Текст книги "Тайный сыск генерала де Витта"

Киселев Павел Дмитриевич (1788–1872)

Там же в Вене де Витт снова встретился и с Екатериной Багратион. К этому времени муж ветреной красавицы уже ушел из жизни, получивши смертельную рану при Бородино. Смерть мужа нисколько не отразилась на образе жизни Екатерины. Она все так же меняла любовников и наряды. Но если раньше деньги ей высылал муж, то теперь она их получала в виде пенсии за погибшего супруга.

Во время Венского конгресса Екатерина устраивала у себя в доме роскошнейшие приемы, на которые прибывали все главы союзных делегаций до императора Александра включительно. В салоне Екатерины Багратион решались тогда многие вопросы большой политики. Особенно незаменима Багратион оказалась в той тайной борьбе, которую Александр Первый вел с австрийским канцлером Миттернихом. Будучи все еще любовницей канцлера, Багратион добывала порой самые тайные данные о планах австрийской политики. В помощники к Екатерине Багратион был определен де Витт. Там же в салоне Багратион весьма часто бывала и великая княгиня Екатерина Павловна, уже успевшая к этому времени овдоветь и прощенная братом императором за прошлые политические интриги.

Любившая всякие тайные дела, сестра императора, по-прежнему, активно участвовала в добыче секретных материалов и так же, как и мадам Багратион, использовала свой дом и свой салон в этих целях. Там же в Вене с участием де Витта состоялась ее помолвка с наследным принцем Вильгельмом Вюртембергским, в результате чего великая княгиня стала вскоре королевой Вюртемберга.

Что же касается Екатерины Багратион, то впереди у нас будет с ней еще одна встреча, когда Багратион вместе с де Виттом, организуют и проведут, быть может, одну из самых загадочных и блистательных операций русской разведки в девятнадцатом веке.

Княгиня Екатерина Павловна Багратион Урождённая графиня Скавронская

Именно на Венском конгрессе император Александр, видимо, пришел к выводу, что де Витт, это тот человек, которому он может доверять во всем. А потому именно де Витт был первым кого император посвятил в свои тайные замыслы о послевоенном переустройстве российской армии. Это была идея устройства обширных военных поселений. Летом 1814 года на Венском конгрессе император высказал мысль о военных поселениях графу де Витту. Об этом впоследствии рассказал сам де Витт. В Записке, хранящейся в РГВИА, Витт пишет: «…В 1814 году, блаженныя памяти Государю Императору на Венском конгрессе угодно было удостоить меня объяснением великую мысль свою о военном поселении…» Но об этом речь в следующей главе.

В целом Венский конгресс стал большой политической победой России. По итогам конгресса предусматривалось лишение Франции всех ее завоеваний и создание у её границ государств-барьеров. Сильнейший барьер против Франции составили рейнские провинции Пруссии. Швейцария была усилена за счёт расширения границ и включения в её состав стратегически важных горных перевалов. На северо-западе Италии было восстановлено Сардинское королевство. К России отошло бывшее Великое герцогство Варшавское, получившее название Царства Польского. Австрия вновь установила своё господство в Италии, получила Восточную Галицию и обеспечила себе преобладающее влияние в образованном Германском союзе. Пруссия приобрела часть Саксонии, Познань, также левый берег Рейна, большую часть Вестфалии, шведскую Померанию и остров Рюген. Объединением Голландии и Бельгии было создано Нидерландское королевство. Норвегия была отдана Швеции. Италия осталась раздробленной. Англии закрепила за собой колонии Голландии и Франции: Мальту, Капскую колонию на юге Африки и Цейлон.

Итоги Венского конгресса следует считать большим успехом России. Получив почти все территории, на которые он имел виды, император Александр Первый фактически возглавил совет глав европейских государств. Отныне позиции России в Европе становились самыми доминирующими, и именно она являлась гарантом мира и спокойствия на континенте.

Во всех этих дипломатических завоеваниях была и немалая толика труда разведчика де Витта. И пусть его венская работа была не столь эффектной внешне, как деятельность в наполеоновской ставке, но значение для России она имела не меньшее. Кроме этого еще более доверительными и близкими стали отношения де Витта с императором. Генерал-майору было разрешено в случае особой необходимости обращаться к императору с секретными делами напрямую и в любое время, минуя при этом все канцелярии и министров. Пройдет совсем немного времени и де Витт, в отчаянной попытке предотвратить антигосударственный переворот, воспользуется данным ему правом.

