Текст книги "Гибель «Курска». Неизвестные страницы трагедии"

А в Москве меня уже ждало письмо от Ярослава Степановича и Зинаиды Михайловны Бубнив: «Спасибо Вам за то, что взялись рассказать о жизненном пути членов экипажа АПРК “Курск”. Особенно от родителей… Я даже сейчас без слез не могу писать о сыне, так как воспоминания травмируют душу, а жена плачет не переставая. В Видяево я встречался и разговаривал со многими отцами погибших подводников. Все они в отчаянии. Как жаль, что гибнут молодые здоровые мужчины и остается жулье, пьянь и наркота. Когда же Россия остановится? Название книги “АПРК “Курск”. 10 лет спустя” в наибольшей мере, как мне кажется, отразит содержание книги. Именно пустой причал… Когда знаешь, что больше никогда не увидишь сына, тогда пусто не только на причале, но и на душе. Вадим родился в 1977 году в Копейске. Мама – врач, я – горняк. 30 лет проработал в шахте, сейчас на пенсии. В детстве Вадик был очень подвижным мальчиком, порой даже хулиганистым. Иногда приходил с подбитым глазом, иногда, наоборот, приходили родители со своими чадами и жаловались на Вадима. Он всегда торопился, словно чувствовал, что ему мало отпущено жизни, всего 22 года. Учился всегда хорошо, но по поведению бывали “неуды”. Однако после экскурсии в Санкт-Петербург и посещения “Авроры” он так преобразился. Он увидел там мальчишек-нахимовцев в настоящей морской форме и захотел стать таким же, как и они. Готовился к поступлению очень серьезно, как по учебе, так и по физической подготовке. Очень много читал: Чехов, Толстой, Гоголь, Голсуорси, Баратынский, Лермонтов, Есенин, Солженицын – вот далеко не полный перечень его любимых писателей. Очень серьезно занимался английским. Все экзамены в Нахимовское сдал на “отлично”. Учился в Нахимовском тоже хорошо. С самого начала был старшиной класса. Затем было училище им. Фрунзе, штурманский факультет. С каждым годом становился все серьезней, со своим собственным взглядом на происходящее. Характер был сильный, мог переубедить и меня, и жену, но обычно нас слушал. Любил зимой бегать на лыжах, ездить на нашей “Ниве”. Все хотел научить младшую сестру водить машину. По выпуску Вадим получил ”красный” диплом. Распределился в Видяево на апл “Нижний Новгород”. Я до сих пор корю себя за то, что отпустил его на подводную лодку, ведь он имел право выбора. Затем Лячин забрал его к себе на “Курск”. Ему было всего 22, но уже был старший лейтенант. Хорошее начало, но, видно, не судьба! Служба на “Курске” ему нравилась. Как молодому офицеру, было интересно. Хотел осенью привезти свою девушку в Видяево (они дружили еще с Нахимовского училища). Письма писал редко, но звонил четко, каждое воскресенье или субботу все семь лет, что учился в Петербурге, и при малейшей возможности приезжал домой. Последний раз виделись с ним в мае 2000 года. Перед его отъездом мы с ним на нашей “Ниве” объехали все могилы наших родственников, а на могиле моего отца и матери провели весь день, приводя в порядок. Сейчас мы с женой воспринимаем это как какой-то знак в судьбе и гибели Вадима. Не знаю почему, но в тот раз на вокзале, провожая сына, я сам, не зная почему, заплакал. О гибели “Курска”мы узнали вечером 12 августа, а 14-го вылетел в Петербург. За всю жизнь я не пролил столько слез, сколько за эту дорогу. Хорошо, что меня везде встречали друзья Вадима по училищу, ведь я был никакой. В Питере ребята напихали мне полные карманы таблеток. Даже сейчас, когда пишу, плачу и жить не хочется, но есть жена и дочь, которых нужно поддерживать. Очень тяжело привыкать, что этого удивительного мальчика мы больше не увидим. Я никогда не думал, что у меня может быть такой замечательный сын, ведь я сам детдомовский… Книгу Вашу будем ждать с нетерпением, так как хороших людей на “Курске” было много и хочется узнать о них больше…»

К письму Ярослава Степановича была приложена еще и копия письма родителям Вадима от штурманского факультета училища Фрунзе. Я хочу привести его целиком, право, оно того стоит!

