Текст книги "Кавказская слава России. Черный гусар"
Автор книги: Владимир Соболь
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Владимир Соболь
Кавказская слава России. Черный гусар
АВТОР СЕРДЕЧНО БЛАГОДАРИТ АЛЕКСАНДРА МАЗИНА И ОЛЬГУ МИКЛУХО-МАКЛАЙ
© Владимир Соболь, текст, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Пролог
Генерал-майор Яков Петрович Кульнев слыл одним из храбрейших кавалерийских начальников. Сражался с турками, поляками, французами, шведами. Служил у Суворова, Кутузова, Багратиона. Теперь снова вернулся к Дунаю, перешел знаменитую реку вместе с армией генерала Каменского 2-го. Но, где бы ни воевал, числил себя прежде всего гусаром. А потому, отдавая приказ, смотрел прямо, говорил зычно и весело.
– Слышал я о тебе, ротмистр, слышал. Ну, а расслушал ли ты меня, храбрец-молодец? Так, значит, исполняй, да живее. Помни – твое дело не нашуметь, а узнать, привезти, доложить. Усы, гусары черные, не крутить, саблями не греметь, порохом не дымить! Чтобы ты все видел, а тебя, Мадатов, никто!..
Русская армия уже почти месяц осаждала турецкую крепость Шумлу. Город запирал проход через Балканы. Казалось, взять его – и дорога на Константинополь уже открыта. Но и великий визирь собрал здесь мощный кулак тысяч в сорок, усилил гарнизон янычарами, отрядами спаги, новыми войсками низам-и джедид, устроенными на манер европейских.
Турки, отличные воины и инженеры, особенно ловко умели защищать ими самими же выстроенные крепости. Раздавить эти орешки всегда представлялось делом нешуточным. Вот и сейчас, в июне 1810 года, уже второй день пехотные дивизии генералов Левиза и Сабанеева безуспешно штурмовали высоты у северных стен Шумлы. Гремела артиллерия, трещали ружейные выстрелы. А кавалерия – уланы, драгуны, даже гусары с казаками – стояла в третьей линии, сознавая свою беспомощность ввиду редутов, флешей, рвов, высоких каменных стен.
Но Кульнев, объехав позиции, обеспокоился леском, что подходил к флангу центрального корпуса армии. На месте турок он бы сам решился на смелую диверсию – вывести тайком через западные ворота несколько тысяч всадников, просочиться незаметно вдоль подошвы холмов, между деревьев, обойти атакующие войска русских и навалиться на тех, кто только еще готовился к приступу.
Подскакав к александрийским гусарам, он еще более уверился, что его опасения не напрасны. Полковник Ланской, сам отчаянный рубака, не дожидаясь генеральских вопросов, первый заговорил о возможной атаке турок на наши тылы. И Кульнев попросил его послать расторопного офицера разведать, что и кто может укрываться там, за деревьями. Разузнать, высмотреть, доложить, а если получится, то и привезти с собой «языка».
Из своих «чернецов» – черными гусарами называли александрийцев по цвету формы – Ланской выбрал Валериана Мадатова, командира первого эскадрона. Ротмистр недавно перешел в полк, но до этого больше года воевал капитаном егерской роты и показал себя офицером храбрым и умным.
Мадатов выслушал приказ и отправился исполнять, взяв с собой взвод под командой унтер-офицера и еще вахмистра эскадрона. Фома Чернявский в любом деле один стоил десятка гусар, а иногда, может, и двух.
Карабины ротмистр велел оставить на месте. Стрелять, скорей всего, не придется, а тяжесть и помеха будет изрядная. На всякий же случай хватит и двух пистолетов в седельных кобурах – ольстрах. Да и те, указал командир, зарядить, но палить только по ясно расслышанной и четко понятой команде, иначе…
Что ожидает ослушников, наглядно без слов объяснил здоровенный вахмистр.
До леса они добрались довольно скоро, а дальше двинулись осторожно, не торопясь, прислушиваясь и оглядываясь. Унтер Олейников, уже пожилой, лет сорока с лишком, но еще бравый гусар, повел своих людей узкой лесной дорогой, а Фома и Мадатов, взяв по паре лучших наездников, поехали каждый своей стороной, забираясь поглубже.
