Текст книги "Тайный сыск генерала де Витта"

Французский посланник граф Ноаль, как и все иностранные послы, подробно сообщает о росте революционных настроений среди офицерства и работе по созданию военных поселений, но не сообщает никаких сведений о творящихся в военных поселениях “ужасах”, а ограничивается замечанием, что “военная колонизация беспокоит крестьян некоторых губерний”. Такой внимательный наблюдатель современной ему жизни, как Пушкин, никогда не упоминал о зверствах в военных поселениях. А ведь поселения были расположены поблизости от Псковского имения Пушкина, в котором он прожил долгое время».

Военные поселения делились на две части: Северные и Южные. В Южных была поселена в основном кавалерия, в Северных – большей частью пехота. Северной частью руководил лично Аракчеев, и там все было намного строже, чем на юге. Что касается де Витта, то он не придавал особого значения шагистике, сосредолточив свое внимание на делах хозяйственных и при этом добился серьезных успехов. Поселенные войска не только обеспечивали себя всем необходимым, но приносили еще и заметный доход государству. По этой причине поселенная кавалерия и просуществовала вплоть до Крымской войны, тогда как поселенная пехота была упразднена вскоре по восшествии Николая I на престол.

Николай I

Система собственно военных поселений была такова: из состава полка выделялись так называемые «хозяева», которые освобождались от военной службы. Их задачей было организовывать сельскохозяйственное производство и кормить определенных на их «баланс» солдат. За это солдаты должны были отрабатывать некоторые работы по распоряжению хозяев. Хозяева имели определенную предпринимательскую свободу и в южных округах, начиная с 1830-х годов, весьма хорошо зарабатывали. Однако серьезным недостатком являлась необходимость большого числа разных строительных работ, на которые отвлекались и солдаты, и хозяева, особенно на первых порах. Дело в том, что строительные планы военных поселений были весьма амбициозны и требовали больших трудозатрат. Впрочем, это были неизбежные издержки. Так как надо было обустраивать сами хозяйства, строить дома, дороги и т. д.

Военно-административная структура поселенного войска отличалась своеобразием: все селения группировались в более крупные подразделения – округа, каждый из которых дробился на волости (в среднем состояли из 10 поселков) и «участки» (не менее 10 поселков). Округа, «волости» и «участки» возглавляли командиры соответствующих рангов, а при них «комитеты», то есть штабы. Командование ведало и военной подготовкой поселенцев и поддерживанием на определенном уровне хозяйственного состояния «поселков». Хозяйственная деятельность дворов с 1827 года регулировалась и регламентировалась командованием. Они подразделялись на «хозяев» и «не хозяев». В свою очередь, в разряде «хозяев» различались «ранги» – 1-й и 2-й; к первому относились дворы с 4-мя волами, 15 десятинами запашки и 5 десятинами сенокоса. В разряд «не хозяев» зачисляли бесскотные семьи. В войске люди подвергались учету и распределению на «ранги», «разряды» и «группы». Все бралось на учет в самих хозяйствах. В военных поселениях де Витта причудливо здесь переплетались военный режим и общинные традиции. Так общины распоряжались «общественными» земельными угодьями, денежными «вспомогательными капиталами» и «заемными суммами» (они создавались путем накопления взносов поселенцев). Из этих «капиталов» часть сумм расходовалась на приобретение скота, обмундирование конников, содержание поселянско-войсковой администрации и др. Поселенцы освобождались от государственных налогов – податей земельной повинности – дети их пользовались казенным содержанием и обмундированием. Не служилые поселенцы в походах и на учениях не участвовали, но должны были кормить свои семьи, постояльцев, действующих резервистов и постоянно участвовать в постройках и перевозках леса, косить сено для полков, обрабатывать общественные поля для пополнения зерном запасных хлебных магазинов. Это была казенная барщина. И, конечно, обязаны были обрабатывать вовремя и тщательно свои наделы и сенокосы. Неисполнение регламентов и предписаний начальства влекло за собой причисление к категории «порочных» поселенцев и соответствующее возмездие – телесные наказания, сдача в арестантские роты и даже в рекруты.

Поселения де Витта просуществовали до 1857 года, когда были упразднены, а сами поселенцы обращены либо в государственных крестьян, либо в «пашенных солдат».

