Текст книги "Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта"

– Знаю, Сара, меня хорошо учили. До встречи! – Я положил трубку и вернулся на свою позицию. Но, похоже, инквизиторы не успеют. Одержимые начали отходить.

– Они заложниками прикрываются! – Марк повернулся от своего перископа. – Заведующий банком, два охранника, еще двое служащих. Ладно хоть девчонок оставили! Машины завели, сейчас уедут! И ничего не сделать!

Похоже, все остальные тоже думали так, потому что даже около подъехавших машин полиции не ощущалось особого шевеления.

– Чтобы их! Вась, что ты задумал? – Потапыч с удивлением поглядел на меня. Я вычерчивал ножами на полу пентаграмму с удлиненным верхним лучом.

– Не мешай! – уложил в нижние лучи оба клинка и постарался сосредоточиться. Вершина пентаграммы была направлена на один из автомобилей, где сидели заложники. – Не мешай, Потапыч. – Быстро прочистив легкие гипервентиляцией, я скользнул в транс.

Мир немного изменился.

От меня до автомобиля оказалось прямо-таки рукой подать. Клинки взрезали души одержимых, стараясь не касаться связанных душ хозяев. Первый, второй, третий. Еще один. Еще. Все, тут свободно!

Вынырнул из транса. Почему-то мне не хватило сил, и я неловко завалился на бок.

Одна из машин, открытый пикап, вильнула и врезалась в столб на обочине. А остальные наоборот – газанули и понеслись вниз вдоль реки.

– Садись, колдун. Держи, у тебя кровь носом идет. – Потапыч приподнял меня, прислонил к стене и сунул в руки кусок ветоши в оружейном масле. – Что сделал-то?

– Попытался часть неупокоев спровадить дистанционно. Вроде как вышло. – Я размазал по подбородку кровь и потряс головой. По-моему, немного отпустило, мозги на место встали, голова кружиться перестала. – Скажи полиции, чтобы с пленными поаккуратнее, сейчас инквизиторы подъедут, помогут. И легавым, и бывшим бандитам. Жаль, не хватило сил освободить остальных.

Из-за Синей гулко раскатилась короткая очередь крупнокалиберного пулемета, трассерами опрокинуло подъехавшую к пикапу патрульную машину. Из салона выскочил уцелевший урядник и почему-то огромными прыжками рванул к нашему магазину. Рыбкой заскочил в окно. А крупняк бил снова и снова, разрывая пикап и тех, кто в нем остался.

– Ни фига себе! Он что, своих зачищает? – приподняв изрезавшегося урядника, пробормотал хозяин магазина. – И откуда у бандитов «владимиров»?

– А фиг его знает, Сил Потапыч, – сползая на пол, ответил я. – Вы бы легли на землю, мужики, мало ли. Похоже, банда рубит концы. Но на самом деле я не припомню такого, чтобы одержимые работали в команде. Даже в учебниках подобного нет.

Потапыч коротко почесал в затылке и на коленках пробежался до подсобки, откуда выполз со здоровенной снайперской винтовкой. Лежа на полу, он снял чехол с немаленького прицела, забил в магазин патроны и присоединил прицел к винтовке.

– Сил Потыпыч, ты где этого зверя откопал? Он же диких денег стоит?

Сейчас крупнокалиберные винтовки, как и пулеметы, в частные руки практически не попадали. Не потому что запрещено, а потому что стоили огромных денег, все-таки штучное производство.

– Где взял – там больше нет. Марк, за мной! Будешь наводчиком. А ты, Вась, тут присмотри! – Торговец оружием сунул в руки помощнику дюралевый чемоданчик с приборами и полез на чердак.

Марк последовал за ним, а я и урядник легли плашмя на пол. Ну его на фиг, встревать в разборки настолько крутых парней! У меня нет артиллерии в кармане. Тем более что одержимые могут пожертвовать телом и стать просто неупокоями. А мне себя, родимого, сейчас жалко. Я что смог, то сделал. Вот заваруха закончится, тогда погляжу, может, и уцелел кто из заложников или бывших одержимых. Время свалить из пикапа у них было.