Лес был негустой, невысокий, светлый и на удивление тихий. Даже птицы боялись перекликаться, прислушиваясь к пушечным выстрелам, долетавшим за две версты, от той самой горы, на которую пытались забраться дивизии первого корпуса. То и дело к тяжелому буханью артиллерии подмешивались ружейные залпы.
Мадатов спокойно отводил упругие ветки деревьев, отцеплял от вальтрапа колючие стебли кустарника, морщился, услышав, как трещит под копытами сухая древесина валежника.
Ехавший слева гусар вдруг поднял руку и натянул поводья. Валериан тоже остановил своего коня Проба, прислушался. Ветер, прокатившийся меж стволами, донес звучание странной речи. Мадатову даже показалось, что он разбирает слова. Доподлинно он был уверен в одном – говорили не русские.
Подождали, но голоса смолкли, или же просто причудились. Мадатов вытащил саблю, опустил поперек седла и послал коня сделать еще пару шагов. И в эту секунду на него бросились сразу двое.
Первый прыгнул сверху, и его Валериан встретил острием сабли. Второй проскользнул под брюхо мерину, и Мадатов почувствовал, как страшно вздрогнул Проб, услышал его тоскливое ржание. Но он и сам уже падал с седла, не выдержав тяжести нападающего. Наточенное лезвие прошило турка насквозь, но и умирая он пытался схватить русского офицера за горло, добраться до врага ногтями или зубами.
Валериан ударился спиной о землю, попав плечом прямо на корень, и от резкой боли у него перехватило дыхание. А тут еще на ноги навалилась невыносимая тяжесть, и он подумал, что больше ему уже не перетерпеть…
– Ваше благородие, живы?
Две руки тащили его за плечи, помогая выбраться из-под бившейся лошади. Мадатов поднялся на ноги, огляделся. Проб лежал на левом боку, задирал голову, рыл копытами дерн, оставляя широкие борозды. Рядом, лицом вниз, валялся мертвый турок в рубахе и шароварах: по белой его спине расплывалось малиновое пятно, меняя на глазах цвет на бурый.
Вот как, подумал Валериан, теперь, значит, еще и саблей. Он уже убивал людей ножом, пулей, нескольких принял на штык, когда в жарком деле случалось вести егерей в рукопашную, но убитого гусарским оружием он увидел так близко впервые. И почему-то он вспомнил перса, которого застрелил еще юношей, лет пятнадцать тому назад и за тысячи верст отсюда…
Ущелье поднималось достаточно круто, кони шли шагом, словно подстраиваясь под пеших. Женщины, держа на головах тюки, задыхаясь, спешили вперед и вверх, тащили за руки ребятишек. Мрачные мужчины в грязных, рваных одеждах поднимались налегке, но держали в руках самодельные пики – едва окоренные стволики молодых деревьев с примотанными к ним ножами. Некоторые заткнули за пояс и топоры на длинной, почти метровой рукояти: хорошее орудие в лесу, но едва ли годное против сарбазов страшного Ага-Мохаммеда.
Шах Персии снова пришел в Карабах, и на этот раз ханство подчинилось ему без боя. Люди племени Джеваншир ускакали в Дагестан, где Ибрагим-хан надеялся укрыться под защитою тестя. А население пяти армянских гаваров решило подняться в горы, отсидеться у снеговых шапок. Что делать армии «Льва Ирана» в пустынных и холодных лесах? Солдатам остались брошенные деревни и красавица Шуша, «Великая девственница Арцаха», как прозвали молодую крепость ее соседи. Никогда еще вражеское войско не входило за ее стены. И если б не голод, обескровивший эти земли, Ага-Мохаммед снова лишь потерял бы время в осаде и солдат на бессмысленных приступах.
Но нынче всем приходилось спасаться. Пущая же опасность грозила жителям гавара Варанда, на чьей земле и стояла крепость. Мелик[1]1
Господин, властитель, старшина (арабс.). В Закавказье – князь.
[Закрыть] Варанды – Джимшид Шахназаров – отважно сражался на стенах Шуши, и мстительный Ага-Мохаммед объявил его своим личным врагом. Теперь он послал по его следу сотни всадников упрямого и отважного Саддык-хана.
