Текст книги "Синоп (Собрание сочинений)"

Едва же «Калипсо» скрылся за линией горизонта, новое послание. На этот раз с приказом выжидать первого выстрела турок и только после этого атаковать самим!

– Железнова ко мне! – велел Корнилов прибежавшему на звонок рассыльному. Через минуту адъютант Железнов был уже в дверях.

Брызгая чернилами, Корнилов чиркал новое письмо Нахимову. Сломал перо и нервно швырнул в сторону, в сердцах сломал и второе.

Наконец, третье письмо было окончено, отдавая его лейтенанту, Корнилов велел:

– Давай, Гриша на «Одессу», он, кажется, под парами. Сразу выходи и полным ходом, догоняй «Коварну» и «Калипсо». Заберешь у Гувениуса мои старые письма и передашь для Нахимова новое. Время не ждет!

Нервное напряжение достигло высшей точки. От волнений у вице-адмирала перехватило горло, и он жадно отхлебывал остывший чай:

– Нам запрещено атаковать первыми, следует ждать первого выстрела турок! Все!

После ухода вице-адмирал присел на софу. Щемило сердце. Расстегнув сюртук, Корнилов потер его рукой. Немного посидел, прикрыв глаза. Когда боль несколько уменьшилась, застегнулся на все пуговицы и снова обратился к карте.

Чувство опасности всегда оказывало на Корнилова особое действие. Всегда и без того деятельный, в минуту опасности он становился еще более энергичным. Никто не знал, когда начальник штаба спал. Теперь его видели везде: на кораблях, верфях, в арсенале и береговых батареях. Дел у вицеадмирала хватало. Он лично инструктировал всевозможных начальников, требуя, чтобы все учения были максимально приближены к боевым реалиям, устанавливал орудия на пароходы, которым надлежало исполнять роль пакетботов. Над Севастополем стоял нескончаемый грохот – это опробовали взятые из арсенала пушки. Одновременно Корнилов формировал особый отряд из четырех вооруженных пароходов, которые подчинил лично себе.

Но предполагаемый выход на рекогносцировку задерживался. Дело в том, что по прибытии в Севастополь Корнилов не нашел всех пароходов в сборе и оттого сильно нервничал.

22-го числа он получил от Меншикова письмо, дающее понятие о том фальшивом положении, в которое был поставлен флот запутанными дипломатическими отношениями и постоянной неизвестностью о мире и войне. «Может быть, – писал Меншиков, – нелишне было бы показаться вам у Сулина, дабы узнать, не было ли между тем покушений турок учинить набег за Дунаем, и, следовательно, начать действительную войну, что нам развязало бы руки… Но ежели бы турецкий флот действительно расположился где-либо вне Босфора, хотя бы то было и с охранным кораблем английским и французским, я решусь, под своей ответственностью, на всякое действие».

Именно в это время на Черном море был потерян один из лучших пароходов Новороссийской экспедиции «Еникале». 17 октября этот пароход под началом капитан-лейтенанта Дандри следовал обычным рейсом из Севастополя в Ялту. В 4 часа 45 минут он неожиданно выскочил на каменную гряду у мыса Киркенес. Погода была ясной и тихой. Авария явилась результатом оплошности вахтенного штурмана и безответственности офицеров, призванных его контролировать. После столкновения пароход своим ходом пришел в Алупку и встал носом на мель. Пассажиров на гребных судах свезли на берег, а затем прибывший к месту аварии военный пароход «Грозный» доставил их в Керчь. На помощь же потерпевшему аварию «Еникале» пришел пароходо-фрегат «Владимир» с такелажниками и водолазами. Всеми работами руководил капитан-лейтенант Бутаков. Носовую пробоину забили снаружи сосновыми клиньями и проконопатили паклей с замазкой. До 29 октябри успели заделать люки, выгрузить груз и некоторые части машин, когда в полдень ветер с зыбью развел большое волнение. От ударов волн на пароходе сломались мачты и дымовые трубы, а затем разломило носовую и кормовую оконечности. Пароход «Еникале» погиб. Корнилов, узнав о потери «Еникале», был очень зол.