В июне 1825 года Уланские полки де Витта получили имена собственные. 1-й Украинский полк стал просто Украинским, 2-й Украинский – Новоархангельским, 3-й Украинский – Новомиргородским, 4-й Украинский – Елисаветградским, 1-й Бугский – Бугским, 2-й Бугский – Одесским, 3-й Бугский – Вознесенским, 4-й Бугский – Ольвиопольским.

На первом этапе создания военных кавалерийских поселений на юге России де Витт, как мы уже упоминали, занимался организацией Бугской уланской дивизией, ставшей основой этих поселений. Дивизия была организована в течение двух лет с 1817 по 1818 год на базе украинских казачьих полков и Бугского казачьего войска и включала четыре уланских полка: Бугский, Одесский, Вознесенский и Ольвиопольский. Сразу же по окончании формирования Бугской дивизии де Витт приступил к формированию 3-й Украинской казачьей дивизии, в состав которой вошли полки: Украинский, Новоархангельский, Новомиргородский и Елисаветградский. Формирование этой дивизии заняло три года. Когда Украинская дивизия была сформирована, генерал де Витт сразу же приступил к формированию 3-й кирасирской дивизии. Формировать кирасирскую дивизию было особенно сложно, так как для тяжелой кавалерии требовались крупные кони, рослые и физически сильные люди и дорогое вооружение. Именно поэтому формирование этой дивизии затянулось на четыре года, и было завершено только в 1826 году. Дивизии поселенной кавалерии де Витта размещались в Херсонской и Екатеринославской губерниях. В их состав входили четыре уездных города и 125 сел. Вся территория поселенной кавалерии подразделялась на 12 округов, в каждом из которых размещалось по одному полку. Все три кавалерийские дивизии были сведены в 3-й Резервный кавалерийский корпус, командиром которого и был назначен де Витт «за успехи в начальном устройстве военного поселения». Тогда же за создание кавалерийского корпуса он был удостоен ордена Святого Владимира 1-й степени.

Первым начальником штаба Южных военных поселений (резервного кавалерийского корпуса) был назначен генерал-лейтенант и георгиевский кавалер Филипп Филиппович Экельн. С 1829 года начальником штаба кавалерийского корпуса де Витта стал генерал-майор Воин Дмитриевич Задонский, участник почти всех крупных сражений 1812–1814 годов, особенно отличившийся при Лейпциге, где во главе эскадрона дважды атаковал конницу двух французских гвардейских корпусов. В новом начальнике штаба де Витт нашел единомышленника и хорошего помощника. Перед назначением к де Витту Задонский состоял «для особых поручений при главном штабе Его Императорского Величества по военным поселениям». Опытнейший кавалерист и давний знакомый де Витта он пришелся к месту, и генералы хорошо сработались, так как помимо высокого профессионализма, оба отличались человечным отношениям к людям. О личности В.Д. Задонского его биограф пишет: «Как замечательно гуманный человек, Задонский оставил о себе светлую память среди всех знавших его. Неподкупная честность, прямота и верность данному слову были отличительными чертами старого боевого генерала, который завещал эти нравственные основы и своим детям. В качестве помещика Задонский относился к своим крестьянам с исключительной заботливостью: устраивал больницы и выписывал врачей. Мудрая, неутомимая деятельность хозяина соединялась в нем с великодушной щедростью: полученное им в наследство от отца имение он целиком отдал своим сестрам, заявив, что для него достаточно его жалованья. Вместе с той строгостью и стальной дисциплиной, которая отличали деятелей Николаевской эпохи, в Задонском было много сердечности и снисхождения к людям».

Когда болезни роста первых лет были преодолены, Южные поселения под руководством де Витта начали показывать неплохие хозяйственные результаты. Любопытно, что если во время русско-турецкой войны 18281829 годов поселенная кавалерия де Витта была на должной высоте, то при подавлении польского восстания два года спустя кавалерийские части военных поселений показали уже несколько худший уролвень боевой подготовки. Впрочем, это, возможно, объяснялось тем, что сами, будучи военнизированными крестянами, кавалеристы де Витта, не слишком горели желанием рубить саблями таких же как они польских крестьян.

