Текст книги "Вице-адмирал Нельсон"

Понимая, что в любой момент может произойти непоправимое, капитаны велели грузить судовые баркасы всем необходимым, а командам быть готовым в любой момент покинуть суда. Усилены были и ночные вахты.

В одну из таких вахт Нельсон и «отличился». Стоя впередсмотрящим в туманную погоду, Горацио внезапно увидел почти рядом с бортом большого белого медведя. Не раздумывая долго, Нельсон схватил мушкет и помчался вдогонку за медведем. Вместе с ним увязался еще один молодой матрос. Поступок, прямо скажем, отчаянный до безрассудства. Во-первых, мальчишки могли просто заблудиться в тумане и не найти дороги обратно к судну, во-вторых, могли провалиться в полынью, в-третьих, наконец, легко могли стать жертвой того самого медведя, за которым погнались.

При смене вахты пропажа вахтенных обнаружилась. О случившемся было немедленно доложено капитану. Посылать людей на поиск в тумане было бесполезно, а потому решили ждать. Час проходил за часом, но ушедшие всё не возвращались. Лютвидж нервничал: что скажет он Саклингу, если Нельсон не вернется?

Наконец около четырех часов утра туман внезапно рассеялся и с обоих судов отчетливо увидели вдалеке две маленькие фигурки, во всю прыть догонявшие огромного медведя. Прогремел выстрел, но медведь не замедлил своего движения, даже не обернулся на преследователей. Как оказалось, произошла осечка, только порох вспыхнул на ложе. Теперь, казалось бы, можно было прекратить погоню, но не тут-то было! Собравшимся у бортов морякам было хорошо видно, что Нельсон размахивает мушкетом, держа его за приклад, он хотел во что бы то ни стало догнать хозяина Арктики. Это было настоящим безумием. При этом, подбадривая себя и товарища, Горацио выкрикивал что есть мочи:

– Сейчас шарахну его по башке – и он будет наш!

К счастью, на пути храбрецов попалась большая полынья. Медведь пустился вплавь, а преследователям оставалось только стоять на кромке льда и выкрикивать ему вслед обидные ругательства.

Лютвидж распорядился выстрелить из пушки. Выстрел окончательно напугал медведя, и он скрылся из виду. А горе-охотники повернули обратно.

Едва Нельсон с товарищем вступили на палубу «Каркаса», на них обрушился весь гнев капитана. К чести Нельсона, он взял всю вину на себя. Как говорил впоследствии капитан Лютвидж, ругая Нельсона, в душе он восхищался смелостью подростка. Но в тот момент Горацио пришлось выслушать много не слишком приятных слов и вполне справедливых упреков. На вопрос: для чего ему вообще нужен был этот медведь – Нельсон честно ответил:

– Сэр! Я хотел подарить его шкуру своему отцу и порадовать его!

– Главной радостью для твоего отца будет известие, что ты остался живым после этой охоты! – уже без всякой злости буркнул Лютвидж и ушел в свою каюту.

Вечером за ужином в кают-компании, где офицеры судна живо обсуждали утреннее происшествие, Лютвидж сказал во всеуслышание:

– Помяните мое слово, господа, но этот мальчишка обязательно прославится на весь мир!

После медвежьей охоты Нельсона определили в командиры шестивесельного яла. Теперь в подчинении у юного моряка была своя собственная команда в двенадцать взрослых моряков. По этому поводу Горацио хвастался в письме домой: «Я с гордостью сознаю, что могу командовать лодкой лучше, чем кто-либо другой».

Тем временем руководители экспедиции решали сложный вопрос: пробиваться ли к чистой воде или готовиться к зимовке во льдах. И то и другое было сопряжено с большими трудностями и риском. Голосованием решено было пробиваться на чистую воду, так как англичане опыта полярных зимовок еще не имели и до этого в английском флоте все попытки пережить полярную зиму неизменно кончались трагически.

Константин Фиппс разработал детальный план спасения обеих команд при возможной гибели судов от сжатия льдами. Наряду с этим продолжалась безостановочная упорная работа по продвижению судов в прорубленных каналах. И упорство всех членов экспедиции было вознаграждено! В один из дней посланные на разведку матросы принесли радостное известие, что за ближайшей грядой торосов видна чистая вода. Теперь суда и груженные припасами баркасы тащили с удвоенной силой. Минуло еще три тяжелейших дня, пока оба судна были выведены из ледового плена. Затем последовало не менее опасное плавание среди ледовых полей, и вот, наконец, впереди до самого горизонта простиралось долгожданное чистое море. В бухте Смиренберг суда экспедиции бросили якорь и команды несколько дней отсыпались и отъедались. Только после этого был продолжен путь к берегам Англии.

Научные и практические итоги английской полярной экспедиции 1773 года ничтожны, она практически не упоминается как заслуживающая внимания исследователей Арктики ни в одном солидном географическом издании. Наибольшую пользу из этого полярного плавания извлек, пожалуй, только ее руководитель капитан Константин Фиппс, чья карьера сразу резко пошла вверх: за руководство экспедицией капитан Фиппс вскоре получил титул лорда Малгрейва.

Что до британской военно-морской литературы, то она почти официально извещает читателей, что главное значение для Британии полярная экспедиция 1773 года имела как школа возмужания ее национального героя Нельсона. Возможно, что так оно и оказалось впоследствии, однако думается, это был далеко не самый дешевый способ организовать практические учения для будущего флотоводца.

Что касается Горацио, то полярные приключения закалили его и он теперь жаждал новых плаваний и новых подвигов. Теперь он стал, как и его товарищи по плаванию, обладателем шутливого, но весьма почетного титула «Синий нос» – так в британском флоте величали участников полярных походов. Едва отдышавшись, он прослышал о готовящемся плавании к берегам Индии отряда английских кораблей и решил любой ценой попасть на один из них. Об этих днях он впоследствии напишет: «Ничто менее значительное не могло меня хоть как-то удовлетворить. Дальнее плавание было для меня морской наукой».

* * *

Устроить племянника на хорошее судно и к хорошему капитану снова взялся безотказный дядюшка Морис. Авторитет и знакомства капитана Саклинга сделали свое дело, и вскоре мичман Нельсон уже был внесен в судовые списки 20-пушечного брига «Сихорс». Во главе уходящей эскадры был поставлен опять же старый друг капитана Саклинга сэр Эдвард Хьюз, один из самых хитрых и предприимчивых адмиралов за всю историю британского флота. За время своей морской службы на трофеях и призах Хьюз сколотил фантастическое состояние. Своему пасынку он оставил невероятное по тем временам наследство – более четырехсот тысяч фунтов стерлингов! Хьюз был признанным счастливчиком, и плавать с ним любили все – от офицеров до последнего матроса. Рядом с обогащавшимся начальником неплохо себя чувствовали в материальном отношении и подчиненные.

В ноябре 1773 года бриг «Сихорс» покинул Спитхедский рейд вместе с фрегатом «Солсбери», на котором развевался контр-адмиральский флаг Хьюза.

Плавание складывалось успешно. Когда суда проходили мыс Доброй Надежды, Нельсон уже сдал экзамен на матроса 1-го класса. Теперь он учился вести вахтенный и навигационный журналы. Во время похода «Сихорс» столкнулся с пиратским судном, обменялся с ним пушечными залпами, и оба судна благополучно продолжили свой путь. При всей своей незначительности именно этот эпизод стал первым боевым крещением молодого Нельсона.

Капитан «Сихорса» Фармер отличался весьма крутым нравом. Именно на борту его брига Горацио стал свидетелем избиения матросов. Провинившихся привязывали и хлестали кожаными плетьми-кошками со свинчаткой на конце.

В январе 1775 года отряд Хьюза прибыл в Мадрас. Там суда взяли на борт восемьдесят девять ящиков местных драгоценных камней, их надлежало переправить в Англию под охраной пушек «Солсбери». Фрахт еще больше обогатил и так сказочно богатого контр-адмирала.

Почти год Нельсон провел в плавании по Индийскому океану. За это время тщедушный мичман возмужал, вытянулся и окреп. Однако климат оказался вреден для Горацио, и в конце 1775 года его свалил приступ лихорадки. С каждым днем состояние молодого мичмана ухудшалось. Консилиум врачей, осмотревший Нельсона, вынес решение о его немедленной отправке в метрополию. Больного мичмана доставили на судно «Дельфин», уходившее с грузом в Англию. При этом Нельсон был настолько слаб, что врачи сообщили капитану «Дельфина» Джеймсу Пиготу:

– Юноша очень слаб, потому будьте готовы, что он не дотянет до берегов Англии!

