Текст книги "Озарения"

Ум «подогревал» новости, провоцируя у читателей, слушателей и зрителей различные эмоции (радость, восхищение, интерес, удивление, недовольство, сострадание, страх и др.). Психологи и маркетологи знают, что «создавая эмоциональное напряжение у людей, можно влиять на их поведение, побуждать к принятию решений. При этом, усиливается сердцебиение происходит выброс гормонов. Обострение чувств уменьшает активность коры головного мозга, возбуждение провоцирует импульсивность, эмоции подавляют рациональное мышление, снижается сознательный самоконтроль, напрягаются мышцы, организм готовится к действию. Все это способствует принятию необдуманных решений. Например, при совершении покупок22
  Сведения взяты из интернета.


[Закрыть]».

Может быть таким способом Ум мстил всему миру за то, что мир долгие столетия недооценивал Ум и издевался над всеми, кого обзывали умниками? Может быть…

Скромность почти никто не видел, хотя она и не пряталась. Ей почти ничего не доставалось, когда садились за стол, но она так мило улыбалась, что прогнать ее было неудобно, пусть сидит, хоть иногда попросит Ум помолчать, и то польза. Она говорила: «Спасибо, мне много не надо, пару ложечек супчика, если можно-с». Так она намекала на изысканность своих манер и втайне надеялась, что кто-нибудь оценит это.

В глубине души, Скромность злилась сама на себя за то, что не умела как надо себя поставить в общении с другими обитателями общаги. Поэтому часто ходила голодной, чувствовала раздражение и даже злость по отношению к другим, более удачливым жителям. И эту злость Скромность не имела возможности хоть как-то выразить. Скромность считала себя умнее Ума, поэтому, когда ей представлялась возможность урезонить Ум за обедом, она настойчиво и методично это осуществляла, всегда повторяя: «Когда я ем – я глух и нем» и скромно улыбалась.

Ум злился на Скромность, улавливал в ее увещеваниях нотки садизма и позволял себе колкие шутки в ее адрес. Короче, когда Ум и Скромность встречались, ум и скромность обоих резко шли на убыль.

Страх хотел, чтобы его никто не замечал, но то ли его вечное суетливое перебегание с места на места, то ли нервозность, которая при нем висела в воздухе, даже в самое спокойное время, то ли специфический запах, который иногда ощущался при нем, все выдавало его присутствие.

Он не мог объяснить, чего боялся, но зато никогда не стеснялся одернуть и шикнуть на любого, кто пытался развеять его опасения. Когда он кого-то сильно доставал, его загоняли в самый дальний угол и сверху обкладывали подушками, чтобы не мешал в карты играть или делать что-нибудь глупое или рискованное, например, прыгать с крыш гаражей или лазать по водосточной трубе после отбоя. Частенько он выпивал, все что сумеет достать, и на некоторое время успокаивался. При этом, он думал, что просто хочет расслабиться, а на самом деле, так он спасался от страха, то есть от самого себя. Ум тоже старался куда-нибудь слинять, когда остальные садились за карты. Ведь ум нужен не для того, чтобы хорошо играть в карты, а чтобы не садиться за игру, особенно с шулерами.

Вот Тщеславие, в отличие от других, куда-то загнать и заставить молчать было делом нереальным, с ним не принято было ругаться, все ему поддакивали, причем почти совсем искренне, насколько могли. Тщеславие без ложной скромности давало высокую оценку своих возможностей и требовало признания, пресекало любую критику в свой адрес, но при этом старалась в общем и целом производить хорошее внешнее впечатление на окружающих, оно специально тренировало Лесть, чтобы та постоянно восхваляла Тщеславие. Оно, ничтоже сумняшеся, заявляло о своих достижениях, не заботясь о соответствии слов делам.