Говоря о значении участия в Венском конгрессе для де Витта, можно сказать, что если его деятельность в Варшаве при Наполеоне была профессиональным дебютом, открывшим несомненный талант разведчика, то участие в конгрессе стало периодом возмужания и наступления профессиональной зрелости.

После окончания венского конгресса де Витт был отправлен во Францию, где состоял при командующем российского оккупационного корпуса графе М.Воронцове. Так как де Витт официально считался командиром казачьей двивизии, в состав штатного генералитета оккупационного корпуса он не вошел, а находился в распоряжении командира корпуса.

Чем же занимался де Витт? Дел у него хватало. Во-первых, надо было улаживать постоянно возникающие вопросы с местными властями и населением, хватало и других дел. Но не это было главным направлением его деятельности. Дело в том, что в полках оккупационного корпуса начали возникать масонские сообщества, причем входили в них ни только офицеры полков, но и адъютанты М.Воронцова: В. Голицын, И. Ягницкий и А. Лобанов-Ростовский.

Александр Николаевич Голицын

Академик С. Окунь в своем труде «История СССР 1796–1825 гг.» пишет: «А знаете ли вы, заявил Меттерних (канцлер Австрии – В.Ш.), единственный и истинный мотив нежелания императора Александра видеть хотя бы только один корпус армии – всего десять тысяч человек – расположенным за границей? Это его убеждение, что корпус перейдет на сторону врагов». Разумеется, речь здесь не идет о переходе корпуса на сторону Наполеона. Речь идет об опасении российского императора, что офицеры могут быстро проникнуться «якобинством», т. е. масонством. При этом Александр Первый прекарсно понимал реальность такой угрозы. Именно поэтому при оккупационном корпусе ему нужен был такой опытный специалист– контразведчик как де Витт.

Биограф М.Воронцова О. Захарова в своей книге «Генерал-фельдмаршал светлейший князь М.С. Воронцов» пишет: «Подозрение властей в том, что русский корпус «офранцузился», то есть в нем сильны революционные настроения, было так же одной из причин внимания Санкт-Петербурга к деятельности М.С. Воронцова на посту командующего корпусом во Франции. М.С. Воронцов был крайне уязвлен этими подозрениями в свой адрес, которые, с одной стороны – ставили под сомнение всю его государственную карьеру как военного и государственного деятеля… О сложности во взаимоотношениях с властями в этот период Воронцов не пишет никому, кроме Закревского (близкий друг Воронцова – В.Ш.), он старается не говорить на эту тему с родными и с окружающими, которые заметили его плохое настроение, но связали это с ухудшением здоровья». Вполне возможно, что все бы закончилось не столь благополучно, если бы не де Витт. Без излишней огласки и шума, он сумел провести ряд «оперативных мероприятий». Они сразу же сбили волну «омасонивая» офицеров. С вступившими же в тайные ложи офицерами были проведены соответствующие беседы, после чего масонско-якобинские страсти в корпусе сразу поутихли. Когда же в октябре 1818 года император Александр Первый вместе с прусским королем Фридрихов-Вильгельмом прибыли в Киеврен для смотра корпуса, де Витт произвел доклад Александру, который успокоил императора. Разумеется, что данная деятельность де Витт скрепила и дотоле вполне близкие отношения нашего героя с М. Воронцовым. Отметим, что, несмотря на большую озабоченность властей революционными настроением офицеров оккупационного корпуса, в мятеже декабристов приняли участие только несколько человек из состава этого бывшего корпуса. Почему большинство из офицеров отказалось по возвращении на родину от активной масонской деятельности? Вполне возможно, что благодаря именно своевременно «профилактичекой» работе де Витта.

В 1818 году М. Воронцов, вполне возможно, не без участия де Витта, знакомится с Париже с его кузиной графиней Елизаветой Браницкой и вскоре просит ее руки у матери – графини А.В. Броницкой, любимой племяннице знаменитого князя Г. Потемкина. Свадьба состоялась там же в Париже 20 апреля (2 мая) 1819 года. Отметим, что посаженным отцом невесты на свадьбе был известный герцог Веллингтон, победитель Наполеона при Ватерлоо.

