Текст книги "Похититель императоров"

Глава пятая

Следующим утром после сражения Кутузов проводил «разбор полетов». Кого-то хвалил, кого-то отечески журил, объяснял, как впредь следует поступать и так далее. Генералы слушали, некоторые что-то помечали свинцовыми карандашами в сафьяновые тетрадочки. Затем фельдмаршал велел всем передать ему через Коновницына списки на награжденных. Когда Коновницын объявил, что совещание закончено и все свободны, присутствующие начали выходить. Пошел к двери и я.

– А вы, Штирлиц останьтесь! – услышал я неожиданно себе в спину и просто онемел от неожиданности и обуявшего меня ужаса.

Не понимая, что произошло, я обернулся к грузно сидевшему на лавке Кутузову, в надежде, что, может быть, я все же ослышался. Фельдмаршал с хитрецой смотрел на меня.

– С чего это вы, голубчик, вздрогнули-то? Думается мне, что нам есть, о чем поговорить наедине.

Ничего еще толком не понимая, но, уже осознавая, что сейчас узнаю нечто чрезвычайно важное и, в то же время, невероятное, я вернулся к сидевшему на лавке фельдмаршалу и вытянулся перед ним.

– Да ты садись, Павел, садись. – Махнул он мне рукой. – В ногах правды нет, да и разговор у нас будет долгим.

Сглотнув слюну, я сел.

– Есть ли у тебя для меня какие-либо свежие новости? – поинтересовался Кутузов.

– Через несколько часов Наполеон двинет войска на Малоярославец, с тем, чтобы оседлать калужское направление.

– Что ж, – согласился со мной фельдмаршал. – Двинем тогда и мы туда же корпус Дохтурова.

Быстро написав приказ на листе, он приказал тут же отправить с ним адъютанта к Дохтурову:

– Думаю, что нам с тобой настала пора объясниться!

– Готов, ваше сиятельство! – вытянулся я перед начальством.

– Я сразу понял, что с тобой что-то не ладно, когда ты у меня в штабе появился. Сразу понял, что никакой ты не Павел Колзаков, а самый что ни на есть самозванец. Чаю будешь?

Видя, как вытянулось и напряглось мое лицо, фельдмаршал усмехнулся:

– Да не бойся, голубчик! Знаю, что не по своей воле ты здесь оказался, и то знаю, что стараешься ты историю сей войны получше завернуть в нашу сторону. А потому тебе меня бояться не след, лучше доверься, так лучше будет. Ну, а для начала налей-ка себе кипяточку из самовара, лист же чайный вон в той шкатулочке. И не сомневайся, чай у меня отменный, жемчужный, от купцов нижегородских, привезен из самого Китая.

Налив в чашку кипятку, и бросив туда лист разрекламированного фельдмаршалом чая, я приготовился к допросу. Но никакого допроса не последовало. Наоборот, фельдмаршал сам начал говорить:

– Когда мне пришло сообщение, что князь Петр не умер от ран своих, а пошел на поправку, я сразу смекнул, что там что-то нечисто.

– Почему нечисто? – удивился я вполне искренне. – Почему Багратион, по– вашему, должен был обязательно умереть?

– Да потому, голубчик мой, что на самом деле в исходной истории он действительно умер. А если сейчас выжил, то значит, кто-то в эту историю вторгся и кромсает ее на свой манер.

– Откуда вы это знаете? – ошарашено вскочил я с лавки.

Фельдмаршал печально улыбнулся:

– Ты лучше, варенья смородинного себе возьми. Это от помещика одного тульского. Хорошее варенье, ягодка к ягоде и сладкое.

– Да какое тут к черту варенье! – в сердцах брякнул я, впрочем, тут же опомнившись, извинился. – Простите, ваше сиятельство, с языка сорвалось.

– Да, язык в нашем деле, лучше всегда держать на запоре. Жизнь меня этому искусству давно научила.

– Я ничего не понимаю, откуда вы, ваше сиятельство, все знаете. Получается, что был еще какой-то «попаданец» из будущего, который вам все и рассказал?