Тщеславие опиралась на впечатление, которое производит на других, возможно в глубине души оно испытывало неуверенность, но тем активнее подчеркивало собственную значимость. Почему-то когда говорил Ум, окружающие стремились поскорее его заткнуть, а Тщеславию все внимали с удовольствием и одобрением, оно могло трещать сколько вздумается. Возможно это происходило потому, что слова Тщеславия служили поглаживаниями для самолюбия всех окружающих и создавали впечатление эмпатии, иллюзию понимания.

Как в кино про советскую школу, где умненький мальчик говорит: «Счастье – это когда тебя понимают». Это только первая треть фразы, позаимствованная у Конфуция, но ее повторяла вся интеллигентная публика нашей общаги. Страх иногда ловил себя на мысли, что товарищ майор тоже не прочь был бы понимать, что думает эта пресловутая интеллигенция, хотя проще по старинке… в ухо. Тут его мысль тормозила, а рука привычно тянулась за шкаликом, мерзавчиком, чекушкой, чебурашкой…

Тщеславие могло воодушевлять народ на подвиги, льстить слушателям, приобщая их к чужим достижениям в народном хозяйстве, к общим праздникам. Многие жители общаги даже звали Тщеславие в гости, угощали портвейном и потом вместе заунывно-душевно, на весь этаж, старательно выпевали все ноты про коня или про мороз-мороз. Тщеславие умело играть на скрытых струнах души окружающих, объединяя свои усилия с Гордостью, Высокомерием и Честолюбием, которые жили в соседней комнате в компании со Справедливостью. К ним присоединялись и некоторые другие, о которых не принято было говорить вслух, но они чувствовали себя полноправными участниками общественной жизни.

Кстати, все вышеперечисленные и подразумеваемые персонажи регулярно появлялись на общих собраниях жильцов. Если кто-то захочет подробнее узнать, кто имеется в виду, он может легко вспомнить их по анекдотам. Ведь анекдоты говорят больше, чем мы слышим и видим.

А при чем тут Подлость? К тому же, это как-то не красиво звучит. Может это имя или прозвище было дано несправедливо? Да нет, на самом деле, сначала это был Нормальный Парень или Наш Парень или просто Свой, а когда пришел Пян-Се Ц, Свой почти сразу стал, как чужой, и превратился в Подлость.

Все как-то быстро привыкли и теперь нередко так и называют его, причем без всяких «негативных коннотаций», как оправдывался Ум на последней гулянке. Нормальный Парень был вполне себе видный, высокий, плечистый и поначалу компанейский. С ним можно было и поговорить, и покурить, и выпить в компании, хотя в обиду он себя не давал и мог четко «обозначить границы», как опять же сказанул Ум, а мог и приколоться над кем-нибудь, используя чьи-либо пьяные откровения.

Он умел танцевать, был галантным, знал стихи наизусть, играл в общежитской футбольной команде, нравился девушкам, слыл сердцеедом и менял их, как перчатки. Сплетня иногда намекала, что Наш Парень, при случае, по пьяни, сам он называл это подшофе, мог с удовольствием нарушить чужие границы, даже если это были границы жертвы. Но он всегда утверждал, что его жертва сама этого хотела и провоцировала его. И ему всё сходило с рук, как с гуся вода.

Подлость постоянно спорил со Справедливостью, стремясь переиродить ее, – требовал справедливости для себя. Он говорил о необходимости защиты оскорбленных чувств нарушителей чужих границ. Об этом он нередко шушукался со Сплетней и, усмехаясь, пояснял, что он так шутит.

Иногда Подлость прибегал к услугам Клеветы, старшей сестры Сплетни. Это помогало ему бороться с карьеристами, пытавшимися обогнать его по службе, с помощью их связей с начальством в фирме, где он работал. Еще он подрабатывал в Министерстве иностранных дел курьером и еще кем-то.

С Клеветой он рассчитывался тортиком и намеками на то, что Клевета – самое могущественное лицо в нашей общаге, по-своему даже благородное, хотя скорее осмотрительное, так как умеет хранить настоящие опасные тайны и отличается скромностью в быту. Клевета понимала, что Подлость расточает комплименты, пользуясь ее подругой Лестью. Клевета и Лесть вместе хихикали над Подлостью за его спиной, но все же Клевете было приятно внимание и поддержка, ведь никто в общаге не любил ее.

