Текст книги "Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта"

И, кивнув завгару, уселся в свой вездеход.

Чуть подсевший аккумулятор пару раз заставил понервничать, но мотор уверенно заработал на холостых оборотах. Немного погоняв движок, я аккуратно, задним ходом выехал со стоянки МЧС и направился к инквизиторам.

Проезжая мимо небольшой кафешки, затормозил и выскочил из-за баранки. Блин, как пахнуло свежей шаурмой, аж слюни потекли, ничуть не хуже, чем у Рафаля!

Немолодой узбек приветливо кивнул мне, налил полную кружку черного кофе и принялся ловко обрезать остатки мяса с вертикального шампура.

– Василий, поздно ты приехал, самсу всю съели, – заворачивая в тортилью мясо с салатом, покачал он головой. – Как раз такая, какую ты любишь – с бараниной на ребрышках. И шашлык тоже весь съели, сегодня что-то все голодные.

– Ничего, на днях приеду, куплю! – Я с благодарностью принял увесистую шаурму и, торопясь, обжигаясь, почти мгновенно с удовольствием ее схомячил. Потом подумал и попросил вторую порцию. Из конторы инквизиторов не скоро вырвешься, пока я им все про кицунэ, полтергейста, расквыр и грайворонов не расскажу – не отпустят. Допил кофе, поблагодарил хозяина кафешки и порулил дальше.

«Джедаи» имеют свой городской отдел. Не сказать, что они обладают официальной властью, совсем нет. Но инквизиторы активно сотрудничают с полицией, армией, судебной властью. Да еще с каждой конфессией, не выбирая. Вообще у нас сейчас как-то с этим все устаканилось, христиане перестали делиться на православных, католиков и прочих. В любом храме в любой точке мира сейчас просто Христианская Церковь. После того как и священники Ватикана, и абсолютное большинство других церковных иерархов погибли при том чудовищном катаклизме, служители Христа объединились.

А вот у мусульман так не получилось, сунниты, шииты и прочие ваххабиты остались. И лет семьдесят шли жуткие войны, в которых все резали всех. И еще первую пару лет все пытались вырезать оставшихся без прикрытия США евреев.

В результате евреи ядерными боеголовками врезали по расположенным в пустынях резиденциям саудовских и прочих принцев и шейхов, превратили Ближний Восток в радиоактивную пустошь, после чего отступили с Земли обетованной к нам, в Россию. Учитывая, что среди них было множество врачей, инженеров, да и вообще толковых людей – приняли их с удовольствием. Правда, из семи миллионов евреев осталось едва ли восемьсот тысяч, но тогда всем досталось. Поговаривают, что такое большое количество тактических боеголовок у Израиля появилось внезапно, но совершенно своевременно.

Ну а арабы продолжили веселье. Правда, без большей части уцелевших сирийцев, которые поддерживали Ассада, те тоже подальше от кровавой заварухи перебрались в Россию.

С этими не очень веселыми мыслями я толкнул звякнувшую бубенцами дверь с бронзовой табличкой «Отдел инквизиции города Ростов-на-Синей». Да-да, скромно так, но с чуством собственного достоинства. Правда, дом самый обычный, контора как контора. У нас сейчас вообще строят просто – прочный каркас, часто сваренный из стального профиля, и легкие наполнители. Чтобы сейсмоустойчивость высокая была. Бумажные дома, как в старой Японии, климат строить не позволяет, а то бы строили.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Привет, Вась! – улыбнулась мне из-за массивного стола прехорошенькая брюнетка. – Никак решил к нам примкнуть?

– Кхм, Сара… – Я чуть не поперхнулся. – Нет, не решил и не решу. Если именно к тебе, то с огромным моим удовольствием, но ведь ты сама меня лесом в том году отправила?

– Ну, Вась. Если тебе тот лес не понравился, то есть еще бани, пустыни, болота. – Сара улыбнулась и сразу посерьезнела. – Я слышала, что у вас в старом городе были проблемы?

– Были, – мрачно кивнул я, облокачиваясь на дверной косяк. – Откомандированный с нами офицер полиции погиб, практически всех пощипали. Расквыры. Но я не из-за этого. Кто у вас старший на смене?

– Отец. Сейчас подойдет, буквально минут через пять. А что у тебя?

Все-таки девушки народ жутко любопытный, а инквизиторши от обычных девчонок не отличаются. Сара сильная менталистка, очень сильная. И работает здесь с шестнадцати лет, практически не отлучаясь, разве пару раз ездила, точнее, летала в Академгородок под Новосибирск. Училась управляться с даром, а то он ей здорово жить мешал. Впрочем, сейчас уже она парням жить мешает, судя по легкой щекотке на затылке, пытается меня считывать. Ну, я ей сейчас устрою…

Слегка приоткрывшись, я мечтательно представил Сару, стоящую передо мной голышом на четвереньках на кровати и стонущую от толчков. Жаль, конечно, что я ее такой вряд ли когда-нибудь увижу, но воображение страшная сила.

Девчонка вспыхнула и отвернулась к экрану компьютера. А вот нечего без спроса в чужую голову лезть.

Так мы и провели пяток минут, я – подпирая стену, а Сара – гоняя что-то по экрану компьютера. Правда, изредка переглядывались и снова отворачивались друг от друга. В конце концов мы все же столкнулись взглядами и, не выдержав, рассмеялись.

– Академгородок, Вась! Ты – озабоченный некромант! – отсмеявшись, заметила девушка. – И, кстати, откуда ты про родинки у меня на попе знаешь?

– Сама ты хитрая мозголомка и мозгокрутка, Сара. А родинки – ты плавки могла бы и пошире надевать, твое бикини – всего три ниточки. – Усмехнувшись, я уселся на стул около ее стола и вытащил из кармана разгрузки флягу. – Вот почему я здесь, тут две кицунэ. Мать и дочь.

– Ух ты! – Сара, дождавшись моего разрешающего кивка, взяла флягу. – Холодная, как будто из холодильника вытащили. Надо же, у нас в городе, по-моему, такого еще не было. А красивые они? И сколько хвостов?

– Ну, у матери – пять, а дочка – огневка. – Увидев округлившиеся глаза девушки, добавил: – Потому и не отпустил, сама знаешь, огневку отпускать не имею права. А насчет красоты – мать красивая, а дочка малолетка, по людским меркам годков семь, не больше. – Я обернулся на звякнувшие над дверью бубенцы. – Доброго вечера, Яков Маркович.

В контору зашел наш главный городской инквизитор, Яков Маркович Кедмин. Крепкий сухой мужик годов под шестьдесят с широкими залысинами на лобастой голове. Короткие рукава клетчатой рубашки открывали мускулистые руки, на широком поясе в двусторонних кабурах два нагана, тяжелый нож некроманта, больше похожий на мачете, в заспинных ножнах.

– И тебе того же, Василий. Опять мою дочку пришел соблазнять? Правильно делаешь, лучшая жена – еврейская девушка! – Кедмин, усмехнувшись, подошел к двери своего кабинета. Единственного в инквизиции кабинета, кстати.

Вообще сейчас планировка служебных помещений у нас староамериканская. Строится большой пустой дом и внутри ставятся перегородки из фанеры или досок. Вон, чуть дальше и тут четыре таких ячейки. Сара сидит как бы в приемной, где дежурный должен распределять посетителей по сотрудникам. Сейчас почти полночь, вот и нет практически никого, кроме семейного подряда Кедминых.

– Пытаюсь, Яков Маркович, в меру своих сил. Но Сара про пляж и баню говорит. – Я улыбнулся покрасневшей девушке и, забрав у нее флягу, встал. – По делу я вообще-то!

– Знаю, слышал. Кицунэ? – Кедмин отпер дверь и приглашающе распахнул ее. – Сара, ты тоже зайди. Попробуешь «считать».

Кедмин встал около своего массивного стола, вытащил и положил на сукно «мачете некроманта» и, подождав, пока его дочь встанет за ним, кивнул.

– Открывай флягу, Вась.

Ну… открывай так открывай. Я вытащил чеку, скрутил пробку, и в кабинет вытек клуб сизого тумана, обернувшийся двумя кицунэ.

