Текст книги "Герои и героизм. Опыт современного осмысления вековой проблемы"

В наши дни книжный рынок «завален» романами о похождениях маркиза де Сада, Борджиа, Распутина, повестями о «подвиге» предателя Родины генерала Власова. Причем все эти и другие подобные им «герои» представлены чуть ли не бедными жертвами собственной страсти, веры, преданности своим убеждениям, то есть главные герои в них предстают перед читателями прямо-таки героями-великомучениками. Романтизируются фашистские преступники Гесс, Шпеер, Скорцени. В электронных средствах массовой информации «объективно» освещаются «подвиги» предателей, воров, двуличников.

В качестве типичного антигероя можно назвать Д. Якубовского, осужденного за ограбление Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге. Ущерб, нанесенный «генералом Димой» (кличка Якубовского) и его подельниками, оценивается цифрой 330 миллионов долларов – такова финансовая стоимость восьмидесяти девяти раритетов, выкраденных из хранилища редких рукописей. Однако как освещали это уголовное дело средства массовой информации? С экранов телевизоров, а затем в специально посвященном криминальному авторитету фильме он выступает как новый тип героя. Все было рассчитано так, чтобы провести параллель с героем телесериала «Семнадцать мгновений весны»: даже сам телефильм о «генерале Диме» был назван «Три мгновения лета».

Древнейший, вошедший во многие религии мира принцип гласит: «flagiti principium est nudare inter civis corpora» – «обнажать тело на виду у граждан есть начало развращения». Современный видео– и кинорынок, театр, изобразительное искусство захлестнули низкопробная эротика и более того – порнография. Посредством телевидения можно изучить 600 поз (по данным проф. Нойберта) полового акта. Очки популярности набирают, обнажая все свои женские прелести на страницах журналов, издаваемых тысячными тиражами, зарубежные и российские кинозвезды и кинозвездочки. Это ли не есть благодатная почва для рождения и воспитания антигероя?

Великий Платон много веков назад рассуждал так: чтобы разрушить государство (общество), надо совсем немного: осквернить богов и святыни. И он же указывал, что источником развращения нравов в Афинах выступают «поэты». Еще ранее античный поэт и мыслитель Гесиод в своей поэме «Теогония» писал: «Много лгут поэты». Развивая эти мысли, Ницше в эссе «Так говорил Заратустра» в разделе «О поэтах» приводит такое высказывание: «И кто же из нас, поэтов, не разбавлял бы своего вина? Многие ядовитые смеси приготовлялись в наших погребах, многое, чего нельзя описать, осуществлялось там». Антигерой – ядовитый плод современной западной культуры: искусства, литературы, политики. Вне их антигерой существовать не может.

По преданию в 356 году до нашей эры житель древнегреческого города Эфес, стремясь во что бы то ни стало прославиться, поджег храм богини Артемиды. В историю он вошел под именем Герострата. Его же можно считать первым классическим антигероем, ибо его слава зиждется на преступлении. Чтобы бросить вызов обществу, покуситься на святыню, несомненно, надо иметь силу духа, но сила эта направлена против нравственных устоев. Устремления антигероя изначально святотатственны. Герострат – имя-символ антигероизма, социального зла.

Современный геростратизм, ставший массовым явлением, но сохранивший свою сущность антигероизма, свидетельствует о нравственном перерождении личности. И не только личности, но и общества в целом. На это перерождение обращают внимание многие писатели, ученые-гуманисты: О. Шпенглер, М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Э. Фромм, К. Лоренц и другие. Ослабление социального иммунитета, с чем связано появление и распространение феномена антигероизма, нарастание деструктивно-антигуманных тенденций, подтачивают исторически сложившиеся основания человеческого общежития. Феномен антигероя, первоначально казавшийся привлекательной интригой, а для некоторых авторов средством утверждения собственной популярности, на самом деле вызывает зловещие мутации в социальном организме. Культурный антигероизм сродни клонированию. И неблаговидная, мягко говоря, роль искусства и средств массовой информации в этом эксперименте с человеческими душами и вековыми культурными традициями неотвратимо ведет к роковым последствиям.

