Текст книги "Корни огня"

– Это химера! – возмутился выпускник Сорбонны. – Химера, убитая Беллерофонтом!

– Ну, этому Фонту она, похоже, отомстила, – хмыкнул Лис, переведя взгляд на обломки валявшейся в тени портика статуи. – Меня другое напрягает: чего это оно стояло-стояло, и вдруг ни с того ни с сего взбеленилось?

– Понятия не имею. Вероятно, какие-то чары.

– Валет, ты меня не путай. Чары – это то, из чего брагу пьют. Стало быть, никаких трезвых соображений нет?

– Увы, ничего такого не вспомнить.

– Хреново. Убойная шарада для столь раннего часа.

Сергей поглядел на баронов, обступивших изваяние, устрашающее даже в своей неподвижности, опасливо трогающих белый камень.

– Ау, красавцы, в музее мертвый час. Вы что, не слышали, вражина заскочила в храм?! Шо вы тут стоите – ждете, пока вернется?

– Но у него же право убежища, – напомнил один из воинов.

– А-а, в этом смысле! – восхитился Лис. – Это в корне меняет дело. Значит так, сыны отечества, есть два варианта. Первый: я прямо сейчас начинаю рубить вам головы. И второй: пока я только угрожаю, вы со всех ног бежите в храм и тоже просите убежища. И прилепитесь там к этому любителю ночных пробежек, как репьи. Глаз с него не сводить! До ветру, в исповедальню – без разницы. Хоть на голову ему сядьте. Уйти он не должен! А мы сейчас с этим распоясавшимся памятником античности разберемся и придем вас навестить. Действуйте!

Воины, слышавшие днем речь Гизеллы, несказанно подивились крутому нраву назначенного ею военачальника, но перечить не стали – проявленная им за миг до того отвага потрясла каждого из них до глубины души.

– Ладно, борец с химерами, – оставшись наедине с Карелом, махнул рукой Сергей. – Давай-ка тут пока разберемся. – Он зашагал в ту сторону, куда улетела стрела. Наследник престола Нурсии понуро побрел за ним. – Скажи, пожалуйста, вас там, в президентской гвардии, только маршировать учили? Команда «бегом» с первого раза недоступна? Где тебя носило? Почему ты нашему спринтеру путь не отрезал?

– Я хотел… – виновато оправдывался Карел, —

…но ворота заперты были. И там около них спали еще. А ключник вообще куда-то ушел. Пришлось через стену лезть.

– Как интересно получается: ворота заперты, наружная стена раза в полтора выше, чем внутренняя, да и какая-никакая охрана бодрствует. А наш бегун умудрился проникнуть в здание резиденции и навести шороху на весь Париж.

– Может, он был уже во дворе, когда заперли ворота? – предположил Карел.

– Правильно сообразил. К гадалке не ходить – так и было, – кивнул Сергей, стараясь на ходу отыскать вразумительные ответы на мучающие его вопросы. – Тогда выходит, это кто-то из своих. Неприятное откровение для Гизеллы. В любом случае тема не закрыта: что ему было нужно? К чему весь этот сыр-бор и народные гуляния?

Богемец пожал плечами.

– Ты не знаешь, что у них там, в бывшей купальне? – спросил Лис.

– Кажется, сокровищница, – неуверенно ответил Карел. – Днем, когда мы приехали, Дагоберт велел отнести туда дары, преподнесенные в Турнэ и Суассоне.

– О как?! Выходит, наш бегун – просто-напросто банальный грабитель?!

– Ага, так и выходит! – обрадовавшись незатейливому объяснению, выпалил богемец. – Мы его спугнули, он и припустил.

– Спугнули? – Лис почесал затылок. – Ты видел, как он выскакивал из сокровищницы?

– Нет, – прокрутив в голове воспоминания, признался Карел зе Страже. – Я его заметил, когда он уже наутек пустился.

