Текст книги "Повод для оптимизма? Прощалки"

* * *

Вероятно, вы слышали об избиениях и убийствах в Ираке мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации. Я вспомнил об этом в связи с подписанием губернатором Санкт-Петербурга господином Полтавченко закона, предусматривающего штраф за пропаганду гомосексуализма среди подростков. Откровенно говоря, я не очень представляю, каким образом именно пропагандируют вот это среди подростков, да и вообще как это пропагандируют. Это я говорю вполне серьезно. Более того, я бы вообще хотел увидеть образец этой пропаганды, просто мне это интересно.

Но не это побуждает меня сегодня к этому разговору. Я хочу высказать критику в адрес принятого Законодательным собранием Санкт-Петербурга закона, подписанного губернатором. Я вообще возмущен. Он слишком мягок. Ну что такое штраф в пять тысяч рублей, скажите мне, пожалуйста? И даже в сто тысяч рублей. Это разве наказание? Это какая-то чепуха. Я считаю, что на самом деле и господин Полтавченко, и Заксобрание Санкт-Петербурга должны срочно отозвать этот закон и заменить его другим. Чем-то более схожим с тем, что происходит в Ираке. Например, таких вот пропагандистов забить камнями. Причем публично, на площади, и чтобы это показывали по телевидению, по всем федеральным каналам. Вот это я понимаю, воспитательная мера. Было бы шикарно. И я уверяю вас, что это бы воздействовало.

Если Питеру не хватает духу (все-таки там много очень интеллигенции, особенно в Заксобрании), то пусть Москва покажет образец настоящей борьбы с этими преступниками. А потом, может быть, Государственная дума изменит Конституцию и введет такую статью.

* * *

Читая различные новости в интернете, я узнал сегодня, что генеральному прокурору РФ господину Чайке было направлено письмо за подписью некоторого количества православных, в котором они требуют уголовного наказания журналистов, как они пишут, за одностороннее освещение панк-молебна Pussy Riot в Храме Христа Спасителя. Журналистов интересовало только мнение зачинщиков. А вот тех, кого они своими действиями оскорбили, это их не интересует. Вот хотел бы заметить, что если будут применять уголовные наказания в отношении журналистов за одностороннее освещение событий, то это, как мне кажется, коснется множества моих коллег, как с федеральных телеканалов, так и из печатных изданий, и оппозиционных, и правительственных.

Вообще одностороннее освещение событий, поступков, людей у наших журналистов в моде. А объективность, или – как еще с презрением говорят – «объективизм», популярностью не пользуется. В России в основном журналистика, скажем так, иного свойства. Важнее всего считается не столько информировать своего читателя, слушателя или зрителя, сколько втюхать ему свое собственное мнение, то бишь пристрастия, симпатии и антипатии.

Вместе с тем считать это уголовно наказуемым, скажем мягко, странно. И тем более странно, когда это исходит от людей, которые считают себя христианами и должны исповедовать слова Иисуса Христа «Не судите да не судимы будете». Но в том-то и дело, что слова Христа и заповеди – это одно. А реальное поведение христиан, да и Церкви подчас, это совсем другое. Что до Pussy Riot, которые не вызывают у меня ни малейших симпатий, я отпустил бы их на все четыре стороны с тем самым позором, которым они себя покрыли, и не сделал бы их героической жертвой своего рода инквизиции, в которую превращает их сама Русская православная церковь.

* * *

В последнее время я довольно много езжу по стране в связи с выходом моей книжки. И всюду меня спрашивают об общественном телевидении: возможно ли оно в России, будет ли оно?

Вот совсем недавно в Государственной думе состоялись слушания по этому поводу, для меня весьма огорчительные, потому что подавляющее большинство выступивших вообще не понимают, что такое общественное телевидение. В том числе и господин Говорухин, который понес такое, что трудно себе представить. Впрочем, бог с ними, к счастью, не они будут решать, быть общественному телевидению в России или нет.

Совсем коротко. Общественное телевидение – это такое телевидение, которое не зависит ни от власти, ни от рекламодателя. Понимаете? Оно зависит только от зрителя. Никто – ни президент, ни премьер-министр, ни финансист – никто не может вмешиваться в вещательную политику такого телевидения. И что важно, это вещание не является ни оппозиционным, ни проправительственным, оно является объективным, честным и подлинно информативным. Представляете? Я представляю. Но в отношении России представляю с некоторым, скажем так, трудом.