Нельзя не обратить внимания и на другую закономерность: появление и развитие антигероической культуры свидетельствует об истощении конструктивно-творческого потенциала человечества, об идейно-содержательном бесплодии homo sapiens. В своем романе «Бесы» Ф. М. Достоевский нарисовал художественные образы современных ему антигероев, взращенных на российской почве. Но не только этим захватывает человеческие чувства читателя получившее мировую известность произведение великого писателя. Оно показывает, каким должно быть в принципе отношение к «бесовщине». И от того, как будет усвоен нравственный урок, преподанный русским гением, зависит в целом будущая судьба человеческого рода.

Герой как социокультурный образ и имидж личности

В каждой реально существующей социальной системе, в каждую историческую эпоху в соответствии с определенными культурными условиями необходимо формируются образы героя и героического (поступка, поведения, действий и т. д.). Эти образы являются органичными элементами общественного сознания, психики и в целом культуры. Героический образ, впрочем, это касается и героического имиджа, разговор о котором пойдет далее, – это образ-конструкт. Но в отличие от имиджа образу присущи абстрактность, отвлеченность от какого-либо конкретного субъекта подвига.

Героический образ в обобщенном виде воплощает культурный социальный опыт. При этом следует отметить, что он, героический образ, не имеет предписательно-обязывающего характера и укореняется в общественном сознании и психике преимущественно дескриптивным путем. Более того, прескриптивные методы логики, и тем более принудительно-репрессивные искусственные технологии, приводят во всех подобных ситуациях, как правило, к прямо обратному эффекту. Героический образ по своему существу – эталонно-оценочный образ. Глубоко эталонная природа героического образа реализуется в его ориентирующей, направляющей, организующей функции, адресованной как отдельным индивидам, так и целым группам людей и даже сообществам. Будучи специфическим артефактом, героический образ свое реальное воплощение получает в текстах и символах (символике), что, в свою очередь, возможно вследствие того, что он, представляя собой сложный идеальный конструкт, включает в свою структуру и рационально-логические, и чувственно-эмоциональные, и даже бессознательные (по Фрейду и его последователям) компоненты. Такая структура героического образа наиболее отчетливо видна в целом ряде музыкальных произведений, обращенных одновременно и к мыслям, и к чувствам человека. Вспомним, например, Третью симфонию Бетховена и Сорок первую симфонию Моцарта, названные Героическими.

Подчеркивая культурно-историческую природу героического образа, нельзя вместе с тем не заметить, что при всех исторических и культурных условиях в нем находят воплощение человеческие дух, характер, воля, мысли и чувства. П. А. Сапронов очень верно подмечает, что герой должен превзойти человеческое, чтобы в то же самое время остаться человеком[20]20
  См.: Сапронов П. А. Феномен героизма. – СПб., 1997. – С. 118.


[Закрыть]. Образ реального героя – это образ человека, и этим героические образы в цивилизованном обществе отличаются от мифологических, а тем более от архетипических, показательных для архаических культур[21]21
  Причина этого, в соответствии с современными научными представлениями, кроется в отсутствии субъектной личностной выделенности из общего целого, каковым является первобытное сообщество с его, по терминологии Э. Дюркгейма, «механической солидарностью».


[Закрыть]. Надо заметить, однако, что образы мифологических героев сохраняются (и тут встают весьма интересные научные проблемы объяснения причин и закономерностей этого исторического растянутого процесса), не только трансформируясь, но и модернизируясь, и в таком виде действуют в новых исторических и культурных условиях. Вместе с тем для цивилизации характерно формирование и утверждение новых, адекватных ей героических образов. Так, в рамках христианской культуры рождается и закрепляется образ героя-жертвенника, героя-аскета, героя-искупителя, героя-страдальца. Этот образ, обобщенно называемый обычно героем-мессией, диаметрально противоположен античному образу героя-борца (при всех условиях), что свидетельствует об изменении общественных идеалов и социальных критериев человеческого поведения и вообще эталонов человеческой жизни. В целом такое изменение можно рассматривать как адекватную реакцию (Ф. Энгельс совершенно определенно говорил о реакции рабов и угнетенных) на растление нравов в императорском Риме в эпоху его крушения.

Утверждая, что образ героя есть идеальный конструкт, необходимо подчеркнуть, что этот конструкт есть продукт культуры, продукт коллективного творчества. Как правило, образ героя воплощает общественные идеалы и этим он отличается от имиджа героя, имиджа, в ряде случаев имеющего авторов – имиджмейкеров.

