Текст книги "Байки из мавзолея. Роман в анекдотах"

Свой кружок

Марксизм можно уподобить песне. Из песни, как говорится, слово не выбросишь. Зато спеть ее можно по-разному.

Можно как Лев Лещенко: с оркестром, во фраке, с грудастыми девками на подпевках, приятным баритоном. А можно иначе: теплой компанией, за столом, хриплыми голосоми. И без всякого музыкального сопровождения.

Если первое увлекает многих, то второе интересно лишь сидящим за столом.

Так или примерно так рассуждал кудрявый волжский паренек в татарском городе Казани. Марксизм он трогать не собирался. А вот условия его изучения решил изменить. И этими изменениями создать пролетариям такие условия, чтобы марксистский кружок был для них как свет маяка для корабля в бушующем море, как аромат цветущего медоноса жужжащей пчелке, как, извините, багровый кусок протухшего мяса для уличных мух.

Осталось только найти достаточное количество этих самых пролетариев. Здесь все могло бы и погибнуть. Где и как искать этих самых пролетариев? Ходить по фабрикам и заводам и агитировать, уговаривать? Отлавливать после смен и хватать за руки? Совершенно гиблое дело.

И Владимир Ильич нашел свой путь.

Зачем кого-то искать, если они уже и найдены и собраны?..

На еде Владимиру Ильичу удалось сэкономить немного денег.

Он снял квартиру, закупил еду и выпивку и в один прекрасный день зазвал кружковцев к себе. А там он сразу объявил, что кружок под его руководством начинает работать по-новому.

Раз рабочие трудятся в две смены, то и кружок будет функционировать два раза в день. И все обрадовались. Потому что кружковец мог теперь не только поужинать, но и пообедать, и даже позавтракать остатками от вечера.

Он сообщил, что явочная квартира снята надолго, и любой желающий может остаться в ней на ночь. И даже привести подружку. И это было принято на ура.

Не пищей единой жив человек. И Владимир Ильич предложил выдавать революционерам еще и деньги на папиросы и недорогую одежду. Кружковцы ликовали.

А в марксистский кружок потянулся народ.

Соратники

Удачливые люди притягивают окружающих. Постепенно вокруг Владимира Ильича стал формироваться слой разнополых молодых людей.

Они нигде не работали и не учились. У них не было ни семьи, ни детей. Все время они проводили в марксистском кружке, себя гордо именовали революционерами и жили в ожидании грядущих больших перемен.

Цюрупа

Как-то после ужина Владимир Ильич застал одного кружковца за странным занятием: тот аккуратно сгребал со стола хлебные крошки и недоеденные кусочки хлеба и ссыпал их в бумажный кулек.

– Чем это вы, батенька, занимаетесь? – поинтересовался пролетарский вожак.

– Да вот… Убираю, – неожиданно смутился тот.

– Вы марксист?

– Я – Цюрупа, – представился он.

– Говорите правду! – потребовал Владимир Ильич. – Зачем вам это?

Он указал на кулек.

– На собранные хлебные отходы я кормлю птичек в зимнее время.

– Благородно! – одобрил поступок соратника Владимир Ильич. – А почему вы обратились именно к нам, марксистам?

– Раньше я собирал на свадьбах и похоронах. Только там народ как напьется – начинает мордобой. А у вас люди культурные. Руки не распускают. Плохих слов не говорят.

– Что ж, батенька, продолжайте творить добрые дела! – благословил Владимир Ильич.

Свердлов

В перерыве между занятиями к Владимиру Ильичу подошел худощавый молодой человек, в очках, со впалыми щеками.

– Вы, вероятно, студент? – предположил Владимир Ильич.

– Никак нет. Я – Яков Свердлов, сын сапожника.

– Хотите обуть нас, марксистов? – задорно рассмеялся руководитель кружка.

– Я твердый последователь бессмертного учения Маркса.

– На здоровье! А какой у вас вопрос?

– Я вижу в кружке ущемление интересов трудящихся женского пола.

– Какое же?

– Выпивки и еды – вдоволь. Мужиков – полно, а вот барышень – недобор.

– И что вы предлагаете?

– Я мог бы привести сюда своих знакомых трудящихся женщин.

– А в чем же их особый интерес?

– Здесь собирается много достойных молодых людей. Они могли бы найти перспективных мужей.

– А не будет ли это отвлекать от учения Маркса?

