Текст книги "На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921"

От Брассена лучами в направлении на Даркемен, Христианкемен[129]129
  Христианкемен (Christiankehmen) – деревня в земельном округе Даркемен правительственного района Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне поселок Майское в Озерском районе Калининградской области России.


[Закрыть], Штабинен и на Голдап расходятся шоссе; по ним в разных направлениях движутся зарядные ящики, лазаретные линейки, носилки с ранеными и отдельные люди. Около села Ауэпкален расположился главный перевязочный пункт 72-й пехотной дивизии.

Со стороны Даркемена идет деятельный подвоз боевых припасов (там еще действует местный артиллерийский парк).

О положении дел в 26-й пехотной дивизии и у соседей – IV корпуса мне ничего не известно.

Озабочивает меня направление от Поссессерна на Гродзишкен – Будшен: наступление противника в этом направлении, в тыл 26-й пехотной дивизии, может разрезать корпус на две части и поставить 26-ю пехотную дивизию в критическое положение. Формирую сборный отряд под командой 171-го пехотного Кобринского полка полковника Николаева[130]130
  Александр Николаевич Николаев 4-й на тот момент был только подполковником; звание полковника он получил только 28 октября 1914 года, причем за отличия именно в описываемых в книге боях, в связи с чем и получил старшинство в чине с 27 августа 1914 года.


[Закрыть], отбившегося в предыдущих боях от своего полка и теперь явившегося в штаб корпуса.

Полковник Николаев, окончивший курс академии Генерального штаба по второму разряду, на маневрах мирного времени всегда отличался своими знаниями и распорядительностью. Направляю этот отряд на Христианкемен, Грос-Медунишкен, Буддерн, где по моим расчетам он должен найти отошедший из боя у Поссессерна 302-й пехотный полк и вместе с ним обеспечить связь корпуса с 26-й пехотной дивизией[131]131
  Отряд этот ушел, и больше я его не видел и не знаю, что с ним произошло. Только через год после того узнал, что Николаев находится в плену у немцев.


[Закрыть].

Через несколько времени после ухода этого отряда прибывают из Даркемена в мое распоряжение две батареи 53-й артиллерийской бригады. Одну из них я на рысях выдвигаю вслед за отрядом Николаева в его распоряжение, а другой приказываю стать уступом за правым флангом 72-й пехотной дивизии, чтобы своим огнем анфилировать[132]132
  То есть вести стрельбу из орудий сбоку вдоль фронта войск.


[Закрыть] опушку леса Скален. Получаю наконец (в котором часу, не помню) сведения от 26-й пехотной дивизии: она благополучно отошла со своей позиции между озер Норденбургское и Мауэр и втянулась в леса на левом берегу реки Ангерап, где и ведет бой с наседающим на нее противником.

Получаю от 54-й пехотной дивизии сведение о том, что головные части XX корпуса подходят к Голдапу.

В полдень прибывают в штаб корпуса два командира полка 53-й пехотной дивизии (IV корпус) и докладывают, что их полки назначены в мое распоряжение и двигаются к Даркемену. Знакомлю их с расположением частей корпуса и боевой обстановкой и приказываю им, оставаясь в моем корпусном резерве, расположиться с полками на реке Ангерап у двух так называемых инженерных мостов, чтобы обеспечить отход 26-й пехотной дивизии, все еще ведущей бой на той стороне реки.

После полудня на фронте 72-й и 43-й пехотных дивизий артиллерийский и ружейный огонь усилился, противник подготовлял атаку и, выйдя из леса, двинулся на наши окопы. На этот раз, однако, его артиллерия, действовавшая из-за леса Скален и зря разбрасывавшая свои снаряды по нашей позиции, надлежащим образом атаки не подготовила, и ее пехота, выдвинувшаяся густыми цепями из леса, попав под сильный шрапнельный и ружейный огонь, не дойдя до окопов, повернула назад и в беспорядке начала отходить. Полки 72-й пехотной дивизии вышли из своих окопов и, перейдя в контратаку, погнали немцев в лес. Это всех очень воодушевило и подало мне повод перейти на всем фронте 43-й и 72-й пехотных дивизий в короткое наступление. Сообщаю об этом в штаб армии и прошу директивы.

Но вместо директивы мне докладывают, что штаб армии отбыл в Вержболово, связь с ним прекращена. И перед отъездом своим выслал нам приказ об отходе к границе.

Из этого приказа, изданного еще 27 августа, видно было, что отход армии уже начался с 28 августа, а на II и IV корпуса возложена задача прикрывать отход и в ночь с 29 на 30 августа IV корпусу отойти на фронт Буйлиен[133]133
  Деревня Буйлин (Buylien) в земельном округе Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне деревня Дубрава Озерского района Калининградской области России.