– То-то и оно. Не вяжется как-то одно с другим. После того, как Бастиан услышал шаги, мы действовали быстро и оперативно. Даже считая, что мы подарили ему фору, пока думали, что он цареубийца, времени у него было совсем немного. Но он успел дойти до сокровищницы, убить стражников, открыть замки. Кстати, надо выяснить, куда делся ключник… Наш любитель ночных прогулок либо хотел просто ради досужего измывательства открыть дверь и быстро уйти, либо, что более вероятно, взять нечто очень ценное и при этом небольшое по размерам, точно зная, где оно лежит. Соображаешь?

– Да, – радостно закивал Карел.

– Что же это, по-твоему, может быть?

– Не знаю. Может, корона?

– Сомневаюсь – ломать жалко, а сбыть невозможно.

– Тогда что же?

– Щас увидим. – Сергей прибавил шаг. – Сдается мне, это самое нечто как раз и болталось на шнурке в пасти рогатого крокодила.

Они подошли к дереву, в ствол которого почти на уровне глаз воткнулась стрела.

– О, я знаю, что это! – воскликнул Карел. – Это амулет, который висел на груди, – при этих словах его передернуло, – Брунгильды. Ну, в смысле, не Брунгильды, а гарпии. Его Дагоберт тогда, у пещеры, среди камней подобрал.

– Понятно, – опасливо глядя на чуть было не утерянное сокровище, кивнул Лис. – Странная история получается, очень странная… Кому-то приходит в голову идея покормить одно чудище сувениром, оставшимся от другого. И оно действует, как охрененно могучий допинг. Так сказать, мы рождены химеру сделать былью. Ты что-нибудь понимаешь?

– Нет, – со вздохом сознался сержант.

– Я вот тоже. И мне это действует на нервы.

– Мессир! Мессир! – раздалось со стороны храма. – Там этот человек…

– Что такое?

– Он мертв!

Глава 4

Одна голова хорошо, а три идут по стандартному курсу: рука принцессы и полцарства в придачу.

Справочник юного витязя

Сергей резко обернулся на крик.

– То есть как – мертв?! Душегубы, вы что же, прикончили человека, искавшего убежища в храме? Мессир, ты кого на мою голову разбудил? Они с утра крови не хлебнут – весь день, шо те упыри голодные!

– Мы не убивали! – гонец дурной вести не замедлил оскорбиться столь несправедливым обвинением. – Он сам! Мы его даже пальцем не тронули.

– Ага, с перепугу кони двинул. Ты б видел, каким жеребцом он из-под стены копытами сверкал. Сборник Франции по бегу!

– Я клянусь вам, – приблизившись к Лису, воин поднял руку, точно для присяги. – Мы только вошли, а он лежит перед алтарем и не дышит. Совсем не дышит! Рука за пазухой, одна перчатка рядом валяется. Видать, сердце не выдержало.

– Сердце не выдержало? – Лис озадаченно поглядел на каменное чудовище и обломки колонны. – То есть, у нас при взгляде на это одоробло прыгучее – выдержало, а у него от Страстей Господних – нет? Ни хрена себе, пробежался от инфаркта! Странная история… Ну-ка, стоп! – Он замер, точно пораженный током, и вперил в собеседника изучающий взгляд. – Бегун что же, был в перчатках?

– Ну да. Одну скинул, видать, за пазуху лезть мешала.

– Погоди-ка, дружаня, я услышал, не части.

Лицо Сергея вдруг стало задумчивым.

– Меча при нем не было, мороза посреди лета вроде тоже не наблюдаем. На какого бы рожна ему перчатки?

– Чтоб не оставлять отпечатков пальцев! – обрадовался собственной находчивости Карел.

– Герцог, ты сэр Жант или сэр Вант? Думай иногда, что говоришь. Какие, к лешему, отпечатки пальцев? Ты щас буквально пророчество изрек, сам того не заметив. Веков через двенадцать аккурат здесь и додумаются взглянуть на отпечатки повнимательнее. Не торопи историю, под ее колесами и так мало никому не кажется.

– Но я не хотел…

– Ладно. Спишем на диковинный нурсийский фольклор. Да, отпечатки! Конечно же! Как я сразу не подумал? – выпалил Сергей так радостно, будто в этот миг на него снизошло откровение. – Это был один из тех, чьи руки напитаны льдом. Они светятся в темноте и убивают, точно змеи. Горе мне, с кем изменяет моя память?! О них же писал в своем вдохновенном трактате Максфрай Светлый! Шо я морозю? Слышал бы я себя в другое время… Мой герцог! Не прикасайтесь, ради всех святых, к этой стреле и особенно к медальону!

– Но почему? – удивился Карел, как раз вознамерившийся получше рассмотреть трофей.

– Возможно, яд обледенения, сочащийся из-под его ногтей, напитал эту вещь! Дружаня, проснись! Вор стащил одну-единственную побрякушку, совсем недавно болтавшуюся на шее гарпии. Ничего другого в казне не тронул. Думаешь, случайно схватил и побежал? Перца с два! Затем он сунул эту бижутерию в рот каменного уродца, и тот пошел скакать, шо козленок, объевшийся конопли. А как лишилась ценного вложения – снова окаменела, и, шо показательно, бегун в знак солидарности тут же склеил ласты.

– Какие ласты? – удивился богемец.

– Свои. Не в этом суть. Я рупь за сто даю, он был в перчатках, потому что не мог просто так держать эту хреновину голыми руками и знал об этом.

– Но отчего?

– А я почем знаю? Дагоберт в руках крутил – и хоть бы что, как был мрачный тип, так и остался. Впрочем, он другой породы. В том и загвоздка. Ох, чую шо-то здесь нечисто!

– Что прикажете с усопшим делать? – между тем спросил воин.

– Шо ты ко мне пристал? Я по трупам не специализируюсь, а в церкви о том и без подсказок знают. Хотя, стоп! Успеется похоронить. Для начала неплохо бы опознать.

– Да что его опознавать-то? – один из воинов почесал затылок. – Я этого злодюгу уже прежде видел. Он вроде как в свите кардинала состоял.

– Что?! – брови грозного начальника личной гвардии кесаря удивленно взметнулись, лицо приобрело жесткое, настороженное выражение. – Ты уверен? Бастиан, ну-ка разбуди монарха.

– Но как? Тут же у дверей стража.

– А хоть петухом кричи, шо за идиотский вопрос! Придумай! Во-первых, тут его вещица бесхозная мотыляется. Хорошо бы забрать, пока никто из-за нее не покалечился. Сдается, эту фиговину с загогулиной трогать, шо ядрами урана в кегли играть. Кайфу чуть, а сдохнешь быстро. Во-вторых, есть авторитетное, то есть мое, мнение, шо начинается такая веселуха – сон нам только во сне будет сниться. В общем, действуй! Ты же первый школяр Парижа – почему город спит, когда ты бодрствуешь?! Разбуди монарха, пусть валит сюда. И как можно быстрее. Карел останется на страже, а я пройдусь, осмотрю тело.

– Какое тело?

– Уже никакое. И уж точно не то, которое мне бы страстно хотелось обозреть. Но все равно, по-своему очень интересное, только чересчур загадочное.

Дагоберт открыл глаза, словно и не засыпал вовсе. С каждым днем он чувствовал, как растет его сила, как мощнее и быстрее течет по венам жидкий огонь. Он теперь почти не нуждался в сне. За прошлую неделю усталость одолела его лишь раз, да и то после трех часов сна он вновь ощутил себя бодрым и полным неукротимой энергии. То, что прочие смертные убивали столько времени на сон, радовало уж тем, что позволяло, наконец, остаться в одиночестве, не выслушивать пышные бестолковые речи, не принимать изъявлений преданности от людей, которые и смысл-то этого слова понимают очень по-своему.

Для франкских баронов присяга верности была лишь ритуалом, завещанным от предков и потому безоговорочно исполняемым. Вот только признать над собой реальную власть все эти храбрецы, командовавшие десятками, а то и сотнями воинов, вовсе не считали обязательным. Особенно если эта власть не могла согнуть в дугу любого, кто вставал у нее на пути.

Он глядел на звенящих кольчугами бородачей во время приемов, едва скрывая гнетущую тоску, слушал их самовлюбленное бахвальство и все больше сознавал, как горек хлеб монарха. По своей воле он бы ни за что и никогда не пожелал иметь дело с этими людьми, ждущими от него даров и готовыми ринуться в ближайшую схватку ради чего угодно: добычи, славы, упоения боем, но вовсе не ради блага державы. Но, и то сказать, что для них держава? То ли дело собственный, обнесенный высокой стеной замок с окрестными угодьями. А уж мальчишка в золотом венце пока что для них – так, тень кесаря на опустевшем троне.

Он знал, что многие его предки, столкнувшись с этой напастью, позволили баронам избирать из своих рядов наиболее уважаемого и могущественного, дабы тот управлял от его имени. Так и писалось в указах: «В такой-то год царствования государя… и такой-то год правления его верного майордома…» Для них, драконов, коротающих в земной юдоли век своего мужания, человечьи дела были в тягость, и потому казалось разумным отгородиться от надоедливых подданных широкой спиной избранного ими же самими управляющего. Дагоберт вслушался в звучание фразы: «Верного майордома…» Вот уж правда: волчья верность до первого леса. Лицо Пипина Геристальского живо всплыло в его памяти. Последние недели он вел себя поистине безукоризненно, был предупредителен и всячески пекся о пользе страны. Это настораживало.

Больше всего Дагоберту хотелось казнить майордома и тем уберечь себя от предательства. Однако начать царствование с казни первейшего из вельмож, имеющего огромные владения и великое множество верных лично ему баронов, – не лучшая затея. К тому же, поскольку всенародно было объявлено, что мнимая сестра его, Брунгильда, оказалась исчадием ада, подчинившим своей воле едва ли не целый народ, то и казнить его, получается, не за что. Он – первый среди пострадавших, и он же первый, присягнувший на верность законному наследнику престола.

И все же верить своему майордому Дагоберт не мог. Ненависть, затаенная в каждом взгляде, обжигала сознание юного кесаря, даже если вельможа опускал перед ним глаза. Конечно, «вернейший из верных» не простил крушения своих замыслов ни ему, ни его невесть откуда взявшимися друзьям.

А ведь его план почти осуществился.

Дагоберт невольно усмехнулся, припомнив этих в высшей мере диковинных людей. Он и сам не понимал, откуда взялись столь дивные чужестранцы и что им нужно в его землях. Наследный принц некой заморской державы, о которой он и слыхом не слыхивал ни в этой жизни, и ни в одной из тех, в которые свободно мог перетечь сознанием. Его невеста, менестрель и дядька-наставник, распоряжающийся, как ни в чем не бывало, людьми, куда более высокородными, нежели он сам. Кто они? Откуда? Что потеряли здесь? И эта история о невидимых драконах… Фрейднур с ясными глазами божится, что сам лично был жертвой атаки одного из них. Но кому, как не Дагоберту знать, что никаких невидимых драконов нет и быть не может! И все же эти люди почему-то на его стороне. Это непонятно и потому заставляет тревожиться, хотя причин для сомнений нет. Странная, очень странная история.

За дверью спальни послышался шорох.

– …Нет, его следует разбудить сейчас же! – узнал он голос Бастиана.

– До рассвета не велено! – твердил стражник.

– Я не сплю! – крикнул Дагоберт. – Пусть войдет!

Он вскочил, натягивая льняные штаны.

– Что случилось?

Лис склонился над трупом. Святые отцы и воины, прибежавшие с Карелом, отступили, давая возможность другу и соратнику кесаря осмотреть тело.

– Та-ак! Шо мы имеем с птицы гусь? – протянул Сергей. – Следов насильственной гибели нет. Лицо скрючило, точно от ужаса и сильной боли. Спрашивается, шо в церкви его могло так напугать? Картины Страшного суда – и той нет. Перчатки с крагами – не пойми зачем. Кинжал. – Лис вытащил оружие из ножен у пояса погибшего. – Занятная штука. Похоже на дамаск, но цвет какой-то другой. Возьмем на экспертизу.

Сергей поглядел на воинов, ожидающих его приказа.

– Выяснили, что у него там за пазухой чесалось?