– Эй! Ты же совсем крохой была! – удивленно окликнул я огневку, которая обернулась очень симпатичной и вполне себе фигуристой девушкой лет шестнадцати, рыжеволосой и зеленоглазой. Ну разве огненно-рыжий хвост и такие же лисьи уши показывали, что это не человек.

– Ты забрал большую часть ее сил, некромант. – Полина, снова обратившаяся в брюнетку с пятью серебристыми хвостами, сверкнула темно-карими глазами. Повернулась ко мне спиной и, напряженно застыв, обратилась к Кедмину: – Мы готовы предстать перед людским судом, инквизиторы.

– Ну, до суда пока далеко, мы не судьи, а следователи. – Главный инквизитор хмыкнул и, убедившись, что я держу обеих лисиц, обернулся к дочери. – Читай сначала младшую, Сара. А ты, – мачете инквизитора указало на старшую лисицу, – стой и не дергайся, иначе даже допрашивать не буду. – После чего острие мачете уперлось под подбородок молоденькой кицунэ.

В кабинете стояла тишина, только Сара напряженно хмурилась, приложив ладони к вискам огневки.

Старшая лисица застыла, выпрямившись, как натянутая струна. Лисичка тоже замерла, да и кто не замрет, когда тебе в горло уткнулось острие.

Я же чувствовал себя препаршиво. Если расквыр, полтергейстов и большинство прочей нечисти я спокойно мог отправить на встречу с ангелами или демонами, или на перерождение, или убить последней смертью, полностью развоплотив, то вот эти лисы мне всегда нравились. Правда, именно лисиц я не встречал, но однажды отпустил очень старого, полностью седого лиса. Так что стоять и ждать решения их судьбы оказалось очень сложно. Тем более что инквизиторы вполне могли потребовать развоплотить кицунэ. Не церемонятся они с нелюдью, тем более – убившей человека. И принцип, гласящий, что лучше развоплотить сотню относительно безопасных, чем отпустить одну опасную особь, для инквизиторов вполне себе приемлем.

– Самооборона. – Сара отодвинулась от лисички и вытерла пот со лба обратной стороной ладони. – На нее напали, она защищалась. Выбора у нее не было.

– Так, значит. – Мачете Кедмина оказалось у него в ножнах, причем я едва успел заметить, как это произошло. – Тогда через три недели состоится заседание мирового суда, и судья решит вашу судьбу. А пока – прошу вас, сударыни. – И инквизитор, усмехнувшись, указал на флягу.

– Яков Маркович, я могу оказаться в рейсе, – поглядев на лисью семейку, заметил я. – Вы же знаете, что в расписании точно указана только дата вылета.

Это особенность полетов дирижаблей. Мы можем несколько задержаться, огибая грозовой фронт, например, или, напротив, подняться на десять тысяч метров и висеть неделю, пережидая шторм. А потом еще неделю топать обратно, так как снесет за это время дирижабль бог знает куда. Потому у нас рейс на сутки – а запасов на неделю.

– Ну, это всегда можно уточнить в вашей диспетчерской. Не сможешь в этот раз – сможешь через месяц, никаких проблем. – И Кедмин, глядя на старшую кицунэ, снова кивнул на флягу.

Лисицы переглянулись, вопросительно посмотрели на меня и, дождавшись, когда я чуть «отпустил» их, снова расплеснулись туманом и втянулись в горлышко. После чего я снова закрутил пробку потуже, зафиксировал чекой и протянул флягу главному инквизитору.

– Еще чего. Ты их поймал – ты и храни. Сейф дома найдется? Или выпиши нам чек за хранение. – Кедмин уселся за стол и покрутил здоровенную кружку из черненого серебра. – Сара, запиши все показания Василия, выпиши ему поручение на хранение, оформи через прокурора повестку в суд, он должен явиться как свидетель и хранитель. Все, идите, работайте.

После чего откинулся на спинку вращающегося стула и негромко пробормотал:

– До чего дошел этот мир – старый еврей стал главным инквизитором этого города. Ой-вей, что кувшином по камню, что камнем по кувшину – плохо все едино кувшину! – Потарабанив пальцами по столу, он крутнулся на стуле и окликнул меня и Сару: – Так, Василий, насколько я знаю, ты ликвидировал сильного домовика и набил кучу расквыр. Сара, считай у него эти моменты и отобрази в рапорте на мое имя. И на основании этого рапорта выпиши премиальные по обычным расценкам. Я так думаю, несколько золотых Василию не помешают. Хоть тебя мороженым угостит.

– Хорошо, – согласно кивнула усевшаяся за комп девушка и показала на соседний стул. – Садись здесь, Василий. И учти – попробуешь пошутить – не то что премию не получишь, вообще останешься должен!

– Понял, не дурак, молчу и не дергаюсь. Жаль только, помечтать нельзя! – Я уселся на указанное место, и мне на виски легли тонкие пальцы девушки.

– Вспомни полтергейста, пожалуйста. – Сара закрыла глаза и сосредоточилась.

Ну, мне не сложно, так что я сначалал вспомнил банк и его владельца, потом по приказу девушки таким же образом вспомнил заваруху в церкви. К моему удивлению, воспоминания были удивительно четкими, детальными, порой каждое выбитое пулей перышко можно было рассмотреть.

– Уф… – Сара откинулась на стуле и вытерла обратной стороной ладошки вспотевший лоб. – Ничего себе, приключеньице. Пап, у них полтергейст типа «пожиратель душ» был, слышишь? Пап? – Девушка, привстав, заглянула через мое плечо в отцовский кабинет, после чего уселась на стул и махнула рукой. – Опять курить пошел. Вась, ты хоть понимаешь, кого отправил «на ту сторону» в банке? Такие монстры редкость неимоверная, их обычно команды инквизиторов ликвидируют, а тут турист мимопроходящий раз его – ножичком чик-чик, и в дамки. Между прочим, премия за него по рейтингу – пятьсот золотом. Да и расквыр шестьдесят четыре штуки набил – тут по пять золотых за пташку, целых триста двадцать рубчиков золотом выходит.

– Сара, погоди. Как шестьдесят четыре? Я всего шестьдесят раз выстрелил?

Ну да, пташек в церкви я нагреб приличную кучу, но это что же, каждый выстрел – попал? Нехило, совсем нехило. Обычно результат по летящим у меня из винтовки похуже. А ведь на самом деле так, просто в горячке внимания не обратил. Видимо, дело в том, что расквыры нечисть, я их очень отчетливо видел и «видел».

– Ты дважды одной пулей сбил по две расквыры. И одной пулей умудрился трех свалить. – Сара покачала головой, отчего ее роскошные волосы, собранные в простой конский хвост, качнулись туда-сюда. – Кстати, твои товарищи тоже сбили двадцать восемь птиц. Вам неимоверно повезло, что прилетели грайвороны, Василий. Ты не успел бы перезарядиться.

– Я знаю, Сара, – кивнул, соглашаясь с этим выводом. – Хоть бери мешок с пирожными и тащи в благодарность к месту их гнездовий. Если бы не считал, что грайворонам расквыры жуткие враги и, скорее всего, они прилетели их пощипать, – может, так бы и сделал.

Девушка, печатавшая на экране текст, кивнула, и несколько минут мы сидели молча. Сара печатала, а я любовался ее красотой.

В конце концов все было распечатано, отнесено на подпись Кедмину. Поставили нужные печати, и я, попрощавшись с семейным подрядом инквизиторов, отправился домой. Тяжелая фляга с семейством кицунэ лежала в кармане разгрузки. Ну хоть у них пока есть надежда. Наша мировая судья – женщина справедливая.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Сара и Яков Кедмины

– Пап, смотри, что мне Василий подарил, нашел в старом городе! – Сара положила отцу на стол пластиковую коробочку с цветастой обложкой. – «Смешарики», причем те серии, которых у меня нет.

– Маленькая ты моя! – Главный инквизитор города поймал девушку в охапку и усадил себе на колени. – Вроде взрослая, а все равно маленькая папина дочка.

– И папина, и мамина. – Сара чмокнула отца в щеку и соскочила с колен. – Пойду погляжу, пока время есть, все равно на ночных дежурствах в основном бездельничаю.

– А ты почему с Василием ни разу на свидание не ходила, дочка? Он же тебе нравится?

– Да с чего ты взял, пап? – фыркнула девушка, крутнувшись на носочке правой ноги. – Парень как парень.

– А с того, что ты терпеть не можешь, когда от парней несет потом. А Василий пропах потом, дымом от пороха, костров и к тому же кровью. А ты даже не поморщилась.

– Пап, он уставший как не знаю кто, сидит и, того и гляди, глаза слипнутся. Потому и не обращала внимания. Кроме того, Василий вообще-то чистюля, это он после заварухи грязный. – Сара уселась за свой стол и сделала вид, что занята потрошением компакт-диска.

– Ну да, только другим ты скидки на это не делаешь! – пробормотал про себя инквизитор, но дочь его услышала и фыркнула.

Установив диск в компьютер, спросила у отца:

– Пап, а что, все бортстрелки так стреляют? Я поглядела память Василия – каждый выстрел осмыслен и точен. А он еще пошутил, мол, так спокойно стрелял потому, что расквыры не отстреливаются.

– Ну, он в принципе прав, пока расквыра до тебя не добралась – она мишень. Но в бортстрелки набирают прирожденных стрелков и тренируют очень серьезно. В том числе и в стрельбе из винтовок и пистолетов. Они ведь фактически еще и спасательная команда дирижабля. Не дай бог, приземлятся из-за аварии где-нибудь в дурном месте. И пока-то до них доберутся… – Инквизитор откинулся на спинку кресла и задумался.

Девушка тоже замолчала, надела наушники и запустила старые мультики. В городском отделе инквизиции наступило неторопливое, спокойное ночное дежурство.

9 июня 2241 года, среда

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Доброй ночи, мам. Точнее, доброго раннего утра. Ну чего ты не спишь, а? – Я вылез из машины и обнял вышедшую встречать меня маму.

– Цел? Ну, слава богу. Открывай ворота и загоняй своего «доджа», а я на стол соберу. – И мама метнулась на кухню, где приветливо светились окна.

– Ну чего не спишь? Я ведь отзвонился, сказал, что все нормально. – Закрывая ворота за своей машиной, пробормотал вышедшей с кухни матери. – Ведь не маленький уже, вполне себе взрослый самостоятельный мужчина.

– Знаю, Вась. Но неужели ты думаешь, что мне от этого легче? – Мать неожиданно всхлипнула и, отвернувшись, вытерла слезы уголком полотенца.

– Мам, ну перестань. Ну не надо, я же вернулся, все нормально! – Заскочив на веранду, я обнял плачущую женщину. – Я всегда буду возвращаться, честное слово.

– Уже перестала… – Мама еще раз шмыгнула носом и улыбнулась. – Давай закругляйся, и за стол. Покушаешь, и отдыхай, вымотался небось.

– Хорошо, – кивнул я, забирая из машины винтовки и рюкзак. Все остальное оставил, завтра вытащу, а вот оружие не следует бросать без пригляда.

В комнате сопел Женька, что-то порой бормотал и ворочался на кровати. Это еще ничего, порой зубами скрипит – мертвого поднимет.

Включив ночник, поставил длинные стволы в пирамиду, пистолет и трофейный револьвер положил на полку рядышком с наганом и ПМ. Посмотрел, взял в руки наган и ФН, сравнил. Блестящий зеленоватый ФН, изящный, ставший за несколько лет службы родным наган, строгий, вороненый, массивный. Нет, мне наш револьвер системы Нагайского и Антипенко образца две тысячи девятого года намного больше нравится. Хорошая машинка, хоть и потяжелее «бельгийца». Во-первых, сорок первый калибр – вещь очень серьезная, достаточно крупного медведя способна на задницу посадить. Во-вторых, хоть барабан и откидывается, но при этом можно и гильзы поочередно экстрактировать, да и система, когда барабан жестко насаживается при выстреле на ствол, исключая прорыв пороховых газов, – отличная. Глушитель с ней работает великолепно, а это немаловажно. Не дай боже, придется бесшумку использовать. И в эргономике не уступает совершенно, резиновая рукоять садится в руку как влитая.

Я вытащил из штатной кобуры толстую трубу глушителя, навернул на наган, прицелился в луну и снова, разобрав револьвер, уложил его на законное место. Завтра надо капитальную чистку оружия устроить, и трофейного, и своего. Причем вычищу все оружие, не помешает.

Вытащив ключи, открыл простенький замочек и потянул на себя деревянную дверцу. Тут у меня хранились шесть прикупленных по случаю гранат, два кило тротила в десяти двухсотграммовых шашках (узнает мама – оторвет мне все, до чего успеет дотянуться) и отрава против колорадского жука. Правда, детонаторы у меня в крохотном сейфе в столе. И вот сюда, на полочку к оборонительным гранатам, я положил флягу с кицунэ. Пусть пока лежат здесь, хотел в банк отнести, но придется арендовать ячейку побольше. А это стоит денег. Моя-то крохотная, пачка сигар не влезет. Так, пригоршню золотом хранить пойдет, и все.

Конечно, у меня и здесь, дома, деньги лежат, и на счету есть, но золото и платину я в любой момент из ячейки заберу, за них банк отвечает. Кроме того, они так глаза не мозолят, и нет желания потратить на что-либо малозначительное.

Повесил на крючок разгрузку, положил на полку пустые и полные магазины для винтовок. Выгрузил патронные пачки европейской «семерки». И закрыл оружейный шкаф на шпингалет.

У Женьки свой шкафчик, где хранятся его тульская двухлинеечка, одноствольный дробовичок-бескурка тридцать второго калибра и подаренный мной на двенадцатилетие автоматический пистолет, тоже мелкашечного калибра. Отличный «марголин», выпущенный в позапрошлом году в Коврове. Женька еще о левере мечтает, но мелкашку уже не хочет, копит деньги на нормальный калибр. Как раз до совершеннолетия наберет. Мог бы купить под револьверный патрон, но нет, хочет как у меня, под нашу «шестерку». Уж больно ему мой винтарь нравится.

А мне охота купить реплику винчестера под сорок пятый калибр, который сорок пять на семьдесят «Гавернмент», уж очень она мне понравилась. Американцы в Старых Штатах снова выпускать начали, но агрегат недешев. От слова «совсем». Они сейчас пытаются возродить национальное самосознание, и мужик у них ассоциируется с таким карабином, револьвером одинарного действия и шляпой-стетсоном. Впрочем, практически все современные американцы – и фермеры, и работяги – пашут как папа Карло и вполне под это определение подходят. Правда, у большинства на вооружении дробовики, помповые или двудулки, все-таки винтовка и револьвер оружие профессионалов.

С этими мыслями я стянул с себя куртку и ботинки, бросил их в угол, взял из шкафа чистые трусы и шорты и потопал в душ. Хоть смою с себя грязь и копоть. Как только Сара со мной разговаривала? От меня же потом на полверсты шибает.

10 июня 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

Толкнув звякнувшую обрезками трубочек дверь, я вошел в оружейный магазин. Точнее, в «Центральный оружейный магазин города Ростов-на-Синей», являющийся официальным партнером городских властей.

– Потапыч, доброго дня! – брякнул на прилавок пакет с гильзами и положил поверх него акт списания от МЧС. – С серебром как: наша «шестерка», «сорок пятый» и европейская «семерка» найдутся?

Пожилой грузный мужик шагнул от кассы к прилавку, ощутимо качнув толстые доски пола. Ну еще бы, весит Потапыч точно за полтора центнера, хотя сала в нем и на десять кило не наберется. Просто здоровущ дядя, не зря он Сенькин папаня.

– Пришел, значит. – Потапыч взял бумагу и неторопливо, сдвинув очки с затылка на нос, принялся читать акт. После чего пересчитал гильзы и, кивнув мне, зашел в подсобку.

– Привет, Марк! – поздоровался я с подошедшим парнем, помощником Потапыча. – Есть что-то новенькое?

– Разве что пулеметы. – Он кивнул в сторону стеллажа, стоящего напротив окна. – Привезли вчера пятнадцать штук с армейских складов, пять ручников, пять «горюновых», и пяток «Зброевок-Брно», перестволенных под европейскую «семерку». Можешь поглядеть, но я тебе так скажу – антиквариат. Нашли армейцы древний склад, отдали на растерзание частникам, вот и появились пулеметы. Сам знаешь, сейчас даже пятидесятилетний пулемет в руках частника считается молодым. Хотя ручники совсем неплохи. Пусть и выпущены в две тысячи первом году. – И Марк снял со стеллажа и передал мне вороненую тушку пулемета.