[Закрыть] – Дингляукен[134]134
  Дингляукен (Dinglauken) – деревня в земельном округе Тильзит в Восточной Пруссии; ныне поселок Задорожное в Славском районе Калининградской области России.


[Закрыть], а II корпусу – на фронт Кариоткемен – Пабельн[135]135
  Кариоткемен (Kariotkehmen) и Пабельн (Pabbeln) – деревни в земельном округе Даркемен правительственного района Гумбиннен в Восточной Пруссии; ныне деревни Новоселье и Северской в Гусевском районе Калининградской области России.


[Закрыть].

Обстановка боя не вынуждала меня к дневному отходу, да кроме того, 26-я пехотная дивизия еще находилась на той стороне реки Ангерап, а потому я решаю отход начать с наступлением темноты и теперь засветло отправить в тыл все повозки, парки и пр. Начальнику же штаба приказываю разработать приказ об отходе, предоставив каждой дивизии одну дорогу, и обязать дивизии иметь каждой свой арьергард. Фронт, на который следует отойти к утру 30 августа, назначаю за рекой Роменте[136]136
  Имеется в виду река Красная – по-польски Роминта (Rominta), по-немецки Роминте (Rominte).


[Закрыть], где и остановиться у Соденена[137]137
  Зоденен (Sodehnen) – деревня в округе Гумбиннен в Восточной Пруссии, с 1945 года носила название Зерновое, ныне не существует.


[Закрыть] – Кубилена[138]138
  Кубилелен (Kubillehlen) – деревня в земельном округе Тильзит в Восточной Пруссии, ныне деревня Кузьмино в Краснознаменском районе Калининградской области России.


[Закрыть] – Балюпенена[139]139
  Балупёнен (Ballupönen) – деревня в округа Голдап в Восточной Пруссии, ныне Дубовая Роща в Нестеровском районе Калининградской области России.


[Закрыть] на привале до 12 часов дня.

Получив надлежащий отпор, противник атак не возобновлял, и к вечеру бой стал затихать.

В полной тишине дивизии отходили со своих позиций и, перестроившись в походные колонны, поползли в направлении к русской границе. Верхом на коне в сопровождении штаба и конвоя, а также четырех знамен с полуротами мы, понурые и усталые, останавливались на перекрестках дорог, чтобы прочесть на дощечках (указателях дорог), оставленных нам немцами, направление дороги и проверить правильность своего движения. XX корпус должен был пропустить нас за реку Роменте и только тогда начать свое отступление.

От Брассена до реки Роменте 25 верст. Сделав перед рассветом двухчасовой привал, к семи часам утра мы прибыли на переправу через реку Роменте у Тр. Гелитзкемена[140]140
  Название населенного пункта написано неразборчиво – в таком написании его не существует.


[Закрыть]. В это время к мосту со всех сторон стекались отходившие войска, обозы, понтонный батальон, транспорт местного артиллерийского парка, все галдело, кричало, каждый торопился на мост первым, получалась пробка, и перед моими глазами развернулась знакомая картина далекого прошлого, когда во время Японской войны при отходе от Мукдена[141]141
  Имеется в виду Мукденское сражение, произошедшее во время Русско-японской войны 6 (19) февраля – 25 февраля (10 марта) 1905 года. Свое название получило по имени ближайшего крупного населенного пункта – города Мукден (ныне Шэньян). Силы были примерно равны: около 280 тысяч человек у русских, около 270 тысяч человек у японцев. Ни одна из сторон не сумела одержать решительную победу, однако главнокомандующий русскими войсками генерал А. Н. Куропаткин, стремясь не допустить высоких потерь и сохранить боеспособную армию, отвел свои войска, и Мукден, до сражения контролировавшийся русскими, был занят японцами. Последний этап отступления (под угрозой окружения) в ночь на 10 марта 1905 года проходил в тяжелых условиях, по узкому коридору, под артиллерийским огнем противника. Потери русской армии составили 8705 человек убитых и 51 388 ранеными, японской – 15 892 убитыми и 59 612 ранеными.


[Закрыть] происходило то же самое у Телина на железнодорожном мосту через реку Фанхэ. И вся беда заключалась в том, что не было назначено особого коменданта, устанавливающего очередь перехода.

Как и тогда[142]142
  Во время Русско-японской войны полковник В. А. Слюсаренко командовал 1-м дивизионом 9-й артиллерийской бригады и за отличия при Мукдене был 3 ноября 1906 года награжден золотым оружием с надписью «За храбрость».


[Закрыть], явочным порядком я объявляю себя комендантом и с помощью офицеров штаба и конвоя восстанавливаю порядок и непрерывный ход переправы, сперва обозов, понтонов и транспорта местного парка, а потом 5-й стрелковой бригады с ее артиллерийским дивизионом, находившимся в арьергарде IV корпуса и почему-то в своем движении уклонившимся от линии разграничения значительно на юг в полосу II корпуса.

