Текст книги "Тайный сыск генерала де Витта"

Одновременно вместе с рядом других офицеров, доказавших свою преданность, Павел Первый вскоре награждает де Витта орденом святого Иоанна Иерусалимского, одной из наград учрежденных им, как магистром Мальтийского ордена. За что получил награду де Витт нам неизвестно. Вполне возможно, что это было сделано опять же в угоду отчиму. Но может быть, дело было не только в этом. Разумеется, никаких воинских подвигов за графом пока не было, зато он честно и старательно служил. На фоне массовой гвардейской оппозиции для Павла это уже значило немало. Как бы то ни было, но император лично знал молодого графа де Витта, следил за его службой и, несомненно, благоволил к нему.

Переформирование Кавалергардского полка Павлу Первому до конца завершить так и не удалось, и подавляющая часть кавалергардских офицеров, помнивших свои недавние дворцовые привилегии и веселую беззаботную жизнь, были, по-прежнему, настроены к императору откровенно враждебно. Прямо противоположная ситуация сложилась в Конногвардейском полку, где все оппозиционеры были уже изгнаны, а вновь прибывшие офицеры полностью поддерживали императора. Именно поэтому к чести конногвардейцев из всей гвардии только офицеры этого полка не оказались замешанными в убийстве Павла I.

Константин Павлович Дж. Доу

11 марта 1801 года эскадрон лейб-гвардии Конного полка, которым командовал полковник Саблуков, должен был выставить караул в Михайловский замок, где проживал император Павел со всем семейством. Полк имел во дворце внутренний караул, состоявший из 24 рядовых, трех унтер-офицеров и одного трубача. Он находился под командой офицера и был выстроен в комнате, перед кабинетом императора, спиною к ведущей в него двери. Дежурным по караулу в этот день был корнет Андреевский.

Через две комнаты был расположен другой внутренний караул от гренадерского батальона Преображенского полка под командованием подпоручика Марина. Главный караул во дворе замка (а также наружные часовые) состоял из роты Семеновского полка. За день до этого по совету графа Палена (стоявшего во главе заговора), обвинившего конногвардейцев в "якобинстве", император удалил все эскадроны Конного полка (кроме эскадрона полковника Саблукова) из столицы.

Согласно выработанному заговорщиками плану, сигнал к вторжению во внутренние апартаменты дворца и в кабинет императора должен был дать адъютант гренадерского батальона Преображенского полка Аргамаков, которому, в свою очередь, должен был дать сигнал командир кавалергардов генерал граф Уваров, который в качестве доверенного генерал-адъютанта Павла Первого, был дежурным во дворце в ночь с 11 на 12 марта.

Подпоручик Марин (будущий поэт), командовавший внутренним пехотным караулом, удалил верных императору гренадер Преображенского лейб– батальона. Верный императору полковник-конногвардеец Саблуков по приказу Великого Князя Константина Павловича также был отозван из дворца и назначен дежурным полковником по полку.

«Его величество император Константин Первый»

Семеновцы заняли все подходы к дворцу и все его внутренние коридоры и проходы. Сигнал был подан, пьяные заговорщики (братья Зубовы, генерал Бенигсен и другие) ворвались в комнату императора, а затем Скарятин, офицер лейб-гвардии Измайловского полка, снял висевший над кроватью собственный шарф императора и задушил его. Когда в комнату ворвались конногвардейцы, было уже поздно…

На следующий день под прикрытием кавалергардов во дворец прибыл великий князь Александр Павлович. Нижние чины и офицеры лейб-гвардии Конного полка отказались присягать Александру, лишь только когда им был показан труп Павла, присяга состоялась. Первые дни после воцарения нового императора офицеры Конного полка держались в стороне и с таким презрением относились к заговорщикам, что произошло несколько столкновений, окончившихся дуэлями.

