Текст книги "Похитители сутей"
Автор книги: Владимир Савченко
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– А как же, Спиридон Яковлевич, согласно прейскуранту, – с готовностью отозвался начальник отдела. – Не обидим! Вот, друзья мои, прошу любить и жаловать: Спиридон Яковлевич Математикопуло, наш лучший донор.
Тот сконфузился, встал, зашел за носилки:
– Что же вы меня таким представляете, неловко, право. Я сейчас облачусь, Эй, Лавруха, одежду!
Служитель подал пакет с одеждой, ухмыльнулся:
– С тэбя причитается, Спиря. Опять прямо в сэрдце, даже рэбра не задел. Цэни!
– Ладно, получишь, живодер, бакшишник! – пообещал тот, надевая мятые черные брюки.
Комиссар Мегре повернулся к Семену Семеновичу:
– Так ведь вот она, идея-то!..
Но объяснить ничего не успел. В отсек, где одевался “донор”, ворвалась Людмила Сергеевна Майская – запыхавшаяся, раскрасневшая, счастливая от принятого решения.
– Ох… жив, цел! – кинулась к Спире, обняла, приникла. – Мой, все равно мой! Какой ни есть… Прости меня, если можешь, дурочку малодушную. Я просто растерялась, понимаешь? Прости, милый… мой милый! Одевайся скорей, и пойдем домой, хорошо?
– Конечно, моя деточка, моя ласочка, моя ягодка! – “Донор” гладил растрепавшиеся волосы женщины, покрепче прижал, целовал в губы, в щеки, в глаза – не терялся. – Конечно, сейчас пойдем. Только куда: к тебе или ко мне?
– То есть как?! – Та отстранилась в удивлении.
– Людмила Сергеевна, – кашлянув, сказал Звездарик, – это Спиридон Математикопуло, который предоставил свое тело для пробного опроса вашего мужа. Я же вам все объяснял!
– О-о х…– У женщины закатились глаза, она без сознания повалилась на носилки, которые успел подставить ей служитель.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. “ЧТО ВЫ ХОТЕЛИ, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК?”
Ученые, выпячивая исключительную якобы роль Солнца в поддержании жизни на Земле, тем принижают роль в поддержании таковой начальства, правительства и общественных организаций.
К. Прутков-инженер, мысль № 50
1
Сквер около бывшего железнодорожного вокзала Кимерсвиль-1 был запущен – заброшен, собственно, – с той самой поры, когда упразднился и вокзал: со столицей и многими другими местам” город соединили туннели хордовой подземки. Нельзя, впрочем, сказать, что и в прежние времена он был ухожен и популярен как место отдыха, этот сквер. Правда, здесь под липами и кленами, по сторонам от земляных дорожек с кирпичным бордюром, имелись предметы детского развлечения: горка с жестяным желобом, качели, центрифуга горизонтальная (вертушка), карусель с парными креслами на длинных цепях, качающиеся доски с сиденьями в форме коней, колесо обозрения, подвесные скамьи-качалки и даже огороженные досками квадраты с песком. Глаза посетителей также услаждала холмообразная клумба, обрамленная воткнутыми углом в землю красными кирпичами, а в середине ее – фонтан в виде бетонного цвета с Дюймовочкой.
Но все равно и в те времена кимерсвильские мамы и бабушки сюда детей развлекать не приводили. С самого начала сквер как-то слишком основательно обжили ожидающие поездов пассажиры. Они и на каруселях катались, возносились – кто с чемоданом, кто с провожающими – над деревьями на колесе обозрения; молодецкими толчками ног раскручивали центрифугу, закусывали на качающихся скамейках, резались в карты на вершине жестяной горки… убивали время.
Потом вокзал закрыли, сквер опустел; механизмы в нем заржавели, поблекли от непогоды, фонтан засорился, а Дюймовочке отбили нос.
Однако вскоре после открытия в Кимерсвиле пси-вокзала это место оживилось. Сюда зачастили молодые и средних лет люд как правило, хорошо, даже с изыском одетые, – люди, чьи энергичные лица и походки, умеренно-четкие жесты, внимательные глаза и немногословные фразы не позволяли заподозрить их в склонности к пустому времяпровождению. Тем не менее они праздно прогуливались вокруг клумбы или по дорожкам сквера, прокручивались на колесе, вертушках, карусели, даже возились в песочке. Все выглядело идиллически – только искрометные фразы и короткие, но наполненные деловым содержанием диалоги, кои произносились при всех занятиях, выдавали затаенное и бурное, как в адских автоклавах, кипение страстей:
– Имею сексапильность от молодого! Кому сексапильность?
– Есть способности логические, есть художественные! Воля активная, воля пассивная? Вольному воля, купившему рай, хе-хе!..
– Продам доброту, пять баллов! Незаменима в семье.
– Меняю все на все! Меняю, меняю, меняю!.. – – Кому нравственность, кому нравственность? Есть личная, есть. духовная, есть нравственное отношение к близким… .
– Куплю воображение, память, смекалку, здоровье…
……………………………………………………
– Четыреста галактов за паршивую четырехбальную отвагу? А совесть у тебя есть, папаша?
– Валяется дома пара кассет. Неходовой товар. Завтра принесу, приходи, недорого отдам.
Покупатель плюется, соскакивает с коника. Его собеседник на другом конце доски валится на землю. Распахнувшиеся полы плаща открывают ряд кармашков, вроде детской азбуки, только крупнее: в каждом по кассете, а на ткани выведена цена – трех– или четырехзначное число.
……………………………………………………
– Дама, да что вы! Девять баллов это интуиция на грани ясновидения, чтоб я так жил! Вы же ж будете знать все не только про мужа и детей, но и за знакомых.
– Полторы.
– Две с половиной, это же себе в убыток. Имейте в виду, она с молодого, еще развиться может. Дама, вы же в цирке сможете выступать, клянусь здоровьем!
– Тысячу восемьсот.
– Ладно, две, чтоб не мелочиться… Дама, куда же вы, я согласен!.. Нет, не здесь, пойдемте на колесо обозрения, рассчитаемся на высоте, хе-хе!
……………………………………………………
– Кому здоровье? Продаю свое здоровье!
– А свое-то зачем?
– Ох… очередь на машину подходит. Мужчина, купите, не пожалеете, вы ж видите, я какой: ого-го!
……………………………………………………
– Всучиваю-обессучиваю с гарантией. Для детей скидка.
……………………………………………………
– Три четыреста – собеседник отталкивается ногой, запускает вертушку.
– Три девятьсот, – парирует стоящий на ней по другую сторону. – Это же творческий ум, не что-нибудь!
– Три пятьсот!.. Шестибалльный всего-навсего и испорчен узкой специализацией, – покупатель наддает ногой.
– Три восемьсот! Папаша, тебе нельзя больше ждать милости от природы – не дождешься.
– Три шестьсот!
– Три семьсот пятьдесят!
– Три семьсот ровно! – вертушка сливается в пропеллерный круг.
– Уф-ф… Сдаюсь, согласен, тормози, ну тебя в болото! И где ты такую выдержку оторвал?
……………………………………………………
– Имею усидчивость, достоинство, нежность, невозмутимость, отвагу, стыдливость, бескорыстие, прилежание и прочие положительные черты. Особо рекомендуется для подростков, юношей и девиц. Балльность от трех до пяти. Цены от трехсот галактов до тысячи.
– А что ж ты так озираешься, старина, и шепотком, шепотком? Ввел бы себе отвагу, достоинство.
– Милы-ый! Ты еще мне посоветуй бескорыстие себе ввести. Наша храбрость суть осторожность.
……………………………………………………
Нищие духом торговали высотами духа. Скудные умом грели руки на чужих способностях, талантах, знаниях.
Впрочем, ничего нового.