В 9 часов утра я выехал на правый, несколько возвышенный, берег реки Роменте и, разглядывая в бинокль окрестности, мог убедиться в том, что части корпуса начинают понемногу собираться у тех сел, которые им указаны в приказе и где они должны иметь привал до 12 часов дня.

Продвигаясь дальше на Соденен, где штаб должен был остановиться, к своему изумлению, замечаю, что вся местность на восток густо занята войсками и обозами, расположившимися здесь на отдых. Посылаю узнать: какого корпуса? Оказывается, IV. Почему IV корпус, находившийся все время правее нас, оказался теперь за нами и не имея об этом никаких указаний свыше, решаю выяснить это личным переговором с командиром IV корпуса генералом Алиевым. Оставляю заместителем вместо себя начальника штаба корпуса генерал-майора фон Колена и приказываю до моего возвращения корпусу оставаться на своих местах на привале. А сам с адъютантом на автомобиле по отличному шоссе, идущему от Соденена прямо на запад и совершенно свободному от войск, мчусь разыскать штаб IV корпуса. Верстах в восьми натыкаюсь на сторожевое охранение, оказывается, III корпуса, говорят: IV корпус южнее, сворачиваю по шоссе на юг и нахожу генерала Алиева со штабом в Кассубене[143]143
  Кассубен (Kassuben) – деревня в округе Шталлупенен в Восточной Пруссии; ныне поселок Ильинское в Нестеровском районе Калининградской области.


[Закрыть]. Во время этого путешествия в лесу на правом фланге III корпуса начинается артиллерийская стрельба, видны даже высокие разрывы немецких шрапнелей над лесом, а на западе за рекой Роменте – отдаленные орудийные выстрелы.

Из переговоров с Алиевым выясняется, что он не получил никаких директив от командующего армией относительно направления отхода своего корпуса и фронта, на который надлежит отходить, и, узнав о том, что III корпус оказался у него в тылу и перегораживает ему дорогу, решил отойти от линии разграничения на юг и теперь расположился здесь на отдых.

Чтобы выйти из создавшегося положения, решаем: «IV корпус начинает свой отход в 3 часа дня, а II корпус – с 6 часов вечера и двигаемся друг за другом на Мариамполь[144]144
  Мариамполь – уездный город Сувалкской губернии; ныне Мариямполе (Marijampolė) – город и уездный центр Литвы.


[Закрыть]!» Успокоившись на этом решении, я принял приглашение отобедать у Алиева и около часа дня двинулся в обратный путь. В то время, когда садился на автомобиль, в тылу, со стороны леса Роменте, раздается частая орудийная стрельба, которая скоро прекратилась. Стрельба на правом фланге III корпуса и на западе за рекой Роменте усиливается. Создается такое впечатление, что мы окружены со всех сторон. Возвращаюсь в Соденен по старой дороге, оглядываю окрестности – пусто, ни души. Штаб исчез и не оставили никого встретить меня! Еду обратно с таким расчетом, чтобы перерезать пути отходящих дивизий и поймать свой штаб; но, к сожалению, к этому времени все дороги, идущие с запада на восток, забиты войсками и обозами, протиснуться между которыми на автомобиле невозможно. И только к вечеру у того же самого Кассубена меня встречает адъютант с конвоем и докладывает, что после моего отъезда в штаб корпуса явился командир 104-го пехотного Устюжского полка 26-й пехотной дивизии полковник Триковский и, узнав о том, что я приказал начальнику штаба задержать на привале войска до моего возвращения, категорически заявил, что «это невозможно, так как противник уже обстреливает наши арьергарды артиллерийским огнем и может произойти паника!»

Генерал фон Колен с мнением Триковского согласился и отдал приказ о выступлении с привала в 12 часов дня. В результате чего произошла перетасовка войск, и все мои дальнейшие попытки приостановить движение дивизий II корпуса никакого успеха не имели; да если бы мне это и удалось, все равно несколько позднее нас накрыл XX корпус, отошедший со своих позиций у Голдапа и теперь втасовавшийся между дивизиями II корпуса. Получился невообразимый хаос.

У перекрестка шоссе у Кассубена случайно сошлись командир XX корпуса генерал Смирнов, я и начальник 59-й пехотной дивизии[145]145
  Имеется в виду 53-я пехотная дивизия, сформированная в июне 1914 года из кадра 1-й гренадерской дивизии и входившая в ХХ армейский корпус. В ее состав входили 209-й пехотный Богородский, 210-й пехотный Бронницкий, 211-й пехотный Никольский, 212-й пехотный Романовский полк, а начальником дивизии до 8 февраля 1915 года являлся генерал-лейтенант Семен Иванович Федоров.


[Закрыть]; было уже почти темно. К нам подъезжает верхом причисленный к Генеральному штабу капитан Лисовой и докладывает, что прислан из штаба армии узнать обстановку.