«Уважаемые Ярослав Степанович и Зинаида Михайловна! Обращается к Вам весь личный состав Штурманского факультета, на котором учился Ваш сын, чтобы выразить нашу скорбь и не остаться безучастными в этой беде. Для Вас – это любимый сын, для нас – это лучший курсант, на которого многие равнялись в учебе и службе. Мы признательны Вам за то, что Вы вырастили такого человека. Везде, где бы он ни учился, Вадим проявил себя только с лучшей стороны. Поступив в высшее военно-морское училище им. М.В. Фрунзе, Вадим был назначен старшиной класса и до пятого курса командовал этим взводом. На протяжении всего обучения Вадим пользовался авторитетом и уважением не только в своем взводе, но и на всем факультете. За свою дисциплинированность, усердие, самостоятельность и исполнительность Вадима уважали начальники всех рангов: от командира роты до начальника факультета. Кроме службы, он всегда был одним из первых в учебе. Он целенаправленно готовил себя для службы в военно-морском флоте России, потому что был истинным Патриотом Отечества – своей Родины. Вадим закончил училище с “красным” дипломом и имел возможность выбрать любое место службы, но он пошел по одному из самых трудных путей, выбрав службу на атомных подводных лодках. Но произошла трагедия, в которой погиб Вадим, выполняя боевую задачу. Зинаида Михайловна, мы просим Вас, не опускайте руки, не отчаивайтесь и не впадайте в уныние. Да – это ужасно потерять своего родного и любимого сына. Этой утраты никто не может Вам возместить. Но для всех штурманов, для тех, с кем он учился и служил, – Вадим жив. Он живет в нашей памяти и останется таким же честным и справедливым человеком – достойным офицером Российского флота, которым можно гордиться. За воспитание Вадима Вам, как родителям, честь и низкий поклон. С глубоким уважением к Вам от всего личного состава Штурманского факультета начальник факультета капитан 1-го ранга Акимов Сергей Александрович. Честь имеем!»

* * *

Из рассказа мамы старшего лейтенанта Алексея Митяева Марины Алексеевны: «Сколько бы лет ни прошло после страшного августа 2000 года, я никогда не смогу сказать о моем сыне – был. Для нас он жив и будет жить всегда! Просто сейчас он от нас далеко, в море. Очень далеко… Но мы его ждем! Верим и ждем, несмотря ни на что…

В тот июнь буйно цвели тополя, земля была покрыта слоем теплого белого снега. Алёша родился в жаркий летний день 12 июня 1977 года в Ленинграде. На свет появился мой сын – маленькое нежное счастье! Алёша родился в семье офицера-подводника. Мы жили в Гаджиево, и первые годы жизни сыночка прошли в этом северном гарнизоне. Папа служил, а мы с Алёшей его ждали долгими вечерами. Жили дружно и старались учиться друг у друга: я – его жизнерадостности и любопытству, а он – умению ждать и верить. Затем судьба забросила нас на Камчатку. До школы Алёша увлекался акробатикой, у него хорошо получалось. Мы часто гуляли в сопках, интересовались жизнью растений, ездили на пароме в Петропавловск-Камчатский. И ждали папину лодку. С детства Алёша понимал, что папина служба – военная тайна. С малых лет сынок относился очень уважительно и серьезно к службе на флоте. В первый класс Алёша пошел в Ленинграде – стал учиться в 127-й школе Красногвардейского района. Кроме учебы он ходил в бассейн, в шахматную секцию при ДПШ и мечтал заниматься бальными танцами. Алёша очень ласковый и добрый мальчик. До сих пор во мне звучат его слова: “Мамочка! Я люблю тебя сильно-сильно, крепко-крепко, на всю жизнь. До самого неба!..”