Что касается де Витта, то он в перевороте, никакого участия не принимал. В известных на сегодня списках заговорщиков его фамилии никогда не было. Да и не имел граф никаких личных причин за что-то таить обиду на своего императора.

Кроме этого следует отметить следующее. Для кавалергардов де Витт был чужаком, присланным к ним для «оздоровления» из Конногвардейского полка, с которым у кавалергардов давно были весьма натянутые отношения. К моменту переворота де Витт находился в Кавалергардском полку всего три месяца и за это время, разумеется, еще не смог стать своим. Кроме этого, как известно конногвардейцы считались (и на деле оказались) единственно до конца верными Павлу Первому, тогда как кавалергарды, наоборот, были в первых рядах убийц императора. Думается, что служить в кавалергардах де Витту было нелегко и морально. Вряд ли у него было там много друзей, так как большинство офицеров полка считали его любимчиком Павла и относились соответствующе.

Однако, как не странно, но государственный переворот пошел де Витту на пользу. Уже 6 марта его снова производят в новый чин, на сей раз в ротмистры. Здесь, опять же, по-видимому, сыграли роль сразу два фактора.

Во-первых, в те дни получила повышения в чинах сразу большая группа гвардейских офицеров, причем, как принимавших непосредственное участие в перевороте, так и не принимавших. Новый император, таким образом, «рассчитывался» с гвардией за услуги по занятию трона.

Во-вторых, дав де Витту новый чин, Александр Первый сигнализировал его отчиму, что, российская власть, по прежнему, благосклонна к нему и ценит своего польского союзника. А награды продолжали сыпаться на молодого кавалергарда как из рога изобилия. В октябре этого же 1801 года всего на двадцатом году от рождения де Витт производится в полковники и принимает под команду самый элитный и престижный 1-й эскадрон Кавалергардского полка. И все это, не участвуя ни в одном сражении, и не покидая Петербурга! Принимая во внимание и влияние Потоцкого– Щенсного, и старания матери, все же думается, что и сам Иван де Витт служил по-прежнему достаточно прилежно и старательно.

Биографы де Витта немного знают о его первых петербургских годах. Думаю, что не буду далек от истины, если предположу, что молодой красивый полуполяк-полугрек с прекрасным знанием французского языка и с прекрасными артистократическими манерами, умный и легкий по характеру, при этом еще и очень богатый был желанным гостем всех великосветских салонов и балов.

В кавалергардском полку существовала давняя традиция отмечать производство офицеров в новый чин своеобразным способом. Герой торжества нанимал похоронный катафалк, на который устанавливался гроб, доверху заполненный бутылками с шампанским. Вокруг гроба торжественно рассаживались участники празднества и начинали хором распевать похоронные песни, не забывая при этом опустошать содержимое гроба. Катафалк, тем временем, объезжал весь город. Периодически он останавливался, и тогда развеселые офицеры заставляли зазевавшихся прохожих пить вместе с ними. У нас нет информации, что де Витт участвовал в подобных мероприятиях. Однако у нас нет и никаких данных, что он в поездках на катафалке не участвовал.

Скорее всего, де Витт, как и всякий уважающий себя молодой кавалергард, веселился наряду со своими товарищами, восседая у гроба забитого льдом и шампанским и распевая печальные псалмы под грохот вылетающих пробок.

Однако обстоятельства заговора гвардейских офицеров против императора и его ужасная смерть, вне всяких сомнений, потрясли молодого де Витта. Он просто не мог не задуматься над тем, как легко горстка мятежников может переменить власть в такой великой державе как Россия. Мы уже никогда не узнаем, о чем именно думал молодой граф, но о выводах его раздумий можем определить с определенной уверенностью – государственная власть должна уметь защищаться от подобных заговоров, и для этого нужны особые специально подготовленные люди. Как знать, может быть, именно после смерти императора Павла и начала выкристаллизовываться идея де Витта о секретной службе, действующей во благо России и стоящей на защите императора…

Но и это не все. Мы не знаем всех обстоятельств непринятия участия в заговоре против императора молодого де Витта, но именно тогда кавалергардский ротмистр на деле продемонстрировал свою безграничную преданность российскому престолу. Разумеется, на словах эту преданность демонстрировали все офицеры гвардии. Что касается де Витта, то он ее доказал, причем в самый критический момент, в то время, как для большей части гвардии участие в мятеже казалось не только и не столько благом для России, как возможностью обеспечить себе карьеру при новой власти.

Отметим, что достойное поведение де Витта не осталось незамеченным представителями правящей фамилии, и было оценено по достоинству. Причем оценено не только вдовой покойного императора, но, как это, быть может, на первый взгляд покажется странным, и вступившим на престол Александром Первым. Последний прекрасно разбирался в людях, и преданный династии офицер был ему значительно ближе, чем те, кто ради карьеры только что поднялись на мятеж против его отца, а потом, как знать, быть может, при определенных обстоятельствах выступят и против него. Увы, но во все времена по настоящему преданных людей не так уж и много.

Повторюсь, что никакой информации о конкретном поведении де Витта во время мятежа у нас нет, слишком не значительной был он тогда фигурой, чтобы попасть в анналы истории. Но то, что из офицеров, не участвовавших в заговоре, Витт был выделен особо, наводит на определенные предположения. По авторской версии молодой ротмистр вполне мог узнать о затеваемом свержении Павла Первого от проговорившихся офицеров кавалергардов, а узнав, предпринять попытку известить императора, а может и наследника о готовящемся перевороте, однако это ему не удалось. Возможно, де Витт был изолирован сослуживцами. И хотя, повторюсь, никаких исторических доказательств этому нет, но последующие события в целом делают данную версию весьма правдоподобной.

Как бы то ни было, но отныне между Романовыми и де Виттом начинаются скрытые от большинства глаз особые отношения, отношения, которые во многом определят его дальнейшую судьбу и продлятся до последних дней нашего героя. Но все это будет еще впереди, а пока жизнь и служба продолжались.

После событий 1 марта 1801 года де Витт недолго командовал своим 1-м кавалергардским эскадроном. Уже в сентябре 1802 года его переводят в лейб– кирасирский ее величества полк, где он так же принимает под свое начало эскадрон. Кирасиры ее величества, хоть и пользовались правами гвардии, но к старой гвардии, как кавалергарды, уже не относились. Впрочем, это в известной мере компенсировалась тем, что шефствовала над полком лично вдовствующая императрица Мария Федоровна.

Истинные причины перевода де Витта в лейб-кирасиры мне не известны. Предположу, что одной из таковых могло быть хорошее в прошлом отношение к де Витту со стороны Павла Первого и, как мы уже говорили выше, его достойное поведение во время мятежа. Зная об этом, вдова императора и пожелала видеть в полку своего имени офицера, к которому в свое время благоволил ее покойный супруг, и который доказал свою преданность в кровавых событиях 1 марта. В пользу этого предположения говорят следующие факты. Уже через несколько дней после смерти Павла Первого его вдова Мария Федоровна обратилась к Александру I с намерением удалиться в Павловск.

Портрет вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны

Тот спросил у нее, кого она хотела бы видеть в качестве своей охраны. Императрица отвечала: «Я не выношу вида ни одного из полков, кроме Конной гвардии». Тем самым она подчеркнула свою любовь к офицерам конногвардейцам, оставшимся до конца верными ее мужу. Что касается де Витта, то он, хотя и носил мундир кавалергарда, но по своему настрою и поведению оставался именно конногвардейцем.

Любопытно, что эскадрон конногвардейцев, отправлявшийся в Павловск, по особому повелению Александра (с подачи, разумеется, его матери), был снабжен новыми чепраками, патронташами и пистолетными кобурами со звездой ордена Святого Андрея Первозванного, имеющей надпись с девизом "За Веру и Верность". По воспоминаниям полковника Саблукова, ".. эта почетная награда, как справедливая дань безукоризненности нашего поведения во время заговора, была дана сначала моему эскадрону, а затем распространена на всю конную гвардию. Кавалергардский полк, принимавший столь деятельное участие в заговоре, был чрезвычайно обижен, что столь видное отличие дано было исключительно нашему полку. Генерал Уваров горько жаловался на это, и тогда государь, в виде примирения, велел дать ту же звезду всем кирасирам и штабу армии, что осталось и до настоящего времени".

Думаю, что после событий 1 марта и сам де Витт не испытывал особого желания продолжать службу в Кавалергардском полку, чуждому ему по духу и нравам. Скорее всего, он с удовольствием согласился переменить место службы. Будучи человеком умным, Витт просто не мог не понимать – вдовствующая императрица Мария Федоровна всегда будет иметь большое влияние на своего старшего сына-императора, а потому служить в полку ее имени и пользоваться ее личным расположением гораздо перспективнее, чем прозябать среди чужаков кавалергардов.

В отличие от кавалергардского полка у лейб-кирасир ее величества де Витт застал более простую, почти домашнюю обстановку. Здесь помнили и чтили убитого императора, здесь царил настоящий культ его супруги.

 
Пусть старомоден белый наш колет;
Пускай кираса уж не сдержит пули —
Короне нас вернее нет,
За Государыню наш вздох последний будет!
 

Эти слова полковой песни лейб-кирасир ее величества полностью отвечали состоянию души де Витта. Думается, что морально служилось в лейб– кирасирах ему куда приятнее, чем в предыдущем полку.

Лейб-кирасирский ее величества полк был сформирован году под названием драгунского Портеса полка, а затем Невский драгунский. Боевое крещение полк получил осенью 1705 года в составе кавалерийского отряда князя Меншикова в бою у предместья Варшавы – Праги. Впоследствии полк принимал участие во всех крупных битвах Северной войны– у Калиша, при Лесной, под Полтавой, был в Курляндии, Померании, Голштинии, Дании, участвовал в подавлении восстания Кондратия Булавина.

В 1733 году в русской армии начинают формировать кирасирские полки – главную ударную силу кавалерии. Невскому драгунскому полку выпала особая честь – он стал не просто кирасирским, а лейб-кирасирским, то есть шефом его стала сама императрица Анна Иоанновна. Императрица считалась и полковником полка, почему его командиры именовались вицеполковниками.

Анна Иоанновна. Гравюра Ивана Соколова, 1740

С переформированием полка в кирасирский, он получил и свои первые регалии – серебряные литавры. Впоследствии императрицы Елизавета Петровна и Екатерина II также были шефами и полковниками полка. При этом нужно отметить, что он не входил в состав Гвардии, а был армейским полком, но имевшим особую привилегию – шефство высочайших особ. В 1796 году шефом полка назначена супруга Павла императрица. В 1798 году полк выступил из России за границу и принял участие в кампании 1799 года в Швейцарии. 26 сентября 1799 года три эскадрона полка приняли участие в бою у деревни Шлатте – последнем сражении на берегах Рейна. В марте 1800 года полк вернулся в Россию и, по существу, являлся в то время единственным из привилегированных полков тяжелой кавалерии имевшим боевой опыт.

В октябре 1798 года в знак особого расположения к полку Павел Первый пожаловал ему на чепраки и чушки шитые серебром восьмиконечные звезды с двуглавым орлом в центре. Отметим, что кирасиры ее величества были единственным полком, имевшим с 1801 года серебряные кирасы, тогда как во всех других кирасирских полках они были отменены и вновь введены (но уже стальные) только в 1812 году. Это был знак высшего благоволения со стороны Павла Первого.