– Вот <нрзб>!» – в один голос заявили мы.

– Почище, чем на Пухэ при отходе от Мукдена! – прибавил Смирнов.

Лисовой достал из кармана клочок бумаги и просил нас расписаться в доказательство того, что он свое поручение исполнил, что при свете электрического фонарика мы и сделали.

Никаких директив и указаний, на какой фронт отходить и в каком порядке, он нам не привез! Вся эта масса трех корпусов потянулась на восток к русской границе в промежуток между Вержболово и озером Виштынец[146]146
  Имеется в виду одно из самых больших озер Восточной Пруссии – Виштитерзее (Wystiter See), в русской традиции именуется Виштынецким озером; ныне на границе Калининградской области России и Литвы.


[Закрыть]. По счастью, на пути этого движения никаких преград, вроде Пухейского оврага и реки Фанхэ, не имелось: местность была ровная и открытая, можно было двигаться и без дорог.

Меня проводили в дом, где находился штаб корпуса. Начальник штаба генерал-майор фон Колен имел совершенно растерянный вид и на мой вопрос, почему он не исполнил моего приказания и двинул корпус раньше моего возвращения, доложил, что противник открыл огонь по нашим арьергардам и приехавший в штаб корпуса полковник Триковский, георгиевский кавалер[147]147
  Н. М. Триковский был героем Русско-японской войны; за проявленную храбрость он был награжден золотым оружием с надписью «За храбрость» (приказ от 23 апреля 1906 года) и орденом Святого Георгия 4-й степени (приказ от 13 февраля 1905 года).


[Закрыть], известный своей храбростью, категорически заявил, что нужно отходить, иначе начнется паника.

– Я с ним согласился и отдал приказ об отходе.

– А вы видите, что произошло от этого?!

– Вижу и нахожу, что очень плохо! Растерянность фон Колена была так велика, что он уже приступил к сжиганию секретных и оперативных дел и к разгрузке штабного обоза, чтобы облегчить его для дальнейшего отхода. Я приказал прекратить эту работу и тотчас же сделать наряд офицерских разъездов для посылки их к начальникам дивизий с приказанием: принять все меры к тому, чтобы задержать отход своих дивизий и отделиться от войск IV корпуса. Но это были уже тщетные попытки, разъезды начальников дивизий разыскать не могли, и беспорядочное отступление продолжалось. В 12 часов ночи около самого штаба остановился один из полков 26-й пехотной дивизии, я решил присоединиться к нему, и мы тронулись в путь. Шли, конечно, шаг за шагом, с постоянными остановками. С севера раздавались орудийные выстрелы, со стороны Роментенского леса было тихо. Противник нас не преследовал. Однако все мы понимали, что находимся в устроенном нам немцами мешке, и вопрос о том, удастся ли нам утром выбраться из него, сильно волновал нас.

Настало утро 31 августа; совершенно обессиленные войска подходили к русской границе, обозначенной рядом белых камней. Вздох облегчения вырывается из тысячи грудей, все подбадриваются, крестятся… точно с переходом ее уже нет опасности!

А между тем на севере и очень недалеко от нас разгорается бой у Вержболово, а с юга обходит озеро Виштынец немецкая кавалерия, против которой у северного берега уже выехал на позицию наш артиллерийский дивизион и готовится к открытию огня.

Это уже никого не беспокоит, и все перешедшие через границу войска, по какому-то немому соглашению, остановились на привал и собирают свои части.

Пробую сделать это и я, опять рассылаю ординарцев с приказанием следовать на фронт Скордупе – Ланкупяне[148]148
  Скордупе и Ланкупяны – деревни в Мариампольском уезде Сувалкской губернии; ныне поселки Скардупяй (Skardupiai) и Ланкупяны (Lankupyany) в Мариямпольском самоуправлении и уезде Литвы.


[Закрыть]. А сам со знаменами, полуротами и штабом следую в Скордупе, где и располагаюсь на отдых, выжидая исполнения моего приказа. Мимо нас с севера на юг проследовал лейб-гвардии Конно-гренадерский полк[149]149
  Лейб-гвардии Конно-гренадерский полк входил в состав 1-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. С 4 февраля 1914 года по 14 ноября 1915 года им командовал генерал-майор Дмитрий Александрович Лопухин.


[Закрыть]. Однако все мои попытки собрать корпус оказываются тщетными. После полудня нас обстреляла конная немецкая батарея с высот восточного берега озера Виштынец.

Вечером 31 августа прошел большой дождь и испортил нам дороги.

Решаю двигаться в направлении шоссе Вилковшину[150]150
  Имеется в виду город Волковышки – уездный город Сувалкской губернии; ныне Вилкавишкис (Vilkaviškis), районный центр Мариямпольского уезда Литвы.


[Закрыть] – Мариамполь, куда, по моим расчетам, должны были потянуться и дивизии корпуса.