К счастью для Нельсона, капитан Пигот в свое время плавал вместе с его дядей Саклингом, а потому окружил полумертвого юношу своей заботой. Если тогда Нельсон и выжил, то только благодаря капитану Пиготу.

Обратное плавание длилось более полугода. Приступы лихорадки сменялись у Нельсона долгими периодами депрессии. Но болезнь понемногу начала отступать, и к концу плавания Нельсон выглядел уже вполне здоровым. Годы спустя он вспоминал, как состояние безысходности сменялось у него тогда периодами восторженного подъема: «Сначала меня донимало чувство, что я ничего не добьюсь в своей профессии. Голова шла кругом от тех трудностей, которые мне придется преодолевать, интерес к службе почти пропал. Я не видел способа достижения своей цели. После долгих мрачных раздумий и даже желания выброситься за борт во мне вдруг зажглось пламя патриотизма: я представил себе, что мне покровительствует сам король и вся страна. «Ну что ж, – воскликнул я, – я стану героем, и Провидение поможет мне преодолеть любые опасности!»

Уже будучи адмиралом, в разговоре со своим любимцем капитаном Харди Нельсон не раз вспоминал о некоем видении, которое предстало перед ним на пути из Индии. Это был, по словам Нельсона, «некий свет, нисходивший с неба, сверкающее светило», появившееся перед ним и зовущее к славе и триумфу.

Трудно сказать, повезло Нельсону или нет, но он убыл из Ост-Индии за три года до того, как в ее водах началась знаменитая кампания французского адмирала Сюфрена, одержавшего подряд несколько блестящих побед над англичанами, в том числе при Пондишери, Прайя, Садрасе и Тринкомале. Возможно, останься Нельсон в Индии, он уже тогда приобрел бы прекрасный боевой опыт.

* * *

По прибытии на родину Нельсона ждало приятное известие: его любимый дядя Морис Саклинг стал главным ревизором Королевского флота, а следовательно – одним из первых лиц в нем. В руках главного ревизора были все флотские финансы, а что это значило, объяснять, думается, излишне. Что касается Нельсона, то для него новая дядюшкина должность могла обернуться новыми выгодными назначениями и стремительной карьерой.

Надо оговориться, что в период мирных передышек английский флот сразу же значительно сокращался из соображений экономии государственных средств. Многие офицеры сразу же оказывались не у дел и влачили нищенское существование на половинное жалованье в томительном ожидании новой войны, которая вновь призовет их под военно-морской флаг, поможет продвинуться по службе, отличиться и разбогатеть. А поэтому, честно говоря, у прибывшего из Англии мичмана никаких шансов на назначение не было вообще. Незадолго до возвращения Нельсона произошло восстание Северо-Американских штатов, потребовавших независимости от Лондона. Ходили слухи, что на стороне восставших штатов выступит Франция, но Версаль пока отмалчивался.

Пока толпы претендентов на корабельные должности осаждали Адмиралтейство, все вопросы за племянника решил дядя Морис. Уже через два дня после возвращения мичману Нельсону было предложено явиться на 64-пушечный линейный корабль «Вустер», который готовился конвоировать торговые суда от Англии до Гибралтара и обратно. Назначен же Нельсон был уже четвертым лейтенантом, то есть становился полноправным вахтенным начальником, хотя все еще не имел офицерского чина. О таком назначении можно было только мечтать, ведь помимо превосходной практики члены экипажа еще и неплохо зарабатывали на отчислениях хозяев торговых судов за охрану.

Мозаика в аббатстве Ингресс: стилизованный линейный корабль ««Вустере» 15

Всю осень и зиму Нельсон провел в море на «Вустере», который нес патрульную службу и сопровождал бесконечные торговые караваны. Как и во всех предыдущих случаях капитан «Вустера» Марк Робинсон оказался старым другом дяди Мориса и поэтому относился к Нельсону гораздо внимательнее, чем ко всем другим мичманам. Впрочем, и Нельсон служил, как всегда, истово, стараясь быть во всем впереди остальных. Вскоре капитан Робинсон доверил молодому мичману самостоятельное несение ходовой вахты. Это было огромным доверием, так как даже на небольших судах самостоятельную вахту несли только лейтенанты, а здесь под полное подчинение Нельсону отдавался целый линейный корабль! Но Робинсон был не только опытным капитаном, но и не менее опытным воспитателем. Он знал, что делал, и был уверен, что молодой и смышленый мичман с его служебным рвением полностью оправдает оказанное доверие.

Об этом весьма знаменательном факте своей биографии Нельсон написал впоследствии следующее: «Из-за моего возраста мне могли не разрешить вахтенную службу, но капитан Робинсон неоднократно говорил, что он так же спокоен, когда я на палубе, как при любом другом вахтенном офицере».

* * *

Весной 1777 года Горацио Нельсон прибыл в Лондон для сдачи экзаменов на чин лейтенанта. Согласно установленным правилам баллотировки в чины экзаменационная комиссия должна была состоять из трех опытных капитанов. Комиссию совета Адмиралтейства, которой предстояло принимать экзамены у Нельсона, возглавлял… его любимый дядюшка Морис.

О сдаче Нельсоном экзамена в Англии написано много. При этом в ходу весьма трогательная история о том, что ни племянник, ни его дядя знать не знали, что один из них будет сдавать, а другой принимать экзамен. И это при том, что от итогов данного экзамена зависела вся последующая карьера Нельсона.

Вот как описывает этот факт биографии Нельсона его соотечественник и биограф Г. Эджинггон: «Морис Саклинг… скрыл, что состоит в родстве с экзаменующимся. Сначала речь Горацио была слегка сбивчива, но, когда волнение прошло, он стал говорить быстро и четко, показав незаурядные способности.

Нельсон блестяще сдал экзамен, и только тогда дядя признался коллегам, что это его племянник. Почему же он не сообщил об этом раньше? – удивились они. «Я не хотел для него никаких поблажек, – объяснил Саклинг. – Был уверен, что он выдержит экзамен и без моей помощи. И как вы убедились, джентльмены, он меня не разочаровал».

Зная, как опекал капитан Саклинг своего племянника, в случайность встречи на экзаменах, как и в его равнодушно-пассивное поведение во время экзамена не слишком-то верится. И вот почему.

Во-первых, курсируя между Англией и Гибралтаром, Нельсон вполне мог сдавать экзамены на чин не самой придирчивой комиссии совета Адмиралтейства в Портсмуте, а куда более снисходительной капитанской комиссии в Гибралтаре. Однако он этого не сделал, и скорее всего потому, что время и место сдачи экзамена были заранее оговорены с дядей, а в Гибралтаре дяди не было и местные капитаны вполне могли провалить никому не известного мичмана. Помимо всего прочего, капитан Саклинг вообще мог войти в состав приемной комиссии с одной лишь целью – помочь своему любимцу. Во-вторых, как известно, экзаменатор знает множество способов помочь экзаменуемому: это наводящие и дополнительные вопросы, это и доброжелательный тон, и масса других весьма важных мелочей. В-третьих, само присутствие в приемной комиссии дяди устраняло излишнюю нервозность, делало обстановку для Нельсона почти домашней.

Кроме того, будучи председателем комиссии, капитан Саклинг все равно имел право решающего голоса, к которому, разумеется, прислушались и остальные члены комиссии, для которых сидение на экзаменах было не таким уж привлекательным делом.

Любопытен и следующий факт: согласно правилам британского Адмиралтейства возрастной ценз на производство из мичманов в лейтенанты был установлен в двадцать лет. Нельсону же на момент сдачи экзамена было всего восемнадцать, и никаких выдающихся подвигов к этому моменту он еще не совершил. Кто же и каким образом смог обойти обязательные для всех правила? Ответ на этот вопрос, думается, совершенно ясен. Для того чтобы решить весьма непростую задачу досрочного производства Нельсона в офицеры и обеспечить тем самым ему значительную фору в продвижении по службе перед сверстниками, дядя Саклинг, безусловно, подключил все свои связи. С молчаливого согласия дяди Нельсон переделывает свои документы и прибавляет себе более полутора лет. Так что историю о случайной встрече дяди и племянника на экзаменах можно считать не более чем легендой.

После экзамена Нельсон уже не возвращается на порядком надоевший ему «Вустер», а сразу же получает назначение на фрегат «Ловестов» под командованием капитана Вильяма Локера. И здесь, разумеется, вновь не обошлось без заботливого дядюшки. Французский биограф Нельсона Ж. Гравьер пишет об этом так: «С этим патентом (имеется в виду патент на лейтенантский чин. – В. Ш.) он мог еще долго прождать лейтенантского чина, но, к счастью, дядя его, капитан Саклинг, был назначен контролером флота и легко выхлопотал племяннику своему чин, о котором многие мичманы английского флота вздыхают напрасно целую жизнь».

Назначение на «Ловестов» было весьма выгодным, так как фрегат должен был отплыть в Вест-Индию, где ему предстояло перехватывать американские коммерческие суда и мешать судоходству Североамериканских штатов. А это сулило богатые призы и хорошие деньги. Помимо этого, там можно было быстро продвинуться и по службе.

Дело в том, что к этому времени североамериканские колонии Англии решили сообща отделиться от метрополии. Возглавивший восстание фермер Вашингтон объявил об образовании независимых Северо-Американских штатов. Англия перебросила на Американский континент дополнительные войска, и с 1774 года там началась настоящая война. Американцев немедленно поддержала Франция, искавшая любую возможность навредить своей соседке. Французов немедленно поддержала и Испания. Регулярного военно-морского флота у американцев не было, зато в достатке было предприимчивых купцов, торговавших с Европой. Чтобы подорвать экономику восставших, следовало блокировать их порты. Именно для этого в Вест-Индию и перебрасывались новые эскадры.

Однако и англичанам пришлось несладко. Воспользовавшись мятежом в Америке, против Англии выступили Франция и Испания. Война из колониальной быстро переросла в войну европейского масштаба.

Попасть на боевые суда, готовящиеся к отплытию в Вест-Индию, было в те дни заветной мечтой каждого английского моряка. Предстоящая кампания обязательно должна была сопровождаться многочисленными захватами американских торговых судов и, как следствие этого, большими призовыми деньгами. Воображение всех моряков от капитанов до простых матросов волновал захват испанского золотого галеона «Гермион», случившийся в 1762 году. Тогда золота в трюмах испанца оказалось столь много, что его едва смогли сосчитать. Каждый матрос из участвовавших в захвате судов получил почти по пятьсот фунтов стерлингов (и это при обычном ежемесячном заработке в 25 шиллингов!). Что касается адмирала, то его куш составил целое состояние – шесть с половиной тысяч фунтов стерлингов. Весьма состоятельными людьми стали также все капитаны и офицеры. Рассказы о счастливчиках «Гермиона» действовали возбуждающе, все горели желанием попытать счастья на Карибах, но назначение на уходящие суда получали только те, у кого были немалые связи во флотских кругах.

Перед отплытием «Ловестова» офицеры в кают-компании дружно поднимали традиционный тост: «За кровопролитную войну и сезон, несущий болезни!» Смерти и болезни одних облегчали восхождение по служебной лестнице другим. Таковы были тогдашние правила игры…

В самом радостном настроении Горацио пишет письмо своему другу и брату Уильяму, который, решив пойти по стопам отца, в то время учился на богослова в Крайстс-колледже Кембриджского университета: «Девятого числа сего месяца я сдал экзамен на звание Магистра искусств и на следующий день получил назначение на отличный фрегат, оснащенный тридцатью двумя орудиями. Итак, я брошен в жизнь, где буду сам пробивать себе дорогу. Надеюсь преуспеть в этом, а значит – заслужить уважение для себя и своих друзей».

Сразу же после сдачи экзамена Нельсон заказал художнику свой портрет. Этот первый из портретов будущего флотоводца сохранился до наших дней. На нем Нельсон запечатлен без всех своих будущих увечий, его лицо выражает твердость и уверенность в правильности избранной им стези. Он твердо знает, чего хочет, и верит, что добьется своего.

Так для Горацио Нельсона закончилась юность и наступила пора возмужания.