Электронная библиотека » Владимир Соболь » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 5 ноября 2024, 08:21


Автор книги: Владимир Соболь


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава вторая
I

По Неве, покачиваясь на мелких волнах, плыл связанный из окоренных бревен плот. Лоцман, стоя на корме, лениво пошевеливал длинным шестом. Босые ноги отдыхающего напарника торчали из-под двускатного низенького домика. Лохматая собака притулилась у шалаша, вертела башкой – должно быть, искала блох. Валериан представил, как она клацает желтыми клыками по свалявшейся шерсти, хлопнул ладонью по парапету и засмеялся от удовольствия.

От правого берега, от крепости наперерез сплавщикам пронеслась лодка. Дюжина гребцов ловко и споро работали веслами. Проскочили под самым носом плота, повернули к Летнему саду и пристали у схода. Рулевой выскочил, придержал судно. Из-под красного балдахина, закрывающего тупую корму, выступил офицер. На берегу повернулся, махнул оставшимся, начал подниматься на набережную.

Офицер был знакомый. Поручик Бутков, Преображенского полка, только другого батальона – второго. Валериан оттолкнулся от парапета, пошел навстречу. Приветствовал старшего и перешел на прогулочный шаг.

– Господин прапорщик! – окликнули его сзади.

Валериан развернулся. Высокий плечистый поручик был красен, стоял, покачиваясь, дышал неровно и тяжело.

– Прапорщик Мадатов, первого батальона Преображенского гвардии…

– Вы… по делу, – оборвал его поручик Бутков, – или же… так?

– Уволен до вечера.

– Немного осталось. Может быть… вместе вернемся. А то, знаете, засиделся с друзьями, опасаюсь, что не дойду.

Валериан не поверил, что дюжий офицер мог опасаться чего бы то ни было на этом свете. Должно быть, скучно показалось брести одному по пыли. Да все равно пора поворачивать в слободу.

Место преображенцам отвели в Литейной части, за Фонтанкой, еще при Петре Великом. Но закончили обустройство только при дочери его, Елизавете. По плану шла одна полковая улица, которую под прямым углом перечеркивали несколько ротных. Для каждой роты строили десятка два связей – деревянные избы на каменных, однако, фундаментах. Центр каждой связи занимали огромные сени, из которых двери вели в солдатские комнаты. К избе примыкал небольшой участок земли под огород.

Штаб-офицеры, от майора и выше, строили собственные дома или нанимали городские квартиры. Оберы, ниже капитана, располагались в зависимости от достатков фамилии. Одного жалования на столичную жизнь уже не хватало. Мадатова совсем недавно за усердную службу переставили вверх на одну ступеньку, не слишком, впрочем, высокую. Прапорщик – чин уже офицерский, но уважения немногим больше, чем денег. Валериан нашел на той же ротной улице комнату, в которую поселился с таким же, как он, недавним унтером. Но и поручик Бутков, из хорошего, но провинциального дворянского рода, тоже не гнушался слободской жизнью.

Офицеры миновали ограду Летнего, перешли Прачечный мост и повернули вниз по Фонтанке. Валериан старался приноравливать свой легкий шаг к тяжелой поступи навязавшегося попутчика. Но тот с каждым шагом все более, казалось, трезвел.

– Нравится вам служба, Мадатов?

– Точно так!

– К черту субординацию, товарищ! Мы же преображенцы!

Валериан промолчал. Он не любил пьяных. Пьяных русских. Никак не мог уразуметь, зачем они покупают дорогие вино и еду, чтобы потом объяснять друг другу, как грустна их повседневная жизнь.

– Да будет вам! – рассмеялся Бутков. – Сейчас я не старший по званию, а такой же офицер, как и вы. И вижу, что служба пришлась вам по вкусу. Ведь так?

– Много машем ружьями, – нехотя отозвался Валериан. – Мало стреляем.

– Вам-то зачем? Вы и так пулю точно руками кладете.

– Не будешь стрелять каждый день – через месяц ружья испугаешься. Но и не во мне дело – нам солдат учить надо.

Бутков покосился на собеседника – слева направо и сверху вниз.

– Вот вы о чем, Мадатов! Это хорошо. Это значит, вы уже не просто офицером, вы командиром быть мыслите.

Последние слова Валериан не понял и решил, что или ослышался, или у поручика язык за зубы цепляется.

– Вы уже два года у нас в полку. По-русски говорите уверенно. Трудно овладеть вторым языком?

Валериан выдержал паузу.

– Вторым трудно. Шестым – куда проще.

– Ого! Знаете французский? Немецкий?

– Французский в школе учу, но говорить пока не умею. Зато другие… – Валериан задумался и начал подгибать пальцы сначала на правой руке. – Армянский – родной. Теперь русский. Могу говорить с турками, персами, грузинами. Объяснюсь с лезгинами, аварцами…

– А это что еще за Гоги с Магогами?

– Долго объяснять, – уклонился Валериан от ответа.

– В нашей армии их пока не было. Значит, язык для военного человека еще бесполезный. А вот с немцами-командирами фриштыкать придется. Говорите – в полковую школу ходите? История, география, арифметика… Знаю, слышал, хвалят вас. Говорят, что прилежны и соображаете хорошо. Теперь за языки принимайтесь. Пригодятся, господин прапорщик.

– Точно так, – отчеканил Мадатов.

Бутков засмеялся и хлопнул его по плечу.

– Что-то мы с вами, прапорщик, опять к субординации подвигаемся. Никуда нам от военной службы не деться. Значит, говорите, мало стреляем, много ружьями машем. И маршировать вам не нравится? Тянуться в карауле, на вахтпараде?

На эти вопросы Валериан отвечать не решился.

– Знаю, что недовольны. Думаете сейчас – не за тем в армию шел. Но здесь, видите ли, Мадатов, как посмотреть. Строю учиться надо. Армия без строя – стадо. Фельдмаршал Миних, когда к Дунаю войско повел, поставил его одним огромным каре. Пехота – десятки тысяч – четыре фаса. Кавалерия, пушки, обоз – в середину. И только так смог выстоять против турок.

– Такой огромный квадрат. – Валериан покачал головой. – Такой неуклюжий. Чтобы приказ передать, целый день нужен.

– Правильно мыслите, Мадатов, очень правильно. Потому фельдмаршал Румянцев уже дивизионные каре придумал, полковые. Но строй все-таки сохранил. Когда солдаты плечом к плечу держатся, они втрое сильнее, вчетверо, в десять раз! А коли сломается построение, остается одна толпа. Побежит толпа на толпу… – Поручик махнул рукой. – Там уже как повезет. Нам же не случая ждать, нам побеждать надо.

– У нас в горах два человека могут тропу держать против сотни. Пока вода есть, порох, свинец, никого не пропустят.

– Если случится к вам горы прийти, тогда вы нам, Мадатов, сию науку и обрисуете. А пока воюем мы на равнинах. С французами, пруссаками, татарами, турками. И побеждаем. По науке, обрисованной нам, – Бутков поднял указательный палец, – Александром! Васильевичем! Суворовым!

Мадатов даже остановился.

– Я слышал это имя. Вы с ним служили?

– Чуть-чуть застал, несколько месяцев. – Бутков расстроился и покачал головой. – Но дядя мой был майором в Фанагорийском. Пока не искололи штыками. Он мне многое рассказал. И как воевал Александр Васильевич. Как учил… Представляешь, Мадатов… – Поручик увлекся и перешел на «ты», но оба офицера и не заметили неуставного обращения. –  На учении полковом два батальона в двухшереножном строю атакуют друг друга на скором шаге. Барабаны, трубы, «ура» и – не останавливаясь, строй сквозь строй, лицо в лицо, только острие штыка чуть в сторону, чтобы не покарябали до смерти. А потом эдаким же образом против конницы!.. Вот это выучка!

– Так почему же мы сейчас на плацу только носки вытягиваем?

– А ты, прапорщик, видел, как фельдмаршала хоронили? Гвардию провожать не пустили. Два гарнизонных батальона за гробом Суворовским шли! Стыдно, Мадатов, стыдно!.. Ему, курносому, только со шляпами круглыми воевать да с юбками бабскими.

– Это вы о?..

– Да, прапорщик, да!

Разгорячившийся поручик махнул рукой, показывая в сторону Мойки, где уже вставали над городом стены нового императорского дворца. По белым деревянным лесам ползали черные муравьи – рабочие таскали наверх тяжелые «козы» с красными кирпичами.