Есть только две страны в Европе, где нет общественного телевидения. Одна из них – Россия, другая – Беларусь. Вот такой тандем. Создание общественного телевидения – это все-таки принципиальное изменение политики. Вот может ли быть принципиально иной политика только в одной области? Мне не кажется, и отсюда мои сомнения. Но все мы, работающие в этой группе, работаем над концепцией общественного телевидения и полны решимости добиться этой цели. Вот так-то.

* * *

Совсем недавно я прочитал довольно любопытную вещь в газете The New York Times. Оказывается, Мохаммед Мера, тот человек, который убил семерых людей в Тулузе, в том числе двух детей, снимал все это действие. Пока он расстреливал людей, у него к груди была привязана камера, и он просто снимал все происходящее. Отснятое видео он передал приятелю, и этот приятель в тот день, когда Мера был уже убит, отправил запись в телевизионную компанию «Аль-Джазира». Ну и там посмотрели, естественно, этот материал, и говорят, что это было что-то совершенно ужасающее. Лужи крови, стоны умирающих людей. Причем снято все крупным планом. В общем, говорят, это что-то совершенно из ряда вон выходящее по степени жестокости. И компания «Аль-Джазира» приняла решение не показывать это видео, причем по следующей причине: оно не имеет журналистской ценности. Я подчеркиваю, журналистской ценности.

Вот вдумайтесь в это. Материал совершенно сенсационный, материал абсолютно уникальный, материал, который, следовательно, привлек бы гигантское внимание к «Аль-Джазире», материал, который дал бы, конечно, высочайший рейтинг, тем более что его можно было подать так, чтобы заранее предупредить зрителей об этом. Тем не менее руководство «Аль-Джазиры» решило: нет, мы этот материал давать не будем, потому что в нем нет журналистской ценности. Другие ценности есть, но не журналистская. То есть там нет новой информации, там нет ничего новостного. Потому что факт этот уже известен. А раз так, то нечего давать материал только потому, что он сенсационный.

Теперь я прошу вас задуматься вот над чем. Представим себе, что это видео попало в руки, скажем, какой-то российской телевизионной компании. Подумали? Теперь вопрос такой. Как вы думаете, вот эта компания (я не называю никакую конкретно) выдала бы в эфир эту сенсацию? Или же решила бы, что не станет этого делать, потому что этот материал не имеет журналистской ценности? Подумали? Ну вот и хорошо.

* * *

Странная параллель мне пришла в голову, и связана она с двумя событиями. Вот первое. Выдающийся немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс недавно опубликовал стихотворение под названием «О чем необходимо говорить», в котором он резко критикует политику Израиля в отношении Ирана и призывает мировую общественность не допустить военного удара по Ирану.

В ответ на это министр иностранных дел Израиля Эли Ишай объявил Грасса персоной нон-грата в Израиле, заявив при этом, что «произведение Гюнтера Грасса – это попытка разжечь ненависть к Израилю, к израильскому народу и тем самым послужить идеям, которым он служил, будучи в рядах СС». Грасс и в самом деле вступил в СС, когда ему было шестнадцать лет, перед самым концом войны.

Вообще весь этот пассаж лишь подтверждает то, что я часто говорю, а именно: если человек критикует Израиль, то его сразу записывают в антисемиты и во враги израильского народа.

Теперь второе событие. 3 апреля на заседании Высшего церковного совета Русской православной церкви принят циркуляр № 01/1662, который призывает к борьбе с «антиклерикальными силами». И вот лишь одна, но весьма показательная цитата: «Противостояние церкви и антихристианских сил становится все более очевидным и острым. Особенно заметными атаки стали в предвыборный и поствыборный период, что свидетельствует об их политической подоплеке, в том числе антироссийской».

Вот и получается: кто критикует Израиль, тот враг израильского народа, а тот, кто критикует Русскую православную церковь, тот враг русского народа. Интересно, не правда ли?

* * *

Я хотел бы обратить ваше внимание на процесс, который открылся сегодня в столице Норвегии, в городе Осло. Там судят человека по имени Андерс Брейвик, который убил семьдесят семь человек.