Они втроем даже пели в караоке арию Дона Базилио, но вразнобой и нещадно фальшивили. Многие в общаге боялись Клеветы, кто-то презирал ее и избегал лично общаться с ней, но все охотно читали, обсуждали и пересказывали ее паблики в инете.

Подлость, как и Клевета, ничего не делали своими руками, лишь самое необходимое, а всю грязную работу делали Зависть, Ревность, Ложь, Жадность, Стяжательство, Глупость, Злость, Страх, Упрямство, Азарт, Любопытство, Жестокость, Лицемерие, Тщеславие, Гордость, Грубость, Косность, Черствость, Равнодушие, Пофигизм, Формализм и другие. Даже Справедливость, Ум и Скромность, иной раз руку приложили.

У Подлости были свои принципы, которых он неуклонно придерживался. Например, если кто-то хотел его обидеть, случайно или по неосторожности, Подлость отказывал ему в помощи, даже если его просила об этом Справедливость и даже, если тот обидчик, реальный или мнимый, был очень болен или ему грозила смерть. Даже, если Подлости только показалось, что его пытались обидеть, он считал, что того лоха следует проучить и наказать, чтобы не повадно было.

И надо отдать Подлости должное, он был настолько тверд в своих убеждениях, что даже когда понимал, что кто-то считает его позицию и дела подлыми и аморальными, не поддавался сомнениям и продолжал их делать до конца. И потом даже гордился своим упорством и результатами. Он шутил, что делает всё нередко, но метко. Хотя и не афишировал это, а некоторым он даже казался скромным.

Однажды он разгромил директора-новатора и его школу из-за сомнительных нововведений – возрождения свободы дискуссий среди учеников в рамках этой школы.

Для победы над педагогом он использовал старое проверенное средство – обвинение в педо@илии. В доверительных беседах с Клеветой, Подлость сетовал, что обвинение в коррупции не сработало, уж слишком щепетильным и хитрым был тот директор школы, умел вести документацию. Так объяснял Подлость. И еще он злился, что директора не удалось посадить, он успел уехать за границу. Клевета успокоила Подлость, что это не спасет директора от Позора, ведь репутацию можно испортить на любом расстоянии.

Подлость посмотрел на Клевету с удивлением и одобрением, потрепал ее по щеке и искренне обнял. Вслух он сказал: «Круто! Поистине, воспитай ученика, чтобы потом было у кого учиться!»

Он с гордостью писал в своем паблике: «Да, я – Подлость, если вам так удобно меня называть, но вы гораздо хуже меня, вы сами боитесь правды, мечтаете заткнуть мне рот и стараетесь облить меня грязью, попирая основы демократии и свободы слова!»

Кстати, Подлость иногда сетовал, что это слово женского рода, но все равно принимал его, как протест против Педантизма, потому что Подлость не заморачивался на точности своих инвектив, иногда он использовал их как шрапнель или осколочный заряд, а иногда как снайперский выстрел или торпеду, главное результативность, – так он думал про себя. Его не задевало само слово, наоборот, это была одна из его фишек, способ обескуражить обличителя, нарвавшегося на подвох Подлости и желающего вывести Нашего Парня на чистую воду. Подлость смеялся обличителю в лицо и крутил пальцем у виска, – «Сам дурак!»

Наблюдая за финтами Подлости, Ложь, Сарказм, Глупость, Лицемерие, Бесстыдство, Простота и Любопытство тоже хохотали и шлепались друг с другом кулачками и ладошками, тем самым выражая согласие и взаимоподдержку.

