Текст книги "Шляпа с пером. Иронические стихи и немножко лирики"

Мистер Икс

 
Явился без каприза,
Весь в чёрном, мистер Икс,
В день похорон маркизы
Клотильды Барандыкс.
 
 
Потом пошли сюрпризы:
Икс, бледный, как стекло,
Шепнул в лицо маркизы:
– Простите меня, Кло!…
 
 
Что это означало,
Предположит молва…
Маркиза промолчала,
Поскольку померла.
 
 
И унесла в могилу
Мучительный секрет…
А ты мне говорила,
Любви на свете нет!
 

Ночная серенада

 
Я гуляю по дорожке.
Ветерок ночной сквозит.
Из открытого окошка:
«Eine kleine Nachtmusik»
 
 
Сколько чувства и эмоций,
Сколько страсти и скорбей…
Это Моцарт? – Это Моцарт —
Это Вольфганг Амадей.
 
 
Загляну в окно неловко
И увижу силуэт
Романтической головки
Ностальгирующих лет.
 
 
Ничего теперь не надо —
Под деревьями иду,
Где «Ночная серенада»
Разливается в саду.
 
 
Сколько чувства и эмоций,
Сколько страсти и скорбей…
Это Моцарт?.. Это Моцарт —
Это Вольфганг Амадей!
 

Вы пели романсы

 
Вы пели романсы,
Сидел я у стенки.
И были нюансы,
И были оттенки.
 
 
Вы были наивны, —
Красивы на зависть,
Когда с пианино
Вы со-прикасались.
 
 
Я за-любовался:
Как мило и ловко
В начале романса
Качнули головкой.
 
 
Под музыку Глинки,
Под музыку Листа
Держали вы спинку
Легко и волнисто.
 
 
Прекрасные ножки
Попрали педали,
Как будто немножко
Меня вы пытали.
 
 
Улыбка, причёска,
Поклон комплимента…
Mein Gott! Матка Боска!
И, – la sacramento!
 
 
Сидел я у стенки.
Вы пели романсы.
И были оттенки,
Короче, – нюансы.
 

Юная Парка

Полю Валери

 
В платье вишнёвом, с романом Ремарка,
Там, где зацвёл молчаливый каштан,
Юная парка гуляла у парка,
Там, где стояли кафе и шантан.
 
 
Сбоку белела барочная арка,
А по каналу тянулась баржа.
Юная парка держала фиалку
Тонкою кистью, острее ножа.
 
 
От горизонта тянулась комета,
А на эстраде кричал лицедей…
Юные музы питали поэтов
Терпкою нежностью лунных грудей.
 
 
Солнечный луч опускался по стеле:
Светом играл и тянулся к устам,
И у художниц крошились пастели
От приближения к грубым холстам.
 
 
Через кусты, словно шорох олений,
Ветер, как мальчик, бежал напролом,
И обнимал золотые колени.
И целовал. И играл подолом.
 
 
Дамы глядели легко и надменно,
Жарко пылая огнями румян,
Как на руинах цвели цикламены
От перемены прошедших времян.
 
 
Скрипки страдали музыкой Вивальди,
Грифы изящно откинув назад.
Только пажи, как ужи извивались,
Силясь красоткам попасть на глаза.
 
 
Медленно двигались дамы – как шлейфы
Запах духов за собой волоча.
Сладко звучало урчание флейты
И доходило до устья ручья.
 
 
Воздух настоян так терпко, так жарко,
Будто в воскресных окрестных садах
Скоро начнется варениеварка
В летних террасах, и медных тазах.
 
 
Платье по телу, как музыка, льётся,
Юная парка стройна и нежна:
Если смотреть на нее против солнца,
Будет казаться, что обнажена.
 
 
Где живота первозданная млечность
Тускло мерцает, поет, как хрусталь,
Дремлет пупок, будто бы бесконечность
Мирно свернулась в тугую спираль.
 
 
Тихо, как отзвук и как дуновенье,
Ветер целует легко, как во сне,
И оживают от прикосновенья
Чуткие пальцы на узкой ступне.
 
 
Кружат лимонницы в свадебном танце,
Над одиноким цветком ворожат:
От бормотания и медитаций
Полураскрытые крылья дрожат.
 