Немного позднее из-за синего цвета приборного сукна за лейб-кирасирами ее величества навсегда закрепилось прозвище «синие кирасиры». Как и в других привилегированных полках у лейб-кирасир ее величества были свои традиции. Так нижние чины полка комплектовались, как правило, из высоких красивых брюнетов. По возможности и офицеры полка тоже должны были быть брюнетами, так что и по внешнему виду де Витт полностью соответствовал «стандартам» лейб-кирасир. Общая полковая масть коней полка была рыжей, и только у трубачей серой. В 1-й эскадрон входили золотисто-рыжие кони, во 2-й рыжие белоногие с проточиной, в 3-й рыжие со звездочкой, и в 4-й темно-рыжие и бурые. Каким из этих эскадронов командовал де Витт нам в точности не известно.

Любили лейб-кирасиры и выпить. Недаром в одной из полковых песен пелось:

 
Не бояться вина количества
Кирасиры ее величества!
 

В том же лейб-кирасирском ее величества полку при брате начал службу поручиком и его младший сводный брат Станислав Потоцкий. Отношения между братьями были прекрасными и они не только вместе служили, но и вместе проводили время вне службы.

Наверное, одно из главных отличий службы в гвардии от службы в обычных армейский полках – это огромное количество всевозможных праздненств и парадов, в которых приходилось участвовать гвардейцам. Петербургские парады вообще занимали заметное место в жизни города и своим количеством, и красотой. Парады были полковые или всего гвардейского корпуса, по случаю смены караулов и дворцовые, в связи с большими праздниками или важнейшими событиями в жизни империи, столицы, императорской фамилии. Эти церемонии запечатлены на многочисленных гравюрах и картинах. Чаще всего военные команды и музыка оглашали просторный Царицын луг, ставший со времени Павла I в полном смысле Марсовым полем, как в Париже. Здесь проводились многочисленные военные учения.

«Кто станет отрицать, – писал один петербуржец, – что военные эволюции, как ни механическими нашей гражданской философии кажутся, пленительны; что это многолюдство, составляющее правильные фигуры, движущиеся и переменяющиеся одна в другую по одному мановению как бы волшебным образом, что приятная и блестящая пестрота среди единообразия занимает взор необыкновенно, как звук музыки и гром пушек – слух».

С начала XIX века военные парады стали устраивать в память о различных исторических событиях. Так 16 мая 1803 года столица торжественно «возобновила память об основателе сего града…». Гвардейские полки прошли маршем по Английской набережной к Сенатской площади. Во главе колонн был молодой государь – Александр I, который при прохождении мимо Медного всадника «изволил ему салютовать, чему последовали все войска». В этом параде участвовал со своим эскадроном и де Витт.

Важным элементом военного быта гвардейских полков, расквартированных в Петербурге, было соперничество. Мы уже говорили выше о весьма сложных отношениях между офицерами Кавалергардского и Конногвардейского полков, которое длилось не один год. Соперничество между полками находило, порой, самые разные формы выражения. На поле боя полки гордились своей доблестью, на походе – выносливостью. В мирное время соперничество было на скачках и в дружеской попойке, а порой решалось и на дуэлях. Военный писатель В. В. Крестовский отмечал два типа поведения гвардейских офицеров в александровское время: «В Кавалергардском, Преображенском и Семеновском полках господствовал тогда особый дух и тон. Офицеры этих полков принадлежали к высшему обществу и отличались изяществом манер, утонченною изысканностью и вежливостью в отношениях между собою: Офицеры же других полков показывались в обществе только по времени и, так сказать, налетами, предпочитая жизнь в товарищеской среде, жизнь нараспашку. Конногвардейский полк держался нейтрально, соблюдая смешанные обычаи. Но зато лейб-гусары, лейб-казаки, измайловцы, лейб-егеря жили по-армейски и следовали духу беззаботного удальства… Уланы всегда сходились по– братски с этими последними полками, но особенно дружили они с флотскими офицерами».