Наполеон в битве при Эйлау 9 февраля 1807 года

Художник Антуан-Жан Гро

Пока де Витт решал дела политические, его мать – Софья Потоцкая в том же 1815 году выкупила из казны именье на южном берегу Крыма знаменитую Массандру – удивительно живописное местечко с целебным воздухом. Прекрасная фанариотка мечтала основать здесь большой город.

В одном из путеводителей по Крыму в 1834 году сообщалось, что Массандра известна "гигантским проектом, который 15 лет назад был составлен… графиней Софьей Потоцкой, желавшей заложить здесь основание городу". Для будущего города было уже придумано и весьма тенденциозное название – Софиеополь.

Тогда же в 1815 году Потоцкая подарила верхнюю часть имения, так называемую Верхнюю Ореанду, своему старшему сыну.

Во главе военных поселений

В 1814 году полки русской армии двинулись на родину и вернувшиеся домой казаки де Витта стали по праву пользовались своими завоеванными в боях правами. Однако если вначале предполагалось после войны распустить полки, то затем было решено оставить их, как постоянное формирование. Казаков отпустили по домам с обязательствами «по первому требованию» являться в полк. Офицеры остались на действительной службе и должны были иметь «полные сведения о состоянии и занятиях подчиненных казаков» в мирное время. Так продолжалось до 1817 года, когда это казачьи полки были упразднены, и бывшие казаки включены в состав военных поселенцев.

В июне 1816 года 1-й, 2-й, 3-й и 4-й украинские казачьи полки де Витта были переименованы соответственно в 1-й, 2-й, 3-й и 4-й уланские и одновременно были включены в состав армейской кавалерии как 3-я Украинская уланская дивизия. В командование новосозданной дивизией сразу же вступил опять же де Витт. Теперь он был дивизионным начальником уже не только «де факто», но и «де юре». Отныне бывшие казачьи полки становились регулярными кавалерийскими соединениями.

А затем для де Витта анчалось нвое поприще – организация воыееных поселений на юге России. Окончательно вопрос о создании военных поселений решался в узком кругу, около 1816 года. Отметим, что кроме императора в этот круг входили только Аракчеев, Ермолов, генерал– лейтенант де Витт и чиновник канцелярии императора Самбурский.

Алексей Андреевич Аракчеев Художник Дж. Доу

В 1817 году де Витту было поручено формирование еще одной Бугской уланской дивизии, на этот раз на базе 3-го и 4-го полков своей дивизии и Бугского казачьего войска. Вместе с Украинской уланской дивизией она должна была стать основой будущего военного поселения.

Сведений о том, как восприняли новость малороссийские казаки, информации нет. Однако можно предположить, что особого восторга у призванных по случаю войны мещан и крестьян это известие не вызвало. Но на этом преобразование казачьих полков не закончилось. Именно на их базе было решено сформировать корпус резервной кавалерии, основу которого составили бы военные поселения на юге России. Задача, прямо скажем, была весьма не простая. Предстояло неким образом совместить казацкую традицию с дисциплиной регулярной армии.

Создание военных поселений шло не просто. До этого никто подобных вопросов не решал. Теперь помимо военной деятельности Витту предстояло решать и бесчисленные хозяйственные вопросы, связанные с размещением тысяч людей в военизированных поселениях, с их обустройством и военной подготовкой.

Помимо Украинской уланской дивизии в корпус должна была войти еще одна уланская дивизия – Бугская. Основу ее должно было составить Бугское казачье войско и 3-й и 4-й полки Уланской казачьей дивизии де Витта. Формирование новой дивизии де Витт начал в 1817 году. Казачьи традиции быстро преобразовались в уланские и вскоре на офицерских пирушках уже вовсю пели новые песни:

 
Кто два раза в день не пьян,
Тот, простите, не улан!
 

Император Александр Первый придавал большое значение поселенным войскам, видя в них перспективу для российской армии и внимательно следил за их образованием и становлением. В начале мая 1818 года, будучи на юге России, он приехал для смотра только что сформированной Бугской уланской дивизии, и остался ею весьма доволен. «Все, что я видел сегодня, превзошло мои ожидания!» – объявил он де Витту. За устной высокой оценкой почти сразу же последовала и официальная награда. Уже 6 мая за скорое формирование дивизии Витт был произведен в генерал-лейтенанты.