– Нет, нет. К тому же они бы могли полностью освободить вас от хозяйственных забот: приобретения продуктов, приготовления еды, мытья посуды.

– Хорошо. Давайте попробуем.

– Спасибо. Я заметил, вы ступаете как-то кривовато.

– Ботинки жмут.

– Разрешите посмотреть.

Яков Свердлов опустился на колени и сноровисто расшнуровал ботинки.

– Э, да у вас подъемчик высокий. А колодка стандартная.

– И что посоветуете?

– Я мог бы лично разнашивать для вас обувку. А потом изготовлю для вас специальную форму.

– Вы настоящий мастер!

Владимир Ильич ласково потрепал по голове стоящего на коленях соратника.

– И барышень своих приводите.

После этого разговора в кружке появились молодые барышни. Для них стали закупать вино. Революционные дискуссии пошли живее.

Железняк

С самого начала кружковцы делились на революционеров и пролетариев. Но случались и переходы. Рабочие уверенно вступали на революционный путь.

Один из таких перерожденцев оказался матрос по фамилии Железняк.

Первый раз в кружок он заглянул случайно. Широкие брюки клеш, бескозырка с оборванными ленточками, рубаха без верхней пуговицы, чтобы все могли лицезреть его полосатую тельняшку – в таком виде предстал новичок перед кружковцами.

– Матрос Железняк! – сообщил он о себе, сверкнув золотой фиксой во рту.

Он сразу попал на ужин. И застолье пришлось ему по душе. На другой день он заявился пораньше, чтобы занять лучшее место за столом. И попал уже на занятие.

Занятия его не разочаровали. И сподвигли на вопросы.

– А правда, что после революции любая кухарка сможет управлять страной?

– Правда.

– Значит, я, обычный матрос, смогу командовать кораблем?

– Совершенно верно!

– Надо ж! А говорили – учиться надо!

– Скажите, батенька, а зачем вам это командирство?

– Эх, видели бы вы, как капитан приходит на танцы!.. Штаны – белые, китель – белый, на фуражке – якорь. И ботинки блестят, как надраенная корабельная рында. Все барышни его.

И матрос мечтательно улыбнулся.

– А что это за маечка у вас странная?

– Это тельняшка. Она как вся наша жизнь – полоска белая, полоска черная.

– Серая.

– Что серая?

– Вы маечку-то свою почаще стирайте.

– Зачем?

– Чтобы белая полоса казалась привлекательнее.

Впрочем, матрос бодрости духа не терял, ни на кого не обижался. И занятия ему нравились все сильнее и сильнее.

Однажды он услышал, что после революции произойдет дележ в пользу неимущих. На что он рассчитывал – неизвестно. Только после этого все слышали, как он победно мурлыкал:

– Черное море мое! Черное море – мое!

Кружок он посещал регулярно. А за вход платил всегда пятачок.

– Инвалидам – скидка! – объявлял он.

Человеком он оказался безалаберным. На занятия опаздывал. За что и получил прозвище:

– Партизан!

Однако за стол всегда успевал вовремя.

Дзержинский

Всякий человек, вступая на революционную стезю, быстро определял свое место в будущей жизни. Иной раз это угадывалось даже сторонним взглядом.

Сам Владимир Ильич марксистские занятия вел редко. Забот хватало и без того. Нужно было следить за хозяйственной частью, сводить дебет с кредитом: сколько собрали, что купили, куда ушло.

И вот на одном занятии он обратил внимание на странного юношу. Тот не слушал лектора и увлеченно возился с чем-то мелким на столе.

Подойдя поближе, Владимир Ильич разглядел, что тот двумя иголками на столе препарирует муху.

– Развлекаетесь? – спросил Владимир Ильич.

Марксист наклонился над столом и закрыл грудью жертву.

– Учусь бороться с врагами революции!

– Как это? – удивился глава кружка. – И при чем здесь муха?

Юноша поднял глаза. На щеках его рдел румянец. Взор пылал. Владимир Ильич даже спрятал за спину томик Маркса, опасаясь возгорания.

– Смотрите!

Кружковец извлек из спичечной коробки муху и иголкой придавил ее к столу.

– Жужжит?

– Жужжит, – согласился Владимир Ильич.

– И этим мешает во время занятий стремящимся к знаниям рабочим постигать марксистские истины. Она и есть враг!

– Эк вы ее, батенька!.. А впрочем, в определенном приближении… И что же вы извлекли из своих опытов?