В целом, по сравнению с южными поселениями де Витта северные поселения Аракчеева были чудовищно неэффективны из-за низкой урожайности тамошней земли. Новгородские крестьяне всегда жили животноводством, солдат же заставляли выращивать хлеб. В результате, Новгородский корпус военных поселений был хронически убыточным. В протовоположность этому, крестьяне, приписанные к поселенной кавалерии юга России, весьма эффективно управлялись особыми окружными начальниками и исполняли барщинные работы «на войско», которому доставляли сено, овес, хлеб, избыток которых продавали в Одессе. Пшеницу, при этом, де Витт сеять запретил, велев ограничиваться более дешевою рожью. Это делалось для того, чтобы воинские начальники не могли наживаться на солдатском труде. Продажа на сторону дорогой пшеницы была слишком соблазнительна, так как сулила слишком большие выгоды для недобросовестных поселенных офицеров. Разумеется, что воровство все равно простиралась и на рожь, и на овес, хотя и не в такой мере.

Это бесило Аракчеева и являлось дополнительным фактором его ненависти к более успешному хозяйственнику де Витту. Бывая в южных военных поселениях де Витта, Аракчеев наглядно видел, что тот гораздо лучше справляется с порученным ему делом. Негодование отца передавалось его сыну Аракчеева, который откровенно безобразничал во время посещения виттовских поселений.

Из воспоминаний декабриста Н.В.Басаргина (в то время адъютанта начальника штаба 2-й армии генерала Киселева): «Государь (император Александр Первый – В.Ш.), осмотрев 2-ю армию и будучи ею очень доволен, пригласил Киселева ехать с собою в поселенные войска Украинского поселения. Там ждал его граф Аракчеев. Киселев взял меня с собою, но как при генерале Дибиче не было адъютанта, то он попросил его прикомандировать меня на время смотра поселений к нему. Мы ехали с Государем и прибыли вместе в Вознесенск. Там застали Аракчеева. Трудно объяснить то влияние, которое он имел на покойного Александра. Смешно было даже смотреть, с каким подобострастием царедворцы обходились с Аракчеевым. Я был свидетелем его стычки на словах с Киселевым, который его не любил и не унижался перед ним, и где он его славно отделал. Услышав от Государя, как он остался доволен 2-ю армией, и, вероятно, будучи этим недоволен, Аракчеев в первое свидание с Киселевым, когда Государь ушел в кабинет, обратился к нему, при оставшемся многолюдном собрании, с следующими словами: «Мне рассказывал Государь, как вы угодили ему, Павел Дмитриевич. Он так доволен вами, что я бы желал поучиться у вашего превосходительства, как угождать Его Величеству. Позвольте мне приехать для этого к вам во 2-ю армию; даже не худо было б, если б ваше превосходительство взяли меня на время к себе в адъютанты». Слова эти всех удивили, и взоры всех обратились на Киселева. Тот без замешательства отвечал: «Милости просим, граф; я очень буду рад, если вы найдете во 2-й армии что-нибудь такое, что можно применить к военным поселениям. Что же касается до того, чтобы взять вас в адъютанты, то, извините меня, – прибавил он с усмешкою, – после этого вы, конечно, захотите сделать и меня своим адъютантом, а я этого не желаю». Аракчеев закусил губу и отошел. Вот одно из доказательств значения Аракчеева у Императора Александра. С ним был в это время побочный сын его Шумский, молодой прапорщик гвардейской артиллерии, шалун, пьяница и очень плохо образованный юноша. Во время случившихся маневров его обыкновенно ставили с батареей на какое-нибудь видное место. Государь, зная, кто он, нередко подъезжал к нему и разговаривал с ним. Аракчеев, чтобы более и более обратить на него Высочайшее внимание, обыкновенно брал его с собою, когда бывал с докладом у Государя, извиняясь, что делает это потому, что не может по слабости зрения сам читать доклады. Однажды нас пригласил на вечер один из адъютантов графа Витта. Шумский был там же и так напился, что едва мог стоять на ногах. Вдруг прислал за ним граф, чтобы идти с докладом к Государю. Мы принуждены были облить ему несколько раз голову холодной водой, чтобы хотя несколько протрезвить, и в таком положении он отправился».

В 1817 году в Слободско-Украинской (ныне Харьковской) губернии ряд казенных селений были отданы под военное поселение кавалерии с перечислением всех этих селений с коренными их жителями из губернского управления в военное. А по Высочайшему указу от 1-го января 1821 года, подобные военные поселения были образованы в Екатеринославской и Херсонской губерниях, с передачей тамошних селений из гражданского в военное управление. В Херсонской губернии военные поселения были образованы в уездах Александрийском и Елисаветградском. Прием предназначенных селений из гражданскаго ведомства и образования в Херсонской и Екатеринославской губерниях военных поселений был поручен вновь назначенному начальнику этих поселений графу де Витту.