– Он будет тянуться за нами, пока в воздухе висит запах нашего следа, – бросил Джимшид племяннику.
Росто´м – Мадатов уже почти забыл, что когда-то носил это имя, – ехал у левого стремени мелика. Как и вся небольшая дружина владетеля, он был одет в кольчугу и панцирь, вооружен саблей и кремневым ружьем. Горячий пот стекал от шеи вдоль позвоночника, а ведь солнце еще только-только поднималось над правым хребтом. Когда же оно повиснет над ущельем, железо, понимал юноша, начнет обжигать тело.
– Столько пыли висит в воздухе, – ответил он дяде, – что она забьет любой запах.
– Эта пыль, – буркнул мелик, – выведет на нас даже слепого.
Ростом обернулся. Серая пелена повисла между отвесными склонами и вряд ли опустится на землю, прежде чем подоспеют преследователи.
– Можно поторопиться, – пробормотал он вполголоса, делая вид, что разговаривает с собой.
Но мелик услышал.
– Караван не может идти быстрее самого медленного верблюда, – бросил он раздраженно. – Ты хочешь скакать вперед? Торопись, мальчик, спасайся! А как же я брошу людей, доверивших мне свои жизни? Даже если они умеют только копать пересохшую землю и подставлять свои спины под персидские и турецкие плетки.
Пристыженный Ростом пригнул голову и еще придержал коня, чтобы его не заподозрили в робости. Несколько сотен семей бежали с ними из Чинахчи, две тысячи пеших надеялись уйти от персов под защитой воинов владетеля Шахназарова.
Двое всадников догнали мелика. Их доспехи были облеплены серой пылью, так же как лица, лошади и оружие.
– Они приближаются, – негромко сказал первый. – У Саддык-хана хорошие лошади. Мы не успеем свернуть на тропу, персы догонят нас раньше.
Шахназаров остановился. Сдержал своего коня и Ростом. Он понимал, о чем говорит Торос Наджарян. Все они надеялись подняться по ущелью до узкой тропки, еще круче забиравшей налево в горы. Такое крошечное русло проточил себе в скалах давно уже пересохший ручей, что по нему могла проехать только одна лошадь, и то всаднику лучше было бы закинуть одну ногу на луку. Никто не рискнет преследовать их в этой теснине, но до нее еще нужно успеть добраться.
– Мы задержим их, – сказал мелик. – Чуть дальше ущелье еще сужается, и там мы сможем продержаться достаточно долго. Скачите вперед, скатывайте камни, готовьте укрытия для стрелков.
Увидев, как уезжают дружинники, женщины завыли, но и Шахназаров закричал, крутя над головой саблю:
– Мы принимаем бой! Мужчины гавара Варанда встретят персов в этом ущелье! Кто может и умеет сражаться, останется вместе со мной. Остальные – бегите вверх. Бросайте вещи, они не нужны мертвым!
Он посмотрел на Ростома. Тот понял, что хочет сказать ему дядя, и покачал головой. Джимшид улыбнулся и стиснул плечо юноши крепкой ладонью.
– Твой отец был бы доволен, увидев тебя сегодня…
Ростом стоял на колене за большим валуном, пристроив на камне длинный ствол своего ружья. Конница персов показалась из-за изгиба ущелья. Саддык-хан вел своих людей шагом, уверенный, что добыча и так не выскользнет из-под копыт. Увидев камни, наваленные от склона до склона, он остановился и погнал часть своих людей на барьер, который, казалось, любая лошадь могла бы перепрыгнуть, не особенно затрудняясь. Устроить его повыше воинам Шахназарова не хватило ни материала, ни времени.
Ростом очень хотел бы выцелить самого хана, но тот остался сзади, а на защитников укрепления скакали плотными рядами несколько десятков наездников с обнаженными саблями. Юноша выбрал одного, повыше других, плотно стиснувшего коленями своего рыжего жеребца; стрелка шлема доходила до пышных усов, кольчужная сетка прикрывала вьющиеся волосы. Ростом выцеливал наездника чуть выше седла, в самую середину туловища, как учил его дядя.
Сам Джимшид стал в центре обороны, ждал врага, так же скорчившись, как и его дружинники.