Норвегия, как и вся Скандинавия, является образцом демократии. Это страна, где наиболее высокий уровень жизни, наиболее высокое качество жизни и где уровень личной свободы чрезвычайно высок, как, между прочим, и уровень личной ответственности. Так вот, в этой стране судят такого человека.

С чего начали? Начали с того, что решили проверить, он все-таки в себе или нет, он психически здоров или не здоров. Провели два обследования. Одно говорит: «Здоров». Другое говорит: «Не здоров». Суд будет определять в течение последующих дней – на самом деле все-таки он психически больной или нет. Уже заранее известно, что будет в зависимости от определения. Если решат, что он болен, его будут лечить. Это значит, что он может выздороветь. А если он на самом деле вполне здоров и понимал, что он делает, тогда его осудят по самой строгой мерке, а именно дадут ему двадцать один год тюрьмы. Двадцать один год.

Из чего исходит Норвегия? Из того, что, во‐первых, убивать другого человека нельзя вообще, а пожизненное заключение – это крайне жестокое, недопустимое наказание. Вот это характерно для подлинно демократической страны. Просто я считал, что вам полезно бы об этом узнать.

* * *

Вчера в Москве в Храме Христа Спасителя состоялось патриаршее богослужение в защиту веры, поруганных святынь, церкви и ее доброго имени. Это сопровождалось так называемым молитвенным состоянием. И в связи с этим нерядовым событием хотелось бы высказать некоторые соображения.

Исторически призывы к защите веры и церкви раздавались накануне кровопролитий и насилия – крестовых походов, Варфоломеевской ночи, изгнания евреев из Испании, охоты за ведьмами и сожжения инакомыслящих, преследования староверов, разгула инквизиции и множества других прелестных вещей. И каждый раз это было связано либо с разладом внутри самой церкви, либо с угрозой потери ею власти и авторитета.

Как мне кажется, сегодня в России церковь у все большего количества граждан теряет авторитет. Также мне кажется, что это связано с совершенно конкретными делами и лицами, в частности, со все более явственным стремлением церкви проникать в органы власти, в органы образования и, разумеется, с критикой в адрес самого патриарха.

Очень любопытно, что наиболее ярые самонареченные русские патриоты рассматривают это под сугубо политическим углом зрения. Вот, например, Михаил Леонтьев, главный редактор журнала «Однако», в редакционной статье в номере от 16 апреля писал следующее: «Как это все-таки здорово случилось, что вся наша “болотная фауна” в едином порыве вовлеклась в травлю церкви и Патриарха. Люди, на первый взгляд, совсем разные, разных сословий, национальностей, политических окрасов, мановением чьей-то воли сбились в сплоченную стаю воинствующих сектантов, атеистов и педерастов неопределенной сексуально-политической ориентации».

Ну, я бы хотел поздравить церковь и патриарха с наличием такого защитника, это во‐первых. Во-вторых, хотел бы заметить, что все мы, люди, являемся фауной, в том числе и Михаил Леонтьев, который, может быть, хотел бы считаться флорой. Все мы, ходившие на Болотную, и в самом деле люди разные и по национальности, и по политическим взглядам. Есть среди нас и атеисты, и агностики, и люди глубоко православные. Возможно, что есть и сектанты. Что до педерастов, так изящно упомянутых, то если господин Леонтьев употребил это слово в биологическом смысле, то таковых было не меньше и на Поклонной. Если же в оскорбительном, то это явно не по-христиански.

* * *

Мне довольно часто приходится иметь дело с людьми, которые считают или, вернее, называют себя патриотами. Как правило, их отличает неприятие какого-либо мнения, которое не совпадает с их собственным. Они часто очень громко говорят и переходят на крик, они брызгают слюной, хочется от них закрыться довольно часто, и они совершенно точно знают все лучше всех. Не дай бог сказать что-то критическое в адрес власти или в адрес страны – просто съедят живьем.

Чаще всего я вообще не вступаю с ними в спор, потому что это совершенно бесполезно, они слышат только себя. И не дай бог сказать что-нибудь позитивное о Западе. Ну это просто вообще неприемлемое и недопустимое. Но иногда не могу удержаться. Иногда привожу им, скажем, строчки из Лермонтова. Ну, знаете сами: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ». И потом спрашивают: «Как вы думаете, Лермонтов не любил Россию? Он не был патриотом? Скажите, пожалуйста».

