Текст книги "Похититель императоров"

– А где мичман Лермонтов? – спросил я у брата, вспомнив о своем желании познакомиться с дядей будущего великого поэта.

– Да вон идет! – показал он рукой на проходящего неподалеку невысокого субтильного офицера. – Мишель, подойди сюда!

– Раз вас видеть в добром здравии, Павел Андреевич, – улыбнулся мне дядя еще не родившегося гения-племянника.

– Наслышан о твоих подвигах при Бородине, и хочу поздравить с заслуженными наградами! – крепко пожал я руку геройскому мичману.

Дядя и в самом деле показался весьма похожим на своего будущего родственника-тезку. Он был столь же невысок и худощав, так же быстр в движениях и жилист, Жидкие волосы на голове, пронзительные черные глаза и небольшой курносый нос дополняли до боли знакомый образ, знакомый мне по портретам в школьных учебниках.

Вино в тот вечер лилось рекой, из чего я сделал вывод, что моряк не отказывали себе в невинных удовольствиях во все времена. В целом наша встреча прошла на вполне достойном уровне. Лучшим подтверждением этому явилось то, что на следующее утро я проснулся с больной головой и Алдакушкин, добровольно взвалив на себя обязанности медбрата, поил меня огуречным рассолом.

– Видать, хорошо, вашеродие, погуляли с братцом-то, коль голова нынче, что каленое ядро трещит! – с сочувствием говорил он мне.

«Кажется, сегодня день что-то сразу не задался» – только и подумалось.

– Пойди в штаб, скажи, что я малость приболел. – попросил я своего помощника.

– Уже сказал! – отрапортовал верный Петрович. – Там люди понимающее, вот и рассолу сразу прислали, сказали – твоему барину на лечение.

Осторожно перевернувшись, чтобы лишний раз не волновать желудок, я погрузился в мутный сон, надеясь к обеду встать на ноги.

Глава четвертая

А в Леташевке все было уже в движении. Кутузов усиленно готовил армию к контрнаступлению.

– Враг ранен, но он еще достаточно крепок, – говорил он на совещании генералитета. – Пока армия не пополнит силы и не подготовит свои ряды, начинать контрнаступление недопустимо. Пусть Наполеон остается в сожженной Москве как можно дольше! Я убежден, что вы, ваше высокопревосходительство, нарочно оставили у Лористона некоторую надежду на благоприятный исход переговоров. Каждый день, проведенный в Тарутине мне дорог. Не надо тревожить медведя в его берлоге.

Во второй половине дня вместе с полковником Толем я успел пару раз съездить в авангард. Приближалось время Тарутинского сражения, которое, втайне от всех, готовил Кутузов, чтобы прощупать силу противника. Что касается меня, то я старался быть поближе к передовой, чтобы иметь возможность что-либо изменить в нашу сторону. Согласно историкам, победу в Тарутинском сражении одержала наша армия, однако, победа была неполной. Именно поэтому у меня и возник план «помочь» нашим добиться на этот раз большего успеха.

У Кутузова, как я знал, ясности в силах французского авангарда не было. Мою информацию, что под началом маршала Мюрата сейчас состоит 5-й корпус Понятовского, две пехотные дивизии и все четыре кавалерийских корпуса, общей численностью более 26 тысяч человек фельдмаршал принял, но, как мне показалось, с некоторым сомнением.

Вскоре пришли сведения от партизан, что Мюрат не имеет за собой никаких резервных частей, расположенных ближе, чем в Москве.

Авангард неаполитанского короля расположился, наблюдая за русской армией, недалеко от Тарутино на реке Чернишне (приток Нары), что в 90 километрах от Москвы.

Наша армия по плану должна была атаковать двумя колоннами. Одной, под личным командованием Беннигсена, предстояло скрытно через лес обойти левый фланг французов. Эта колонна состояла из 2-го, 3-го, 4-го пехотных корпусов, 1-го кавалерийского корпуса, а также 10 казачьих полков под командованием генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова. Остальные корпуса под командованием Милорадовича должны были сковать боем правый фланг французов. Отдельный отряд генерал-лейтенанта Дорохова, по плану Кутузова, должен был перерезать Мюрату пути отхода по Старой Калужской дороге в районе села Вороново. Сам главнокомандующий оставался с резервами в лагере и осуществлял общее руководство.

4 октября вечером Кутузов со всей свитой, включая меня, выехал из Леташевки к Тарутину. Никто не знал, куда и зачем направляется фельдмаршал: о решении атаковать Мюрата были извещены пока исключительно командиры корпусов. Что касается меня, то я, разумеется, помалкивал.

Для обхода левого фланга Мюрата главнокомандующий назначил три пехотных и один кавалерийский корпус с десятью казачьими полками Орлова-Денисова. Они должны были выступить вечером, чтобы к следующему рассвету выйти на опушку леса у самого бивака кирасир Мюрата. Всю операцию Кутузов поручил Беннигсену – назойливый барон упросил-таки фельдмаршала. Сам Кутузов с гвардией и главными силами полагал двинуть на французов с фронта. Но как оказалось посланный в 3-й корпус с с посланием офицер, на нашел там генерала Ермолова, который был в гостях у генерала Шепелева в селе Спасском, и передал пакет с диспозицией полковнику начальнику канцелярии полковнику Эйхену. Кутузов был в ярости.

Фельдмаршал вдруг поднялся в коляске и закричал:

– Это не армия, а кабак! – кричал он. – И Эйхена, и Ермолова – выгнать вон из армии, обоих!

Потом несколько успокоился и велел Коновницыну писать приказ о перенесении атаки на один день.

Пока писали приказ, в избу вошли Дохтуров, Уваров, командир 3-го корпуса Строганов. Выяснилось, что полковник Эйхен просто побоялся сам вскрыть пакет, а Ермолов вернулся поздно и потому не успел известить о диспозиции войска.

Корпусные командиры просили не отменять диспозицию, говорили, что время еще не упущено, а впереди целая ночь, но Кутузов остался непреклонен и недовольный уехал ночевать в деревню Гранищево, где стоял 6-й корпус генерала Дохтурова.

Впрочем, Коновницын все же уговорил его не наказывать генерала Ермолова.

Войска, назначенные в обход левого крыла Мюрата, двинулись еще с вечера. Идти велено было скрытно, даже команды давать вполголоса. Зная последующую ситуацию, я осторожно намекнул главнокомандующему, что, не мешало бы, дать войскам хороших провожатых, что бы они не сбились с пути в темноте. Но Михаил Илларионович, хотя и терпеливо выслушал меня, но никаких указаний на сей счет, к сожалению, так и не дал.

Колонна Беннигсена, же в вечерних сумерках, соблюдая осторожность, перешла реку Нару у Спасского. Ночной марш и неправильный расчет обходного движения вполне предсказуемо привели к замедлению движения, вследствие чего войска не успели своевременно подойти к неприятелю. Только Орлов-Денисов, командовавший крайней правой колонной в основном из казаков, еще до рассвета достиг села Дмитровского за левым флангом французов. Милорадович до рассвета вообще не предпринимал активных передвижений.

Уже ближе к полночи Кутузов вызвал меня и спросил относительно моего «ясновидения» на завтрашний день. Подойдя к карте, я в общих чертах рассказал ему историю Татуринского сражения. Склонив голову набок фельдмаршал молча меня выслушал.

– Как я понимаю, особых ошибок мы завтра не наделаем, – вполголоса резюмировал он прочитанную мной лекцию на военно-историческую тему.

– Хорошо бы заставить казаков завтра не грабить обозы, а преследовать противника. Ну, а генерала Багговута завтра, скорее всего, убьют – порведал я о наиболее неприятным моментах завтрашнего дня.

На это Кутузов только хмыкнул:

– Легче луну выловить из дунайских вод, как говаривал один мой знакомый визирь, чем заставить наших станишников проскакать мимо чужого добра. Записочку я Орлову, на сей счет, конешное дело, отпишу, но толку от этого будет немного.

Немного помолчав, Кутузов изрек:

– Ну, а Багговута жалко.

И трехкратно перекрестился.

На том мы и расстались.

* * *

С рассветом неприятельский лагерь пробудился, но французские пехотные корпуса так и не показывались на опушке. Кутузов терпеливо ждал начала боя, но выстрелов все не было и не было слышно. На правом фланге наших наступавших войск к этому времени собралась, наверное, уже половина армейского генералитета: Беннигсен и Ермолов, Коновницын и Толь, да вдобавок еще и всюду сующий свой нос англичанин Вильсон. Я тоже порывался, было, поехать туда, но Кутузов велел оставаться подле него.

Но вот, наконец, раздалась трескотня ружейных выстрелов, потом ударили пушки – сражение началось. Вскоре появились и первые ординарцы с донесениями. Новости были не слишком веселые – пехота в течение ночи, как я и предупреждал, не смогла выйти на указанною ей опушку леса, так как в темноте сбилась с пути и опоздала. По этой причине утром перед французами оказались одни казаки Орлова-Денисова. Чтобы не быть атакованными, Орлов-Денисов сам решился атаковать противника в надежде на эффект неожиданности. Стоявшие неподалеку кирасиры казачьей атаки не приняли, а ускакали, бросив казакам свой лагерь. Казаки, по своему обычаю, бросились грабить лагерь, так что Орлов-Денисов долго ещё не мог их собрать. Левый фланг французов от разгрома спас Мюрат. Собрав бежавших, он организовал контратаки и остановил продвижение русских.

Кутузов, узнав об остановке казаков, топал ногами. С левого фланга, тем временем, прискакал генерал Милорадович.

– Ваше сиятельство, надо продолжать идти вперед! – настаивал он.

– Вы что, сами не видите, что наши генералы еще не в состоянии проводить сложные маневры! – раздраженно ответил фельдмаршал.

2-й корпус генерала Багговута должен был нанести решающий удар по войскам Мюрата, но он запаздывал.

Вытащив из седельной сумки свой видавший виды бинокль, я рассматривал позиции противника. При двенадцатикратном увеличении, все смотрелось, словно в голливудском блокбастере с грандиозными массовками. Даже не верилось, что там, за предметным стеклом, я вижу живых людей, а не продукт современнейшего компьютерного программирования.

Разумеется, мой бинокль сразу же привлек внимание окружающих. Вначале офицеры, а потом и бывшие поблизости генералы, стали не без интереса поглядывать на диковинную оптику.

– Это я из Америки выписал, – не слишком удачно объяснил я появление у меня столь странной вещи. – Видите, очень удобно, так как смотришь не одним, а сразу двумя.

К моему удивлению, такое объяснение всех вполне удовлетворило.

– Вот, умеют же делать, в отличие от нас, а еще брешут, будто там по пампасам лишь негры на мустангах скачут! – прокомментировал увиденное Ваня Скобелев.

Я, предложил, было, бинокль Кутузову. Но тот от моих услуг отказался, иронично поджав губы.

– Спасибо, Колзаков, но, при моем одном глазе, два окуляра излишне.

В этот момент на опушке напротив Тетеринки, прямо напротив французской батареи, наконец-то, показался 2-й пехотный корпус Багговута. Сразу же завязалась оживленная артиллерийская перестрелка.

Я хотел было помчаться к генерал-лейтенанту Багговуту, чтобы попытаться его спасти, но Кутузов не позволил:

– Уже не успеешь!

И точно, буквально через несколько минут от Коновницына примчался взмыленный адъютант:

– Генерал Багговут убит ядром!

Кутузов перекрестился и покосился на меня, словно я был виноват в смерти храброго Багговута:

– Кто принял команду?

– Генерал-лейтенант Олсуфьев.

Кутузов обернулся ко мне:

– Ну-ка, голубчик, а теперь скачи к барону Корфу, пусть он со своей кавалерией двигает вслед за 6-м корпусом к деревне Чернишне. А потом к Беннигсену, присмотри за ним, на всякий случай.

И фельдмаршал подмигнул мне невидящим глазом.

Кавалерия Корфа стаяла неподалеку, и я достаточно быстро выполнил первое поручение. К этому времени полки левого фланга и центра уже двинулись вперед ровными колоннами. Видя это, не удержался от восхищения:

– Как красиво идут!

На это ироничный барон Корф повернул ко мне голову, усмехнулся:

– Потому и красиво, что идут по прямой линии, а попадись сейчас на пути овраг, пиши пропало!

После этого я помчался к Бенигсену. Тот, увидев меня и узнав, что я не привез ему никакого конкретного распоряжения, а прибыл, лишь чтобы состоять при его особе, устроил форменный скандал, крича, что Кутузов над ним издевается и присылает своих соглядатаев.

– Ваше превосходительство, ваши слова весьма оскорбительны и для меня, и для главнокомандующего, а посему я буду вынужден передать их Кутузову. Но сейчас я хотел бы сказать вам, что смерть Багговута негативно повлияет на действия наших войск! Надо срочно ваше присутствие на поле боя! – плюнув на все политесы, обратился я к разобиженному Беннигсену.

Вместо ответа он презрительно посмотрел на меня, но после недолгого раздумья приказал подкрепить корпус покойного Багговута полками генерала Олсуфьева, после чего и сам поскакал к месту схватки. Я, разумеется, последовал за ним. Результат моего вмешательства превзошел все мои самые смелые ожидания – французским карабинерам не удалось, как это было в первоначальном варианте, изрубить наших отходящих егерей., который упрекал главнокомандующего за отказ в по

После этого мне удалось упросить Беннигсена не оголять центр позиции, как было на самом деле, и вовремя подкрепить его. Соответствующую команду генерал дал, после чего оборотясь ко мне заявил:

– Господин флигель-адъютант, я более не нуждаюсь в ваших советах, так как знаю намного больше вашего, а потому лучше впредь держите свой язык за зубами.

Сказанное являлось откровенной грубостью, граничащей с оскорблением. В другое время за такие слова вполне можно было бы вызвать напыщенного ганноверца на дуэль, но не в разгар же сражения, стреляться с командующим своими войсками!

Проглотив обиду, я отъехал в сторону от Беннигсена и некоторое время молча наблюдал в бинокль за разворачивавшимися событиями. Однако долго молчать я не мог. Наши снова повторяли старую ошибку, которая могла свести на нет все достигнутые сегодня успехи. А потому, наплевав на гордость, да и на субординацию, я, как ни в чем не бывало, опять направил коня к генералу.

Странно, но мне удалось все же уговорить Беннигсена, чтобы он не посылал в бой отдельные части, а навался всей массой.

– Вы уверенны в успехе? – с сомнением поглядел он на меня. – Я больше склоняюсь к мысли подождать идущие резервы.

– Ваше высокопревосходительство! Мюрат никак не ожидает столь смелой атаки, и вы непременно его опрокините!

Что и говорить, я был совершенно уверен в своих прогнозах, так как именно нерешительность Беннигсена в классическом варианте сражения не позволила нам одержать решительную победу.

После некоторого раздумья он согласился с моими доводами, и наш авангард пошел в решительную атаку. Я был просто счастлив, так как не сомневался в успехе.

Однако, к моему несказанному удивлению наша атака провалилась в пустоту. Мюрат загодя отошел, выведя из-под удара не только войска, но артиллерию и обозы. Это было просто невероятно! Да, согласно, всех учебников военной истории Мюрат тоже отошел, но не столь быстро и с приличными потерями. Сегодня же отход его был столь стремителен, словно он знал, что именно сейчас мы будем его атаковать.

Беннигсен приветствовал меня едким окриком:

– Ну, что, господин выскочка, где же ваши французы!

Свита его сдержанно посмеялась. Если сказать, что я был уничтожен, значит не сказать ничего.

При штабе Беннигсена больше мне делать было нечего, и я направился на наш левый фланг в ставку Кутузова. Разумеется, меня никто не пытался задержать.

* * *

За время моего переезда войска Милорадовича на левом фланге двинулись по Старой Калужской дороге из Тарутино в Винково, как по учебному плацу. Но затем, вероятно, вследствие неудачи обходных колонн, Кутузов приказал остановить войска Милорадовича.

Кутузов уже был извещен, что Мюрат начал в беспорядке отходит к деревне Спас-Купли. Атаман Орлов-Денисов со своими казаками преследовал французов до Спас-Купли, но, обнаружив обозы, станишники снова кинулись их грабить и пить дармовое вино.

На левом крыле русской армии, где находился Кутузов, войска подошли уже к реке Чернине.

Почти одновременно прискакал офицер из партизанского отряда кутузовского зятя полковника Кудашева с перехваченным им письмом от маршала Бертье генералу д'Аржану, в котором требовалось незамедлительно все тяжести отправить в Можайск.

Прочитав письмо, Кутузов сразу повеселел. И было от чего! Отправка тяжелых грузов в Можайск могла значить лишь одно – началась подготовка к отходу французов из Москвы.

– Итак, с уходом Наполеона из Москвы, мне все ясно, – рассуждал фельдмаршал сам с собой, сидя в коляске. – Но не собирается ли он теперь обойти нас по новой Калужской дороге, пока мы возимся тут? – прикидывал Михаил Илларионович, затем повернулся к окружавшим его адъютантам – Скакать к корпусным начальникам. Всем немедля приостановить движение войск!

– Не зная ваших замыслов, генералы будут в полном недоумении! – не слишком деликатно заметил я.

Кутузов недовольно глянул на меня:

– Колзаков, когда мне нужен будет ваш совет, я его обязательно спрошу, а пока он мне без надобности!

Ситуация на поле боя существенно изменилась, хотя можно было ещё попытаться отрезать французов левофланговыми полками Милорадовича. Но на этот раз моя повторная робкая попытка дать совет фельдмаршалу, напоролось на его довольно грубый окрик:

– А вы, голубчик не лезьте не в свое дело!

Разумеется, вскоре прискакали офицеры, от уехавших к своим полкам Дохтурова и Милорадовича. Появился Ермолов. Все, как и я, просили не прекращать преследования неаполитанского короля, который отступил уже на семь верст.

– Удаляться от укрепленной позиции и от нашей оперативной линии сейчас весьма опасно, а потому я своего решения не меняю! – велел передать генералам Кутузов.

Он велел разостлать на траве ковер и сел на него, насупившийся и недовольный.

Тем временем у Спас-Купле Мюрат быстро укрепил свою новую позицию батареями и фронтальным огнем окончательно остановил наше дальнейшее продвижение. На этом Тарутинское сражение, в ее новой редакции, собственно и закончилось.

Подъехали полковник Толь, за ним Беннигсен. Генерал был зол, усмотрев в прекращении боя, желание Кутузова сорвать его триумф.

– Поздравляю вас с одержанной победой! – хмуро сказал Кутузов Беннигсену. – Я благодарю, а государь всенепременно наградит!

Беннигсен мрачно ответил, что получил контузию ноги.

Дав указания о новой диспозиции войскам, Кутузов сел в коляску и отправился обратно в ставшую для меня почти родной Леташевку.

Вечером российские полки с песнями и музыкой вернулись в свой лагерь.

По дороге в лагерь, у бывшего постоялого двора по обе стороны крыльца стояли трофейные французские знамена и пушки. Кутузова я увидел, стоящим на крыльце в окружении генералов. Фельдмаршал махал проходящим мимо войскам своей знаменитой бескозыркой и кричал, указывая пальцем на трофеи:

– Вот ваша услуга, оказанная сего дня Государю и Отечеству! Благодарю вас именем Царя и Отечества! Ура!

– Ура! – кричали солдаты.

* * *

Всю последующую ночь в нашем лагере царило веселье. Пели песни, смеялись и даже плясали.

Потери французов в сражении при Тарутино составили убитыми до тысячи человек. В числе убитых французы потеряли начальника гвардии Мюрата генерал Дери и генерала Фишера. В плен нами было взято полторы солдат неприятеля. Помимоэтого мы захватили один штандарт, 38 орудий, 40 зарядных ящиков и массу повозок.

На другой день после сражения на русские посты передали письмо от Мюрата с просьбой выдать для погребения тело его друга Дери. Просьбу эту мы удовлетворить не смогли, так как тело не отыскали.

Затем, как и следовало ожидать, произошел скандал между Кутузовым и Беннигсеном, который упрекал фельдмаршала за несвоевременную поддержку. В результате скандала Кутузов указал Беннигсену на дверь и тот в расстроенных чувствах покинул армию. Новым начальником штаба армии стал генерал Ермолов.

И генералитет, и офицеры повсеместно обсуждал все перипетии Тарутинского дела, критикую фельдмаршала за нерешительность. Что касается меня, то я, как мог в споре отстаивал точку зрения Кутузова, доказывая, что французы вот-вот покинут ставшую для них ловушкой Москву, а потому главнокомандующий вполне разумно не желает сейчас зря рисковать с таким трудом собранными войсками. Кто-то со мной соглашался, а кто-то нет, в общем, спор есть спор, а в нем, как известно, порой азарт самого процесса затмевает чувство реальности. Поэтому, вовремя поняв, что доказывать, в настоящий момент правоту фельдмаршала неблагодарное дело, я поспешил выйти из этой игры. Тем более что подумать было над чем.

Итак, мне удалось дать несколько советов, которые, если так можно выразиться, помогли нашей армии улучшить итоговые показатели Тарутинского сражения. Но меня весьма озадачил тот факт, что и французы в какой-то момент повели себя совершенно не так, как должны были повести в классическом старом варианте этого сражения. Как известно, почти невесомая песчинка порой может вызвать сильнейший камнепад в горах, а потому и в сражении любое изменение тактики одной стороной почти неминуемо влечет за собой изменение поведения и стороны противника. Все это так, и все же меня не покидало какое-то тревожное чувство.