Сто метров осталось… восемьдесят… полсотни…
Высокий перс взвизгнул, и всадники пустили коней галопом.
– Давай! – крикнул Джимшид и выстрелил первым.
Ростом не спеша потянул спусковую скобу, ощутил мощный толчок в плечо и увидел, как перс откидывается назад, выпускает саблю, клонится в сторону, медленно сползая с седла. Он еще переживал эту удачу, как громадная тень накрыла его, и он только успел вскинуть ружье, отводя удар сабли.
Залпом люди Шахназарова смели с седел треть наступавших. Задние шеренги повернули обратно, но десятка полтора удальцов успели перемахнуть барьер. Их зарубили выскочившие конники Наджаряна, которым Шахназаров приказал притаиться выше стрелков.
– Я видел! – крикнул Джимшид племяннику. – Видел! Что, мальчик, – люди с оружием немного страшней, чем ласточки или архары? Заряжай быстрей, не теряй времени. Сейчас они поскачут к нам снова.
Ростом сел, прижимаясь к камню спиной, и быстро начал пропихивать шомполом в ствол заряд, потом пулю. Закончив, снова перевернулся, пристроился, как и в первый раз, ожидая новой атаки. Он знал по разговорам старших, что ему должно быть сейчас страшно до дрожи, но почему-то чувствовал одно любопытство. Увел бы сейчас Саддык-хан всадников, он тут же бы побежал искать своего первого мертвого.
Пыль оседала медленно, Ростом плохо видел, что происходит там впереди, но надеялся, что дядя знает, что им делать и чего опасаться.
– Ай-яй! – прокричал сверху молодой дружинник, кого мелик послал вскарабкаться на скалу, чтобы следить за намерениями врага. – Они готовятся! Они снова строятся! Они едут, люди, цельтесь вернее!
Ростом поудобнее перехватил ложе, бросил взгляд вдоль ствола, а потом невольно посмотрел вверх, по склону, заросшему колючим и гибким кустарником, еще выше, еще и еще, где над лесом он мог увидеть снеговую шапку горы Кирс. Или только думал, что мог…
Часть первая
Глава первая
I
– Инчес узум анел, Ростом? инчес дзернакел, ай тха?…[2]2
Что ты затеял, Ростом? Что ты творишь, мальчишка?
[Закрыть] Чтоб тебя забрали горные духи!.. Чтобы они разбросали твои кости в белых горах!..
Тяжелый кулак Джимшида врезался племяннику в ребра, сминая легкое сукно черной чохи. Парень не шелохнулся. Вместе с гневом мелик ощутил и гордость за славный род владетелей гавара[3]3
Мелкие территории, на которые делилась Армения в XVIII веке.
[Закрыть] Варанды. Этого богатыря не сшибет копытом и лучший жеребец Мамед-бека… Но порядок в семье должно соблюдать даже в чужой стране. Молодых нужно учить уважать старших.
– Кому ты вздумал подражать, мальчик? Быстро подними бурку! Слышишь?! Я тебя…
Он незаметно, не наклоняя голову, пнул ослушника в голень. Так же сильно он мог ударить и камень, лежащий в основании дома. С такой же силой и почти с таким же успехом. Джимшид снова отвел кулак, но стоящий рядом Фридон перехватил его руку.
– Успокойтесь вы оба. Смотрите – они уже двигаются сюда!..
Ровные шеренги темно-зеленых мундиров расчеркивали Дворцовую площадь, уходили к Адмиралтейству, таяли в морозном тумане. Там, вдали, изредка стучала дробь невидимых барабанов, взлетали отрывистые команды. Император принимал вахт-парад, развод караулов гвардии Санкт-Петербурга.
Павел Петрович спешился и быстро пошел, почти побежал, чуть оскальзываясь на заметенной снегом брусчатке. Он сбросил шинель, даже не оборачиваясь, зная, что ее подхватят десятки услужливых рук. Остался в одном мундире. Двадцатиградусный мороз щипал его узкие плечи, прямую, длинную спину, упрямо вздернутый нос. Император только отфыркивался.
