Текст книги "Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945"

Глава 8
В покоренной Европе

В первый же свободный день практически все отправились на экскурсию в Вену. Почти в каждой семье потомков авиаторов 39-го полка есть фотографии с различными видами Вены. Мне присылали их внук главного инженера полка Бориса Чугая, сын авиамеханика Курукалова, точно такая же хранится и в моем семейном альбоме.

Отец рассказывал, что в Вене он даже играл на органе в одном из соборов.

Надо сказать, что в этот период в частях ВВС царила некоторая неопределенность и растерянность. Никто не знал, как сложится их дальнейшая судьба. Некоторые авиационные полки, особенно те, что были укомплектованы американской авиационной техникой, расформировали сразу. Другие отправляли на Дальний Восток, где должна была начаться еще одна война, уже с Японией.

В силу уникальности своего статуса – единственный в воздушной армии разведывательный полк – о расформировании полка речь не шла, а вот поручиться за судьбу конкретных людей не мог никто. Как-то незаметно в полку сменилось все руководство. Причины ухода были разные. Отец всегда с уважением отзывался о достойном поведении главного инженера полка Бориса Чугая, которого поставили перед непростой дилеммой: отказаться от супруги, к которой были какие-то претензии у «компетентных органов», – или конец карьере. К чести Бориса Степановича, он выбрал второе.

Недавно я получил электронное письмо от его внука. Для него эта история явилась полной неожиданностью. Вся семья считала, что карьера деда складывалась после войны успешно, он продолжал служить за границей, но при этом они подтвердили, что его супруга – их бабушка – действительно была угнана в Германию и вернулась домой только после Победы.

24 июня 1945 года в Москве состоялся Парад Победы.

Как указывается в истории полка, в колонне 3-го Украинского фронта, в составе 17-й воздушной армии, шли три представителя 39-го орап.

В нашем сознании уже сформировался стереотип того, что на Парад Победы направляли лучших из лучших. Возможно, так оно и было. Я нисколько не хочу бросить даже тень сомнения на правильность выбора, а просто перечислю тех людей, которые представляли на Параде Победы 39-й орап:

младший лейтенант Грязев Михаил Андреевич, 1920 года рождения. В действующей армии с 15 января 1944 года. Летал на Як-9Р. Все это время воевал в составе 39-го орап. Совершил 59 боевых вылетов. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны;

лейтенант Дуркин Николай Матвеевич, 1924 года рождения. В действующей армии с 22 мая 1944 года. Летал на Як-9Р. Все это время воевал в 39-м орап. Совершил 71 боевой вылет. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны;

младший лейтенант Никольский Владимир Иванович, 1922 года рождения. В действующей армии с февраля 1943 года. Служил в 993-м полку ночных бомбардировщиков. Совершил 249 боевых вылетов. В конце 1944 года переведен в 39-й орап, где совершил 25 боевых вылетов на Як-9Р. До прибытия в 39-й орап был награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды. Уже в 39-м полку был награжден орденом Красной Звезды.

Выскажу крамольную мысль о том, что, отправляя людей на парад, то есть на мучительные маршировки, в 39-м орап поступили по принципу дедовщины и отправили в Москву молодежь.

Проведенное Леонидом Войновым расследование привело к совершенно неожиданным результатам. Оказалось, что в Параде Победы принимали участие совершенно другие люди.

В семье Ивана Петровича Кленина сохранилась редкая книга, которую выдавали только участникам Парада Победы. В ней в составе авиаторов 3-го Украинского фронта есть имя летчика 39-го орап Ивана Кленина. Все вышеперечисленные «участники парада» не упоминаются. Вероятно, эта история еще требует своего осмысления. Помимо Ивана Кленина в параде участвовал и бывший стрелок-радист Михаил Атражев, правда, шел он в составе войск Московского гарнизона, так как убыл из полка на учебу в военное училище.

По окончании войны вновь подается представление на четырнадцать авиаторов 39-го орап к званию Героя Советского Союза. Вновь отказ.

В силу определенных геополитических причин Австрия не стала зоной оккупации Советского Союза, и наши войска довольно скоро были оттуда выведены. 39-й орап оказался в Румынии, в городке Дарабанц.

После освобождения Симферополя 13 апреля 1944 года мама сразу же вернулась в родной город. Поступила на работу, да еще в такое «хлебное место», как отдел по выдаче продовольственных карточек. Уже внутри отдела она занималась спецпайками. У нее отоваривались адъютанты всех находящихся в Крыму генералов и адмиралов. Нередко она была свидетелем того, как одноногие или однорукие инвалиды войны, которые влачили воистину жалкое существование, набрасывались с костылями на работников бюро. Видела слезы людей, у которых украли их продовольственные карточки и которым нельзя было ничем помочь.