– Плохо сейчас служить, Мадатов. Офицеры из гвардии бегут сотнями. По семейным делам просятся, по болезни, только б разрешили в отставку. В Конном полку знакомый за год от поручика до полковника доскакал. Потому что все старшие выбыли. – Бутков схватил Валериана за плечо и притянул к себе ближе. –  Не нужны императору офицеры. Не-на-до-бны!

– Я видел, – осторожно начал Валериан. – Я видел, как император отправил капитана на гауптвахту. Офицер шел в тяжелой бобровой шубе, а денщик за ним нес шпагу и пистолеты.

– Слышал я это дело, – неохотно отозвался Бутков. – Что скажу тебе – здесь прав был курносый. Разболталась гвардия при матушке, разболталась! Иные службу забыли вовсе. Многие и вовсе ее не взяли. Что тут говорить, прапорщик, когда меня самого чуть ли не от рождения в полк рядовым записали. Я еще, может, под стол пролезал, а уже – унтер Преображенского. Но как только смог ружье в руках удержать, прискакал в Петербург, явился в полк и с тех пор служу честно… Но он же не с наглецами, он с армией всей воюет, Мадатов! Со своей армией, прапорщик, не с чужой! Тут случай был, Бенигсен ему не понравился. Курносый трость поднял и – галопом, словно в атаку. А генерал шпагу поднял и ждал. Хватило ума Павлу Петровичу – отсалютовал и мимо промчался. А то ведь старик ему такого позора ни за что бы не спустил.

– Странно, – начал Мадатов, понизив голос, – странно. Я думал, что так неправильно вспыльчивы бывают только ханы, шахи, султаны. Великий Надир-шах, тот, что собрал заново империю персов, как-то заподозрил своего старшего сына и велел его ослепить. Через два дня он раскаялся и приказал уже казнить – полсотни своих приближенных, что не удержали его тяжелой руки.

Бутков крякнул:

– Знаешь, и я тоже могу тебе рассказать что-то подобное…

Мадатов продолжил спокойно:

– Те, что остались в живых, испугались. И кто-то чересчур сильно…

Поручик неожиданно шагнул вперед, развернулся, заступил дорогу, заслонил заходящее солнце.

– О чем я тебе и толкую! Страшно стало служить в гвардии, очень страшно!

– Мне пока нет! – отрубил Валериан, не задумываясь.

– Когда испугаешься, будет поздно.

– Я обещал служить верно.

– Кому?

– Императору!

– А как он посмотрит на твою верную службу?! Два дня назад целый батальон с плаца маршем прямо в Сибирь. Не так высоко ногу, видите ли, тянули!

Валериан поморщился.

– Я такого не слышал.

– Когда услышишь…

Мадатову надоел этот пустой разговор, и он решился оборвать разошедшегося поручика:

– Я пришел в полк, чтобы служить. И я служу. Как у вас говорят – за Богом молитва, за царем служба не пропадет.

Бутков тоже понял, что зашел чересчур далеко.

– Да, прапорщик, быстро ты выучился. – Его качнуло, он притворился, что ослабел, неловко и тяжело оперся на плечо Валериана. – Что же, служи, Мадатов, служи. Отечеству, государю!.. И – веди меня в слободу. Отдохнуть надо от этой службы…

II

Валериан спокойно сидел на скамье и ждал, когда отдохнут костюмеры. Промозгло было в помещении, то и дело шваркали входные двери, и тогда в сени врывался сырой утренний воздух. Зябло туловище в одном нижнем белье, рогожный куль, наброшенный на плечи, не согревал, напротив, казалось, еще добавлял сырости.

– Что же! – крикнул дежурный вахтмейстер. – Заканчивайте прапорщика! Еще кроме него три офицера заждались…

Два верзилы, знатоки уставной парадной прически, поднялись нехотя и стали перед Валерианом. Один держал ковш, наполненный чем-то вроде кваса. Отпил здоровенный глоток и тут же брызнул на голову прапорщика, тот еле успел зажмуриться… Через три раза товарищ его стал сыпать на голову заготовленную муку. Мадатов морщился. Кожа под волосами и так исцарапана была мелом, что усиленно втирали в нее минут десять, а мука с квасом щипали не слишком больно, но отвратительно.

– Теперь отсядьте, господин прапорщик, – попросил первый. – И голову держите ровно. Как клейстер схватится, возьмемся за косу…

Открылась дверь одной из связей, в сени вошли чередой пятеро солдат. Капрал третьей роты Сивков приказал им стать шеренгой. С правого фланга пристроился барабанщик.

– Р-раз!.. – крикнул Сивков.

Пять ног поднялись над полом и застыли почти без движения. Сивков отскочил в сторону, припал к полу, словно огромный пес.

– Носок!.. Носок тянем!..

Еще один унтер поспешил на помощь капралу. Вдвоем они стали вытягивать носки, одновременно продавливая колени вниз. Рядовые морщились, но терпели.

– Ах, ты!.. – выругался Сивков, дергая самого себя за правую бакенбарду. – Хлопотьев! Почему нога? Четверо тянутся, а у тебя висит?

– Я… – Щекастый Хлопотьев бледнел и поднимался на цыпочки.

– Куда пятку? – орал Сивков. – Пятку от пола не отрывай, деревня! Ногу, ногу выше!.. Давай, Харлампиев, помоги!

Оба унтер-офицера схватили несчастного Хлопотьева – один под колено, другой под пятку – и принялись тянуть вверх. Вдруг что-то треснуло. Сивков отскочил, Харлампиев сел тут же на пол.

Мадатов рванулся было вскочить, но его прижал обернувшийся костюмер.

– Куда, ваше благородие, еще не застыло! Сейчас господин поручик во всем разберутся…

В сенях уже в самом деле стоял огромный Бутков. При нем всем сделалось много тесней, но спокойнее.

– Что, Сивков?! Испортил царево имущество? Сломал Хлопотьева?

Сивков вытянулся, но косился одним глазом на неразумного новобранца.

– Что молчишь, унтер?

– Никак нет, ваше благородие, цела нога.

– Что же тогда?

– Воздух он испортил со страху, – проговорил, поднимаясь, Харлампиев.

Бутков потянул обеими ноздрями и поморщился.

– Здешнего воздуха уже ничем не испортишь. Никакой капустой, никакой кашей.

Державшийся чуть поодаль барабанщик вдруг шевельнул палочками, пробив мелкую и короткую дробь.

– Где тревога, Омельченко? – обернулся к нему Бутков. – Что народ будоражишь?

– Так что, ваше благородие, в самом деле тревога, – доложил Омельченко, бросив руки вдоль бедер. – Лопнуло.

Сивков кинулся к Хлопотьеву, развернул его спиной, и офицеры в самом деле увидел, что непонятный треск издало лопнувшее сукно солдатских штанов.

– Ногу! – рявкнул поручик.

И затурканный вовсе солдат немедленно вытянул икру почти параллельно полу.

– Вот тебе, Сивков, и учение! Быстро тащи его в швальню. Пусть как хотят изворачиваются, но через полчаса он мне нужен в строю целым и по форме одетым.

– Ох, кто-то у меня сегодня красным умоется! – обещал невидимому врагу капрал Сивков, толкая перед собой Хлопотьева к выходу.

Бутков собрался уже уходить, но увидел сидящего у стены Мадатова и подошел к прапорщику.

– Сохнете? – осведомился он, ухмыляясь. – А я вот с вечера позаботился. Ночь, правда, просидел в полудреме, голову старался держать. Зато с утра никаких огорчений.

Он поставил ногу на скамью рядом с Мадатовым, подтянул сапог за ушки. Голова его в белом парике с гигантскими буклями, с косой, навернутой на железную проволоку, казалась несоразмерно огромной в сравнении даже с широченными плечами, обтянутыми зеленым кафтаном.

– Видали? Это ему наши умельцы так панталоны пригнали. А он, бедолага, думал, что в армии так и надо. Так и должно быть, чтоб неудобно. Чтобы человек в казарме и шагнуть мог по одному только приказу.

– Что же, разве его до сих пор не учили? – осторожно спросил Мадатов.

– Пополнение, – коротко бросил ему Бутков. – В гвардию, как и в армию, берут сразу же от сохи. Росту хватает, стало быть, годен. А нам с вами их на площадь вести, перед государевы очи. Вот…

Он сунул руку за отворот и выволок из-за пазухи сафьяновый кошелек, туго набитый ассигнациями.

– Все с собой забираю. Как в караул идти, всю оставшуюся казну под мундир. Не ровен час, примерещится что-нибудь императору, так хорошо, если только до крепости довезут. А вдруг много дальше?..

Он осторожно обернулся проверить – не приблизился ли кто-нибудь с тылу, и наклонился, приложив губы почти к уху Валериана.

– Говорили мне люди знающие, будто бы матушка Екатерина вовсе не курносого хотела видеть после себя… Будто бы, напротив, оставила она царство внуку своему Александру. Да кто-то успел в Гатчину много раньше. Павел Петрович прискакал в Петербург и нашел в кабинете императрицы два запечатанных конверта с приказами. И якобы один из них предписывал – арестовать великого князя и отправить его в дальнюю крепость…

Валериан сидел, словно окаменев. Голову не отворачивал, но лицо держал неподвижным.

– А еще кое-кто, – жарко шептал Бутков, – сказал мне, будто бы не все эти приказы сгорели. Что будто бы матушка тот самый, главный, дважды успела продиктовать. И подписала, и скрепила своей печатью. И видели этот приказ важные люди…

– Я присягу давал, – пошевелил одними губами Валериан.

– И я давал, – обжигал ухо шепот Буткова. – Только я сначала матушке присягал. Ее воля мне много главнее… Думай, прапорщик, думай. Присяга присягой, а голова головой. Один раз шагнешь не в ту сторону, и вся жизнь под откос вывернется…

Валериан напрягся, но – ему показалось, что нашел верный выход.

– Я служу в Преображенском полку…

– Точно, – оборвал его поручик Бутков. – Вот об этом я тебе и толкую. А потому главным для тебя должен быть – его превосходительство генерал-майор Талызин. Его приказ для тебя, прапорщик Мадатов, закон! Обольщать больше не буду, но попрошу – не наделай, пожалуйста, глупостей! Не спеши, но и не отставай. Так надежнее… – Он выпрямился и гаркнул, перекрывая разраставшийся гул: – Закончить офицерам прическу, живо! Через час роте строиться!..

III

В дверь постучали. Сначала осторожно, кажется, костяшками пальцев, потом, чуть подождав, приложились уже кулаком с пристуком.

Девушка прошлепала босыми ногами, спросила через запертые створки и кинулась стремглав к постели.

– Его превосходительство граф Пален!

– Генерал-губернатор Санкт-Петербурга! – добавила шепотом, будто бы кто-то в столице и в Михайловском замке мог не знать, кто такой Петр Алексеевич фон дер Пален.

Во всяком случае, только не графиня Ливен. Шарлотта Карловна, статс-дама, чьими руками взращивались дочери императора.

Гигантская уродливая тень вползла по каменным плитам, влезла, дрожа от холода, на ковер, коснулась головой ног хозяйки покоев.

– Was wollen sie?[8]8
   Что случилось? (Нем.)


[Закрыть]
– спросила графиня по-немецки. Так было проще и безопаснее.

– Ich komme vom Kaiser Alexander…[9]9
   Я пришел с поручением императора Александра… (Нем.)


[Закрыть]

– Вы хотели сказать, императора Павла… – прервала его собеседница.

Графиня была известна всем высшему свету Санкт-Петербурга своей прямотой и резкостью. За это при дворе ее ценили еще больше.

– Я хотел сказать то, что сказал, – ответил ей Пален.

Графиня задержала дыхание и взяла паузу в полминуты.

– Что же требует император… Александр?!

– Император… просит вас сообщить печальные новости его матушке… ныне вдовствующей императрице…

Фон Ливен достаточно долго прожила при русском дворе и невысказанные слова понимала еще быстрее произнесенных.

Когда ее муж, генерал-майор Андрей Романович, умер, Шарлотта Карловна заперлась в своем имении у Балтийского моря и воспитывала детей – трех сыновей и дочь. Императрица подыскивала воспитательницу для своих внучек, и ей посоветовали упрямую вдову-генеральшу. Говорили, что в первый же день приезда фон Ливен в Царское Екатерина подслушала ее монолог. Претендентка на придворную должность, совершенно не стесняясь условностями, жаловалась встретившему ее камергеру на трудность поставленной перед нею задачи. Тем более что девочки видят прежде всего дурной пример, который подает двор и – сама же императрица.

Екатерина быстро вышла из-за ширмы и уверенно сказала присевшей Шарлотте Карловне:

– Вы – та женщина, которая мне нужна!..

Не только великие княжны и сыновья Павла звали фон Ливен «бабушкой». Ах, как жаль, сетовал канцлер Безбородко, что генеральша Ливен, увы, не мужчина: она бы лучше многих воспитала и Александра, и Константина…

Теперь Шарлотте Карловне предстояло выполнить обязанность сложную. Трудное дело, которое мужчины всегда перекладывали на женские плечи.

За дверью ее оглушили звуки, еще вчера невозможные в императорском замке. После девяти вечера и до пяти утра Павел Петрович спал, и даже мыши сновали своими ходами, осторожно перебирая лапками и приподнимая хвосты.

Сейчас же, в четверть пополуночи 12 марта первого года девятнадцатого столетия, площадки и коридоры дворца у Фонтанки полнились стуком каблуков, лязгом железа, отрывистыми командами офицеров. Казалось, огромное здание в центре столицы Российского государства было захвачено приступом. Собственно, так оно и случилось, только войска были не чужеземные, а – петербургского гарнизона.

Узкой винтовой лестницей графиня быстро спустилась на нижний этаж. На площадке ей заступил дорогу рядовой Семеновского полка. Эти гвардейцы стояли сегодня в основном карауле замка.

– Я воспитательница великих княжон, – фон Ливен старалась говорить твердо и без акцента. – Мне нужно пройти к Марии Федоровне…

Глаза солдата с угрюмой дерзостью смотрели из-под высокой и узкой шапки.

– Я… – Графиня еще более выпрямилась. – Пятнадцать лет служила императрице Екатерине!

Два года она прибавила без стеснения. Гренадер шагнул в сторону и принял ружье к груди. Графиня быстро скользнула мимо и скрылась за дверью.

Мария Федоровна уже не спала и приняла ее сидя в постели.

Три года назад, после рождения Михаила, знаменитый берлинский доктор скучно и между делом объявил императрице, что следующие роды, вероятно, ее убьют. С тех пор августейшая чета, где бы ей ни случалось остановиться, занимала раздельные комнаты.

– Ваше Величество!.. – начала быстро фон Ливен и сразу же смолкла.

– Зачем вы пришли в такой час? – испуганно проговорила императрица. – Вы, должно быть, хотите сообщить мне нечто чрезвычайное? Случилось что-то страшное?

– Да.

– С моим сыном?

– Нет.

Мария Федоровна откинулась на подушки.

– Император… жив?

– Ваше Величество, вы должны приготовиться к самому худшему…

Мария Федоровна резко поднялась и спустила ноги с кровати.

– Я должна видеть его.

Она побежала к стене, где, завешенная гобеленом, стояла дверь в императорские покои. Но она была заперта.

Все сорок дней, что двор Павла Петровича занимал Михайловский замок, комнаты государя и государыни сообщались практически напрямую. Но десятого марта император, испуганный ловко выстроенным докладом генерал-губернатора, приказал забить, заколотить проход к охладевшей супруге. Он боялся, что и вторая жена замышляет против него нечто недоброе. Чрезмерная подозрительность его погубила.

Когда офицеры отряда Бенингсена прорывались сквозь караул, император мог бы еще спастись. Свободным оставался путь по винтовой лестнице вниз, к любовнице, Анне Гагариной. Но Павел Петрович, повинуясь безотчетному импульсу, кинулся направо, к жене, с которой прожил вместе уже почти четверть века, и – распластался, раскинув руки, по заколоченной двери…

– Ваше Величество, мы можем пройти переходами, но – вам следовало бы одеться. В замке холодно, и он наполнен солдатами.

– Мне все равно, все равно! Пойдемте, графиня, только быстрее. Я хочу видеть своего мужа…

Две пожилые легко одетые женщины шли, почти бежали по темным, выстуженным коридорам. Дородная фон Ливен едва успевала за Марией Федоровной, но пару раз могла услышать, как та на ходу шептала: «Ich will regieren!..[10]10
   Я хочу царствовать!.. (Нем.)


[Закрыть]
Ich will regieren!..»

Когда-то свекровь, Екатерина Великая, предлагала ей подписать соглашение, чтобы отодвинуть Павла Петровича от российского трона. Смена преемника была в пользу Александра, любимого внука императрицы. Мария Федоровна отказалась с негодованием. Ей хотелось быть женой императора, но не матерью. Позже она стала уверяться, что сама способна управлять Российской державой. Говорили, будто бы Николай Петрович Архаров, отставленный генерал-губернатор столицы, внушил ей эту несчастную мысль. Архаров был гениальный сыщик, но никудышный политик. Добавляли, впрочем, еще больше понизив голос, что за полуграмотным московским полицмейстером стояли фигуры значительней…

До покоев императора они добрались без затруднений, но у двери скрестили алебарды сержанты Семеновского полка.

– Я хочу видеть своего мужа!

Сбоку выступил офицер.

– Приказано не пропускать никого…

– Добавьте Ваше Величество! – с угрозой напомнила ему Ливен.

– Ни единого человека! – отрубил поручик все также резко.

Мария Федоровна в ярости занесла руку. Офицер, вытянувшись, приготовился принять удар. Но ладонь остановилась на половине пути и медленно опустилась вдоль платья.

– Он-то не виноват. По крайней мере, как те, другие… – сказала она, оборачиваясь к спутнице.

– Ваше Величество! – Граф Пален сумел подойти незамеченным и теперь стоял рядом, почтительно наклонив голову.

– Что происходит? – спросила Мария Федоровна.

– Ваше Величество, не гневайтесь на офицера, он только выполняет мои приказания. Отойдемте в сторону, и я доложу вам существо дела.

Петр Алексеевич воевал с пруссаками, турками и поляками, заслуженно получал чины, должности, ордена. Но главное свое открытие сделал, уже когда перевалил на шестой десяток. Он изобрел новую дисциплину ума и характера, назвав ее «пфификологией». Иными словами – науку пронырливости. И в ней, в этом искусстве угождения и управления, достиг степеней по тем временам несравненных…

Сделав несколько шагов к стене, императрица повторила вопрос.

– Произошло то, что давно можно было уже предвидеть, – твердо заявил генерал-губернатор.

– Но кто же зачинщики? И как могло обойтись здесь без вас?

– Участвовало множество лиц из различных классов общества. Совершенно различных, – фон дер Пален вздернул подбородок вверх, будто указывая под крышу замка. – Я, в самом деле, знал обо всем и решился участвовать, чтобы спасти императорскую фамилию… всю императорскую фамилию от более великих несчастий.

Мария Федоровна сжала руками горло.

– И я осмелюсь предложить вам, Ваше Величество, вернуться в свои покои. А лучше всего бы уехать в Зимний. Я же должен успокоить войска. Гвардия, знаете ли, неспокойна. Император Александр…

– Александр! Но кто провозгласил его императором?

– Голос народа.

– Ach so![11]11
   Вот как! (Нем.)


[Закрыть]
И кто же слышал этот голос народа?!

– Тот, кому положено это по должности… – Генерал-губернатор нарисовал на лице улыбку и учтивейше поклонился. – Еще раз почтительно прошу меня извинить…

Он побежал вниз почти великанскими шагами, отмахивая по паре ступенек разом. Фон Ливен почтительно поддержала вдруг ослабевшую императрицу.

– Ваше Величество, вернемся.

Та оттолкнула руку и выпрямилась.

– Нет, я хочу видеть своего сына. Вниз, вниз. Я буду смотреть ему прямо в глаза…

IV

Преображенский полк подошел к дворцу еще до полуночи. Генерал-лейтенант Талызин построил два своих батальона и крикнул, подъехав к колонне:

– Братцы! Вы меня знаете! Доверяйте и идите за мной!..

Холодно было в Петербурге в ночь 11 марта 1801 года. Подошвы сапог скользили по схватившимся лужам, и обмерзшее древко эспантона жгло ладони даже через перчатки. Валериан двигался в общем строю, плохо представляя, куда и зачем ведет их полковой командир, но, как и советовал ему Бутков, подчинялся безропотно общему движению.