Самодержец российский торопился. Он еще не знал толком куда, но уже понимал, что опаздывает. Там, где его еще не было, клубился сплошной беспорядок. Женщины привели дела государственные в расстройство. Три четверти века огромной державой управлял случай. Служить государству никто не хотел. Ни один чин, гражданский или военный, не знал и не ведал точно, за что ему должно быть в полном ответе. Где действовать самому, а где ждать приказа или – по крайней нужде – испрашивать. Все норовили успеть: спрятаться, проскочить, поднырнуть, схватить и снова убраться в укрытие. Гвардейские офицеры запрягали в кареты шестерки цугом и прятали руки в муфты. Кто же, как не государь, должен подавать пример силы, воли и мужества!..
Гвардию он уже успел обуздать. Зеленые мундиры стояли навытяжку, равняясь в рядах на косу переднего. Волосы, заплетенные на проволоку, посыпанные пудрой и перевитые лентой, указывали направление строя и марша. Так было правильно и красиво… Недавно ему доложили, как бы невзначай, между прочим, что назначенные к разводу готовят прическу с вечера и после уже более полутора суток не спят. Во всяком случае, не ложатся, боясь испортить уставное строение головы. Павел Петрович топнул ногой и отвернулся. Солдат и должен быть терпелив. Также как храбр и вынослив…
Он подбежал к очередному солдату и стал перед ним лицом. Преображенец тянулся и таращил глаза.
– Ну! – рявкнул из-за плеча Аракчеев, штаб-офицер того же полка, где полковником числился император. – Службы не знаешь, ракалия! Сгною!..
Солдат службы еще не знал, Павел Петрович понял это сразу. Он вырвал ружье, проверил – хорошо ли примкнут штык, сделал «подвысь», приступил, притопнув, правой ножкой, открыл – закрыл полку и встряхнул, наконец, оружие кверху. Шомпол стукнул внутри ствола. Император ловко сделал «на караул» и принял к ноге.
– Понял? – грозно спросил он стоящего перед ним парня.
Преображенец ухватил отданное ружье, но повторить показанный прием не додумался. Тянулся, сглатывал и бледнел. Государь сморщился и отвернулся. Как и прадед, он не любил трусливых и малодушных.
– Под арест! – бросил он и побежал дальше. За спиной слышался яростный рык Аракчеева…
На левом фланге развода, отодвинутые алебардой сержанта, нестройно толпились зеваки. Несколько франтов в наброшенных шубах, с цилиндрами, сдвинутыми на затылок, должно быть, только возвращались домой с очередного бала; мастеровые, застрявшие по пути поглазеть, как марширует государево войско; высокий разносчик, водрузивший на голову деревянный поднос с горячими пирогами; бабы, замотавшие головы и груди шерстяными платками; две женщины, известного, должно быть, общества… Надо бы им всем тоже устроить сообразное место, но это потом. Пока пусть понемногу приучаются к должному устроению жизни. Рыба тухнет, говорили ему еще в младенчестве, с головы. Сам он пока не проверял, но поверил до времени. Так же с головы, решил, и следует исправлять оставленное маменькой государство, это несуразное чудище, распластавшееся по суше на восток от Европы, от Пруссии, от Берлина.
Хотел было уже повернуть назад, но глаз выхватил из толпы странную группу. Двое мужчин в толстых накидках, будто бы епанчах. А рядом юноша в незнакомом мундире. Верхнюю одежду сбросил к ногам, держится прямо, тянется изо всех сил, словно чувствует себя тоже в строю.
Император подбежал ближе.
– Кто и откуда?
Рядом возник, будто из снега выскочил, кругленький человечек. Заговорил быстро, ужимая слова, как и положено при отдаче рапорта:
– Мелики, князья армянские, Джимшид и Фридон прибыли с нижайшей просьбой Вашему Величеству выслушать их о делах, Российской выгоде и славе касаемых…
– Знаю. Докладывали. Помню…
Далекие страны за южной границей требовали внимания. Покойная императрица тоже интересовалась высокими горами и незамерзающим морем. Посылала туда одну за другой армии. Безрезультатно. Последнюю остановил уже он. Повернул полки в Петербург и отправил в отставку командующего. Графа Валериана Зубова. Брата отвратительного мальчишки князя Платона! Что за азиатская дурь – генерал-поручик на деревяшке!..