Еще очень люблю цитировать великого русского историка Ключевского, который как-то написал следующее: «Русский ум лучше всего сказывается в глупостях». Ну и как? Ключевский, значит, наверное, не был патриотом? Даже, может быть, был русофобом?

Был такой американский философ, его звали Эдвард Эбби. Он сказал следующее: «Настоящий патриот всегда должен быть готов защитить свою страну от своего правительства». Ничего? Думаете, он не был патриотом Америки?

Но больше всего я люблю, конечно же, цитировать Пушкина, потому что Александр Сергеевич в России – это все, от альфы до омеги, так сказать, мерило всему. Так вот, Александр Сергеевич Пушкин как-то написал следующие слова. Вы послушайте: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство». Написано князю Вяземскому в 1826 году. Это для сомневающихся.

Ну и что, господа патриоты? Пушкин что, не любил Россию, может быть, а? Как вы считаете?

* * *

На прошлой неделе состоялся съезд партии «Единая Россия». Ну, состоялся и состоялся. Ничего неожиданного не произошло, ничего такого, в результате чего можно было сделать вывод, что партия, которая все-таки стремительно теряет поддержку населения, этим обеспокоена, пытается как-то проанализировать, почему это происходит, делает какие-то выводы, в результате что-то меняет. Как раз для меня это и было удивительно. Я ждал другого. Но не потому, что я являюсь сторонником «Единой России» или возлагаю на нее особые надежды. Просто исходя из элементарной логики.

Удивило еще одно – то, как проходил сам съезд. Ведь он очень сильно, лично мне, по крайней мере, напоминал съезд КПСС времен застоя. Просто поразительно. А еще и голосование. Во-первых, оно было открытым. Вообще, насколько я помню, когда выбирали руководство на съездах КПСС, то все-таки соблюдали формальность, тайное голосование, хотя все, конечно, понимали, что вопрос предрешен и можно, в общем, не голосовать. А здесь даже и этого не было, то есть открытое голосование. Причем это происходило удивительно. Кто за? Руки поднимаются вразнобой, нехотя. Кто против? Кто воздержался? Кворум есть? Все. И аплодисменты.

Ни одного голоса против, никто не воздержался. Вы понимаете, что так не бывает? Что там, где собирается несколько сотен человек или даже сто человек, обязательно один будет против, обязательно один воздержится. Просто мы, люди, так устроены, обязательно это так. Почему? Чего боятся-то? Что исключат из партии, что ли? Или, я не знаю, отодвинут от кормушки? А как же демократия? «Никак», – говорите вы.

Вы знаете, в Англии во время короля Карла I в парламенте был установлен такой порядок. Надо было голосовать не поднятием руки, а надо было встать. Это так по-английски называлось stand up and be counted, то есть «встань, чтобы тебя посчитали». Сам Карл этого хотел, потому что когда руки поднимают, не очень видно, кто это делает. А тут кто против – встанет, и сразу видно будет, кто это, и далее все понятно. А у нас даже этого не надо, подход Карла I здесь не нужен.

Впрочем, может быть, я чего-то не понимаю? Скажите, Дмитрий Анатольевич, вы же председатель партии? Может, вы придете в программу и объясните и мне, и другим? Это будет страшно интересно и, конечно же, полезно. Было бы здорово.

* * *

Пятидесяти двух минут, конечно, мало, чтобы я мог задать Дмитрию Анатольевичу Медведеву все те вопросы, которые я хотел задать. Я понимаю, многие спросят меня: «Почему ты этот вопрос ему на задал? А вот этот?» Не хватало времени, и мне надо было выбрать те вопросы, которые мне казались наиболее важными. Я не спросил о коррупции, потому что понимал, что нет на это внятного ответа. Я не спросил о всесилии бюрократии по той же причине. Я не спросил, почему подчас президентские указы не выполняются – например, о том, что вся власть на всех уровнях должна уйти из СМИ. Просто не успел.

А если говорить о том, что я успел спросить, то каждый из вас сам решит, насколько это был важный вопрос или не важный, и насколько искренне, насколько прямо и конкретно отвечал председатель правительства. Конечно, будет хорошо, если вы будете судить об этом, пытаясь игнорировать собственные политические пристрастия. Правда, я на это не очень надеюсь. Зато надеюсь, что сегодняшняя встреча с Дмитрием Медведевым станет сигналом для высокопоставленных государственных и партийных деятелей, которые постоянно отказываются прийти на телевидение, в частности, отвечать на вопросы, которые, по сути дела, задаете вы. Может быть, теперь это изменится.