После мучительного ночного перехода утром 1 сентября добираемся до шоссе у села Рудки и здесь видим плотной массой двигающиеся войска.

Расчеты мои оправдались: вперемешку с другими двигаются части 26, 43, 72-й пехотных дивизий с их артиллерией. Посылаю на телеграф в Мариамполь донесение командующему армией, что по шоссе на Мариамполь отходят части II, IV и XX корпусов, необходимо указать фронт, на который должен выйти II корпус, выслать навстречу в Мариамполь хлеб и боевые припасы. В то время, когда, следуя сбоку шоссе, мы подходили к селу <нрзб>, неприятельская артиллерия открывает огонь шрапнелью по шоссе. Я тотчас же выхватываю из походной колонны первые попавшиеся четыре орудия и, продвинув их вправо от шоссе, приказываю открыть огонь по лесу и за ним; этому примеру по собственной инициативе следует тотчас же артиллерийский дивизион 26-й артиллерийской бригады полковника Нечая, лес обстрелян сильным коротким огнем, и неприятельская батарея замолчала. У Мариамполя нас встретил офицер штаба армии с указанием фронта, который мы должны занять для обороны, по ту сторону реки Шешупы. Согласно этого указания, отдаю приказ: «26-й пехотной дивизии занять позицию к северу от шоссейного моста на Шешупе, 43-й пехотной дивизии – южнее этого моста. В арьергарде у села <Покушин> оставить 171-й пехотный Кобринский полк с дивизионом артиллерии (две батареи). 72-му и 302-му пехотным полкам собираться у восточной части Мариамполя в общий резерв».

На этом моя роль в должности командующего II армейским корпусом заканчивается, так как в Мариамполь прибыл генерал от инфантерии Чурин, который тотчас же и вступил в отправление своих обязанностей командира II корпуса[151]151
  Генерал от инфантерии А. Е. Чурин был назначен командиром II армейского корпуса 23 августа 1914 года, а Слюсаренко был лишь временно командующим до его прибытия.


[Закрыть].

Накормив меня и сообщив о том, что командующий армии генерал Ренненкампф с похвалой отзывался ему о действиях II и IV корпусов, предложил мне раньше отправления к своей дивизии выспаться в его квартире. На что я с удовольствием и согласился. Мертвецкий сон одолел меня, и я проснулся на другой день в 8 часов утра. Напившись кофе и отблагодарив за гостеприимство, отправляюсь в штаб 43-й пехотной дивизии, расположившейся недалеко от шоссейного моста в центре города. В городе настоящая ярмарка, всюду группы и одиночные нижние чины, повозки, солдатские кухни, галдеж, крики, все разыскивают свои части, ищут купить хлеба!

В штабе дивизии прежде всего, конечно, поинтересовался узнать, в каком составе прибыла в Мариамполь 43-я пехотная дивизия. Оказывается, 170-й пехотный Молодечненский полк прибыл в составе одного батальона со знаменем, остальные батальоны с командиром полка полковником Кондратьевым отошли в направлении на крепость Ковна; 171-й пехотный Кобринский полк, потерявший убитым своего командира полка Генерального штаба полковника Сегеркранца, раненным в плечо помощника командира полка полковника Мокржецкого и без вести пропавшим полковника Николаева, – в составе четырех батальонов и 172-й пехотный Лидский полк – в составе четырех батальонов. Потери в офицерском составе и нижних чинов громадные, но подсчета еще в полках не сделано.

43-я артиллерийская бригада потеряла две батареи 1-го дивизиона целиком и одно орудие 3-й батареи (всего 17 орудий) и много зарядных ящиков. В обозах потери не должны быть велики, так как они своевременно были двинуты через Голдап на границу.

Вестей о 169-м пехотном Ново-Трокском полке и 6-й батарее 43-й артиллерийской бригады, находившихся в отряде полковника Якимовского у Ариса, не имеется. Поблагодарив генерал-майора Беймельбурга за его геройское командование дивизией и дав ему разрешение отправиться к своей 27-й пехотной дивизии, я потребовал коня и двинулся на осмотр частей, занявших западную окраину города. На правом фланге влево от шоссейного моста занял позицию батальон 170-го пехотного полка, окопов не рыл, а приспособился для обороны в домах, за каменными заборами и за каменной невысокой оградой городского кладбища. Левее 172-й Лидский полк на том месте, где река Шешупа делает изгиб и где левый ее берег, имеющий значительно превышение над правым, обрывист и недоступен, занял район кавалерийских казарм с высокими, громадными зданиями, с верхних этажей которых открывается большой кругозор к стороне противника. Тут артиллеристы избрали место для своих наблюдательных пунктов, а мортирная и одна легкая батарея 43-й артиллерийской бригады расположились на закрытых позициях за полковыми конюшнями. Самый берег оборонялся слабыми частями полка, а большая часть его сил расположилась у моста по шоссе на Кальварию.

Возвращаясь обратно к штабу, на большой улице вижу две роты, спрашиваю, какого полка – оказывается, 302-й пехотный полк. Бравый капитан собрал их и теперь производит расчет, назначая взводных, отделенных, а затем, уставным порядком проверив расчет, обращается ко мне: «Куда прикажете вести?» Я указал ему участок 170-го пехотного Молодечненского полка, где, по моему мнению, оборона была слаба, и приказал ему занять и оборонять кладбище.

Продвигаясь по улице дальше, вижу несколько грузовиков, атакуемых со всех сторон нижними чинами. Прибыл транспорт из Ковны с хлебом, и интендантский чиновник производит суетливую и бестолковую раздачу хлеба. Указал ему на необходимость выделить грузовики для Лидского и Кобринского полков и куда их направить. В то время когда подъезжал уже к штабу дивизии, совершенно неожиданно раздался орудийный выстрел со стороны арьергарда, за ним другой, третий – в арьергарде у кобринцев завязывается бой.

Мало утешительного! Боевых припасов осталось очень мало! В городе сразу все притихает, улицы пустеют. Меня требует к себе командир корпуса. Застаю его и генерала Алиева (командующий IV корпусом) на балконе дома, занимаемого штабом корпуса, с которого открывается широкий вид на запад к стороне противника и завязывающегося боя в арьергарде. Генерал Чурин, по-видимому, в волнении. Спрашивает меня:

– Как вы думаете, серьезное это наступление или только наседают преследующие нас передовые части противника?

Докладываю, что пока еще ничего серьезного не видно, а что будет дальше, предсказывать не берусь. Во всяком случае, мы уже привели части в порядок и занимаем сильную позицию, на которой можем дать немцам надлежащий отпор – бояться нечего! Генерал Алиев заявляет, что он сейчас пошлет приказ одному из полков своего корпуса (занявшему фронт правее II корпуса) выдвинуться вперед на помощь нашему арьергарду. Ничего против этого не имею, помочь измученным кобринцам не грех! Продолжая наблюдать бой с балкона, мы замечаем усиление огня наших батарей, потом сильную ружейную стрельбу, какое-то шевеление у кобринцев, наступающие наши цепи и переход всего полка в атаку. Противник отброшен! Нужно думать, что это были передовые немецкие части со слабой артиллерией.

К вечеру подошел полк IV корпуса и, ввиду полученного от командующего армией приказа об отходе на следующий день II корпуса от Мариамполя на Олиту[152]152
  Олита – местечко в Трокском уезде Виленской губернии; ныне город Алитус (Alytus), административный центр одноименных района и уезда Литвы.


[Закрыть], сменил кобринцев, которые и отошли в Мариамполь.

3 сентября II корпусу приказано отходить на Олиту. В назначенный для выступления 43-й пехотной дивизии час выезжаю на южную окраину города, чтобы встретить и пропустить мимо себя дивизию.

Тот, кто родился, кто рос в полковой штаб-квартире, учился в корпусе, военном училище и, выйдя из него, участвовал в трех военных походах и кто, наконец, прокомандовав дивизией в течение шести лет, сроднился с ней и месяц тому назад, пропуская у Липска полки, выступавшие к границе, любовался чистотой их одежды, стройностью движения под звуки полковых маршей и бодрыми лицами бойцов могучих тысячных колонн с их колыхавшимся, как море, штыками, и с бесконечно тянущимися батареями в прекрасной запряжке!.. Тот поймет чувство, теперь охватившее меня при виде тихо выступавших из города, без музыки и песен, остатков этой дивизии и ее артиллерии…

– Здорóво, родные!.. – Я больше ничего не мог сказать.

Мы молча смотрели друг на друга и понимали весь ужас происшедшего! Вместо трех полков было не больше двух с половиной батальонов, а вместо 48 орудий – всего только 23 орудия. А где командиры, где офицеры? Их почти и не видать!

В то время когда колонна уже отошла от города версты на три, прискакал офицер и доложил, что для нас из Ковенской крепости прибыл транспорт с боевыми припасами и просит их принять. Останавливаю колонну и приказываю транспорту нас догнать, и тут же на дороге мы произведем перекладку. Сверх ожидания, все это проделано очень быстро, так как обывательские подводы, на которых доставлены огнестрельные припасы, спешившие избавиться от неприятного для них груза и поскорее уехать обратно восвояси, подкатили к нам чуть не на рысях. А парковые укупорочные ящики, в которых уложены были снаряды, очень удобны для перекладки.

Ночевали у северной окраины озера Жувинте, противник нас не преследовал. Прошел дождь.

4 сентября по ужаснейшей грязи, выбиваясь из последних сил, мы к позднему вечеру добрались до Белой Олиты, где и заночевали.

На другой день, 5 сентября, дана дневка. Отдохнув и осмотревшись, не узнали нашей Олиты (тут раньше стояла 43-я артиллерийская бригада): вместо прежних смехотворных, как пупыри, торчавших на высотах этого укрепленного плацдарма редутов и люнетов протянулись современные линии окопов с проволочными заграждениями, засеками и прочими ухищрениями фортификации!.. Сделали предположение, что нас здесь оставят и будем иметь удовольствие обороняться на такой прекрасной позиции.

Но 6 сентября приказано II корпусу перейти на правый берег Немана и расположиться по деревням в районе железнодорожной станции Потаранцы, а в Олиту 8 сентября прибыл XX корпус.

Здесь, около [станции] Потаранцы, к нам присоединились: батальоны 170-го пехотного Молодечненского полка, доставленные сюда из крепости Ковна по железной дороге, и 169-й пехотный Ново-Трокский полк с 6-й батареей 43-й артиллерийской бригады и одной сотней казаков, бывших в особом отряде у Ариса, пришедший из Сувалок.

Не успели мы подсчитать еще наши потери и собраться, как последовал приказ по армии о расформировании 72-й пехотной дивизии с ее артиллерийской бригадой с парками и всеми обозами и о пополнении за счет ее личного состава и материальной части до штата военного времени 26-й и 43-й пехотных дивизий II армейского корпуса.

Я и до сих пор не знаю, имел ли право по законам командующий 1-й армией генерал-адъютант Ренненкампф издавать такой приказ.

Но нравственного права он не имел, я в этом убежден: 72-я пехотная дивизия и 72-я артиллерийская бригада дрались не хуже других и своими потерями[153]153
  30 % нижних чинов, 50 % офицерского состава и 20 пушек 72-й артиллерийской бригады.


[Закрыть] и пролитой кровью в боях 28 и 29 августа заслужили право занимать почетное место среди дивизий императорской армии. И даже больше! Исследователь операции у Мазурских озер генерал Головин указывает, что II армейский корпус (в который входила 72-я пехотная дивизия) содействовал спасению всей 1-й армии[154]154
  Головин Н. Н. Из истории кампании 1914 г. на Русском фронте: начало войны и операции в Восточной Пруссии. Прага, 1926. С. 394.


[Закрыть]. Желал бы также знать, посмел бы он расформировать хотя бы один эскадрон гвардейской кавалерии?!

Влившихся в наши полки частей 72-й пехотной дивизии мы приняли с радостью, как боевых своих товарищей. Генерал-майор Орлов занял должность моего помощника, полковник Генерального штаба Балтийский – место начальника штаба 43-й пехотной дивизии вместо уволенного, за полной неспособностью, полковника Десино. При доброжелательном отношении к той и другой дивизиям, мы легко устранили трения, возникавшие по поводу назначений на командные должности.

Меньше чем через неделю, получив еще из Ораниенбаума (по распоряжению генерал-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича) один легкий Финляндский артиллерийский дивизион (из трех батарей), мы опять преобразились в могучую силу, готовую двинуться в бой.

Это событие не заставило себя долго ждать: 8-я немецкая армия продолжала свое наступление к Неману, и ее правофланговые части захватили плацдарм в излучине реки у местечка Меречь[155]155
  Меречь – местечко в Трокском уезде Виленской губернии; ныне город Меркине (Merkinė) в Варенском районе Алитусского уезда Литвы.


[Закрыть], где имелся постоянный мост. II корпусу приказано было оттеснить противника и, перейдя на левый берег, атаковать противника, сосредоточившего значительные силы у местечка Серее. 26-я пехотная дивизия, следовавшая в голове корпуса, получила задачу форсировать переправу и перейти через постоянный мост, а 43-я пехотная должна была после того переправиться по понтонному мосту севернее местечка Меречь. Противник занимал укрепленную позицию по хорде излучины реки. Для содействия 26-й пехотной дивизии к селу Солекин я выдвинул Финляндский артиллерийский дивизион, который брал все расположение немцев под фланговый огонь. Маневр корпуса удался, мы переправились на тот берег по понтонному мосту и вслед за 26-й пехотной дивизией двинулись на Серее и в тот же день достигли озера Пасерники. Но противника в Серее уже не оказалось. Он отступил!

На следующий день II армейскому корпусу приказано было возвратиться по шоссе на Олиту, где он должен быть погружен на поезда и переброшен на Варшавский фронт.

Чтобы закончить описание этого первого акта участия 43-й пехотной дивизии и II армейского корпуса в мировой войне, я должен вернуться назад и упомянуть о действиях отряда полковника Якимовского, оставленного нами у Ариса, и 1-го батальона 170-го пехотного Молодечненского полка под командой полковника Булюбаша – у Видминена. Передаю на основании тех кратких рассказов участников, которые доходили до меня.

Отряд у Ариса (169-й пехотный Ново-Трокский полк, 6-я батарея 43-й артиллерийской бригады и одна сотня казаков), находясь от 1-й армии в трех переходах, был до двадцатых чисел августа совершенно обособлен, и неизвестность относительно направления, по которому можно ожидать наступления противника, вызывала громадные наряды на разведку и охранение. И только в двадцатых числах, когда в Лыке и у Бялы появись передовые части формирующейся 10-й армии, положение отряда облегчилось. Одновременно с этим, с прибытием 43-й пехотной дивизии на Круглянковский перешеек, уменьшилось и расстояние до 1-й армии; в отряде вздохнули свободнее, совершенно не подозревая той беды, которая на него надвигалась со стороны Иоганенгсбурга. 24 августа немецкие войска, вы двинувшиеся со стороны крепости Лётцен, отрезали отряд от своей дивизии у Круглянкина, и в тот же день со стороны Иоганенгсбурга обрушился на отряд противник, во много раз превосходивший в своей численности, особенно большим числом батарей. Полковник Якимовский бой принял, наша доблестная 6-я батарея под командой капитана Феофанова вступила в состязание с неприятельской артиллерией; на помощь отряду подошли финляндские стрелки, но ничто не помогло, отряд, понеся большие потери, но не оставив в руках противника никаких трофеев, должен был отступить и, потерявши свой путь отхода на Круглянкин, отошел на Лык, где уже находились части 10-й армии. Из Лыка отряд направился на Маркграбово, где был атакован немецкой кавалерией, и, потеряв надежду на соединение с дивизией, решил отходить на город Сувалки.

Появление отряда там было полной неожиданностью: о близости наступающих немцев никто и не подозревал, а потому никаких мер к эвакуации города не принималось. Полковник Якимовский потребовал к себе воинского начальника и, указав ему на надвигающуюся опасность, советовал тотчас же приступить к ней. Воинский начальник по телеграфу донес об этом командующему 1-й армией генерал-адъютанту Ренненкампфу и просил его указаний. В ответ получена телеграмма, которой полковник Якимовский отчисляется от занимаемой должности командира полка и предается им суду за распространение паники в тылу армии. Простояв у Сувалок несколько дней, отряд, получив приказание от штаба армии, двинулся на Олиту к своей дивизии.

Состоявшийся через несколько времени суд над полковником Якимовским его оправдал, но к командованию полком он уже допущен не был. Его место занял полковник того же полка Николаев.

Батальон 170-го пехотного Молодечненского полка под командой полковника Булюбаша, остававшийся у Видминена, тоже не бездействовал и нес этапную службу по охране и конвоированию транспортов II корпуса, следовавших на Лык и Ангенбург[156]156
  Возможно, имеется в виду Ангербург.


[Закрыть] (по старой корпусной дороге). Для удобств своего движения транспорты естественно избрали себе шоссе от Лыка на Видминен, потом обыкновенную дорогу до Круглянкина и шоссе на Поссессерн и Ангенбург, проходя, что называется, под носом у самой крепости Лётцен. Несмотря на кажущуюся пассивность крепостного гарнизона[157]157
  По нашим сведениям, тогда не свыше 3 тысяч человек, а на самом деле, по историческим данным, целой ландверной дивизии.


[Закрыть], он устраивал вылазки и нападал на транспорт и иногда уводил в крепость груженые повозки. Приходилось их охранять.

В то время, когда в своем марше-маневре II корпус, огибая озеро Мауэр с севера, направлял часть своих сил на юго-запад с целью отрезать крепость Лётцен с запада, генералу Ренненкампфу пришла блестящая мысль послать в крепость парламентера и потребовать от коменданта сдачи ее, с угрозой в случае отказа не оставить камня на камне.

В роли парламентера, с пакетом командующего армией, должен был явиться командир батальона 170-го пехотного полка полковник Булюбаш, в сопровождении переводчика своего же батальона штабс-капитана Грюнберга[158]158
  Автор ошибается: Г. Э. Грюнберг был произведен в штабс-капитаны только в феврале 1915 года, а в описываемый период носил звание поручика.


[Закрыть] и, как полагается, с трубачом при белом флаге. С первыми лучами восходящего солнца группа эта в назначенный день тронулась к крепости. Сторожевое охранение немцев спросонья, увидев группу верховых русских и не сообразив, в чем дело, открыло по ним огонь, свалив ранеными полковника Булюбаша и штабс-капитана Грюнберга, забрали их и вместе с трубачом доставили в крепость. Извещенный об этом комендант тотчас же приказал их отнести в крепостной госпиталь, явился туда сам и, получив от полковника Булюбаша пакет и узнав об обстоятельствах их ранения, очень извинялся и, удаляясь, поручил докторам и сестрам милосердия проявить особую о раненых заботливость.