– Передай Дандри, что пусть теперь не показывается мне на глаза! – в гневе заявил он своему адъютанту Железнову – Я так рассчитывал пополнить «Еникале» и без того не слишком сильный пароходный отряд!

Потерю «Еникале», впрочем, вскоре восполнил пароходо-фрегат «Бессарабия», который в начале ноября у Анатолийского берега захватил турецкий коммерческий пароход «Меджари-Теджарет», получивший у нас впоследствии название «Турок».

Четвертая глава
Этот неугомонный Корнилов

23 октября вице-адмирал Корнилов, наконец-то, собрал все пароходы. Не выдержав ожидания подготовки эскадры Новосильского, вице-адмирал решил выйти в море с пароходным отрядом, чтобы лично осмотреть турецкие берега. Свой флаг он поднял на пароходо-фрегате «Владимир».

– Прикажите загрузить на выделенные в поход пароходы антрацит! – велел он командиру Севастопольского порта вице-адмиралу Станюковичу. – Он дает мало дыма, а при рекогносцировке это будет немаловажно!

– Увы, английского антрацита из-за прекращения поставок весьма немного, и я могу обеспечить им только один пароход! – ответил Станюкович.

– Тогда грузите антрацит на «Владимир»! – мрачно кивнул Корнилов. – Он пойдет под моим флагом!

После этого, не теряя времени, он вышел в море, имея под началом помимо «Владимира» пароходы «Громоносец», «Одесса» и «Херсонес» – практически все, чем располагал на тот момент Черноморский флот. Курс отряда был проложен на Сулин.

Высокий и худой, болезненный и бледный, он бывал порой излишне нервозен, но подчиненные этот недостаток ему прощали, помятуя о необыкновенной работоспособности начальника штаба флота. Мало кто знал, что на самом деле здоровье Корнилова желало много лучшего, он быстро утомлялся, хотя никогда и не показывал вида. В такие минуты вице-адмирал старался остаться один и хотя бы несколько минут отлежаться на диване, чтобы потом снова кинуться в гущу дел. Вот и сейчас он работал просто на износ, не жалея ни себя, ни других.

Пароходо-фрегат «Херсонес» после восстановления.

Выйдя в море, Корнилов передал на «Херсонес», запечатанный сургучом конверт с инструкцией для эскадры Нахимова. В инструкции Корнилов просил Нахимова, при получении первого известия о выходе турецкого флота в море, немедленно следовать вдоль азиатского берега к Босфору, чтобы отрезать отступление неприятельскому флоту. Сам же он предполагал, с прибывшей из Севастополя эскадрой, атаковать турок в лоб. «Если же Вам удастся предупредить Севастопольскую эскадру и застать неприятеля на якоре под его крепостями, то блокировать его до соединения, – заканчивал Корнилов свое послание, – и тогда, с Божьей помощью, может повториться знакомое вам Наваринское сражение!»

«Херсонесу» было велено оставаться при отряде, и только получив приказ начальника штаба флота, идти на поиски эскадры Нахимова.

24 октября утром Корнилов подошел к Сулину. Вскоре недалеко от берега был усмотрен дым.

– Править на сближение! – велел вице-адмирал.

Обнаруженный пароход оказался австрийским купцом, шедшим из Триеста в Сулин. Вызванный на борт «Владимира» капитан был весьма напуган обилием эполет и пушек. Однако несколько рюмок водки быстро привели его в чувство, а кошелек с золотом развязал язык. После этого австриец весьма охотно сообщил, что англо-французский флот стоит на якорях в Бейкосе, причем ходят слухи, что часть и его пока и вовсе осталась в Галиполи. Что касается турок, то они так и не покидали Буюк-Дере, хотя там, якобы, уже собрана особая эскадра для отправки в Батум.

– Известия весьма важные, но, увы, полностью доверять австрийскому капитану мы не можем, а потому вперед! – решил Корнилов. – Курс зюйд– зюйд-вест!