Из биографии де Витта: «Формирование дивизии совершено было не без труда. Бывшее Бугское казачье войско было очень недовольно переменой своего положения. Один из офицеров Барвинский уверил казаков, что существует грамота Екатерины Второй, по которой Бугское войско не может подвергаться никакому переформированию. Когда казакам объявлен был указ о преобразовании их войска, они отказались исполнить его. Для усмирения их пришлось прибегнуть к военной силе, после чего де Витт, по приказанию Аракчеева, нарядил суд. Барвинский и 63 казака были присуждены к смертной казни. Приговор суда был смягчен Государем: Барвинский, лишенный чинов, орденов и дворянства, был выслан из пределов поселения, 2 казака были сосланы в Сибирь на службу рядовыми без права отпуска и отставки, остальные получили прощение».

Разумеется, что удивительная мягкость окончательного приговора при весьма жестоких нравах той эпохи следует объяснить не только снисхождением со стороны императора. Очень много зависело здесь и от информации о событиях в Бугском казачьем войске со стороны де Витта, которому во многом бывшие казаки и были обязаны прощением. Что касается де Витта, то он на протяжении всей своей жизни, вопреки созданному о нем мнении, всегда был на редкость лоялен к людям и достаточно снисходителен к их проступкам.

Расселение военных округов между тем расширялось, росло вширь численно и пространственно. Если первоначально «поселенная конница» занимала территорию нескольких уездов Новороссии, то затем их число попали и уезды Киевской и Подольской губерний.

В том же 1818 году году де Витт стал командующий вторыми (резервными) батальонами полков 10-й, 13-й и 20-й пехотных дивизий, а чуть позднее и командующий вторыми батальонами полков 7-й, 8-й и 9-й пехотных дивизий. Фактически отныне в руках де Витта были сосредоточены все воинские резервы юга России. В декабре 1819 года де Витт был награжден орденом Святого Владимира 2-й ст. «в воздаяние отличного усердия к службе и трудов, понесенных при устройстве вверенных военных поселений Бугской уланской дивизии, а год спустя получил второй по значению орден империи Святого Александра Невского.

Какую же цель преследовал Александр I, создавая военные поселения вокруг Петербурга и на юге России? Страсть императора к прусской муштровке в данном случае нельзя признать основной причиной, так как для этой блажи волне хватало и существовавшей армии. Не являлось главной целью и желание с помощью создания военных поселений сократить расходы государства на армию. О главной причине желания Александра I создать военные поселения как можно быстрее, историки обычно умалчивают. А причина была и весьма серьезная!

Заключалась она в том, что в создания военных поселений Александр Первый видел воинскую силу, которую в случае необходимости он мог бы противопоставить гвардии, после заграничных походов ставшей гнездом масонства. На первый взгляд это выглядит парадоксально: император создает противовес собственной гвардии, обязанной служить главной опорой его трона. Однако если вспомнить события декабря 1825 года, то все оказывается весьма логичным и своевременным. Надо вспомнить и события тех же лет в Турции, когда султан был вынужден истребить свою собственную «преторианскую гвардию» – янычар, чтобы обезопасить себя от их мятежей. И в первом и во втором случае императором Александром и султаном Махмудом Вторым руководили одни и те же мотивы.

Вполне возможно, что создавая поселенные войска, Александр I после подавления с помощью ее военно-масонского заговора, предполагал использовать ее и для осуществления своей заветной мечты – уничтожения крепостного права. Мысль о необходимости освободить крестьян Александр I не оставлял в течение всего царствования, ожидая для этого лишь улучшения политической ситуации.

Историк Б. Башилов приводит конкретные исторические данные о том, что русское масонство после Отечественной войны находилось в полном подчинении у руководителей иностранных масонских орденов, частью которых собственно и являлись русские ложи. Б. Башилов пишет: «27 января 1815 года великий мастер Петербургской ложи “Сфинкс” А. Жеребцов отправил товарищу великого мастера ложи “Сфинкс” уездному предводителю дворянства П. И. Левенгагену письмо, в котором сообщал, что он за нарушение устава, по постановлению Верховного Совета ордена в Лондоне, предан масонскому суду. Текст этого документа, фотокопия которого была опубликована в 1912 году в газете “Земщина” (№ 896 от 5 февраля 1912 г.) таков: “Высокопреосвященный брат Левенгаген! Перед получением мною Вашего письма, в котором Вы делаете честь сообщить мне, что, по домашним обстоятельствам, вы не можете оставаться вицепрезидентом уважаемой ложи “Сфинкс” и слагаете с себя обязанности, я получил извещение от верховного Лондонского Совета, объявляющего, что его решение о Вашем поведении по отношению к братьям, не пожелавшим принять извинения, которое Вы поручили мне им передать послав в великий капитул “Феникса” долженствующий Вас судить по своей мудрости”. “В ожидании сего Совет временно отрешил Вас от должности вицепредседателя Шотландской ложи”. “Мне ведено сообщить это с чувством великой скорби”. “Счастливейшим днем моей жизни будет тот, когда я увижу Вас оправданным в глазах масонства”. “Примите, высокопреосвященный брат, уверения в моих чувствах к Вам. А. Жеребцов, великий мастер ложи “Сфинкс”.

Французский посол граф Буальконт в депеше написанной 29 августа 1822 года констатирует: “…Император, знавший о стремлении польского масонства в 1821 году, приказал закрыть несколько лож в Варшаве, и готовил общее запрещение; в это время была перехвачена переписка между масонами Варшавы и английскими. Эта переписка, которая шла через Ригу, была такого сорта, что правительству не могла нравиться. Великий князь Константин (живший постоянно в Варшаве) приказал закрыть все ложи. Из Риги Его Величество также получил отрицательные отзывы о духе масонских собраний; Генерал-Губернатор приказал закрыть все ложи и донес об этом в С.-Петербург”. “В России имеются все признаки духа разрушения, – сообщает в том же письме граф Буальконт, – который распространен в государстве, где мнения выражаются только катастрофами; где можно видеть людей, прекрасно воспитанных и принадлежащих к сливкам общества, но восхваляющих убийц Павла I, и где лучшим тоном людей высшего света были их намеки на то, что и они имели отношение к этому ужасному преступлению”.

1 августа 1822 года Александр I дал следующий указ: “Все тайные общества, под каким бы наименованием они не существовали, как то масонских лож и другими, закрыть и учреждения их впредь не дозволять, а всех членов сих обществ обязать подписками, что они впредь ни под каким видом ни масонских, ни других тайных обществ, ни внутри империи, ни вне ее, составлять не будут”.

«…Эксцессы в гвардии и революционная работа в армии, – указывает полковник Генерального Штаба П. Н. Богданович в книге “Аракчеев”, – без существования военных поселений поставила бы Государя в зависимость от любого заговора, т. е. в трагическое и безвыходное положение. Военные же поселения в корне меняли эту кошмарную обстановку: и мысль о них вышла исключительно из головы Александра I, много думавшего об отце и деде, а с ними и о судьбе русской монархии. Аракчеев же эту мысль Императора осуществил со свойственной ему точностью, исполнительностью и законченностью. Что делал бы Император Александр I в создавшейся атмосфере, если бы в ближайшем к С.-Петербургу районе не было бы мощного кулака поселенных войск (надо считать около 100.000 человек), а на юге 240 эскадронов (а это были войска де Витта! – В.Ш.) – войск беспрекословно преданных Императору, войск, которые были крепко в руках графа Аракчеева, на которого, к тому же равнялась масса артиллерии».

Создание военных поселений очень обеспокоило Англию и русскую аристократию. Кстати и в этом тоже кроются истоки той жуткой ненависти которой пронизана вся дореволюционная и послереволюционная история в отношении Аракчеева, а вместе с ним и де Витта. Еще бы ведь именно они были к середине 20-х годов Х1Х века главными гарантами безопасности престола, независимости и целостности России, главным препятствием к осуществлению масонских замыслов. Отсюда и эта дикая ненависть!…С претворением в жизнь замысла Александра, кончалось эра своеволия гвардии, ее влияния на внутреннюю политику государства. Заметим больше, вывод гвардии за скобки внутренней политики был залогом будущего безболезненно уничтожения крепостного права. Для русской боярщины это являлось смертельным ударом. И она все прекрасно понимала. Пусть здесь никого не смущают мечты декабристов об отмене крепостного права и создания масонско-гражданского общества. Даже если некоторые из них и искреннее мечтали об этом, сделать такой шаг не дало бы остальное большинство. Мечты большинства заговорщиков масонов были исключительно о личной власти, расчленении и фактическом уничтожении России, как мировой империи и о личном обогащении, все остальное было уже второстепенно.

Историк Б. Башилов пишет: «Очень характерно, что декабристы особое внимание сосредоточили на проведении революционной работы именно в районе военных поселений. Масоны и русское якобинцы видимо отдавали себе отчет в том, что военные поселения являются орудием, направленным против них. С другой стороны они старались использовать недовольство, имевшееся среди военных поселений, и направить его, с помощью намеренных строгостей, против правительства. Раскрытие заговора декабристов было обнаружено не где-нибудь, а в военных поселениях на юге России. Штаб южного района поселений (здесь, разумеется, имеется в виду де Витт– В.Ш.) напал на след революционной работы масона полковника Пестеля.

В переписке Александра I с гр. Аракчеевым “проскальзывает исключительное, доходящее до удивления, постоянное внимание, забота, опасение, почти навязчивая идея во всем, что касается военных поселений, желание никого даже близко к ним не подпускать”. Такой вывод делает Богданович. По поводу беспорядков в гвардейском Семеновской полку Аракчеев писал императору весной 1820 года: “Я могу ошибаться, но думаю так, что сия их работа есть пробная, и должно быть осторожным, дабы еще не случилось чего подобного”.

Аракчеев не ошибся в том, что в гвардии велась работа против Александра I. В мае 1821 года князь Васильчиков подал Александру рапорт об обнаружении в гвардии политического заговора. Тогда Александр I решил удалить гвардию из Петербурга в Вильно под предлогом скорого похода ее в Европу. 4 марта 1824 года Александр пишет Аракчееву: “Обращая бдительное внимание на все, что относится до наших поселений, глаза мои ныне прилежно просматривают записки о проезжающих. Все выезжающие в Старую Руссу делаются мне замечательны” (дальше перечисляются фамилии лиц)… Может быть, они поехали по своим делам, но в нынешнем веке осторожность не бесполезна… Вообще прикажи Морковникову и военному начальству обратить бдительное и обдуманное внимание на приезжающих из Петербурга в Ваш Край”. 8 марта Император сообщает Аракчееву: “Я полагаю, что необходимо петербургская работа кроется около наших поселений. И что на настоящий след мы еще не напали”.

23 мая 1823 года находившийся в Варшаве Александр I предлагает Аракчееву так разместить 13-ю дивизию, “чтобы она не мешала поселенным войскам, и дабы не было между ними сообщений”. “Есть слухи, – записывает в 1824 году Александр I, – что пагубный дух свободомыслия или либерализма растет или, по крайней мере, сильно развивается уже между войсками. Что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом своих секретных миссионеров для распространения своей партии”.

Теперь мы подходим весьма важному для нас вопросу: почему во главе южных военных поселений был поставлен именно де Витт? На первый взгляд это достаточно странно, так как на тот момент в русской армии было большое количество куда более заслуженных генералов. Ответ на этот вопрос логически вытекает из сказанного выше. Де Витт был назначен на столь высокий и исключительно важный, с точки зрения государственной безопасности, пост совершенно не случайно, а в силу его безусловной личной преданности престолу и России. Вспомним, что именно де Витту первому Александр доверил свои мысли о военных поселениях еще в Вене! Как это не грустно констатировать, но, видимо, на тот момент этим критериям соответствовал далеко не весь российский генералитет. Из этого следует, как минимум, четыре очень важных вывода:

Во-первых, до назначения на должность начальника военных поселений юга России, де Витт уже оказал Александру Перовому некие особые услуги, которые позволяли рассчитывать на его АБСОЛЮТНУЮ преданность. Именно так же, исходя из АБСОЛЮТНОЙ преданности, был назначен командующими всеми военными поседениями России (и северными в частности) генерал Аракчеев. Вывод: и Аракчеев, и де Витт были именно теми генералами, которые пользовались ОСОБЫМ доверием императора Александра.

Во-вторых, совершенно иначе выглядит и значение должности де Витта. Исходя из вышеизложенного, де Витт не был заурядным командиром кавалерийского корпуса (так формально приравнивалась его должность).

Именно он, а ни кто иной, в случае мятежа и колебаний со стороны местных губернаторов и генералов, должен был взять на себя всю полноту власти для подавления восстания военной силой. Отсюда огромные полномочия, полная административная и хозяйственная самостоятельность, общение на равных с Воронцовым и огромный авторитет.

В-третьих, совершенно иначе выглядит в этом контексте и будущая деятельность де Витта по выявлению участников масонского заговора офицеров 2-й армии. Историки лукавят, именуя ее самодеятельностью де Витта. Никакой самодеятельности тут не было и в помине! Он выполнял именно то, ради чего, собственно, и был назначен на свою должность. Подробнее об этом мы еще будем говорить в свое время.

Наконец, в-четвертых, становятся понятны и все потуги декабристов «Южного общества» выйти на де Витта: будущее сватовство Пестеля к его приемной дочери, обсуждение на заеданиях вопроса о вступлении генерала в общество и резонные сомнения. Иначе и быть не могло, ведь нейтрализация кавалерийских поселений де Витта была единственным условием успеха мятежа на юге. Но своих людей масоны в поселениях не имели, а потому и привлечение де Витта к мятежу было их мечтой. При этом наиболее трезвые головы понимали, что де Витт то и поставлен на свой пост, чтобы противодействовать мятежу, а потому привлечь его на свою сторону невозможно. На этом заговорщики собственно и попались, когда попытались вначале выйти лично на де Витта, а потом, испугавшись, решили действовать через его чиновника для особых поручений…

С годами менялась система и структура командно-управленческих инстанций военных поселений. Так пять округов и отдельная волость в Киевской и Подольской губерниях со временем были выделены в отдельные Киево-Подольское управление военных поселений с центром в Умани. Всего в Подольской губернии к этому разряду военно-хозяйственных поселений отчислили 37 сел. Был проект командования о присоединении к дивизиям многих казенных сел Балтского уезда, но это не удалось реализовать из-за противодействия Министерства внутренних имуществ. В число военных поселений попали села Чернявской волости Балтского уезда: Ержев, Черное, Гижкалунга, Дубово, Воронково. Были и другие села уездов, оказавшиеся в военном режиме, но они находились значительно восточнее Днестра.

Военный историк А. Керсновский следующим образом описывает порядки жизни в созданных по приказу Александра I военных поселениях: “День военного поселенца был расписан до последней минуты, повседневная жизнь его семьи регламентирована до мельчайших подробностей – вплоть до обязательных правил при кормлении грудных детей, мытья полов в определенные часы и приготовления тех же кушаний во всех домах. За малейшие проявления частной инициативы в хозяйстве, за пустячное отступление от предписанного казенного шаблона назначались несоразмерно суровые наказания”.

Однако все это теория. На практике, как всегда бывает на Руси, послабления, разумеется, были. Причем в южных поселениях, где силен был казачий дух, а во главе поселений стоял достаточно либеральный де Витт, все было еще более упрощено, чем в венных поселениях севера России. Кроме того, уровень жизни в военных поселениях был всегда неизмеримо выше, чем в обычных помещичьих деревнях, кроме этого жители были и социально защищены от продажи, помещичьих прихотей и т. д.

Военный историк Б. Башилов вполне справедливо пишет: «Нельзя целиком доверять клеветническим измышлениям об невероятных ужасах, существовавших в военных поселениях, исходивших из рядов участников масонско-дворянского заговора. Значительная часть этих ужасов, при беспристрастном исследовании документов военных поселений, наверняка перейдет в разряд басен вроде вырванных Аракчеевым усов и откушенных им ушей. Правда, крестьяне относились в большинстве с недоверием к новшеству, подавали прошения вдовствующей императрице, великому князю Николаю Павловичу, но вначале не замечалось особого ропота.

Александр Сергеевич Пушкин

Впоследствии часто отношения обострялись, больше ради мелочей, как приказание брить бороды, носить казенные мундиры, а иногда, вследствие излишней строгости или бестактности местного, подчас слишком ретивого начальства. Но, в общем, крестьянство не обнаружило того негодования, которое старались изобразить впоследствии в литературе”. К такому выводу приходит изучавший историю военных поселений великий князь Николай Михайлович в своей монографии “Александр I”. А, как известно, этот историк, в общем, относился к Аракчееву очень недоброжелательно.