И еще я надеюсь, что телевизионный эфир на федеральных каналах станет доступным и для тех, кого почему-то называют «несистемными оппозиционерами», и что они смогут наряду с другими высказывать свои мысли и отвечать на вопросы.

* * *

Программа «Познер» прощается с вами до следующего телевизионного сезона. Этот год вообще был очень разнообразным, и, конечно, каждый воспринимает его и будет помнить его по-разному. Лично для меня было в нем довольно много негативного и довольно много позитивного.

Для меня негативными, например, были выборы в Государственную думу. А позитивным было то, как люди протестуют против неправильных вещей и не стесняются этого.

Негативным для меня были поправки к закону о митингах. А позитивным – то, что люди не испугались этих поправок и продолжают выходить на улицу, когда они считают нужным.

Пожалуй, негативным были обыски, которые не так давно были проведены, а положительным – то, что люди не боятся это обсуждать в печати, по телевидению и высказывать свое мнение по этому поводу.

В общем, год сложный и год противоречивый. Разные оценки у разных людей. Наверное, вся жизнь вот такая.

И я подвергся немалой критике, и хотел бы сказать всем, вновь повторить то, что я иногда повторяю – слова Линкольна: «Я буду делать все, что я могу, пока могу. И если в конце окажется, что я был прав, все слова моих критиков и недругов не будут значить ничего. Если же итог будет иным, то хор ангелов, поющий мне славу, тоже ничего не изменит».

V
2012–2013

* * *

Я хотел поговорить с вами о трех вещах. Во-первых, о резком ужесточении наказания за езду в пьяном виде за рулем. Во-вторых, о предложении совсем запретить курение во всех общественных местах. И в‐третьих, насчет запрета на ношение хиджаба. Времени нет на все три эти темы, поэтому я решил пока что ограничиться запретом на ношение хиджаба.

У меня первый вопрос вот какой: вообще Россия – это светское государство? Насколько я понимаю, ответ на это «да». В России есть государственная религия? Насколько я понимаю, ответ «нет». Но если кто-то сомневается, то, пожалуйста, посмотрите: в Конституции РФ об этом написано. А коль скоро так, то тогда церковь отделена от государства и школа отделена от церкви… Вообще во всех странах, где это существует, никакого присутствия какой-либо религиозной символики в государственных школах быть не может – ни хиджабов, ни крестов, ни звезды Давида, ничего. Это так положено. Там, где есть религиозные школы и где они содержатся не за счет бюджета, то есть моих налогов, там – пожалуйста, делайте что хотите. А в государственных это запрещено. И это вроде бы очевидно.

Но оказывается, что это не совсем очевидно. Оказывается, в России есть немало людей, которые говорят: «А ничего страшного, пускай носят». Я не очень это понимаю и вообще хотел бы на эту тему поговорить с кем-нибудь, кто мог бы толком объяснить мне, как все-таки должно быть в светском государстве. Вообще, конечно, было бы очень интересно поговорить об этом с патриархом Кириллом. Я его не раз приглашал. К сожалению, получал пока что отказы. Но, может, он передумает? Может, было бы очень полезно и очень интересно для очень многих зрителей услышать его мнение на сей счет?

* * *

Был такой антисоветский анекдот. Кагэбэшники поймали Рабиновича, когда он расклеивал какие-то листовки. Повязали его, привезли куда следует и задают ему вопрос: «Слушайте, Абрам Семенович, почему вы расклеиваете листовки, на которых ничего не написано?» А он отвечает: «А чего там писать, когда и так все всё знают?»

Я адресую этот анекдот представителю Следственного комитета Владимиру Маркину, который всем своим видом выражал недоумение по поводу того, что люди явно не верят официальной версии о том, что произошло и происходит с Леонидом Развозжаевым. Я хочу спросить: а как они могут верить, когда уже лет десять минимум им старательно доказывают и показывают, что никакого правосудия в стране нет?

Пример? Пожалуйста. Анне Шавенковой, сбившей в Иркутске двух женщин, одна из которых погибла, а другая стала на всю жизнь инвалидом, дали срок, но отложили его – вдумайтесь в это – на двенадцать лет, потому что у нее есть маленький ребенок. Кроме маленького ребенка у нее есть высокопоставленная мама. А Надежде Толоконниковой и Марии Алехиной – у них тоже есть маленькие дети, но нет высокопоставленных родственников – дали два года и никакой отсрочки не предоставили.

И вообще, неужели вы думаете, что нарицательное выражение «Басманное правосудие» возникло на пустом месте? Когда господин Маркин сказал, что он верит только фактам и что сам Развозжаев собственной рукой написал десять страниц признания, я вообще чуть не упал со стула. Ведь наверняка господин Маркин знает, что таких написанных от руки признаний в архивах КГБ, в частности, сотни тысяч, если не миллионы. И известно, как были получены эти признания. И вообще, как он думает, если бы к нему применяли те методы, которые применялись тогда, он бы не написал сколько надо страниц признаний?

Я совершенно не к тому, что я считаю Развозжаева виновным или невиновным. Я бы хотел, чтобы этим занимался суд, но такой суд, которому я, в частности, могу доверить.

* * *

Наша программа не была в эфире ровно две недели. И в течение этих двух недель я был в центре внимания, совершенно неожиданно для себя. Все началось с того, что какой-то депутат Государственной думы (я не помню его фамилию) потребовал, чтобы я либо извинился за свои не очень комплиментарные высказывания по поводу правосудия в России, либо, если я не буду извиняться, чтобы меня уволили. А потом интернет-ресурс, тоже не помню названия, сообщил, что сегодня, 11 ноября, состоится последняя моя программа, после чего я навсегда уеду во Францию. Ну и пошли звонки и так далее.

Так что позвольте внести некоторую ясность. Я не извинился, меня не уволили, сообщение о моем отъезде – полнейший бред. И сегодня, если не будет какого-нибудь несчастья, не последняя моя программа.

Теперь несколько соображений. Я знаю, что нравлюсь я далеко не всем. Некоторым даже не нравится моя одежда, скажем, мои пиджаки, о чем они говорят прямо в прямом эфире. Это, видимо, их сильно занимает, ну или у них нет другой темы. Как говорится, de gustibus non est disputandum. Хотя, может быть, им не нравится латынь тоже.

Некоторых раздражает, что у меня три паспорта. Я их понимаю. Меня это тоже раздражало бы. Впрочем, это можно пережить. А вот то, что я без всякого стеснения высказываю собственные мнения и не желаю, чтобы меня приписывали ни к государственникам, ни к патриотам, ни к оппозиционерам, а говорю то, что я хочу говорить, вот это вот, конечно, выдержать невозможно, и отсюда желание отправить меня куда-нибудь подальше. Ну что вам сказать? Я бы уехал, ведь есть куда. Но не уезжаю. И знаете почему? Потому что я чувствую поддержку и даже любовь такого количества людей, что я никуда не могу уехать. Я работаю для них и буду дальше так же работать, носить те же пиджаки и говорить то, что я думаю.

* * *

Позавчера я вернулся из Вашингтона, где участвовал в конференции, цель которой была развивать контакты на гражданском уровне между американцами и россиянами. Понятно, что мне было задано очень много вопросов, в частности, меня спрашивали, могу ли я свободно высказывать свое мнение на телевидении в России. Я ответил, что да, могу. Меня спросили, могу ли я приглашать в свою программу кого хочу. Я ответил, что нет, не могу. И добавил, что в свое время закрыли программу, которую я вел в Америке с Филом Донахью, за то, что мы приглашали не тех гостей, ну с точки зрения руководства канала CNBC. Меня спросили, как следует понимать недавно принятые Государственной думой законы о митингах, о государственной измене, об НКО. Я ответил, что сам не знаю, как понимать. Меня спросили, означает ли освобождение от должности министра обороны то, что в России начинается настоящая борьба с коррупцией. Я сказал, что время покажет, но что пока что в этом многие сомневаются.

Меня попросили сформулировать вопросы, которые россияне могли бы задать американцам. Я сказал, что, конечно, я не могу говорить за всех россиян, но некоторые вопросы могу задать. Например, в семи последних президентских выборах только дважды побеждал тот, за кого проголосовало большинство населения. «Не пора ли, – спросил я, – отменить коллегию выборщиков и отказаться от взгляда, что народ может ошибиться в своем выборе и его надо поправить?» На мой вопрос я не получил внятного ответа. «Почему, – спросил я, – к России, в которой какие-то элементы демократии, несомненно, есть, американские СМИ и политики предъявляют куда более жесткие требования, чем к Китаю, в котором вообще нет даже и намека на демократию?» Ответа я не получил. Тогда я спросил: «А может быть, дело в деньгах?» И мне ответили: «Вероятно».

В 1974 году США приняли так называемую поправку Джексона – Вэника. Причем они рассчитывали таким образом наказать Советский Союз за неправильную, с точки зрения США, политику эмиграции, применяемую к евреям. Расчет, в общем, был ошибочным, потому что поправка не дала ничего, кроме ухудшения между СССР и США. Теперь принимается так называемый акт Магнитского. Я спросил: «Неужели вы полагаете, что он будет способствовать развитию отношений между гражданами двумя странами?» И вновь я ответа не получил.

* * *

Почти ровно две недели тому назад в Кремле состоялось заседание Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ. Был там и президент. Речь шла, в частности, как мне сообщали, о телевидении, содержание которого вызывает всеобщее или почти всеобщее недовольство и раздражение. Естественно, как это всегда бывает в России, было два вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?».

Я не член Совета, но замечу в скобках, что я и не стремился к этому, я не просился. Если бы я им был, то наверняка выступил бы с какими-то глупостями (это уж неизбежно). Но выступать с глупостями никогда не поздно, и поэтому я это сделаю сейчас.

Вот кто виноват в том, что в России именно такое телевидение, я имею в виду федеральные каналы, Первый, Россия и НТВ? А кому принадлежат эти каналы, прямо или опосредованно? Государству. Значит, кто виноват? По логике, выходит, государство.

Теперь следующее. А что делать, чтобы исправить это положение? Как мне кажется, надо, чтобы государство ушло из всех средств массовой информации, как федеральных, так и местных. Причем к этому призывал еще в свое время, будучи президентом, Дмитрий Медведев. Надо превратить один из трех федеральных каналов в подлинно общественное телевидение, которое не будет зависеть ни от рекламодателя, ни от власти. А два других нужно приватизировать, и пускай они, таким образом, тоже не будут зависеть от власти, и они будут конкурировать между собой, в частности, за этого самого зрителя. Так же, как конкурируют каналы во всех других странах, при этом обойдясь без той крови, без того беспредела, без той, я бы даже сказал, похабщины, которая то и дело появляется на этих каналах, которые часто обращаются к низменным инстинктам человека.

Глупости, говорите? Так я же предупреждал. Что ж тут поделаешь?

* * *

Совсем недавно, будучи на семинаре, я узнал вещь, которая меня совершенно поразила, и я о ней скажу чуть позже. Давайте сравним то, как народ жил в 1985 году, и как он живет сегодня. Строго говоря, нечего сравнивать. Если брать такие общепринятые показатели уровня жизни, как количество автомобилей на душу населения, реальные доходы, наличие в магазинах продуктов питания и товаров народного потребления, число выезжающих за границу людей, то окажется, что день сегодняшний превосходит 1985 год в десятки и даже в сотни раз по этим показателям. Другими словами, вот если исходить из этих и подобных исследований, то надо сказать, что народ сегодня живет несравненно лучше, чем он жил в 1985 году.

А теперь – то, что меня поразило. Согласно недавнему опросу общественного мнения, очень тщательно проведенному, 68 % опрошенных у нас считают, что в 1985 году они жили лучше, чем живут сегодня. Как это надо понимать? По-моему, так: ощущение того, как человек живет, определяется не только его материальным положением, то есть не хлебом единым. Оказывается, что решающими являются совершенно иные вещи. Например, понимание того, куда идет твоя страна и какая тебе отведена в этом роль. Понимание того, что ждет тебя и твоих детей завтра и послезавтра. Ощущение, что ты – гражданин страны, а не просто статистическая единица, и тебя рассматривают именно как гражданина. Наконец, скажем, наличие какого-то идеала или хотя бы идеи, ясные представления о приоритетах твоего общества. И, конечно, отсутствие постоянного стресса, опасений, связанных с тем, будет ли у тебя завтра работа.