Текст книги "Жди, за тобой придут"

Любовь была его ангелом-хранителем, личным Сверхновым Заветом и единственным способом разумного существования. В школьные годы Костя был ещё очень далёк от восприятия любви как основы всего сущего, да и в отрыве от представительниц слабого пола она тогда едва ли имела для него хоть какой-нибудь вещественный смысл.

Любовь братская, сыновняя, отеческая или материнская являлась для юного наперсника Афродиты качественно иным понятием, нежели та любовь, которую способны испытывать друг к другу мужчина и женщина.

С родственниками, как он полагал, всегда существует неразрывная связь, и эту связь человек с рождения воспринимает как нечто данное, как альфу и омегу своего становления, как крайнюю и самую надёжную жизненную опору. Но назвать эту другую любовь высшей вдохновляющей силой, основой и питающим соком всего земного бытия у Кости просто не поворачивался язык. А вот любовь к девушке являлась для него таковой по определению.

Как-то на втором курсе у них с Оксаной даже случился любопытный разговор по этому поводу.

На дворе стояла ранняя весна, и сквозь слегка приоткрытую форточку доносился оживлённый уличный шум. Послеполуденное солнышко радостно поблёскивало в прогалы между облаками, и лучи его, отражаясь от зеркала на дверце общажного платяного шкафа, падали в изголовье кровати, отчего размякшим после недавнего соития любовникам приходилось щуриться и смотреть либо вертикально вверх, либо в сторону друг друга.

В какой-то момент Костя нежно прикоснулся к щеке своей возлюбленной тыльной стороной правой ладони, медленно и очень осторожно заправил указательным пальцем выбившуюся прядь её волос за ухо, придвинул лицо так, чтобы губы его коснулись Оксаниного подбородка, и застыл в этом положении.

Оксана тут же ответила на Костины ласки и всем телом прижалась к нему под одеялом.

Она обняла Костю свободной рукой и вдруг почувствовала, что с ним что-то происходит. Всё его тело как будто бил лёгкий озноб.

– Что с тобой, милый? – спросила она, испугавшись. И, когда Костя нашёл, наконец, силы поднять к ней своё лицо, его глаза оказались полными слёз.

– Ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю, девочка моя!.. – едва сумел выговорить он.

– Костенька, ну что ты?! Я же здесь, совсем рядом. И я никому, никогда и ни за что на свете тебя не отдам, любимый мой!

– Ты не просто рядом со мной, солнышко! Ты внутри меня. Вот здесь… – тихо произнёс Костя и положил Оксанину ладонь себе на грудь.

– А ещё вот здесь, здесь и здесь, – добавил он, спустя мгновение, подразумевая на этот раз свою голову, тело и всё окружающее пространство. – В целом мироздании нет ни единого кубического сантиметра, ни единой точки, в которой бы не было Тебя. Весь мир для меня – одна только Ты! Именно это я сейчас и понял. Вернее, даже не понял – почувствовал. И мне стало вдруг ясно, как и почему мы пришли сюда, почему люди вообще попадают в эту жизнь…

– Расскажи, мой хороший! Мне кажется, я тоже смогу это почувствовать…

– Ты всегда можешь чувствовать то, что чувствую я. Ведь мы – одно целое! Человек рождается для того, чтобы познать любовь, чтобы жить в любви и наслаждаться своей жизнью. Мужчина и женщина, суть, две половинки счастья. В их соединении человек становиться законченным, совершенным. На самом деле ни тебя, ни меня нет. Есть одна большая Любовь. Есть только Мы… Ты ведь умеешь «чувствовать» мои мысли?

– Умею. Особенно те, которые похожи на мои, – засмеялась Оксана.

– Вот именно. И, чем дальше, тем этой похожести становится всё больше и больше, верно?

– Да, ты прав. Когда нас с тобой познакомили, я такой ещё «комсомолкой» была. Парней вообще на дух не воспринимала; ну, если только в качестве временной развлекаловки. Самостоятельной мечтала быть, материальную жизнь устраивать. Какое там чтение мыслей? Какая любовь? А судьба, видишь, по-другому распорядилась. И откуда ты только взялся на мою голову, «пришелец из загадочных миров»?