Перестраиваясь по обстоятельствам, то в боевой, то в походный порядок, пароходы продолжили свой дерзкий рейд. Сам Корнилов, используя хороший ход «Владимира», отсутствие дыма при антраците и прикрываясь парусами, то и дело подходил вплотную к турецким берегам. Таким образом, им были осмотрены все заливы и рейды вплоть до Босфора.

26 октября пароходы подошли к Босфору. Дул сильный норд-ост, разогнавший крутую волну. Пароходы прилично валяло. Разойдясь в разные стороны, командиры пароходов внимательно осмотрели предпроливные воды. Они были пустынны.

– До пролива 30 миль! – доложил штурман, определившись по берегу.

– Григорий Иванович! – повернулся вице-адмирал к Бутакову. – Что у нас с барометром!

– Барометр быстро падает! – доложился командир «Владимира». – Да и уголь уже со дна бункеров выгребаем! Так, что ничего хорошего нам не светит! Настало время принятия решения.

– От Сулина до Босфора мы не нашли ни одного турецкого судна. – вслух резюмировал Корнилов, пряча лицо от соленых брызг. – Похоже, что турецкий флот действительно все еще стоит в Буюк-Дере!

Первые известия о намерении турок были сообщены одним из пароходов, вышедшим за несколько дней до этого из Константинополя. Удалось выяснить, что английская и французская эскадры стоят в Босфоре перед самым выходом в Черное море. Помимо этого, торговый капитан сообщил, что в Босфоре собирается и некая эскадра для Батума. Узнав эти важные новости, отряд Корнилова продолжил плавание к югу и 25 октября миновал мыс Калиакру, Варну, Бургас и Сизополь. На следующий день пароходы уже приблизились к выходу в Босфорский пролив. Это было рискованно, но Корнилов любил рисковать.

Составив письма с итогами рекогносцировки, Корнилов отправил одно в Одессу Меншикову на «Громоносце», а второе в Севастополь на «Херсонесе». Сам же, оставив за собой в пяти милях «Одессу», чтобы та не выдала его шапкой дыма, направился на «Владимире» в горло Босфора. В четвертом часу дня он обнаружил маяки, а между ними множество купеческих судов, среди которых вскоре выявил отряд турецких крейсеров – пять фрегатов, корвет и пароход. «Владимир» подошел к крейсерам почти на пушечный выстрел, приведя их в «большую суету и недоумение». Вдалеке в дымке были едва видны три больших парохода, тянущие на буксирах какие-то парусные суда, которые по величине рангоута, можно было принять за фрегаты. Дело шло к боевому столкновению, но налетевший с северо-востока шквал и наступавшая темнота заставили вице-адмирала повернуть назад на соединение с «Одессой». «Тут я видел, – отметил впоследствии Корнилов в своем донесении, – какое преимущество имеют сильные пароходы, и скорбел о нашем в этом отношении недостатке».

В это же время «Одесса» обнаружила вдалеке сразу два турецких корабля, пароходо-фрегат и бриг, лежавшие на пересечении ее курса.

Подходящий к концу уголь заставил адмирала отказаться от рандеву с эскадрой Нахимова. «Владимир» развернул свой форштевень на Севастополь.

– Конечно, хорошо было бы повидаться с Павлом Степановичем и приободрить его, но реально мы не можем сообщить ему ничего любопытного. Да, турки уже выглядывают из пролива, но пока не более, а потому берем курс на Севастополь! – подумав, принял решение Корнилов.

– Наращивание турками значительных сил у Бофора похоже можно считать доказанным! – обратился к Корнилову адъютант лейтенант Железнов.

– Судя по всему, турки все еще лелеют мечту о кавказском десанте! – вздохнул Корнилов, отдавая зрительную трубу своему Железнову. – Надо бы сразу сообщить Нахимову!

– У нас угля едва до Севастополя дошлепать! – подал голос капитан-лейтенант Григорий Бутаков.

…– Будем пока держаться под парусами! Может еще и приз, какой-нибудь перехватим!

Был у вице-адмирала и свой пунктик. Корнилов буквально бредил увеличением состава Черноморского флота за счет взятых в плен неприятельских судов. Даже в наставлении командирам кораблей он писал недвусмысленно: «…Если бы счастье нам благоприятствовало, и мы бы встретили неприятеля, то, с помощью божией, офицеры и команды судов, со мной отплывающих, вполне воспользуются случаем увеличить наш флот новыми кораблями». Больше всего мечтал начальник штаба о приобретении пароходов, которых Черноморскому флоту так не хватало. Именно поэтому все командиры кораблей и судов имели от него негласное указание по возможности стараться захватывать противника в плен. В преддверии возможных призов, которые надо будут вводить в боевой строй, Корнилов приказал очистить доки от давно стоявшего там безнадежно старого линейного корабля «Султан-Махмуд» и такого же древнего фрегата «Агатопль». Команды матросов ломали старые суда и освобождали доки.

Вечерами в каюте, оставшись наедине со своими мыслями, Корнилов старался припомнить все из действий в прошлых войнах, чтобы в случае необходимости не упустить ни одной самой малой детали. «Нельсон мочил коечные чехлы и брезенты на случай пожара», – записывал он. «Стрелять надлежит в корпус судов, это предпочтительнее, чем в рангоут…» «В Абукирском сражении корабли стояли против скулы противника». «Все предосторожности против огня. Помнить «Орион» при Абукире и «Ахилл» при Трафальгаре…» «Гребные суда, если возможно, то спустить…»

Три дня спустя с «Владимира» обнаружили турецкую эскадру, вышедшую из Босфора. Правда. Далеко от пролива турки уходить не рисковали, а держались под прикрытием своих береговых батарей. Но главным было то, что они все же начали высовываться, это значила, что рано или поздно, но пролив они покинут!

– Значит, турки все же рискнули выбраться из своей норы! Это даже к лучшему. Возможно, что мы сможем покончить достаточно быстро! Поворачиваем на Севастополь! – велел обрадованный Корнилов командиру парохода.

Над черными трубами «Владимира» взметнулась шапка дыма, Форштевень пароходо-фрегата разворачивался на норд-ост.

28 октября «Владимир» с «Одессой» бросили якоря в Севастопольской бухте и сразу приступили к погрузке угля. Смелая разведка Корнилова имела важное значение для всех последующих событий.

Что касается, «Херсонеса» то в тот же день, разлучившись с «Владимиром», увидел в два часа пополудни к северу от себя эскадру в шесть вымпелов, которую принял за эскадру Нахимова. «Херсонес» немедленно поворотил к «Одессе», чтобы предупредить ее об этом, но за мрачностью погоды на «Одессе» не заметили сигнала. Между тем «Херсонес» обнаружил на зюйде еще одну эскадру: три корабля, фрегат и пароход под турецкими флагами. Вскоре эту эскадру обнаружила и «Одесса». Желая предупредить об обнаружении противника Нахимова, «Херсонес» взял, было, курс на встречу с Нахимовым, но недостаток угля и усиливавшийся норд-остовый ветре принудил его так же вернуться в Севастополь.

К моменту прибытия Корнилова в Севастополь, там его уже ждало новое письмо князя Меншикова с предписанием истребить вышедший из Босфора турецкий флот.

– Эскадра к плаванию готова! – доложился Новосильский. – Запасы и вода в норме!

– Ну, вот, Федор Васильевич, кажется, вся неопределенность разрешилась! Завтра утром выходим. Главное – это найти турок, а в нашей победе сомнений нет! Я вступаю в командование эскадрой! – впервые за много дней улыбнулся вице-адмирал. – Надеюсь, будем турок не только топить, но и захватывать! Проводив Новосильского, Корнилов удалился к себе в каюту.

Адъютант начальника штаба флота лейтенант Жандр с тоской глядел на близкий, но недостижимый сейчас для него Севастополь. Где-т о там в нагромождении домов был один, в котором бы он так желал бы очутиться больше всех иных желаний. К Жандру подошел старший адъютант лейтенант Железнов:

– Ну что ты Саша маешься! Небось, на берег надо!

– Еще как надо! – грустно выдохнул Жандр.

– Насколько я понял у адмирала нашего на сегодня более никаких поездок нет, будет работать в каюте с бумагами. Я на месте и если что, всегда прикрою. Так что давай, думаю часа три у тебя есть, управишься!

– Еще как!

Через минуту Жандр уже был в дежурной шлюпке. Гребцы привычно навалились на весла, и шлюпка легко заскользила по Севастопольской бухте.

* * *

…Вот и Графская пристань. Лейтенант легко спрыгнул на дощатый настил

– Саша! Господи, какими судьбами!

Жандр обернулся. Навстречу ему бежал в заломленной на затылок фуражке его лучший друг лейтенант Кузьмина-Караваева. Жандр и Короваев были однокашниками по морскому корпусу, и все годы учебы всегда были вместе, делили свой нехитрый стол, учебную скамью, даже в спальной камере их койки всегда стояли рядом. Вместе начали и свою флотскую службу. Еще мичманами познали ярость абхазских десантов и неистовость прикавказских штормов. Черноморский флот воспитывал офицеров сурово. Однако, он делал из них настоящих моряков, таких, кому нестрашны, ни буря, ни абордаж. Чередовались корабли, менялись звания, но, как и прежде, оба офицера оставались верны своей дружбе. Затем служебные пути их несколько разошлись. И если Жандр служил сейчас флаг-офицером Корнилова, то Кузмин-Караваев старшим офицером на пароходо-фрегате «Громобой».

Друзья давно не виделись, а потому обрадовались неожиданной встречи. Обменялись новостями.

– Завтра утром выходим с эскадрой, будем искать турок, но черт знает, где они сейчас прячутся!

– А мы сейчас загружаемся углем, да машину чиним, будь она не ладна! Как починимся тоже сразу в море. Наверное, пойдем искать Нахимова!

Новости, разумеется, были в основном у Жандра. В штабах всегда знают много интересного в отличие от кораблей. Затем помолчали, хотя каждый думал об одном и том же. Наконец первым не выдержал Караваев:

– Давно ли ты видел Сашеньку?

– Увы, не помню уже и когда! – вздохнул Жандр. – Вот случилась оказия на берег, думаю, а вдруг! Может быть, нанесем ей совместный визит?

– Где же ее теперь найдешь эту минуту! – так же вздохнул Караваев.

– Давай, Николя, нанесем все-таки совместный визит. Пришло время исполнить наш старый уговор. Больше возможности, сам понимаешь, может уже и не представится. Насколько я слышал, Богдановичи собираются вот-вот перебираться в Николаев. Сможешь ли ты отпроситься?

– На час-полтора отлучиться могу, но не более того! – сокрушенно развел руками Караваев.

– У меня времени не больше! – засмеялся Жандр. – Воюем как-никак! Извозчика ловить было без надобности. Богдановичи жили на Екатерининской, а от Графской туда хода минут двадцать.

– Жалко цветочниц нет! – печально огляделся по сторонам Кузьмин-Короваев.

– Что поделать, время нынче военное! Извинимся! Как-то наша Саша сейчас? Небось газет начиталась и всему верит.

Все дело в том, что не так давно к обоим друзьям пришла любовь. На одном из вечеров в Севастопольском Морском собрании они познакомились с очаровательной Сашенькой Богданович, младшей дочерью одного из тогдашних черноморских адмиралов. Познакомились, и оба сразу влюбились в нее безнадежно и навсегда!

Богдановичи славились в Севастополе своим хлебосольством. У старого адмирала было пять бравых сыновей, все как один флотские офицеры, и дочь. А потому в просторном доме на Екатерининской всегда стоял шум и гам. Адмирал любил бывать в кругу молодежи и всегда держал открытым дом для многочисленных друзей своих детей.

Надо ли говорить, что Жандр с Кузьминым теперь почти каждый свободный от службы вечер старались попасть под разными предлогами к Богдановичам с одной-единственной целью: увидеть свою неповторимую Сашеньку. Несть числа примеров, когда любовь рушила, казалось бы, самую крепкую мужскую дружбу. Но здесь вышло по-иному. Не так давно Жандр и Караваев признались друг другу в своих чувствах к Сашеньке и решили, что пусть свой выбор она сделает сама! Но сообщить девушке свою просьбу и выслушать ее приговор они все никак не могли, то один был в море, то второй. И вот, наконец, все должно было определиться уже сегодняшним вечером

Когда вечером у дома Богдановичей появились Жандр с Кузьминым– Караваевым, в коляску уже грузили последние узлы. Адмиральша Мария Федоровна была женщиной многоопытной и неглупой. Одного взгляда на взволнованных лейтенантов ей было достаточно, чтобы понять, друзья пришли к ее дочери не только для того, чтобы просто проститься. Что ж, оба офицеры вполне достойные, да и дочери уже пора определяться. Вот, если бы только не эта война!

– Здравствуйте, Александр и Николай! – протянула адмиральша свою пухлую руку для поцелуя лейтенантам. – Небось, пришли простить с Сашенькой? Она сейчас наверху пакует свои шляпки. Но долго не задерживайте, мы должны засветло выезжать!

Сашенька в это время занималась делом для молодой девушки весьма немаловажным. Вместе с горничной она героически пыталась рассортировать по коробкам свои кружевные капоры, бархатные токи-тамбурины и шляпки флорентийской соломки. Но капоров и шляпок было слишком много, и они упорно не желали помещаться в коробки. Кроме того, туда же надо было запихнуть и последние номера французского журнала модниц «Коутор», которых у Сашеньки (предел зависти подруг!) было аж шесть штук.

По щекам Сашеньки текли слезы. Этому была причина особая – она так надеялась, что ее поклонники лейтенанты найдут время ее проводить. Они так ей нравились, и всегда остроумный Алекс Жандр, и застенчиво-преданный Николя Караваев. Но вот пора уже грузить последние вещи, на улице стоит запряженная коляска, а никто так и не пришел. От всего это больше всего доставалось несчастным шляпкам, которые Сашенька безжалостно сминала и запихивала в коробки.

– Добрый вечер, милая Александра Васильевна! – раздалось внезапно у нее за спиной.

Сашенька повернулась. Неужели? В дверях стояли Алекс и Николя.

– Значит, вы сегодня нас покидаете? – развел руками Жандр.

– Да, маменька решила выезжать почему-то именно сегодня! – всхлипнула Сашенька.

Горничная подала ей платок, и барышня промокнула глаза:

– Ах, как право не хочется мне именно сейчас уезжать из Севастополя.

– Ничего, Александра Васильевна, в Николаеве приличное общество и хорошее офицерское собрание, так что скучать не будете!

– Причем тут собрание! – махнула рукой Сашенька. – Начинается война, и здесь остаются папа с братьями, да и вы тоже! Какое уж у меня будет в Николаеве веселье! Спасибо, что хоть пришли меня проводить, а то я думала, что уж так и уеду, вас не поведав!

– У нас Александра Васильевна к вам серьезный разговор! – придвинулся в комнату более решительный Жандр. – Не секрет для вас, что мы с Николаем оба вас любим, давно и преданно. Впереди у нас с вами длительное расставание, к тому же начинается война, и как все сложится, никто из нас не знает, а потому мы очень бы хотели получить ваш ответ на вопрос: кто более мил из нас вашему сердцу?

Вопрос застал девушку врасплох и она, переводя взгляд с одного на другого офицера, молчала. По щекам Сашеньки текли слезы. Как она может обидеть столь милого ее сердцу Сашу Жандра, который всегда готов был смешить ее своими рассказами и сражать остроумием наповал собеседников? Как она могла обидеть доброго и преданного Коленьку Караваева, последнего рыцаря минувших эпох?

– Милая Александра Васильевна! – склонили лейтенанты свои головы. – Мы готовы подчиниться любому вашему решению!

– Мне очень трудно сделать свой выбор, – ответила им, наконец, растерянная Сашенька. – Впрочем, сейчас война, а потому я выйду замуж за храбрейшего из вас!

– Мы будем достойны этой чести! – ответствовали друзья-лейтенанты и откланялись.

* * *

Утром 29 октября с подъемом флага на «Великом князе Константине» подняли и сигнал: «Государь ожидает усердной службы, а Россия всегдашней славы своего оружия».

На палубах 2-й эскадры зачитывали приказ Корнилова: «…если бы счастье нам благоприятствовало, и мы бы встретили неприятеля, то с помощью Божиею офицеры и команды судов, со мной отплывающих, вполне воспользуются случаем увеличить наш флот новыми кораблями».

Эскадра вышла в море утром 29 октября. Флаг начальник штаба флота поднял на «Великом князе Константине». Командир дивизии контр-адмирал Новосильский свой флаг держал на «Трех святителях», а его младший флагман контр-адмирал Панфилов на «Двенадцати Апостолах». Помимо этого, в состав эскадры входили «Париж», «Ростислав» и «Святослав». Учитывая эскадру Нахимова, сейчас в море находился почти весь Черноморский флот. Напряжение сил достигло предела наивысшего!

Помимо наращивания сил в центральной части Черного моря, Корнилова волновала и ситуация у берегов Кавказа. Известия о готовящемся десанте турок на кавказский берег заставили начальника штаба флота усилить отряды вице-адмирала Серебрякова. Для этого Корнилов определил фрегат «Флора». Командир «Флоры» капитан-лейтенант Антон Никитич Скоробогатов был опытным моряком, имел Георгиевский крест за 18 морских кампаний. В его компетенции у начальника штаба флота никаких сомнений не было.

Покинув Севастополь «Флора» и взяла курс на Сухум. Плавание началось вполне удачно. Вначале фрегат благополучно разминулся со штормом, который настиг корабли эскадры Нахимова, а потом с попутным ветром взял курс к кавказским берегам.

В адмиральском салоне вице-адмирал совещался с Новосильским, Панфиловым и командиром «Константина» Егормышевым.

– Предполагаю пройти вдоль берегов всей западной части Черного моря до встречи с Нахимовым и только после этого вернуться в Севастополь! – карандаш Корнилова описал широкую дугу над картой и уткнулся в Синоп.

– Хорошо было бы вообще зажать турок между двух наших эскадр и уничтожить! – пощипал себя за ус Новосильский. – Но для этого должно сильно повезти!

– Главное, чтобы они из Босфора вылезли, а там в догонялках как-нибудь поймаем! – подал голос оглаживая свою двулопатную бороду Панфилов.

Чуть поодаль слушал адмиралов, как всегда безукоризненно одетый, с идеальным пробором на голове командир «Константина» Лев Егормышев.

– На все воля божья! – заметил он адмиралам.

– Что да, то да! – согласно кивнул командиру «Константина» Корнилов. – Сейчас наступил настоящий «форс-мажор»!

С рассветом 29 октября эскадра под флагом Корнилова в составе шести линейных кораблей, двух пароходов и брига взяла курс к мысу Калиакрия, где он предполагал нахождение турок. Едва корабли отошли от берегов Крыма, как сразу же попали в полосу сильных шквалов. На подходе к мысу Калиакрия началась и хорошая болтанка. Ветра были противные, а потому в непрерывных лавировках эскадра продвигалась медленно. От нетерпения Корнилов не мог находиться в своей каюте, и все время вышагивал взад-вперед по шканцам, приводя в трепет вахтенных офицеров.

Более всего Корнилов опасался за ветеранов эскадры «Двенадцать апостолов» и «Три Святителя». Хотя и ремонт прошли своевременно и освидетельствованы, как вполне годные к плаванию в открытом море, но кто знает, что может наделать длительный шторм? По этой причине он всю ночь не мог заснуть, мучая себя всевозможными предположениями. Лежа в койке, он смотрел, как полог его койки съезжает от крена то в одну, то в другую сторону. Закрепить его не было ни сил, ни желания.

Когда, наконец, рассвело. Корнилов пересчитал корабли эскадры. Вроде все были на месте.

– Передайте запрос все ли благополучно? – велел он Ергомышеву.

В ответ с кораблей эскадры доложили: "Все в исправности".

– Ну, и, слава Богу! – перекрестился вице-адмирал.

Об этом шторме Меншикову своим торопливым нервным почерком он писал: «1 ноября с полночи нашел внезапно жестокий шквал от северо-запада. Эскадра несла большие паруса, которые убрала щегольски, несмотря на ночное время; пришлось взять опять все рифы и потом оставить один грот– марсель и трисели; волнение не замедлило разыграться и начало трехдечные корабли бросать, как тендер; с сим вместе барометр поднялся, сделалось очень холодно и все предвещало известный своею силой и упорством северовосточный ветер. Желая быть на ветре мыса Калиакрия, я поворотил к северу. 2 ноября ветр продолжался с сильными порывами, с дождем и градом, нок вечеру погодя смягчилась, равно как и волнение».

Эскадра ложилась на курс к мысу Калиакрии, а пароходо-фрегат "Владимир" рванул вперед, чтобы успеть осмотреть Балчик, Варну, Сизополь. Кто знает, не отстаивается ли где-нибудь там загнанные штормом турки?

Следуя за «Владимиром», начальник штаба флота велел готовить корабли к бою. Трудно сказать почему, но в скорой встрече с турками Корнилов был уверен. Своим командирам он уже отписал подробную инструкцию будущего сражения: "Если открою неприятеля в Балчике или Варне, намерен атаковать его; для сего заранее изготовить пеньковые канаты с кормы… каната потребуется до 75 сажен…"

Наконец, в отдалении со стороны Варны прозвучали два пушечных выстрела. Неужели турецкая эскадра?

– Поднять сигнал «Изготовиться к бою» – сразу распорядился Корнилов, сам уже лихорадочно обдумывая, как ему атаковать обнаруженных турок.

Но тревога оказалась ложной. "Владимир" слишком близко подошел к крепости, и был для острастки оттуда обстрелян. Никаких турецких судов в Варне обнаружено не было.

На пределе своих машин «Владимир» проскочил по другим портам, но везде картина была та же. Ни в Балчике, ни в Сизополе турок не было.

Когда же со встречного купеческого судна сообщили, что совсем недавно три турецких парохода ушли из Константинополя в Трапезунд, терпению Корнилова пришел конец. Не выдержав, он пригласил к себе Новосильского.

– Вот что, Федор Михайлович, – сказал он Новосильскому, – Я перебираюсь на «Владимир» и иду на ост гляну Нахимова, чтобы его предупредить, если не найду, иду в Севастополь. Ты же так же бери курс ему навстречу. Если найдешь раньше меня, передай ему линейных кораблей, а с остальными возвращайся в Севастополь!

– Хорошо! – кивнул головой никогда ничему не удивляющийся Новосильский. На «Владимир» просигналили: «Подойти к борту и принять адмирала». Бутаков, лихо срезав корму «Константину», подошел почти вплотную к флагманскому линкору. С «Константина» спустили адмиральский катер. Под трели боцманских дудок и барабанный бой в него спустился Корнилов с неизменным Железновым. Спустя несколько минут начальник штаба флота, и его адъютант были уже на палубе пароходо-фрегата. Взбивая плицами шквальную волну, «Владимир» быстро оставил эскадру далеко позади себя.

А в воздухе все отчетливее пахло надвигающейся грозой. Все шло к скорой войне. Что касается турок, то они намеревались активно обороняться на рубеже Дуная, а на Кавказе наступать на Грузию и Армению, с одновременной высадкой в тылу наших войск севернее Сухума целого армейского корпуса, который должны были поддержать черкесы во главе с Шамилем. Христиан Закавказья предполагалось вырезать. Затем предполагался поход к низовьям Волги и Дона, а если повезет, то и высадка десанта в Крыму. Так что аппетиты у турок были весьма немалые!

Но и наша разведка недаром щи хлебала! Поэтому российский план войны предусматривал активную оборону на Дунае и упреждающие удары в Закавказье. Черноморский флот при этом должен был блокировать побережье Турции, а при появлении в море турецкого флота его уничтожить.