Ворона в короне

 
Над лесом летела
Ворона в короне…
Корону какой-то
Король проворонил.
И вот после этого
Самого дела
Ворона в короне
Над лесом летела.
 
 
А люди кричали
На дачном перроне:
– Смотрите, смотрите,
Ворона в короне!
 
 
Подумаешь, невидаль!
Чудо из дали!
Они, что, ворон
Никогда не видали?
 
 
Недавно летели
Из тёплых сторон
И стаей тащили
Серебряный трон.
 
 
И даже прошёл
Тихий шёпот в народе:
– Чего только нет
На моём огороде!
 
 
Они каждый вечер
Над домом летают,
А я каждый день
Свою крышу латаю.
 

Японский мотив

 
Чёрные испанки,
Белые эстонки.
Ближе китаянки
И ещё японки.
 
 
Ах, какие дамы! —
Сладкие, как сахар,
Возле Фудзиямы
Под цветеньем сакур.
 
 
В хижине старинной
Нету обстановки:
Лишь одни картины,
Лишь одни циновки.
 
 
Лягу на подушку
И засну глубоко:
Прыгает лягушка
На страницах хокку.
 
 
А за нею танки
Сочиняют тонко
Чёрные испанки,
Белые эстонки.
 

Стихи о Прекрасной Даме

 
О, нету на свете прекраснее Дамы,
Которая в среду сбежала от мамы.
 
 
Была это Дама настолько прекрасна,
Что все кавалеры влюблялись ужасно.
 
 
И все кавалеры не пили, не ели,
А только всё время дрались на дуэли.
 
 
Ну, ладно бы, – графы. Ну, ладно б, – пажи,
А то, ведь, и карлики взяли ножи!
 
 
И даже в отдельных местах Гваделупы
Уже попадались влюблённые трупы.
 
 
И, чтобы поправить мужские дела,
Собрали всех рыцарей возле стола.
 
 
И тысячи рыцарей двинулись в путь,
Чтоб Даму рассеянной маме вернуть.
 
 
Но, Дама сбежала с одним ловеласом, —
Уже пять веков её ищут напрасно.
 

Кавалер де Блие

 
Кавалер де Блие
Жил в тринадцати лье
От соседнего замка,
Где жила дама Бланка.
 
 
Кавалер де Блие
По вечерней заре,
Сел – никак не иначе —
На весёлую клячу.
 
 
Кавалер де Блие
Весь в нарядном белье,
Где оборочки снизу,
Был похож на маркиза.
 
 
Кавалер де Блие
По верёвочной ле-
Сенке влез в окна замка,
Где ждала дама Бланка.
 
 
Кавалер де Блие
Отступился во мгле
И, красив, как маркиз,
Полетел сверху вниз.
 
 
Но, прошло много лет,
И красивый скелет
Возлежит возле замка,
Где жила дама Бланка.
 

Донна Анна и Алонсо

 
Как пружина из дивана
Появилась Донна Анна
И промолвила: – О, Дон,
Приходите под балкон
Вечерком, когда стемнеет.
Нам, вдвоём, повеселее
Будет, не роняя честь,
Ночку лунную провесть.
 
 
Усмехнулся дон Алонсо
Едким смехом каталонца
И промолвил сладко: – Донна!
Вы прекрасны, как Мадонна,
Но в слезах я молвлю: – Нет.
Папе я везу пакет,
А потом заеду к маме
Отдохнуть на пилораме.
 
 
Но, поверьте, утром рано
Я пришлю к Вам Дон Жуана…
Он мечтает, как в моленье,
Стать пред Вами на колени.
Вы – кумир его, звезда…
– Вы согласны? Донна: – Да!
Что потом, то всем известно —
Повторять неинтересно.
 

Элен Зюзюкина и Князь

 
Элен Зюзюкина! И Князь —
Растлитель, морфинист и мразь.
Элен – красавица, садистка
И неплохая пианистка.
А для простого человека —
Мечта Серебряного Века.
 
 
Элен Зюзюкина и Князь
Имели половую связь,
Хотя потомства не имели,
Зато стихи писать умели.
И эти слабые стихи,
Как наказанье за грехи.
 

Итальянские гуляки

 
Итальянские гуляки
Возвращались с именин:
Микеланджело Собакин
И Д» Аннунцио Свиньин.
 