Сверху гулко шарахнул выстрел из тяжелой винтовки, чуть попозже еще один. С сиренами промчались патрульные машины, и в принципе на этом активная часть нашего марлезонского балета закончилась.

10 июня 2241 года, четверг

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– М-да. В общем, Василий, дурное дело. Кто-то научился «делать» одержимых. Все погибшие нападавшие – мужики из соседнего села, причем с той стороны, где никогда не было никаких проблем с неупокоями. Понимаешь? – Кедмин нервно прошелся по хрустящим осколкам стекла.

Инквизиторы, с разрешения Потапыча, сделали из оружейного магазина временный штаб. Здесь собиралась информация, периодически подъезжали «воронки» с оперативными тройками. Собрались практически все инквизиторы нашего округа, не только города. Целых два десятка инквизиторов, которые обычно в одном месте никогда не собираются.

– Похоже, появился очень сильный некромант-отступник? – разбирая испанский карабин, спросил я. – Это хотите сказать?

– Не просто сильный некромант, Василий. При этом гений в программировании. Суметь вложить в неупокоев программу действий, чтобы они служили ему, – такого вообще никогда не было. И никто не мог представить, что такое возможно!

– Да уж, вам с полицией теперь не до сна. Похоже, начинаются веселые времена, товарищ главный инквизитор. – Я загнал затвор карабинчика на место и вытащил из кошелька три червонца. – Только я тут при чем, мне-то для чего рассказываете? Упустили ведь их, даже ополчение собирать бесполезно!

На самом деле, хоть Потапыч и снес КПВ на том берегу, основная масса одержимых успела переправиться. И самый удивительный момент – в десяти километрах от того берега Синей, на лесном озере, их ждали два гидросамолета, на которых и слиняли грабители. А погоня осталась с носом. Более того, скорее всего, это преступление так и будет глухарем или висяком.

У нас же не двадцатый век, и тем более – не двадцать первый. Практически нет наземных радиолокационных станций, только на дирижаблях и на кораблях встречаются курсовые навигационные радары. Мы не знаем, откуда прилетели самолеты и куда улетели, даже тип их не знаем. То, что их было два, поняли по следам на озерном берегу.

Так что остались только брошенные машины, которые были захвачены в той же деревеньке, из которой происходили одержимые.

– И ты отомстить не хочешь? Ведь погибшие наши земляки? – Кедмин прищурился. – Хорошо хоть женщин и детей не убили, просто связали и заперли в церкви.

– Хочу. Но в инквизиции работать не буду, Яков Маркович. – Я забросил карабинчик на плечо и встал с подоконника. Пакет с патронами-серебрушками давно лежал у меня в сумке. – Я бортстрелок, я люблю летать. И еще мне не нравится шастать по развалинам прошлого мира. – Тут я слукавил. Мне это дело очень нравилось, но, если кувшин повадится по воду ходить… короче, с каждым новым походом в старые города опасность возрастает в геометрической прогрессии. Так что, например, в этом году по своей воле я уже по развалинам шастать не буду.

– Ну, как знаешь, вольному воля. – Инквизитор хмыкнул и уселся на то место, где сидел я. – Но учти, Вась. Ты растешь как некромант, и потому мы за тобой все равно будем присматривать. Мало ли, вдруг сумеем сделать тебе предложение, от которого ты не откажешься. И не забудь про своих лисиц, увидимся на суде.

– Сколько хоть эти хапнули? – поинтересовался я напоследок.

– Около двенадцати миллионов. Золотом. – Ответил зашедший околоточный надзиратель. – Василий, насчет твоей самодеятельности. Хотя благодаря ей уцелело два заложника, которые успели сбежать из пикапа до начала обстрела, и остался в живых один из одержимых, больше так не делай. Оставь эти дела профессионалам, договорились? Хочешь играть в такие игры – поступай в полицию, в инквизицию. Нет – служи дальше бортстрелком. У вас своя работа, у нас своя.

– Не буду обещать, господин майор. – Я придержал дверь, пропуская в магазин Сару. – В таких случаях сдержаться очень сложно. Тем более что полиция не может охранять каждого. Спасение утопающих чаще всего дело рук самих утопающих. До свидания.