17 января 1822 года губернатор В. Шемиот предоставил генерал– лейтенанту графу Ивану де Витту часть Верхнеднепровского уезда, предназначенного для поселения кирасирских полков. В 1823 году В. Шемиота на посту губернатора сменил Т. Цалабан, а в 1824 году А. Свечин, в 1832 году Н. Лонгинов. Совсеми у де Витта сложились нормальные деловые отношения. Хорошие отношения с самого начала установились у де Витта и с губернатором Херсонской губернии графом К. Сен-При, губернатором Таврической губернии Н. Петровским, а потом и со сменившим последнего Д. Нарышкиным.

Затем в состав военных поселений поступили и заштатные города Елисаветградскаго уезда Вознесенск и Новомиргород и, наконец, в 1829 году уездные города Елисаветград и Ольвиополь. Передача Елисаветграда из гражданского в военное ведомство произошла при участии Херсонского гражданского губернатора Могилевского, командире 3-го резервного кавалерийского корпуса и начальника военных поселений графа де Витта. Тогда же в Елисаветграде разместился и штаб военных поселений.

В апреле 1832 года де Витт был назначен инспектором всей поселенной кавалерии, но до назначения нового военного губернатора в Варшаву не мог выехать к месту своего нового назначения. Теперь поселенная кавалерия, общее командование которой было вверено графу Витту, составляла уже три резервных корпуса с прикомандированными к ним резервными дивизиями и артиллерийскими ротами и военно-рабочими батальонами.

Иван Осипович Витт, 1832

Центром южных поселений был Елизаветград, но Витт не любил жить в этом степном городе. При этом он не особо любил, и докучать придирками своим подчиненным, предоставляя им максимум самостоятельности в деле боевой подготовки и хозяйственной деятельности, контролируя лишь уровень выучки войск на смотрах и проводя периодические ревизии во-избежании воровства. Большую часть времени де Витт проводит в имениях знакомых польских магнатов в Киевской и Подольской губерниях, и в Одессе. Два или три раза в год Витт объезжал корпусные штабы, в которых к его приезду собирались окружные начальники для совместного обсуждения средств к улучшению наружного вида и благосостояния военных поселений, особенно же сел, лежащих на почтовой дороге. Все села были распланированы, и все избы перестроены по одному образцу. В мае 1836 г. Витт объявил, что едет в Петербург просить государя осчастливить поселения своим посещением. По возвращении из Петербурга он вызвал всех начальников военных поселений и объявил им, что государь назначил смотр в августе будущего года для всей армейской кавалерии с ее артиллерией, обозами и понтонными парками. Местом для смотра был выбран Вознесенск, где находился штаб сводного кавалерийского корпуса. Время смотра войск определялось тем, что к этому времени был собран с полей хлеб.

После фактической отставки А.А. Аракчеева в конце апреля 1826 года началась ликвидация автономий военных поселений. Поэтому уже в начале сентября 1826 года генерал И.И. Дибич приказал П.А. Клейнмихелю переподчинить Главному штабу поселенный 3-й резервный кавалерийский корпус и Бугскую уланскую дивизию, расположенные в Херсонской губернии с последующей передачей в состав армии. Однако затем из-за финанскловых трудностей от этого все же отказались.

В южных военных поселениях де Витта еще в 1832 году прошла очередная реформа. При этом поселенная конница была сведена уже в два резервных корпуса, общее командование которыми было опять же доверено де Витту. По существу де Витт становился уже фактическим командующим целой конной армии, самым мощным кавалерийским объединением России. При этом был проведен и ряд реформ по внутренниму управлению поселениями. Прежде всего, само управление поселенной частью кавалерии было отделено от управления действующими и резервными эскадронами, которые были подчинены полковым и бригадным командирам, тогда как поселенные эскадроны подчинялись непосредственно начальнику дивизии. В 1836 году военные поселения кавалерии были изъяты из ведения начальников дивизий. Эскадроны были переименованы в волости, комитеты полкового управления – в окружные комитеты; дети поселян были освобождены от зачисления в кантонисты и должны были подлежать общей рекрутской повинности; оброком военные поселяне южных поселений обложены не были. Позднее военные поселяне были обязаны отбывать рекрутскую повинность на общих основаниях, 3 дня в неделю работать на общественных полях и доставлять продовольствие расквартированным в округах войскам.

Из доклада по департаменту военных поселений от 20 мая 1837 года, № 206: «Инспектор всей поселенной кавалерии генерал от кавалерии граф Витт, ходатайствует о постройке в городе Елисаветтраде мясных рядов, вместо существующих совершенно ветхих, построенных 1822 году в виде шалашей. Проэкт строения для мясных рядов, у сего представляется вместе с планом города, на коем показано, где ряды сии предполагается построить. Исчисленную на постройку оных издержку 17 тысяч руб. полагается употребить из суммы предназначенной собственно на устройство города Елисаветграда, которой по последним сведениям состоит 113,168 рублей.

Для доставления удобства торговле города Елисаветграда, для увеличения городских доходов и для украшения города предполагается устроить: 1-е Торговую площадь № 1 с лавками №№ 2 и 4 обжорным рядом № 5 и весами № 6. Показанное на представляемом при сем плане проэктное устройство торговой площади сделано в том внимании: чтобы сохранить существующия уже каменныя лавки № 2 и каменные погреба означенные пунктирными линиями, чтобы иметь более сообщения чрез площадь с рекою при несчастливых случаях пожара; и чтобы избежать вредной тесноты во время праздничных торгов, и ломке частных строений. 2-е Мясные ряды № 7; на место существующих № 3 совершенно ветхих и ежегодно весною затопляемых на глубину до 3-х аршин. 3-е Плацпарадное место № 11 и при нем гаубтвахта № 12.

Испрашивается разрешение: 1-е Устройство торговой площади, обжорнаго и мяснаго рядов и весов произвести в 1838 году. 2-е В том внимании, что некоторыя места на коих предполагается возвести лавки № 4 принадлежат частным владельцам; дозволить владельцам сим строиться на собственный счет по общему утвержденному плану, в течении 3-х лет начиная с 1838 года. 3-е Устроить плацпарадное место и гаубтвахту в 1838 году.

Издержки: На устройство обжорнаго ряда 20500 руб. весов 5000 руб. торговой площади 4500 руб. Всего 30000 руб. Полагается употребить из суммы предназначенной собственно на устройство города Елисаветграда, которой по последним сведениям состоит 32384 рубля. На устройство мясных рядов 17000. На устройство плацпараднаго места с удовлетворением частных владельцев и возведение гаубтвахты 38800 руб. Всего 55000 руб. Полагается употребить из суммы питейнаго откупа по гор. Елисаветграду, который, по последним сведениям, состоит 498,600 рублей».

Впрочем, были случаи, когда Витту требовалось быть принципиальным и безжалостным. Согласно указа об отставке: «Поручик Иосиф Кузьмин Беляев из дворян Ольвиопольского уезда Херсонской губернии в службу вступил юнкером 25 марта 1818 года в 1-й Бугский уланский полк из оного переведен в 1-й Украинский Уланский полк 1818 октября 5, корнетом 1821 января 29, поручиком 1823 июня 2 в оном же полку. Российской грамоте читать и писать умеет. В походах и домовых отпусках не бывал. В штрафах по конфирмации объявленной в приказе по корпусу военных поселений 1824 года апреля 28 дня за № 149 был арестован на 2 недели с содержанием в гауптвахте за то, что он, будучи дежурным по караулу, не донес начальству о самопроизвольной смене с караула поручика Сазоновича. Холост. К повышению чинам аттестован достойным, а сего 1825 года, состоя в отдельном корпусе Военных поселений, по Высочайшему Его Императорскаго Величества Приказу согласно представлению Корпусного командира генерал-лейтенанта графа Витта по прошению по домашним обстоятельствам уволен от службы и тем же чином, потому, что был оштрафован, как выше сказано. В приложенном реверсе г. Беляев объявил, что он по отставке о казенном пропитании просить не будет, если же пожелает он вступить в военную службу, то на основании Высочайшего указа, тем же чином может быть определен как в отдельный корпус военных поселений».

Ну а как жила все это время мать нашего героя блистательная Софья де Витт-Потоцкая? Злые языки утверждали, что Софья де Витт-Потоцкая умудрилась иметь любовную связь даже с одним из своих его пасынков. Вообще любвеобильную красавицу женское общество всегда и везде дружно ненавидело, а потому в Варшаве ходили упорные слухи даже об ее плотской связи с самим дьяволом. Но что не сделает женская зависть!

Из труда польского ситорика: «Хотя разница в возрасте между мачехой и пасынком была 16 лет, между ними возникли самые интимные отношения. Станислав духовно был сломан: презрение общества – ему не простили предательства. В тяжёлую минуту переживаний Потоцкий решил найти сочувствие у жены, но застал её в объятиях сына. Софию он безумно любил, переживал очень тяжело её измену. Умирая, не пожелал проститься с женой. Он не знал, кем был для будущего ребёнка: отцом или дедом! Умер Станислав в Тульчине в возрасте 63 лет. Похороны его были торжественными. Гроб с телом был поставлен в костёле и оставлен на всю ночь. Неизвестные сняли с покойника мундир, забрали все ордена и драгоценности, а совершенно обнажённое тело поставили и облокотили об стенку, рядом был приколот клочок бумаги с надписью "за измену отчизне". Поляки не простили Потоцкому его предательства. Дом Потоцкого погрузился в траур, съехались многочисленные члены большого семейства. Но недолго они оплакивали покойного. Между ними начались споры за раздел имущества, наследства. Софии пришлось вести длительную и сложную борьбу за богатство. К счастью, к этому времени она не потеряла своей красоты и умения ею пользоваться. Граф Потоцкий платил за свою любовь, не считая, неистово и страстно. Он был готов платить и дальше. Но от него потребовалось нечто большее, чем золотые червонцы. Да и чем можно было заплатить за такую любовь, кроме собственной жизни. Граф заплатил и эту цену, последнюю. Эта "сделка" чуть не стоила Софье всего, чего она достигла. И случилось это, или могло случиться… только потому, что ясновельможная пани полюбила. Впервые в жизни она играла не воткрытую, не по правилам… Она забыла обо всем, она ни о чем не думала! Она изменяла своему пану в его доме, с его сыном.

Софье было 35, Юрию Потоцкому – 22. Она ставила на карту все. Он привык рисковать, он был игрок – в кутежах, скандалах, картах и в любви, за это и был выдворен по указу нового царя Павла. В Уманском дворце, под крылом заботливого и снисходительного отца, Юрий поставил на кон отцовскую любовь. Победила, как всегда, Софья.

Станислав-Феликс Потоцкий-Щенсный избрал другой путь. Он уединился, предался мистицизму, подпал под влияние польских «иллюминатов» и в марте 1805 года скончался. С этого момента началась сумасшедшая жизнь в Тульчине. Мачеха в объятиях пасынка была царицей в толпе шулеров и сорвиголов, стекавшихся сюда чуть ли не из целой Европы».

Думаю, здесь тоже больше слухов, чем правды.

И снова дадим слово историку: «28 марта 1805 года Софья Потоцкая стала вдовой. Что творилось в этой женской душе? О чем ей думалось, видно, нелегки были эти думы. В Уманском дворце день и ночь стоял угар лихого кутежа. Играли в "фараона", проигрывались имения, драгоценности, надежды, сила, любовь. Страшнее всего, что Софья как-то не по-женски мудро и трезво поняла и призналась себе, что любовь Юрия она вскоре "проиграет". Ей не удержать его, а вместе с ним "фараон" заберет и ее саму, графиню Потоцкую. Проиграв все, что оставил ей возлюбленный и несчастный супруг – имя, червонцы, землю, она снова станет нищей гречаночкой у ворот того самого турецкого гарема. И Софья – эта не по– женски мудрая головка, эта не по-женски сильная воля, приняла решение. Решение небывалое со времен Прекрасной Елены. Она порвала любовь, как расписку. Она поставила любимому условие: отдам долг, спасу от бесчестия, если уедешь… Юрий растратил наследство братьев. Он должен был уехать, и он уехал…»

В Петербурге Софья завела знакомства со многими влиятельными лицами, которые оказали ей всемерную помощь в устройстве ее дел, особенно сенатор Н.Н. Новосельцев, и с которыми у нее, по воспоминаниям современников, установилась интимная связь. Граф Уваров, Сперанский, Строганов, Чарторыйский, британский посол Гамильтон – вот далеко неполный перечень лиц, которым графиня Потоцкая, якобы, щедро дарила свои ласки. В «Записках» Александра Михайловича Тургенева сообщается, что «будучи уже в преклонных летах, графиня София Потоцкая была предметом внимания даже Александра Павловича». Впрочем, все это не больше чем слухи, которые всю жизнь сопровождали прекрасную фонариотку.

В Тульчине в это время полновластным хозяином оставался Юрий. Четыре года отсутствия Софьи там царили карты, пьянство и разврат. За это время он только проиграл более 13 миллионов отцовских рублей золотом. София, пытаясь изменить ситуацию, настаивала на поездке пасынка за границу на лечение. Но тот лечиться явно не желал. В своих письмах Юрий писал Софье о любви и просил одно и тоже – выслать деньги. София выполняла его просьбы, безнадежно прося образумиться. Все закончилось так, как и должно было закончиться. Не помог даже переезд в Париж. Туберкулёз, ревматизм, алкоголизм и, наконец, венерическая болезнь уносят в 1809 году Юрия в могилу. Остались свидетельства, что куски тела разлагались и отпадали у него еще при жизни, и помочь ему никто, увы, ничем не мог. София очень болезненно восприняла эту смерть.

А затем к ней пришла последняя любовь. Ею стал не слишком известный, но галантный французский писатель. Ему нравилась и София, и её парк, который дарил литератору вдохновение. Именно так была переведена на французский язык поэма поляка Трембецкого о парке.

Затем, как мы знаем, наступило время думать об устройстве своих дочерей – Софии и Ольги, которые унаследовали от матери её красоту. Старшая София вышла замуж за флигель-адъютанта императора Александра I Киселёва и переехала в Одессу. В это время в доме Потоцких произошёл неслыханный скандал. Сын Мечеслав похитил у матери все драгоценности и через лакея передал, чтобы София убиралась из Тульчина, обзывал её оскорбительными словами. Оскорбленная и униженная София с остальными детьми переехала в Умань в свой дворец на Дворцовой площади. Скандал получил самую широкую огласку. Александр Первый велел арестовать похитителя и Мечеслав был посажен в Петропавловскую крепость, где, впрочем, ни в чем не знал нужды, и по просьбе матери обеспечивался всем необходимым.

С 1810 года Софья Потоцкая вступает в последний период своей жизни и как сказал один из ее многочисленных биографов «нравственно хорошеет». Она всё более озабочена искуплением грехов, благотворительной деятельностью, воспитанием детей. Бурная жизнь, полная увлечений и приключений, отходит в прошлое. «Баядерка от рождения», она становится под старость добродетельной «матроной», старается забыть прежнюю жизнь и сохраняет преданную память только к Потемкину, которого до конца «жалела, как родного брата». Многочисленные крепостные считали одновременно колдуньей и благодетельницей.

Весной 1811 года сильный пожар выжег Тульчин и Немиров. В ликвидации последствий этого бедствия София Потоцкая проявила завидную энергию и сострадание. Она сама руководила новой застройкой, оплачивала поставки строительных материалов, выдавала продукты, помогала крестьянам деньгами, заслужив всеобщее признание, после чего местные крестьяне звали уже ее только «матушкой».

В 1820 году в клане Потоцких происходит грандиозный скандал. Сын Мечислав посчитав, что пришло время взять в свои руки управление отошедшей к нему недвижимостью, поднял бунт против вдовствующей матери, просто изгнал её с дочерью Ольгой из Тульчинского имения.

В ответ на это возмущённая София распространила манифест, в котором сообщила, что истинным отцом негодного сына является главарь бандитов, изнасиловавший её во время итальянского путешествия и по этой причине, Мечислав не может быть наследником.

Сын в долгу не остался и в своем контрманифесте, объявил мать известной всей Европе блудницей, указав, что ему, как сыну, отец отделил долю в имуществе. В ответ на это София пожаловалась Александру Перовму, тот хотел было сослать скандалиста в Тобольск, но противостоящие стороны к этому времени сами погасили конфликт.

После этих событий, София некоторое время прожила в Немирове, у сына Болеслава, затем перебралась в Умань, откуда – уже больная – вместе с дочкой Ольгой отправилась в Петербург, на очередные имущественные споры с пасынками и за спасительным банковским кредитом.

Спустя еще несколько лет Софья Витт-Потоцкая вместе с младшей дочерью шестнадцатилетней Ольгой переехала в Петербург. К этому времени София была уже тяжело больна. По некоторым свидетельствам у нее был рак матки. Ольга навещает мать каждый день в петербургской больнице.