Имидж героя – это непременно видоизмененный в той или иной мере и теми или иными средствами образ героя как конкретной личности, индивида. Поэтому имидж героя можно разделить на два вида: аутентичный и неаутентичный. Примером аутентичного имиджа может служить портрет Ленина на знамени или его барельеф на ордене. Примером неаутентичного имиджа является образ Ленина в поэме В. Маяковского.

Имидж героя стал возможен как социокультурный феномен в условиях массовой культуры («масскульта»), и сейчас он привлекает внимание целого ряда исследователей и в нашей стране, и за рубежом (работы К. Боулдинга, Э. Барноу, Д. Уайкоффа, Г. С. Мельник и др.). Нельзя безоговорочно согласиться со всеми положениями, выдвинутыми и рассматриваемыми названными авторами. В частности, вызывает возражение утверждение Г. С. Мельник о том, что имидж непременно «создают», «строят» специально[22]22
  Мельник Г. С. Mass-media: Психологические процессы и аффекты. – СПб., 1996.


[Закрыть]. Безусловно, героический имидж создается искусственно, чем он и отличается от героического образа, но вместе с тем, по нашему мнению, он может формироваться спонтанно, естественно. Такой имидж отождествляется с героическим образом как общественным социокультурным продуктом. А вот то, что он создается на основе ассоциаций, – несомненно, ценное наблюдение автора. Имидж, как мы полагаем, всегда нечто большее по своему смысловому содержанию, нежели сам реальный субъект, которого можно рассматривать как интенцию имиджа. Это содержательное обогащение, заключенное в имидже, вызывается не только искусством имиджмейкера, но и индивидуальным сознанием, фантазией, опытом реципиента. И здесь мы подходим к одной из центральных особенностей существования героического имиджа.

Непременным условием существования имиджевых образов вообще являются процессы социальной коммуникации. Имидж героя не только заключает в себе индивидуальные черты конкретного субъекта, которому, собственно, и адресован имидж как вид и способ социальной информации, что находит свое выражение в персонификации имиджа («Иван Сусанин», «Степан Разин», «маршал Жуков»), но и включает, если не сказать предполагает, участие в своем создании, точнее, достраивании, реальных индивидов – участников социальной коммуникации. Имиджевое бытие – это индивидуальное бытие героя (героев), то есть существование образа героя в индивидуальном сознании. Участвуя в имиджевой коммуникации, каждый индивид не только выбирает, но и формирует, воссоздает в своем сознании образ героической личности. Другими словами, каждый индивид не только делает того или иного реального героя предметом почитания, подражания, поклонения, но и одновременно участвует в наполнении этого образа своими индивидуальными чертами и особенностями, что, собственно, и делает образ героя имиджем.

Нельзя не обратить внимания и на другой любопытный факт. В ряде случаев (вопрос этот нуждается в особом изучении) в процессах формирования имиджевого героя участвуют, оказывая определенное влияние на эти процессы, героические архетипы и героические мифологические образы. Допустимо сказать, что создатели имиджа (конструкторы, технологи, с одной стороны, и реципиенты, сенситивы-соавторы – с другой) во многих случаях основываются, большей частью бессознательно, на укоренившихся в культурных системах героических архетипах и героической мифологии.

Итак, являясь специфической формой не только общественного, но и непременно индивидуального сознания, культурный имидж героя некоторым образом видоизменяется, наполняется дополнительным смыслом, обогащается конкретными деталями, обусловленными особенностями процесса коммуникации и субъектов-коммуникантов. При этом всплывает немаловажная деталь: наряду с индивидуальной аберрацией реального феномена возникает эффект иллюзии суверенности и истинности имиджевого образа, эффект, как правило, искусственно поддерживаемый и весьма часто используемый в спекулятивных целях средствами массовой информации. Индивид уверен, что имеет дело со своим собственным видением реальности, тогда как в действительности это «видение» есть не что иное, как ловкая и тонкая подтасовка. Имиджевая реальность героев, как принято теперь говорить, не более чем виртуальная реальность. Именно на этой особенности строится современный рекламный бизнес и политическая пропаганда. Женщины, утверждают психологи и социологи, теперь покупают не товар, скажем, косметику, а обещание быть красивой, как Клаудиа Шиффер. Электорат выбирает не реального кандидата в президенты, а его образ, точнее говоря, имидж героя, созданный имиджмейкерами и распространяемый, а в действительности рекламируемый СМИ.

Героический имидж живет на макро– и микроуровне системной организации общества, то есть в общественном, индивидуальном и групповом сознании. При этом в первом случае мы имеем дело с образом героя, скоррелированным с культурным героическим статутом, тогда как во втором случае – с образом героя, скоррелированным с индивидуальной психикой, с индивидуальным и групповым сознанием, что находит свое отражение в ситуациях «а мне так нравится», «а нам так больше подходит». Но и на том, и на другом уровнях имидж героя, чем он и отличается от образа реального героя как органичного элемента культурной системы, есть в большей или в меньшей степени искаженный образ либо в положительном, либо в отрицательном значении. Это связано с тем, что сам имидж – образ, непременно видоизменяющий действительность в субъективных целях и интересах. К этому вопросу мы еще вернемся, рассматривая проблемы «роли и маски» героя, а также феномен «лжегероя».

Следующей особенностью героического имиджа, отличающей его от героического образа, служит повышенный динамизм, который объясняется не только динамизмом самих коммуникативных процессов, но и бóльшими возможностями в содержательном изменении, например, в отношениях интенсионала и экстенсионала. Причем именно интенсионал имиджа в бóльшей степени сопряжен (в случаях, когда это действительно имеет место) с героическим статутом как социокультурной составляющей. Когда мы произносим фамилию «Чапаев», имея в виду известного в нашей стране героя Гражданской войны, то имеем дело с экстенсионалом. Все последующие суждения о его личности, поступках и деяниях, оценки, анекдотические двусмысленности образуют интенсионал. Последний и составляет ту область, где разыгрывается «битва» оценок, обычно располагающихся в диапазоне, который можно условно представить как «ангел» – «дьявол». Показателен в этом отношении имидж Сталина. Подчеркнем, поскольку это важно для подлинного понимания существа обсуждаемых нами вопросов, что этот героический образ в массовом сознании существует преимущественно как имидж, то есть не как Сталин, а как «Сталин». То же самое следует сказать и про имидж «Чапаев».

Поскольку имидж создается средствами искусства, литературы, театра, кино, а в последнее время СМИ, играющими в «театре имиджей», несомненно, решающую роль, возникает необходимость изучения ассортимента этих средств. Разумеется, задача эта сугубо профессионально-специфическая, и потому касаться ее мы не будем. Отметим лишь, что в последнее время в нашей стране появились интересные и обстоятельные исследования, раскрывающие закономерности и механизмы манипуляции человеческим сознанием. Среди авторов этих исследований можно назвать Е. Д. Доценко, В. П. Шейнова, Ю. В Щербатых. В их неоднократно переиздававшихся работах четко прослеживается, как древнейшее искусство манипуляции человеческим сознанием и психикой в настоящее время превратилось в подлинную науку, базирующуюся на знании законов социальной и индивидуальной психологии, закономерностей массовой коммуникации.

В подобной ситуации перед общественными науками (историей, социологией, психологией), перед реалистическим искусством, перед публицистикой встает исключительно ответственная задача: отделить «подлинное» от «имиджного». И здесь нельзя пройти мимо факта, чрезвычайного по своему значению: проблема героизма оказывается насквозь политической (или, если вспомнить известные положения В. И. Ленина, партийной), а в более общем плане – идеологической. С древнейших времен понятия героизма, героического являются неотъемлемыми элементами идеологических систем и органично включены в процессы личностной социализации. И то, какие образы героя, героического с точки зрения их подлинности и имиджности превалируют в государственной и религиозной политике, в системе воспитания и образования подрастающих поколений, в конечном счете имеет судьбоносное значение для общества в целом.

Героические типы

Понятие «героический тип» надо отличать от понятия «тип героя», которое является более общим и включает человеческие (социальные, психологические, культурные и пр.) характеристики героя как конкретной личности. Приступая к краткому анализу пока еще далеко не ясного и не разработанного в социологии понятия «героический тип», отметим, что в рамках каждой культурной системы складывается, а затем пребывает более или менее продолжительное время героическая личность, но не в ее индивидуальном бытии, а как обобщение определенных характеристических черт. То есть речь идет опять же о культурном, только на этот раз типическом образе героя.

Науке еще предстоит выяснить культурно-генетические закономерности героических типов, степень и принципы их адекватности культурным системам и прочее. Мы не будем решать эти сложные, требующие специального исследования вопросы, а попробуем для начала составить элементарный реестр героических типов, используя исторические и литературные материалы. Заметим еще, что в поле нашего внимания будут сугубо реальные, а не мифологические, сказочные типы. Именно реальные героические типы в первую очередь интересуют сегодня науку социологию.

И еще одно важное замечание. Социологический подход к героической типологии следует отличать от антропологического, важным аспектом которого остаются малоизученные закономерности психологии героизма. Это во-первых. А во-вторых, социологический подход к типологии героизма предполагает как один из прочих своих аспектов этологическое рассмотрение. Нас прежде всего интересует именно этот аспект. Другими словами, типология героев, которая воспроизводится ниже, сопряжена в нашем изложении с социальной этологией как наукой о социальном поведении. Итак, мы выделяем следующие типы:

ГЕРОЙ-ВОИН. Один из наиболее древних и вековечных героических типов. Он воспет в многочисленных памятниках культуры. Достаточно указать на «Илиаду» Гомера. Этот тип подразделяется на ряд подтипов: воин-защитник, воин-завоеватель, воин-солдат, воин-царь, воин-полководец и другие. Русские былинные герои преимущественно воины-защитники: Илья Муромец, Ослябя, Евгений Коловрат. Среди реальных русских героев-воинов Дмитрий Пожарский, А. Суворов, М. Кутузов, матрос Кошка, адмиралы П. Нахимов, В. Корнилов, Ф. Ушаков, С. Макаров. В советское время в годы Великой Отечественной войны героями показали себя Н. Гастелло, А. Матросов, А. Покрышкин, панфиловцы и другие.

ГЕРОЙ-МАСТЕР. В данном случае мы имеем дело по существу с героем труда. Герой-мастер – человек, достигший выдающихся результатов на трудовом поприще, в деле, которому он посвятил свою жизнь. Наиболее распространен данный тип в творческой и научной сферах. Героем-мастером может быть ученый, писатель, композитор, художник, артист. Вот только некоторые имена: в России – химик Д. Менделеев, биолог Н. Вавилов, писатель Лев Толстой, живописец И. Шишкин, актер М. Щепкин, певицы А. Нежданова и Н. Обухова, балерина Г. Уланова; за рубежом – ученый Н. Коперник, поэт Данте, художник Микеланджело, композитор Л. Бетховен, кинодеятели Лоуренс Оливье, Ф. Феллини, М. Антониони.

Как это ни парадоксально, при том, что труд составляет основу человеческой жизни, данный героический тип оказался наименее почитаемым практически во всех культурах. Мы не знаем литературных памятников масштаба «Илиады» или «Слова о полку Игореве», где достойным образом описывался бы и оценивался труд крестьянина, ремесленника, рабочего. Только в советской России с полной силой зазвучала тема трудового героизма. Она стала центральной в литературе и искусстве, в средствах массовой информации. Она была официально утверждена в статусе главной темы в так называемом методе социалистического реализма. Трудовые подвиги Алексея Стаханова, Паши Ангелиной, Петра Кривоноса и многих других людей стали своеобразными эталонами трудового героизма, на которые равнялись миллионы трудящихся – рабочих и крестьян в СССР.

ГЕРОЙ-ПЕРВОПРОХОДЕЦ. Этот героический тип может быть означен синонимами «первооткрыватель», «новатор». Героизм этого типа очень часто связан с риском. Правда, не меньший риск заключен и в воинском героизме. И вообще, тема героизма и риска, их связи требует особого осмысления. Мы вернемся к этому ниже. Сейчас же подчеркнем, что этот героизм, выделенный нами в особый тип, распространен в самых разных сферах производства, техники, науки, искусства. «Мертвая петля» русского летчика Нестерова, экспедиции и открытия, в том числе Южного полюса, ученым-географом и путешественником Р. Амундсеном, полет первого космонавта планеты Ю. Гагарина вспоминаются здесь в первую очередь. Но герой-первопроходец, герой-новатор может заявить о себе и в тиши научной лаборатории, писательского кабинета, у режиссерского пульта в театре, в мастерской живописца, в конструкторском бюро и т. д. Мерой героизма в этом случае будет радикальный разрыв с господствующими традициями, ломка устоявшихся стереотипов, преодоление вековых привычек, косности, вызов консервативному общественному мнению. Именно такими героями являются конструкторы братья О. и У. Райт, психиатр З. Фрейд, генетики Ф. Крик и Д. Уотсон, поэт У. Уитмен, режиссер В. Мейерхольд.

ГЕРОЙ-ПРАВДОИСКАТЕЛЬ. Поиск правды как вид субъективного поведения, по-видимому, является исключительной особенностью русской культуры. По крайней мере, именно так считает Н. Бердяев. И действительно, поиск правды наполняет смыслом жизнь многих выдающихся представителей русского этноса. Вспомним всенародно известные изречения о «правде-матке», «правом деле», «праведности» и «справедливости» (как синонимах истины). Лозунг «не в силе Бог, а в правде!» определял не только тактику поведения, но и всю жизненную стратегию целых поколений. Александр Невский повторял: «Не силой, а правдой стоит Русь!». Можно утверждать, что в России подавляющее большинство героев, как мифологических (сказочных, былинных), так и реальных, есть не что иное, как персонифицированная «правда». Из идеи она трансформируется в лица и атрибуты, поступки и действия, подвиги и драматические акты. В русском сознании «правда» – вселенски обобщенный образ: это и мировой закон (норма), и стимул жизни, и индикатор индивида и его поступков, и механизм (средство) инициации отдельных поведенческих актов. «Правда» – главное оправдание героизма в русском национальном сознании. Именно за «правду», во имя торжества «правды» на Русской земле устраивали бунты, поднимались на восстания, не считались с жертвами и лишениями, вступали в революционную борьбу поколения правдоискателей самых разных политических убеждений и ориентаций: Петр Болотников и Степан Разин, народовольцы, эсеры, большевики и меньшевики, анархисты и монархисты. Имена их не перечесть. Наряду с героями-правдоискателями светского толка необходимо признать существование героев-правдоискателей религиозного склада. Из православных героев здесь можно указать Филиппа Колычева – митрополита, выступившего против Ивана Грозного и принявшего мученическую смерть от царских опричников, архимандрита Никанора – предводителя соловецких старообрядцев, а также суздальского попа Никиту, возглавившего восстание старообрядцев в Москве. И архимандрит Никанор, и поп Никита были казнены сатрапами царя Алексея Михайловича. Несомненно, религиозным героем-правдоискателем в католичестве выступает М. Лютер.

Вариантом героя-правдоискателя может считаться герой-вольнодумец, в бóльшей мере показательный для стран Западной Европы. Широко известны имена вольнодумцев Т. Кампанеллы, Дж. Бруно, Т. Мора. В России типичным героем-вольнодумцем является А. Радищев.

Вообще-то, надо сказать, для западноевропейской культуры более характерен герой – искатель истины. Это некий аналог русского правдоискателя, правдолюба в условиях цивилизованного общества. Руководящим принципом поведения, деятельности да и всей жизни такого героя может служить «принцип Аристотеля»: «Платон мне друг, но истина дороже!»[23]23
  Более точно широко известная фраза Аристотеля должна быть передана так: «Хотя Платон и истина мне дороги, однако священный долг велит отдать предпочтение истине».


[Закрыть]. Действительно, истина, служение ей, поиск ее – становятся у героев данного типа высшим жизненным предназначением. В героическую форму облекается поиск истины у Г. Галилея, Б. Паскаля, из религиозных деятелей – у Августина Блаженного.

ГЕРОЙ-БУНТАРЬ. В поэме «На поле Куликовом» А. Блока содержится строка: «И вечный бой! Покой нам только снится…». Эти слова великого русского поэта можно считать девизом героя-бунтаря. Вполне правомерно полагать, что этот тип ведет свое происхождение от легендарного титана Прометея. И хотя К. Маркс относил Прометея к самым благородным святым и мученикам, мы склонны видеть в Прометее прежде всего мужественного богоборца. Эсхил, автор трагедии «Прикованный Прометей», вкладывает в уста своего героя такие слова: «… Я б не променял своих скорбей на рабское служенье. Мне лучше быть прикованным к скале, чем верным быть прислужником Зевеса». (Здесь, вероятно, можно вести речь о прометеевском типе героя.)

Героя-бунтаря можно встретить и в политике (в Западной Европе – О. Кромвель, Т. Мюнцер, Ян Гус, якобинцы; в России – декабристы, Емельян Пугачев, лейтенант П. Шмидт, матрос А. Матюшенко), и в искусстве (на Западе – импрессионисты в живописи, модернисты в литературе; в России – футуристы в поэзии, супрематисты и авангардисты в живописи), и в религии (хилиасты, ессеи).

