Текст книги "Булгаковиада"

7

Постепенно артисту Р. стало казаться, что Булгаков написал все-таки про «Кабалу». Именно «Кабала святош» мешает бедному Мольеру и его театру жить и трудиться во славу великой Франции.

Ни в коем случае не король. Ни за что не Людовик.

Король выше «Кабалы», выше всех на свете, он может раз и навсегда расправиться с Шарроном и его приспешниками…

Бедный Мольер лишь тогда выкрикивает о «королевской тирании» и ненависти к ней, когда «Кабала» побеждает самого короля и тот начинает действовать по ее указке…

Главрепертком не мог не почувствовать, что пьеса – про него и против него. И, веля Булгакову изменить название на «Мольер», и защищал себя, и подставлял автора. Вполне в духе «Кабалы»…

Когда начались репетиции во МХАТе, гениальный старик К.С. Станиславский тут же попался на удочку. Если пьеса называется «Мольер», нужно показать, какой он был в полном масштабе, и тогда роль гениального Мольера нуждается в доработке…

И прежде всего потому, что булгаковский Мольер ведет себя как актер, актер до мозга костей, актер и худрук театра, а не великий писатель, который понимает, что главное для него – именно это, что он – выше короля и может быть спокоен за свое будущее. Хотя бы и после смерти.

Не будучи писателем, Станиславский гениально почуял зерно роли…

Как и Николай Федорович Монахов, который очень хотел сыграть именно Мольера, а не короля… Короля Филиппа он грандиозно сыграл в «Дон Карлосе». Выше этого было не подняться. Нет, Мольер и только Мольер!..

Все Мольеры, которых видел артист Р. – Юрий Любимов в постановке Анатолия Эфроса, Олег Ефремов в спектакле Адольфа Шапиро, Сергей Юрский в своей режиссуре, – играли именно актерскую, а не писательскую ипостась, и играли прекрасно…

И несмотря на то что Юрский давно выступал в роли писателя, он всегда старался подчеркнуть, что он – актер, актер…

Во всяком случае, в разговоре с Р.

– Привет, Сережа!

– Здравствуй, Володя!

– Я понял, как тебя называть: тебя надо объявлять с ударением на последнем слоге – артист Юрской.

– Да, так меня называют многие…

– Вон что, а я думал, что сам придумал… «Смотрю на сцену день-деньской, а там все время Эс Юрской»…

– А вот стихи еще никто не писал, кроме одного моего приятеля, который написал: «На сцене нужен Юрский, как черт знает какая ерунда». Видишь, какая плохая рифма.

– Рифма как раз хорошая, стихи плохие – вранье…

– А почему ты не на съезде?..

– А что мне там делать?..

– А мы бы тебя куда-нибудь выбрали.

– Надо выбирать кого поумней…

– Мы бы выбрали тебя зав. пушкинским сектором…

– Хорошо, считай, что в этом разговоре из нас двоих ты выбрал меня…

– Завтра об этом и скажу на съезде.

– Скажи что-нибудь посмешней… Слушай, Сережа, в качестве информации, в этом году я был счастлив, потому что почти месяц жил в Михайловском, и подумал о тебе: почему бы тебе туда не поехать?

– Я не могу, я играю в четырех театрах.

– А зачем?

– Так получилось. Я – артист.

– Я бы теперь и в один не пошел…

– А я вот в четырех…

– Говорю тебе как литератор Р. литератору Ю.: тебе нужно поехать в Михайловское.

– А я там был, и не раз…

– Но ты был как артист, а я тебе предлагаю поехать туда писателем. Выбрать дней десять или неделю и поехать… Ну, попутно дашь один непарадный концерт…

В этом разговоре Р., конечно, хитрил, он был заинтересован в выступлении Ю. в Михайловском, с тем и звонил.

– Я и дня сейчас не могу выбрать, – сказал Ю.

– Ну, нет так нет. Но ты выбрал меня пушкинским сектором, я тебе и предложил…

– Прости, начальник, сейчас не могу…

– Это ты меня прости… А ты читал мою историю?

– Читал.

– Что же ты молчишь?..

– А ты что молчишь?..

В этом году Р. напечатал в «Знамени» «Ностальгию по Японии», а Ю. в «Октябре» – «Четырнадцать глав о короле».

– А я говорил Наташе, тебя дома не было… Самое сильное впечатление на меня произвело то, что она с тех пор не переступала порог театра.

– Теперь переступила, – сказал Ю. – Мы с ней играли в БДТ.

– Вот и молодцы, что играли…

– Да, вот видишь, – сказал Ю., – у нас было одно время, а видим его так по-разному…

– Но это же нормально, – сказал Р. – Еще сколько-то лет протянем, будем сослепу видеть одинаково, наступит время полного братания… Счастливо тебе, Сереженька, ты там не шали, на съезде!..

– Счастливо, Володя, до встречи!

– Да, до встречи в Михайловском!

Когда коромысло худполитсовета застряло в горизонтальном положении – половина против Мольера, половина за, – на сцене появился представитель «Кабалы», балтийский морячок, братишка и драматург Всеволод Вишневский. С пьеской и наганом.

Появился «Брат Сила».

Брат Сила (заплечным мастерам). Принесите сюда испанский сапожок.

Интересно, что в наши времена братанами называют друг друга участники организованных преступных группировок (ОПГ). И фильмы о них очень популярны: «Брат», «Брат-2»…

Те были братишки, и эти братаны…

И Булгаков угадал: «Брат Верность», «Брат Сила»…

Именно после первого обсуждения – 5 ноября – и накануне второго решающего – 19 ноября – появилась заметка братана Вс. Вишневского.

Время выбрано иезуитски точно: 11 ноября…

Читая заметку, не забудем главного: завистник Вишневский готовится сунуть в БДТ пьеску своего сочинения.

Вс. Вишневский. Кто же вы?

Каковы генеральные пути ГБДТ? В брошюре “ГБДТ, 1931–32” подчеркивается, что театр стремится к закреплению ведущей роли пролетдраматургии и к борьбе за высокое качество спектаклей.

Тем с большей силой, удивлением и недоумением хочется спросить ГБДТ сегодня, узнав о некоторых новых фактах: Кто же вы идейно-творчески? Куда же вы, в конце концов, идете?

…Театр, многажды заверявший общественность о своем желании выдвигать пролетдраматургов, принял к постановке пьесы «Мольер» Булгакова и «Завтра» Равича. Идейно-творческая позиция Булгакова известна по «Дням Турбиных» и «Дьяволиаде». Может быть, в «Мольере» Булгаков сделал шаг в сторону перестройки? Нет, это пьеса о трагической судьбе французского придворного драматурга (1622–1673 гг.) Актуально для 1932-го! Можно понять и одобрить замысел постановщика «Тартюфа»: покажем классиков. Но зачем тратить силы, время на драму о Мольере, когда к вашим услугам подлинный Мольер?

Или Булгаков перерос Мольера и дал новые качества, по-марксистски вскрыл “сплетения давних времен”? Ответьте, товарищи из ГБДТ!

…Скажите в дружеской дискуссии, как принципиально совместить мейерхольдовскую выставку, мхатовский натурализм (в спектакле «Дело чести») и пьесы Булгакова и Равича?

…Вопросы я задал из желания двинуть дискуссию и из желания выяснить, что же идейно-творчески защищает ГБДТ, который, кстати, предложил дать ему мою новую пьесу[29]29
  Красная газета, веч. вып. № 266 (2933). 11 ноября 1931 г.


[Закрыть].

Именно здесь, господа, и зарыта собака, именно здесь!..

Брат Всеволод возмущен!.. Вместо того чтобы тихо ждать, когда военмор и пролетарский писатель закончит пьесу, и тотчас приступить к ее постановке, БДТ обращает взор на другую, уже готовую пьесу, и на другого, уже готового драматурга!.. А Булгаков пишет получше Вишневского, что известно любому и всякому, в том числе и грызущему собственные локти военмору…

Теперь вернемся к хронологии событий, как учит нас голая и счастливая историческая наука, сбросившая наконец как марксистские, так и буржуазные одеяния. 22 сентября 1931 года, практически накануне получения театром булгаковского письма о разрешении «Мольера», на заседании худполитсовета ГБДТ в присутствии большого количества участников один из его наблюдательных членов сказал:

Т. Массевицкий: «Я сегодня посмотрел – в зале театра совершенно пусто. Все те пьесы, которые имеются в замысле театра, в других театрах сняты, а поэтому теперь надо подумать о новых пьесах…»[30]30
  ЦГАЛИ, ф. 269, оп. 1, дело 59.


[Закрыть]

Кто бы ни был т. Массевицкий, он открыл нам глаза на реальную ситуацию жизни Большого драматического в рассматриваемый период.

В зале пусто. Нет, в зале «совершенно пусто».

И Вишневский тут театру не поможет. А Булгаков может помочь.

Теперь, внимая гордым речам членов Пленума, учтем, господа, что все товарищи доносную заметку брата Всеволода прочли и на ус намотали…

Отмечено также и личное мелькание в БДТ Вишневского с его в буквальном смысле слова недоделанной пьесой «Германия»[31]31
  Чудакова М. С. 363.


[Закрыть].

Вы читали?.. И я нет…

ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, дело № 59, л. 7.

Протокол заседания Пленума ХПС от 19 ноября 31 г.[32]32
  Публикуется впервые.


[Закрыть]

Председатель: Зельцер. Секретарь: Белобородов

Повестка дня:

1. Чтение пьесы Булгакова «Мольер» и обсуждение.

Костромин: Мое мнение, что эта пьеса не подходит, так как она эпоху Мольера плохо освещает, дает только характерно одно лицо, а кроме того, нет ничего современного и поучиться от этой пьесы нечему.

Георгиевский: Для чего эту пьесу ставить? Она не раскрывает борьбу этой эпохи и эпоху Мольера не вскрывает. Современную эпоху она тоже не освещает, и я не вижу цели этой пьесы и не знаю, что получит театр от постановки этой пьесы.

Шапиро: ГБДТ – первый театр, который повернулся к пролетарским драматургам и их постановкам. Но надо ведь отметить, что зритель культурно вырос, и ему постановки, которые сейчас у нас функционируют, уже надоели [ «в зале театра совершенно пусто» (т. Массевицкий). – В.Р.], и им надо показать картину старых веков. Мне кажется, эпоху, вскрытую «Мольером», мы имеем право показать зрителю так же спокойно, как и «Робеспьера». Потому что мы должны раскрыть двери классической литературе. Что мы видим в пьесе «Мольер»? Мы видим, как он старается искусство перетянуть на свою сторону, а религия – на свою сторону, и все же религия этой эпохи находится в гораздо лучших условиях, чем искусство, которое имеет свои рамки и за пределы их не может выйти. Мольер гибнет. Мне кажется, что эту пьесу для разнообразия нашего репертуара ставить нужно и следует, так как она вызовет живой интерес со стороны зрителя и в театре сколотит хороший актив актеров.

Цырлин: Мы должны раскрыть эпоху, но не царей. Здесь мы не имеем противопоставления классов, мы здесь имеем борьбу Мольера с царем. Наша задача – раскрыть целую эпоху, вот хотя бы, как, например, «Робеспьер». Я бы согласился, что эту пьесу ставить надо. Здесь мы видим пропорцию, а в пьесе «Мольер» этого нет, никакой пропорции. Если поставить эту пьесу, то театр, шедший впереди других театров, потянет все назад. Этой пьесой мы не помогаем ни строительству социализма, ни застрельничеству, ни ударничеству, что ставится сейчас во главу для искусства. Я против постановки этой пьесы в Большом Драматическом театре.

Абашидзе: Тов. Цырлин говорит, что «Робеспьер» – пьеса, вскрывающая эпоху, а «Мольер» ее не вскрывает. Я бы хотел обратить внимание на то, кто открыл «Робеспьеру» новую эпоху. Правда, с большими поправками, но эту пьесу ставить надо.

Марголина: Вот если бы «Мольер» показал борьбу этой эпохи, тогда эту пьесу надо было бы поставить, а в настоящем ее виде ее ставить нельзя, т. к. она ничего не дает.

Георгиевский: Я считаю, что здесь нет отражения пятилетней борьбы [очевидно, пропущено «за». – В.Р.] «Тартюфа», и если эту пьесу отдать на переработку, то гораздо легче написать новую и поставить ее на сцене, а в настоящем виде ее ставить нельзя.

Горенбург: Я считаю, что говорить об этой пьесе много не приходится. Мнений уже достаточно, и я считаю, что эту пьесу ставить не стоит.

Шапиро: Мы знаем, что ХПС – это лаборатория. К мнению ХПС мы, конечно, прислушиваемся. Но ведь все говорили, что тема Мольера – хорошая, но только не Булгакова, а кого-нибудь другого. Значит, вопрос только в этом, и Вы все с этим согласились. Мы же с этим не согласны и приложим все усилия, чтобы с разрешения Ленискусства поставить эту пьесу в ГБДТ.

Предложения:

1. Пьесу Булгакова «Мольер» в репертуар БДТ не ставить;

2. Пьесу Булгакова «Мольер» в репертуар БДТ ставить.

Постановили: Пьесу в репертуар театра не ставить.

Кто читал «Мольера» во второй раз?.. Почему нет списка участников?..

Был ли здесь Чесноков?.. А Тверской?.. А Монахов?.. Не отмечено…

Ставя такую сцену, Р. назвал бы ее «Наступлением кабалы», но у него оставались вопросы.

Еще 22 сентября на Пленуме худполитсовета Шапиро заметил:

«По-моему, ХПС у нас превратился в Репертком!..»[33]33
  ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, дело 59.


[Закрыть]

И многие это запомнили…

8

Всякий приход Товстоногова на репетицию другого режиссера, происходящую в БДТ, был обставлен примерно так, как приход короля в театр Пале-Рояль. Это был, конечно, спектакль.

Особенно когда репетировали свои режиссеры.

А тем более режиссерствующие члены труппы.

– Режиссура деформирует артиста, – говорил он.

И правда: режиссер обязан смотреть на сцену со стороны, а артист не имеет на это права. Поэтому, играя в «своем» спектакле, артист-режиссер в той или иной степени поневоле двоится и этим мешает, а не помогает своим партнерам и подопечным. Они видят в нем не столько коллегу и товарища, исполнителя соседней роли, сколько режиссера, автора спектакля, который всегда может поправить и упрекнуть…

Так казалось артисту Р.

Спектакль «Мольер» в режиссуре Юрского практически выстроился, и только Басик не мог успокоить себя в роли Короля. По отношению к Мольеру в нем жила какая-то симпатия, даже родство. Недаром они с Юрским столько лет приходили в одну гримерку…

Правда, там был еще Гаричев. Но, во-первых, Толя не занимал такого ведущего положения, как Ю. и Б. А, во-вторых, он был членом партии. В поведении всех троих по отношению друг к другу ни то, ни это никак не сказывалось, а лишь подспудно осознавалось…

Мольер – Юрский, Король – Басилашвили, а Брат Сила и член Кабалы – Гаричев. Такой расклад…

Так вот, Басик считал, что если он, Людовик, – король земли, то Серж-Мольер – король искусства и может при нем сидеть в шляпе.

А государство?.. А как править?.. А то, что король – божий помазанник?.. Про это Олег пока не очень думал. «Два гения и взаимный интерес»…

Наконец Гога явился смотреть прогон в верхний репетиционный зал, тот самый, где он смотрел «Фиесту», «Розу и крест» и многое другое.

Весь первый акт он сидел, выпрямив спину, чуток посапывал, чувствовалось, что ему нравится.

Налажено было, налажено, и шло довольно гладко…

Когда прогон окончился, Гога стал хвалить всех: Наташу Тенякову – Арманду, какое редкое дарование и как интересно живет на сцене, Эмму Попову – Мадлену, хорошо, хорошо, как всегда, и Мишу Волкова – Одноглазого, и Вадю Медведева – Шаррона, и Мишу Данилова – Лагранжа, и самого Сережу – Мольера, всех-всех, включая Михаила Васильевича Иванова, который играл маркиза де Лессака, жульничающего в карты, и Ивана Матвеевича Пальму – бродячего проповедника отца Варфоломея.

– А что касается вас, Олэг, – сказал он Басилашвили, – то я ничего не понял. Такое ощущение, что вы выучили текст и просто его проговариваете. Ни образа, ни смысла, ничего! – И тут он встал и объявил. – Завтра в 11 часов – сцены с Королем…

По мнению Басилашвили, Гога был прав лишь отчасти. Многое было намечено, и рисунок, устраивающий Юрского, просвечивал. Хотя на фоне других, более благополучных сцен, эти еще не сверкали.

Разумеется, после таких гогиных слов Олег впал в положенный транс.

И это еще не все. Самое ужасное заключалось в том, что на него обиделся Сережа, ужасно обиделся!..

Ему показалось, что Басик его подставил и сыграл плохо специально!..

– Но это было совсем не так! – сказал артист Б. артисту Р. тридцать лет спустя. – Специально плохо я играть не умею, я умею просто плохо играть…

– Хорошо сказано, – одобрил Р. – Когда югослав показал мне все, что я должен делать, и я постарался все это сделать, Севка Кузнецов сказал, что я специально плохо играю, чтобы соскочить с роли!..

– Вот видишь! – сказал Бас. – Чужое не сыграешь… И я оказался между двух огней… И у меня полный упадок…

Назавтра в одиннадцать часов началась репетиция на сцене, и посмотреть ее пришли многие, в том числе и незанятые в спектакле. Кроме подлинного интереса это был хороший шанс изъявить преданность и попасть на глаза Королю. Артиста Р. там не было, но он слышал несколько изустных рассказов, из которых возникла общая картинка.

Людовик должен был выехать из глубины на станке, сидя в кресле, лицом к зрительному залу.

И Гога начал с того, что станок отменил.

На совершенно пустой сцене, в ее глубине, на счет три должен был появиться Бас – костюмы были уже готовы, – блистая королевским нарядом и совершая изысканный жест: «Вот он я, полюбуйтесь!» Король разводит руками, и на его завершенный жест, как на реплику, вспыхивает свет: «Король-солнце»!

Товстоногов сам взбежал на сцену и показал, как именно должен появиться и развести руками Король.

Конечно же, все придворные радостно засмеялись. «Наконец, наконец он появился, наш Мастер, наш Король, наш обожаемый Гога!..»

Так возникло общее воодушевление, обычное и даже положенное в тех случаях, когда Товстоногов приходил репетировать или помогать…

И вправду это было настоящим зрелищем.

Гога быстренько поднялся на сцену, пересек ее в глубину, стал спиной по центру, вдруг повернул лицо к зрительному залу и, счастливо улыбаясь, сделал ручками: «Вот так!..»

И тут же, без малейшей задержки, на Гогин бесподобный жест заведующий осветительным цехом Евсей Маркович Кутиков осуществил мгновенное и ослепительное зажигание всех кочергинских люстр, шандалов и жирандолей!

«Король-солнце!» – вот что легко и мгновенно прочиталось всеми присутствующими. Сцена залилась сияниями неслыханной красоты, вертикальные шандалы и жирандоли предстали в своей волшебной красоте и стали походить на королевские подвески, из-за которых трепещет вся Франция в «Трех мушкетерах», и одно это показалось чудом, какое не часто увидишь в театре за всю жизнь.

Да, да, праздник театра не бывает каждый день, что бы вам ни толковали присяжные демагоги. Праздник случается только тогда, когда этого хочет Бог. И тут все начинает дивно совпадать и бесспорно сходиться в общую точку, в один-единственный сияющий фокус!..

Да!.. Вы меня поняли!.. Я рассказываю вам о спектакле «Мольер», но имею в виду что-то еще, да?..

Все просто. Сцена Большого драматического, на нее выходит Гога Товстоногов, делает ручками: «Вот он я, полюбуйтесь!», и вспыхивает свет. Стоя в глубине, он улыбается, коротковатый, очкастый, носатый, некрасивый, сияющий Гога…

«Ах, как пылали жирандоли / У Лариных на том балу! / Мы руку предлагали Оле, / А Таня плакала в углу. / Иным – в аптечную мензурку / Сердечных капель отмерять. / Нам – в быстротечную мазурку / С танцоркой лучшею нырять», – писал мой друг Герман Плисецкий.

Гога спешит вперед, выходит на авансцену, снова делает ручками, и ему аплодирует зал…

ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, дело 59.

В Ленискусство

Выписка из протокола № 9[34]34
  Публикуется впервые.


[Закрыть]

Заседание Пленума ХПС при ГБДТ от 19/XI-31 г.

I. Слушали: пьесу «Мольер» Булгакова.

Постановили: художественно-политический совет Большого Драматического театра считает невозможной постановку в театре пьесы Булгакова «Мольер» по следующим мотивам:

1) «Мольер» Булгакова является поверхностной, неглубокой пьесой о жизни, личных переживаниях и трагической смерти писателя и актера Мольера.

2) Пьеса не отражает подлинной, исторической сущности мольеровской эпохи, в ней нет показа классических сил, действовавших на исторической арене того времени, нет борьбы нарождающегося класса буржуазии против абсолютизма и духовенства.

3) «Мольер» Булгакова ни в какой мере не показывает даже Мольера как борца, бичующего в своих сатирических произведениях ханжествующий клерикализм.

II. Считая, что в репертуаре театра должны иметь место показы художественно ценных произведений классиков, имеющих не только литературную значимость, но и отражающих социальные сдвиги и классовую борьбу на отдельных этапах исторических эпох, предшествующих нашей, причем не должно иметь место механическое перенесение содержания пьесы на сцену, а необходимо критическое освоение и подача содержания в свете марксистской диалектики.

Одновременно с этим в репертуар театра должны быть включены также пьесы современной драматургии, освещающие исторические проблемы большого значения (напр., «Робеспьер» Раскольникова).

III. Художественные и литературные достоинства «Мольера» Булгакова и его ценность, высококачественный материал для работы актера не может являться решающим моментом к постановке пьесы «Мольер» в ГБДТ.

Председатель ХПС – Горенбург.

Секретарь ХПС – Белобородов.

Третий пункт благородного доноса особенно тронул артиста Р.

– А теперь садитесь! – скомандовал Товстоногов Олегу.

– Как садиться? – спросил Бас. – Я же упаду, на сцене ничего нет!..

– Это не должно вас волновать, – надменно сказал Гога. – Если вы упадете, кто-то будет казнен!..

Басик попробовал сесть…

За его спиной оказалось кресло…

Так работали в Большом драматическом все цеха, в том числе и мебельщики…

– Мэ-э-бэльщики!..

Однажды Мария Александровна Призван-Соколова, игравшая в «Мещанах» мать Петра, показала «сыну»-артисту Р., как знаменитая актриса Больдрамте Каратыгина, которую она еще застала, звала театральных «мебельщиков», то есть тех, кто отвечает за мебель на сцене.

Клеопатра Александровна играла комические роли и обладала твердым характером. Со дня основания театра до самой своей смерти она трудилась в БДТ, то есть с 1918 по 1934 год. Скончалась она восьмидесяти пяти лет от роду и, по ее словам, проработала в театрах семьдесят восемь лет…

– Старушка обладала воистину юной памятью, – говорил о ней Монахов, – она одна из первых приходила на репетицию с абсолютным знанием текста!..

Была середина дня, ни репетиций, ни спектакля, и вдруг, заговорив о Каратыгиной, Призван вдруг приосанилась и задрала подбородок, превратившись в горделивую, властную старую дворянку, и приказным тоном, протяжно и зычно на все закулисье позвала:

– Мэбэльщики!.. Мэ-э-эбэльщики!

И они тут же прибежали.

Конечно, наши, а не те, которых призывала далекая Клеопатра…

Призван сыграла так точно и остро, что Р. при случае тоже мог бы воспроизвести этот характерный зов. Тогда бы и вы, быть может, увидели ее, старуху Каратыгину.

А в 1931 году, когда воевали за и против «Мольера», Клеопатра Александровна в бой уже не рвалась, но звание заслуженной артистки республики носить не отказалась…

Когда появился Мольер-Юрский, Товстоногов распорядился:

– А тэперь дайте Олэгу курицу!.. Настоящую вареную курицу!.. Не кусками, а целиком!..

И, можете себе представить, те, кому положено, вынесли на сцену исходящий реквизит, а именно вареную курицу на серебряном подносе!..

Да, да, не сомневайтесь, они мгновенно исполнили распоряжение, как будто приговоренная курица легла в кастрюлю заранее, начала готовиться к выходу, окружив себя морковью, луком, лавровым листом, сварилась минуту назад, присыпалась солью и перцем, украсилась зеленью и рванулась на сцену играть свою последнюю роль!..

Как будто наши реквизиторы получили спутниковый сигнал, денежки взяли из своего кармана и попали, попали прямо в десятку!..

Так работали наши реквизиторы.

– А тэперь займитесь своим цыпленком, Олэг, – скомандовал Гога. – Отдайтесь этому занятью целиком!.. Рвите ее руками, не бойтесь испачкаться!.. Выбирайте куски, ешьте, дайте кусочек Сереже… Та-а-ак!.. Ваши физические действия очень просты: съесть цыпленка, получая удовольствие от еды!.. Понимаэте?.. Вам совершенно не нужно тратиться на всех этих людишек, ни-ка-ких затрат!.. Это – игра, понимаэте, игра!..

Булгаков «не только потенциально, но фактически был великолепным актером. Может быть, именно это качество и определяет вообще подлинную сущность драматурга… Если бы его попросили сыграть сочиненную им пьесу, он сыграл бы ее всю и сделал бы это с совершенством» [Курсив мой. – В.Р.][35]35
  Воспоминания. С. 240.


[Закрыть].

Уж если мхатовец Марков, блистательный театральный критик Павел Марков, повидавший всех великих русских актеров чуть ли не от начала века, пишет такое, ему можно поверить вполне.

Вернее, можно быть уверенным, что Павел Александрович, как и другие мхатчики, говоря на эту тему, сдерживает себя в оценке. Не могут же они сказать, что Булгаков был актером не хуже, если не лучше, мхатовских звезд!..

Его домашние и театральные читки, о которых Р. слышал от Маркова и Виленкина, превращались в незабываемые моноспектакли. Именно так, очевидно, для понятности, оба они формулировали свои впечатления артисту Р., играющему свои представления в одиночку.

К чему я это говорю?..

К тому, что М. Чудакова имела веские основания считать, что промедление и неприезд Булгакова в Ленинград в ноябре 1931 года могли сыграть роковую роль в судьбе «Мольера».

Хотя нетрудно вообразить и обратное: появление Булгакова в БДТ и его чтение могли насторожить и испугать членов худполитсовета еще больше, чем действия Вишневского.

И все-таки «нужно бы использовать ваш приезд для зачитки “Мольера” на более широкой аудитории», – писал ему Чесноков…

Конечно, конечно!..

Он умел делать все, что умели актеры!..

Он был суперактер, Михаил Афанасьевич Булгаков, это было настоящее чудо, они удивлялись, видя это…

Они пугались этого, вот что я вам скажу!..

Угадать актера в Булгакове было вовсе не трудно, стоило на него взглянуть. А они гордились своей проницательностью…

Когда Булгаков попросился во МХАТ на режиссерское место, а потом, для заработка – пьесы-то не шли, – предложил себя в актеры, – это был настоящий розыгрыш, роскошная мистификация, грандиозный спектакль, неужели они не поняли?..

Это был спектакль одного актера для одного зрителя, ясно?..

Как для кого?.. Для Сталина, конечно!..

И уж он-то все понял, все оценил…

И решил посмотреть, что из этого выйдет…

А с «Батумом» Михаил Афанасьевич, конечно, заигрался…

И единственный зритель сказал: «Хватит».

Неизвестно, чем бы кончилось, если бы Булгаков не умер от болезни в 1940 году… Впрочем, почему неизвестно?..

Дальше – война и вступили бы в силу законы военного времени; там начались бы игры вокруг романа, выяснения, кого напоминает Понтий Пилат…

Нет, хорошо бы эта игра все равно не кончилась…

А пока она длилась, он вел себя как актер, Михаил Афанасьевич!..

Он играл в актера, понимаете?.. Все его одевания, выходы в свет, читки, появления или непоявления на поклонах… Он разыгрывал свои этюды в письмах, за бильярдным столом, в ресторациях…

Он то и делал, что скрывал главный свой дар и дивную тайну: обожание слова, великую преданность сцене русской словесности!..

Р. сидел за столом вместе с Басилашвили на его даче в Репино, и Бас рассказывал о той репетиции тридцать два года назад, когда Гога потребовал на сцену цыпленка. И Галя, как будто к рассказу, приготовила именно цыпленка, и его окружала свежая зелень, молодые огурцы и яркие помидоры. Красное вино было тоже подано для того, кто захочет, как будто неясно, что кто-то захочет, хотя Бас в присутствии Гали сделал вид, что не захотел.

Время от времени они встречались на пару, Р. и Б., готовя избранную однажды укороченную закуску – охотничьи сосиски, черные маслины и бородинский хлеб. Под нее волшебно шла ливизовская водка «Дипломат», которой они старались держаться, хотя здесь могли быть небольшие, но неслучайные отклонения.

Начало традиции было положено однажды в Москве, в коммунальной квартире на Покровке, где рос и воспитывался будущий артист Б., лелеемый его чудесной мамой, которая в свободное от Баса время составляла «Словарь языка Пушкина».

Кухня, где родилась добрая традиция, по летнему времени была свободна от соседей, но к трапезе, а равно и к выпивке проявляли острый интерес рыжие тараканы, ведь в те времена Басик наведывался в Москву лишь изредка, а его дочка Ксюша там еще не жила.

Но тут, на даче в Репино, посреди трудного лета, в присутствии Гали, которая так славно готовит цыпленка, не говоря уже о ее музыкальных телепередачах «Царская ложа» и многих, многих других, здесь, по окончании работ над ролью Воланда, с одной стороны, и новой книгой – с другой, здесь, в виду деревьев, цветов и ягодных самобранок, встреча обретала другой колорит.

Р. и Б. начали есть цыпленка, и Олег не выдержал и стал показывать прямо за столом, как он ел того, другого цыпленка, репетируя тридцать два года назад, и сделал это так хорошо, что Р., который собрался наконец уехать в село Михайловское, чтобы писать эту историю, был искренне тронут и соблазнен: как глубоко застряла в Басике славная роль и как неисправима щедрая актерская природа…

– Ты понимаешь, – сказал Бас, – он отвлек меня от внутренней задачи и занял другими делами.

– Он вывернул тебя, как чулок, – сказал Р. – Спрятал второй план за первым…

– Но я все время видел перед собой Сережу. Был между двух огней…

– Это был Сережин спектакль, – сказал Р. – По всем приметам… А главное – по выбору.

– Ну конечно, – сказал Бас. – Но тогда он на меня обиделся…

– Это был не Гогин выбор, – сказал Р. – И не Дины Шварц. Но молодцы, что они согласились… Где-то перед вашей премьерой я был у Дины, входит Гога, и она говорит: «Георгий Александрович, вы еще придете на “Мольера”? Надо помочь Юрскому с финалом». А он говорит: «Нет. Пусть Сережа справляется сам». Показал, как он может, и отошел в сторону…

– Вот как? – сказал Бас. – Это интересно…