Ночью 9 мая 1945 года мама проснулась от неожиданно вспыхнувшей стрельбы. Она выбежала во двор, и тут ей сказали: «Война окончилась! Наступил мир!» Плакали и обнимались все!

Надо сказать, что к нашей семье судьба отнеслась относительно мягко. Из симферопольских родственников погиб муж маминой сестры Георгий Мануилов и родная тетушка Мария Ильинична.

Вскоре в Симферополь приехала жена Кости Смирнова – Лиза. Было принято решение, что жены будут вместе жить в Симферополе и ждать, когда можно будет забрать их к себе.

Евгению и Константину удалось вырваться в Симферополь, где они наслаждались общением с семьей, мирной жизнью. Рекой лилось крымское вино, пыхтели на сковороде чебуреки. Перед возвращением на службу, буквально в последнюю минуту, Костя Смирнов предложил взять с собой в Румынию моего брата – девятилетнего Леню. Мама не возражала, и на комфортабельном корабле «Адольф Гитлер», который совсем недавно достался нам как трофей, из Севастополя они ушли в Констанцу. Спустя полвека, уже под именем «Адмирал Нахимов», этот корабль погибнет в Новороссийском порту.

Как я понял потом, из рассказов брата, он очень быстро освоил румынский язык и свободно общался со сверстниками. Был он предоставлен самому себе, так как заниматься сыном времени у отца совершенно не было. Ко всему прочему мой брат никогда не был паинькой и всегда умудрялся создавать проблемы. Очень скоро мама получила телеграмму, что Леня уже находится в Москве, ул. Покровские Ворота, 5, куда его увез уехавший в отпуск товарищ отца лейтенант Мартынов. Мама поехала в Москву, там нашла сына и вернулась с ним в Симферополь. В столице она посетила московских родственников – родную тетю Евгения Сарру Вениаминовну Пашину (урожденную Туршу) – и узнала, что ее сын, Володя, погиб в самом конце войны. Мама хорошо его знала, так как в эвакуации, в Кермене, они жили вместе с ним. В ее памяти он так и остался мальчиком.

В 1962 году, будучи студентом автотехникума, в свои первые каникулы я поехал в Москву. Зашел к Сарре Вениаминовне в ее квартирку в Комсомольском переулке. Это было полуподвальное помещение, из окна которого были видны ноги проходивших по улице людей. Сарра Вениаминовна меня очаровала, она тут же достала бутылку крымского вина, и мы долго непринужденно общались. Оказалось, что в войну она была командиром санитарного поезда. На стене комнаты висел портрет сержанта Володи Пашина. Честно говоря, он был очень похож на меня, да и было мне тогда столько же лет, сколько ему, когда он погиб.

Когда по радио или телевизору я слышу песню «о Сережке с Малой Бронной и Витьке с Моховой», то всегда вспоминаю Володю Пашина, который погиб 14 апреля 1945 года.

В начале весны 1946 года отец вновь приехал в Симферополь, чтобы увезти маму, Лизу Смирнову и Костика в Румынию. Вновь уходили из Севастополя, но уже на каком-то небольшом сухогрузе, груженном зерном, которое из голодающего Крыма везли почему-то в Румынию. На море был страшный шторм. Мама была на шестом месяце беременности. Переход из Севастополя в Констанцу был для нее сущей пыткой. Лиза же недавно родила Костика и чувствовала себя довольно прилично. Маме запомнилось, как чуть ли не насильно отец вывел ее на верхнюю палубу и показал, как из корабельной пушки расстреливали большую рогатую мину, которая оказалась по курсу корабля. Как сказал тогда маме капитан корабля, от морской болезни слегло полкоманды. Папа же чувствовал себя великолепно и с интересом впитывал впечатления.

В Дарабанце наша семья поселилась возле вокзала, второй дом по улице, и сразу же сдружилась с хозяевами, фактически став членами одной семьи.

6 мая 1946 года родился я. Роды проходили сложно, врач в советском госпитале почему-то оказался в дымину пьян, плод лежал поперек, но все кончилось очень хорошо. Русская пословица «Пьян да умен – два угодья в нем», по-видимому, была об этом враче.

Свидетельство о рождении мне выписывали уже в Бухаресте, в советском посольстве. Документ этот до сих пор хранится у меня, и я не перестаю удивляться человеческой глупости: на зеленой бумаге текст был выписан зелеными чернилами.

Наша семья жила в доме с названием «Вила роз». С хозяевами сложились самые лучшие, чуть ли не родственные отношения. Старшая дочка Сильва, как рассказывала мама, во мне души не чаяла. Все называли меня на румынский манер – Вавелина. Уже много лет спустя так иногда называл меня только мой брат.

В Дунае он, девятилетний мальчишка, чуть не утонул. Сейчас я уже не помню, как это случилось, но разговоров по этому поводу было много. Примечательно, что случай этот нисколько его не напугал. Впоследствии Леня стал чемпионом Туркмении и Казахстана по плаванию и даже участвовал в Спартакиаде народов СССР, в составе сборной Казахстана. В ту пору он учился в Алма-Атинском пограничном училище.

Однажды, как рассказывал отец, к нему пришел сосед. Принес вино, фрукты, брынзу и предложил за стаканом вина поговорить о жизни в СССР. Это был естественный интерес образованного человека. Отец согласился и как мог отвечал на вопросы. Особенно гостя интересовало все, что было связано с колхозами. Отец рассказывал о преимуществах колхозного строя перед мелкособственническим хозяйством, о машинно-тракторных станциях, но когда дело дошло до конкретных примеров и ему пришлось рассказывать о его колхозе «Гигант» в Бахчисарайском районе, то убеждать в «преимуществах» стало труднее. Рассказы о трудоднях вызвали у гостя шок, он так и не смог понять, как можно работать бесплатно.

Много лет спустя я оказался невольным свидетелем разговора о преимуществах колхозного строя перед единоличным хозяйством между гостившим у нас Николаем Самусенко и отцом. Они дружно сошлись на том, что без коллективизации не было бы возможности массового применения тракторов, и в целом создание колхозов одобряли.

Я в их спор не вступал, хотя знал, что практически все колхозы Крыма в середине семидесятых годов уже были убыточными. Впрочем, это тема совсем другого исследования.

В Бухаресте у отца случилась серьезная неприятность. В трамвае кто-то срезал у него пистолет. Потеря оружия была чревата самыми серьезными последствиями, вплоть до увольнения из армии, но новый командир полка Никифоров сумел замять это дело, и отец отделался пятнадцатью сутками домашнего ареста.

Никифоров пришел в полк уже в Румынии. Это был боевой летчик. В конце войны он командовал 861-м бап, летавшим на американских бомбардировщиках «Бостон». С отцом у него сложились самые лучшие, дружеские отношения. Фактически все праздники отмечали вшестером: Николай Никифоров с женой Антониной, Костя Смирнов с Лизой и Евгений Поляков с Полиной.

Однажды на охоте отец чуть не погиб от кабана, который несся прямо на него. От смерти или увечья его спас румынский полковник, который хладнокровно уложил кабана точным выстрелом прямо у его ног. Несколько дробинок попало отцу в ноги. Одну из них он проносил всю жизнь.

В Румынии полк жил в ожидании новой войны. Как рассказывал отец, у него не было сомнения, что очень скоро им предстоит «освобождать» Турцию.

Чтобы не быть голословным, я предлагаю читателю несколько углубиться в историю этого вопроса.

В воспаленных мозгах кремлевских мечтателей появилась идея фикс о возможности продолжения мировой революции на юге, где наиболее перспективной в этом плане страной казалась Турция.

Еще 25 августа 1941 года Красная армия вошла в Иран (так с 1934 года стала именоваться Персия). На занятых территориях сразу же были созданы новые псевдогосударственные образования – Мехабадская Республика (курдская) и Южный Азербайджан. С юга одновременно в Иран вошли британские войска.

Иранский поход прошел чрезвычайно успешно, словно иллюстрируя лозунг о «войне малой кровью и на чужой территории». Советские войска потеряли около 50 человек убитыми, свыше тысячи человек было ранено и контужено, около четырех тысяч эвакуировано по болезни. Потери в технике – 3 самолета.

Аналогичная картина и у союзников-англичан: 22 убитых, 42 раненых. Поврежден один танк.

Германия прилагала все усилия, чтобы втянуть Турцию в участие в войне, как это уже было в 1914–1918 годах. Однако полученный урок, вероятно, не прошел напрасно. Балансируя буквально на острие ножа, турецкое правительство сумело выскользнуть из немецких «объятий» и сохранить нейтралитет. При этом им постоянно приходилось то идти на компромиссы, то проявлять твердость. Германский военно-морской флот был пропущен через проливы в Черное море, но было твердо отказано в передислокации через ее территории сухопутных частей вермахта.

После падения Севастополя летом 1942 года отдельным его защитникам на плотах, шаландах удалось достичь берегов Турции. Все они были переданы в советское посольство и благополучно вернулись на родину.

Вот что писал в своих воспоминаниях один известный московский журналист: «12 сентября 1942 года. Приехал Саша Морозов с Черноморского флота. Рассказывает любопытные вещи. Три наших последних катера, уходившие из Севастополя, подломали в пути моторы. Несет. Глядь – берег. Оказывается – турецкий! Ну, думают, труба, интернируют. Прощай, война! Однако встретили гостеприимно, отвели в гостиницу, а командира – гостем губернатора, обед, прием. «Что вам нужно?» – «Да вот, моторы барахлят». Сменили, отремонтировали, указали курс к дому. Прибыли».

Успешный иранский поход 1941 года породил иллюзию легкой победы, но тем не менее решили подождать до окончательного разгрома Германии и высвобождения основных войск. Дабы не терять времени, вновь приступили к зачистке будущего театра военных действий.

В октябре – ноябре 1943 года стала готовиться операция по переселению чеченцев и ингушей, к проведению которой приступили 23 февраля 1944 года.

Весной 1944 года принудительные переселения были проведены в Грузии.

По данным профессора Николая Бугая, в марте 1944 года более 600 курдских и азербайджанских семей (суммарно 3240 человек) – жителей Тбилиси были переселены внутри самой Грузии, в Цалкинский, Борчалинский и Караязский районы. Затем переселению подверглись «мусульманские народы» Грузии, проживавшие близ советско-турецкой границы.

11 мая было принято решение о депортации крымских татар, которая началась 18 мая 1944 года. 2 июня 1944 года – о депортации армян, болгар, греков.

24 июля 1944 года в письме Сталину Берия предложил переселить турок, курдов и хемшилов из приграничных районов Грузии в Казахстан, Киргизию и Узбекистан. 31 июля 1944 года было принято решение о переселении 76 021 турка, а также 8694 курдов и 1385 хемшилов. Под турками понимались турки-месхетинцы, жители грузинской исторической области Месхет-Джавахети.

С разгромом Германии и окончанием войны наконец можно было приступать к осуществлению задуманного «броска на юг».

СССР предъявил Турции претензии на «искони грузинский» Лазистан и Карсскую область, входившие до Первой мировой войны в состав России. Далее советский МИД в одностороннем порядке денонсирует советско-турецкий договор 1931 года о ненападении и нейтралитете.

На северо-западных и северо-восточных границах Турции СССР собирает мощный военный кулак.

Одновременно был задержан вывод войск из Северного Ирана (45-я армия), которые могли бы ударить по туркам с юго-востока. В Северном Иране были созданы марионеточное народно-демократическое государство Южного Азербайджана и Народная Республика Курдистан.

В 39-м орап были убеждены в том, что война начнется со дня на день. Экипажи получили полетные карты, на которых была обозначена вся территория Турции. В газетах, по радио вещали о том, что Константинополь – колыбель православия – должен быть освобожден!

В аналогичном ключе развивались события и на Кавказе.

4 марта 1946 года пятнадцать советских бронебригад вошли в Азербайджанскую провинцию. 4 марта в Махаббаде Курдская республика объявила об автономии курдов, живших в южной части Турции. Это была демонстрация перекройки территорий Ирана и Турции.

6 марта еще недавно командовавший Прибалтийским военным округом Иван Баграмян с группой высокопоставленных советских командиров въехал в Тебриз.

Вслед за этим Грузия официально объявила о своих претензиях на северо-восточные территории Турции, включая Трабзонский залив и черноморское побережье. Движение тяжелой бронетехники сопровождалось дипломатическим давлением на Анкару и Тегеран, а также беспорядками в Греции, Азербайджане, Иранском Курдистане. Дипломатическое давление на Анкару приобрело жесткий характер.

В апреле 1946-го в советской прессе широко отмечалась 31-я годовщина «турецкого геноцида армян». Началась кампания в поддержку «справедливых требований армянского народа на свои исконные территории».

Чрезвычайно оживились как армянская диаспора, так и партийная номенклатура в самой Армении. Ходили слухи, что Сталин дал указание Анастасу Микояну и Георгию Маленкову разработать и представить на обсуждение президиума ВКП(б) предложения по послевоенному переустройству Турции. Из армянских граждан планировалось полностью укомплектовать штаты райкомов и горкомов партии, которые должны были на первом этапе составить костяк административной власти в «освобожденных» Красной армией городах.

Президент США Трумэн получает сведения от руководителя американской военной разведки о том, что в районе Тебриза происходит передислокация частей Красной армии, и о замеченном выдвижении советских дивизий на границу с Турцией. На промышленных объектах и предприятиях транспорта и связи была отмечена повышенная диверсионная активность армянских повстанцев.

Если до начала Второй мировой войны Англия фактически закрывала глаза на действия Германии и СССР, что только разжигало их аппетиты, то опыт Второй мировой войны научил многому.

5 марта 1946 года Уинстон Черчилль произносит свою знаменитую речь в Фултоне, которую считают точкой отсчета начала холодной войны.

В этой речи нет ни слова о Турции, вскользь упоминается Греция, но главная мысль выступления очевидна: «Лучше предупреждать болезнь, чем лечить ее».

США и Англия не пошли по пути нового Мюнхена и приняли вызов Сталина. Предельно твердую позицию заняла и сама Турция. Только тогда к советскому руководству пришло понимание того, что «бросок на юг» может стать новой Финской войной. В условиях горного рельефа вести военные действия будет чрезвычайно трудно. С другой стороны, Англия и США на примере несчастной Японии срочно продемонстрировали Сталину необычайно разрушительную силу нового вида оружия – атомную бомбу.

Пример оказался настолько убедительным, что Сталин понял и отказался от ввода войск в Турцию. Третья мировая война не состоялась, началась холодная.

После того как Турция выпала из стратегических интересов СССР, держать на ее западных окраинах такой мощный военный кулак уже не было смысла. В феврале 1947 года 39-й авиаполк получил новую задачу – передислоцироваться в СССР, в Киргизию, в город Ош.

Один из офицеров полка успел влюбиться в местную девушку. Так как браки с иностранцами были категорически запрещены, то он тайно перевез ее в Советский Союз. Вероятно, это был секрет Полишинеля, так как об этой романтической истории знали все женщины полка, а рассказала ее мне мама.

Среди тех однополчан, что были родом из Крыма, стали возникать осторожные разговоры о том, что в Крыму происходит что-то нехорошее. Известие о депортации 1944 года, переданное по сарафанному радио, перепугало как семью Тревгода, так и моих родителей тоже. Дело в том, что Михаил и Сима Тревгода – крымчаки. Мать моего отца в девичестве Эстер Вениаминовна Туршу – караимка. Для абсолютного большинства читающих эти строки эти две национальности абсолютно ни о чем не говорят. Я не буду вдаваться в подробности и сразу предупрежу, что есть самые противоположные версии по толкованию истории происхождения этих народов, но чтобы читателю все же было понятно, о чем идет речь, изложу этот вопрос так, как понял его сам.

Когда-то, в VI–X веках, это был один народ, название которого нам, русским людям, хорошо знакомо – хазары. Хазары уникальны тем, что говорили они на родном тюркском языке, а вот религия у них была иудейская. Соответственно, и писали они на древнеиудейском языке. После распада Хазарского каганата только в Крыму, или, как он тогда назывался, Газарии, сохранились несколько хазарских крепостей. Со временем их жители стали называться караимами. Поскольку праздновали они, как и все иудеи, субботу, носили библейские имена, почитали Ветхий Завет, то очень скоро на них обратили взор настоящие иудеи, которым удалось убедить Карасубазарскую общину (современный город Белогорск) принять, помимо Библии, священную книгу иудеев Талмуд. После этого потомки хазар уже были представлены двумя народами: караимами (поклонниками Библии) и крымчаками (приверженцами Талмуда).

С присоединением Крыма к России крымчаки были однозначно признаны жидами, со всеми последующими ограничениями, а на караимов не только распространялись все права, но им был дарован и ряд льгот, что сделало караимский народ весьма зажиточным и едва ли не самым образованным в Российской империи. К слову сказать, моя бабушка и все ее четыре сестры еще до революции получили в Петербурге высшее образование, став кто врачом, кто педагогом.

Судьба крымчаков сложилась трагически. В годы оккупации Крыма уже в 1941 году все находившиеся на полуострове крымчаки были расстреляны.

В мае 1944 года сразу же после изгнания оккупантов началась депортация народов Крыма: армян, болгар, греков, крымских татар.

Люди не понимали причины депортации, но после массовых раскулачиваний уже привыкли ничему не удивляться.

Однажды Сима Тревгода пришла к моей маме и по секрету рассказала о том, что караимов и крымчаков тоже депортировали. Женщины были в ужасе, но, по счастью, этот слух не подтвердился. В 1944 году караимов и крымчаков не тронули. Впрочем, поживи Сталин еще хотя бы полгода, то депортация из Крыма евреев, крымчаков, караимов, которых советская идеологическая служба упорно относила к евреям, была предрешена. Но тогда, сразу после войны, судьба миловала эти народы.