– Жужжит?

Кружковец отделил у мухи крылья.

– Да.

– И так жужжит?

Кружковец оторвал бедняге лапки.

– Тише, но…

– А вот так!

Экспериментатор поставил иголку горизонтально и отчленил мухе голову от вздрагивающего тельца.

– Перестала! М-да! И как вы это интерпретируете?

– С врагами надо действовать безжалостно! Физически! Только физически!

– Понятно. Вы работаете? Учитесь?

– Я служу революции.

– Как вас зовут?

– Феликс. Феликс Дзержинский.

– Еврей?

– Поляк.

– Это одно и то же. Что ж, думаю, вы найдете себе в наших рядах достойное место.

– Я постараюсь.

– Только вот, батенька, знаете: уничтожить врага – это для нас, марксистов, мало.

– А что надо?

– Чтобы враг осознал свои ошибки и заблуждения. И публично покаялся.

– Зачем?

– Тем самым он предостерег бы других людей от вступления на пагубный путь измены и предательства.

– Я буду работать над этим.

– Ищите!

Бронштейн

Не всегда люди, прибившиеся к марксистскому берегу, нравились Владимиру Ильичу. Но он всегда оставлял их рядом, если надеялся извлечь из них пользу.

Так в кружке появился щеголевато одетый молодой человек, с тростью, в пенсне, с пышной шевелюрой.

– Вы, наверно, редактор? – попытался угадать Владимир Ильич.

– Я – еврей! – ответил тот. – Лев Бронштейн.

– Что же вас привело к нам?

– Я умею хорошо считать: в уме, в столбик, на счетах. Я могу даже извлекать корни.

– Квадратные?

– Любые!

– У вас есть свой метод?

– Да. Я зову рабочих, и они окапывают его со всех сторон.

– Ха! Ха! Ха! Да вы, я вижу, большой шутник, батенька! А в чем же ваша польза для дела?

– По теории господина Маркса при коммунистическом режиме заводы продолжат свою деятельность.

– Непременно! – подтвердил Владимир Ильич.

– И прибыль от их деятельности будет распределяться на всех.

– Архиверно!

– Значит, обязательно понадобятся люди, чтобы участвовать в этом процессе.

– Да.

– Я этим и хотел бы заниматься.

– Но это будут делать выбранные представители народа.

– Считайте, что меня уже выбрали.

– Кто?

– Жена, братья, сестры. Родители с обеих сторон. Бабушки и дедушки, кто жив.

– Это не народ. Это кагал.

– Хорошо. Прибавьте моих друзей: Мойшу, Иосифа, Хайма, их родню. Соседей Фиму и Соню Глюкманов. Цукерманов, Рабиновичей, Альтшуллеров. Всех. Это разве не народ?

– А чем вы вообще занимались?

– Моя семья связана с сельским хозяйством.

– Вы работаете на земле?

– Так точно.

– Сажаете пшеницу?

– Поливаю розы.

– Какое же это сельское хозяйство?

– У меня есть соха и плуг.

– Вы сеете и пашете?

– Храню их в своем сарае. А летом сдаю в аренду.

– И это все ваши сельские знания?

– А еще я животновод.

– Держите скот?

– Собак. Мы с папой любим охоту с борзыми.

– Это все?

– Нет. А еще я – почти пролетарий.

– Как это?

– Тесно связан с производством.

– С каким?

– Всякий производственный продукт можно продать. Вот этим я и занимаюсь.

– А что вы могли бы делать прямо сейчас? Для революции?

– О! Я мог бы оказать вам существенную помощь. Сбор денег, учет расходов. Поступления – траты. Я мог бы представить вам полную финансовую картину марксистской деятельности.

Такой специалист в кружке не требовался. Финансовыми делами Владимир Ильич занимался сам. Но в ближайшем окружении еврей необходим. Он и совет умный подаст, да и в случае чего на него можно свалить неудачи.

– Ладно, – после недолгих раздумий согласился Владимир Ильич. – Оставайтесь!

Электрический человек

Все революционеры в кружке признавали правоту учения Маркса. Но некоторые товарищи позволяли себе расходиться с учителем и наставником в деталях.

Один юноша постоянно приносил на занятия обрубленные сучки.

– Что это у вас за штуковина? – не выдержал как-то Владимир Ильич. – Не указка ли для привлечения внимания к предмету обучения?

– Это эбонитовые палочки. Носители электрических зарядов.

– Зачем они нужны?

– В электричестве наше будущее.

– Неправда! – разгорячился Владимир Ильич. – Наше будущее – пролетарская революция!

– А потом нам понадобится много электричества.

– Зачем?

– Смотрите!

Юноша потер палочки о штаны и стал сводить их концами. Когда они оказались рядом, между ними проскочила искра.

– Это источник света!

– Это игрушка! Керосиновая лампа – прекрасный осветительный прибор!

– Это мощный генератор энергии.

– Не верю!

Электрический человек снова потер палочки о штаны.

– Заряжаю, – пояснил он. – А теперь послюнявьте пальчики и дотроньтесь до палочек.

Когда Владимир Ильич очнулся и открыл глаза, он увидел перед собой склоненное испуганное лицо экспериментатора.

– Ну что ж! Ну что ж! – проговорил пролетарский лидер, вставая и отряхиваясь. – Прелюбопытная штучка!

– Я же говорил!

– Но никакой практической пользы!

– Почему?

– Если использовать в качестве оружия, придется подпускать противника вплотную. А у пролетариата уже есть более эффективное средство – булыжник. А для освещения придется держать целую армию зарядчиков. Как вас зовут, товарищ?

– Глеб. Глеб Кржижановский.

– Вот что, товарищ Глеб. Не занимайтесь бесполезными прожектами. Если вас тянет в науку, попробуйте выделить нужные субстанции из светлячков.

Из угла комнаты за ними внимательно наблюдал Феликс Дзержинский. Он подался всем телом вперед. Кулаки его были плотно сжаты. Из широко раскрытого рта тонкой струйкой стекала слюна.

Он тяжело дышал.

Семашко

Иной раз в кружок забредали совсем экзотические персонажи. И оседали в нем.

Так однажды на занятиях появился высокий круглолицый человек в белом халате, белой шапочке с большой лупой в руках.

– Скажите, секция борьбы с кровопийцами – это здесь? – с места в карьер спросил он.

– Именно здесь! – подтвердил Владимир Ильич.

– Здорово! – обрадовался новичок. – А по каким паразитам вы специализируетесь?

– Мы, товарищ, боремся со всеми, кто сосет кровь трудового народа.

– Я тоже. Выходит, мы коллеги?

– А вы по какому профилю?

– Я санитарный врач.

– Милости просим. У нас для всех вход открыт.

– Скажите, а экземпляры для опытов вы разводите в стеклянных баночках или находите в естественной среде?

– Представители этого гнусного племени разводятся сами.

– Верно! Скажите, а какие средства борьбы с ними вы предпочитаете: твердые, жидкие или в распыленном виде?

– Мы, товарищ, используем все возможные способы ведения борьбы. Но у нас есть одно: главное, верное и надежное.

– И что это?

– Твердое, как гранит, слово нашего учителя и наставника товарища Маркса.

– Знаете, а я с ним знаком лично. Замечательный, скажу вам, человек!

– Кто?

– Маркс. Он работает врачом в заводском районе.

– Товарищ! Он не может работать. Маркс давно умер.

– Как? Я видел его вчера!

– Вы не могли его видеть вчера. И он не санитарный врач. Карл Маркс – буревестник революции.

– А-а! Точно! Моего зовут Соломон.

– Ну вот!

– А вы, значит, научили птицу избирательно клевать паразитов? Это же новое слово в науке! Я хочу освоить этот метод.

– Что ж – оставайтесь и изучайте!

Через несколько занятий новенький – а это был Николай Семашко – разобрался, что Карл Маркс хоть буревестник, но не птица, которую надрессировали клевать паразитов. Но, к удивлению многих, он из кружка не ушел.

– Хочет помочь развитию революционного движения, – пояснил Яков Свердлов, который перед этим в чем-то долго убеждал врача.

– Как?

– Я мог бы контролировать качество приобретаемых продуктов и приготовленной пищи, – скромно сказал Семашко.

– Еще он может проверять здоровье революционеров и при необходимости выписать нужное лекарство, – вставил свое слово Свердлов.

– Хорошо! Товарищ Бронштейн, внесите новенького в льготный список.

Бухарин

Марксистов иногда упрекали, что далеки они от народа. И напрасно. Появился в кружке и представитель села.

Один мужичок крестьянского вида стал приходить на занятия регулярно. Вел себя скромно, молчал. На занятиях даже подремывал. Зато когда переходили к столу, давал себе полную волю. За столом он отрывался по полной.

Рюмки он опрокидывал одну за другой. К закуске не прибегал вовсе. И при этом не подавал никаких признаков опьянения.

Кружковцы даже спорили, после какого захода он сломается. Но тот стоял как скала.

– Да что это за безобразие! – негодовал Цюрупа, который контролировал спиртное. – И откуда такой взялся!

– Я из деревни Бухаловки, – хвастался тот. – У нас все такие.

– Гнать надо таких из коммунизма! – возмущался Цюрупа.

– Ни в коем случае! – вступил в разговор Владимир Ильич. – Нельзя забывать о союзе рабочего класса с трудовым крестьянством.

– Правильно! – гудел вдохновленный поддержкой селянин. – Давай стакан вместо рюмки! Нечего политесы разводить!

В тот вечер марксистам пришлось ужинать на сухую: представитель крестьянства в одиночку уничтожил все спиртные запасы.

На следующий день Цюрупа приготовил сюрприз. Улыбаясь и сияя, сборщик хлебных отходов выставил на стол четверть с прозрачным содержимым.

– Можно попробовать? – полюбопытствовал Владимир Ильич.

– Ни в коем случае! – испугался соратник, загораживая бутыль. – Специзделие. Ядреная штукенция. Смотрите!

Он осторожно извлек пробку и нагнул емкость. Капля упала на стол, зашипела, запузырилась. И прошла дерево насквозь.

– Что это?

– Царская водка.

Занятия провели по сокращенной программе. Всем не терпелось увидеть – что будет.

Цюрупа лично налил бухаловцу полный стакан из приготовленной емкости. Кружковцы следили за происходящим.

Крестьянин поднял стакан на свет, повертел его, понюхал. И поднес ко рту. Марксисты замерли. А тот неспешно, мелкими глотками, неторопливо осадил посуду и прикрыл рот ладонью.

– На!

Матрос-партизан Железняк поднес ему наколотый на вилку соленый огурец.

– По первой – не закусываю! – произнес бухаловец, утирая рот ладонью. – Еще!

С того дня крестьянин стал полноценным членом кружка. Никто не спрашивал его имя. Ему сразу придумали псевдоним:

– Бухарин!

Так оно и пошло дальше.

Картежники

Обычно после занятий пролетарии расходились. Революционеры ужинали и занимались всеми делами: кто-то догонялся у Цюрупы, кто-то отправлялся за подружкой, Владимир Ильич совершал прогулку.

И вот после очередной вечерней прогулки Владимир Ильич обнаружил, что никто не разошелся. Все сгрудились вокруг стола. Из центра неслись азартные возгласы:

– Еще! Еще! Себе!

– Вскрылись! Восемнадцать!

– Два туза! Очко!

– Опять продул. Садись, Вася, может тебе повезет.

В группе произошло шевеление и перемена мест.

– Что здесь происходит? – рассердился Владимир Ильич.

Группа расступилась. Владимир Ильич увидел за столом двух незнакомцев. В руках одного была колода карт.

– Да вот, перебрасываемся, – пояснил один из незнакомцев и веером распушил колоду.

– На деньги?

– По мелочи, – уклонился от прямого ответа чужак.

– Как же! – загалдели соратники. – Я целый рубль проиграл!.. А я попал на полтинник!.. А я еще должен!..

Впрочем, в словах кружковцев не почувствовалось осуждения. Матрос-партизан Железняк даже с восхищением заметил:

– Дают дяди! Специалисты!

– А как вы сюда попали?

– Обычно мы играем на пляже, – пояснил второй картежник. – Но сейчас зима. На пляже никого нет.

– Здесь изучают марксизм. Куют светлое будущее страны.

– Нас светлое будущее тоже привлекает, – миролюбиво произнес один из картежников. – Зимой-то темнеет быстро.

– И о сегодняшнем дне надо подумать, – поддержал второй.

– Вы отвлекаете людей от решения насущных задач. И должны немедленно покинуть кружек!

– Оставьте их! Они добрые!

– Они последнее не берут!

– Они на конку оставляют, чтобы вернутся домой.

Разом вступили на защиту новичков пролетарии и революционеры.

«А бойкие ребята, – подумал Владимир Ильич. Это надо ж – людей обчистили, а они их еще и защищают».

– Как вас звать?

– Меня – Зиновьев.

– Меня – Каменев.

– Ой ли?

– Так по паспорту.

– Ну, если по паспорту…

«А что? – подумал Владимир Ильич. – Таких хорошо в правительство. Не получится – будет на кого свалить».

– Хорошо, – после недолгих раздумий объявил главный кружковец. – Можете посещать занятия. Но карты – ни-ни!

– А?..

– В шахматы, батенька, в шахматы сражайтесь! Развивают ум, а не одну ловкость рук!

Борьба

Докладчик

Феликс Эдмундович Дзержинский быстро сделался в кружке чрезвычайно полезным человеком. Он оказался превосходным докладчиком. И благодаря ему Владимир Ильич узнал о соратниках много нового.

Первым он доложил Владимиру Ильичу про Цюрупу.

– Он вовсе никакой не гуманист. И никаких птичек не подкармливает.

– Зачем же он собирает хлебные остатки?

– Он варит из них брагу. Гонит самогон. На что и живет.

– Интересное открытие! – одобрил действие соратника Владимир Ильич. – Продолжайте, батенька, наблюдать.

А сам пригласил на разговор сборщика крошек.

– Ну-с, голубчик, рассказывайте!

– Что?

– Все! Наслышан про птичек, которых вы якобы кормите.

– Да! – не стал отпираться Цюрупа. – Гоню самогон. Это мой личный вклад в счастье трудового народа.

– Как это? – опешил пролетарский вожак.

– Ведь религия – это опиум для народа?

– Да, я так говорил.

– Но если человека не пустить в церковь, он отправится в кабак. Где напьется, подерется, разобьет посуду. И неприятности, и денежные расходы.

– А в чем ваша роль?

– Я продам ему самогон дешевле, чем в кабаке. Он все равно напьется. Но уже дома. Погоняет жену и детей и завалится спать. И вся его семья будет счастлива: папка дома, деньги целы. Это и есть трудовое народное счастье.

– Хм! А что же вы раньше скрывали?

– Боялся, что меня неправильно поймут.

– Зря, батенька, боялись. Наоборот. Вы можете очень помочь кружку.

– Как?

– Будете поставлять в кружок спиртное. И не забудьте про льготные цены.

– А?

– Не вздумайте отказываться. Мы делаем общее дело.

Следующей жертвой докладчика стал Яшка Свердлов, сын сапожника. Если яблоко от яблони падает недалеко, то Яков от профессии своего отца откатился на очень порядочное расстояние.

– А вы знаете, что за дам привел Свердлов в кружок?

– Расскажите, батенька.

– Слушайте…

И Дзержинский немедленно доложил про бедного сына сапожника.

– Что! – возмутился Владимир Ильич, выслушав соратника. – Ну-ка зовите сюда товарища!

А когда Яков Свердлов явился, пролетарский вожак обрушился на него с вопросами. Повел он издалека.

– Скажите, почему ваши барышни не носят лифчиков?

– Чтобы почувствовать себя свободным человеком, нужно дышать полной грудью. А лифчик стесняет, – уверенно ответил тот.

– А почему на них нет трусов?

– Для удобства хода. Они ведь бегают взад-вперед.

– А почему они остаются на ночь в комнатах наших товарищей?

– Люди вернулись с революционных заданий, устали…

– Вот, вот! И что?

– Вымотались. Бухнулись в койки. И заснули.

– Так что же там делают ваши барышни?

– Помогают. Снимут сапоги, разденут. Одеяло подоткнут.

– Всю ночь?

– Убраться еще надо. Товарищи-то не всегда аккуратны.

– А почему, когда я заглянул, одна была совсем голая?

– Так жарко ж. Вспотела. И разделась.

– А зачем она в таком виде скакала на столе?

– Мух на потолке сбивала. Мухи жужжат, мешают товарищам спать.

– У нас спец по мухам товарищ Дзержинский. Надо было его пригласить.

– Голый мужик! На столе! Ночью! Это ж какое-то извращение. Увольте!

И тут Владимир Ильич нанес свой главный удар.

– А вы знаете, что они пришли прямо из борделей?

Обувных дел мастер на прямой вопрос ответил не сразу. Он снял очки, подышал на них и протер несвежим носовым платком.

– Да – наконец проговорил он. – Девушки действительно раньше трудились в публичном доме.

– И как это прикажете понимать?

– Они приведены сюда не просто так.

– А для чего же?

– Для перевоспитания. Здесь, в кружке, в атмосфере марксизма должен произойти процесс перековки падших женщин, жриц любви в рабочих женщин, тружениц, матерей семейства.

– Но они же продолжают здесь свои занятия!

– Да. Это трудно сразу. Нужен переходный период.

– Хорошо. И что бы он был короче, пусть платят по двугривенному.

Свердлов пробурчал что-то невразумительное и выразительно глянул на Дзержинского. Тот сделал вид, что не замечает.

И с упорством и настойчивостью продолжал свою разоблачительную деятельность.

– А вы знаете о вчерашнем вопиющем случае? – остановил он как-то Владимира Ильича.

– Что случилось?

– Этот мерзавец Бронштейн съел две порции гречневой каши и еще попросил добавки!

– Видно, оголодал.

– Еще он позволил себе критику в ваш адрес.

– Какую?

– Якобы вы экономите на порциях гречки. И берете взамен мясо. Для себя.

– Негодяй!

– Мне еще кажется, что он сомневается в теории нашего великого наставника.

– Меня?

– Маркса.

– Отщепенец! Уклонист!

– Я могу его застрелить. У меня есть браунинг.

Кружковец вытащил из кармана пистолет.

– А вот это, батенька, не надо. Это уже уголовщина. А наше оружие – убеждение.

Дзержинский извлек из кармана перочинный нож.

– Это и есть ваше средство убеждения? – хитро прищурился вождь мирового пролетариата.

– А поглядите, какие у него зазубринки!

Кружковец раскрыл лезвие и сладострастно провел по нему ногтем.

– Затачиваете им карандаш?

– Вроде того.

– И напрасно. Инструментик-то свой спрячьте подальше. Вступаем в двадцатый век, а вы, батенька, с таким примитивом. Ступайте к товарищу Цюрупе от меня. Пусть он вам выделит двойную порцию. Вам, батенька, надо расслабится. Крайне необходимо.

Он быстро набросал на бумаге записку.

– Вот! Передайте ему!

Заразу надо вылечить немедленно. Больную ткань удалять сразу и всю. Крамолу подавлять в самом ее зародыше.

Владимир Ильич тут же отыскал отступника.

– Что же вы, милостивый государь, себе позволяете? – строго потребовал он ответа от отщепенца Бронштейна.

– А что? – состроил он невинное лицо.

– Подвергаете сомнению учение нашего вождя и учителя!

– Вас?

– Карла Маркса.

– Нет, нет! Я только против привилегий и вождизма.

– И каких же?

– Всем дали пустую гречневую кашу. А сами ели ее с мясом.

– Кусок маленький. На всех бы не хватило.

– И жарили его на сливочном масле. С луком и специями.

– Да!

– И делали это демонстративно, у всех на виду.

– Правильно!

– И почему?

– Да потому что пролетариям нужно было на простом и наглядном примере показать различие между нынешним строем и коммунизмом. Что ждет трудящихся в случае их победы.

– А еще вы ели сладкое сгущенное молоко. А остальных потчевали простоквашей. Я видел, видел!

– Простокваша крепит.

– И что?

– Солдаты революции должны быть крепки и телом и духом.

– А сгущенка?

– Я постоянно думаю о революции. Мыслительные процессы сопровождаются большим расходом глюкозы, которую я восполняю употреблением сладкого.

– Я бы тоже думал о революции, если бы ел мясо и сгущенку.

– А вот это – извращенье, голый натурализм, отход от идей борьбы за счастье трудящихся в пользу собственного ненасытного желудка.

– Я тоже хочу мясо! – заскулил матрос – партизан Железняк.

– Но вы же, батенька, морской волк! – укорил его Владимир Ильич.

– Волчара! – поддержал Дзержинский.

– Поэтому мне и надо.

– Морские волки питаются рыбой и водорослями, – наставительно заметил Владимир Ильич.

– Так дайте рыбу!

– Нельзя.

– Почему?

– В рыбе фосфор. Будите светиться и провалите все конспиративные явки.

– И с морскими водорослями в Казани проблема, – добавил Дзержинский.

– Кстати, товарищ Феликс, купите для нашего моремана пучок укропа.

– Зачем?

– Пусть товарищ матрос жует. А то от него всегда несет перегаром… А вам, товарищ Бронштейн, предлагаю обдумать свое поведение. И лишаю вас права просить прибавки на всю неделю.