– Ну, я надеюсь, ты не жалеешь, что связалась с «пришельцем»?

– Если бы жалела, не связалась бы… Мне и самой иногда кажется, что я попала в какую-то удивительную сказку, что события, в которых я участвую, происходят, вроде как, и не со мной… Просыпаюсь – рядом ты; засыпаю – снова в твоих объятия. Днём, когда после пары тебя увижу, как будто в транс впадаю… Но, даже если ты не рядом, на душе у меня всё равно спокойно и легко, потому что в мыслях мы с тобой никогда не расстаёмся. Иной раз, ты не поверишь, настолько хорошо делается, что я едва не кричу от счастья... Спасибо тебе за это чудо, любовь моя!

– Спасибо ТЕБЕ, мой самый родной и самый дорогой человек на свете!

– Знаешь, Кость, я последнее время стала немного присматриваться к людям. К тем, которые ходят парами, обнимаются, целуются, живут друг с другом и так далее. И мне всё больше и больше начинает казаться, что мы с тобой какие-то особенные. Другие постоянно носятся со своими проблемами, ноют, ссорятся из-за пустяков, потом мирятся, потом снова ссорятся. Многие на сторону тайком поглядывают. А ещё у большинства, если есть хороший секс, то нету общения, и, если есть общение, то с сексом напряг. Понимаешь?

– Я не силён в религии, но вот Адам и Ева, скажем, по раю вообще вдвоём долгое время шастали. И горя при этом не знали.

– Ну, да… Пока яблока не попробовали.

– Не знаю, моя радость. Мне вот всегда казалось, что изначально Бог сотворил Адама и Еву единым существом, хоть и в двух телах. А яблоко каким-то образом проложило границу между ними. Так вот, по-моему, заботы и проблемы, про которые ты говорила, и есть тот самый запретный плод, а вернее сказать, ненужное знание. Быт, суета, и чрезмерное самомнение мешают людям чувствовать друг друга, мешают им видеть то, что видим мы с тобой. Ведь, чтобы отдать себя любви по-настоящему, нужно, в первую очередь, стать свободным. Многие вещи и идеи отвлекают человека от главного. Любить способен только тот, кто не даёт себя запутать и в каждой ситуации остаётся верным своему внутреннему зову. В каком-то смысле это действительно дар свыше.

– Значит, мы с тобой избранные?

– Возможно, что и так, моя хорошая. Но я всё же думаю, что источник света, на который мы с тобой ориентируемся, имеется в душе каждого человека. Я не знаю почему, но у большинства людей он как будто бы скрыт от них самих.

– А ведь он и у меня был скрыт… Это ты помог мне его обнаружить.

– Нет, моё сокровище. Ты полюбила меня первой, а уже от твоей любви зажглось и моё сердце.

– Ты просто «спал», и я тебя «разбудила»… Хотя, на самом деле, если кому из нас и посчастливилось проснуться, так это мне. Я ведь не знала любви, солнышко. Всю жизнь считала её обыкновенным литературным украшением, метафорическим вымыслом скучающих поэтов и романтиков… А теперь не представляю себе, как люди вообще без неё живут.

– И я не представляю. Сердце человека не может существовать в пустоте. Оно там умирает. Для жизни сердцу нужен источник, нужно другое сердце, бьющееся в такт. Только тогда возможно появление света, смысла, радости и гармонии. А в одиночестве есть лишь иллюзия того, что ты куда-то двигаешься и занимаешься чем-то важным. Мне кажется, что вне любви все ценности, которые придумало человечество, искусственны. Это обыкновенный суррогат, жалкая попытка слепого умозрительно представить себе мир красок.

– Да. Теперь я тоже это знаю и вижу... Я люблю тебя, Костя! Люблю тебя каждой своей клеточкой, всем моим существом!

– И я тебя безумно люблю, девочка моя ненаглядная!

За год семейной жизни, между ними ни разу не встал вопрос о продолжении рода. Мамы и папы, конечно же, пытались намёками подводить разговор к этой волнующей теме. Однако беззаботные дети решительно не желали брать в голову, что в глазах старшего поколения объяснялось только лишь юношеской безответственностью и недостатком возраста.

Каждый день Костя и Оксана открывали друг через друга целый мир, целую вселенную и были настолько поглощены этим процессом, что ребёнок действительно был бы им тягость.

Время летело быстро, и к началу третьего курса на их параллели обозначилось несколько новых пар. Шесть из них также успели оформить свои отношения в официальные союзы, другие же предпочитали пока довольствоваться статусом дружеско-романтического партнёрства. Что же до Кости с Оксаной, то на филфаке и мехмате их знали к тому моменту уже все. На каждой студенческой пирушке они всегда были желанными гостями. Если «ангелочки» появлялись на дискотеке, танцевать медляки друг с другом им удавалось далеко не всегда. К однокурсникам и хорошим знакомым влюблённые старались быть благосклонными, а на Оксанину компанию (хотя бы в танце) претендовала тогда чуть ли не половина дискотечных завсегдатаев, да и у Кости с воздыхательницами был, что называется, «полный порядок».

Эти ритуальные «акты милосердия» не выбивались за рамки приличий, и только один раз дело как-то ненароком дошло до мордобоя.

Костя заболтался тогда с приятелем, и в это время Оксану пригласил какой-то залётный мужлан довольно внушительных пропорций, которого ни до, ни после инцидента никто из старожилов дискотеки не видел. Когда танец закончился, Оксана хотела вернуться к мужу, но бугай принялся по-медвежьи хватать её за руки и с нагловатой ухмылкой что-то втирать. Костя мгновенно оказался рядом и сделал вежливую попытку освободить любимую, но не тут-то было.

Верзила первым делом послал его куда подальше, используя при этом значительную часть красот нелитературного русского языка, а потом неожиданно двинул Косте в челюсть, да так сильно, что тот едва не покатился кубарем по полу.

Спасло ситуацию только лишь состояние изрядного подпития у интрудера, по причине которого он был неповоротлив. Костя бросился к сцене, схватил деревянный стул, подскочил к своему оскорбителю и со всей силы приложился им по квадратной лысой голове.

Стул разлетелся в щепки, а громила начал медленно покачиваться из стороны в сторону и тихо оседать на пол. Сделал контрольный удар ботинком по уху, Костя взял Оксану в охапку и тут же отступил с ней подальше.

Мехматовцы, заворожённо наблюдавшие эту сцену, успели подбежать на выручку своему другу, так что финальную экзекуцию Костя со спокойной совестью доверил им.

А после зимней сессии на третьем курсе у Оксаны появился категорически настроенный обожатель – ученик филфака, некто Вячеслав. Он был старше молодожёнов на два года и, как выяснилось, уже долго сох по недоступной даме своего сердца, писал любовные мадригалы, которые никому не показывал, и всё больше и больше уносился в страну несбыточных грёз и запретных фантазий.

Костя много раз замечал его присутствие на вечеринках, и то, как Вячеслав посматривал на Оксану. Однако никаких серьёзных выводов из своих наблюдений так и не сделал: к Оксане многие тогда неровно дышали, и это всегда виделось ему нормальным и естественным. Муки ревности были Косте практически не знакомы.

Объявить о своих тайных притязаниях Вячеслав решил по той простой причине, что до защиты диплома ему оставалось всего полгода, и, если за этот срок трагедия позднего одиночества не озарилась бы светом взаимности, всё филологическое будущее сделалось бы для него абсолютно бессмысленным.

До непосредственного контакта с Вячеславом Оксане тоже приходилось ощущать на себе его внимание, но, как и Костя, она отнесла все томные взгляды своего поклонника на счёт ортодоксальных интенций чисто мужского характера, главным (а может, и единственным) лейтмотивом которых являлось заурядное обладание женской красотой.

Его проникновенная речь изумила Оксану до крайней степени. Вполне здравомыслящий и благообразный с виду молодой человек предстал вдруг перед ней в образе чуть ли не безумного фанатика. Он клялся, что никогда не покусился бы на их с Костей семейное счастье, если бы не веление свыше.

По его убеждению в прошлой жизни Оксана приходилась ему законной супругой, которую он без памяти любил, и которая его тоже боготворила. Вместе они владели обширным имением неподалёку от Буэнос-Айреса, воспитали троих сыновей и прожили бок о бок без малого сорок счастливых лет.

Когда Вячеслав впервые увидел Оксану, его будто бы молнией поразило, и всё их совместное прошлое явилось перед ним подобно откровению небес. С тех пор у него не было девушек. Более того: ни на одну особу женского пола, кроме Неё, он даже и смотреть не хотел. Во всех снах рядом с ним присутствовала только Оксана. Он думал о ней с утра до ночи и жил только минутами, в которые имел возможность «любоваться её пречистым ликом».

Теперь он открыл ей своё сердце, и в её власти было решать, какой станет его дальнейшая судьба.

Всё это неистовое, фраппирующее сумасшествие Вячеслав вылил на бедные Оксанины уши, подловив её как-то в коридоре, когда та возвращалась к себе в комнату от подруги, жившей этажом ниже. Девушка не знала, что ответить, и лишь жалостливо посоветовала ему обратиться за помощью к психиатру.

Костя не на шутку встревожился, услышав Оксанин рассказ, и в тот же вечер выяснил у парней координаты своего незадачливого соперника. Несмотря на все увещевания супруги о том, что студенты и преподаватели почти каждую неделю объясняются ей в любви, и что Вячеслав есть никто иной, как обыкновенный фантазёр, пытавшийся соблазнить её экстраординарными байками, Костя заподозрил неладное.

Он вознамерился серьёзно поговорить с Вячеславом. Оксана, по понятным причинам, не захотела отпускать мужа одного на переговоры, и, в конце концов, супруги решили нанести полоумному воздыхателю совместный визит.

Вячеслав сидел в неком подобии кресла справа от окна, а Костя с Оксаной, в виду отсутствия альтернатив, – на его кровати, которую хозяин наспех застелил замызганным общажным покрывалом.

Из мебели в комнате имелись квадратный обеденный стол «на низкой посадке», шифоньер, самодельный сервант, книжный шкаф, битком набитый учебниками и беллетристикой, обшарпанный холодильник «Памир», небольшой музыкальный центр и старенький черно-белый телевизор.

Мусора или грязного белья на поверхности не наблюдалось. Даже пол был вымыт не далее как пару-тройку дней тому назад. Так что, в общем и в целом, скорбное пристанище заложника любви не выглядело подвергшимся тотальному запустению. А если у человека хватало сил заботиться о собственном жилище, значит, кое-какая надежда на его возвращение в реальность существовала.

При непосредственном знакомстве внешность «трагического обольстителя» должного впечатления на Костю не произвела. Вячеслав оказался низкорослым, плюгавеньким мужичонкой с весьма обыкновенной физиономией, бесцветными рыбьими глазами и жиденькой светло-каштановой шевелюрой несколько запущенного фасона. О конкуренции речи здесь идти не могло.

После того, как «аргентинский водевиль» был со всеми живописными подробностями рассказан заново, в комнате несколько минут царила тишина. На Костю Вячеслав смотреть отказывался – видимо, из-за того, что невозможно было «праведнику» в присутствии Божества обращать свои взоры к «обычному и тленному».

– Так ты, Слава, человек верующий?

К такому выводу Костя пришёл на основании только что услышанных поминаний «высшей воли», «земного предначертания» и какого-то «небесного альянса», который «невозможно расторгнуть по своей прихоти никому из человеков».

Ответа не последовало, и Оксане пришлось вступить в разговор:

– Понимаете, Вячеслав, – сказала она, встретившись взглядом со своим воздыхателем, – для меня вы абсолютно чужой человек. В «хорошую религию, придуманную индусами», я не верю. И, кроме всего прочего, вот здесь, рядом со мной, сидит мужчина, которого я искренне люблю, и который мне дороже всего на свете. Я вовсе не хочу посмеяться над вами или сделать вам больно. В какой-то степени я даже, наверное, способна понять ваши чувства, но поймите и вы нас.

– К сожалению, не в моей власти заставить Вас вспомнить, кем Вы были для меня, и кем я был для Вас, Оксана… Поэтому я действительно не знаю, что нам всем делать дальше, – печально произнёс слегка осунувшийся Вячеслав, и только глаза его продолжали излучать огонь неистового благоговения.

– Делать что-то нужно прежде всего тебе, приятель! – быстро отреагировал Костя. – И желательно, чтобы нас ты в это больше не впутывал. Так и заруби себе на носу!.. А вообще, насколько я знаю, по поводу переселения душ мнения у современного человечества расходятся. Я, например, сталкивался и с такой точкой зрения, что придумали всю эту галиматью неудачники, фантазёры и лентяи, дабы оправдать своё физическое и психическое ренегатство в жизни текущей.

– Я понимаю ваше стремление фрондировать, молодой человек, – спокойно ответил Вячеслав. – И не буду с вами спорить. Возможно ли объяснить глухому от рождения, насколько прекрасен Моцарт?.. До этого вы спрашивали, являюсь ли я верующим. Так вот, в формальном смысле этого слова, я безбожник, потому что не принадлежу ни к одной из существующих религий или конфессий. Но, с другой стороны, назвать себя атеистом мне было бы гораздо сложнее, нежели иудеем, даосом, христианином, буддистом, кришнаитом или мусульманином, ибо личный опыт уже никогда не позволит мне сказать, что Бога нет, а весь наш мир – голимое царство материи.

– Интересно… А с моралью у тебя какие отношения?

– Если вы имеете в виду религиозные заповеди, то их я всегда стараюсь придерживаться – по крайней мере, до тех пор, пока они не начинают противоречить высшей воле.

– Так-так-так. Очень любопытно! И в каких же это случаях могут возникнуть такие противоречия, позволь спросить?

– В тех случаях, когда человеку доподлинно известно, что в его действии, или намерении, никакого греха нет, что он чист перед мирозданием.

– То есть, иными словами, когда желание твоё настолько «целомудренное» (или, правильнее сказать, настолько сильное!), что ты плевать хотел на других людей, а также на все «надуманные» этические принципы и «поросшие мхом» нравственные постулаты.

– Молодой человек! А ведь вы меня прекрасно понимаете… Хотя зачем-то упорно продолжаете паясничать.

– Да я тебя не только понимаю, гнида, – я тебя теперь насквозь вижу! Если ещё раз пристанешь со своими индуистскими бреднями к моей жене, пеняй на себя! Закатаю в банку и почтой в Антарктиду отправлю, на корм пингвинам. Усёк?!

– Костя, ну зачем ты так?! – умоляюще посмотрела на мужа Оксана. – Ты же видишь, у человека серьёзные проблемы…

– Если честно, другой реакции я и не ожидал, Оксана, – печально произнёс Вячеслав. – Тот, кто в этой жизни по закону имеет право на Ваше общество, разумеется, сочтёт любые мои слова бессовестным волюнтаризмом.

– Но вы, Вячеслав, я надеюсь, понимаете, что надеждам вашим не суждено будет претворится в жизнь, и что, так или иначе, вам придётся искать выход из своего душевного тупика?

– Выход?.. Об этом я ещё пока не думал… Но, выход, конечно же, есть всегда. В данном случае, как это ни прискорбно, единственный выход…

Глава девятая. Голландия, Амстердам, июнь 2006.

Посетителями «Секс-музея» были, в основном, интуристы. Глаза тех, кто уже ознакомился с экспозицией, возбуждённо блестели, на щеках у многих горел здоровый румянец.

Около некоторых экспонатов большинство посетителей задерживалось, другие ни у кого не вызывали особого интереса, а третьи и вовсе отпугивали людей своей брутальностью.

Выставлено здесь было практически всё, что имело хоть какое-то отношение к нормальному сексу, разного рода половым отклонениям, фетишу, эротике, а также откровенной порнографии.

Часть экспозиции была посвящена «сексуальной археологии», то есть, своеобразным памятникам древних культур, найденным при раскопках в Азии, Африке, обоих Америках и Европе. Среди артефактов можно было увидеть живописные фрагменты наскальных рисунков, пикантные украшения языческих храмов, статуи, изображавшие либо конкретные действия, либо конкретные органы, хозяйственную утварь, типа кувшинов, блюд, подносов и тарелок, расписанных в стиле «ню», а также иные свидетельства того, что наши далёкие предки неплохо разбирались во всех аспектах взаимоотношения полов.

За «археологией» следовало изобразительное искусство, предметы которого невозможно было бы поместить ни в одной уважающей себя картинной галерее; после него шла фотография, от её зарождения в 19-ом веке и до наших дней, показывающая обнажённую и по-всякому совокупляющуюся человеческую натуру.

Были там куклы и манекены, в том числе движущиеся и исполняющие театрализованные мини-шоу, приборы и инструменты понятного назначения, и многое, многое другое.

Рене выглядел спокойным и предпочитал помалкивать, а Луиджи вошёл в раж, смеялся, показывал пальцем на особенно тронувшие его скульптурные и художественные композиции, и некоторые вещи пытался даже воспроизвести.

Особенно его развеселила зашторенная стеклянная тумба от пола до потолка, в которой стояла восковая фигура мужчины с расстегнутой ширинкой и торчащим оттуда солидным достоинством. Когда шторка отодвигалась, срабатывал невидимый спусковой механизм, и в лицо зрителю выстреливала мощная жёлтая струя, от которой всякий, не знакомый с этим фокусом, человек инстинктивно уворачивался, забывая о плексигласовой перегородке.

Луиджи первым попался на этот трюк, насмеялся вдоволь, а потом ещё долго хохотал над бельгийцами (Костя на удочку не попался, потому что о секрете уже знал).

Хелен сначала немного смущалась, однако вскоре привыкла. Уже в третьем зале она стала чувствовать себя раскованно и, подобно окружающим, комментировала то, что видела. Костя подбадривал её и понимающе улыбался.

– Зачем они расставили здесь такое количество лесбиянок? – спросила Хелен в одном из тихих закутков, где никто посторонний услышать её не мог.

– Большинство мужчин это возбуждает, ты разве не знаешь? – ответил Костя. – Женщины ведь тоже не прочь поглазеть на содомию. Тут, кстати, кое-что есть на данную тему, если тебя интересует – как раз в следующей комнате. Можем сходить.

– А тебе разве не будет противно?

– Всякий мужчина-натурал – по определению гомофоб, с этим ничего не поделаешь. Но ради тебя я готов потерпеть.

То, о чём говорил Костя, оказалось, по большей части, фотографиями, хотя и весьма эксплицитными, и Хелен они действительно заинтересовали. Как выяснилось, она ещё ни разу не видела, как двое мужчин пытаются удовлетворить друг друга всеми возможными способами.

– Познавательно, – шепнула Хелен Косте на ухо.

– Да уж… – брезгливо ответил тот. – Ну что, если ты на мужеложские перверсии уже насмотрелась, заглянем, может быть, ещё в один зальчик? Он тоже для геев и женщин, но экспонаты там несколько иного рода…

– С удовольствием, – сказала девушка и улыбнулась.

На сей раз Костя привёл её в маленькое проходное помещение, главной достопримечательностью которого служили два огромных полированных члена, занимавших половину площади и стоявших не в вертикальной позиции, а под наклоном, точно живые пушки, готовые выпустить свои тяжёлые снаряды в направлении Луны.

– Вау! – только и смогла произнести Хелен.

– Это из современной поэзии камня. Но выглядит впечатляюще, не правда ли?

С минуту Хелен заворожено рассматривала это «чудо», а Костя, тем временем, сделал попытку отыскать запропастившихся неизвестно куда Рене и Луиджи, но тех по близости не оказалось.

– Видимо, наших коллег увлекло нечто весьма специфическое в этом капище, – сказал он насмешливо, когда возвратился к бельгийке. – В таком лабиринте мы их вряд ли найдём.

– Ну, ничего, встретимся на выходе. А ещё что-нибудь любопытное ты мне покажешь?

– Пойдём. Надо спуститься на другой этаж.

Они вошли в помещение, которое отдалённо напоминало переговорные пункты советского периода: здесь тоже стояли кабинки, и нужно было заплатить деньги, чтобы войти в одну из дверей.

– Вход автоматический. Бросаешь монетку и попадаешь вовнутрь.

– Как таинственно! – нараспев произнесла девушка, при этом кокетливо улыбаясь и сверкая глазами. – И что же, интересно, меня будет ждать за этой дверью?

– О, ничего шокирующего или пугающего, поверь мне! Это, своего рода, кабинки «отдыха» – для тех, кто утомился и желает посидеть в спокойной, умиротворяющей обстановке. Там есть скамеечка и телевизор – всё необходимое, для того чтобы расслабиться. Снаружи никто не сможет тебя побеспокоить…

Хелен испытующе заглянула в невинные Костины глаза и, как будто бы прочтя в них некое послание, доверчиво спросила:

– А вдвоём нас туда пустят?

Костя хоть и был готов к такому повороту событий, но внутренне напрягся.

Тут же всплыли в памяти обнадёживающая улыбка Эвелин и её последние слова на Площади коммерции в Генте: «Я обязательно позвоню тебе, Константин». И этот игривый воздушный поцелуй на прощание, о котором он не сказал Эдику и от которого млел в тот день как юный школьник в присутствии любимой одноклассницы.

Ведь тогда он был уверен, что эта встреча являлась преддверием чего-то интересного и увлекательного: нового романа, новой любви, нового расцвета чувств, новой жизни. А теперь?

Теперь он был не в состоянии заглядывать в будущее, так как вся его жизнь снова превратилась в крошечную точку, в замкнутую камеру под названием «здесь и сейчас», в камеру, подобную той, куда звала его Хелен.

А раз так, то никакая логика и никакая интуиция уже не могли поменять Костин modus vivendi, сложившийся в последние несколько лет, и заставить его пренебречь своим главным девизом: ничему не сопротивляться и позволять событиям происходить так, как им положено происходить.

– Я даже не знаю… – ответил он вкрадчиво, глядя при этом куда-то в сторону. – Никаких формальных запретов на подобные вещи, конечно, здесь нет, но ты сама понимаешь…

Девушка бросила монетку, взяла Костю за руку и втащила в кабинку.

На экране шла откровенная порнуха, но Хелен лишь краем глаза обратила на неё внимание и тут же повернулась к Косте. Тот держался спокойно и непринуждённо, однако готовности к решительным действиям не выказывал.

– Ты сегодня такой скромный и застенчивый, Костья… Или без пива я тебя совсем не возбуждаю?

– Что касается пива, то это лишь вопрос времени, а у нас его сегодня целый вагон… Хелен, меня почти трясёт от возбуждения, но я не имею права тебя соблазнять.

– Глупый, – ласковым шёпотом ответила девушка и обвила его шею руками. – Ну, какое же это соблазнение, если я сама безумно хочу тебя?..

– А твой?..

– Мой кто? Скажи честно, тебя только это смущает?

Ответить «да» было бы ложью, а врать Костя не любил. Он нежно обнял девушку за талию, крепко прижав её к себе, и надолго слился с ней в горячем и страстном поцелуе.

От крайней близости разгорячённых тел, а также от соприкосновения губ и языков, Хелен потеряла контроль над собой, дыхание её сделалось порывистым, пальцы стали нетерпеливо ерошить Костины волосы, гладить его по лицу, пускаясь при этом в эпизодические круизы по шее, плечам и спине. Вскоре, когда Костя и сам не мог больше сдерживаться, девушка слегка отстранилась и, не прерывая поцелуя, медленно скользнула левой рукой от ключицы до низа его живота.

Тут уж Костя действительно перепугался, потому что возбуждение накатило на него такой неистовой волной, что ещё немного и он начал бы срывать одежду с бельгийки.

– Хелен, милая, здесь не удобно.

– Плевать! – ответила девушка и опустилась на колени…

Когда Костя и Хелен вышли из кабинки, вид у обоих был весьма помятый.

Приведя себя в порядок, они спустились к выходу и выяснили, что Рене и Луиджи давно поджидают их на площадке перед музеем.

– Какого чёрта! – шумно возмутился итальянец, но поглядев на виноватые лица Хелен и Кости, расхохотался. – Ну, вот, мать твою! Вы, что, до гостиницы потерпеть не могли?

Девушка слегка покраснела, а Костя, невозмутимо парировал выпад:

– Это кто же у нас здесь рассуждает о терпении, а?..

На этот раз засмеялись все трое.

– Испания Тунис грохнула, 3:1, – сообщил озабочено Рене.

– Ну, этого следовало ожидать. Остаётся только надеяться, что хохлы Саудовской Аравии не продуют. Надо будет через пару часиков подыскать какое-нибудь заведение с теликом, матч уже скоро.

– Кто такие «хохлы»? – поинтересовался Луиджи.

– Украина, – ответил просвещённый Рене.

Хелен к этому моменту уже оправилась от смущения.

– Мальчики, а что у нас дальше по программе?

– Пиво! – тут же среагировал Костя.

– Не-е, так дело не пойдёт! – запротестовал итальянец. – Вы хотите, чтобы я впустую потратил ещё два часа и закачал в себя несколько кружек слабоалкогольного пойла?!

– Не волнуйся, Луиджи! – принялась успокаивать его Хелен. – В любом баре здесь есть вино и, какие хочешь, крепкие напитки.

– Я знаю, что ему надо, – заверил её Костя. – И у меня как раз есть неплохая идея. Пойдёмте-ка, заглянем на секунду в один из близлежащих туристических магазинов.

– Ты, что, издеваешься?! – завопил итальянец.

– Уймите вы, ради Бога, этого юного паникёра! – выпалил Костя, удачно копируя при этом манеру самого Луиджи. – Для него тут, понимаешь, стараются, дурака сицилийского, а он глотку рвёт, как полоумный. Ладно, стойте здесь, никуда не уходите. Я мигом.

Костя забежал в первый попавшийся магазин, торговавший великим разнообразием голландской символики, от банальных мельниц и кломпенов (деревянных башмаков) до порнографических коллажей, и через три минуты вышел оттуда, держа в руке два маленьких подарочных набора.

– Это тебе для разгона, мафиози! – усмехаясь, обратился он к итальянцу и передал ему свою ношу. – Надеюсь, теперь ты не будешь возражать, если мы выпьем с ребятами по паре кружечек?

– Очуметь! – снова заорал сицилиец, но теперь уже от восторга. – Это, что, настоящие?

– А ты думал! Не только настоящие, брат, а самый, что ни на есть, высший сорт. Тебе лично – от голландских потомков Мичурина.

Луиджи не стал расспрашивать, кто такой Мичурин, поскольку всё его внимание было приковано к содержимому цветных бумажно-пластиковых контейнеров, по внешнему виду очень похожих на упаковки, в которых продаются пальчиковые батарейки. В каждом из контейнеров лежало по одному классически свёрнутому косяку, заправленному анашой и вполне готовому к употреблению.

– А где тут можно раскумариться? – спросил итальянец, почему-то перейдя на шёпот.

– Да хоть прямо здесь, на улице, – ухмыльнулся Костя. – Ты, верно, запамятовал, что находишься в самом центре, или, лучше сказать, в эпицентре, морально-нравственного освобождения нашей планеты! Запомни, мой друг, в этой стране нельзя делать только те вещи, которые действительно губят человека: убивать, присваивать чужое имущество, посягать на культуру и национальные святыни, а также совершать акты грубого насилия. Hard drugs здесь, в принципе, тоже не в почёте, а вот софтом балуйся, сколько тебе влезет. Что же до травки, то её в Голландии не так давно к лекарствам приравняли и теперь по всем аптекам продают. Говорят, от депрессий и тонких душевных расстройств замечательно помогает. Так что пользуйся щедротами эмансипации и прогресса, пока ты здесь, и не будь занудой.