как профессор разбирается в своей теории, так и он понимал и знал эти долы, их законы – иная подмеченная мелочь раскрывала целое событие. Так, увидев в нескольких местах в стороне от следа наших людей примятый низкорослый шиповник, он понял, что тут шли немцы. Иван его обойдёт, а эти ломили напрямик. И коль Иван обошёл шиповник, сделав дугу, теряя несколько минут, выходит, у него не на самом хвосте висели каратели, а отстали далековато. Возможно, он их не видел и не слышал, но все равно спешил, об этом говорил отмеченный аллюр широкого шага лошадей. Это на первых минутах манёвра, а далее шаг сменился на средний – где-то семь верст в час.

Подошедшему командиру он высказал свои соображения, добавив:

– Пока обошлось без стрельбы.

– Собака вела? – насторожился Костя.

– Овчарка была, но шла не по следу. Вот клок шерсти на шиповнике оставила. Либо ранена, либо осталась без собаковода. С другим она след не возьмет, пока не привыкнет к новому человеку. Так что шли наобум, и сдаётся мне, облава тяготела вправо от наших.

Таня и Валентина настороженно слушали выводы следопыта. За дни совместного марша они успели подружиться и узнали друг о друге много кое-чего. Валентина была ровесницей Тани, москвичка, на курсы радисток пошла добровольно, знала немецкий язык в объеме школьной программы и рассчитывала после курсов осесть где-нибудь во фронтовом штабе. Но тут потребовался доброволец в тыл врага к партизанам, и она первая подняла руку. Неплохо стреляла из винтовки и пистолета. Дома остались мама и малолетний братишка Санька.

– Что бы мы делали без вас, товарищ Степан! – сказала с восхищением Таня, искристо поглядывая то на Костю, то на Валентину, как бы требуя их одобрения.

– Я не менее удивлен способностям Степана. Цена им – наши жизни! Столкновение неизбежно, как вы считаете?

– Я плохо знаю повадки немцев, но в настойчивости не сомневаюсь. Если они обложили на Широком болоте Ивана с дедом, без большой крови не возьмут. Островки там – галечные возвышенки с тальником, кругом вода, чахлое редколесье да багульник с камышами. Обстрел с островка – на версту.

– А там толковый сержант-снайпер, хоть и ранен.

– Иван и Силантий ему не уступят. Иван знает брод на второй остров, там избушка добрая охотничья стояла. Барин – местный любитель до охоты – срубил, печь русскую поставил. Не знаю, осталась ли изба? Островок поболее. Валуны там, сосны, березы под небо. Крепость. Отойдёт на него, если что.

– Ночи боюсь.

– Перед островками глыбоко, вязко. Не зная броду – потонут в холодной воде.

– Ладно, будем двигаться. Вы говорили идти далеко.

– Далеко, да с осторожностью! – воскликнул Степан. – Если увидим врага, обойдем его и на островки выйдем с тыла.

Они шли первые два часа обычным размеренным шагом.

– За такой разгром станции и складов фрицы не отступятся от наших людей, если будут уверены, что партизаны там, – прервал долгое молчание лейтенант. – Я подумал: врага надо отвлечь. Рвануть железку с эшелоном. Тол при мне, адская машинка – тоже. Как?

– Дух захватывает, товарищ Костя, – сразу же отреагировала Таня.

– Таня права – дух захватывает, – сказал Степан, – но у нас груз тяжелый.

– Мы его оставим на острове с заходом с тыла, а сами налегке – к железке. Годится?

– Верно! – восхитился Степан. – Вот отсюда прямо и направим лыжи на заход с тыла. Можно нажать без опаски.

Нажали. Шаг у Степана размеренный на пять верст в час. Оставалось светлого времени в обрез, а плечо удлинилось. В потемках и он не угадает на брод. Несколько лет назад бывал тут, брал гусей. Они тут хорошо паслись на отмелях, заросших разнотравьяем. Утки было меньше, чем на Кривом.

Как не спешили, солнце быстрее летело по небосводу, и тьма опустилась на землю раньше, чем группа вышла к Широкому болоту. Вдруг справа от них взвилась далекая ракета, выхватывая из мрака кусок низины с чахлыми деревьями. От такой неожиданности все остановились. Немцы все-таки нащупали отряд, заблокировали.

– Наши на малом острове, – определил Степан, – небось фрицы трусят ночной вылазки наших ребят. Знать бы, какие у фрицев силы, да шугануть по ним в спину.

– Мы не можем рисковать радисткой. Давайте не отступать от задуманного.

Степан не помнит случая, когда бы сбился с пути, а тут засомневался – выйдет ли к острову в потёмках. Давила ответственность, вызывая неуверенность. Ночь не день – ориентира никакого. А брод тянется загогулиной, уйти в сторону дважды два.

– Мы, можно сказать, пришли на место. Вот пляшущие берёзы. От них надо уходить в плавни, но боюсь промахнуться, товарищ лейтенант. Вымокнем, потеряем силы, а костра не запалишь. Надо ждать утра.

– Ладно, подчинюсь вашему опыту и совету. Но и на берегу опасно оставаться: враг недалеко.

– Мы пройдём по воде подальше. Тут есть небольшие каменистые отмели. Там можно заночевать. Несколько лет тут не был, схожу пока один.

Не мешкая, Степан направился в густую кугу, и его быстро поглотила ночь. Костя и девчата вслушивались в легкий шум камыша и рогоза. Вскоре до них донесся приглушенный расстоянием голос Степана.

– Товарищ лейтенант, можете идти на мой голос. Есть первая отмель.

– За мной, девчата!

Они шли гуськом. Сначала было сухо, только хрустел под ногами сухой камыш, потом захлюпали по воде. Не глубоко, по щиколотку, но прочувствовали, как вязко, как неохотно отпускает сапог болотная потревоженная жижа. Запахло прелью, сбитые с камыша спелые семена попадали в глаза, в рот. Таня закашлялась, остановилась, Валентина ткнулась ей в спину.

– Что там у вас? – повернулся к девушкам Белухин.

– Все нормально, камыш огрызается, – ответила Таня и пошла.

Дважды подавал голос Степан, и они точно вышли на него. Он стоял среди низкого кустарника как приведение, в белёсом отблеске далекой очередной вражеской ракеты.

– Отмель с мой двор, места всем хватит, – сказал Степан, – вторая отмель меньше, но вокруг неё полая вода по колено, а дно почти без ила. Камыша там нет – озеро. Я карпов там брал.

– Наш путь завтра в иную сторону?

– Нет, так и будем прыгать с отмели на отмель. Только дальше глубже и в темноте легко промахнуться.

– Коль ноги сухие, отдыхаем здесь. Я насчитал почти двести шагов. Безопасность хоть и не полная, но она есть.

– С мокрыми ногами спать не резон, – согласился Степан.

Они устроили постель из плащ-палаток, примяв кустарник, перекусили. Костя распределил часы дежурства на четверых, и улеглись спать, под мерный шелест близких камышей от легкого ветерка, укрывшись мерцающим звездным, но холодным небесным кратером.

Прохладное утро бодрило, но лезть в воду выше колен Тане не хотелось. Она, нагнувшись, зачерпнула в пригоршни воды, хлюпнула на лицо, ещё раз, скривила губы:

– Брр! Какая вода холодная, а нам брести по колено!

Степан молча развел руками и шагнул с отмели в воду.

– Смелее за мной, девчата, на острове обогреемся. Не в избушке, так меж валунами коптильню устроим. Таиться шибко от немца теперь нечего. Далеко.

Шли торопливо, насколько позволяла стоячая вода, богатая планктоном и водорослями. Карпу, линю и другой рыбе тут есть, где жировать. Костя шёл замыкающим и видел, как потревоженная водная живность клубится красноватыми рачками, которые с каждым днем убывали, отмирая от низкой температуры.

– Вижу деда Евграфа! – сообщил Степан. – Встречает нас с автоматом в руках. – Э-гей, сосед, принимай гостей!

Дед Евграф узнал своих, вышел не таясь. С берега ни в бинокль, ни в снайперский прицел людей и домик не увидишь – в иных местах тальник и красная верба вымахали едва ли не до неба и закрывали обзор. Сам остров благодарно принял на свои плечи могучие сосны, березы, можжевельник, калину, что среди них ничего не разглядишь. Немца мог привести сюда только местный человек, и шло бы их сейчас не четверо.

– Командир вертается! – крикнул он кому-то. – Степан ведёт.

К нему подошла Дарья, всмотрелась, узнала своих, стала махать рукой. Она не хотела сюда идти – все дальше и дальше от своей дочки, оставшейся в Локте со свекровью. Как они там бедуют без неё, выплакала уж все слёзы, иссушила душу горем, которое выпестовало дикую ненависть к захватчикам, готовая на самопожертвование ради малютки. Но на войне твои желания подавляют суровые обстоятельства и человек, гонимый ими, уже не может принадлежать самому себе, подчиняясь стадному образу жизни. У нее здесь не было никакого интереса, кроме симпатии к Феде, но и безучастной к окружающим она не могла быть и заменила ушедшую бабу Клаву, готовя пищу для партизан, собирала хворост и ухаживала за раненой Люсей. Она быстро освоила искусство врачевания, переняв кое-какие знания у Тани, и теперь была незаменимой сиделкой у постели девушки. Люся плохо поправлялась. У неё стала подниматься температура: требовалась помощь медика. Её могла оказать лишь Таня. И вот долгожданные люди рядом с островом. Но Дарья, обрадовавшись, тут же огорчилась, не увидев Фёдора.

Таня же, переходя брод, который был глубже, подняла свою набитую медикаментами сумку над головой, чтоб не замочить. И последние метры до островной тверди так и прошла. Увидев на глазах деда Евграфа слезы, она подумала о плохом – слезы по внучке?

– Вы все целы? – первое, что она спросила.

– Люся тяжело ранена! – выпалила Дарья. – Как мы вас заждались!

– Где она?

– В избушке на палатах.

– Я сейчас переобуюсь в сухое и посмотрю рану. На всякий случай вскипяти воды в котелке.

– Таня, иди в избушку, там тепло, ты вся мокрая. Девушка пусть тоже идет.

Таня и Валентина пошли за Дарьей меж сосен к избушке, труба которой курилась дымом, он рассеивался в кронах могучих деревьев, близко подступивших к дому и заполонив весь остров. Командир и Степан остались наружи.

– Где остальные? И где немцы? – спросил Константин.

– На малом острове держат оборону. Я собирался им везти горячую похлебку верхом на своей лошади.

– Что с Люсей?

– Пуля проклятого снайпера угодила ей чуть ли не под сердце. Спасло дуло автомата. А как у вас? Потери?

– Уничтожили сводными силами склады на станции. Осинин тяжело контужен и ранен, отправлен самолетом в тыл. Вы знаете, сколько немцев на берегу?

– Сержант сказывал – два взвода. Пошли в атаку. Мы их ополовинили. Сунулись ночью – отбили. Трупы и счас видны на мелководье.

– Как у сержанта нога?

– Заживает, он больше в лёжке, но стрелок отменный! Говорит, не хватает снайперской винтовки, чтоб дуэль провести с фашистским гадом.

– Прицел я ему дам, самолетом доставили.

– Кум Иван как? – вклинился в разговор Степан.

– Молодцом, немец его догнать не смог, после первой отбитой атаки на Бобровом. Сержант собаковода порешил. Шастали по лесу и наткнулись на воду, обнаружили следы телеги, ну и нас.

– Как с патронами?

– Бережём, пока есть. В схроне на Бобровом много осталось. Всё не взяли, торопились. К тому же двое раненых. У меня думка о внучке: сможет ли помочь Татьяна?

– Будем надеяться, у неё опыт и знания есть. Степан, вы отдыхайте, я с дедом Евграфом к нашим бойцам схожу, гляну на фрицев. А вы подумайте, как нам быстрее выйти к железке.