В такое вот место и пришел в слякотное майское утро Вася Долгопол в штатском, прибыл выполнять задание по возникшей у Холмса-Мегре идее. Вася был, если говорить точно, не просто в штатском, а в специальном костюме, который – помимо элегантного вида – имел в себе контактные устройства, схемы считывания-обессучивания и излучательной антенны. Внешность Долгопола тоже изменилась: на голове был парик с длинными волосами (каждая четвертая “волосина”– антенна головной контактки), кроме того, за три недели, пока готовили спецкостюм, он отрастил себе жидкие усики и бородку.
Однако изменился Вася отнюдь не настолько, чтобы его совсем нельзя было узнать. Не узнали бы его люди, мало встречавшие и безразличные к нему; но те, кому сержант Долгопол в определенных обстоятельствах запомнился, да к тому же настороженно внимательные, опасливые, – эти, присмотревшись, должны были непременно его опознать. Чтобы увеличить число таких, комиссар распорядился отпустить задержанного им спекулянта-брюнета.
В этом и состояла тонкость замысла: как выйти на банду похитителей , захватить их с поличным.
…Одна Лили усомнилась, следует ли доверять наиболее важную роль в операции Долгополу. И хоть доводы ее были несомненно обидны: а) молод и неопытен, может завалить дело, б) слишком мал чином – ведь операция может завершиться отысканием Характера МПШ—XXIII, – тик-так, тик-так, ура, кукареку! – неужто у землян не найдется работника более крупного калибра? – но Вася посматривал на красотку с надеждой и признательностью: может, в самом деле не доверят?
– Ну, могу я, – предложил Звездарик; он чувствовал себя неловко перед Васей.
– Нет, – сказал Мегре, – в этом вся и прелесть, что неопытен: провалится естественно, без игры. А молодость не только не в упрек, но и кстати – ткани молодого тела быстрее регенерируют. Вам все понятно, Василий Лукович? – он тепло глядел на Васю светлыми глазками в морщинистых веках.
– А… версии какой мне держаться? – спросил тот. – Ну, легенды? На рынке и… когда схватят.
– Для рынка сами придумайте что-нибудь. А дальше они ведь вас не схватят, друг мой. Они вас заманят и убьют. Укокошат. Зачем вы им живой, подумайте сами?
– Укокошат, значит? – Долгопол исподлобья смотрел на комиссара большими глазами.
– Непременно, – щедро улыбнулся Мегре. – Вот тогда-то мы их и накроем.
Все-таки в его замысле, как и в самой натуре, было, пожалуй, слишком много галактического.
2
“Вот так попал на интеллектуальную работу, – думал сейчас Долгопол, – на убой послали!” Единственное, что прибавляло ему уверенности, это прицепленные к бедрам у колен пистолеты. Не в ОБХС выдали (они дадут!..)– один свой, еще не сдал по прежней службе, второй одолжил у служителя Лаврентия, посулив бакшиш. Из-за пистолетов Вася шагал тяжело и несколько раскорячась. “В случае чего задешево не дамся!”
В сквере было сыро, туманно; листья кленов и липок в капельках росы. Впрочем, такая погода считалась наиболее подходящей для торговых операций, пси-фарцовщиков было много.
Для начала Долгопол описал круг у клумбы с Дюймовочкой. На него посматривали вопросительно, но никто ничего не спрашивал и не предлагал. Он двинулся по дорожке в глубь, к горке и качалкам. Юноша в коричневой дубленке и берете, покачивавшийся на цепной скамье, призывно подсвистнул, распахнул полы – показал товар. Вася приблизился, глянул: кассеты были с мелкими, третьего и четвертого порядка, подробностями интеллекта и характера – да к тому еще и невысокой балльности.
– Ерунда, – сказал Долгопол, отошел. Вслед ему присвистнули с уважительным удивлением. Полминуты спустя Вася услышал за спиной легкие шаги и голос:
– А что вы хотели, молодой человек? Оператор оглянулся. Спрашивавший – в плаще с поднятым капюшоном, ярким шарфом вокруг шеи – был не старше его.
– У тебя этого нет, – бросил ему Вася, не замедляя шаг.
– У меня вообще ничего нет, но я знаю, у кого что есть. Так все-таки? Вы покупать пришли, или как? – парень не отставал.
– Характер нужен. За ценой не постою.