– Эко смешно сказал – «попаданец». Ну, так вот, «попаданец» действительно был, впрочем, он еще жив и вполне здоров, в чем ты сам можешь убедиться, так как сидишь рядом с ним и пьешь его чай со смородиновым вареньем.

От услышанного я выронил себе на штаны чашку с обжигающим кипятком, но даже не почувствовал этого.

– Неужели???!!!! Не может быть!!!?

– Может, не может, а все так и есть…

Дальнейший рассказ Кутузова был настолько фантастичен, что я слушал его, открыв рот. А фельдмаршал рассказывал, рассказывал, рассказывал.

Аспирант-тюрколог МГИМО Миша Хитрово действительно был прямым потомком Кутузова по линии его второй дочери Анны. Увы, но единственный сын реального фельдмаршала умер еще младенцем, и потомков по мужской линии у него не было. Увлеченный историей рода, Миша с детских лет изучал биографию своего знаменитого пращура, посещал места, связанные с именем знаменитого фельдмаршала, тем более, что судя по портретам, он был как две капли воды похож на знаменитого фельдмаршала в молодости. В июле 1980 года Михаил Хитрово отправился с друзьями в Молдавию в городок Вулканешты на празднование 210-й годовщины победного для российской армии сражения с турками при реке Кагул. Именно в этом сражении, как известно, состоялся боевой дебют его знаменитого пращура. Размах празднования, разумеется, был далеко не тот, что в моем случае на 200-летии Бородинской битвы, но все же и там стреляли пушки и скакали гусары. Переодевшись в форму секунд-майора гренадерского батальона, как и его славный предок, молодой аспирант с удовольствием участвовал в атаке на турецкий лагерь в импровизированном каре. Жара в тот год была нестерпимая и Миша, исполнив свой «исторический долг», забрался в тень деревьев, чтобы немножко вздремнуть. Дальше все было в точности, как и у меня – пробуждение от звуков не костюмированного представления, а реального сражения. Причем ситуация, в которой оказался Миша Хитрово, была значительно хуже моей. Если я оказался после перенесения во времени в расположении своих войск, то он очнулся далеко в стороне от шедших в наступление дивизионных каре армии генерал-аншефа Румянцева. А вокруг кружили тысячи и тысячи турецких кавалеристов-спагов. Так бы, наверное, и пропал аспират, не успев понять, что с ним произошло, если бы случайно не увидевшие своего батальонного командира гренадеры, что прикрывали угол ближайшего каре. Они-то и успели затащить ничего не соображавшего Михаила в середину боевого порядка, где он был уже в безопасности.

Наблюдавший за ситуацией, Румянцев решил, что храбрый майор выскочил из каре, чтобы разведать ситуацию среди турок и приказал отличить храбреца. Поэтому сразу же после окончания боя, Хитрово-Кутузов был зван к главнокомандующему. Когда же он, в присутствии Румянцева, бегло допросил пленного турецкого агу, то ни у кого сомнений в том, что майор оказался вне кареи, желая разведать ситуацию в тылах противника, уже не осталось. Наградой за храбрость недавнему аспирату МГИМО в сражении при реке Кагул был премьер-майорский чин. Только тогда Миша, наконец, осознал, что отныне он никакой не аспирант, а самый что ни на есть настоящий Михаил Илларионович Кутузов. Любопытно, что, как и я, всем окружающим, свои неизбежные «странности» Миша так же объяснял серьезной контузией, от чего авторитет его еще больше возрос.

Уровень образования, интеллект и кругозор Кутузова-Хитрово оказался столь высоким, что его сразу приметил Румянцев и приблизил к себе. При этом Миша чрезвычайно быстро вжился в новую среду и уже через какую-то неделю начал вполне адекватно общаться с сослуживцами, вроде как, отходя от «контузии». Помимо образования новоявленный премьер-майор обнаружил и невероятно быструю обучаемость военному делу, расторопность и инициативу. А поэтому вскоре Кутузов-Хитрово становится обер-квартирмейстером (начальником штаба) корпуса, а за успехи в бою при Попештах в декабре 1771 года получает чин подполковника.