 
Вот идут они поддавши, —
Не проехать, не пройти, —
С каждой юбкой запоздавшей
Им сегодня по пути.
 
 
Норовят за всех цепляться,
Оскорбляют всех подряд.
Всех собак на этой пьяцце
Перелаять норовят.
 
 
Опадают померанцы,
Расцветают ананас…
Что-то в этих итальянцах
Есть похожее на нас.
 

Пивная

 
Пока несётся гул рекою,
Струёй по кружкам пиво бьёт,
Пивнарь мясистою рукою
Копейки скользкие берёт.
 
 
Стекло темнеет постепенно.
За кружкой тянется рука,
И оседают клочья пены
На запотевшие бока.
 
 
И пахнет изморозью свежей…
И стонет жаждущий питок, —
В гортани пересохшей держит
Слюны и воздуха глоток.
 
 
Рукой тяжёлой, непослушной
Несёт питьё на мокрый стол,
И соль кладёт на обод кружки,
Как будто каменщик раствор.
 
 
Потом, сощурившись потешно,
Он жадно пьёт в единых дых.
И ходит вверх и вниз поспешно
Щетиной тронутый кадык.
 
 
Веселье головы дурманит,
И люди плачут и поют…
Пивнушку Фельдмана сломали,
И стало скучно, как в раю.
 

Клаус Тринкен

 
Пахнет варом, пахнет кожей.
Трубка старая чадит.
Клаус Тринкен – наш сапожник,
В синей будочке сидит.
 
 
Кот млеко лакает с плошки,
В клетке перья чистит птах.
Каждый день – какие ножки! —
У сапожника в руках.
 
 
Что-то пилит, что-то режет,
Молоточками стучит.
А зубами гвоздик держит
И мелодию мычит.
 
 
В воздух туфельку подбросит,
И, своей работой рад,
Поцелует её в носик
И поставит на парад.
 

Чеховский мотив

 
Пока не вошёл дядя Ваня с букетом,
Давай попрощаемся, даже простимся.
Давай поцелуемся, что ли, при этом,
Хотя в декабре мы обычно постимся.
 
 
И буду теперь иногда вспоминать я
Ваш образ далёкий: жестокий, наивный,
И шорох шагов, и волнение платья,
И запах волос твоих: жуткий и дивный.
 
 
Нам нужно успеть непременно при этом
Друг другу отдать одинокие души,
Пока не вошёл дядя Ваня с букетом,
И всё не разрушил. И всё не разрушил.
 

Йог

 
Лицо, как луна
У Тхну Тонг Тхны.
Когда всем хана,
То ему хоть бы хны.
 
 
Ест одну траву
Тхну Тонг Тхны…
Такие йоги по праву
Нашей земле нужны.
 
 
Ходит зимой в сандалиях
Вплоть до самой весны…
Чтобы ему ни дали,
Видит прекрасные сны.
 
 
Из закаленной стали
Парень восточной страны.
Сколько б меня ни тхали,
Я буду, как Тхну Тонг Тхны!
 

Мистер Клюк

 
В двенадцать часов сорок девять минут,
При t° 20 градусов Цельсия,
Из дома ушёл и пропал Мистер Клюк,
Недавно ушедший на пенсию.
 
 
И крошка Попилли, катаясь с перил,
Не видела дедушку Клюка.
Ни тётушка Полли, ни Молли О`Нил,
Ни даже щеночек Бамбукко.
 
 
Пропал и пропал. И исчез на века, —
Другим это будет наука…
Никто, никогда не любил старика, —
Несносного Мистера Клюка.
 
 
У Мистера Клюка стальная рука,
А как жить с такою рукою?..
И, мало того, что был нос, как клюка, —
Ходил постоянно с клюкою.
 
 
Он даже в субботу собаку побил,
Как самый простой забияка…
И Мистера Клюка никто не любил,
За то, что он бука и бяка.
 
 
Он даже на рынке вчера оскорбил
(При всех) композитора Глюка…
И Мистера Клюка никто не любил,
За то, что он бяка и злюка.
 
 
Вот так, ни за что и пропал человек, —
Вот так вот на свете бывает…
И даже не видел его Мистер Экк,
Который всё видит и знает.
 

Важные приметы

 
Очень важные приметы,
Что внушают уваженье: —
Горбоносые поэты
Из эпохи Возрожденья.
 
 
Очень важные приметы
Для любого человека:
Длинноносые поэты
Девятнадцатого века.
 
 
В современном разгильдяйстве,
В этом чувственном вопросе,
В поэтическом хозяйстве
Поголовное безносье.
 

Герострат

 
У Герострата был гастрит,
Потом была растрата.
Ещё имел он внешний вид,
Похожий на кастрата.
 
 
Рожала мама наобум,
Сестра была разиня,
А младший брат вообще бум-бум,
Без всякого динь-диня.
 
 
Однажды утром Гера слез
С дырявого дивана,
И, удивляя весь Эфес,
Поплёлся в храм Дианы.
 
 
Такую кашу заварил, —
Он повар был отличный,
И там такого натворил,
Что стало неприлично.
 
 
И от дурацких тех затей
Все люди лили слёзы…
«Храните спички от детей», —
Как говорил Спиноза.
 

Ехал рыцарь на турнир

 
Ехал рыцарь на турнир
Берегом Лауры
И увидел на горе
Он архитектуру.
 
 
Рыцарь замок оглядел
И запел он песню,
Оттого, что замок тот
Был похож на перстень.
 
 
Смелый рыцарь сбавил ход
И подумал смело:
– Не свернуть ли по пути
В замок Изабеллы?
 
 
Напряжение бы снять
Вроде не мешало б:
Распоясаться чуть-чуть,
И поднять забрало.
 
 
Трое суток отдыхал
Рыцарь утомлённый.
И уехал на турнир
Воодушевлённый.
 
 
Всех Роландов победил, —
Смелый и упрямый.
Белый шарфик получил
От Прекрасной Дамы.
 

Любовница Графа Лебеля

 
Любовница графа Лебеля
Ходила весь день в неглиже
И куталась в запах «Шанели»,
И пудрилась пудрой «Тэже».
 
 
Скромна и рассеянна малость, —
Прекрасная с разных сторон, —
Когда на гостей натыкалась,
Всегда говорила: – Пардон!
 
 
Послушная моде московской,
Спокойно спала на полу.
Стихи ей вопил Маяковский,
А Лиля сидела в углу.
 
 
Её рисовал Модильяни,
И ей улыбался Кокто…
Но, платье купить этой дряни
И не попытался никто.
 

Монах Буль-Буль

 
Тащился еле-еле,
В весёлый город Гуль
Монах, любитель эля, —
По прозвищу Буль-Буль.
 
 
Он ехал без причины
Из Ноттингема в Гуль,
Монах, – любитель джина, —
По прозвищу Буль-Буль.
 
 
Он ехал косо-криво
В прекрасный город Гуль,
Монах, – любитель пива, —
По прозвищу Буль-Буль.
 
 
Влачился в град старинный,
В портовый город Гуль,
Монах, – любитель тминной, —
По прозвищу Буль-Буль.
 
 
Поскольку бесконечно
Нельзя тащиться в Гуль,
Монах свалился в речку
И всем сказал: – Буль – Буль!
 

Джонни

 
Джонни, ловкий паршивец, —
Он опаснее всех, —
Всех девчонок в округе
Он наводит на грех.
 
 
Белый фартук наденет,
Приподнимет поднос,
И нестойких девчонок
Всех доводит до слёз.
 
 
Он хохочет бесстыже…
А девчонки молчат,
Только пальчики лижут
И, как кошки, урчат.
 
 
Устоять невозможно!
Ах, каков обормот, —
Этот славный пирожник,
Этот Джонни Перкот!
 

Письмо к Возлюбленной

 
Любимая, не плачь,
Придёт твоя овечка.
Уж, видно, невзначай
Пришла её пора —
По тихим берегам
Благословенной речки
С рогатеньким дружком
Скитаться до утра.
 
 
А, помнишь, как в лугах
Ты будто бы очнулась,
Когда я, поскользнувшись,
Упал к твоим ногам…
Зачем (О, пуркуа?)
Ты пальцем прикоснулась
К моим разгорячённым
Восторженным губам?
 
 
Моя любовь, Клори,
Мне разрывает душу,
И, чтобы застрелиться,
Уже нашёл я пуль…
Целую Ваши во-
Лосы и Ваши уши.
Влюблённый бесконечно!
Слуга Ваш, Де Ля Нуль.