По Садовой аллее гвардейцы прошли сквозь ворота, раскрытые заранее, протопали через канал по опущенному согласно плану мосту и развернулись на коннетабле – предзамковой площади. Вместе с семеновцами, которых уже привел туда генерал Депрерадович, они образовали каре в три фаса, вместо четвертого виднелись Воскресенские ворота Михайловского. Конная статуя Петра оказалась к гвардейцам тылом, словно великому государю сделалось стыдно за бывших своих «потешных».

Тучи перепуганных птиц – галок, ворон – поднялись с деревьев над площадью, каркали, хлопали крыльями. Солдаты, без того встревоженные, закрестились, задвигались, зароптали. Талызин послал за Паленом.

Скоро генерал-губернатор показался из внутреннего двора. С ним, отставая на пару шагов, торопился и Александр. Вдвоем они перешли тройной мост и вошли внутрь каре.

Пален набрал воздуха и прокричал, перекрывая вороний грай:

– Ребята! Государь наш скончался! Вот новый наш император! Ура!..

Ему ответили только семеновцы и два офицера Преображенского.

Уголком глаза Пален заметил, что Александр побелел и вот-вот потеряет сознание. В первый раз он услышал, что отец его мертв. На императора надежды не было, граф продолжал действовать сам. Он подбежал к преображенцам и повторил свою речь еще громче, пространнее и убедительней.

– …Вашу мать! Императору Александру – ура!

– Ура! – угрюмо и коротко гаркнули зеленые мундиры без радостного раската.

Но Палену и этого показалось довольно.

– Кто хочет увидеть покойного государя? Я проведу.

От рядов первого батальона на два шага вперед вышел офицер. Мадатов узнал дюжую фигуру Буткова. Следом за ним протолкались унтеры и пол-десятка солдат.

– За мной! – скомандовал граф и повернул небольшой отряд к замку.

Александра вели в ту же сторону, поддерживая под руки, офицеры Семеновского полка.

– Ваше Величество! Пожалуйте в апартаменты, – кинул ему Пален, едва поравнявшись.

– Ах, граф, – едва пошевелил непослушными губами тот, кто еще несколько часов назад был только великим князем. – Вы обещали…

Но Пален не расположен был объясняться.

– Не разбивши яиц, яичницу не изжаришь…

Он чувствовал, что совершает Историю. Лучший свой ход он сделал двенадцать часов назад. Когда Павел дал ему понять, что знает о составленном против него заговоре, Пален сказал, что и ему сия конспирология ведома. Он-де нарочно притворился участником комплота, чтобы выявить всех зачинщиков. Пока назвал главного. Павел Петрович продиктовал приказ – назавтра заключить цесаревича в крепость, до тех пор держать под домашним арестом. С этой бумагой генерал-губернатор поспешил к Александру. И тот, изрядно напуганный, отбросил все колебания и благословил выступить сегодняшней ночью. С одним только условием, на которое Пален согласился немедленно, хотя и знал, что оно неисполнимо…

Талызин отобрал два взвода и повел в замок, следом за Паленом. Прошли арку, пересекли двор наискосок, направо, поднялись по широким ступеням.

– Станете здесь, прапорщик, – кинул генерал Мадатову. – С вами полвзвода. За этими дверями комнаты великого князя. Никакого своеволия. Никакого насилия. За порядок вы отвечаете мне. Мне, прапорщик, и только мне. Ясно?!

Валериан вытянулся во фронт. Талызин ушел, забрав с собой остальных. Валериан расставил посты, ружья велел держать разряженными, но штыки примкнуть.

Через несколько минут он услышал шаги, и две пожилые дамы в легкой одежде вбежали из коридора. Мадатов узнал императрицу и сделал эспантоном на караул. Гренадеры его тоже стали смирно, тоже не готовились к действию.

Двери в покои отворились, и навстречу Марии Федоровне выбежали обе невестки. Елизавета была сдержана и величава, будто уже видела себя рядом с императором Всероссийским. Анна рыдала, рассказывала, как к ним в спальню ввалился пьяный Платон Зубов, разбудил Константина; пока их высочества поднимались, даже не отвернулся, сидел, закинув ногу на ногу, на крышке стола.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 1 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации