Текст книги "Принципы правового регулирования в структуре федерального закона"

Наряду с принципами в тексте закона законодатель в ряде случаев выделяет преамбулу и цели закона. Будучи включенными в текст, и преамбула, и цели могут быть использованы для толкования, уяснения смысла конкретных его норм. В чем же тогда состоит отличие принципов от преамбулы и целей закона?

Преамбула представляет собой вводную часть, введение в закон заведомо неправового содержания, имеющее целью поместить излагаемые в законе идеи в идеологический, политический, социальный или даже философский контекст. Из преамбулы можно установить повод к принятию самого закона, исторические условия принятия данного закона, определить основную задачу, которую поставил перед собой законодатель. Коротко говоря, преамбула представляет собой манифестацию намерений законодателя. Неправовой характер преамбулы вытекает не только из того, что сам текст преамбулы является собой пример идеологического в самом широком смысле текста, но и из того, что преамбула и не должна содержать в себе норм права, т. е. правил поведения, адресованных неопределенному кругу лиц и рассчитанных на неоднократное применение, поскольку главная задача преамбулы – дать понимание контекста принятия закона.

Несмотря на то что преамбула не содержит правовых норм, она может использоваться для толкования норм права, содержащихся в самом тексте закона. В частности, преамбула, по своему содержанию раскрывающая намерения законодателя, дает ключ к применению телеологического способа толкования норм, предполагающего придавать преимущественное значение такому толкованию нормы закона, которое ближе замыслу законодателя. В этом случае преамбула текстуально обозначает этот замысел. Если преамбула по своему содержанию содержит сведения исторического характера (обстоятельства принятия закона), то такая преамбула может использоваться в будущем как основа для применения исторического метода толкования нормы закона, предполагающего уяснение смысла нормы закона через познание контекста принятия закона, анализа причин и содержания вносимых в закон изменений. В этом случае преамбула текстуально закрепляет этот контекст. В любом случае преамбула имеет правовое значение, выступая сугубо дополнительным, служебным средством познания смысла текста закона.

Отличие принципов от преамбулы, таким образом, налицо. Во-первых, принципы (если только это действительные принципы права, т. е. обладающие достаточной общностью правовые идеи, а не цели закона или отдельные его узкие нормы) всегда выражают правовые нормы и как таковые могут применяться сами по себе, тогда как преамбула не содержит правовых норм и сама по себе, непосредственно для разрешения правовых проблем, применяться не может. Во-вторых, принципы отражают реальные или рукотворные закономерности, на которых построен текст самого закона, в то время как преамбула никаких закономерностей не выражает, в связи с чем обращение к тексту преамбулы при толковании текста должно осуществляться в последнюю очередь, тогда, когда другие способы не дают однозначного результата.

В связи с этим можно сказать, что, несмотря на ограниченный характер применения толкования норм закона на основе преамбулы, сама преамбула занимает при толковании более высокое положение, нежели принципы, а значит, и результат толкования на основе преамбулы должен иметь большее значение, чем толкование на основе принципов, поскольку по определению преамбула отражает незамутненное правовой фразеологией намерение законодателя.

Выделение законодателем в тексте закона целей закона делается для того, чтобы обозначить основные результаты, которых законодатель намерен добиться, осуществляя правовое регулирование той области жизни, которому и посвящен закон. Иногда в законе вместо целей (или наряду с целями) упоминаются еще и задачи. Различия между целями и задачами правового регулирования непринципиальны и сводятся к степени общности ожидаемых результатов, притом что задачи понимаются как более честные результаты, получение которых необходимо для достижения главного результата – цели. Далее цели и задачи правового регулирования не разделяются.

Цели закона – это нормы права особого класса, которые так и называются «нормы-цели» (они выделяются наряду с другими типами специальных норм, призванными обеспечить действие регулятивных и охранительных норм – дефинитивными, декларативными, оперативными нормами). Их главное предназначение – обозначить основные направления правового регулирования.

Введение их в текст закона необходимо в тех случаях, когда законодатель, собравшийся регулировать определенную группу общественных отношений, выбирает между несколькими различными целями регулирования, находящимися между собой в конфликте или в неполной мере согласующимися друг с другом. Во избежание ориентации правоприменителя при толковании норм принятого закона не на те цели, которые ставил перед собой законодатель, принимая этот закон, законодателю целесообразно прямо обозначить цели такого регулирования и тем самым пресечь возможное расхождение во взглядах в этом важном для применения вопросе.

Цели закона, будучи выражены юридическим языком, служат основанием для применения, в первую очередь, систематического способа толкования, предполагающего уяснение смысла конкретной нормы закона через связь ее с другими нормами этого закона. В этом случае цели являются как бы вершиной смысла в пирамиде толкования норм, поскольку в случае противоречия между различными нормами дают ориентир, в какую сторону следует вести толкование норм. В связи с тем, что цели закона, как правило, формулируются в очень большой общности (именно потому, что они выражают цели), понять их нормативное содержание чрезвычайно сложно. Это делает их весьма непригодными для использования в качестве основы телеологического метода толкования. В связи с большой общностью норм-целей между ними и конкретными нормами закона образуется смысловая пропасть, сама по себе требующая дополнительных средств ее преодоления. Вследствие такого разрыва использование целей закона возможно только тогда, когда в ходе интеллектуального анализа конкурирующих друг с другом норм правоприменитель не смог их примирить и вынужден выбрать одну из них, отбросив другую, что обедняет правовой анализ и не снимает угрозу делегитимизации принятого подобным образом решения. Цели закона выступают, таким образом, не средством примирения конкурирующих норм, поскольку они не способны предотвратить столкновение, а направлением выбора. Именно поэтому нормы-цели имеют сугубо вспомогательный характер.

Принципы права призваны ответить на вопрос «как добиться» поставленных целей, и именно они и служат средством преодоления разрыва между целями и конкретными нормами закона. Поскольку принципы выражают в правовой форме основные идеи, положенные в основу структурирования закона, а значит, в сконцентрированном виде выражают все или большинство норм этого закона, они могут применяться как сами по себе для разрешения правовых коллизий, так и служить средством установления действительного содержания конкретных норм, будучи основой для применения расширительного или ограничительного их толкования, тем самым не допуская конфликта между этими нормами. Тем самым принципы служат средством гармонизации всех норм закона, обеспечивая его непротиворечивое применение, так необходимое для поддержания легитимности результатов правоприменения.

Различия между целями закона и его принципами, таким образом, очевидны. Во-первых, цели закона как таковые не содержат конкретных правил поведения, в то время как принципы (неважно, выражены они явно в тексте или нет) являются таковыми. Во-вторых, если цели закона определяют направления регулирования, то принципы обозначают главные, основные средства, с помощью которых следует осуществлять это регулирование. В-третьих, и цели и принципы могут использоваться для целей толкования норм закона, однако применение норм-целей осуществляется в конце, к результатам толкования в случае их противоречивости, в то время как принципы используются в самом толковании наряду с истолкуемыми нормами.

Таким образом, преамбула, цели и принципы могут использоваться для структурирования текста закона, однако их значение для этого процесса различное. Преамбула определяет контекст создания, принятия и действия закона, цели указывают результаты, которые необходимо достичь правовым регулированием общественных отношений с помощью закона, принципы задают правовые идеи выработки непосредственно норм этого закона. Все вместе эти средства юридической техники создают необходимый для непротиворечивого правоприменения каркас текста и смысла закона.

При формулировании принципов в целях закрепления их в тексте закона возникает проблема выбора объема общности таковых принципов. Во-первых, должен ли для закрепления в законе принцип быть общеправовым или же можно довольствоваться отраслевым значением (или даже более узко – принцип может иметь применение только в рамках этого закона)? Во-вторых, должен ли принцип раскрываться во всех нормах этого закона или же достаточно того, что он будет проявляться в части этих норм? В-третьих, могут ли закладываемые в закон принципы противоречить друг другу?

Если мы имеем достаточно крупный с точки зрения наполненности конкретными правилами закон, то он не может быть сформулирован и изложен на основании только одного принципа. Закон, регулирующий достаточно большую область жизни, содержит в себе множество подчас различных подходов к регулированию разных блоков общественных отношений. Соответственно, и правовые нормы, сгруппированные сообразно дифференциации общественных отношений, также в большинстве случаев для того, чтобы быть адекватными регулируемым отношениям, должны быть построены по-разному, т. е. в основу этих групп норм должны быть положены разные принципы.

С другой стороны, вполне естественно, что, если мы хотим, чтобы принципы сохраняли свое значение как нормы права, нам придется отказаться от того, чтобы одним или несколькими принципами охватить всю совокупность норм. Ведь чем больше норм можно охватить одним принципом, тем более общим, абстрактным, бессодержательным становится сам принцип. И наоборот, чем меньше норм можно охватить одним принципом, тем более конкретно, богато, широко его содержание.

Примиряя эти соображения друг с другом, кажется достаточным прийти к следующему тезису: для того чтобы принцип смог выполнить свои основные функции, он должен быть достаточно абстрактен для того, чтобы охватить достаточно большое число регулируемых норм, но при этом не терять своего конкретного ясного содержания для того, чтобы сохраниться как правовая норма и выполнять свои функции как принцип.

Для того чтобы проверить этот тезис, любопытно рассмотреть классическую классификацию принципов на общеотраслевые, межотраслевые и отраслевые на предмет уместности закрепления разных категорий принципов в тексте закона.

Поскольку общеотраслевые принципы охватывают абсолютно любые правоотношения независимо от их отраслевой принадлежности и независимо от специфики самих подвергающихся регулированию общественных отношений, один и тот же общеотраслевой принцип, закрепленный в разных законах, содержательно не отличается от себя самого. Следовательно, его закрепление в тексте закона никак не помогает его структурированию и ничего не дает к пониманию норм именно этого закона. Поэтому с практической точки зрения, с точки зрения функциональности закрепления принципов в законе, формулировка в тексте закона принципа на уровне общности общеправового принципа, по общему правилу, бессмысленна, по крайней мере без его адаптации к предмету регулирования в тех случаях, когда для использования общего принципа в тексте закона все-таки будут найдены основания.

Межотраслевые принципы, охватывая несколько различных, но предметно или идейно близких друг другу правовых отраслей, абсолютно идентично работают в нескольких этих отраслях, задавая одинаковым образом важнейшие характеристики правовому регулированию одних и тех же, по сути, явлений и процессов. Межотраслевые принципы сохраняют свое содержание как конкретных норм, но они не охватывают всех норм соответствующих законов, поскольку законы, несмотря на некоторую общность регулируемых отношений, отличаются друг от друга, и в этой области отличий межотраслевые принципы применяться не могут. Соответственно, с функциональной точки зрения межотраслевые принципы могут использоваться в законах, но для этого сами законы должны иметь своим предметом очень большую количественно и очень разнообразную качественно область общественных отношений, притом что в этих законах всегда будет существовать огромный массив норм, не охваченных такими принципами. Таким образом, использование межотраслевых принципов в текстах законов является, скорее, исключением, чем правилом.

Отраслевые принципы, отражающие самые существенные стороны правового регулирования отдельной отрасли права, прекрасно могут быть использованы для структурирования кодифицированного закона по конкретной отрасли, поскольку такие принципы позволят заложить основы не только для конкретных норм кодекса, но и задать содержательно пределы регулирования всего массива нормативных правовых актов, принимаемых вослед положениям отраслевого кодекса.

Однако в том случае, если отрасль не кодифицирована, в каждом конкретном законе нет нужды выписывать в качестве норм все принципы этой отрасли, поскольку конкретный закон может охватывать только часть этой отрасли, не задевая все остальные ее аспекты.

В том же случае, если перед нами закон, принятый в развитие кодекса, либо же регулирующий вопросы кодифицированной отрасли, не вошедшие в кодекс, то для структурирования этого закона принципы, изложенные в кодексе, несмотря на то, что они будут сообщать определенные содержательные рамки для такого закона, будут слишком общи для того, чтобы вывести из них конкретные нормы этого конкретного закона (собственно говоря, этот отдельный от кодекса закон потому и понадобился, что содержащиеся в нем нормы не удалось по какой-то причине поместить в кодекс, а значит, и принципов, заложенных в кодексе, недостаточно для формулирования норм этого отдельного закона).

Соответственно, определение объема общности принципов для целей их закрепления в тексте закона должно осуществляться не с позиций охвата всех желаемых к закреплению в тексте закона норм, а с точки зрения оптимального структурирования текста закона. Следует формулировать принцип так, чтобы он мог выполнять свои функции, а не для того, чтобы можно было бы им охватить все нормы этого закона.

Представляется, что в каждом законе существует определенное ядро норм, ради введения которых этот закон и принимается. Как правило, это те самые идеи, с помощью которых мы стараемся упорядочить в нужном нам аспекте общественные отношения. Если закон достаточно узкий по своей целевой направленности, он небольшой, и этого ядра вполне достаточно.

Если же закон, напротив, призван регулировать сложные явления или разветвленные, нелинейные процессы, то, помимо ядра норм, требуются дефинитивные нормы, корпус норм, структурирующий процесс реализации положений ядра, и в ряде случаев оперативные нормы (они предназначены для обеспечения действия закона во времени, пространстве и по кругу лиц).

Для того чтобы такой закон нормально функционировал, достаточно, чтобы принципами были охвачены нормы ядра этого закона. В этом случае нормы ядра будут, с одной стороны, выстроены в определенную непротиворечивую систему, а с другой стороны, их полнота будет обеспечиваться действием принципов, а значит, цели закона будут достигнуты. Что же касается всех остальных норм, то они могут не выводиться из сформулированных принципов, важно лишь, чтобы они находились с принципами в состоянии соответствия, чего легко достичь, учитывая, что при таком подходе принципы будут оставаться конкретными.

Таким образом, принципы будут и достаточно специальными, чтобы оправдать их включение в текст закона, и содержательно охватывать самую важную с точки зрения целей правового регулирования часть норм этого закона.

Наиболее простой является ситуация, когда принципы, на основе которых построен закон, не противоречат друг другу. В этом случае мы заведомо идем одной магистральной линией, отбрасывая все, что этой линии не соответствует, что как раз достигается использованием дружественных принципов. Однако это хорошо работает (в смысле является оптимальным по достигаемым результатам) тогда, когда закон регулирует линейные процессы или достаточно простые явления. В тех же случаях, когда нам необходимо достичь максимального развития противоречивых, сложных процессов или явлений, то такой одномерный подход может не дать оптимальный результат.

Если же мы попытаемся выявить правовые идеи (или закономерности), лежащие в основе обеспечивающих нужный нам исход правовых норм, то в большинстве случаев полученные в ходе такого анализа принципы будут противоречить друг другу. Это, на первый взгляд, может рассматриваться как недопустимый результат подобной формулировки принципов.

В то же время нет ничего удивительного в том, что общественные отношения для своего развития могут требовать кардинально противоположных подходов. В конце концов, пользуясь ленинской формулировкой знаменитого гегелевского диалектического закона, в смене, взаимозависимости понятий, в тождестве их противоположностей, в переходах одного понятия в другое отражается именно такое отношение вещей.

Соответственно, правовые решения должны стремиться к тому, чтобы раскрывать, примирять и использовать имеющиеся противоречия в регулируемых отношениях, а не затушевывать или же обходить их стороной.

Для достижения непротиворечивости правового регулирования таких отношений следует выстраивать всю систему норм закона на основе противоречащих друг другу принципов так, чтобы при рассмотрении конкретной ситуации применению подлежала норма закона, сформулированная, понимаемая и применяемая только в духе одного из конкурирующих принципов. Выбор же конкретного принципа для целей толкования конкретной нормы в нужном духе должен задаваться целями правового регулирования в каждом конкретном случае на основе сопоставления ценности стоящих за тем или иным принципом желаемых результатов.

Таким образом, можно сделать вывод, что при структурировании закона наиболее оптимальным будет стремиться не к непротиворечивости принципов, а к их взаимному согласованию в каждом конкретном случае, поскольку это даст возможность использовать для более тонкой настройки правового регулирования противоречащие друг другу принципы. Само же такое согласование можно осуществить посредством придания при формулировании каждой конкретной нормы закона приоритета одному перед другими конкурирующими принципами.

3.2. Принципы правового регулирования в соотношении с другими нормами федерального закона

Прежде всего, необходимо отметить, что проблема иерархической соподчиненности с обычными норами федерального закона возникает в первую очередь в том случае, когда речь идет о специальных (отраслевых, относящихся к конкретному предмету правового регулирования) принципах правового регулирования. Что же касается общих (общеотраслевых) принципов правового регулирования, то они имеют определенную конституционную основу (либо воспроизводят, с акцентированием на предмет правового регулирования закона, нормы Конституции, либо выводимы из них, например, из конституционно-правовых характеристик Российской Федерации как правового, демократического, социального). В таких случаях иерархическая соподчиненность между принципом и обычной нормой обусловлена конституционным генезисом принципа. Другое дело, что факт наличия противоречия между обычной нормой и принципом может быть не всегда очевидным, и поэтому для практического использования может требоваться отдельная операция проверки обычной нормы, вызывающей сомнение с точки зрения соответствия принципу, на соответствие Конституции Российской Федерации.

Что же касается соотношения специальных (отраслевых, относящихся к конкретному предмету правового регулирования) принципов правового регулирования и обычных норм закона, то какая-либо предустановленная иерархичность здесь отсутствует постольку, поскольку приоритет принципов над обычными нормами никак в законах не закреплен (причем если и был бы закреплен, то был бы сомнительным с точки зрения приведенных ниже правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации). Само по себе использование слова «принцип» не является правовым основанием для использования в правоприменительной практике иерархического подхода.

Безусловно, ситуация прямого противоречия принципа и обычной нормы весьма гипотетична, прежде всего в силу того, что принцип по своей природе и конструкции имеет высокую степень обобщенности. Но полностью исключать такую ситуацию оснований тоже нет, поскольку нет гарантий, что законодателю всегда удастся находить должный баланс между наличием конкретного наполнения и необходимой абстрактностью принципа.

В случае, когда возникает коллизия между нормой-принципом и обычной нормой, имеющими одинаковую юридическую силу, то лицо, реализующее соответствующие нормы, вынуждено применять общие подходы к разрешению правовых коллизий. В этом случае даже при содержательном подходе должна будет произойти экстраполяция принципа приоритета специального закона перед общим – она трансформируется в данном случае в принцип приоритета специальной нормы перед общей. В этой связке именно обычная норма будет выступать в соотношении с принципом как специальная, что говорит об оправданности именно ее применения без оглядки на принцип. Но, скорее всего, на практике эта логическая операция – обращение к принципу разрешения коллизий – даже не будет совершена: правоприменитель просто обратится к конкретной норме, потому что она более явным образом включена в механизм правового регулирования, находится в системной взаимосвязи, в «технологической цепочке» с иными конкретными нормами.

Проблема еще больше усложняется, если норма-принцип – более старая по сравнению с обычной нормой. Такое вполне может случиться даже в одном законе, если норма-принцип изменений не претерпела (а они, как правило, меняются реже), а обычная норма внесена или изменена законодателем позднее. Здесь, опять же, может вступать в силу принцип разрешения коллизий – приоритет более новой нормы перед более старой – и опять не в пользу нормы-принципа. Причем это будет иметь вполне логичные основания: в обычной норме выражена более новая, актуальная воля законодателя.

Тем не менее, хотя закрепление законодателем нормы как принципа не дает основания для установления ее приоритета перед обычной нормой при их противоречии, ее отнесение к принципам не должно полностью обессмысливаться. Это означает, что в том случае, когда обычная норма является неопределенной в том аспекте, что может пониматься и в смысле, согласующемся с принципом, и в смысле, несогласующемся, именно содержание принципа должно формировать понимание соответствующей нормы.

Таким образом, можно сделать вывод, что с учетом отсутствия иерархической соподчиненности между отраслевым, относящимся к конкретному предмету правового регулирования принципом правового регулирования, закрепленным в законе, и иными нормами этого закона, принцип может быть реально востребован только при неопределенности нормы закона (неопределенность в правоприменении должна устраняться в том смысле, в котором сформулирован принцип). При прямом же противоречии обычной нормы закона закрепленному в нем же принципу использовать принцип для решения прикладных правоприменительных задач проблематично.

В связи с этим возникает вопрос – а нет ли возможности предусмотреть в системе правового регулирования иерархическую соподчиненность между принципами правового регулирования закона и обычными нормами закона? Безусловно, сугубо теоретическая возможность поступить таким образом есть. Это не противоречит теории права, ведь нормативный правовой акт – только форма, вместилище, можно сказать, «жилище» правовых норм. И нет ничего противоестественного в том, чтобы правовые нормы разной юридической силы жили в одном «жилище». Необходимо только четко установить порядок их совместного «проживания».

В конце концов, сказано же в статье 16, замыкающей главу 1 Конституции Российской Федерации: «Положения настоящей главы Конституции составляют основы конституционного строя Российской Федерации и не могут быть изменены иначе как в порядке, установленном настоящей Конституцией (часть 1); никакие другие положения настоящей Конституции не могут противоречить основам конституционного строя Российской Федерации (часть 2)». То есть внутри одного нормативного правового акта установлена иерархия его норм, при этом нормы, являющиеся принципами, имеют приоритет перед другими. Соответственно, принципиально такой подход возможен.

В то же время достаточно много факторов говорит не в пользу распространения такой модели на акты текущего нормативного регулирования.

Первый – неопределенность способа установления такой иерархии. Когда иерархия норм внутри самого себя установлена Основным законом страны, это принципиальных вопросов не вызывает, по крайней мере с точки зрения правомочности решить вопрос таким образом. А если обычным законом будет провозглашен приоритет его принципов перед другими его нормами?

Обратимся к Определению Конституционного Суда Российской Федерации от 3 февраля 2000 года № 22-О. Там сказано: «Противоречия же между ГК Российской Федерации и другими федеральными законами, регулирующими указанные отношения, должны устраняться в процессе правоприменения, так как Конституцией Российской Федерации не определяется и не может определяться иерархия актов внутри одного их вида, в данном случае – федеральных законов. Ни один федеральный закон в силу статьи 76 Конституции Российской Федерации не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой. Правильный же выбор на основе установления и исследования фактических обстоятельств и истолкование норм, подлежащих применению в конкретном деле, относится не к ведению Конституционного Суда Российской Федерации, а к ведению судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Данная правовая позиция сформулирована и неоднократно подтверждена Конституционным Судом Российской Федерации в ряде решений, в том числе в определениях от 9 апреля 1998 года № 48-О, от 12 марта 1998 года № 51-О, от 19 мая 1998 года № 62-О, от 8 октября 1998 года № 195-О. Таким образом, какой закон в каждом конкретном случае подлежит применению, вправе самостоятельно решать суды общей юрисдикции и арбитражные суды, руководствуясь статьей 120 (часть 2) в ее взаимосвязи со статьей 76 части 3, 5 и 6) Конституции Российской Федерации».

Данное высказывание Конституционного Суда Российской Федерации относилось к положениям пункта 2 статьи 3 Гражданского кодекса Российской Федерации, согласно которым «гражданское законодательство состоит из настоящего Кодекса и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов (далее – законы), регулирующих отношения, указанные в пунктах 1 и 2 статьи 2 настоящего Кодекса», «нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу». Фактически им ставится под сомнение установление различия юридической силы между актами одного уровня. Оно может быть в полной мере экстраполировано, даже более явно и выпукло, на ситуацию гипотетической иерархии между нормами одного закона.

Соответственно, чтобы преодолеть эту позицию, необходимо было бы в самой Конституции (например, в статье 76) предусматривать, что установленные законом принципы правового регулирования обладают приоритетом перед иными нормами этого закона. Но, откровенно говоря, это может быть справедливо воспринято как «засорение» текста Основного закона.

Второй фактор – необходимость обеспечивать иерархичность принципов и других норм разным порядком их принятия, точнее – более усложненным, квалифицированным порядком принятия норм, устанавливающих принципы. Иначе нарушается логика построения иерархии нормативных актов, согласно которой более высокая юридическая сила предопределяется либо более высоким статусом органа, либо требованием квалифицированного большинства при принятии. Возможно возражение, что Конституция Российской Федерации в целом, включая и главу 1, принята в одинаковом порядке. Но это неубедительный аргумент, так как в этом случае использовался наиболее весомый правовой механизм – референдум как высшее непосредственное выражение власти народа.

Соответственно, если последовательно проводить идею иерархичности норм внутри закона, пришлось бы перестраивать и законодательный процесс таким образом, чтобы, во-первых, принципы принимались квалифицированным большинством голосов, во-вторых, их принятие предшествовало бы принятию основного содержания закона. Очевидно, что такая перестройка законодательного процесса требует больших усилий.

Третий фактор – если начать выстраивать иерархию между принципами и обычными нормами закона, может возникнуть вопрос о необходимости выстраивания и других иерархий: между нормами-целями и принципами, между нормами-целями и обычными нормами. То есть попытки создать такую иерархию чреваты умножением сущностей.

Наконец, четвертый фактор – возникнет излишнее усложнение нормативного правового массива, и без того непростого. Фактически в него будет вклинена еще одна иерархическая ступень, применение которой будет усложнено тем, что речь идет об иерархии норм, находящихся внутри одного нормативного правового акта.

Соответственно, при теоретической возможности выстраивания иерархии между принципами правового регулирования в законе и обычными нормами закона, факторы сложностей и рисков, связанных с этим, ориентируют скорее на то, чтобы воздержаться от этого. Усилия предпочтительнее сосредоточить на том, чтобы не допускать противоречия между ними.