– Целый характер, блок, вот как! А на отдельные черты вы не согласны?
– На отдельные не согласен.
– Это вам самому, или как?
– Самому.
– Ага, значит, мужественный, волевой и так далее. И на какие, интересно параметры вы рассчитываете?
Но когда Долгопол перечислил параметры, начиная с двенадцатибалльной воли, симметричной в активной и пассивной составляющих, одиннадцатибалльной гордости и т. п. – все психическое имущество МШП—XXIII, настырный маклер попятился, замахал руками:
– Свят-свят… это же характер для императоров и диктаторов, все равно как ботинки девяносто пятого размера! Такие на толчке не появляются. Да и зачем вам такой, если вы нормальный человек?
– А может, я собираюсь стать императором? – Долгопол посмотрел на маклера свысока. – Или диктатором, как получится…– Тот опасливо покивал, отступил еще – намерился уйти от греха. – Да не бойсь, – изменил тон Вася, – я не псих, в Наполеоны не лезу. Понимаешь, действительно нужен очень крепкий характер – один на всех. Мы колонию собираемся основать. Ребята подобрались неплохие, но зауряды, один другого не лучше – как и я. По жребию мне выпало обзавестись сильным характером. Другому интеллектом. На характер мы уже собрали.
Это и была его легенда.
– Ага, – сказал собеседник, – пси-компоновка коллектива… Это другое дело. Где колония-то будет?
– Неподалеку, на Венере. На тверди в приполярной области. А то что ж. там одни стратозавры за облаками, а земли пустуют!
– Понятно. Планета серьезная, наслышан. Без штанов там можно, но без характера никак, пропадешь… Вы меня заинтересовали, молодой человек, – маклер улыбнулся с оттенком покровительства. – Я ничего не обещаю, но поспрашиваю. Посидите здесь.
Он удалился в сторону карусели. Вася покачивался на подвесной скамье, мечтал: а хорошо бы вправду сейчас нашелся этот треклятый Характер, тик-так, тик-так… без всякой детективной игры с возможным печальным исходом. Теория теорией, а пристукнут в подъезде – и окажется потом, что техника бессильна.
Маклер поспрашивал, поуказывал: вон, мол, сидит. Вскоре около Долгопола, солидного покупанта, бурлило торговое вече.
– Слушай, а другие черты не надо? Имею все третьего порядка, баллов, правда, маловато, но вдобавок к своим в хозяйстве не помешает, а? Оптом – скидка.
– Возьми приличное здоровье, парень. Мое. Посмотри на меня. И ты такой станешь: ого-го!
– А женщины с вами отправляются? Имею второй и третий порядок “женских сутей”. Возьмешь?
– На это сейчас не уполномочен, – отбивался Вася. – Характер нужен, остальное потом.
– Слушай меня: не найдешь ты такой характер, я здесь второй год вращаюсь, о подобном не слыхивал…
– А по-моему, что-то недавно мелькнуло, – вставил кто-то.
– Ай, бросьте! – отмахнулся напористый, сиплый, пахнущий луком. – Слушай лучше меня: я тебе продам кассету с одиннадцатибалльной активной волей, так! – у другого найдешь такую же пассивную, у третьего – гордость, у четвертого – нахальство, у пятого – еще что-то… понял, нет? Соберешь – и вводи себе на благо компании или колонии. С миру по нитке, робкому характер, понял, а?
Долгопол вдруг осознал, что это напирает, дышит в лицо тот поджарый брюнет, отпущенный Порфирием Петровичем, – только сейчас он был без очков, в кепи и кожаной куртке. Выходит, не узнал, подумал Вася, тогда на него тетка наседала с ридикюлем, не до прочих было… Но краем глаза он заметил мелькнувшее за спинами лицо Вани Крика – осунувшееся и небритое, но его, такую челюсть не спутаешь. Внутри у Долгопола похолодело: “крестник”, этот, если присмотрится, не ошибется.
– Так даже велосипед не соберешь, – отмахнулся он от брюнета, – а это все-таки характер. А психическая совместимость? Вались-ка ты!.. Цельный характер нужен, блочный.