В принципе тот же наш армейский автомат конструкции «трофейного» инженера Людвига Форгримлера, но со сменным утяжеленным стволом и с ленточной подачей патронов. Хорошая машинка, надежная и неприхотливая. Не зря в свое время Людвиг Сталинскую премию получил. Но…

– Отличный агрегат, Марк, но мне он зачем? – Покрутив пулемет в руках, я вернул его продавцу. – Я же не колхозник или хуторянин, мне от «печенегов» если и отбиваться, то в составе ополчения. А в ополчении на мне «Утес» висит, который на райтоповский ЗИЛок устанавливается. Хотя знаешь? Купил бы я ручник, просто понравился. Но дорогой он, зар-р-раза! Пятьсот золотом на дороге не валяются!

– Да ну? Вась, а кто в прошлом году банду гонял, а? Вы же тогда вшестером пятнадцать аявриков грохнули, которые дальние хутора хотели пощипать! – Марк усмехнулся, повесил ручник на место, после чего снял и вручил мне в руки чешский пулемет. Трофей, еще со Второй мировой, и выпущен почти три века назад. – Это полторы сотни, кстати. И отменно работоспособен. Кроме того, я вчера слышал, ты ФН-ФАЛ затрофеил? Так магазины от него на «чеха» вполне себе идут, евростандарт.

– Марк, ты все пытаешься на мне нажиться! – Я засмеялся, прикладывая антиквариат к плечу. После чего вернул пулемет продавцу. – Нет, не возьму. Ему три века, Марк. Пусть он и работоспособен, но он древний, как навоз мамонта. Мало ли, пружина сядет, сломается что-либо – где запчасти искать? Заказывать мастеру штучно – без штанов останешься. Нет уж, спасибо. Если я и куплю себе когда-нибудь пулемет – то новенький. А насчет той банды – мы же не виноваты, что они родителей Ромки пощипать захотели?

Я вспомнил гопкомпанию из пятнадцати отморозков и нахмурился. Тогда нам просто чудовищно повезло. Бандиты не рассчитывали напороться на бортстрелков, ввалились всей толпой во двор. А шестеро стрелков – страшная сила. Тогда мы расстреляли их из пистолетов быстрее, чем они сумели понять, что происходит.

Кстати, левер я купил на деньги, полученные с продажи трофеев, которые мы взяли с той банды. И ПМ снял с одного из бандитов. А до того с отцовским карабином ходил, не принято среди гражданских носить армейские винтовки. Кстати…

– А это что за игрушка? – Я ткнул пальцем в скромно притулившийся среди мосинок и маузеров карабинчик.

– Это? Это довольно редкая машинка, FR-8, испанцы после Второй мировой перерезали маузеры под европейскую «семерку». Правда, обойм нет. – Марк вытащил карабинчик из пирамиды и передал мне. – Тоже на днях пришел. И еще, ты про патроны образца сорок четвертого года спрашивал? Есть, нестреляные, еле сало с них стер. Сорок восьмого года выпуска. Показать?

– Покажи, – кивнул я, крутя в руках весьма удобный карабинчик. Поворотистый и ухватистый, отменная машинка. И стоит всего тридцатку золотом. Для охоты на копытных милейшая вещь. Не хочу отцовский «Ремингтон» лишний раз по лесу таскать, память все-таки. И механизм работает как часики, отлично. Видимо, в неплохих условиях хранился. Все-таки умели упаковывать товары в прошлые времена, ничего не скажешь.

– Вот, держи. – Вышедший Потапыч брякнул на прилавок пакет с патронами, положил сверху акт и магазинный чек. – Убери игрушку, пересчитай серебрушки и распишись. Потом «испанца» доглядишь.

– Угу. – Я занялся прикладной математикой – стал считать патроны, после чего расписался в ведомости магазина и в чеке.

К этому времени рядышком с испанской переделкой маузера лег наш старый армейский карабин. Тоже коротенький, ухватистый и верткий. На северах его почему-то «колчаком» называют. Но тут такой момент – «семерка» много мощнее, и останавливающее действие у нее посерьезнее. Против крупного зверя лучше. Хотя на человека нашей «шестерки» за глаза хватает, да и на большинство зверей весом килограмм так до сотни, тоже.

На улице хлопнуло несколько выстрелов из пистолета, грохнул дробовик, часто ударили автоматические винтовки.

– Что за хрень? – присев ниже уровня окон, спросил я, уже держа в руке пистолет.

– Банк грабят? – вопросом на вопрос ответил Марк, сидящий рядом со мной и тоже вытащивший свой кольт, кстати, сорок пятого калибра.

Со звоном осыпалось стекло, пули глухо ударили в стену и в стенды с оружием. Одна дзинкнула в ствол винтовки и коротко взвизгнула, отрикошетив.

Я подполз к окошку и быстро выглянул наружу. Точно, около одного из наших банков стояла пара машин. С десяток парней и мужиков палили во все стороны как сумасшедшие.

– Держи! – Рядом со мной грохнулись ручник и короб с лентой. Оказывается, Потапыч успел сползать в подсобку и притаранить несколько коробов со снаряженными лентами патронов для наших ручников. Вот и Марк уже пристегнул короб и стал заталкивать ленту в приемник. – Что там?

– Банк грабят, отделение «Городского». Сдурели, что ли? Куда они на машинах уйдут? – Я снова пригнулся, так как в другое окошко влетела очередная порция пуль и вынесла стекло сверкающим и звенящим дождем.

– Вступаем? – Марк тоже мельком глянул в окошко и пригнулся. Поглядел на нас с Потапычем. – Ну, чего тянем? Как раз позиция отменная, всех в лапшу порубим.

– Только вот погляди в окна банка, Марк. Видишь, девчонки-служащие в полный рост стоят? Мы ведь и их порубим, они на линии огня получаются. – Я зло хлопнул ладонью по полу и взял ручник поудобнее. – Кто бы у них ни был за главного – он не идиот. Их разве на отступлении взять можно, когда сваливать будут.

– Тогда готовимся, парни. – Потапыч поудобнее уселся около окошка, предварительно сметя в сторону чучелом лисицы стеклянную крошку. Потом, прижавшись спиной к кирпичной стене, замер.

А я и Марк принялись наблюдать за событиями в принесенные Марком перископы. М-да, удобная штуковина, оказывается, надо купить. И, кстати!

– А ведь это одержимые, Потапыч. Все до единого. – Я «всмотрелся» в стрелков, а потом просканировал пространство. – И у них около набережной еще шестеро, точнее, на самом краю. Там лодки, вот что, они не будут отступать на машинах!!!

– Блин! – Потапыч, пригнувшись, рванул к телефону и набрал номер полиции. – Алло, дежурный! Это Сил Потапыч из «Центрального оружейного». Да-да, мы готовы проводить бандитов, но у них девчонки из банка в заложницах. Тут Василий Ромашкин у нас, он говорит, что все бандиты одержимые плюс у них лодки на центральной набережной. Гоните народ туда. Да, так и есть, им же до набережной всего пятьсот метров!

Ну да, если у них на Синей лодки, то вообще все интересно. Но гораздо интереснее, с какого перепуга столько одержимых собрались в одном месте и с одним планом? Нет, в том, что одержимые частенько живут среди людей, нет ничего необычного, как и в том, что они порой творят страшные дела. Но тут минимум двадцать семь человек, одержимых неупокоями. И действуют они по одному плану!

– Держи! – Я сунул пулемет Марку и тоже пробрался к телефону. Бандиты не торопились, долго копались внутри помещения банка, даже стрелять на улице перестали, разогнав народ по укрытиям. Хотя минимум четверых убили, я «почувствовал» смерти. – Алло, Сара? Ты еще не сменилась? Слушай, тревога первого уровня! Тут в банке одержимые, двадцать семь человек! Они банк грабят! Поднимайте всех!

– Василий, я поняла. Поднимаю и вызываю всех инквизиторов. – Голос девчонки из сонно-игривого, которым она ответила, узнав меня, превратился в строго-деловой и сосредоточенный. – Не рискуйте там, под пули не лезьте. Сам знаешь, для одержимых смерть тела неприятна, но не страшна.