Разумеется, у гвардейцев, как и в каждой уважающей себя карпорации, был и свой жаргон. Вот некоторые характерные его образцы, автором которых был командир лейб-гвардии Уланского полка граф Гудович: «сушить хрусталь» – пьянствовать, «попотеть на листе» – играть в карты. Широко использовали, к примеру, термин «хрипун» для обозначения военного щеголя, затянутого в корсет. Все это составляло жизнь и де Витта.

Гудович в военном мундире

Однако помимо всего этого молодой полковник серьезно занимался совершенно иными, казалось бы, совершенно чуждыми гвардейцу делами. Все свободное время де Витт уделяет изучению устройства иностранных армий, их особенност и устав. Военная разведка в то время еще не была до конца сформирована организационно, но то, что Витт, уже тогда отдал в душе предпочтение именно секретной службе, сомнений не вызывает. Одновременно молодой полковник становится завсегдатаем великосветских салонов. Имя, связи и деньги открывали ему все двери. Вскоре о красавце полковнике стали говорить, как об умном и многообещающем молодом человеке. Почтенные мамаши обратили на него взор, как на перспективного жениха. Но Витт и не помышлял об этом. Мир салонов, мир интриг и скоропалительных любовных связей, мир сплетен и закулисных дел пришелся ему столь по душе, что вскоре он чувствовал себя там, как рыба в воде. Кровь матери влекла молодого графа к невероятным приключениям и самым рискованным авантюрам. Современники отмечают, что в ту пору у графа было немало романов. Впрочем, у кого из гвардейских офицеров их не было?

В 1805 году для Ивана де Витта начинается новая глава его жизни – полк выступает за границу, на этот раз в Австрию. Началась война с наполеоновской Францией, и молодому полковнику предстояло получить свое боевое крещение на поле брани.

Говоря об участии лейб-кирасиров ее величества в кампании 1805 года, необходимо сказать следующее. В отличие от легкой кавалерии (гусар, драгун и уланов) которая предназначалась для разведки, несения дозоров, лихих рейдов по тылам противника и его преследования после выигранного сражения, тяжелая кавалерия (конногвардейцы, кавалергарды и кирасиры) предназначались для пробития неприятельской обороны. Рослые всадники в броне с тяжелыми палашами на огромных конях должны были в тесном строю проламывать вражеские порядки.

По существовавшему в ту пору уставу тяжелой кавалерии, неприятеля следовало атаковать только сомкнутым «железным» строем, а уже для преследования, не выдержавшего натиска врага, использовалась «рассыпная атака». По команде «Рознь! Марш! Марш!» следовало «каждому кирасиру не держать ни линии, ни шеренги, а ехать вперед». Стреляли и рубили до тех пор, пока сигнал «Аппель» не заставлял прекратить преследование и, не мешкая, собираться к своему штандарту. При этом свое место в шеренге можно было не отыскивать, но желательно было найти свою шеренгу (первую или вторую). Место сбора определялось по штандарту, для прикрытия которого всегда оставались с обеих сторон по три ряда кирасир с командиром 3-го взвода, а также замыкающий офицер и трубачи.

Кирасиры были главной ударной силой армии, от которой зачастую зависел конечный исход генерального сражения. Подготовка и снаряжение кирасир стоило очень дорого, а потому их никогда не бросали в бой, как все другие полки, а берегли «как зеницу ока» для нанесения решающего смертельного удара противнику. Именно поэтому боевых дел у кирасиров, как правило, бывало намного меньше, чем у их коллег гусар и уланов. Весьма не часто выпадало кирасирам драться с неприятелем во время многочисленных войн с Турцией. Там для них просто не было достойного противника, так как турки не имели тяжелой кавалерии, и драгуны с казаками вполне справлялись с их иррегулярной конницей. Однако в войнах с европейскими регулярными армиями кирасиры были просто необходимы. И если кирасиры уж шли в свою решающую атаку, то эта была стальная лавина, которая сметала все на своем пути. Остановить этот всесокрушающий напор мог только ответный удар такой же тяжелой конницы. В этом случае встречное сражение становилось настоящим полем брани рыцарских времен, когда, закованные в железо, огромные всадники крушили друг друга своими тяжелыми палашами.

Компания 1805 года была несчастливой для русского оружия. В кровопролитнейшем и несчастливом для русской армии сражении при Аустерлице лейб-кирасиры приняли самое активное участие. Полк не раз ходил в атаки, а затем весьма успешно прикрывал отступление нашей разбитой армии, находясь в ее арьергарде.

Полковник Иван де Витт при Аустерлице был контужен в правую ногу близко разорвавшимся ядром. Граф Ланжерон, участвовавший в том же сражении, впоследствии писал в своих мемуарах, что «Витт со своим полком удалился с поля сражения как раз в то время, когда его присутствие там было необходимо». При этом, по словам того же Ланжерона, «Витт только притворялся, что был контужен». Обвинения достаточно серьезные, однако, не без натянутости.

Александр Фёдорович Ланжерон Художник Дж. Доу

Во-первых, Витт не мог «со своим полком удалиться с поля сражения», хотя бы потому, что он в то время никаким полком не командовал, а был всего лишь командиром одного из эскадронов. Командиром же лейб-кирасир ее величества в день Аустерлица был генерал-майор Д.М.Есипов, чьи действия в сражении были оценены как правильные и храбрые. После тяжелых потерь кавалергардов и конногвардейцев, именно лейб-кирасиры ее величества остались практически последним ударным конным резервом русской армии. Именно поэтому их и не бросили в пекло боя, а использовали уже в самом конце сражения для прикрытия отхода разбитой русской армии. Один вид сомкнутых и готовых к контратаке кирасирских эскадронов быстро привел в чувство преследовавших нашу армию гусар и драгун Наполеона, удара вымуштрованных кирасирских эскадронов легкая кавалерия не выдерживала никогда. А потому, предприняв несколько бессвязных попыток прорваться мимо, французская конница откатилась.

Обвинение Витта в притворстве во время Аустерлица тоже весьма натянуто. Зачем ему было притворяться, когда он так и не убыл в обоз, а до конца кампании оставался в арьергарде армии со своим полком и принимал самое активное участие в ретирадных столкновениях с французами? Что касается самого Ланжерона, то он никогда не принадлежал к кругу друзей Витта, а в будущем (в так называемый «одесский период» жизни нашего героя) вообще, будучи высокопосвященным масоном, считался одним из главных его недоброжелателей. Но об этом речь еще впереди.

После окончания компании с французами, в конце 1806 года лейб– кирасирский ее величества полк был отправлен в состав Молдавской армии, в связи с начавшейся очередной войной с турками. В больших сражениях «синим кирасирам», впрочем, поучаствовать на той войне не довелось. Лейб– кирасир, как обычно, берегли как ударный резерв главнокомандующего, хотя в нескольких небольших стычках они все же приняли участие. Но полковника де Витта в рядах полка к тому времени уже не было.

Впоследствии в 1812 году лейб-кирасирский полк императрицы входил в состав кирасирской дивизии 1-й армии Барклая-де-Толли. Не раз дым сражений Отечественной войны и заграничного похода обвевал штандарты полка. Полоцк, Бородино, Красный, Люцен, Кульм, Фер-Шампенуаз, Париж – вот основные боевые вехи истории полка в эпоху Наполеоновских войн. За боевые отличия в Отечественную войну полк получил 19 Георгиевских серебряных труб.

Итак, боевое крещение нашего героя состоялось. Увы, началось оно в самой трагичной для русского оружия кампании за предшествующее столетие. Впрочем, говорят, что трудности и неудачи в начале пути лишь закаляют того, кто невзирая ни на что идет к своей цели. Именно так случилось и с полковником Иваном де Виттом.