Когда Алёша перешел в третий класс, наша семья переехала в Приморье. В городе Шкотово-17 прошло пять самых ярких детских лет Алёши. Он продолжал учиться в школе, а в свободное время много читал, изучал английский язык, занимался самбо и, конечно, путешествовал по сопкам. А летом были купания в теплом, ласковом, соленом Японском море! Это ему запомнилось надолго. В 10 класс Алёша пошел уже дома, в 562-ю школу Красногвардейского района Санкт-Петербурга. Учился, зубрил английский язык, увлекся легкой атлетикой. У него есть грамоты за победы в соревнованиях.

Желание стать курсантом “Дзержинки” было для него осознанным, а для меня – неожиданным. Но Алёша сумел настоять на своем, убедить меня, и в августе 1994 года он поступил на I факультет ВВМИУ им. Дзержинского. Он так гордился этим! Алёша учился хорошо, “хвостов” не было. Он очень требователен к себе. Аккуратность, пунктуальность, хороший педантизм, чувство долга, ответственность за слова и поступки, надежность и доброта, непосредственность и готовность к сопереживанию – это черты характера моего сына. Он очень нежный и ласковый, добрый и ранимый. Мы много говорили с ним о службе, я рассказывала ему о Севере. Возможно, эти беседы повлияли на желание сына служить на Севере. Впоследствии Алёша хотел получить второе высшее образование: хотел быть юристом или социальным педагогом. Но не успел…

16 июня 1999 года мы вместе радовались вручению диплома об окончании “Дзержинки”. А затем, как праздничный сон, – торжество на Дворцовой площади, выпуск, парад, счастливые глаза сына, полные надежд, радости и любви. А впереди – такая огромная, длинная жизнь, карьера и счастье! Алёша не был женат, откладывал это на потом: “…До 25 лет я о свадьбе не думаю…” Он очень хотел продолжить династию офицеров-подводников.

24 июля 1999 года мы проводили Алёшу на Север. Если бы только я могла предвидеть, что ждет Алёшу через 1 год и 19 дней… Мы очень тяжело переживали отъезд сына. Служба молодого лейтенанта очень сложная и напряженная: зачеты, допуски и вновь зачеты, да и дома – все на его плечах. Но сын никогда не жаловался. О службе Алёша писал сухо и немного, помнил с детства – “служба на лодке – секрет для гражданских”. За год он выходил в море со многими экипажами. Из “молодых” лейтенантов он один получил допуск на самоуправление. Его “родной” лодкой был “Воронеж”, но в последнем письме он написал: “…от “Курска” мне не уйти…” Уже потом мы узнали, что 10 августа 2000 года Алёша должен был уехать в отпуск, но его послали на стрельбы в море с “Курском”. “Успеешь еще в отпуск”. Не успел… Он единственный из выпускников 1999 года не был в первом офицерском отпуске.

Страшный август 2000 года перечеркнул жизнь сына и судьбу всей нашей семьи. Счастье, надежды, радость, улыбки остались там, до 12 августа.

 
…Кто горе матери поймет?
Кто ей вернет живого сына?
А без него – не всё ль едино?
Кто горе матери поймет!..
 

Солнце погасло без тебя, сынок! Горько и больно приходить на свидание к сыну на Серафимовское кладбище, но еще страшнее возвращаться без него обратно, в опустевший, печальный дом. Многое из планов сына мы узнали уже после 12 августа: и конспекты для поступления в гражданский вуз, и с любовью и вкусом обставленная квартира. Все это – планы на счастье. И я, смотря на фотографию сына, постоянно твержу: “Север научил меня ждать. И я дождусь тебя, Алёша! Я люблю тебя, сильно-сильно, на всю жизнь. До самого неба!..”

 
Я не верю, слышишь, я не верю!
Ты живой, мы встретимся опять.
Чем надежду, боль мою измерить?
Вечно жду, люблю, тоскую. Мать».
 

* * *

С капитаном 1-го ранга Владимиром Ивановичем Гелетиным мы встретились в штабе Северного флота. Несмотря на отпуск, он сразу же откликнулся на просьбу о встрече. И вот мы сидим друг против друга в его небольшом кабинете. После нескольких фраз выясняем, что в свое время наши корабли даже стояли на одном причале. Владимир Иванович в то время, будучи командиром, готовил к переходу с Лиепаи на Север новейший ракетный эсминец «Безупречный», а я служил замкомдивом на тамошних тральщиках, и мы закрывали район для стрельб эсминца. После этого беседа сразу же стала откровенней и доверительней. Повод же для разговора у нас весьма безрадостный. Сын Владимира Ивановича капитан-лейтенант Борис Гелетин служил на «Курске».

Старший Гелетин почти непрерывно курит. Воспоминания о недавней беде даются ему очень нелегко.

– Все хотят знать правду! – говорит он. – Я, как отец и офицер, могу рассказать свою правду. Меня недавно атаковали журналисты: «Почему вы, моряки, обманываете общественность?» Я им отвечаю: «Наш флот никого не обманывает!» На следующий день в газете заголовок: «Убитый горем отец отстаивает честь флота». Что после этого можно еще сказать?

А сказать Владимиру Ивановичу есть о чем. За более чем тридцать лет флотской службы он прошел все ее ступени от командира корабельной батареи до офицера флотского штаба. Вырастил и воспитал вместе с супругой сына, пошедшего по его стопам.

– Борис рос, как и все мальчишки. Всегда был спокойным и уравновешенным парнем. Занимался дзюдо и не без успеха. На мой взгляд, был очень порядочным парнем. Вот пример. Как лучший дзюдоист, он должен был ехать на межгородские соревнования. Но у него был друг, который мечтал связать свою жизнь со спортом, и Боря, хотя и имел лучшие результаты, уступил ему свое место. Когда я его спросил, почему, он ответил: «Для него это важнее!» Последнее время в школе много помогал тренеру заниматься с малышами. В десятом классе с друзьями ездил в Мурманск на подготовительные вечерние курсы в высшую мореходку. Учился хорошо. Мы с женой радовались: сегодня гражданские моряки живут куда лучше, чем мы. Но перед самым выпуском Борис вдруг заявляет, что будет поступать только в военно-морское училище. На наш недоуменный вопрос о причинах такого решения сын ответил: «Отец, но кто-то же должен?» Что на это мы могли возразить? У нас ведь в роду все военные моряки. Мой отец прослужил на флоте более сорока лет, воевал. У жены тоже морской летчик, да и брат у нее тоже флотский офицер. Так что Борис знал, куда и на что шел. Чем увлекался? Очень любил рыбалку и охоту. Мы на восемнадцатилетие подарили ему ружье. Но с «добычей» Боря практически никогда не возвращался. Убивать он не любил, любил просто побродить с ружьем по сопкам, побыть наедине, подумать о чем-то своем.

Так уж случилось, что летом в семье Гелетиных случилась страшная беда с маленьким сыном Бориса. Командование было готово пойти навстречу капитан-лейтенанту Гелетину и дать ему отпуск, но Борис наотрез отказался. Родителям он сказал:

– У нас учения, призовая стрельба. Я – командир группы старта и мое место на корабле!

Отец и сын простились так, как и прощаются моряки, на причале. Гелетин-старший уходил катером в Полярный, Гелетин-младший ждал оказии на корабль. На прощание Владимир Иванович обнял сына:

– Держись, сынок!

– Все нормально! Не волнуйся! – ответил тот. – Сейчас окунусь в дела, и все пойдет на лад!

Вспенив волну, катер оторвался от причала. Владимир Иванович, стоя на корме, долго вглядывался в фигуру сына. Борис все махал и махал ему рукой. Таким он навсегда и остался в отцовской памяти.

Борис Гелетин мечтал стать командиром атомной лодки, мечтал о предстоящей боевой службе, мечтал учиться на офицерских классах, мечтал о военно-морской службе, без которой уже и не мыслил себя.

Мой собеседник надолго замолкает. В уголках усталых глаз блестят слезы. Пепельница уже полна окурков.

