Текст книги "Негерой (воспоминания о неслучившемся)"

– Мало ли, пригодится!

– Сфоткать Алена Делона из-за портьеры во время фуршета?

– Бери, пока дают, – покровительственно заметил коллега.

– Спасибо.

«Зенитом» я снимал городские достопримечательности, звезд и звездочек кинематографа или просил зевак-туристов щелкнуть нас с Софи вместе. А «Миноксом» за первое же утро отсутствия хозяйки я успел отснять практически всю документацию, которую Софи беспечно держала дома и о которой почти забыла. Как говорится, чтобы не возвращаться к этому вопросу второй раз. В тот же день я направил всю информацию о Софи, и о «космосе» в Лес шифртелеграммой и стал ждать результатов проверки и инструкций. Через сутки пришел лаконичный до неприличия ответ: «Ваши действия по установлению контакта с…… и выбранную линию поведения в отношении иностранки одобряем. О результате ее проверки через другие источники сообщим дополнительно. Предлагаем найти способ закрепить контакт». Всего три скупых предложения. Все три – мои. Последнее я по неопытности воспринял как приказ провести вербовку. Признаться честно, я ожидал другого.

В глубине души я, правда, робко надеялся, что такого ответа-приказа не будет. Например, при проверке наши убедятся, что она, Софи, тонкая подстава, или может быть подставой, или была «замазана» когда-то контактами со своими секретными службами. Может, я лез не в свою сферу, где уже работали другие «спецы», а я, только мог помешать им. Или этот Куру, мать его, нам не нужен, не был нужен и не будет нужен. Но нет! Как там у Высоцкого: «Воюй! – сказал комбат». То есть, вербуй, сказал комбат.

Честно говоря, я просто не знал, что делать и мысленно вел нескончаемый диалог со своими шефами. Братцы! Взывал я к ним. Ну, «товарищи мазурики»! Ни рекомендаций каких-нибудь волшебных от вас, а у меня – ни подходов железобетонных к барышне, окромя амуров, ни времени! Что, самому вербовать прямо в лоб? Или кто другой подъедет, поопытней? «Не желаешь ли, моя любовь, послужить делу победы коммунизма во всем мире за скромную зарплату агента КГБ в соврублях? Если не желаешь, сегодня, то мы все равно достанем тебя завтра. Ты же нам уже «слила» про Куру все ваши буржуинские секреты? Ну, а заложишь наших скромных вербовщиков, мы тебя расстреляем насмерть у портрета вашего славного борца с нацизмом Де Голля. Или «бритвой по горлу и в колодец» – где тут у вас в первом округе ближайший? А твоим героическим родственникам-маки, увы, давно покинувшим этот бренный мир, стыдно было бы за твой отказ, девочка!».

Про родственников Софи я узнал, когда пришло еще несколько «срочняков» из Центра. Во-первых, резидентура получила команду меня обеспечить. То есть дать денег, подстраховать. Хер они кого подстрахуют! Зажрались в своих Парижах. Ведь каждый день на обед лопают нежнейшую ногу ягненка, запеченную в вине с ароматными травами из Прованса до золотистой корочки – жиго. А на ужин, если что останется, доедают мягчайшую ягнятинку в холодном виде с дижонской горчицей. Трескают, гады, и хорошим красным вином запивают – точно не разбавленным «Мукузани», которое в Москве продается. Вон они какие в посольстве, все гладенькие да румяные. Просто загляденье! Выглядят, как довольные жизнью сытые трудящиеся Страны Советов из книги Анастаса Ивановича Микояна «О вкусной и здоровой пище». Того самого, что «от Ильича до Ильича, без инфаркта и паралича», как в народе говорили. А в некоторых странах, Лоренсии, например, по рассказам ребят, приезжавших в отпуска, одну мороженную буйволятину жрут. И то, если пароходом с Канарских островов вовремя завезут. Не дай Бог туда в командировку загреметь!

И этих заплывших жиром кабанчиков Центр просит помочь мне, ну, если что. А что, если что? Отобьют меня у местных контрразведчиков, не щадя живота своего ради спасения товарища? Не пожалеют последней оставшейся в резидентуре шапки-невидимки и сапог-скороходов? Поднимут в воздух стратегическую авиацию и пригрозят разбомбить парижский блошиный рынок?

Хорошо хоть, что для меня Центр прислал полное, на какое были способны наши высокие аналитические лбы, досье на гражданку Франции Софию Рене. И она, и ее отец, и дед и еще куча родственников всегда проживали в Париже, рождались там и умирали. Дед Софи и ее отец были настоящими «маки», фашистов искренне ненавидели. Дед даже немного пострадал за свое непримиримое отношение к коллаборационистам после войны.

Братья деда Софи, а их было как минимум двое, тоже вели подпольную работу. Оба принимали активное участие в знаменитой операции французского Сопротивления против чуть ли не двух десятков тысяч немцев. Одного из братьев, Пьера, по данным, требующим дополнительной проверки, как было указано в шифртелеграмме, даже тяжело ранили. Из управления внешней контрразведки ПГУ тоже успокоили: никто из ближайших родственников Софи, слава Аллаху, судимостей не имеет, к уголовной ответственности не привлекался. Под судом и следствием некоторые, правда, побывать успели – в гестаповских застенках. На временно оккупированной территории – ну, сами понимаете… Хорошо, хоть никто из близких моей красавицы в связях с контрразведкой Врангеля не замечен. И бабушка Софи с командующим Добровольческой армией в годы Гражданской войны Антоном Ивановичем Деникиным на новогоднем балу где-нибудь в только что отбитом у красных Екатеринодаре не вальсировала, – ехидно прокомментировал я, еще раз перечитывая текст депеши.

В послании было также справедливо отмечено, что среди участников французского Движения сопротивления было немало русских – выходцев из России, бывших белых офицеров, простых эмигрантов, даже красноармейцев, бежавших из немецкого плена. Родственники Софи, по некоторым данным, не только дружили с ними во время войны, но и продолжали относиться с большой симпатией к своим боевым товарищам в послевоенные годы. Софи знала об этом.

Ну, вот, прав был внутренний голос, с гордостью подытожил я. А то завели все хором, «медовая ловушка», да «медовая ловушка», козлы! Чиста моя красавица перед законом аки ангел. «Может нам жениться на ней? – это опять внутренний голос заговорил – А что? Деваха – хоть куда. Ночью ведь сами с тобой проверили, скажи, Сереж? Да и квартирка-то у нашей девочки в центре Парижа, хоть и маленькая, но ежели с умом распорядиться на приличную сумму потянет. А если франки еще на «черном рынке» в Москве барыгам впарим, барыш будет приличным» – продолжал обнаглевший внутренний голос самым беспардонным образом вмешиваться в мою личную жизнь.

Вот это знание Софи истории своей семьи, сам факт, если так можно сказать, «боевого содружества», а также личные симпатии и были положены мной в основу вербовочного подхода. Однако время поджимало, опыта у меня было с гулькин нос, командировка стремительно заканчивалась, и я не знал, как осуществить этот самый вербовочный подход. Наставник мне как-то говорил: «Не знаешь, что делать – ничего не делай: хуже не будет». С этим тезисом в душе я стал ждать удобного момента. Во всяком случае сбор развединформации о космосе, как мне казалось, был закончен. На свежие сведения я не рассчитывал.

Как выяснилось, зря. В одном из отчетов про Куру – не газетном, разумеется, а так, вроде случайно оказавшемся в отдельной папочке, наткнулся на любопытные данные по другому «смешному» объекту – космодрому Сан Марко в Индийском океане, неподалеку от берегов Кении. Американцы сложили его из двух нефтяных платформ, как говорилось в отчете, и уже в 70-е годы успешно «стартанули» с него около полутора десятков раз. Была там и любопытная информация о ребятах из Амазонии, в частности про их космодром или как они сами писали «площадку для запусков «Баррейра-ду-Инферну», уже готовую. Еще там говорилось о ходе подготовки к строительству другого космодрома – «Алькантара». Предполагалось, что он расположится даже ближе к экватору, чем Куру. А это на самом деле очень выгодно.

Я «втемную», как учили на занятиях в Бурсе попытался расспросить Софи.

– Никогда ничего не слышал об успехах бразильцев… Они, конечно, молодцы. Только в газетах об этом не особо пишут. В секреты играют, господа?

– Не больше, чем вы. Можно подумать, что про ваш Байконур строчат на каждом углу, – парировала Софи.

– После программы «Союз-Аполлон» все знают про Байконур.

– Ну, да, наверное… У нас эту программу называют «Аполлон-Союз».

– Хозяин – барин! Но от перемены мест слагаемых…

– Я знаю, – прервала меня Софи, – «сумма не изменяется», но это в арифметике, а в политике все по-другому.

– Это точно. Я бы сменил свою светскую хронику на политику, даже скорее на международные отношения. Но на эту тему я писал мало. У нас в газете международный отдел состоит из одного человека. Да и тот алкаш-профессионал и мучается то от похмелья, то от безделья.

– Просись в Москву!

– С чем? С фестивальными отчетами?

– Вот ты неуемный какой! – Беззлобно заметила Софи. – Я столько своих материалов отдала про Куру, что у тебя будет лучшее досье среди журналистов в мире!

– Это да! Только я не уверен, что все охотно бросятся печатать мои статейки и обзоры на эту тему. Тема-то щекотливая! Во-вторых, про Куру в принципе знают много. А вот про Бразилию, про Кению известно только избранным…

– Так тебе нужна эта информация? – Софи посмотрела на меня как-то снисходительно-облегченно. Я замялся.

– Да или нет?

– Конечно, да, – твердо сказал я.

– Ну, так я достану.

– Спасибо, только я эти материалы тоже не смогу предложить в газету. Испугаются печатать.

– Тогда отдай тем, кто не испугается…

– Печатать?

– Нет. Просто тем, кому они нужнее, чем журналистам. Тебе же потом спасибо скажут и в Москву помогут переехать и устроиться на работу в международный отдел вашей какой-нибудь «Комсомольской правды». Будешь чаще приезжать ко мне в Париж. С твоим французским у тебя конкурентов не будет.

– А ты будешь так же щедро делиться со мной своим досье?

– Тебя мама как ласково называет?

– Сереженька.

– Сереженька! – Софи произнесла мое имя, нарочно сильно грассируя. – Ты что, меня вербуешь?

– А это реально?

– А ты хотел бы?

В нашем разговоре пропала ироничная интонация, которая, по-моему, устраивала нас обоих. Нужна была какая-то разрядка. Однако бросать тему на полпути не хотелось.

– Ты права, Соня! – Некоторое время назад я стал называть Софи на русский лад, объяснив попутно, что «соня» – это человек, который очень любит поспать. – С таким твоим, – я сделал ударение на слове «твоим», – досье я мог бы заработать хорошую репутацию, в том числе и в Москве.

– Так зарабатывай! Привезешь мне в подарок самый лучший русский парфюм.

– Боюсь твоих повышенных требований к косметике. Я привезу что-нибудь получше.

– У журналиста хватит денег на «получше»?

– Буду откладывать.

– Куда? – Удивилась Софи.

– В смысле копить. Экономя на обедах.

– Ну, это другое дело. Диета никогда не мешает. Так что все у тебя будет. Порадуй своих политиков.

– Ты мой политик… – Мы стояли так близко друг к другу, что сократить расстояние до нуля мне ничего не стоило.

Я не был еще женат на тот момент, и принципиальных моральных обязательств ни перед кем не имел. И перед самим собой оправдываться не планировал, тем более, что считал свою первую зарубежную миссию не бесполезной тратой государственных средств. Хотя и полноценной вербовкой карусель вокруг Сони пока назвать не мог.

Когда до закрытия кинофорума осталось два дня, я с любопытством констатировал, что мы так и не начинали разговора на тему расставания. Софи читала мое аккредитационное письмо и знала дату отъезда, хотя и молчала, ожидая, видимо, что начну я. Зная ее острый язык, я предпочитал дождаться упреков – все равно их не избежать. Упреки – ладно. Я ожидал в принципе скандала, учитывая, как далеко зашли наши отношения.

Но скандала не случилось. Оказалось, я не просчитал Софи, и она резко взяла инициативу в свои руки. Подойдя ко мне в холле оргкомитета, по-деловому осведомилась:

– Летишь послезавтра утром? Формальности перед отъездом все уладил?

– Какие формальности! Командировку отмечу у консула, вещи – считай сложены.

– Хочешь, поставлю тебе штамп фестиваля?

– В паспорт? Чтоб мне наши пограничники по башке дали и больше не пускали «за бугор»?

– Строго у вас с этим делом… Осталось купить сувениры?

– Нет. Осталось пригласить тебя на прощальный ужин. Принимаешь приглашение?

– У вас это, кажется, называется «поминки»?

– Не шути так. Придешь в тот же ресторан?

– Приду. При двух условиях.

– Я боюсь тебя.

– Первое, плачу я. Второе, поедем после ужина ко мне, – отчеканила Софи.

– С первым не могу согласиться, извини. У нас не принято, чтобы женщина платила за мужчину, я ведь говорил об этом тысячу раз. За второй пункт буду тебе только благодарен.

– Ладно. Договоримся.

Я приехал в ресторан первым, на такси. Специально просил Софи не заезжать в гостиницу. Вошел в зал ресторана с громадным букетом роз самого яркого красного цвета. Официанты напряглись в ожидании, кому я приготовил букет. Но я направился к тому же столику, за которым мы сидели в первый день знакомства, расположился с хозяйским видом и потребовал у официанта вазу. – Месье ожидает гостей на ужин? – Поинтересовался гарсон, причем, тот же самый, который кормил нас с Софи недели две назад.

– Не гостей, а гостью.

– Я помню вашу очаровательную спутницу, – сказал он, размещая вазу с цветами на специальном маленьком столике.

– Отлично. Принесите мне виски, только не Бурбон, а шотландский.

– Да, месье.

Я размышлял, стоит ли закуривать третью сигарету, когда появилась Софи почти в том же наряде, что и на нашем первом совместном ужине. Батник был другой – темно-синий с белым воротничком, тоже на кнопочках. Он очень гармонировал с джинсами. Я встал. По-моему, это чуть-чуть польстило Софи; помог ей усесться напротив и вернулся на свое место. Она увидела розы:

– Что это, Серж? Это мне? Сегодня опять 8 марта?

– Да, это тебе, дорогая. Спасибо, что не отказалась со мной поужинать.

– Серж! У нас не принято дарить такие шикарные цветы малознакомым девушкам. Они стоят уйму денег… Почему их 15?

– Мы с тобой знакомы 15 дней. Это немало. Так что ты – многознакомая девушка. К тому же самая красивая, самая нежная, самая притягательная, а также потрясающая и умопомрачительная. Разве это не повод подарить тебе розы?

– Даааа, – протянула она с улыбкой. – В лексике ты хорошо продвинулся за эти дни. Даже парижский говорок стал проскакивать чаще.

«Мне будет очень не хватать тебя, Софи, твоего юмора, твоего французского… Главное, твоего запаха, без которого я пока не очень представляю себе, как там будет дальше». Эти слова я говорил уже не в ресторане, а у Софи дома, в постели.

– Мы увидимся? – Спросила Софи, когда я допивал обязательный утренний кофе – «без молока, сахара и покрепче».

– А ты хотела бы?

– Очень. Да, чуть не забыла. На, это тебе, – сказала девушка и протянула мне буклет о закрытии фестиваля.

– У меня есть такой – в пресс-службе всем давали.

– Я знаю. Там внутри несколько страничек о тех космодромах в Кении и Бразилии, которыми ты интересовался.

Я не стал делать удивленный вид. Но опять немного задергался. Очень уж все гладко получается. С ужасом на минутку представил, как я потащу такой компромат. Внимательно и очень серьезно посмотрел ей в глаза. Она будто бы прочитала мои мысли и глаз не отвела. Словно бы хотела меня успокоить, – не дергайся, малыш, все будет ОК!

– Там только текст. Никаких ссылок.

– Спасибо. Обязательно пришлю газету со статьей.

– Не надо. У вас и так много всяких сложностей.

Я достал из кармана маленький сафьяновый мешочек. В нем была миниатюрная иконка на золотой изысканной цепочке.

– Это Владимирская Богоматерь. Называется «Умиление». Тебе. На память.

Софи зажала в руке иконку. Прижалась ко мне и заплакала. Мои глаза тоже оказались почти на мокром месте. Не произнося ни слова, девушка сунула мне в руки красивую серебряную фляжку для спиртного.

– А это тебе, мой дорогой.

В итоге наше прощание затянулось еще на час с лишним вместе с кофе и курением почти в полном молчании. Я встал из-за стола. Чуть приобнял Софи. Она шевельнула своими сладкими губками. Показалось, что хочет еще что-то сказать.

– «Не надо слов!», как говорил комэск Титоренко, – сказал я.

– Кто это – Титоренко?

– Я привезу тебе фильм на кассете. Посмотришь.

– Бог с ним, с фильмом. Себя привези, родной! Приезжай скорее! И главное помни, Сереженька, – она четко совсем по-русски произнесла мое имя, – тебе здесь всегда рады.

«Рады, рады, рады. Все буржуи – гады», – бубнил я про себя, спускаясь без лифта с четвертого этажа. Неожиданно родился план. Если в подъезде ждут плечистые умелые ребята, лениво, но напряженно покуривая свой «Житан», то на уровне третьего пролета нужно мгновенно выбросить буклетик с машинописными страничками в шахту лифта, а самому сигануть в окно второго этажа – здесь невысоко. Потом быстро оказаться во внутреннем дворе, и ломануться иноходью в посольство.

Под окном, конечно, тоже могут ждать. И когда я залезу на высокий подоконник и открою окно, усталый комиссар, косящий под Бельмондо, скажет снизу, грассируя как Софи: «О, ля-ля, месье Сереженька! Поберегите ноги! У нас на задних дворах в центре Парижа – асфальт. Не то, что у вас, в Челябинске! Спускайтесь нормально, на лифте как все. И буклетик захватите!» Он сделает паузу и мрачно закончит: «А надумаете бежать до посольства, отстрелю яйца!»

Сука гестаповская, подумал я. Мало вам наваляли под Малоярославцем в 1812-ом!

На уровне второго этажа успел мельком глянуть в окно: во внутреннем дворе никого не было, а асфальт действительно был. И в подъезде не подпирала стены группа захвата…

Белокрылый Ил-62 ревел по-звериному, что, впрочем, было компенсировано парижским обедом – спаржа, белое вино, какой-то невесомый салатик, кексы, кофе. Кофе, правда, был обычный, как мы тогда говорили, «бочковой». В Шереметьеве меня никто встречал – легенда соблюдалась. Я взял такси, с трудом сторговавшись с местными крохоборами, и прибыл в гостиницу «Юность», где из Челябинска мне был забронирован номер. Утром приехал на Аэровокзал и – повезло – взял билет до Челябинска на 13.40 из Внукова. Если за мной «смотрели» французы, то было не подкопаться: по межгороду из гостиницы я говорил только с редакцией, ни с кем не встречался, никому больше не звонил. Из Челябинска следующим же рейсом вернулся в столицу. Правила конспирации полностью соблюдались!

За стажировку в Париже я получил твердую «четверку». Ну, и обязательный разнос – за ненужный риск, неосмотрительность и еще много, за что. От высокого начальства – благодарность в приказе за информацию по неожиданной теме, которую от меня никто и не ждал.

Кстати, мои многочисленные и, как было сказано, «глубокие» отчеты с фестиваля получили очень высокую оценку. Летом по легенде меня «перевели» из челябинского «Зауралья» в ТАСС, уже переехавший в новое здание на углу улицы Герцена и Тверского бульвара в громадный европейский отдел.

Пробыл я там недолго и, увы, не очень прижился. Меня считали выскочкой, блатным и даже агентом КГБ, потому что тем же летом я улетел на авиасалон в Ле Бурже. Должен был ехать один мой коллега, но его «забодали» на какой-то комиссии и поехал я, как бы случайно. Во Франции от делегации меня «отмазали» через посольскую резидентуру, дескать, в посольстве очень не хватало квалифицированных переводчиков, поэтому посол попросил лично и прочая, и прочая.

Так я снова получил недельный доступ в уютную квартирку Софи. О моем приезде на салон она знала от моего товарища из посольства Николая – тоже «выпускника Пятигорского иняза». Тот пару раз передавал для Софи от меня сувениры уже не из Челябинска, а из Москвы.

Я ехал в Париж в этот раз не на стажировку, а с вполне конкретным заданием от Конторы: по максимуму разжиться материалами об амазонской космической программе, а заодно и об «успехах» Куру, закрепить вербовку и передать агента на связь Николаю.

Мне не нравилась моя миссия своей щекотливостью. При всем своем обаянии и отношении лично ко мне, Софи, конечно, была прежде всего женщиной. То есть, семейный инстинкт у нее должен был стоять на первом месте. Нет, исключения бывают, их сколько хочешь. Но Софи не была дурой, грубо говоря. А раз так, то попробуй объясни ей (равно как и любой другой девушке – господи, вот я попал!), что жениться на ней я не собираюсь. А вот информации из ее замечательной инженерной компании буду очень рад. Свою неудержимую радость буду проявлять в денежном, человеческом и сексуальном форматах. В последних двух – редко, потому что в Париж не наездиться – у руководства Конторы на меня другие планы…

Когда я готовился к командировке, мне никто подробно не разъяснял морально-этическую сторону моей будущей беседы или бесед с Софией и вообще особо не инструктировал. А зачем? Приказ я получил. Как человек военный, обязан его выполнить. Не провалить, а именно выполнить, вернуться и доложить.

Почему-то отцы-командиры считали мою вторую парижскую командировку своего рода поощрением и легкой прогулкой. Мол, Париж, устрицы, каштаны, шансон… Да плюс баба-агент красоты неземной, влюбленная, как кошка, только и мечтающая как за скромные франки слить все, что известно в Европейском космическом агентстве про Куру и Амазонию. Да, чего там трудного? Приехал, бах-бах и в дамках. Надо денег – дадим. Да, люблю, но жениться не могу, во всяком случае сегодня: поздно уже, мэрия закрыта. Пока меня не будет (не сомневайся, я приеду скоро или не очень, но обязательно), пообщайся с моим другом Коляном – он же Коля, он же Николя, он же шер ами, он же второй секретарь посольства ответственный за культурные связи и по совместительству немного за шпионские. Николя все передаст, все спросит, все ответит и поможет. Главное расскажет, как мне чудовищно тоскливо живется без тебя в Белокаменной. Я поехал. Пока!

Очень хотелось задать своему начальнику вопрос: а если меня пошлют на …? Мне тогда агента зарезать и съесть? Или не есть, а по частям носить расчлененку и бросать в Сену? Но я знал, что спрашивать так нельзя, потому что обвинят в нерешительности, может быть, даже в трусости, неподготовленности и нелюбви к Родине и партии. Чего ж спрашивать, если знаешь, что ответом будет расстрел в 10 утра прямо на Лубянской площади!

Впрочем, у начальства я все же немного попил крови. Во-первых, предположил, что меня Софи будет встречать в аэропорту Шарля де Голя. Светиться перед всей делегацией глупо, поэтому пришлось «потерять» при оформлении мою аккредитацию, найти ее уже после отлета делегации и отправить меня следующим рейсом.

Во-вторых, я объяснял, что Софи – девушка самостоятельная и достаточно обеспеченная. Поэтому оренбургскими платками и палехскими шкатулками не обойтись. Нужны серьезные деньги (я вспомнил байку наставника про завербованную даму), и тогда будут серьезные материалы.

– А гарантии? – Спросил шеф.

– Мы же не в швейцарском банке! Может, попросить еще в ведомости расписаться? Например, кровью?

– Ты тут не остри, остряк! – Насупился шеф. – Деньги – народные. Поэтому плати, сколько скажет, но в разумных пределах.

– В каких разумных? Мне их определять или она пусть даст волю фантазии?

– Пусть в другом смысле фантазирует. А ты определишь пределы в пределах выданных валютных средств, – отрезал начальник. – Чистая тавтология. – буркнул я негромко.

– Отставить разговоры! Ишь, развелось филологов! – завершил генерал нашу беседу…

Софи действительно встретила меня в аэропорту. В самолете я ни с кем не общался, вышел один и после получения багажа изобразил бешеную радость вместе с удивлением, увидев Софи. Изобразить было не трудно, потому что я сразу забыл свои моральные терзания, перенеся их на некоторое время вперед. Да еще внутренний голос прошептал: «Забей. Ты, что не мужик? Немедленно в койку! Даже ботинки не снимай!»

– Я ждала тебя, – выпалила Софи, еще не освободившись от моих объятий. Я держал ее за плечи и вдыхал тот же самый запах. – Привет! Спасибо, что ждала. Но не знаю, рад я, – я сделал долгую чувственную театральную паузу, во время которой у Софи глаза полезли на лоб – или счастлив?

– Ну, что за глупые шутки, Серж! С ума сошел? Мы не виделись почти пять месяцев! Это же вечность!

– Вечность – это пять с половиной, – философски заметил я.

– Все. Пойдем. Возьмем такси.

– А где наш «ситроен»? Угнали или разбила?

– Ни то, ни другое. Машина в ремонте. Поедем ко мне!

– Нет. Сперва в гостиницу. – Внутренний голос утробно заворчал, протестуя, но рта открыть не осмелился.

– Ох, эти ваши русские штучки – гостиница, потом посольство, потом брифинг у посла, потом еще чего-нибудь… партсобрание? Да? Ты коммунист?

– Да, я член КПСС.

– Очень пафосно звучит.

– А у вас разве нет компартии? Жорж Марше случайно не твой знакомый?

– Ну, хватит политики на сегодня. Не поедешь ко мне?

– Софи, душа моя! Давай вечером встретимся в том же ресторане. Я подарю тебе все красные розы, которые найду в Париже… – Нет. Никаких роз, никаких подарков. Сегодня – ты мой гость. Я тебя кормлю и пою.

– Как? Только ужин и больше ничего?

– Нахал, – фыркнула девушка, но, по-моему, ей было приятно… А, может, я просто обольщался. Все-таки столько воды в Сене утекло.

– Что с твоей машиной? – Спросил я Софи за утренним кофе.

– Ничего особенного. Ей лет чуть меньше, чем мне. Пора думать о новой.

– Чего ты ждешь? Пока «ситроен» устроит распродажу? Или надо стоять в очереди?

– Знаешь, это у вас в России у всех есть деньги, но трудно купить машину. А у нас наоборот: машин – сколько хочешь, а вот с деньгами случаются затруднения.

– Пустяки! Я помогу тебе.

– О, ля-ля! Что я слышу от скромного русского журналиста: он даст мне денег на новую машину! Ты что, Сережа, получил наследство? Выиграл в лотерею? Может – боюсь спросить – ограбил миллионера?

– Соня, мне уже надо бежать. Но обещаю: вечером, если ты свободна, конечно, поговорим о машине подробно. Я и так уже опаздываю, плюс не ночевал в гостинице и еще куча дел. До вечера!

– Салют! – ответила София и как-то задумчиво посмотрела на меня.

Этот взгляд я впервые увидел у нее за пару дней до отъезда с фестиваля. Мы тогда увлеченно обсуждали мои будущие публикации про Куру, кенийские и амазонские пусковые ракетные площадки. Говорили о том, как трудно будет пристроить эти материалы в какое-нибудь издание в Челябинске. В Москве – другое дело.

Теперь я в Москве, сотрудник европейского отдела ТАСС, имею связи со многими крупными СМИ, которые, правда, не очень рвутся печатать мои материалы про космос. Но есть несколько очень специфических «закрытых» изданий с очень маленькими тиражами, которые готовы платить за такие материалы очень хорошие деньги. Во всяком случае то, что я случайно собрал в прошлую поездку во Францию, ушло на «ура». А гонорар был вполне сравним с вашими европейскими.

Примерно такой текст я должен был без запинки выдать Софии и договориться о продолжении нашего обоюдовыгодного делового сотрудничества (на дополнительные регулярные материалы) по этой щекотливой теме. Кстати, не такой уж и щекотливой, если учесть, что французы собираются слетать с нашими космонавтами в неопределенно-ближайшее время и уже проходят подготовку в Звездном городке.

Софи прослушала мой текст как всегда супервнимательно. Особенно про французских космонавтов. Показалось, что она ожидала услышать от меня, а где же место любви в наших отношениях? Не дождавшись, мужественно сдержалась. Лишь незаметно сглотнула комок, застрявший в горле. Она вообще умела гениально слушать – не отрывала глаз от собеседника, кивала, если надо, удивлялась, изображала кучу эмоций. Особенно, если рассказ и рассказчик того стоили. Правда, могла с виноватой улыбкой сказать в конце монолога: «Я вообще-то все это уже слышала». Этой фразы я и удостоился. На тебе, хук слева. Сам заслужил!

– Будешь издеваться, я когда-нибудь убью тебя и сам застрелюсь с горя.

– С горя, что убил или что так долго терпел?

– Смешно.

– Извини, Сереженька. Конечно, мы давно знаем про наших астронавтов, которые тренируются у вас. Это секрет Полишинеля, – с виновато-лукавым видом сообщила Софи. – Пусть летают, Бог в помощь! Но меня больше интересуют земные радости. Что будем делать с машиной?

Раз меня берут в советники по автоделу, то не все потеряно, подумал я и смело продолжил.

– Я дам тебе денег на машину.

Софи опять очень внимательно и серьезно посмотрела мне прямо в глаза.

– Это что, моя часть гонорара за досье по Куру?

– А еще материалы есть? – Ответить ей утвердительно про гонорар – значит отдать инициативу в разговоре, подумал я. Лучше самому задавать вопросы. Пусть она думает, как отвечать, меньше будет времени на дурацкие вопросы.

– Конечно, есть, – совершенно естественно и легко ответила девушка. – Я ждала тебя, думала, что в новой, так сказать, ипостаси тебе кое-что новое может понадобиться. Все приготовила давно, ксерокопировала…

– Давай!

Софи протянула несколько пластиковых папочек. Как всегда все было разложено по порядку. Почти идеально, залюбуешься. Я сложил все в кейс.

– Спасибо. Слушай! А когда будем покупать авто? Надо ж выбрать модель, цвет, обивку… У нас – это событие. Поедем вместе? – Я не против. Только у меня пока нет денег.

– Как нет? – Я попытался все-таки перевести наш разговор в некоторое шутливое русло. – А это что?

Из незакрытого кейса я достал увесистый пакет с франками, положил на стол.

– Это тебе. Деньги у нас из рук в руки не передают – примета.

– Что-то я сомневаюсь, что в ваших специальных изданиях готовы платить такие королевские гонорары.

– Но ты же видишь – платят.

– Все-таки ты меня вербуешь, – сказала Софи без улыбки.

– Знаешь Соня, есть и другие глаголы. Я, например, тебя обожаю, все время мечтаю о тебе, хочу быть с тобой…

Я не смог закончить фразу чисто физически – нежные губы Софии оказались максимально близко от моего лица.

– Поехали покупать машину!

Машину мы купили быстро и недорого…

– Старую я продам. – сказала Софи за скромным завтраком накануне отъезда. – Расплачусь с налогами и даже останется, чтобы к тебе в Москву слетать.

– Ну, или я к тебе.

– Когда?

– Мало что от меня зависит. Но я тебе пришлю весточку через Николая. Будет, что интересное для меня – тоже передай через него.

Для меня это была ключевая фраза. Нужна была ее реакция – положительная или отрицательная. А Софи молчала, будто не слышала. Ни да, ни нет. А что мне говорить шефу? Что я испугался надавить? Испугался, что меня пошлют подальше? Но машину-то мы купили, оправдывался я. Деньги она взяла, значит, все понимает. Кому нужно это унизительное аутодафе, мол, не сомневайтесь, ребята, все для вас сделаю… за скромное вознаграждение? Никому! Никому, кроме моего начальства.