– А кем вы там будете, на венерианской суше? – полюбопытствовал кто-то сбоку. – В какие формы воплотитесь?
– Известно, в какие, в венерианские, – сказал Вася. Подумал и добавил: – В кремнийорганические.
– А самоназвание какое будет? – не унимался любопытный.
– Ну, ясно какое…– молвил Долгопол и вдруг с неудовольствием осознал, что это вовсе даже и неясно. В фауне Венеры преобладают рептилии, как на Земле в мезозой; высшая форма их – разумные стратозавры. “Ну, эти, в облачном слое, – лихорадочно соображал Вася, – а на тверди какие? Птерозавры? Нет, это опять-таки летающие. Ихтиозавры? Эти и вовсе из земной палеонтологии, водоплавающие – на Венере морей-озер нет. А как тех, что посуху гуляют: просто “завры”? Или звероящеры? Но почему же “зверо”? Вот сволочи, – неуважительно подумал он о зоологах, – не обозначили все как следует…” (И напрасно, заметим в скобках, подумал он так о них: есть иные названия для древних рептилий, кроме оканчивающихся на “ящер” или “завр”; есть, например “игуанодон”, “мастодонт”, “фтородонт”… впрочем, последний, кажется, не “завр”, а зубная паста. Просто плохо подготовил оператор Долгопол свою легенду, не изучил вопрос – и теперь горит. Без игры. Как в воду глядел Порфирий Петрович.)
– Известно, какие, – продолжал Вася, чувствуя, как на лбу под париком выступает пот, – эти… (“Может, палеозавры? Нет, палео – это древние… вот черт Г”)
– Целинозавры они там будут, – произнес позади знакомый голос. – Или колонизавры.
Все грохнули. Долгопол оглянулся: рядом, прислонясь к стволу клена, стоял пробник, лучший донор Кимерсвильского ОБХС, сдающий тело напрокат. “Как бишь его?.. Спиридон Математикопуло, без определенных занятий, дважды застрелен и регенерировался”. Сейчас он был в тех же мятых черных брюках, в стоптанных туфлях и старой стеганке, раскрытой на голой груди; крупный нос вольных очертаний был так же лилов, и брови над маленькими глазами так же приподняты в философском недоумении. Единственной новью во внешности донора был вызревший под левым глазом синяк: память о перчатке служителя Лаврентия во время последней пробы.
“А он-то меня узнал? – напрягся Вася. – Я в отсеке позади, стоял, ничего не говорил… может, не приметил; Да и сейчас-то я на себя не похож”.
– Уж Спиря ска-ажет!.. Вот к кому, молодой человек, советую подсуетиться, – сказал Долгополу, поднимаясь со скамьи, толстяк в гремящем кассетами пальто. – Голова! Как грится, пьян, да умен. Только найди подход.
Толстяк запахнул пальто, удалился. Другие торговцы тоже разошлись, пересмеиваясь: хоть ничего не всучили долговязому чудику, но малость развлеклись, погрелись – и ладно. Вася и Спиря остались одни.
– А ты не знал, как ответить, – слабо усмехнулся донор. – Тиранозавр, мол, я там буду. С таким характером кто же еще как не тиранозавр!
– Так ведь характера-то еще нету? – Вася поглядел на него с вопросом.
– Можно найти и такой, можно. Только не здесь. Это вещь редкая, коллекционная, на любителя… И никакого особого подхода ко мне не надо, кроме одного, – Спиридон взглянул умоляюще: – Похмели ты меня ради бога. С утра душа скорбит.
3
В окрестности бывшего вокзала не осталось ни ресторанов, ни баров, зато немало развелось погребков – самодеятельных, будто самозародившихся из психической плесени этого места. Они не имели вывесок, посетители знали их по именам стоявших за стойкой: “У дяди Бори”, “У тети Раи”, “У Настасьи Филипповны”, “У спившегося инопланетянина”… (Последний, впрочем, не разливал вино за стойкой – куда там! – сам околачивался в ожидании дармового стаканчика: полуголый, сутулый и хлипкий, стертой какой-то внешности; в глазах светилось собачье дружелюбие, тоска и жажда. Когда-то, говорили, он прибыл сюда по VII классу, воплотился в превосходное тело молодого мужчины – вкусить земных радостей. Начал с вина, коньяка, рома, вошел во вкус… и так и не вышел. Когда исчерпал запас галактов, принялся обменивать тело на худшее, но с доплатой. Так скатился в нынешнее, кое уже и обменять нельзя, пропил сувениры, личные вещи, одежду. Ему иной раз подносили, спрашивали сочувственно, кто он да откуда? – он же, выпив, только всхлипывал и отворачивался. Откуда бы ни был, возврата нет: психика разрушена, тело ни к черту, из одежды остались только плавки с кармашком… Ах, Земля, коварная планета!
Шесть ступенек вниз, круглые столики на длинной, по грудь человека, ножке; один сорт дешевого, но крепкого вина-шмурдяка, наливаемого в граненый стакан до краев (меньше брать неприлично) из бочки посредством банного крана, и одна конфета на закуску. В каждом погребке попадались Спирины знакомые, свои в доску ребята; донор представлял им своего друга Васю, будущего кремний-органического целинозавра, замечательного парня, которому он, Спиря, во всем поможет – иначе век свободы не видать! Знакомцы жали Васину руку, желали, поздравляли… приходилось из казенных средств похмелять и их.
Сам Спиридон Яковлевич пил бойко, на каждый Васин стакан два своих – и только хорошел: заблестели глаза, голос приобрел богатство интонаций, жесты – точность. В третьем погребке “У Настасьи Филипповны” он вдруг сменил тему.
– Слушай, – сказал он проникновенно, – а может, не надо? Ну, характер этот, Венеру, колонию… бог с ними, а? Разве на Земле плохо! Давай я тебе лучше свои математические способности задешево отдам, они мне ни к чему, все равно считать нечего. У меня такие, знаешь, что и баллов на шкале не хватит. Вот назови два пятизначных числа.
Вася сосредоточился, назвал.
– Желаешь знать, сколько будет, если их перемножить, а затем взять натуральный логарифм в степени три вторых?
– Ж-желаю!
Спиря почти без задержки назвал результат. Долгопол достал из нагрудного кармана спецкостюма микрокалькулятор-расческу, потыкал в пуговки его, проверил:
– Правильно. Молодец.
– Это что, я не такое умел, пока не сбился с пути. Меня, не поверишь, даже проксимцы ценили, кристаллоиды. А ведь им дано!
– Им дано! – согласился Вася. – А ты… вернись.
– Куда – на Проксиму?..
– Не… на путь. С которого сбился. Вернись, и все.
– А! – Спиридон махнул рукой. – Я что, я обойдусь. Думаешь, у меня один путь, я всегда такой? Ха!.. Сегодня у нас что, понедельник? Так вот, друг мой Вася, такой я только по понедельникам. По вторникам я просветленно-возвышенный. По средам целеустремленный, шибко деловой. По четвергам… не вспомню сейчас, да это и неважно, но еще совсем иной. Ты ко мне подойдешь, а я тебя и не узнаю, понял?.. А ты: характер, характер! Сильный характер налагает на человека ответственность. Не совладаешь с ним – не совладаешь и с жизнью, хуже сделаешь себе и другим. Так что выбирай лучше математические способности, на родной планете в гору пойдешь. А?
– Нет, – мотнул Вася тяжелеющей головой, – на Венеру желаю. Новый свет для меня воссиял.
После трех стаканов он сам поверил в свою легенду.
Ну, как знаешь. Смотри не ошибись! – и донор посмотрел на Долгопола трезво и многозначительно.
Из погребка они снова попали в сквер – или это он оказался на их пути? Шли, собственно, к коллекционерам сутей, у которых мог быть искомый Характер, или они могли знать, где он… Знаменитый аж до Проксимы математик и донор Спиридон Яковлевич и выдающийся венерианский целинозавр Вася шагали в обнимку по дорожке, исполняли замечательную песню: “Четыре зуба”; Вася из-за незнания слов, правда, больше подмугыкивал и включался в рефрен. Потом они поднялись на колесе обозрения над деревьями и туманом, над обыденностью. Математикопуло придерживал Васю, чтобы тот не переваливался через край кабинки, выспрашивал:.
– Нет, ты скажи, от кого работаешь? От характериков? (Долгопол помотал головой). Ага, значит, ты интеллектуй?
– Не, – вздохнул Вася, – у– меня высшего образования нет.
– Но ты инди… идивидуй?
– Конечно, а как же… А ты разве нет?
– Я, брат, не только индивидуй, бери выше: я – ИИ, интел-лектуй-индивидуй! – похвалился донор. – Меня сам Христиан Христианович, академик Казе, между прочим, знает и ценит, понял! – Пр-равильно, – ответил Долгопол. – И я тебя тоже уважаю.
Они поцеловались. Был в этом диалоге какой-то подтекст, второй смысл, но его Вася уяснить не мог. Его мутило. Когда колесо вознесло кабину в высшую точку, он глянул вниз – и не сдержал спазму. Спекулянты и покупанты из соседних кабин заржали, зааплодировали.
– Над кем смеетесь, вы!.. – воздвигся, упираясь одной рукой в Васю, донор; другой он делал ораторские жесты. – Вы сами… вы же хуже дьяволов. Те по благородному – покупали души целиком. А вы ковыряетесь, перебираете: то вам не так, другое не эдак, отмеряете на аршин натуру людскую!.. Чтоб вам всем совесть ввели, пошлые рыночные бесы! Сгинь, рассыпься! – и он принялся размашисто крестить кабины справа и слева.
– Во дает Спиря! —слышались одобрительные возгласы. – Заснять их на пленку – кина не надо…
– Пойдем отсюда, Василий, – оскорбленно произнес Спиря, когда они слезли наземь, – здесь нас не понимают. Пойдем туда, где нас поймут, оценят и удовлетворят.
И они, поддерживая друг друга, двинулись переулками мимо мокрых заборов, одноэтажных домиков и сараев.
– Алкоголь это что, – свободно излагал донор, – вот где по-настоящему можно вздрогнуть, так это в пси-ВМ. Особенно, Василек, если надыбаешь на генератор развертки, пилообразных колебаний… умм-м! – он даже поцеловал себе пальцы. – А венерианские всякозавры все-таки, между нами говоря, не фонтан. Вот я, когда получил премию за книгу и за участие в проекте… неважно чего-так я брат, год провел облаком на Юпитере. Это мало кому по карману и по возможностям – вжиться в их бытие, там ведь и дифференциалы двенадцатого порядка не предел. Я вжился и понял, друг мой Вася, что и там все, как у нас: облака нижних слоев завидуют верхним “аристократам”, стремятся вознестись в циклонных вихрях, выделиться… все поклоняются Красному Пятну, излучающему энергетические блага… та же суета сует и томление духа!
Он махнул рукой. “Снится мне все или наяву?” – обалдело соображал Долгопол. Мелкие дома сменялись серыми пятиэтажками.
– Вот мы и пришли, – сказал донор, вводя Васю в подъезд.-”– Я здесь живу на первом, а ты поднимайся сразу на пятый, дверь прямо, звони два длинных, три коротких, там свои ребята, они тебя примут, как родного…– он почему-то частил, спешил. – А я заскочу к себе, возьму еще спиртного и сразу поднимусь. Давай!
Долгопол по узкой, пахнущей цементом лестнице поднялся на Пятый этаж. Дверей там было три, средняя, прямо перед ним, обита черной кожей. Кнопка звонка по левую руку. Вася нажал: та-а… та-а… та-та-та! – согласно инструкции.
И в момент, когда дверь стала' раскрываться, в спину ему ударил выстрел. Пуля ожгла тело, скользнула по ребрам.
– А не ходи, нэхароший, в наш садик, нэ ходи! – мстительно произнес сзади знакомый голос с кавказским акцентом.
Вася стал оборачиваться – вторая пуля пробила ему сердце.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.