Что касается заимствования мыслей и присвоения их, Нормальный Парень был всеяден и не брезглив, а также он не гнушался и мелкой материальной выгоды. Иногда он покупал себе гаджет или бытовой инструмент, пользовался им несколько дней, а затем перепродавал кому-либо по цене нового или даже дороже. Казалось бы, зачем тратить усилия на то, чтобы всегда и во всем оказываться в выигрыше? Просто это было его неотъемлемым свойством и грело его тщеславие – так он оказывался победителем, не вступая в открытую борьбу, вполне в духе Сунь-цзы, на свой лад, разумеется.

И конечно, улыбка была фирменным знаком Подлости. Он все «перешивал» под себя, даже почитывая Шекспира. Не гнушался и Григорием Гориным с его бароном Мюнхгаузеном, призывавшим: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» Сомнение находило это странным, пожимая плечами оно меланхолично изрекало: «Странно, ведь Горин наверняка читал „Гамлета“ и тем не менее выдал такой совет». Свой деланно прыскал в кулак, закатывал глаза вверх и говорил: «Что бы ты, милочка, понимала в апельсинах? Тебе идет так вздыхать. Оччень мило.»

Нашему Парню нравилась фраза Макиавелли: «Вооружённые проповедники побеждают», хотя сначала он узнал и заценил следствие этой фразы, внедренное в обиход интеллектуалов одним известным гангстером: «Доброе слово и пистолет убеждают гораздо лучше, чем только доброе слово», так он говаривал. В молодости Наш Парень не помышлял об оружии, но всегда помнил об этом. Надо заметить, что Наш Парень перещеголял гангстера в том, что мог обходиться без грубого использования кольта или нагана, он даже переиграл Остапа Бендера, вместо его устаревших методов он использовал тягу людей к управлению другими людьми, их тщеславие, жадность и даже любознательность, организовывая их в сетевые Пирамиды. Или, можно сказать, он воспользовался современными веяниями и усовершенствовал их, благодаря своему интеллекту и цинизму.

Интересно заметить попутно, что многие интеллигенты не прочь козырнуть своим знакомством с авторитетами, ну вы поняли с какими. Они хотели бы тоже обладать физической силой и искусством хамить, уметь применить ее при случае. Недаром, так популярна среди интеллигенции фраза: «Я бы дал ему в морду!» – как выражение максимального гнева и справедливого наказания хама. И эти люди осуждают Гамлета?! За то, что он убил Полония и Клавдия. Одновременно они пеняют литературному герою за промедление в деле мести.

Наш Парень вполне по-деловому относился к крылатой фразе не то Никколо Макиавелли, не то Игнатия Лойолы: «Цель оправдывает средства» и не спешил козырять ею в досужих разговорах с Любопытством, которое подробно рассказывало Подлости истории правления семей Медичи и Борджиа, но особенно его интересовала Цыси – правительница китайской империи.

Виртуозно перетасовывая аргументы, переворачивая все с ног на голову, изобретая ловкие объяснения и оправдания своим поступкам вполне сомнительного свойства, предупреждая упреки и разоблачения со стороны Справедливости, Наш Парень мог встать в позу хранителя Здравого Смысла или Искателя Истины и истинной справедливости, потребовать доказательств вменяемой ему вины, при этом, лукаво улыбнувшись и ощутив в кармане холод свинчатки.

Однажды он даже задумчиво посетовал, что в мире не осталось великих мыслителей, с которыми он бы с удовольствием поговорил. При этом раздался странный звук-восклицание, который вырвался у Скромности, нечто среднее между иронией и икотой.

Скромность испугалась и поспешила замаскировать свой звук кашлем, тем самым еще более обратив на себя внимание окружающих. Взгляды Скромности и Нашего Парня на миг пересеклись, ей почудился злобный оскал и позеленевший взгляд Подлости, Скромность сказала: «Ой!» и стремглав убежала в туалет.

Наш Парень с юности интуитивно впитал то, что лежит в основе учения Ленина-Сталина – «Всё разрешено, ради идеи коммунизма» и развил способность, чуйку – улавливать в мыслях людей всё, что соответствует этому умонастроению и что противоречит ему. Недаром же он стащил в библиотеке восьмой и девятый том Достоевского и зачитал их до дыр.

Сарказм по пьяни пошутил, что в словах и поступках подлости едва уловим характерный специфический запах, точнее – запашок или душок, по которому «мудак мудака чует издалека», – так он выразился. В тот раз Наш Парень захохотал, но дал себе слово приложить все силы, чтобы закрыть Сарказму дорогу в литературу.

Был период, когда Ум и Свой еще вели беседы, Ум еще лелеял надежду что-то объяснить, убедить, доказать ему, но Подлость только играл в думающего, интеллектуала и интеллигента, он четко понимал, что для него важно и полезно, и что мешает его продвижению в выбранном нутром пути. Он глубоко усвоил словечко «целесообразно», которое уловил из общения с одним спецполковником.

Вообще-то, Ум не отличался мужеством в отстаивании своих убеждений в споре, не только с власть предержащими, но и с такими оппонентами, как Подлость. Про отношения Власти и Подлости сейчас не будем. И все же, где-то глубоко внутри Ум хранил некоторые опоры Разума, иначе он превратился бы в пустого приспособленца и потерял бы хоть какую-нибудь ценность для истории.

Не удивительно, что Уму ни разу и ни в каком смысле, не удалось переубедить Нормального Парня, который считал, что некто Гога, он же Сосо, он же Коба, был в прошлом веке самым эффективным менеджером в нашей общаге. «Строг, но справедлив», – чеканно изрекал Нормальный Парень. По другим вопросам он мог иногда согласиться на компромисс, пока и если это никак не затрагивало его интересы, попутно он создавал впечатление здравомыслящего и сговорчивого Нашего Парня, иногда он демонстрировал договороспособность по мелочам, если несогласие грозило ему какими-либо неприятностями, хотя что он действительно думал, доподлинно не знал никто. И еще, он умел «соглашаться в общем и целом», типа – «Неет, ну так-то – да!», что его ни к чему не обязывало, зато успокаивало оппонента. Иногда он говорил: «Нет, но если честно, то – да».

Наш Парень верил в правоту Гоги и чувствовал с ним глубокое внутреннее родство. Когда он думал о Гоге, в нем просыпалась Справедливость, Долг, Гордость и что-то еще, в чем он не хотел себе признаться, какое-то интимное сладостное чувство на грани ощущения. Он немного стеснялся этого и искренне хохотал в ответ на наивные упреки Ума и Совести, настолько мелкими и плоскими казались Подлости их азбучные истины.

Наш Парень мог бездоказательно обвинить своего соседа в выдуманных грехах, если тот просто настойчиво требовал вернуть долг. Бывало, что не брезговал написать «куда следует» ради порядка и справедливости. Он не сознавался в этом и не осуждал вслух доносчиков, хотя, если при нем кто-то цитировал слова Сергея Довлатова о четырех миллионах доносов, он подтверждающе кивал, улыбался и говорил: «Да, да, помню!»

Если ситуация располагала к обсуждению, он задумчиво говорил, что в данном случае необходим научный подход к изучению фактов, то есть документальное подтверждение и всестороннее изучение.

– Ведь, как известно, «дьявол – в деталях», – назидательно изрекал Наш Парень и добавлял, – иначе, чем мы будем отличаться от тех, кто на пустом месте фабриковал дела и составлял расстрельные списки?

– Ведь не секрет, – продолжал Наш Парень, что эта цифра могла быть преувеличена, документальная база недостаточна, к тому же, не исследован вопрос о курице и яйце, – что было первично, призывы ежовщины к разоблачению контрреволюционных элементов или инициатива простых людей.

Он, с видом учителя математики в начальных классах, говорил, что не известно, какой процент арестованных и осужденных был из числа тех, кто был указан в зарегистрированных доносах. В архивах НКВД было достаточно данных о контрреволюционерах и кулаках, и доносы не были главным источником этих сведений.

– И вообще, есть мнение, – продолжал он, – что так называемые доносы, имели под собой и конструктивную подоплеку, так как они давали возможность народу таким способом выражать свою критику действий властей и помогать очищению рядов бюрократии и даже репрессивных органов. Из документов известно, что некоторые борцы за чистоту рядов органов, открыто указывали свои фамилии и предупреждали, что если не будут приняты меры, каким-либо чекистом, следующим обвиняемым будет он. Народ не дремлет! Не случайно всевозможные ягоды, ежовы и прочие функционеры, регулярно получали справедливую кару, – восклицал Свой.

– И еще, не надо забывать, что были случаи, когда сами участники репрессивной машины, рискуя своим положением и жизнью, помогали осужденным и их родным. И основная масса простого народа проявляла доброту и оказывала помощь осужденным.

Недаром, так популярны в народе песни о нелегкой доле арестантов, – так говорил Наш Парень и у его слушателей во взгляде появлялась смесь растерянности, сложной работы мысли и желание поскорее закончить обсуждение этой темы.

Однажды, когда Нормальный парень крепко кинул Страх на бабки, тот осмелел и сказал ему: «Ты сам этого Гогу боишься и хочешь, чтобы тебя так же боялись, но слаб в коленках».

Наш Парень взял достойную паузу, покровительственно улыбнулся, посмотрел в глаза Страху и сказал: «Это твоя проекция, дорогой», при этом невольно подражая интонации Кобы. У Страха от испуга округлились глаза, он согнулся пополам и куда-то убежал. Может он сам себя испугался? Так и сидел там, пока все не уснули.

Можно представить, что стало бы с тем, кто предположил бы, что это неосознаваемое чувство Нашего Парня было Вожделение. Впрочем, вряд ли нашлись бы желающие копаться в закоулках души Подлости. Чужая душа – потемки.

Ум казался Подлости, как минимум, безнадежно отсталым, а точнее, туповатым. Для развлечения, Наш Парень иногда даже снисходил до объяснения Уму, что понятия Добра и Зла давно устарели, сейчас об этом только ленивый не говорит, странно, что раньше моралисты воздвигали между ними непреодолимые стены и рыли пропасти. Наш Парень говорил, что только их привычкой к софистике или самообману можно объяснить то, что они не видели очевидного – любое действие или бездействие, предназначенное для торжества Добра неизбежно оборачивалось Злом. И надо ли повторять или умалчивать заезженную фразу о благих намерениях? А Зло нередко оборачивается Добром.

– Ведь так?! – вопрошал Наш Парень.

Со снисходительной улыбкой Наш Парень цитировал, слова гетевского Мефистофеля:

 
«Часть силы той, что без числа
Творит добро, всему желая зла33
  И.В.Гёте, Фауст.


[Закрыть]».
 

Затем он делал вывод, что Добро и Зло, в сущности – одно и то же. Так стоило ли называть их разными именами? – говорил Наш Парень с чистым выражением лица. В этот момент казалось, будто Подлость и сам верит в то, что говорит.

Совесть однажды не выдержала и сказала Подлости: «Ты хочешь приравнять Зло к Добру, чтобы всех запутать, очернить добро и безнаказанно творить Зло, называя его Добром! И при этом еще претендуешь на мудрость».

Наш Парень сделал удивленное лицо, сказал: «И чё?!» Посмотрел в упор на Совесть сверху вниз и начал выбивать чечетку, совсем как персонаж Никиты Михалкова в одном фильме, ходя кругами и ускоряя темп, резко разводя руки в стороны и переходя на лезгинку, время от времени извлекая гортанные звуки, нарезая круги и надвигаясь вплотную на Совесть.

Совесть попятилась назад и чуть не упала с балкона. В последний момент Наш Парень подхватил ее за талию и понес в круг. Кто-то подкатил инвалидную коляску, Подлость бросил Совесть в коляску и Равнодушие укатило ее за кулисы.

На следующий день в стенгазете «Глаз Общаги» написали, что одна французская актриса плясала жигу на молодежной вечеринке в доме культуры «Ударник», посвященной юбилею Пикассо, изобразившему завтрак Фиделя и Че в кубическом стиле, ей была оказана медицинская помощь.

Подлости не нравилось у Кастанеды о чувстве собственной важности (ЧСВ). Он воспринимал это, как попытку унижения. Ему гораздо больше нравилось чувство собственного достоинства (ЧСД). И Подлость, как только прочитал о нем в гугле, сразу присвоил его себе и всегда носил ЧСД с собой, в заднем кармане брюк.

Если кто-нибудь имел наглость и глупость задевать Подлость, он мог с достоинством смолчать, но все записывал в свою потайную книжицу. Памятуя о Гамлете, он называл ее мысленно «Таблицы памяти моей». Иногда он читал в узком кругу стихи:

 
«Я Гамлет, холодеет кровь,
Когда плетет коварство сети…»
 

И гомерически смеялся. Коварство незаметно сидело тут же, как серое на сером и натянуто улыбалось.

И все же, у Подлости и Ума было нечто общее, когда они, исходя из разных побуждений, порой приходили к сходным действиям. Совесть когда-то сказала, что Подлость не был бы собой, если бы не старался всех использовать для своих целей.

В этих действиях Подлость использовал и свой ум, и Ум из нашей общаги. О чем речь? – спросите вы. Или не спросите, но пора это объяснить. Предварительный ответ дает нам пословица: «Ради красного словца, не пожалеет и отца».

Бывали случаи, когда Ум позволял себе ради правды блеснуть острым разоблачением, вывести на чистую воду какую-нибудь местную знаменитость, не заботясь о последствиях для нее и ее близких. Это доставляло Уму удовольствие и вселяло в него гордость. Он даже считал это своим вкладом в борьбу за справедливость. Например, Ум открыто говорил о чьих-то мелких преступлениях, а в кулуарах – о коррупции. Сплетня, Скандал, Любопытство и прочая публика громко смеялись и аплодировали Уму. Может ради этого Ум и устраивал такие сцены, а не только ради угрюмого одобрения Справедливости. Ведь Ум редко получал поощрения от публики.

Но нельзя не заметить, что Ум, разоблачая казнокрадов, коррупционеров и прочих высокопоставленных государственных лиц, «палил по воробьям». Эка невидаль, об этом говорили и М. Е. Салтыков-Щедрин, и Екатерина II. А народ никогда не удивлялся, что наверху «воруют», а уж пьют-то все подряд. Народ и власть имущие. «Напужал попа голой…» – съязвил Подлость.

Даже Совесть не спешила с подобными разоблачениями, если они не имели большого общественного значения. Причем же здесь Подлость? А он делал нечто подобное, но из других побуждений – так он подкармливал свое тщеславие. Он подталкивал на это и Ум, ради развлечения. А также на всякий случай стравливал разных жильцов, авось потом это как-то пригодится.

Наш Парень, если можно так выразиться, был естественно подл. Он не испытывал угрызений совести, когда использовал других для реализации своих целей. Он нанимал творческих работников, присваивал результаты чужого труда и называл это лидерством, при этом мило и вежливо улыбался, рассчитывался с ними по минимальной ставке, иногда ограничивался раздачей сертификатов и скидок, умел входить в контакт с известными людьми и с их помощью продвигать свои начинания. Это Наш Парень называл успехом и успешностью.

Ум понимал, что «плевать наверх» чревато, – «на тебя же и свалится», поэтому он нашел себе безобидное развлечение и к тому же, полезное для оздоровления общества – разоблачать Здравый Смысл. Конечно, Ум понимал, что в обыденной жизни Здравый Смысл необходим и им все пользуются. А если надо решить задачу посложнее, например, выбрать как дальше жить по-новому, требуется уже размышлять и принимать трудное решение, тут уже Здравым Смыслом не обойдешься, да и обычного ума не достаточно, требуется разум. Но этому никто не учит, чужой пример не впрок, да к тому же, бывают ситуации, когда рад бы поступить разумно, «рад бы в рай, да грехи не пущают». И то сказать, в дремучем лесу любой шаг – через болото. Вот и приходится кумекать тем, что в наличии, Здравым Смыслом, то есть. И как в той притче, что бы ты ни сделал, для посторонних зевак будет всё не так. И найдется толпа советчиков и насмешников, желающих потешить свое тщеславие за твой счет и подогреть самоуверенность, укрепить свою значимость.

И вот Ум решил потренироваться на Здравом Смысле, не с целью помочь, а с целью поиздеваться и показать свое превосходство. Ум ставил его в тупик, вскрывал в нем противоречия, упрощения и непоследовательность, упрекал за ригидность и консерватизм убеждений, расставлял ему ловушки, ловил на агрессии, лжи и самообмане, старался его запутать, ставил лыко в строку, путал начало и конец мысли, обвинял в бесплодности и вульгарности, раскатисто хохотал над его попытками самооправдания, закупоривал его легкие миазмами бюрократической и религиозной мертвечины, связывал ему руки заскорузлостью быта и нищетой, поощрял неряшливость мысли, высмеивал честность, логику и причинность, объявляя их устаревшими и привлекал все софистические приемы, которые помнил из курса философии и риторики.

Надо сказать, что минимум 80% своих усилий Ум тратил зря, потому что у Здравого Смысла давно были привиты навыки слушания «в одно ухо влетает, в другое вылетает», надежные шоры, закрывающие обзор, система запретов восприятия – «белые пятна» и другие полезные навыки выживания в нашей общаге.

Можно сказать, что оба они – Ум и Здравый Смысл были не в накладе, один самовыражался, а другой попутно резался в картишки с Азартом, Пофигизмом, Глупостью и Жадностью.

Но 20% усилий Ума, все же работали – они укрепляли базу бездумия и извращенного думания в мире, их хватало чтобы распространять эту плесень ума на 80% (как минимум) населения не только нашей общаги, но и всех других общаг в мире. Конечно все эти проценты приведены не для научности, а для наглядности.

Но главный смысл не в том, чтобы заклеймить здравый смысл, а в том, что это последняя шаткая преграда на пути всякого рода фальсификаций, наветов, огульных обвинений. Иногда достаточно иметь здравый смысл, чтобы не поддаваться Лжи и Подлости.

Поэтому, вместо того, чтобы воевать со здравым смыслом (не забывая о его недостатках), неплохо было бы исследовать то, что нам действительно мешает в жизни, как оно возникает и формируется, в чем его сила и какие следствия возникают для людей и общества от того, что существует тщеславие, ложь, подлость, ретроградство, ксенофобия, ресентимент и другие социально-политические феномены.

Ум никогда не забывал своих старых друзей, но и не стремился их афишировать, избегая лишних упреков от моралистов и смешков от зевак. Хотя ум презирал всяких досужих завистников и недоумков, но был вполне осторожен по отношению к недоброжелателям. При случае, среди своих, он не отказывал себе в удовольствии продекламировать пушкинские строки:

 
«… Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.»
 

Выгода была из числа давних друзей Ума. Он регулярно советовался с ней по малым и крупным делам. Ум не сделал бы и шага, без подсчета прибыли и оценки рисков, всегда старался найти оптимальное решение. Однако, Ум иногда делал сбои, забывая, что критерии оптимальности зависят от целей оптимизации, от условий задачи, от возможностей и ресурсов того, кто решает задачу, от параметров решения и внешних факторов и др. Иногда Ум брался и за решение гуманитарных вопросов, требующих применения, так называемых, неисчисляемых критериев оптимальности, например, в задачах связанных с удобством, красотой, художественным впечатлением и др., тогда он применял экспертные оценки. Но чем дальше, тем больше он сталкивался с тем, что критерии выбора решений диктовали сторонние силы, обладающие огромными ресурсами и подавляющим влиянием.