– Мы с женой сейчас много думаем, что могло бы быть, если бы Боря не пошел тогда в море, а остался на берегу. Что было бы с ним, ведь он этого бы себе никогда не простил! По боевому расписанию Борис должен был находиться во втором отсеке, а потому надежды на то, что его найдут, у нас нет никакой. Море забрало его у нас, а потому мое мнение, что не надо пытаться забрать у моря то, что уже принадлежит ему.

Сегодня Владимир Иванович представляет в общественном совете «Курска» родителей погибших.

– Вы понимаете, – рассказывает он мне с нескрываемой горечью. – Ведь семья – это не только жена и дети, это еще и родители, и в первую очередь матери. Вначале я хотел было отказаться от работы в общественном совете, но когда увидел многих приехавших в Видяево родителей, изменил свое решение. Многие, очень многие выглядели очень бедно, если не сказать больше. Их даже в дорогу собирали всей округой. Очень много больных. Много одиноких матерей. Кто теперь замолвит о них слово? Ведь всем им нужна помощь и помощь немедленная! Когда-то сын мне сказал: «Отец, но кто-то же должен?» Теперь его нет, а значит, что теперь должен я!

Мы простились с Владимиром Ивановичем. Он докурил последнюю сигарету, пожал мне руку и ушел. Но я уже знал, что сегодня, как и вчера, вместе с женой Натальей Сергеевной они снова будут сидеть вдвоем весь вечер, невольно вслушиваясь в шаги на лестничной клетке. А вдруг вот сейчас, вопреки и назло всему, раздастся звонок и на пороге, как и прежде, будет стоять их Борис, веселый и улыбающийся, как всегда…

Глава пятая
Мичмана

Он сразу обращал на себя внимание. Пожилой капитан 2-го ранга, в старой тужурке и фуражке с черным верхом. Потухшие газа и опущенные вниз усы. Мы разговорились. Он представился:

– Капитан 2-го ранга в запасе Александр Викторович Парамоненко!

Александр Викторович был отцом мичмана Виктора Парамоненко, погибшего на «Курске».

Род Парамоненко уже три поколения беззаветно служит Отечеству и флоту. Дед Виктора и отец Александра Викторовича, Виктор Никитович Парамоненко, провоевал всю войну на знаменитом балтийском крейсере «Киров», участвовал на нем в обороне Таллина, кровавом прорыве в Кронштадт и обороне Ленинграда. После войны многие годы принимал боевые корабли от промышленности и ушел в отставку в звании капитана 2-го ранга. Его сын Александр после окончания высшего военно-морского училища радиоэлектроники многие годы служил на черноморском крейсере «Жданов». Прошел не одну боевую службу. Своего сына Виктора (названного так в честь деда) Александр Викторович впервые увидел, когда тому было больше года. Тогда, вернувшись с очередной боевой службы, он получил отпуск, к которому командир крейсера добавил еще пятнадцать суток «за сына». Но отгулять их не удалось. Едва Парамоненко доехал до Ленинграда, где в то время была супруга, его уже ждала телеграмма о возвращении в часть. Впереди предстояла новая боевая служба…

Разумеется, что перед Витей Парамоненко после окончания школы вопрос, кем быть, особо не стоял. Он твердо хотел быть только военным моряком. Затем была Севастопольская школа техников и Северный флот. Вначале Витя попал на сторожевой корабль «Легкий». Тот «Легкий», который войдет в состав спасательного отряда, образованного для обеспечения работ на затонувшем «Курске». На подводный крейсер Виктор попал в феврале 1999 года. Как и отец, он был гидроакустиком. В последний свой приезд домой признался, что готовится к поступлению в училище радиоэлектроники на заочный факультет, так как тоже решил стать офицером.

Мама Вити Таисия Сергеевна говорила мне с нескрываемой горечью:

– Я все понимаю, ведь столько лет рядом с флотом. Но почему нам сразу не сказали, что наших детей уже нет в живых. Это было бы страшно, больно, но этот удар мы бы пережили сразу. А то нас столько дней поддерживали иллюзиями. У меня все время перед глазами был мой Витя, в темном отсеке, задыхающийся от недостатка воздуха. Легко ли матерям такое выдержать?

– Все надеялись на лучшее! – говорю ей.

– Умом я все понимаю! – соглашается она. – Но сердце понимать не хочет!

Что я мог сказать ей в ответ?

Таисию Сергеевну и Александра Викторовича сейчас волнует судьба жены их сына. Дело в том, что Витя привез любимую женщину в Видяево с Украины. Они так и не успели зарегистрировать свой брак. Бывший муж супруги не давал ей развод. К тому же все осложнялось и проблемами с соответствием законодательств Украины и России. У Вити рос уже маленький Сережка, в котором он не чаял души. Уходя в море, Витя забрал с собой все документы, чтобы там заполнить все бумаги и поставить все печати. Теперь не осталось даже этих бумаг.

Таисия Сергеевна, не скрывая горечи, рассказывает мне о проблеме их семьи:

– Мы знаем, что Витя очень любил жену и сына. Мы сами подняли вопрос, чтобы не мы, а именно она получила все положенные пенсии и льготы. Нам ничего не надо, лишь бы им с Сережей было хорошо! Неужели из-за бюрократической казуистики будут ломаться человеческие судьбы?

Будем надеяться, что в конце концов разум возьмет верх над бездушием и все образуется. Ведь иначе не должно и быть, ведь иначе мы просто не сможем честно смотреть в глаза друг другу.

Из выпускной характеристики мичмана В.А. Парамоненко: «Дисциплинированный и исполнительный военнослужащий. Учится на “хорошо” и “отлично”. Развито чувство ответственности за порученное дело. По характеру спокоен, сдержан. На замечания реагирует правильно и делает необходимые выводы. Свою специальность освоил хорошо».

То, что мичман Парамоненко был прекрасным специалистом, мне в Видяево говорили многие. В этом убедились и спасатели, когда установили, что гидроакустическая станция МГ-30, относившаяся к заведованию Вити Парамоненко, даже после гибели корабля продолжает работать в автоматическом режиме, давая посылки, по которым спускаемые аппараты смогли быстро обнаружить затонувший атомоход. Свой долг перед Родиной и товарищами Витя Парамоненко исполнил до конца.

* * *

В каждом экипаже всегда есть человек, который является настоящей душой коллектива. На «Курске» таковым был кок – инструктор корабля старший мичман Беляев Анатолий Николаевич. Самый старший по возрасту в экипаже, он годился большинству офицеров, мичманов и матросов в отцы. А потому и звали его уважительно и почтительно – дядя Толя.

Кого бы в Видяево я ни расспрашивал о Беляеве, все в ответ сразу же улыбались и разводили руками:

– Ну, дядя Толя – это был душа человек, второго такого не было и уже не будет!

– Прошел бессчетное количество боевых. Очень добрый и безотказный человек. Где гулянка, он с аккордеоном всегда там!

Из воспоминаний капитана 1-го ранга Сергея Ежова: «Толя Беляев был уникальный и удивительный человек. Вместе с Беляевым я проплавал несколько лет. Всегда у него все были сыты и еще излишки оставались. Всегда вся посуда получена, все списано. Очень был заботливый человек. Молодых матросов как-то прислали вечером уже после ужина, он их, без всяких напоминаний и указаний, забрал, отвел на корабль, накормил, помыл в бане и спать уложил. К матросам и молодым офицерам относился с какой-то отцовской заботливостью. У самого ведь трое сыновей было! Толе было уже сорок шесть, но квартиры на “Большой земле” не было, и Лячин помог ему продлить контракт, чтобы затем он мог получить квартиру в подшефном Курске. Готовил он – это что-то! Лучшего кока я не встречал за всю свою службу».

Старший мичман Беляев умел, казалось, все: он играл на всех видах музыкальных инструментов, прекрасно готовил и был мастером на все руки.

Один из офицеров 7-й дивизии рассказал мне об услышанном им однажды диалоге между командиром «Курска» и коком-инструктором.

Лячин: Толя, не слишком ли ты большие порции даешь?

Беляев: Даю, товарищ командир, все, что надо!

Листая личное дело старшего мичмана Беляева, я думал о том, что вся жизнь Анатолия Николаевича была постоянным поиском себя и своего призвания. Так обычно случается лишь у по-настоящему творчески одаренных личностей.

Родом из Рязанской области, Анатолий Беляев после восьмилетки поступает в областное культпросвет училище. Затем была учеба в институте культуры и работа в Рязанском методическом центре художественной самодеятельности. После срочной службы в армии он остается на сверхсрочную, становится мичманом. Он поочередно служит: начальником клуба береговой базы и старшиной команды трюмных на лодке, старшиной рулевых-сигнальщиков и техником группы автоматики, техником группы старта и, наконец, коком-инструктором.

«Исключительно трудолюбив, честен и прямолинеен. По характеру вспыльчив, но быстро отходчив. Материальную часть освоил в совершенстве. В коллективе пользуется особым авторитетом. Способен увлечь за собой товарищей. Умеет работать с подчиненным личным составом. В сложной обстановке быстро ориентируется и не теряет работоспособности».

Начальник управления воспитательной работы Северного флота контр-адмирал Дьяконов рассказывал мне, что Беляев всегда собирал вокруг себя увлеченных людей. Он руководил местным гарнизонным ансамблем и хором, вел всевозможные кружки и занимался с детьми.

– Он был не только сверходаренным человеком, но и человеком, который всегда старался отдать весь свой талант на благо людям! – говорит Александр Иванович.

Слушая рассказы о старшем мичмане Беляеве, я невольно поймал себя на мысли, что он представлял собой образ истинно классического кока, столь часто обыгрываемый флотскими танцевальными ансамблями, кока, который и обед приготовит, и станцует, и споет, кока, вокруг которого крутится вся жизнь команды.

У старшего мичмана Беляева осталось два сына: Андрей и Дмитрий. Еще один, самый старший сын от первого брака, Кирилл, приехал в Видяево, чтобы отдать долг памяти. Я застал его стоящим на пороге местного ДОФа. Он стоял и, отворачиваясь от проходящих мимо людей, плакал.

– Я только сейчас узнал, каким замечательным человеком был мой отец! – сказал он, когда мы познакомились. – Ко мне подходили совершенно незнакомые люди и рассказывали о папе только самое лучшее. Как мало я о нем знал! Я бы отдал сейчас все, только бы сейчас увидеть его живым и здоровым!

Увы, изменить ход событий не дано никому.

Ни для кого не секрет, что в заполярных гарнизонах практически нет мест, куда офицерам и мичманам можно сходить отдохнуть в нечастые свободные дни. А потому отдых себе моряки там организуют сами. Самый традиционный и самый распространенный из них – это шашлыки в сопках. К ним готовятся загодя по строго разработанному плану: одна семья покупает мясо, вторая его замачивает, третьи берут посуду, четвертые отвечают за спиртное. На шашлыки ходят компаниями и целыми экипажами, с женами и детьми. В экипаже «Курска» семейные шашлыки были всегда в особом почете. И неизменным организатором и вдохновителем этого действа был старший мичман Беляев. К кому бы из жен членов экипажа я ни заходил, все обязательно показывали мне фотографии, запечатлевшие их шашлычные празднества. И почти всегда в центре фото Анатолий Николаевич. Вот он «колдует» над мангалом, вот с гитарой, вот с аккордеоном, вот даже с портативной клавишной установкой. Мудрый и компанейский, он любил устраивать этим мальчишкам и девчонкам маленькие праздники. Он пел им песни, а они веселились, танцевали и дурачились. Как знать, может где-то в глубине души он чувствовал, что ни у тех, ни у других этого скоро не будет уже больше никогда. В свободное время старший мичман Беляев любил порыбачить. Он был заядлым рыболовом, готовым идти на рыбалку летом и зимой, и в дождь и пургу.

Удивительно, но я так и не увидел ни одной фотографии, где бы старший мичман Беляев не улыбался широкой и доброй улыбкой большого и доброго человека. Именно таким он и остался в памяти всех, кто его знал.

* * *

У Лены Грязных 12 августа был день рождения – двадцать два года. Вечером она позвонила родителям в Северодвинск: «Сережа ночью должен прийти с учений. Праздновать, наверно, будем завтра!» А завтра было первое известие об аварии на лодке…

На руках у Лены остался шестимесячный Вадим. До августа Лена жила у мамы в Северодвинске, но летом решила приехать в Видяево. В октябре мичман Грязных должен был уйти на боевую службу, и супруга решила провести оставшееся время до похода вместе.

Они поженились, когда каждому было всего по девятнадцать лет. До этого целый год встречались. Мама Лены Татьяна Федоровна поначалу отговаривала дочь, что той еще рановато замуж. Но узнав поближе Сергея, поняла, что лучшего мужа для дочери и не надо. Из рассказа Татьяны Федоровны: «Сережа с Леной очень похожи. Говорят, что это к счастливой жизни… Оператор, который снимал свадьбу, восхищался, мол, давно не видел такую красивую пару».

Все у Сережи с Леной складывалось вроде бы хорошо: служба на одной из лучших подводных лодок, получили квартиру в гарнизоне, родился сын. Говорят, что Сергей так ждал сына, что вначале даже не поверил медсестре, сообщившей ему эту радостную новость. Попросил тещу еще раз перезвонить в роддом. А потом по три раза в день носился в больницу, стирал пеленки, заставлял жену правильно питаться и как можно больше набираться сил…

Родом Сергей был из-под Мурманска. Семья самая обычная: папа – рабочий, мама – доярка. О флоте мечтал с детства. А потому окончил Мурманскую специализированную морскую школу, затем призвался на флот и поступил в школу техников Северного флота. Из служебной характеристики, выданной в школе техников: «Показательно дисциплинированный военнослужащий. Командир отделения. Проводит грамотную воспитательную работу с подчиненными. Проявляет старание в службе и высокую требовательность к себе. По характеру вежлив, общителен и спокоен. Учится только на “4” и “5”».

Сразу же после выпуска из школы техников Сергей попал служить на «Курск» техником вычислительной группы. Больше других дружил Сергей Грязных в экипаже с мичманом Яковом Самоваровым. Вместе учились в школе мичманов, вместе отдыхали. На свадьбе Сергея Яков был свидетелем. В тот последний поход они тоже ушли вместе. На одной из свадебных фотографий они все вместе: счастливые молодожены Сергей и Лена Грязных, а рядом улыбающийся Яша.

Яков Самоваров родился в поселке Луковецкий Холмогорского района. Мама Анна Адамовна – лаборант местной больницы. По отзывам близких, Яков с детства всегда отличался веселым и общительным нравом, в коллективе всегда душа компании. Самоваровы – старая флотская династия, на Северном флоте служил еще Яшин дед, который в свое время строил и Видяево, может быть, именно поэтому к морю всегда тянуло и внука. Был истовым любителем литературы. Знал наизусть почти всего Есенина, по нескольку раз перечитал Булгакова, Шолохова, Пикуля, Джека Лондона, Бондарева. Особенно любил «Тихий Дон», который перечитал четыре раза. Мог часами слушать Баха и Вивальди. Из музыкальных групп больше всего любил «ДДТ». Вместе с друзьями даже сняли небольшой любительский фильм «Это все “ДДТ”». Когда в поселке организовали конкурс «А ну-ка парни!», то Яша Самоваров взял там приз зрительских симпатий. Впрочем, жизнь Яшу особо не баловала. Он рано остался единственным мужчиной в семье, а потому очень многое сразу легло на его еще не окрепшие мальчишеские плечи. Вместе с другом детства Романом вдвоем чинили прохудившуюся крышу, копали огород, потом шли к Роману (он тоже был один мужчина в семье) и работали уже там. Бывало, оставался Яша и за маму. Тогда сам кормил, обстирывал и воспитывал младшую сестренку. Сам делал ремонт дома, делал мебель. Уже в свой последний отпуск сделал маме теплицу, завез земли. В день отъезда успел даже натянуть над теплицей целлофан. Еще до призыва Яков окончил мореходную школу, затем служил срочную на Северном флоте. Стал мичманом. Службой на «Курске» гордился. В августовский поход пошел начальником секретной части. По итогам похода был представлен к медали Нахимова.