Однако затем Михаил попал в серьезную опалу. Забыв, что офицерская среда 70-х годов ХУШ века, это совсем не студенческая общага конца 70-х годов века ХХ, он решил повеселить своих соратников веселыми советскими анекдотами, заменяя лишь имена советских исторических персонажей современниками слушателей. В особенности часто он вставлял в анекдоты самого Румянцева, это казалось подполковнику очень смешным. Разумеется, главнокомандующему немедленно доложили о творимом обер– квартирмейстером безобразии. После чего Румянцев изгнал шутника из своей армии в Крым к князю Долгорукому, сказав на прощание: «Вот про него свои анекдоты и рассказывай!» Этот случай стал для Михаила серьезным уроком и он, как истинный дипломат сделал соответствующие выводы на будущее. Больше подобных ошибок Кутузов-Хитрово уже не допускал никогда. В новый образ он вжился очень быстро и, честно говоря, в ХУШ веке ему понравилось больше, чем в СССР конца 70-х. Вскоре он женился он на Марии Ильиничне Бибиковой, сестре той, на которой должен был жениться реальный Кутузов. Но результат оказался старым – куча дочек и всего один сын, умерший еще в раннем младенчестве.

Видя, что я так и сижу с пустой чашкой, Кутузов сам подлил мне туда из самовара кипяточка, кинув затем в чашку очередной листик «жемчужного» чая. Я кивком поблагодарил его за заботливость кивком, чтобы не прерывать рассказа.

– В июле 1774 года крымский хан Девлет-Гирей высадился с турецким десантом в Алуште, однако пройти вглубь Крыма мы ему не позволили. – Продолжил свой неторопливый рассказ фельдмаршал. – В решающем столкновении у деревни Шумла, что севернее Алушты, наш отряд разгромил главные силы турок. Я командовал тогда гренадерским батальоном Московского легиона. Уже на исходе боя, когда турки были частью перебиты, а частью обращены в бегство, я был тяжело ранен пулей, пробившей левый висок и вышедшей у правого глаза, отчего до сих пор вижу им не слишком хорошо.

– Я об этом ранении читал, ваше сиятельство! – кивнул я рассказчику. – Этот эпизод всегда присутствует в ваших биографиях.

– Не все так просто, – тяжело вздохнул аспирант-фельдмаршал. – Дело в том, что турки в меня не стреляли…

– Кто же тогда стрелял, ваше высокопревосходительство?

– Кончай ты мне с этим «высокопревосходительством», надоел уже. Для тебя, когда мы наедине, я просто Михаил Илларионович, понял?

– Понял.

– А стрелял профессиональный снайпер, причем бил с большой дистанции, целя наверняка в висок. Пользовавшие меня доктора никак не могли понять, почему входное, и выходное отверстия столь миниатюрны, а кроме этого траектория пули в голове настолько необычна, так как она вопреки всяким расчетам совершила поворот на девяносто градусов и вылетела по касательной из головы, вместо того, чтобы пробить ее насквозь.

– А саму пулю вы видели?

– Эту нет, зато другую, очаковскую, храню, как талисман своей везучести.

– А можно на нее глянуть? – от нехорошего предчувствия у меня пересохло в горле.

– Почему бы и нет! – хитро усмехнулся Михаил Илларионович.

Он открыл стоявшую в углу шкатулочку и, порывшись в ней, протянул мне на ладони пулю. Но какую! Точь-в-точь такую же, какая была выпущена в меня за околицей Леташевки. Более того кутузовская пуля была промаркирована все теми же тремя загадочными буквами «ICS».

– 5,45 миллиметра со смещенным центром тяжести, – оценил я кутузовскую реликвию и тут же достал из кармана ее двойника.

– Теперь полюбуйтесь на мою!

Фельдмаршал повертел мою пулю в руках, потом с пониманием покачал головой:

– Когда?

– Вчера.