Пока император присматривался к меликам, Ростом разглядывал императора. Грозный государь был легок на ногу и быстр в движениях. Он умело управлялся с ружьем и ловко фехтовал эспантоном. Переводчик объяснил, что так называется короткое копье, которым вооружены офицеры – юзбаши, сотники императорской гвардии.
За семнадцать прожитых лет Ростом успел повидать и царей, и ханов. Если они сходили с коня, то на спину согнувшегося слуги, а потом ступали лишь по ковру, раскатывавшемуся под ноги. Беки и мелики были немногим лучше. О султане и шахе говорили в доме лишь шепотом и добавляли, что лучше бы этих не видеть никому вовсе… Государь, который мог показать простому солдату, как проверяют порох в затравке, Ростому понравился. Даже очень…
Юноша улыбался. Павел Петрович глянул ему прямо в глаза. Тот вернул взгляд, и не подумав потупиться. Прямо смотрел на самодержца великой империи и – бесстрашно растягивал свои пухлые губы.
– Спроси – чему радуется, дурак?!
Сзади – он почувствовал это спиной – приблизилась свита. Встревожились мелики. Толмач, запинаясь, длинно, чересчур длинно перевел. Мальчишка ответил коротко, будто проклекотала хищная птица.
– Говорит, что рад видеть великого государя!
Павел Петрович притопнул, на этот раз от удовольствия. Он знал, что умеет читать в глазах, душах, сердцах, понял, что молодой горец не льстит, не фальшивит. Он в самом деле рад видеть его – грозного императора Всероссийского. Другие, с нечистой совестью, уклонялись от нечаянной встречи, отговаривались от службы болезнями, выходили в отставку сотнями. Этот же вроде сам тянулся навстречу. Странное горячее чувство поднялось изнутри, споря с декабрьским морозом.
Император покосился на переводчика.
– Скажешь – больше тянуть не будем, завтра пусть подойдут… Алексей Андреевич!
Аракчеев показался из-за плеча.
– Назначишь время. Жду – всех четверых…
II
Император поднимался затемно, в четыре часа утра. С пяти работал над бумагами, с девяти объезжал город, с одиннадцати принимал вахт-парад, с часу обедал. Меликам назначили прийти в пять пополудни.
Странные люди встретили их на площади и повели кругом дворца к боковому ходу и дальше пустыми длинными коридорами, передавая от одного к другому, обмениваясь тихо условленными, должно быть, фразами… Наконец ввели в кабинет государя.
Павел Петрович сидел за зеленым столом на зеленом же кресле. К нему учтиво склонялся знакомый уже человек. Худощавый, но страшной, должно быть, силы; голова его сворачивалась направо, будто в оттопыренное ухо неслышно нашептывал кто-то, сидящий на крепком прямом плече. Джимшид с первого взгляда понял, кто этот наперсник, хотел перекреститься, но побоялся оскорбить императора.
Павел резко мотнул головой. Аракчеев выпрямился.
– Пусть докладывают свое дело!..
Мелики договорились заранее о порядке. Говорил Шахназаров как старший по возрасту. Бегларян слушал, готовясь добавить упущенное. Толмач уже знал суть дела, потому переводил быстро и четко, забегая порой вперед.
– И просят Ваше Величество взять христианских князей Карабаха под свою высокую руку…
Переводчик закончил. Джимшид умолк еще раньше. Павел вскочил с кресла и быстрыми шагами прошелся по диагонали. В углу повернулся «направо кругом».
– Рано! – выкрикнул он. – Пока еще рано!
Толмач не торопился передавать, ожидая, что изволит еще высказать государь. Но мелики уже почувствовали недоброе и почти перестали дышать.
– Прадед мой посылал войско к Каспийскому морю. Мелик Исраэл Ори обещал военную помощь всех племен закавказских. Знаю, помню, что, пока армия Петра пробивалась от Астрахани до Дербента, сорок тысяч грузин, армян, татар прикаспийских собрались у…
Павел Петрович запнулся и обернулся к дальнему углу комнаты. Там зашевелился не замеченный прежде меликами человечек. Виден был один белый парик, закрывавший лоб, виски и затылок. Упругая косичка торчала почти параллельно столешнице.
– Гянджи… – долетела едва слышимая подсказка.
– Да, – крикнул император, – именно там! Вместе мы хотели избавить вашу страну от угнетения турками, персами. Но европейские события не позволили государю продолжить путь и соединиться с ополчением вашим. Армии пришлось вернуться в Россию…
Он оборвался и ждал, пока толмач перетолкует его слова.
Джимшид слушал, согнув мощную шею, и мрачнел. Не поднимая головы, он бросил несколько слов. Переводчик смягчил как умел.
– Всех наших вырезали потом янычары Абдулла-паши. Кто уцелел – погиб, когда с другой стороны пришли сарбазы страшного Надир-шаха…
– Невозможно! Невозможно было нам оставаться за Астраханью. Уже не одни шведы, а французы с британцами грозили нам, что станут заодно с Блистательной Портой… – Павлу Петровичу вдруг показалось, что он оправдывается, но он завершил упрямо то, что начал: – Невозможно нам было смотреть в три стороны сразу. Север, запад, юг… Откуда-то пришлось отвернуться…
Он не стал говорить, что после Прутского поражения одна турецкая угроза могла заставить новорожденную империю забыть надолго о Закавказье.
– Полстолетия мы не могли заглянуть за Кавказские горы. Сколько сил мы тратили на европейские страны…
– Сколько наших людей погибло под саблями турок и персов, – буркнул, не удержавшись, Джимшид, но тут же показал толмачу – не переводи, не надо…
– Но теперь, думаю, иное дело. Покойная императрица обещала Грузии покровительство. Пятнадцать лет тому назад… – Павел Петрович подумал и поправился: – Шестнадцать лет назад подписан трактат о дружбе между Россией и Грузией. Царь Карталинии Ираклий просил государыню Екатерину оказать покровительство его несчастной стране. Но императрица смогла отправить через горы только два егерских батальона. Да и те пришлось в скором времени отозвать к Суворову на Дунай. Как после этого расправились персы с Тифлисом, всем ныне известно… – Император сделал паузу, словно бы приглашая присутствующих помянуть всех жителей несчастного города, замученных полчищами Ага-Мохаммед хана. – Теперь же посылаем к царю грузинскому Георгию полномочного министра и подтверждаем наше намерение защищать за горами Кавказскими единоверцев наших, а также иных, кто только выкажет расположение к короне Российской. А чтобы доказать искренность наших побуждений, подкрепим посольство корпусом генерала Кнорринга. В том тайны нет.
Павел Петрович оглянулся на Аракчеева, тот мигом поднял со столешницы бумагу, относящуюся, очевидно, к предмету.
– Но силы наши не чрезмерны. И хватит их для охраны одной Карталинии. Тех двух царств, что подвластны ныне царю Георгию. Ссориться же с персами, турками сейчас прямого резона пока не видим. Вас принял тайно, чтобы не узнали о том ни в азиатских посольствах, ни в европейских…
Слушая толмача, Джимшид сжал кулаки, стиснул зубы. Императоры, падишахи, султаны забавлялись мудреной игрой «ста забот», составляли замысловатые комбинации. Малым же народам надлежало покорно ждать, когда же придет очередь то ли двинуться вперед на одну клетку, то ли вовсе слететь с доски.
Но император продолжал говорить:
– Однако же, если вам, князья христианские Карабаха, и однородцам вашим нет больше мочи терпеть угнетения иноверцев… разрешаем – выйти в Грузию вслед известному нам уже мелику Абову…
Фридон шумно выдохнул и тут же, испугавшись своей оплошности, откачнулся за спину владетеля Варанды.
Павел Петрович оглядел напрягшихся меликов и – вдруг подмигнул им, хихикнул и – развернувшись на каблуке, на одной ножке запрыгал в угол.
– Пиши! Быстро…
Над полувидимым столом снова качнулся парик.
– Статс-секретарю Коваленскому… Приложить все старания к тому, чтобы вышедшие из Персии мелики поселились на землях грузинских на выгоднейших для себя условиях… Каковые им надлежит обсудить с нашим министром, тем же упомянутым Коваленским… Но им, князьям армянским, тоже надобно будет платить дань принявшему их Георгию. Деньгами, а также людьми, если вдруг нужда государства того потребует…
Только переводчик выговорил последнее слово, мелики, не сговариваясь, бухнулись на колени, уперев руки и лбы в блестящий пол. Павел Петрович прыгнул в сторону.
– Здесь не Персия! – крикнул он возмущенно. – Здесь Петербург!
Аракчеев шагнул от стола, открыл было рот, хотел, может быть, позвать стражу. Но тут юноша, простоявший неподвижно все двадцать минут аудиенции, скользнул вдруг на одну линию с дядей и – припал на одно колено, приложившись о паркет с изрядной громкостью. Наклонил почтительно голову и застыл.
– Спроси! – крикнул император. – Спроси – где он этому научился?
– Видел, – перевел короткий ответ толмач.
– Врет! Кто-то умный ему подсказал! Но – хорошо! Пусть встанет… И эти тоже…
Когда армяне поднялись, Павел Петрович подбежал к юноше. Тот, как и вчера, смотрел на него прямо, без малейшего страха. Император не привык к таким лицам. В детстве, помнилось ему, были рядом Порошин, Панин. Но те поучали, наказывали, сердились. Этот же…
– Спроси – чему улыбается?
– Рад видеть великого императора, – повторил юноша вчерашнюю фразу, но произнес вдруг по-русски и достаточно чисто.
Павел Петрович оглядел армянина с подозрением. Не великан, но и не карлик; широкие плечи подчеркивает шарф, в несколько витков обхвативший талию; черные, густые брови сходятся почти вплотную и – обрываются резко к мощному энергичному носу.
– Откуда знаешь язык?
– Долго ехали. Страна большая. Вокруг все говорят. Не выучить – много труднее.
– А эти что же?
– Я хотел, – коротко и с достоинством объяснил Ростом императору.
Павел Петрович отошел, повернулся резко, вгляделся снова. Прожив четыре с половиной десятка лет, он так и не привык, чтобы ему радовались при встрече. Разве что Нелидова, но и та каждый раз о ком-то просила.
– Что-нибудь хочешь?
– Служить. В лучших войсках императора. Умею стрелять. Умею рубить. Дядя научил хорошо.
Павел Петрович чуть не хлопнул в ладоши, словно бы в детстве. Мальчишка не врал. Мальчишка в самом деле хотел только служить. Мальчишка в самом деле был очень хорош. Рыцарски хорош, вздохнул он, вспоминая мальтийских подвижников.
– Как думаешь? – обернулся он к Аракчееву. – Не взять ли его к нам, в Преображенский?
– Государь, – укоризненно начал тот. – Лучший полк вашей гвардии…
Павел Петрович бешено вытаращил глаза. Он любил в себе это чувство гнева и ярости и не пытался сдерживаться никогда, ни перед кем.
– Лучший? – завопил он, хватая воздух. – Лучший? Полк, где две тысячи только числятся и ни разу не видели строя?! При матушке моей, при Потемкине он может быть и был лучшим. А в моей армии… – Перевел дыхание и добавил, понизив голос почти до нормального: – И в моей армии он будет лучшим. Когда в нем будут служить только лучшие…
Аракчеев бледнел, но пытался настоять на своем:
– Согласно закону…
– Здесь ваш закон!!! – завизжал император совсем уже нестерпимо, ударяя себя в грудь сухим кулачком против сердца. Замахнулся было на втянувшего голову в плечи генерал-лейтенанта, но удержался.
Повернулся к армянам, сбившимся в кучку. Не разбирая слов чужого языка, они вовсе не поняли, к чему относится этот крик. Даже мальчишка перестал улыбаться, хотя испуга в его глазах Павел Петрович не обнаружил.
– Скажи, что могут идти, – кинул он толмачу. – Пусть возвращаются к себе и готовятся к выходу. Через год земли для них, для их людей будут выделены…
III
От дворца до нужного им дома мелики шли быстро и молча, прикрывая ладонями рот, спасаясь от жгучего ветра, бросавшего в лицо пригоршни колючего снега.
Только оказавшись в комнатах, скинув бурку, чоху, оставшись в одном архалуке, Джимшид прижал спину к голубоватым изразцам печки и обратился к племяннику:
– Что ты затеял, мальчик? Зачем тебе армия русского императора?
Ростом стоял у стены, прямой и напрягшийся, ждал, пока дядя задаст вопрос.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?