– Пока, Вась, – ответила сонная девушка, падая на стул. – Какое же длинное дежурство.

Ну да, что-то Сара засиделась. Может, подменяла кого-то? Впрочем, не мое это дело, Сара не моя девушка, так что меня это никоим образом не касается. А жаль.

Пройдя мимо банка, я покачал головой. Давно в нашем городе такой заварухи не было. Очень давно, минимум лет двадцать. Не помню я ничего такого. И дело не в том, что полиция хорошо работает, а в том, что город не маленький, и по нашим законам резидентам города нет ограничений на ношение оружия. Хоть с пулеметом на турели разъезжай, твое право. Правда, если накосячишь – вполне можно и с мастером угрюмых дел познакомиться, то есть с палачом. У нас смертная казнь через расстрел, сажают на специальное креслице, на макушку опускают приспособление, и точнехонько в затылок из малокалиберной винтовки – бац! И – масленица.

Другое дело, что заслужить смертную казнь тяжеловато. Надо совершить именно умышленное убийство с отягощающими, вроде сегодняшнего ограбления. И то, для одержимых смертной казни не будет. Поражение в правах и постоянный надзор со стороны инквизиции или, в самом крайнем случае, пожизненное заключение в бедламе. Ну, в дурдоме, это если вдруг крышу снесет. Довольно часто бывает, кстати. В среднем у восемнадцати процентов «излеченных» от одержимости. И «лечат» от такой заразы такие, как я, некроманты. Чаше всего «лечим» там, где поймаем, ибо одержимые сильнее и быстрее обычного человека, и вязать их, чтобы доставить в больницу, очень опасно. Да и практически всегда они вооружены. Как сказать, чаще не «лечим», а упокаиваем и носителя, и неупокоя. Некроманты тоже жить хотят, так что лишний раз мы не рискуем.

14 июня 2241 года, понедельник

Ростов-на-Синей

Василий Ромашкин

– Сара, ты чего так поздно идешь? Садись в машину, сейчас гроза начнется, промокнешь! – Я остановился возле идущей по тротуару девушки, которую узнал в быстрой вспышке молнии. – Скорее давай!

– Спасибо, Вась. – Девчонка легко запрыгнула в высокую машину и с удовольствием бросила на заднее сиденье тяжелую сумку. – Учусь понемногу, вот и задержалась. Подбросишь до дома, а?

– Да, конечно. – Включая передачу, я с удовольствием поглядел на красивые ноги девушки. – Только прямо к вам не подъехать, там перекопали.

– Ну да, авария с водопроводом, – кивнула Сара, усаживаясь поудобнее и поправляя короткое платье. – Представляешь, лозоходец шесть свищей нашел, вот пол-улицы и перекопали.

– Хорошо, что сейчас, а не зимой. Коммунальщики и такое запросто учудить могут. У них зима всегда приходит неожиданно, – засмеялся я, сворачивая на соседнюю улицу.

Снова сверкнул серьезный разряд, и секунд через двадцать шарахнуло громом. А еще через минуту ливанул дождик. Хороший такой, прямо-таки стеной.

– Ого, лупит. Вась, знаешь, если можно, подвези меня к амбару, хорошо? А то смоет меня или сдует. Ай! – И Сара взвизгнула от заброшенных в окно ветром капель.

– Хорошо, – кивнул я, выруливая и подъезжая поближе к стенке высокого амбара. Вообще-то с этой стороны пустырь, потом овраг, и только метров через восемьсот снова начинаются огороды соседнего микрорайона. Взял с заднего сиденья дождевик и провел Сару в амбар. Поглядев на заливаемый водой пустырь, усмехнулся. – Ты меня боишься с главного входа к дому подпустить?

– Вася, глупый. Ты что, обиделся? – Сара проскочила у меня под рукой и закрыла дверной проем. – Глупый! Очень глупый! Но красивый. – И погладила ладонью мою щеку. А потом, что-то решив про себя, шагнула ко мне, отбросила сумку с учебниками в сторону, обняла и нежно поцеловала.