Помолчали.

– Что значит смещенный центр тяжести? – спросил потом Кутузов, профессиональное любопытство которого в данном случае взяло верх над всем остальным.

– О, это целая наука! Дело в том, что при ударе пули о любое препятствие возникает опрокидывающий момент. Законы сохранения энергии и момента импульса приводят к тому, что вращение вдоль продольной оси сменяется вращением вдоль произвольной оси, проходящей через центр тяжести. Ну, вы меня понимаете.

– Пока более-менее – не слишком уверенно произнес фельдмаршал.

– Данное явление называется гироскопической прецессией, – продолжил я свою минилекцию. – При этом продольная ось пули начинает описывать в пространстве конус. Такое поведение пули заметно увеличивает травматический эффект при поражении людей. Но при этом изменяется и траектория движения самой пули в теле, которая становится непредсказуемой. Так что вы действительно счастливчик, что пуля не пошла в голову, а выскочила из нее.

– Да уж! – только и покачал седой головой Кутузов.

После этого мы налили себе по фужеру вина и выпили за то, что предназначенные нам пули нас пощадили. После чего фельдмаршал продолжил рассказ о своей невероятной жизни. После первого ранения в голову он два года лечился в Австрии и в России, заодно пополняя свои знания по изучению эпохи в которую он угодил и военного дела ХУШ века. Затем командовал полками и Бугским егерским корпусом. Дружил с Суворовым.

А при осаде Очакова снова была снайперская пуля со смещенным центром и снова прямо в голову, причем в тот же висок, что и в первый раз. При этом входное и выходное отверстия опять были минимальны, а пуля снова чудесным образом выскочила из головы. Разумеется, что после такого ранения Кутузову снова пришлось долго и тяжело лечиться. Затем были участие в штурме Измаила, победы при Бабадаге и Мачине, новые ордена и новые чины.

– В 1791 году меня отправили чрезвычайным послом в Константинополь. Наконец-то я занялся своим любимейшим делом, да ни где-нибудь, а именно в моей любимой Турции. Скажу честно, что менталитет турок за прошедшие два столетия не слишком изменился. Это было самое счастливое время моей жизни. При этом я даже позволял себе и похулиганить, посетив, к примеру, султанский гарем! Ну, а договор я заставил турок подписать такой, какой был нужен нам. Императрица Екатерина Алексеевна была от него просто в восторге.

Историю о своих отношениях с фаворитом императрицы Платоном Зубовым, с Павлом Первым и императором Александром Кутузов деликатно обошел молчанием. Да я и не расспрашивал, мне хватило того, что он мне поведал, тем более, что последующая жизнь фельдмаршала мне была неплохо известна. Единственно, что меня заинтересовало – это почему же в 1805 году он не переиграл Наполеона в сражении при Аустерлице.

– Не люблю даже вспоминать ту грустную историю. – махнул Кутузов рукой.

– Конечно, я знал, что нельзя очищать Праценские высоты перед французской армией, так как это однозначно приведет к полному разгрому. Но, как ранее моего предшественника, так и в этот меня никто не послушал. И император Александр, и его австрийский коллега были предельно самоуверенны. Неправда, что говорят, будто я вяло им сопротивлялся. Я рвал и метал, я убеждал и настаивал, но все было напрасно – господствующие высоты были предательски очищены нашими войсками, и все случилось так, как случилось…

– Получается, что некоторые узловые моменты все же ни при каких обстоятельствах не могут быть изменены? – посмотрел я на фельдмаршала, вертя в руках чашку с остывшем чаем.

– Возможно и так, – кивнул Кутузов. – Знать бы наперед, уровень своих возможностей. Вообще, за долгие годы пребывания в образе своего далекого предка я настолько с этим образом свыкся, что и сам уже верю, что я – это и есть он. Горжусь тем, что, верой и правдой служа России, я вновь прошел путем реального Кутузова, и снова получил фельдмаршальский жезл. Впрочем, обо всем этом, ты как любитель истории 1812 года, должен знать… Но как оказалось из дальнейшего рассказа, наши историки вызнали про прославленного полководца далеко не все.

– Впрочем, была в моей жизни и весьма любопытная встреча. Когда я отлеживался после второй пули в голову, однажды ночью ко мне пришли двое – мужчина средних лет и девушка – после этих слов фельдмаршал сделал паузу и замолчал, прикрыв глаза.

– Кто к вам приходил? – не поняв, переспросил я.

– Стрелки ко мне приходили, стрелки, – задумчиво произнес Кутузов.

– Те, кто стреляли этими пулями!!? – поразился я, вертя в руках кутузовскую 5-милиметровку. – Неужели, пришли, чтобы закончить незаконченное?

– Можно сказать, что именно так. – Покачал седой головой фельдмаршал.

– Как же вам удалось провести их на этот раз?

– А никак не удалось. Впрочем, давай отложим дальнейший разговор на следующую встречу, сейчас я хотел бы немного отдохнуть. Думаю, что информации для раздумий сегодня вполне достаточно для обоих.

– Все ясно, ваше высоко., извините, Михаил Илларионович, спокойной вам ночи!

– Вот-вот, так-то оно лучше, и тебе добрых снов.

* * *

Разумеется, особое отношение ко мне фельдмаршала, мои частые вечерние визиты к нему и долгие разговоры наедине не остались без внимания штабной братии. Это серьезно изменило отношение ко мне как рядовых адъютантов, так и генералитета. Если первые в большинстве своем, считая меня любимцем фельдмаршала, относились ко мне с определенным подобострастием (хотя бы чисто внешним), то вторые, порой, наоборот, демонстрировали почти открытую неприязнь. Впрочем, если сказать честно, то мне было глубоко наплевать, как на первых, так и на вторых.

Так как я теперь являлся, наверное, самым доверенным лицом Кутузова, мне приходилось теперь почти все время находиться в ставке. Особо сложных поручений фельдмаршал мне не давал, но попросил всеми силами помогать дежурному генералу Коновницыну.

Дежурный генерал – это главный распорядитель всех дел в штабе. Через него идут все приказы и письма, через него идут все согласования и принимаются все решения. Помимо этого, Коновницын занимался приемом и распределением пополнений, следил за их обучением и подготовкой, а потому спал не более трёх-четырёх часов в сутки. Несмотря на приступы лихорадки, он все время был при деле. Коновницын был человеком чести. Скромный и исполнительный, а по характеру уравновешенный и твердый, он пользовался особым доверием Кутузова. Известность пришла к Коновницыну, после его героического арьергардного дела у Смоленска, когда он, находясь во главе 3-й дивизии в течение дня под Витебском, сдерживал главные силы Наполеона, обеспечивая отход нашей армии, отличился под Смоленском. Не хуже он прикрывал армию и под Вязьмой, несмотря на бесчисленные атаки Мюрата, храбро дрался при Бородине.

Со мною Коновницын был предельно откровенен и иногда, смертельно уставши к вечеру от нескончаемой канцелярщины, говорил мне, подперевши голову, рукой:

– Скажу вам по чести, Павел, что я жив, но так замучен нынешней должностью, что готов идти под пули и картечь, лишь бы здесь не оставаться. Если меня бумажными делами не уморят, то, по крайней мере, мой разум и память вскоре совсем обессилят.

Интриговавшего против Кутузова Беннигсена, он, как и я, откровенно недолюбливал.

– Никогда, – говорит он мне, – я бы не дал иностранцу звания генерала. Давайте им денег, сколько хотите, но не давайте почестей, потому что это – всего лишь наемники.

Не согласиться с его логикой я не мог.

Бытовые условия в главной квартире Кутузова не особенно отличались от бивачных удобств. Не было надобности хлопотать о зажжении свечи: она всегда стояла в устье печи внутри медного таза, который наполнялся массою тараканов – черных, гладких и безвредных. Изба, где квартировал фельдмаршал, и где он занимался текущими делами, была курная или черная. Вовремя топки печи густой слой дыма несся над головой генерала Коновницына и всех остальных. По этой причине на время топки печи все мы дружно вываливали на улицу, пережидали там дым и потом уже принимались за работу. Никого режима ограничения доступа в дом фельдмаршала вообще не существовало. Часовой, стоявший снаружи дверей избы, имел приказание «впущать всякого военного». В первые две недели пребывания нашего в Леташевке, я будил Коновницына при получении каждого донесения, которое он сам распечатывал. Но когда он утомился от неоднократного пробуждения по ночам, то разрешил мне распечатывать конверты и будить его только в особо важных случаях. Так я и служил.

* * *

А затем пришло долгожданное известие Наполеон начал выводить из Москвы войска. Пока еще далеко не все, но, как говорил известный персонаж уже советской истории – процесс пошел. Эту весть привез полковник Болговский, передав мне засургученный конверт.

– Что в конверте? – спросил я Болговского.

– Сведения чрезвычайно секретные и срочные! – важно ответил тот.

– Знаю я эти ваши секреты, – подмигнул я ему. – Небось, Наполеон из Москвы двинулся на Малоярославец!

Болговский лишь удивленно похлопал глазами:

– В штабе уже известно?

– Да нет, это просто мои предположения, но мне кажется, что именно сегодня они подтвердятся.

Я распечатал привезенный конверт и, разбудив Коновницына, подал ему рапорт, с которым генерал и поспешил к Кутузову в соседнюю избу.

Следом за Коновницыным в избу зашел и я.

– Пока все идет, в точности, как мы и предполагали! – обратился к нам с генералом Кутузов. – Как Дохтуров?

– Только что прибыл фельдъегерь с сообщением, что уже подходит к городу.

– Отменно! – кивнул фельдмаршал. – Остальным войскам мое распоряжение быть готовыми к выступлению в течение двух дней.

А вечером меня снова вызвали пред светлые фельдмаршальские очи, чему я был несказанно рад, так как не терпелось узнать, чем же закончился визит таинственных снайперов к раненному Кутузову. Однако меня постигло большое разочарование, так как за время нашего нового чаепития Кутузов так ничего больше о происшедшей с ним таинственной встрече не рассказал. Более того, теперь он в основном молчал, а рассказывать велел мне. И я подробно, словно на школьном уроке рассказывал, о том, что произошло с нашей страной, да и со всем миром, с момента исчезновения из этого мира в 1980 году Михаила Хитрово до момента исчезновения в 2012 году Павла Колзакова. При этом старика Илларионовича интересовало все и политика, и экономика, характеристики руководителей государств и политические альянсы, и новейшие вооружения. Больше всего потряс же старого фельдмаршала развал СССР.

– Как же можно было, как можно было прос…ать такую великую державу! – схватившись за голову, повторял он снова и снова. – Вот куда надо было нам переноситься, чтобы спасать Отечество! Вот где враги-то, затаились! Погоревав, Михаил Илларионович, вытащил откуда-то бутылку коньяка.

– Это хороший «Martell». Уважаешь?

Вместо ответа я кивнул на бутылку:

– Неужели он тогда уже был?

– Не тогда, а теперь! – назидательно поправил меня Кутузов. – Ты отвыкай от своих постсоветских штучек! Кто у нас младший по чину? Разливай!

Мы, молча, не чокаясь, выпили по паре рюмок за трагическую судьбу будущего Советского Союза.

– Может все еще будет не так плохо и некоторое время спустя какие-нибудь новые «попаданцы» его спасут. – Неуверенно заметил я своему собеседнику.

– Что нам еще остается в данном случае, кроме надежды! Некоторое время мы сидели молча, думая каждый о своем.

– Ты, наверное, голубчик, хотел бы услышать продолжение моего рассказа? – посмотрел затем на меня Михаил Илларионович.

– Не то слово «хотел», – признался я честно. – Я жду не дождусь, когда вы дорасскажите начатую историю про таинственных стрелков, ведь это меня касается самым непосредственным образом!

– Терпение и еще раз терпение, мой молодой коллега! – улыбнулся фельдмаршал. – Согласен, что коль на тебя, как некогда и на меня, начата охота, тебе полезно будет узнать о том давнем визите. Всегда лучше знать с кем ты имеешь дело. Итак, я продолжу свой рассказ. Когда пришедшие, а это были мужчина средних лет и молодая девица, кстати, она была очень даже премиленькая, оказались в моей спальне, то я сразу понял, что это не совсем обычные люди, хотя одеты они были в соответствии с модой тех лет. Но они отличались. Чем? Думаю, что, прежде всего манерой поведения, которая была совершенно невозможной для эпохи, в которой я жил. Они не так держались, не так двигались, даже в своих одеждах они чувствовали себя не слишком уверенно. Разумеется, я возмутился столь поздним беспардонным визитом. На это мужчина заметил, что извиняется за позднее вторжение, но иного выхода у них просто не было. После этого пришедшие представились, он – Сергеем Николаевичем, она – Мариной. Затем, присев в моем изголовье, они в общих чертах изложили причину своего визита. По их словам, и Сергей Николаевич, и Марина являлись сотрудниками некой международной организации «Интернэшэнел Хронос Сервис», учрежденной где-то вначале ХХ1 века.

– Я про такую контору ничего не слышал? – не слишком умно пожал я плечами.

– Ну, это не мудрено, – кивнул головой Кутузов. – Организация то, сам понимаешь, самая секретная.

– Так вот и разгадка секрета с номограммой «ICS»! – неожиданно даже для самого себя воскликнул я.

– Не понял? – поднял глаза Кутузов.

– Все очень просто, ведь буквы «ICS» это всего лишь аббревиатура названия их фирмы «Интернэшэнел Хронос Сервис» и ничего более.

– Действительно, как же это я сам раньше не додумался, – вытер лицо ладонью фельдмаршал. – Даже жалко, что сия загадка теперь разгадана. Да, уж…

– А те снайперы такие же, как мы, бедолаги-попаданцы?

– Ну, они оказались совсем не бедолагами, как мы с тобой, а попаданцами– профессионалами. По их словам, переброски людей из одного времени в другое имели место во все времена, извини за тавтологию. В подавляющем большинстве случаев судьба этих «попаданцев» была незавидной. Они часто заканчивали свой путь в психушках (в более гуманные эпохи), на кострах, колах и крестах (в менее гуманные). Однако некоторым (наиболее хитрым) все же удавалось не только адоптироваться к ситуации, в которой они оказались, но и даже иногда влиять на ход мировой истории. При этом, как мне пояснили, любой «попаданец» несет в себе потенциальную угрозу всему человечеству, так как является носителем неизвестных вирусов, новых штампов гриппа, например. Отсюда вывод – этих бедолаг лучше пристрелить сразу, прежде чем они натворят неисчислимых бед. Для поиска таких «счастливчиков» и была создана эта самая «Интернэшэнел Хронос Сервис». Уж, не знаю, каким образом, но они освоили перемещение во времени, может, изобрели машину времени, может еще что-то, об этом они не распространялись. После чего они периодически стали засылать своих киллеров, для отстрела «передельщиков исторического процесса». Вычислили они и меня, а вычислив, приговорили к ликвидации. С их точки зрения, я был совершенно обречен, так как работают они в высшей степени профессионально и никогда еще не допускали ошибок. Однако со мной у них неожиданно что-то пошло не так. Каким-то невероятным образом, два раза подряд они так и не смогли меня убить. Пущенные в висок пули, раз за разом выскакивали из моей головы. Это мое невероятное везение вызвало бурное обсуждение в ихнем «Хроносе», в конце концов, было сочтено знаком свыше, а потому смертный приговор мне был отменен. Для объявления нежданной амнистии и прибыли ко мне посланцы. Затем мне было объявлено, что в обмен на сохранение жизни, я, в свою очередь, должен взять определенные обязательства перед «Интэрнэшенел Хронос Сервис», в том, что я больше никогда не стану пытаться изменять ход мировой истории и просто тихо доживу отмеренный мне век. Деваться, сам понимаешь, мне было некуда, и я дал им свое честное слово. После этого я много лет ничего о «Хроногсе» больше не слышал. И вот теперь твоя новость о появлении стрелка в Тарутино. Это наводит меня на грустные размышления…

– Но ведь они охотились на меня, причем здесь вы?

– Не все так просто, мой молодой коллега, – поморщился Кутузов. – Дело в том, что твое вторжение в историю пока самое минимальное. Да, ты спас жизнь известному генералу, однако это спасение еще никакого влияние на изменение хода мировой истории не оказало. Что же касается меня, то как раз сейчас я эту историю изменил, причем изменил весьма кардинально.

– Неужели по классике вы должны были проиграть Наполеону Бородино? – спросил я первое, что пришло на ум.

– Да нет, с Бородино, все как раз повторилось так, как и должно было быть. Все дело в Москве. В реальности тот первый Кутузов сдать без боя древнюю столицу России так и не решился, а потому под ее стенами у Поклонной горы было дано еще одно генеральное сражение, в котором полегло все, что еще оставалось в строю после Бородино. Более того, после этого началась резня на улицах самой Москвы, где погибла масса народа, и полегли последние остатки армии. К тому же Москва все равно сгорела.

– Неужели мы проиграли 1812 год? – с ужасом посмотрел на своего собеседника.

– Разумеется, нет! – поморщился Кутузов. – Никто и никогда не сможет победить Россию, вторгнувшись на ее территорию. Отечественная война все равно сметет любого захватчика. Все дело лишь во времени и в жертвах. В данном случае война растянулась на два долгих года, да и жертв в ней было намного больше. А поэтому, когда передо мной в настоящее время встал вопрос о том, оставлять ли Москву без боя, но при этом сохранить армию или же, давать новое генеральное сражение под ее стенами, и повторить все, что уже было, я сделал все возможное, чтобы спасти армию. Что будет дальше, я пока не знаю, но весь мой военный и жизненный опыт говорит, что я принял единственно правильное решение. Но так ли это на самом деле? А потому я сейчас я с замиранием сердца спрашиваю тебя, правильным ли был мой нелегкий выбор в Филях?

– Да, Михаил Илларионович, вы поступили совершенно правильно. Ваше оставление без боя Москвы и вступление туда Наполеона станет не только концом его похода в Россию, но и началом конца всего его царствования. Из всех возможный решений вы приняли единственно возможное, и этим спасли Россию! И современники, и потомки высоко оценят ваш жертвенный подвиг. На глазах старца выступили слезы:

– Господи, как я боялся ошибиться, как я молил Господа, чтобы он помог мне в моем нелегком выборе! Иди ко мне, голубчик, дай я тебя расцелую!

Когда фельдмаршал несколько пришел в себя, он вытер платком глаза:

– Хочу еще узнать вот что, удастся ли мне довести изгнание врага до конца?

– Удастся! – заверил я его. – Еще как удастся!

– Ну, и ладно, на сегодня новостей для меня хватит! Остальное все уже как– нибудь в другой раз!

На том мы с фельдмаршалом в этот вечер и расстались.

* * *

Вскоре в штаб армии прибыл курьер из Петербурга, привезший высочайшие указы о награждениях за Тарутино. Император Александр щедро наградил военачальников. Кутузов получил золотую шпагу с алмазами и лавровым венком, Беннигсен – алмазные знаки ордена св. Андрея Первозванного и 100 тысяч рублей. Десятки офицеров и генералов – награды и повышения в звании. Нижние чины, участники боя, получили по 5 рублей на человека. Не без удовлетворения я взял в руки императорский указ о присвоении мне чина капитана 1 ранга «за отличие», к которому был представлен главнокомандующим. Что ж, кажется, я начинаю опережать в продвижении по службе своего прародителя, который получил этот чин лишь три года спустя.

Увидев меня при новых эполетах, Кутузов поздравил с производством: