Текст книги "Гибель «Курска». Неизвестные страницы трагедии"

Оба друга, Сергей Грязных и Яков Самоваров, по боевому расписанию находились во втором отсеке. Там скорее всего они и приняли свою смерть.

Мама Якова Анна Адамовна прислала мне не просто письмо, а настоящий роман-воспоминание, написанный в двух толстых тетрадях. Вся жизнь Яши Самоварова уместилась под зеленую обложку этих двух тетрадей, озаглавленных кратко и емко: «О сыне». Как жаль, что объем книги не позволяет опубликовать ее воспоминания о сыне! Скрепя сердце приходится ограничиться несколькими отрывками, наиболее ярко повествующими о жизненном пути Яши Самоварова.

«…Характер у сына был спокойный, уравновешенный, уважительное отношение ко всем старшим. Очень аккуратен был во всех делах, в одежде. Был очень щедрым. Жили мы дружно. Соседка увидит, говорит: “Ну, Аня, у тебя парень золотой!” Когда я приехала из Видяево, пришла ко мне знакомая. Я сижу, плачу и все повторяю: “Прости меня, сынок!” Она говорит: “И ты его прости!” Я тогда ответила, что мне его не за что прощать. Я могу только благодарить Бога за сына и сына за любовь и доброту ко мне и сестрам…»

«…Сегодня День подводника. Сижу, пишу вам, плачу. Как мне теперь жить без сына. Когда случилась беда, мы в Североморск приехали. Жили какое-то время там. Как-то услышала печальную, нежную, светлую музыку. Я, затаив дыхание, ждала название композиции. Она называлась “Вспоминай обо мне с любовью”. Я уверена, что это был мне привет от сына».

«…На “Курске” ему нравилось. Хотя поначалу и было нелегко. Попал Яша не по своей специальности. Пришлось осваивать новую и одновременно входить в новый коллектив. Отзывы о нем в Видяево я слышала только самые хорошие. Говорят, что пока документы не приготовит, ночи спать не будет. Все ребята там служили честно, и плавать хотели, и жить по-человечески… Они ведь в большинстве своем только начинали жить! Все время его службы на лодке я за Яшу очень беспокоилась, словно сердце что-то подсказывало. И хотя он всякий раз убеждал меня по телефону, что у него все хорошо, тревога не проходила».

«…После августовских учений хотел поступить учиться на психолога. Уже начал собирать себе библиотечку соответствующей литературы. Мне говорил, что хочет помогать людям лечить души. Я уверена, у него это бы получилось».

«…Беда пришла к нам 14 августа. Я была на работе, пришла на обед домой. Старшая дочь говорит: “Мама, только что передали, что на ученьях подводная лодка “Курск” легла на дно!” И все. С тех пор я вроде живу, а вроде и не живу. Все мои мысли только о сыне. Каждое утро просыпаюсь с именем: Яша-сынок! Приехала в Видяево, посмотрела, как ребятки наши жили, и больно мне стало на душе. Лена Грязных, жена Яшиного друга, рассказывала, что жили очень трудно, бывало, сидим без денег, Яша получит свой паек и к нам его приносит, помогал очень. Они все помогали друг другу… Как мне их всех жалко! Такие красивые, молодые, жить бы да жить!»

«…Я встречалась с мамой Алексея Коркина – Светланой Ивановной. Мы вместе были у Алеши на могилке. Столько хорошего мама рассказала мне о своем сыне! Тяжело нам сейчас, так хочется находиться рядом, говорить, вспоминать о детях, поддерживать друг друга. Светлана Ивановна рассказала мне, что, когда она лежала в больнице с больным сердцем, одна женщина ее утешила. Она сказала ей так: “Сейчас началось новое тысячелетие, и Господь решил воздвигнуть новый Храм на Небесах, поэтому ему нужны молодые, хорошие и чистые душой ребята. Вот он и выбрал ваших сыновей…”»

* * *

На «Воронеже» мы долго разговариваем с капитаном 1-го ранга Олегом Якубиной. Олег очень симпатичный человек. От него так и веет спокойствием и надежностью. Трагедия «Курска» стала и его трагедией. Олег рассказывает мне о своих мичманах и офицерах: «Старший мичман Сергей Чернышев попросился у меня на “Курск”сам. Говорил, пустите, хочу сходить на боевую, хоть концы с концами свести. Пустил. У него старший брат в штабе флота капитан 1-го ранга. Сергей был первоклассным связистом. Когда он был на корабле, то и командир БЧ-4 был ни к чему. Он умел и знал все досконально. Безумно жалко и Володю Свечкарева. Он тоже с БЧ-4 и тоже старший мичман. Пошел на “Курск” в командировку всего на один выход… Капитан-лейтенант Сергей Кокурин тоже с моего экипажа. В 97-м ходил с нами на боевую службу под Англию. Я тогда был старпомом. Прошел все боевые, офицер и специалист надежный, поэтому и ходил со всеми, на этот раз в очередной раз собирался. Что касается боцмана Саши Рузлева, то он был моим любимцем. У Саши отец всю жизнь проплавал на подводных лодках боцманом. Я его давно знаю. Подошел он ко мне однажды и говорит: “Возьми сына к себе, хороший парень, не пожалеешь!” Я взял и на самом деле так ни разу и не пожалел. В первый же выход в море Саша на рулях. Лодку держал и чувствовал, будто сто лет на рулях сидел. Гены боцманские, наверное! В надводном положении на ходу он меня всегда кофе поил из своего термоса. И умелец был на все руки, и человек отзывчивый и надежный. Я к нему относился как к сынку. Мне теперь каждую ночь снится “Курск”. Будто я открываю аварийно-спасательный люк, а там внизу мои ребята: головы, головы, головы… И я вижу своего боцмана. Он смотрит на меня снизу вверх. Я вижу его глаза, а в них немая мольба о помощи. Просыпаюсь и уже не могу больше заснуть до утра».

* * *

Со старшим братом мичмана Сергея Чернышева Евгением мы закончили одно и то же Киевское высшее военно-морское училище, хотя и с разницей в несколько лет. А потому общий язык нашли на редкость быстро. Ныне Евгений Чернышев заместитель начальника управления воспитательной работы Северного флота, Сергей же служил на «Курске» техником группы космической связи.

Чернышевы – морская династия. Более тридцати пяти лет в ВМФ прослужил отец Серафим Иванович, более четверти века отдали флоту каждый из двух дядьев, Владимир Николаевич и Иван Николаевич, тоже офицеры ВМФ. А потому семья Чернышевых – еще один яркий пример, когда служение Отечеству передается из поколения в поколение от отца к сыну и от деда к внуку.

Рассказывает капитан 1-го ранга Евгений Серафимович Чернышев: «Я подсчитал, что военной службе мужчины нашей семьи отдали уже около полутора веков и каждого из нас взрастил город русской морской славы Севастополь. Сережа родился в Севастополе, а потому дух и традиции города и флота жили в нем всегда. Ни он, ни я не мыслили себе иной судьбы, кроме военно-морской. С детства он буквально бредил кораблями и морем. Даже после смерти он остался в нем».

В кабинете Евгения Серафимовича вовсю звенят телефоны, но он их не слышит. Сейчас он не здесь, а там, рядом со своим младшим братом…

– Скажу честно, – говорит Чернышев-старший, – что я бы помог Сереже устроиться служить на берегу, там, где поспокойней и побезопасней. Но он очень любил свою подводную лодку, свой подплав. Решения всегда принимал самостоятельно, сам решил и насчет «Курска».

По словам брата, в детстве Сергей был всеобщим любимцем. Поздний ребенок и самый младший член семьи, он никогда никому не доставлял никаких хлопот. Хорошо учился, несмотря на переезды семьи из Севастополя в Североморск и обратно. Серьезно увлекался шахматами. Неоднократно выходил победителем Мурманских областных шахматных олимпиад. Всегда отличался отзывчивостью и готовностью прийти на помощь товарищу. Уже во время службы в Видяево Сергей купил машину. А так как отказать в просьбе не мог никогда никому, то почти все свое время кого-то встречал и провожал, отвозил и привозил, абсолютно этим не тяготясь. Чинил и ремонтировал всем радио– и видеоаппаратуру. В товарищеских отношениях на корабле Сергей был со всеми, но дружил больше всего с коком Анатолием Беляевым. Их часто видели вместе и на службе, и дома. Вместе ходили на охоту и рыбалку. Вместе обсуждали нынешнее и мечтали о будущем.

Дорога на корабли у Сергея не была слишком простой. Пришлось поработать на заводе, окончил факультет радиосвязи Мурманского государственного технического университета. Профессию свою знал в совершенстве, наверное, и здесь сказались гены. Отец Евгения и Сергея был офицером-связистом. Сослуживцы припоминают случай, что в бытность Сергея Чернышева командиром резервного поста связи на АПРК «Воронеж» лодку проверял командующий флотом адмирал Ерофеев. Он дал вводную: «Аварийную связь подготовить!» Спустя какую-то минуту Сергей доложил о готовности, перекрыв многократно не только свой собственный норматив, но и норматив основного поста. Настоящий профессионализм всегда был ценим, а потому флагманские связисты дивизии и флотилии неоднократно предлагали Сергею перейти на офицерскую должность, ведь для этого у него было все: знания, опыт, образование. Но Сергей отказывался. Ему нравилось заниматься любимым делом. К тому же ему уже оставалось какие-то полгода до северной пенсии.

Узнав о гибели младшего сына, тяжело заболел отец. Общаясь с Евгением Серафимовичем, я невольно поразился мужеству этого человека. Как заместитель начальника управления воспитательной работы флота, он с утра до вечера занимался всем, что было связано с «Курском». Через него шли сотни больших и малых дел. Никто никогда не щадил его, ибо по кругу служебных обязанностей он должен был знать все. А я на всем протяжении нашей встречи невольно думал о том, что должен чувствовать старший брат, который не смог уберечь младшего, что и как скажет он теперь своему больному отцу.

Будучи в Видяево, я слышал о Сергее много хороших слов от его бывших сослуживцев. Все они отмечали его общую эрудицию, умение рассказывать веселые истории в свободное время и то, что, долго прослужив в подплаве, он пользовался у всех большим уважением за высокий профессионализм.

Мама Сергея Валентина Ивановна, говоря о сыне, нет-нет да и рассказывает о нем как о живом. Для наших мам их безвременно ушедшие дети живы вечно!

– Сережа рос легким и общительным мальчиком, – рассказывает Валентина Ивановна. – Пока жили в Североморске, часто болел, и я до пяти лет сидела с ним. Любил всякую технику. Бегал за отцом, смотрел, как Серафим работает. Помню, как прислал нам частичку грунта, поднятого с места гибели “Комсомольца”… Срочную службу Сережа служил в Донузлаве, потом работал на радиозаводе. Потом пошел служить на Северный флот. Экипаж “Курска” ему очень нравился. Учился на пятом курсе Мурманского университета, так и не успел сдать две задолженности… Летом 2001 года хотел увольняться, присмотрел себе место инженера там же, в Видяево. В своем последнем отпуске обещал мне сделать ремонт… Я за него всегда переживала, душа болела. По “Маяку” услышала об аварии с лодкой, позвонила его жене Оле в Видяево: “Это не Сережина лодка?” – “Сережина!” В Видяево мы не летали. Я перенесла две операции. Серафим был тоже плох. Теперь мы с ним живем только прошлым…»

В день прощания с погибшими на «Курске» в Североморске именно капитану 1-го ранга Чернышеву выпало открывать и вести траурный митинг. Стоя среди собравшихся на площади Мужества, я невольно волновался за него, хватит ли сил исполнить свой нелегкий долг, не дрогнет ли голос, не перехватит ли горло от нахлынувших чувств. Но нет, голос старшего брата был ровен и спокоен. И тогда я понял, что иначе просто не могло быть, ибо Евгений Чернышев прощался в этот день не только со своим Сергеем, он прощался со всеми павшими на «Курске» от имени их братьев…

* * *

В свой последний приезд домой мичман Максим Вишняков подарил родным картину «Крушение корабля» и книгу об авариях на подводных лодках. Узнав о катастрофе «Курска», 75-летний дед Максима, служивший в свое время на Северном флоте, рвался туда в надежде спасти своего внука.

– Я поеду! Я там все места знаю! – беспрестанно твердил он.

«14 августа, накануне моего дня рождения, мы с мамой составляли меню, ведь должны были прийти гости, – вспоминает младшая сестра Максима Аня. – И тут позвонила бабушка и сообщила о беде с “Курском”. Я сразу не очень испугалась – верила, что подводников обязательно спасут, и стала говорить об этом маме. Но у нее был шок, пришлось вызывать скорую…»

Рассказывает бабушка Максима Любовь Васильевна: «Это был ребенок от бога – добрый, искренний, ласковый, никогда никого не предал, не обманул. Мне казалось, что все беды будут обходить его стороной. Внук был очень талантлив: учился в художественной школе, играл на пианино, прекрасно пел. Английский язык хватал на лету. Но хотел быть только моряком. Об этом Максимушка мечтал с пяти лет, как только увидел море и корабли в Севастополе, где однажды гостил у сестры».

После окончания военного лицея в Кривом Роге Максим Вишняков поступает в школу мичманов в Севастополе, а после ее окончания просится на Север, где когда-то служил его дед. «Дед, я тобой горжусь, – писал он ему в письмах. – А еще горжусь, что служу на Северном флоте. Это действительно закалка для настоящих мужчин. Я мало кому рассказывал, что перенес, но это переносит каждый подводник. Например, в первый раз я сквозь слезы швартовался – голыми руками в 40-градусный мороз. В рукавицах этого не сделаешь. Естественно, надо привыкать…»

Дома Максим часто рисовал картины. Одну из них он подарил дедушке с бабушкой в мае 2000 года, когда в последний раз гостил у них. Называлась она «Крушение корабля».

– Это лучшая моя работа! – сказал внук. – Она мне удалась!

Увидев картину, бабушка разволновалась, уж больно страшным показалось ей зрелище уходящего в пучину корабля и погибающих людей. Поинтересовалась у внука: не страшно ли ему на подводной лодке?

– Не волнуйся, бабуля, наша лодка самая мощная в мире! – улыбнулся ей внук. – С ней никогда ничего не случится!

До встречи с Олей Максим никем из девушек особо не увлекался. Их любовь была единственной и взаимной. В октябре 1998 года была свадьба. Оля переехала к мужу в Видяево. Мечтали о большой семье.

«…Господи, я никогда так не был счастлив, как сейчас. Это так прекрасно любить и быть любимым. Мамочка, судьба подарила мне любовь – не каждый человек испытывает такое счастье, – написал в одном из своих писем домой Максим. – Я так люблю свою малышку. Такое впечатление, что она создана Богом для меня. Когда мы с Олечкой ссоримся, то не разговариваем друг с другом, но это бывает очень редко и всего лишь одну-две минуты, потом кто-то из нас не выдерживает и становится на колени, просит прощения и начинает ластиться. Чаще прошу прощение. Даже если она не права, я все равно извинюсь и поцелую мою малышку. Мама, у нас с Олей все хорошо, и дай Бог, так прожить всю жизнь…»

* * *

Техник гидроакустической группы мичман Алексей Зубов: потомственный подводник, севастопольский мальчишка, бредивший морем…

Из воспоминаний его тети Нины Григорьевны: «Леша был очень общительный мальчик, умел дарить любовь не только близким, но и “братьям нашим меньшим”, возился со всякой живностью. Да это и не удивительно. Он рос в атмосфере любви, которой всегда окружала его мама – Татьяна Андреевна… И сегодня о нем скорбят все его друзья, знакомые, а что же говорить о родных, бабушке? Ведь это за ней, больной, он не только ухаживал, но и успокаивал, всегда находил нужные слова. Алеша умел вышивать и довольно хорошо готовил. Добрый, веселый, отзывчивый парень, но почему такими грустными оставались его глаза? Быть может, это невольная грусть – неведомое нам знание того, что жизнь очень короткая и осталось совсем немного оставаться на этой земле?..»

Когда Леша подрос, как и многие севастопольские мальчишки, твердо решил: буду моряком! После восьмого класса предпринял попытку поступления в мореходку. И первая неудача. Принимали с того года в мореходку только после полного курса средней школы. Отчаяния не было. Своим близким он заявил: «Все равно буду моряком!» Так оно и случилось. Алексей закончил профессионально-техническое училище и поступил в школу техников Черноморского флота. Стал мичманом. Распределение получил на Северный флот. На «Курск» Алексей Зубов попал в 1999 году как лучший из лучших.

Он мечтал о многом: о дальнейшей службе, о долгой и счастливой жизни, готовился к свадьбе. Увы, ничего этого испытать ему было не суждено.

Рассказывает мама мичмана Михаила Бочкова Елена Гарьевна: «Миша с детства обожал море и все свободное время проводил в Севастопольских бухтах. Как многие мальчишки, занимался карате. Материально мы всегда жили трудно, а потому он каждое лето работал: ездил работать на виноградники, потом продавал заработанный виноград на рынке, а все деньги до копейки в семью. Профессию выбрал себе сам: судосборщик-ремонтник. Эту специальность получил, окончив ПТУ, после чего с друзьями пошел работать на Севастопольский морзавод. Однако просто ремонтировать корабли ему вскоре показалось мало. Он мечтал о флоте и поступил в школу техников. Когда делили флот, очень переживал и остался верен присяге. А затем новая мечта, теперь уже о службе на атомной лодке. Поэтому и поехал на Север. Я за него все время волновалась, но и гордилась. Все у него получалось. Попал на “Курск”. Это его взял наш сосед, бывший командир БЧ-5 “Курска” Анатолий Гончар. Он ведь Мишу с самого детства знал. Участвовал в его ремонте в Североморске. Говорил, что это даже лучше, так как можно лучше изучить технику. “Курск” Миша называл не иначе как “ласточка”. Говорил, что влюбился в нее с первого взгляда. В письме писал, как пил соленую забортную воду во время первого погружения. Был просто счастлив, когда сходил в автономку. В отпуск, когда приехал, все мне что-то покупал, а не себе. Мы думали, что сын найдет себе девушку в Севастополе, женится здесь, я буду внуков нянчить. А он нашел свою любовь на Севере, вот только жениться не успел. У него вообще было много планов. Друзей всегда было много. Он как друг был очень преданный. Очень рано стал взрослым. С его гибелью жизнь остановилась. Говорят, что Миша по всем признакам держался до последнего. Я в этом не сомневаюсь. Всем было тяжело терять своих детей и мужей, но мой Мишенька сейчас хотя бы лежит в родной севастопольской земле, на Братском кладбище, рядом с ребятами с “Комсомольца”. Он почти не изменился после смерти. Я как увидела его, так сразу же опознала. Я живу на Северной стороне, и он от меня совсем недалеко. Он как бы ко мне вернулся…»

Орден Мужества матерям старшего лейтенанта Бражкина и мичмана Бочкова вручал заместитель командующего Черноморским флотом вице-адмирал Геннадий Сучков. Сам старый подводник, он как никто другой понимал убитых горем мам. Но даже у него перехватывало горло, и он просил их только об одном: «Держитесь!» Одновременно был вручен орден и Дмитрию Яковлевичу Манойло. Сорок пять лет назад он старшиной 2-й статьи линкора «Новороссийск» во время гибели корабля спас жизнь нескольким своим товарищам. И думается мне, что вовсе не случайно сомкнулись нити разных поколений. Перед настоящим подвигом время не властно.

Севастополь прощался с мичманом Михаилом Бочковым под сирены кораблей Черноморского флота. Бронетранспортер с гробом, покрытым Андреевским флагом, медленно двигался по центру города, и, казалось, весь Севастополь вышел, чтобы проститься со своим сыном. На Графской пристани гроб перенесли на катер. Команды российских кораблей провожали своего товарища в последний путь, построясь по «большому сбору». Он очень любил этот город, эту бухту и, может, именно потому вернулся, чтобы остаться здесь уже навеки…

* * *

Еще одно письмо. На этот раз от мамы мичмана Валерия Байбарина: «Очень тяжело писать о сыне в прошедшем времени. Не хочу верить в то, что его нет, что никогда его не увижу. Перечитываю его письма, и горькие слезы застилают глаза. Несколько раз садилась за письмо и все откладывала. Не знаю, смогу ли сейчас написать. Валера родился 6 января 1975 в селе Маховом Курганской области, куда меня направили работать в школу после окончания педучилища. Там я вышла замуж, и родился Валера. Когда ему было 9 месяцев, мы переехали к моим родителям в Копейск. Здесь и прошли все его годы жизни. Валера рос очень развитым, сообразительным и самостоятельным. В два года с ним можно было разговаривать, как со взрослым. В школе активно занимался спортом: футбол, хоккей, спортивное ориентирование. Был чемпионом области по боксу. У них в школе была хорошая туристическая секция. Они обошли, наверное, весь Южный Урал. Занимался фотографией и из всех походов привозил снимки с собственными комментариями. Они и сейчас лежат передо мной. По характеру Валера был веселым и жизнерадостным. Друзья тянулись к нему. Руководитель их турсекции Владимир Иванович Сыпалов написал о Валере в нашей местной газете так: “Очень живой мальчишка был, крепыш, как коренной зуб. С 3-го класса ходил с нами в походы. Ему самой природой было заложено выживать в любых условиях. Оставь одного в лесу – не пропадет. Трудности переносил с улыбкой. На Валеру можно было положиться во всем. Мальчишки наши за ним хвостом ходили, а звали его не иначе как Воля. Он как будто торопился жить. Везде хотел успеть, все увидеть, попробовать…” Сын занимался во Дворце культуры, хорошо играл на трубе. Играл в оркестре и в армии. В армию он буквально рвался. До нее после школы успел закончить еще и профтехучилище как электрослесарь подземных работ. Немного поработал и на шахте. В июне 1993 года его призвали. В Североморске предложили учиться в школе техников на мичмана. Валера согласился. Я, конечно, расстроилась, что он избрал себе такой нелегкий путь. А он прислал мне письмо: “Я понял мама, что ты очень расстроилась. Но хочу тебя хоть немного успокоить, что хоть это и опасная профессия, но намного безопасней, чем в шахте. Никуда я от вас не денусь. Ежегодно буду дома. И не всю же жизнь мне на лодке плавать, а лишь до пенсии, то есть до 28 лет. Все-таки надо как-то будущее себе обеспечить, а тем более в наше время лучшего не найти. И потом, служа на флоте, я уже не представляю себе иного пути, сама флотская жизнь, ее атмосфера и морские традиции впитываются в меня, и не жалею нисколько. Даже чувствуешь себя по-особенному, когда одеваешь даже простую флотскую робу, не говоря уже о подарке…” Это он написал после полутора месяцев службы. Он очень гордился службой. Письма всегда начинал словами: “Привет с Краснознаменного Северного флота!”»

Из письма Валеры Байбарина: «На учебу хожу, как на праздник. Математику полюбил. Не думал, что так интересно над цифрами думать. Но у нас и преподаватели – женщины, добрейшей души люди. Они и сами видят, что перед ними не дети-школьники, а детины-матросы, а поэтому и относятся к нам с уважением и на “вы” называют. Я даже в одного из лучших выбился».

После школы техников молодой мичман Байбарин попал в Видяево на АПРК «Воронеж». Затем начались моря, боевые службы. В марте 1999 года ему предложили перейти на «Курск». И снова боевая служба.

Из письма Валеры Байбарина: «Вернулись мы благополучно живые и здоровые, без аварий и происшествий. Были в море с 3 августа по 19 октября, вот и считайте, сколько без света Божьего. Теперь это уже все воспоминания, как далекий сон. Ходили в Средиземное море, караулили авианесущие группировки. Вроде как бы герои теперь. Уже давно наши лодки не заплывали туда. В общем “повоевали” хорошо; и противника обнаружили, и уничтожили условно, и вернулись нормально. А встречали нас тоже хорошо: с оркестром и поросенком. Толпа детей, жен, речи торжественные, начальство высокое. Снова курская делегация приезжала, опять подарков, продуктов привезли. Молодцы. Неплохо нас поддерживают».

А дома Валеру уже ждала Ирина. Они познакомились год назад. Теперь решили создать семью. Осенью 2000 года хотели пожениться. Не успели. Ждали ребенка. Валера мечтал о девочке. Ему почему-то хотелось, чтобы ее назвали Светланой.

– А если будет мальчишка, то пусть зовут Андреем. Я ведь служу под Андреевским флагом! – говорил он друзьям.

О случившейся беде родные Валеры узнали, как и большинство родственников курян, из телевизионных новостей. Затем были дни надежд и горя. 9 января 2001 года у Ирины родилась девочка. Ее, как и мечтал отец, назвали Светланой. Она и на самом деле стала лучиком света для близких. Отцовство устанавливали через суд, установили. Теперь Светочка будет получать пенсию за погибшего папу. Сама же Ирина никакой пенсии за мужа так и не получит, так как не успела с ним расписаться. И хотя все понимают, никто ничего не может с этим поделать. Удивительно, почему одни люди придумывают бумаги, которые потом заставляют страдать других?

Сейчас силами городской администрации Копейска на аллее героев установлен памятник подводникам-землякам Вадиму Бубниву и Валерию Байбарину. Родители ребят захоронили у памятника капсулы, те самые, которые им выдали в Видяево с водой, взятой с места гибели «Курска». Теперь они ходят сюда как на могилу.

А еще у Валеры остался младший брат Сергей. Он инвалид с детства, и для него старший брат всегда был светом в окошке. Сергей не выпускает теперь из рук Валериных фотографий. Их было двое, а теперь он остался один.

Валера Байбарин вырос в городе горняков. Готовился стать шахтером, а стал подводником. Самой судьбой ему было уготовано быть вне земли, где как нигде проверяется мужество и стойкость, где чувство локтя и взаимовыручки важнее всех иных ценностей, где пополам с другом делится и последний глоток воздуха.

Своей маме Валера Байбарин прислал сорок одно письмо, которые она теперь будет свято хранить до конца своих дней. Сорок второго письма мама так и не дождалась…

* * *

Рассказывает отец фельдшера «Курска» Виталия Романюка Федор Львович: «Виталик рос компанейским пареньком. Было много хороших друзей. Как и большинство севастопольских мальчишек, мечтал о море. Запоем читал Пикуля. После окончания медучилища служил на БПК “Очаков” фельдшером. Но корабль находился в длительном ремонте, и Виталика это очень угнетало. Он добивается перевода на Северный флот на эсминец “Жаркий”. А затем уж попал и на «“Курск”. В последний отпуск выглядел очень довольным. С восторгом рассказывал о корабле и экипаже, об автономке. Я был очень рад за него. Моя жена, мама Виталика, умерла еще в 94 году, и у меня не было никого, кроме него, его жены Светланы и внука. Он был молод, но говорил, что до пенсии будет служить только на “Курске”. О трагедии узнал 14 августа. Сердце упало. Когда летели самолетом на Север, еще на что-то надеялись… А сейчас как будто плитой какой-то меня придавило. Ни на миг не отпускает…»