Через какое-то время сказала:

– Вась, нет, не здесь. Стой, я же не сказала «нет, не будет». Лезь за мной сюда, на сеновал! – Сара по лестнице забралась наверх, где в прессованных тюках хранилось сено. – Иди сюда, ко мне!

И не успел я взлететь под крышу амбара, как меня обняли за шею две сильные руки, а нежные губы в перерывах между поцелуями зашептали:

– Васька, я от тебя давно таю. Но держалась до сегодняшнего. Погоди, сама сниму, порвешь. Ох, любимый! – Девчонка выгнулась в моих руках.

Если честно, у меня от происходящего реально снесло крышу.

Потом было время, наполненное любовью и нежностью, и в конце концов мы, обессилевши, рухнули на мой плащ, который я сообразил прихватить и бросить поверх душистого сена. Надо признать, этот кусок брезента здорово нас выручил, по крайней мере, спас от жестких сухих былинок девичье тело.

– Меня расплющили, вылюбили, подняли до седьмого неба и заставили делать много разных интересных вещей. – Сара лежала, прильнув к моему боку, и щекотала мне грудь травинкой. – И я себя от этого ощущаю ужасно счастливой. Интересные дела. И что ты дальше собираешься делать, Вась? Ну, после того как соблазнил еврейку?

– Насчет еврейки не знаю, а вот девчонке, в которую я влюбился, прямо сейчас готов сделать предложение руки и сердца. Ну, и всего прочего прилагающегося. – Я приподнялся и поцеловал Сару. Поглядел в сияющие глаза и поцеловал еще раз, потом еще.

Но Сара прервала домогательства, хотя и с большой неохотой.

– Вась, ты знаешь, такие предложения на сеновале не делают. Не потому что я не готова принять их, нет. Но у меня есть отец и мать, надо подготовить их к этому. – Девчонка неопределенно хмыкнула, постучав пальцами по моей груди. – И, кстати, что ты собираешься делать с табуном девушек, с которыми кувыркался на сеновалах до этого, а?

– Ты знаешь, а они как-то сами рассосались. – Я покосился на безмятежно лежащую рядом со мной потрясающе красивую девушку. – Если честно, то последние несколько дней я только о тебе и думал.

По крыше все еще барабанил дождь, где-то далеко гремели раскаты уходящей грозы.

Я ведь на самом деле пару последних месяцев держался сам по себе. Даже прошлая зазноба, Галка, красивая блондинка, живущая неподалеку, и та каким-то хитрым образом от меня отрулила.

– Я ведь бортстрелок, Сара. Меня порой месяцами не бывает. Ты вот сама подумай, готова ли ждать меня? – Я внимательно поглядел на девушку, с усмешкой изучающую меня.

– Вась, а я менталистка, ты забыл? И мне с тобой очень хорошо. Очень. Я хоть и стараюсь не лезть в головы людям, но я еще и эмпатка. А с тобой хорошо. Нет такого хаоса, как в головах большинства парней. Ты здорово экранируешься, а те мысли, которые до меня доносятся, меня не раздражают. А чаще – радуют. Ты мыслишь светло, что для некроманта удивительно. И, кстати! – Сара стукнула меня кулачком по плечу. Больно, между прочим. – Если бы ты не повелся на новогоднем празднике на ту крашеную мымру, мы могли бы и пораньше начать встречаться.

– Какой Новый год? – Я удивленно поглядел на смущенно отодвинувшуюся девушку. – Это что, шесть лет назад? Еще до моей службы в армии? Ты меня из-за того случая простить не могла?

– Ну, я хоть и не некромантка, но память у меня хорошая. – Сара, скрывая смущение, начала одеваться. – Вась, мне домой надо, а то мама заволнуется. Поздно все-таки, и дождь уже заканчивается. Давай ты мне завтра позвонишь на работу, и поговорим. Только ближе к обеду, а лучше сразу в двенадцать. Папа не любит, когда кто-то на работе разговаривает по телефону.

Мы оделись, что после довольно торопливого раздевания было сложно. Нет, Саре-то попроще с одеждой, платье да туфельки, а белье она даже не искала. Впрочем, с ее великолепной грудью и бюстгальтер носить не обязательно. Сказала, что остальное потом найдет. А мне пришлось под ее смешки полазить впотьмах по сеновалу.

– У тебя когда отпуск заканчивается, Вась? – уже в дверях амбара спросила девушка.

– Через пять дней, в субботу. В воскресенье на службу. – Я поглядел в темно-карие глаза, в которых отражались далекие грозовые всполохи. – Скорее всего, сразу в рейс, разве нормативы заставят пересдавать. Но это сутки максимум. – До свидания, красавица.

– До свидания!

Меня обняли и поцеловали, после чего за мной закрылась тяжелая дверь амбара, я забрался в свой «додж», бросил тяжелый дождевик на заднее сиденье (надо в следующий раз найти место получше, малоприятно в самый интересный момент получить занозу в задницу, что на этом сеновале вполне вероятно) и потихоньку, стараясь не буксовать, выехал по раскисшей грунтовке на нормальную дорогу.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей, аэродром

Василий Ромашкин

Показав пропуск охраннику, я поднял сумку с вещами и прошел сквозь турникет.

– Привет, Вась. – Сзади меня толкнул в плечо техник с «Корсиканца», относительно небольшого дирижбомбеля, всего семьдесят метров длиной. – В рейс?

– Да, – кивнул я, с удовольствием оглядывая наш городской аэродром. Соскучился уже, хотя принципиально во время отпуска сюда не заходил, отдыхал, так сказать.

Здоровенное поле, тщательно выровненное, засеянное коротко постриженной травой. Две взлетки, одна грунтовка, одна дорога, застеленная стальными решетками, плюс очень медленно строящаяся бетонка.

На стоянке ВВС четыре ярко-синих Ла-9 с красными капотами, которые пригнали к нам в город после того нападения. Ну да, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Могли бы и сто тридцатые «яки» пригнать, сейчас толку от них ровно столько же будет.

Пара десятков разнообразных гражданских самолетов, на рулежке двухмоторный почтовик.

И три дирижабля на привязи у причальных мачт. Красавчики!

Когда люди начали оживать после тех страшных лет, они поняли, что на старой реактивной авиации надо ставить крест. Аэродромы разрушены, заводы разрушены, запасов металла практически нет (точнее, металл есть, но вот попробуй достань его со старых заводов!), керосина нет. То есть реактивная авиация отошла на дальний-дальний план.

Небольшие самолеты не имели должной дальности полета и опять-таки требовали аэродромов и служб обеспечения. Вертолеты также не решали проблем.

И вот тут-то люди вспомнили про дирижабли. Точнее, не вспомнили, дирижаблестроение к моменту Катастрофы начало активно возрождаться, уж очень заманчивые перспективы открывались с использованием этих гигантов.

Во-первых, использование дармового ресурса природы – сплавной силы, открытой Архимедом. Это означает, что производственные и эксплуатационные затраты на эти аппараты обеспечивают им высокую конкурентоспособность.

Во-вторых, способность аппаратов такого класса совершать сверхдальние перелеты без приземления позволяет им выполнять задачи, которые нельзя решить с помощью авиасредств.

В-третьих, упрощенная и легко развертываемая наземная инфраструктура повышает рентабельность эксплуатации воздухоплавательных систем данного типа.

В-четвертых, дирижабль определенной грузоподъемности может переносить на внешней подвеске негабаритные грузы, например, стойку ЛЭП или турбину в сборке, причем по технологии «от двери – до двери».

А если учесть, что конкуренции в виде реактивной авиации не стало, то воздухоплавание постепенно сделалось основным видом скоростных перевозок. И уже лет восемьдесят как минимум дирижабли бороздят воздушные океаны нашей планеты, перевозя людей и грузы.

И не только мы, наше общество учло главную ошибку предков. И сейчас на страже нашей планеты постоянно попарно дежурят в стратосфере огромные дирижабли-ракетоносцы, несущие тяжелые ракеты воздушного старта с ядерными боеголовками, способными любой астероид если не расколоть в мелкий щебень, то гарантированно отклонить от Земли. Роскошные корабли, и попасть служить на них очень трудно. Все-таки это «Военно-космические силы планеты Земля», если по-русски произнести название.

И содержим мы их всем уцелевшим миром, тем более что содержать пять дирижаблей-ракетоносцев намного дешевле, чем содержать армии прошлого мира. Сейчас-то таких армий нет, пехота, точнее, мотострелки, легкая артиллерия и колесные бронемашины.

ВВС представлена транспортными и связными самолетами, истребителями древней разработки еще времен СССР, поршневыми Ла-9 и легкими реактивными штурмовиками Як-130, тоже старой, но уже российской разработки. В принципе этого нам сейчас хватает, так как этим самолетам только банды и гонять. Но проходить военную подготовку или служить срочную службу обязаны все мужчины во всех странах. И если учесть поголовную вооруженность, то воевать с упертыми (а мы сейчас все упертые), прекрасно знающими свои земли людьми уже больше столетия ни у кого не возникает желания. Ну, в первое столетие после Катастрофы было дело, и войны были, и прочее. И даже ядерные удары по уцелевшим рассадникам террористов и мракобесов имели место. И не только со стороны израильтян, мы тоже отметились, спалив дотла несколько долин в Афганистане, Туркмении и Таджикистане, а индусы обменялись ядерными ударами с Исламабадом.

После этого Индия и Пакистан кинулись резать друг друга со страшной силой, устроили чудовищную бойню, как будто мало им было того, что от населения осталось меньше половины. Но, видимо, им было легче обвинить друг друга во всех смертных грехах. Рубились до следующего лета, бросали друг на друга танки и самолеты до тех пор, пока не сожгли всю свою военную технику и не угробили в боях около десяти миллионов человек. Драка была жуткая. А последствия еще страшнее, во время войны погиб цвет нации, молодые мужики, которые выжили в период Катастрофы. Страны резко скатились вниз, в демографическую и экономическую яму, из которой не могут выбраться до сих пор.

С тех пор на Востоке тишина, никто не лезет. А бывшие Казахстан и Узбекистан, точнее образовавшиеся на их территории имаматы и княжества, нам союзники. Точнее даже, они под протекторатом Северного Союза, образовавшегося из России, Норвегии, Финляндии, Швеции, Аляски и уцелевшей части Канады. Вот так как-то объединились. Точнее – объединили, армия-то в России уцелела почти в полном составе.

Хотя сейчас границы не волнуют абсолютно никого, человек может ехать, куда ему угодно. Да и остались-то от той же Норвегии только земля и название, и Швеция недалеко ушла.

Европейский Союз распался сразу после Катастрофы, Средиземноморье было практически сметено землетрясениями, континентальной Европе тоже досталось по самое не могу. Да еще резать друг друга начали с большой охотой и весельем, сначала выходцы из Африки и Азии – европейцев, а потом, когда те опомнились, всем толерантным гражданам не поздоровилось. Европейцы, они ведь еще те дикари, не зря в былые времена полмира под себя подмяли. Впрочем, это дела давно минувших дней, сейчас в Европе относительно тихо. Другое дело, что свободно стало, практически как у нас, только у нас от одного города до другого сотни километров, а у них десятки. Ну и городом стали называть то, что раньше называли максимум селом. Но вот жить в Европах никому не советую. Там, несмотря на хороший климат и земли, развалина на развалине. Вся Европа – сплошь бывший мегаполис, и количество неупокоев зашкаливает. Сложно там. Но люди живут.

По пути в эскадрилью я задумался о наших ракетоносцах. Потрясные корабли, я несколько раз видел их вживую, а уж репортажи с них шли постоянно, как и сухие доклады в прессе о том, что такой-то ракетоносец заступил на дежурство, а такой-то с дежурства вышел.

Вообще сейчас, притом, что Земля основательно утыкана телескопами, наблюдающими за космосом и любой булыжник критических размеров отслеживается, вроде бы как и нет надобности в постоянном дежурстве ракетоносцев. Но это только на первый взгляд.

В прошлом году было мощнейшее землетрясение в Калифорнии, где вроде как наладилась жизнь. Восемь баллов, и очень близко к поверхности. Разрушения чудовищные, человеческих жертв десятки тысяч. Десять лет назад снова сильнейшее цунами прошлось по Японии, Китаю, Корее, двенадцать лет назад цунами залило Индонезию.

Слишком недавно была Катастрофа, слишком много напряжения в земной коре. Никто не может гарантировать, что в месте базирования ракетоносцев не будет толчков, никто. А мы заплатили за свою беспечность чудовищную цену – наша цивилизация едва не погибла.

Так что стоимость дежурства наших ракетоносцев оправданна. И никто из цивилизованных землян, отчисляющих налоги, в том числе и на содержание ракетоносцев, никогда не станет требовать у правительств сокращения ассигнований на эти программы. Разве на перенос группировки в космос, но это еще не скоро, ладно хоть спутники снова начали выводить на орбиту.

– Привет честной компании! – Я вошел в гудящую голосами комнату и бросил сумку на свое кресло. Перездоровался со своим экипажем и с летунами, штурманами, инженерами и бортстрелками из других экипажей.

– А, Вась, здорово. Мы слышали, что ты интересно и активно отдыхаешь? Нет, мужики, вы смотрите – туда он идет, на него расквыры нападают, оттуда – одержимые. Какая потрясающая у Василия жизнь! – Штурман с «Ездового» добродушно засмеялся и ткнул меня в плечо своим немалым кулачищем.

– Ген, оставь парня. Так, внимание! – Командир эскадрильи постучал указкой по столу. – Внимание! «Ростовчанин» получил повреждение при посадке в Норильске, сильный порыв ветра, ударились о причальную мачту. Хорошо, что жертв нет. Будет ремонтироваться в доке, в Новом Ульяновске. Но вы, сменный экипаж, не расслабляйтесь. Офицеры должны будут вылететь в Новый Ульяновск, так как вместе с ремонтом пройдет малая модернизация. А бортстрелков распределят по другим экипажам, сами знаете, что у нас произошло. – Комэск недовольно поглядел на кэпа с «Решительного».

Я хоть и специально не лез в жизнь порта, отдыхал, но эту историю слышал. В Сингапуре половина экипажа чего-то наелась и чудовищным образом траванулась. В том числе почти все бортстрелки. Пришлось сменный экипаж отправлять на перекладных до Сингапура. Хорошо, что удалось пассажиров и грузы распределить по другим бортам, компания обошлась без штрафных санкций.

– Так, бортстрелки, поглядите расписание, вы там все внесены. Покатаетесь на других бортах, по другим маршрутам. Все жизнь интереснее. Короче, работать, товарищи воздухоплаватели, работать! – И комэск вышел из комнаты.

– Ну что, сходим посмотрим? – укладывая сумку в свой шкаф, спросил у Виктора Зотова, тоже бортстрелка с нашего дирижбомбеля. – Вообще это буквоедство. Могли бы и на сайте компании выложить расписание, нет, занимаются переводом ватмана.

– Вась, что ты хочешь, традиция. Их очень сложно вывести, – отозвался с той стороны шкафов еще один бортстрелок, Салман Рахимов. – Пойдем посмотрим. До начала медосмотра еще час.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей, аэродром

Василий Ромашкин

К доске расписаний, посмеиваясь и перешучиваясь, мы поднялись уже двумя сменами.

– М-да… – Я негромко хмыкнул. – Вить, нам с тобой обалденно повезло. Смотри, «Горнорудный». Его же вроде списывать собирались?

– Раздумали после осмотра силовых конструкций. Ему хоть и полсотни скоро будет, но живой кораблик, – хмуро протянул мой сменщик. – Капиталить будут, менять обшивку, баллонеты. Но к осени. А значит, к зимним штормам, так что мы с тобой до выхода нашего плывуна на этом старье прокатаемся.

– Мрак, когда уже на современные перейдем, все жесткачи гоняем. И «Локхид», и «Комсомольск-на-Амуре» уже три года как полностью перешли на трехкорпусные полужесткие. А у нас смотри, старье собрали со всего Севера. – Я провел пальцем по списку дирижаблей. Ну да, у нас моложе двадцати лет ни одного не найдется. Но если наш «Ростовчанин», например, после ремонта, да и родным уже стал, то «Горнорудный» отсужен за долги у кустанайской компании и в капитальном ремонте не был лет сорок.

– Дорого менять, Вась, сам знаешь. Будут гонять до запрета госавиаинспекцией. Пошли к медикам? – Витька развернулся и растолкал остальных коллег.

– Пошли, отдадимся ЛАМу на растерзание. – Лаборатория Авиационной Медицины мучила всех одинаково, и экипажи дирижаблей, и самолетчиков. Причем не делая разницы, пилот ты или бортстрелок. И потому я потопал за Витькой. Никуда не денемся, будем проверяться.

19 июня 2241 года, суббота

Ростов-на-Синей, борт дирижабля «Горнорудный»

Василий Ромашкин

– Товарищ командир, бортстрелок Ромашкин явился по случаю назначения. – Я козырнул, глядя на сидящего за столом хмурого мужика с погонами командира воздушного судна. – Здравствуйте еще раз, Никита Назарыч. – И встал около Зотова, уже доложившегося по команде.

– Здорово, некроманты! – Никита Назарыч Шустов встал, надел свою кэповскую фуражку, отличающуюся от фуражек летунов восьмигранной тульей (у пилотов самолетов она круглая), и пожал нам руки. – Пошли, познакомлю с экипажем. Официально, так сказать.

В принципе мы достаточно неплохо знаем всех в нашем авиаотряде. И воздухоплавателей, и летунов. Но – традиции. По прибытии в новый экипаж обязательно нужно доложиться, после чего командир представит нас каждому члену своей команды.

Здесь, среди авиаторов, вообще традиция на традиции и суеверие на суеверии. И сам становишься таким же после первого рейса. Ну максимум после второго. Я, такой весь из себя крутой бортстрелок, сильнейший некромант выпуска и один из тройки лучших стрелков училища, помню, как сжалось в комок сердце при прохождении грозового фронта над Скалистыми горами. Жуть была неимоверная. Понимал одно: все зависит от мастерства и чутья командира, который стоит в рубке и командует нашим воздушным кораблем, таким огромным и таким крохотным перед бушующей стихией.

Вот и сейчас, после знакомства с экипажем старпом повел нас к нашему боевому посту.

– Так, стрелки, корабль не новый, конструкция огневых точек устаревшая, пулеметы тоже совсем не новые. Но работают исправно и пристреляны в ноль. Просто не дай бог вести огонь короткими очередями, ясно? Не поливайте как из шланга, а то знаю я вас! – Старпом полез вверх по вытертому дюралевому трапу со стертой, торчащей лохмотьями оплеткой балясин.

Мы за ним.

– Вот, ваш боевой пост, – старший помощник показал на широкий купол огневой точки, на турелях которой с двух сторон были установлены спарки крупнокалиберных браунингов. – Знакомые машинки?

– Да, – кивнули мы.

А Витька ответил:

– У нас на нижних огневых такие же. На верхних пушки, знаете ведь?

– Знаю, – согласился старпом. – А потому – зубрить таблицы и работать по «воронам». Вылетим, отработаете по шарикам.

Для того чтобы устроить учебные стрельбы для бортстрелков, особой бюрократии не разводили. Отстреливали с борта сигнальные ракеты или запускали небольшие дроны-мишени. А самый дешевый способ – стреляли по ярким воздушным шарикам, накачанным гелием. Их запускали с носа судна, а ветер махом относил бог знает куда по самым непредсказуемым траекториям. Сбить такой шарик было весьма непросто.

– Ладно, пошли, покажу вашу каюту. – Старпом начал спускаться, и мы полезли за ним.

Внутренние отсеки были не то чтобы запущены. Нет, за ними следили, просто они были старые. Вытертые дюралевые пайолы под ногами, стертая краска, проведенные поверх основных дубли связи и питания (чтобы заменить основной кабель, надо здорово покорячиться, проще бросить поверх дублирующий и прихватить его к основному стяжками). Ремонта, даже среднего, «Горнорудный» не видел очень давно. Гоняли его и в хвост, и в гриву, но деньги не вкладывали.