Текст книги "Тень Воина"

Глава 12

Народ шел и шел, но того, кого он ждал, все еще не было.

Митридан прилетел в Киев еще вчера. Он знал, что не в человеческих силах добраться до Киева в два дня, но нетерпение заставило его прийти к воротам, и до вечера он стоял там, отыскивая глазами Гаврилу. Колдун был уверен, что тот не подведет. Много раз он был свидетелем тому, что страх и глупость заставляли делать человека то, что не мог сделать, руководствуясь своим умом. И как делать!

В ворота вливался самый разнообразный люд, только вот того, кого он ждал – не было.

Нетерпение грызло его так, словно у него, у нетерпения, было десяток челюстей и на каждой – сотня зубов. Еще бы не грызть!

Прежде чем прийти в Киев он, как и должен был, наведался к Мазе. То есть хотел наведаться, только ничего из этого не вышло. Он нашел обговоренное место и прождал там до вечера. Когда терпение кончилось, он обшарил окрестности, но вместо Мази и талисмана, нашел истоптанную и залитую кровью поляну. Отгоняя от себя мрачные мысли, он прождал ночь и весь следующий день. К вечеру он смирился с очевидным – что-то произошло такое, что расстроило планы разбойников (мысль, что то-то случилось с самим Мазей и его людьми он в голову не пускал) и поспешил в Киев.

Митридан не думал, что Мазя догадался, что попало к нему в руки – об этом не знал и сам Митридан, а он-то был поумнее разбойника. Однако Мазя мог посчитать, что кто-то может дать за безделушку гораздо больше, нежели ему обещал Митридан и искать таких богатеев он стал бы в ближайшем большом городе – в Киеве…

Конечно, возможности узнать все доподлинно у колдуна были, но они, эти возможности, лежали сейчас в том самом заветном мешке, что мучительно медленно тащил в Киев Гаврила Масленников.

Митридан вдохнул чистый Киевский воздух и выдохнул его пополам со злостью и раздражением. Чего б он сейчас не дал за свой Шар! За подставку из павлиньих лап! За амулет. За…

Он вздохнул еще раз, успокаивая себя. Все у него будет. Все! И, в том числе, и это…

По-другому быть просто не могло! Не могло и все тут!

Только вот Гаврила не шел…

Что там нетерпение! Колдун готов был сам начать грызть себя, если б это помогло делу!

Не мог он позволить себе потерять и Гаврилу и мешок, потому что это означало и потерю талисмана и шара.

Шар у него был особенный. Таких на весь обитаемый мир всего раз, два да обчелся. Со своим Шаром колдун мог заглянуть в недавнее прошлое. Тут, конечно не только в Шаре было дело, но и в заклинаньях, но уж их-то Митридан знал.

Он представил, как укладывает Шар в подставку, и прошлое открывается перед ним… Колдун заскрипел зубами. Один взгляд! Всего лишь один! Кровавый туман занавесил глаза. Он пришел в себя, и тут же оглянулся – не промелькнула ли знакомая фигура. Злоба грязной мутью оседала на дно души.

Нет. Об этом лучше не думать. Лучше искать в толпе гостей, спешивших в Киев знакомое лицо…

Оно промелькнуло около полудня.

Митридан моргнул несколько раз, не веря глазам – знал, что может такое почудиться. Уже трижды за сегодняшний день он так же вот вскакивал, вглядываясь в похожее лицо, но морок проходил, и он усаживался на свое место. Похожие на Гаврилу селяне шли по своим делам, не обращая внимания на Митридана, но в этот раз…

Хотя теперь колдун был уверен, что видит перед собой своего посланца, он не поспешил вскакивать на ноги бросаться ему на шею. Остановило его порыв то, что рядом с одной знакомой рожей имелась и другая, тоже знакомая. У колдуна на миг похолодело в груди, но тут же это чувство смыло волной злобы.

Не скрываясь, словно бросал вызов, рядом с Гаврилой, крутившим головой по сторонам, спокойно стоял Игнациус.

– Жив! – прошептал он. – Жив!.. Не взяла отрава!

В одно мгновение все в голове Митридана переменилось. Гаврила с мешком означали для него славу и могущество, а вот Игнациус… Игнациус означал смерть, а может быть и что похуже. Колдун уселся обратно в пыль. Чеши голову – не чеши, а другого выбора у него не было.

Задача усложнилась.

Мешок надлежало вернуть так, чтоб ненароком не повстречаться с имперским магом. Митридану достаточно было одного взгляда, чтоб понять, что с мешком все в порядке и этого же взгляда достало, чтоб понять, что добыть его будет трудно… Игнациус скалился, словно чувствовал, что за ним наблюдают.

– Скалься, скалься… – пробормотал Митридан, чувствуя, как возвращается самообладание. – Недолго тебе скалится, скотина вероломная…

Он отошел за воз сена и достал из мешка рыжие волосы, те же, что уже раз помогли ему обмануть Игнациуса в Журавлевце.

Совсем просто было бы надеть личину, но это помогло бы только будь его противником обычный человек. А тут ему противостоял маг. Именно по этому и сам Игнациус не воспользовался ей. Прячь лицо под ней – не прячь, знающий человек всегда отличит одно от другого…

Высунув голову из-под воза, Митридан смотрел, как его мешок движется в двух десятках шагов от него, и пошел следом.

Следить за Гаврилой было легко – он не прятался, не клал петли, словно заяц, да и делай он все это, пользы для него все одно не было бы никакой. Митридан смог бы найти его и с закрытыми глазами. Волшебство, что нес в мешке незадачливый холоп журавлевского князя, чувствовалось колдуном как тепло костра, как свет звезды в ночном небе.

Идти пришлось не долго. Понятно было, что первым делом они поищут место, где можно будет голову приклонить.

Первых два приличных постоялых двора они миновали, а зашли в третий – невзрачный и затроханый, причем Гаврила тут чувствовал себя главным – тянул Игнациуса за рукав, когда тот попытался зайти в корчму почище, а позже также тащил того внутрь выбранного им обиталища. Колдун злорадно хмыкал в кулак, глядя как маг недоуменно пожимает плечами.

Чего уж там. Все понятно было не было у залетного мага никакого желания жить в этой норе, но спорить с Гаврилой не стал, проявляя осторожность и уважение к червяку, на которого он собирался поймать Митридана.

– «Правильно, – подумал Митридан. Он стал спокойным, поняв, что Судьба на его стороне. – Кто ж его знает чего я этому дурню мог приказать…» Он радостно потер руки и уже не боясь, что его кто-то подслушает, сказал.

– Экий я молодец, что денег ему забыл дать! На хорошем дворе, пожалуй, порядка побольше будет, чем на этом…

Корчма и впрямь гляделась не важно. Черные стены, тронутые кое-где гнилью, поганки какие-то по углам. Даже глазами чувствовалась сырость и ветхость стен.

Ветер донес до него запах помоев, недавно выплеснутых рядом с дверью, перепревшего и не убранного навоза, что наверняка лежал на заднем дворе с зимы еще, запах пыльной травы… Не корчма, а развалина какая-то. У такого хозяина и подушку из-под головы украсть можно.

Ветер свистнул в ухо, словно говорил – Правильно, все верно… Он снова потер руки и уже подумал, не решаясь высказать мысль в слух.

– «Украду! Отведу глаза и украду! Не дурак же он по всему Киеву мешок с собой таскать?…» Надежда на удачу обрела увесистость, но стать уверенностью не успела. Пока он раздумывал, как бы это понезаметнее проскользнуть на постоялый двор и разузнать все о новых постояльцах, Гаврила уже выскочил на улицу, да не один, а при мешке и при Игнациусе.

Опершись об осклизлую, пропитанную гнилью стену колдун закусил губу, а можно было бы и локоть, если б достал.

Солоноватый вкус крови показался ему вкусом поражения.

Если б Гаврила остался один! Если б он был один!

Но не был один простодушный журавлевец. Рядом с ним был враг. Хитрый и изворотливый враг, опасный как ядовитая змея. А оттого, что тот всегда будет рядом, вряд ли Масленников будет думать своей головой. Митридан вздохнул, готовясь к борьбе. Ему показалось, что внутри него родился какой-то звук. Что-то обрушилось там, в душе. Наверное, надежды на легкую победу.

– «Что ж… Надо браться… – подумал Митридан. Пальцы сжались в кулак и в нем остались куски влажной коры. – Жаль, что тут стены не помогут…» Он усмехнулся – какой смысл желать того, что никогда не исполнится, и вслух сказал, добавляя себе бодрости.

– Ну, так ведь зато и не помешают…

То, что он вчера узнал, стоило не только улыбки. Белояна в Киеве не было! Вместе с князем он уехал в Журавлевское княжество, развязав тем самым колдуну руки. Конечно, Игнациуса придавить колдовством не удастся, и мечтать нечего – слишком уж осторожен и умен маг, зато колдовать по мелочам, не опасаясь, что Белоян учует его и начнет приглядываться к его шалостям, было можно…

Гаврила со своим спутником уже удалился шагов на тридцать и Митридан, не опасаясь быть замеченным, вышел из укрытия…

Конечно, отъехав, Белоян облегчил его жизнь, но не настолько же, чтоб пренебрегать чужой помощью, которую можно было бы купить за серебро или золото.

В таком деле помощь действительно была даже дороже золота.

Нужно было обзаводиться помощниками.

* * *

…Колдун, наверное, был где-то рядом.

Игнациус пока не мог сказать, где именно, но чувствовал врага, словно холодок за спиной. А может быть это все этот проклятый мешок с волшебными вещами, что приходилось постоянно таскать с собой. От него шел как будто бы жар, словно внутри лежала груда углей и эта близость оглушала, не давала почувствовать то место, где прятался проклятый обманщик. Но с этим приходилось мириться. Уйти от мешка, значило уйти от Гаврилы, а вот этого делать, никак не стоило. Кто знал, на что может решиться подлый колдун?

– Ну, куда ты поперся? – в который уж раз спросил маг. – Он что, так сказал – идти на базар?

– Это же базар! – невпопад отозвался Гаврила. – Там все есть!

Игнациус пожал плечами и пошел следом. Возможно, что все, что делал Гаврила, он делал неспроста. Оставалось только идти следом и постараться не пропустить тот момент, когда колдун покажет себя.

На базарной площади стояло столько варваров, что казалось, что для них двоих уже не хватит места. Над торжищем висел многоголосый гул от переплетенных между собой ругани и разговоров, и звериного рыка – от блеяния и мычания, от кудахтанья и квохтанья.

Игнациусу показалось, что жители окрестных деревень и киевляне нарочно собрались тут для того, чтобы убедить его, что этот затерянный на краю земли город не меньше любого из крупных городов цивилизованной Европы… Он бы с радостью поверил в эту варварскую хитрость, если б не два обстоятельства. Во-первых, признав это, пришлось бы признать и то, что здешний князь уже знает о его приходе в Киев, и успел подготовиться к встрече. Да Бог с ним, с князем! Кто бы тут не был им, до него Игнациусу не было никакого дела. Просто отсюда очевидно вытекало другое – если знает князь, то знает и Белоян, а вот это по настоящему плохо.

И второе.

Самое главное.

Как бы ему не хотелось верить в обратное, не было никакого княжеского повеления. В этом он был совершенно уверен – не только площадь была полна народу – улицы так же удивляли числом горожан.

А вот на рынке почти ничего диковинного Игнациус не нашел.

Все там было как у людей. Даже восточные купцы – тучные персы и сухие, смуглые арабы – были точно такие же, как и на рыночных площадях Вечного города.

Единственное, что тут было такого, что он не видел у себя, так это амазонки. Здешний народ звал их поляницами. Не теряя из виду Гаврилы, что вертел головой, не скрывая любопытства деревенского жителя впервые попавшего в большой город, он присмотрелся к женщинам. Их было двое. Одна постарше, другая – помоложе. Хотя что там– помоложе… Вторая – совсем девчонка, но обе увешаны оружием до ушей и вместо приличного женской природе платья и скромности – кольчужные рубахи и высокомерные, задиристые взгляды.

На мужчин амазонки смотрели с вызовом, на женщин – сожалением.

«Не они ли?» – подумал Игнациус, поймав на себе оценивающий женский взгляд – «А что? Вполне может оказаться, что и они… Тут друзей нет. Только враги…» Игнациус держался настороже.

К счастью оба они – и колдун, и он сам – находились в одинаковом положении. Они были чужаками в городе, где уже был свой маг.

«Волхв, – поправил сам себя Игнациус – Волхв!». А значит, не могли в открытую помериться силами друг с другом, не рискуя нарваться на Белояна. Правда при таком раскладе его положение было все-таки лучше – Он-то точно знал, что Белояна в Киеве не было, а вот Митридан об этом мог и не знать…

* * *

Ждать чего-то, не представляя, чего именно ждешь – занятие тяжелое, да и глупое. Игнациус, с видом обалдевшего от всего происходящего, ухватил Гаврилу за пояс и пошел следом, словно лодка за кораблем.

«Что он предпримет?» – подумал маг, ощупывая толпу вокруг себя глазами. – «А что бы предпринял я сам?» Он посмотрел на широкую спину, на мешок, что болтался чуть на отлете…

«А нужен ли ему сам Гаврила? Наверняка нет! Мешок. Мешок ему нужен! А Гаврила… Зачем он ему? Этот уже свое отслужил – принес мешок куда нужно».

Хорошо, что еще надоумил его привязать мешок к руке – так-то спокойнее.

Пришлось рассказать ему на какие хитрости пускаются городские хитники, чтоб отобрать у честного человека то, что он нажил непосильным трудом. Поверил варвар, попросил, чтоб на два узла завязал… Игнациус усмехнулся. «Да хоть на четыре! Разве в узлах дело?» «Суматоха ему нужна, суматоха… – подумал маг вертя головой по сторонам. – Чтоб поближе подобраться… Давка.» Громовой рев он услышал как раз тогда, когда они шли мимо скотного ряда. В нем не было тоски домашнего животного, покорно ждущего нового хозяина или приглашения на бойню. Этот рев будил страх, заставлял оглядываться в поисках близкой опасности…

Горожане остановились. Им звук тоже был в диковину, зато, когда звук прозвучал во второй раз… А Игнациусу-то хватило и первого раза – настолько этот рев не вязался с торжищем. Быки, мимо которых они как раз шли и те задрожали. Маг понял – началось!

– Шишига! – заорало сразу несколько голосов. – Зверь Шишига!

Гаврила дернулся на голос и Игнациус обернулся вместе с ним.

На другом конце площади, над людскими головами, над крышами невысоких домиков и купеческих лавок, возвышался темно-коричневый зверь. Все четыре руки его были расставлены в стороны, но ничего больше он увидеть не смог. Против солнца его трудно было что-либо рассмотреть, но даже того, что они увидели, хватило, чтоб убедиться в свирепой мощи чудовища. Это понял каждый, из тех, кто стоял на площади. Над ней повисла томительная тишина. Люди видели и не верили своим глазам. Душами их владело удивление, а не страх.

– Не бывает, – сказал Гаврила хриплым шепотом.

– Чего не бывает? – переспросил Игнациус, не сводя глаз с чудовища. Зверь чесался, словно бы соображал, каким это ветром его сюда занесло.

– Таких шишиг не бывает, – громко сглотнув, объяснил беглый журавлевец. – Обычно они раза в четыре меньше…

Но Игнациус и сам видел, что не настоящий это зверь – колдовской…

Повинуясь, то ли приказу, то ли своему злому нраву, зверь, словно у него в голове крючок какой соскочил, легко и быстро присел и кулаками правой пары рук ударил по крышам лавок, а двумя другими руками подхватил телеги и подбросил их в воздух. Уже в небе повозки развалились на части и обрушились на застывшую в изумлении толпу. Это в одно мгновение превратило горожан, жадных, как и любые варвары, до зрелищ, в перепуганную толпу. Площадь всколыхнулась, словно все, кто там был, одновременно выдохнули, заорали, заметались…

«Огородники, – подумал Игнациус. – Однако, как он решился?» На его глазах зверь ногой поддел телегу, и с неба тут же посыпались мешки с зерном.

«Заодно они с Белояном, что ли? – мелькнуло в голове, но он тут же оборвал себя. – Если б они заодно были, то и зверя бы не понадобилось!» Ответ мог быть только один, и он его уже знал.

Что два мага, из которых один был хозяином в этом городе, могли сделать с одним гостем издалека, ему объяснять не требовалось – и сам не раз такое проделывал, бывало даже, что и в одиночку.

Значит Митридан где-то рядом. Совсем рядом, и только мешок не дает магу учуять собрата по ремеслу… Маг с ненавистью посмотрел на Гаврилу, прижавшего мешок к груди, но тот ничего не видел кроме страшного зверя.

На мгновение толпа стала единым телом, по которой быстрее молнии пролетел страх. Люди вокруг них словно всем одним разом пришла в голову одна и та же мысль, сделали общее движение. Толпа, словно вода под брошенным кем-то камнем, отхлынула от зверя и через тонкие ручейки улиц попыталась «вытечь» с площади. Поднятые общим ужасом куры кружились в воздухе вместе с пылью, словно диковинные белые цветы. Смешалось все – рев зверя, наконец-то понявшего, что перед ним беззащитный город, рев толпы, вой обезумевших животных… Воздух дрожал от криков, а земля – от топота тысяч ног и копыт. Вокруг них закрутился людской водоворот. Его спутник дернулся раз, другой, оглянулся…

– Бежим! – крикнул Масленников. – Вон она уже!

«Суматоха! – подумал маг. – Вот она суматоха!»

Глава 13

Ветер ударил в лицо и унес слова назад.

Люди вокруг менялись так быстро, что глаз не успевал отличать одного от другого. Их прижало к стене какой-то лавки и Игнациус сопротивляясь людскому потоку вертел головой в надежде увидеть колдуна. Чувство, что он где-то совсем рядом не прошло, а только стало сильнее. Он должен был быть рядом, среди этих бегущих людей. Тень зверя уже упала на них, а сверху, неся смерть, валились бревна и мешки с чем-то живым и визжащим. В этой суматохе ему оставалось только подойти и выдернуть мешок из рук растерянно смотревшего в небо Гаврилы.

В десятке шагов от них, словно островок посреди водяного потока встали поляницы. Игнациус насторожился – драчливых баб никто особенно не любил – но женщинам было не до него…

Упершись грудью в лук, та, что помоложе, накидывала тетиву, а вторая уже пускала стрелу за стрелой. На мгновение остановившись, старшая глянула на подружку, что уже встала у нее за спиной и шарившую в колчане.

– По глазам, Дилька! По глазам, а не по морде ее!

Игнациус посмотрел на них и выбросил из головы. Не они. От этих женщин не веяло опасностью. Опасным сейчас мог оказать тот, кому Гаврилов мешок будет интереснее огромного многорукого зверя.

Стрелы поляниц делал свое дело. Зверь перестал топтать беззащитный скот и переворачивать возы с сеном, разъярился. Он взмахнул ногой, и несколько человеческих тел взлетели в воздух. Игнациус отвлекся, глядя как сверху на поляниц валятся несколько вопивших на разные голоса мужиков в кольчугах и парочка блеющих от страха овец.

За это и поплатился.

Рывок, который бросил его на землю он пропустил. Земля и небо поменялись местами, и он проехался лицом по утоптанной земле, но Гаврилов пояс он не отпустил. Маг почувствовал, что у него за спиной нет уже надежности бревенчатой стены, и только тут он по настоящему почувствовал силу и безумие толпы. Удар в спину бросил его на Гаврилу, потом кто-то легко вскочил ему на плечи, оттолкнулся и прыгнул вперед, на мгновение, заслонив собой небо… Наверняка что-то случилось бы еще, но тут упал сам Гаврила. Понимая, что значит упасть посреди обезумевшей от ужаса толпы, Игнациус отгородив заклятьем напиравших сзади людей, вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с невзрачным бородатым мужиком. Масленников все еще барахтался на земле с неестественно вывернутой рукой, а незнакомец, не давая ему подняться, наступив ногой на шею, тащил к себе мешок.

Радость вспыхнула в маге, словно лампа и тут же погасла, будто ветер сорвал огонь с фитиля. Это был не Митридан. Это был человек, а не колдун, надевший личину обыкновенного человека.

Незнакомец перестал дергать, и стремительно наклонившись, впился зубами в кулак журавлевца. Гаврила заорал, забился – пыль мешала дышать, облепив щеки и забившись в нос. Он начал чихать, хотя впору было начать ругаться. Или звать на помощь.

Теперь мешок оказался в руках бородача. Он рванулся назад, пытаясь затеряться в толпе, но не тут-то было. Теперь его и Гаврилу связывала веревка. Разбойник протащил чихающего Гаврилу пару шагов и только потом понял, в чем дело. Он дернул мешок раз, другой, но, сообразив, что это бесполезно, выхватил нож.

Игнациус, не мешавший ему, а только выглядывающий по сторонам Митридана, усмехнулся, мельком глянув, как тот пилит веревку. Веревка была не простой – вымоченной в мертвой воде и завязана с нужными заклятьями. Простому ножу такую нипочем было не разрезать.

Лица вокруг неслись ураганом, но Митридана среди них не было. Появившийся рядом с бородатым рыжий, с перевязанным платком грязным лицом взмахнул топором. Игнациус и сам в молодости помахавший мечом и топором сразу понял, куда направлен удар. Рыжий собирался рубить вовсе не веревку.

– «Знает! – мелькнуло в голове. – Знает, гад! Он!» Он еще не узнал колдуна, но никто другой не сообразил бы так быстро, что рубить нужно не веревку, а руку. Этот – знал!

Опережая падающую сталь, маг бросил вперед Ледяное заклятье.

Воздух над Гаврилой вздрогнул, словно он был живым, и его плоть почувствовала неземной холод. Он не потерял прозрачности, но стал прочным, словно лед, в который вмерз топор. Волна холода рванулась от Игнациуса, превращая людей вокруг в ледяные статуи. Застыл бородач с ножом, еще трое, рванувшиеся к Гавриле упали и раскололись на части…

Но не рыжий!

Холод и смерть витали вокруг Игнациуса, но перепуганная толпа не видела этого. Спасаясь от видимого зла но, не обращая внимания на зло невидимое, они спотыкались и перескакивали через куски расколовшихся от холода человеческих тел, но бежали дальше. Рыжий, уже понявший, что ничего не вышло, перестал быть его противником и стал частью толпы. Его спина, ничем не отличающаяся от спин других варваров, исчезла в плотном потоке бежавших. Игнациус, надеясь больше на удачу, снова бросил в толпу Ледяное заклятье, но рыжий мелькнул среди замороженных варваров и пропал за телегами.

Теперь сомнений у Игнациуса не было. Противостоять ледяному заклятью мог только маг, колдун или волхв.

«Я не проиграл, – подумал Игнациус. – Проиграл он, хотя, возможно он об этом еще не знает…» То, что уже произошло, несло в себе зерна того, что произойдет совсем скоро. Колдун знал, чего хочет маг и, значит, предстояла борьба. Правда, он наверняка не знал еще кое-чего, связанного с Ледяным заклятьем, например о Тени заклятья, но это ему предстояло узнать вечером. Маг засмеялся своим мыслям.

Кто-то с мешком за плечами пробежал рядом и задел мага. Игнациус вынырнул из раздумий. Вокруг было пусто. Топот ног и крики ужаса теперь звучали впереди, а вот шум, что слышался позади, звучал более благородно. За спиной, на заваленной мешками и заставленной перевернутыми телегами площади, кипела битва. Поляницы и несколько местных дружинников, окружив шишигу пытались не то убить ее, не то просто отогнать подальше. Игнациус окинул их безразличным взглядом. Эти были заняты друг другом и, следовательно, не опасны. Маг склонился над Гаврилой.

– Вставай!

Тот встал на колени, закрутил головой. Шея еле вертелась и он кривясь от боли спросил:

– Где шишига?

– Там, – махнул назад рукой маг. Он бросил взгляд над Гавриловой головой. – Ей, слава Богам, не до нас.

Гаврила поднял руку, покривился. Другой рукой стал растирать шею.

– Кто это был?

– Ворье, – объяснил маг холодно. – Я ж тебе говорил… В больших городах и не такое бывает.

Гаврила потер оттоптанную шею.

– Тяжелая жизнь, оказывается, у вас, у купцов…

Игнациус посмотрел на осколки разбойников. Они лежали чуть в стороне, за мешками, и Гаврила их не видел.

– Зато сколько всякого интересного видеть приходится… Пойдем отсюда.

Гаврила поднялся, и, неловко двигая руками, стал отряхиваться. Глядя как тот бьет себя руками по груди и с него клубами осыпается пыль, маг думал о колдуне и о том, что война объявлена. Первый удар нанес Митридан, но он сумел отразить его. Теперь дело за ним.

«А ведь он и впрямь думает, что все кончилось, что у нас ничья, – подумал Митридан. – Да-а-а-а. Придется ему огорчиться».

Он представил, как свершится задуманное, но тут над самым ухом взвыло.

– А-а-а-у-у-а-а!

Гаврила прыгал как ужаленный и размахивал рукой. Игнациус бросил взгляд на поверженных врагов – не ожил ли кто из покойников, но там все было, как и от веку положено. Покойники вели себя, как и полагалось – лежали кусками и не двигались. Маг ухватил Гаврилу за плечи и тряхнул.

– Что?

– Ж-ж-ж-ж-ж-жет! – прошипел, приплясывая от боли, Гаврила. Он ткнул в лицо Игнациусу блестевшую чем-то мокрым и жирным ладонь, на которой прилипшими крошками выделялись глиняные осколки. – О-о-о-о-о-о-гнем горит!

У него хватило ума не дотронуться до горящей ладони другой рукой и вместо этого, Гаврила стал ожесточенно тереть ее о штаны. От ладони шел резкий запах древесной смолы – запах, которого не было на рыночной площади.

– Куда это ты влез? – оглядываясь, спросил Игнациус.

– Никуда-а-а-а-а не вле-е-е-е-з… – подвывая, ответил Гаврила. – А-а-а-а-мулет! О-о-о-х, жжет, соба-а-а-ака!

И видя, что товарищ ничего не понимает, объяснил:

– Амулет, что Митридан в дорогу подарил…

– Подарил?

Гаврила хотел кивнуть, но не успел. Глаза его открылись, и маг уловил в них какое-то близкое движение.

– Шишига!

Маг обернулся. Колдовской зверь, созданный Митриданом (Кем же еще? Конечно им!), бросив поляниц и дружинников, прыгнул к Гавриле и Игнациусу. Может быть, в этом движении было коварство Митридана, а может быть просто любопытство зверя, привлеченного прыжками и криками Гаврилы. Поляницы первые сообразившие, что случилось, бросились следом, но прыгучая тварь обогнала их шагов на пятьдесят и теперь сидела на корточках в десятке шагов от Игнациуса и Гаврилы.

Гаврила сквозь боль обернулся и застыл, встретившись глазами со зверем. Он представил, как шишига наступает на него и он, словно мокрая земля под босой ногой землепашца просачивается у чудовища между пальцев…

Если б этот зверь встретился ему десяток дней назад, он просто умер бы (если б не удалось убежать, конечно). Пережить такой ужас он просто не смог бы. Случись это дня три назад, после того, как он посмотрел на колдовство Митридана, княжеских дружинников и песиголовцев, душа бы его из-под кадыка ушла бы в пятки и лежала бы там несколько дней, но сейчас страх только прибавил ему резвости. Забыв про купца и про мешок, он рванулся в сторону, туда, где уже затихали крики торговцев.

Забыв про мешок и Игнациуса он забыл и про веревку, но у той память оказалась длиннее и крепче, чем у человека. Она помнила и о Масленникове и о мешке, и тот серой лягушкой подпрыгнул и потащился следом за беглецом.

Игнациус остался один на один со зверем. В коричнево-рыжей шерсти белыми черточками торчали стрелы.

– Убью! – взревел зверь. У маленького человека, что стоял перед ним, не было ни меча, ни копья, ни лука.

– Разговариваешь? – удивился Игнациус, чуть было, не опустив поднятых в небо рук, но вовремя спохватившись. – Вот еще попугай на мою голову отыскался…

Лучницы, понявшие, что не успевают встав на колено опустошали колчаны, пытаясь отвлечь зверя от чудака, что вместо того чтобы бежать, стоял спокойно около опрокинутого воза и ждал смерти.

– Беги, дурень! – прозвенел женский голос. – Дилька, достань его!

Ответ поляницы заглушил рев зверя.

– Убью!

Подняв волосатую ногу, толщиной с хорошую сосну, шишига на мгновение застыл над безумцем, словно наслаждаясь своей властью над ним.

Нога так и не опустилась.

Зверь вспыхнул, словно просмоленная ветка. Никто и глазом не успел моргнуть, как коричнево-рыжая фигура стала оранжевой, расцветя языками огня. Словно лишенный силы, зверь не визжал от боли и страха, не размахивал лапами, а молча, как будто не чувствовал ничего, или потерял интерес к жизни и теперь прислушивался к тому, что творилось внутри него, он повалился на разбросанную вокруг рухлядь. Огонь притих, но тут же вспыхнул с новой силой – занялось разбросанная вокруг солома. По земле скользнул удушливый запах горящей шерсти, заставляя глаза слезиться. Игнациус закашлялся.

– Где он? Живой?

– Тулица! Тулица!

Игнациус не стал слушать. Скрытый стеной огня от глаз варваров он побежал вслед за Гаврилой, не заботясь о том, что про него подумают амазонки.

* * *

Гаврилу он настиг на краю базара.

Тот стоял около бочки с пивом и жадно пил, проливая на себя из здоровенного ковша. Похоже было, что пиво– это как раз то, чего ему не хватало. Он уже не орал, не скакал бестолково, а стоял беспокойно, глядя поверх ковша на столб дыма, что поднимался над разгромленными лавками. Увидев мага облегченно вздохнул.

– Что там?

Игнациус молча отобрал у него ковш и сам приложился. Пиво как пиво. – не хуже и не лучше других, хотя он, случалось, пивал и получше… Оторвавшись от ковша, вытер губы тыльной стороной ладони, объяснил:

– Горит что-то…

– А шишига?

– Померла, если самка…

Гаврила от этих слов вздрогнул. От этих слов веяло неприятностями.

– А если самец?

Игнациус крякнул. Нет. Хорошее все же у хозяина пиво выварилось.

– Если самец, то помер. А он и правда говорить умеет? Или мне показалось?

Гаврила воспрянул духом. Жизнь вновь поворачивалась светлой стороной. Опять же пиво…

– Может, может… Дружинники его?

Он сделал рукой какой-то затейливый жест, словно курице шею сворачивал.

– Да оно как-то само собой получилось, – ответил Игнациус чуть задержавшись с ответом. – Я толком и не разглядел…

Гаврила не стал ждать, пока ковшик освободится, а подобрал кувшин повместительнее и и булькнув им в бочке с некоторой долей зависти сказал:

– Вот он Киев-то… Интересно у них тут всегда так?

Отвечать Игнациус не стал – нечего ему было отвечать на это, но разговор поддержал.

– А ты чего ни с того ни с сего заорал?

Гаврила посмотрел на руку, качнул ей, словно собирался зачерпнуть ладонью воздух.

– Как это «ни с того ни с сего»? Больно было…

– Больно?

– Жгло.

Он с сожалением коснулся веревочки, свободным кольцом охватывавшую шею.

– Я когда отряхивался, амулет Митриданов раздавил… Не по умыслу. Случайно!

Игнациус вспомнил глиняную плошку, что Масленников носил на шее, покачал головой. Чувство победы над колдуном еще жило в нем.

– Амулет… – презрительно сказал он. – Амулет тебя охранять должен, а он нас чуть не погубил…

Брови Гаврилы, что виднелись над краем ковша, поднялись домиком.

– Если б не амулет, то ты бы не заорал. А не заорал бы ты так шишига на нас внимания не обратил бы, – объяснил Игнациус.

– Обошлось же? – ответил ни мало не смутившись, Гаврила опустив кружку. Вытянув перед собой руку он вертел ладонью, разглядывая ее со всех сторон…

– У меня теперь даже рука ни капельки не болит! Я ее в пиво сунул!

Игнациус поперхнулся, уронил ковш, но Гаврила подхватил его, не дав долететь до земли, и успокоил товарища.

– Да не в эту бочку. В другую… В соседнюю.