Героев-бунтарей можно разделить на два общих разряда. Одних подвигает некая конструктивная идея. Это герои созидательного плана. Другие настроены в большей степени нигилистически, их поступки продиктованы скорее деструктивными побуждениями. Такие герои скандального типа распространены в общечеловеческой истории достаточно широко. Их список открывает печально известный Герострат. Из живших ближе к нам по времени, к первому разряду можно отнести В. Маяковского, ко второму – Д. Бурлюка.

Однако наимболее рельефно тип героя-деструктивиста воплощает один из основоположников «антиискусства» (1960–1970) М. Дюшан, провозгласивший принцип: «чем хуже, тем лучше». В числе созданных им «шедевров» укажем лишь на картинку «Фонтан», изображавшую унитаз.

ГЕРОЙ-РЫЦАРЬ. Достаточно условное, но имеющее свои исторические корни в европейской культуре обозначение героя, неукоснительно, вопреки всевозможным препятствиям соблюдающего в жизни и поведении ритуал (рыцарский ритуал). Его требования обычно сформулированы в рыцарских кодексах чести. Герой-рыцарь – это человек безупречно исполняющий свой (обусловленный соответствующим положением в социальной иерархии) долг. В 1957 году в Швеции вышла книга Ч. Д. Барбера «Понятие чести в английской драме 1591–1700 гг.», где автор выделяет и анализирует три значения данного понятия. Во-первых, честь означает репутацию и связана она с признанием, уважением, почетом, славой. Во-вторых, честь есть совокупность черт человека, дающих ему право на уважение окружающих. В сумме эти черты составляют «духовное благородство». В-третьих, понятие чести относится главным образом к женщинам – оно призвано подчеркнуть целомудрие, верность женским обязанностям и долгу супруги. Поскольку героем-рыцарем может быть только мужчина, к нему применимы только два первых значения, что вполне понятно. Но книга интересна не только этим. В ней подробно описывается рыцарский этос.

Как же должен вести себя «человек чести»? Он не прощает нанесенной обиды, не терпит соперников в любви, и если таковой появился – его надлежит немедленно вызвать на дуэль (кстати, как социальный феномен дуэль появляется в европейской культуре в 1548 году). Он не позволяет себе хитрить, ибо это наносит ущерб его репутации. В числе главных забот – всеми силами оберегать и защищать свое общественное положение и, соответственно, отстаивать свои права. Жить надлежит на широкую ногу. Рыцарю не пристало подчиняться чужой воле, жениться на женщине низшего положения, однако вообще с дамами необходимо быть учтивым и никоим образом не подрывать их репутации. На войне надлежит сражаться по установленным правилам, например, не начинать военных действий без объявления войны, не убегать из плена, не соглашаться на позорное предложение сложить оружие, отличать гражданское население от вооруженных врагов. Отвага в бою – эквивалент чести. Трус не достоин рыцарского звания. К рыцарскому этикету относятся также неукоснительная уплата долгов, правдивость, исполнение обещанного, абсолютный отказ от вероломства, грабежа, взяток и т. д.

В истории, наверное, трудно отыскать пример, так сказать, стопроцентного рыцарства. В реальности можно говорить лишь о более или менее приближенном к рыцарскому образу субъекте, что и признают безоговорочно ученые-историки. И это обстоятельство, на наш взгляд, служит первопричиной многочисленных пародий на героя-рыцаря, иронии, сарказма, смешков по адресу претендующих на этот статус и эту роль. И тем не менее известны совершенно исключительные случаи существования подлинных рыцарей «без страха и упрека». Среди них француз Баярд, в одиночку дравшийся в бою против двухсот солдат. Возвращаясь победителем с поля боя, Баярд решает провести ночь и «развеяться» с подвернувшейся девушкой, но отказывается от своего намерения, узнав, что имеет дело с дворянкой, решившейся на отчаянный шаг по крайней материальной нужде. Баярд был убит огнестрельным оружием, которым сам брезговал пользоваться. В более близкое к нам время о рыцарском благородстве можно говорить в связи с жизнью и делами принца Альберта – мужа английской королевы Виктории, писателя Джозефа Конрада, философа и ученого Бертрана Рассела.