– Нет, – растерянно покачал головой его давешний собеседник.

– А шо так?

– Да к чему? Мертвый же уже.

– Да-а, с такими каши не сваришь.

Лис одним движением разрезал одежду на груди кардинальского приспешника. Чуть ниже нательного креста висел амулет – прозрачный золотистый камень в обрамлении черненого серебра на шнурке из конского волоса.

– Какая интересная штуковина! – Лис приподнял украшение острием кинжала. – Вы точно уверены, что парень из свиты папского легата?

– Он вчера приходил, – утвердительно кивнул старший из воинов. – Приносил дар государыне от его высокопреосвященства – изукрашенный молитвенник работы константинопольских мастеров.

– Ишь ты! Занятно, занятно. Сам видел или кто рассказал?

– Сам видел. Пришел он, значит, и говорит: «Его высокопреосвященство посылает сей дар…»

– Ну, куда он его посылает, это понятно. Ты молитвенник сам видел?

– Видел. Этот, – воин указал на труп, – развернул парчу, а в ней – книга. Доски обтянуты наилучшим сафьяном. Замок и украшения переплета – золотые с каменьями драгоценными.

– Хорошо. Я понял. Дальше что было?

Франк пожал плечами.

– Да, почитай, ничего и не было. Передал молитвенник господину майордому и вроде как остался ответ поджидать. А уж как потом все получилось – не ведаю.

– Понятно. Чем дальше – тем страньше. Ау, команда! Вы там не позасыпали? Вы нас слышите?

– Так точно, – донеслось в ответ.

– Слышу, конечно, господин инструктор, – отозвался Бастиан. – Кесаря разбудил, мы уже на пути к вам.

– Смотрите, шо у нас вырисовывается. Некто принес драгоценную рукопись в подарок Гизелле. С понтом от кардинала.

– Понт – это мост? – поинтересовался Бастиан.

– Скорее уж, это от греческого «понт» – буквально «море разливанное» Представь себе, идет человек, а такое ощущение, шо целое море с китами и каракатицами движется навстречу.

– Признаться, мне трудно понять это, – печально вздохнул менестрель.

– Лучше не признавайся, а просто пойми. Потому как бросать понты или колотить их в нужном месте в нужное время – это тоже часть нашей работы.

Но вернемся к делу. С книгой есть две закавыки. Первая: никто сейчас достоверно не может сказать, действительно ли фра Гвидо Бассотури посылал этот милый презент вдовствующей государыне. И вторая закавыка: попал или не попал манускрипт в руки Гизеллы – еще предстоит узнать. А вот то, что он сперва очутился в цепких лапах Пипина, – кажется, непреложный факт. Так шо вполне может быть, с помощью этой книги на самом деле был подан некий знак майордому, ну и под благовидным предлогом ожидания, как там было в «Алисе»: «Шо скажет герцогиня?» – этот хмырь до поры до времени заныкался среди баронов, не привлекая внимания. Что дальше было – понятно.

– Прямо детектив какой-то, – отозвался

Карел.

– Да хоть прямо, хоть криво – так оно и есть!

– Но мы же не будем заниматься тут расследованием? Это ведь не наша работа.

– Тю! Слезай – приехали! А чья? Будем дожидаться, пока местных жителей посетит светлая идея построить набережную Орфевр, а на ней возвести Сюрте Криминаль? Институтская бухгалтерия ни в жисть не согласится оплачивать нам такие командировочные.

– Но мы же оперативные работники, а не сыщики! – не унимался нурсийский престолонаследник.

– Ну, правильно, оперативники – стало быть, опера. Так шо, господин стажер, прекрати ныть, шо та комариха на мужниных поминках, и меряться, где чья работа. Наша задача – выполнить приказ Института, и все, шо для этого потребуется, хоть вилкой океан взбивать, в нее входит. Если вдруг по ходу действия у тебя заболит голова, на что я очень надеюсь, то знай, это непривычные ощущения от того, шо умные мысли стучатся в лобовую кость твоей черепной коробки. Чем раньше ты их впустишь – тем быстрее исцелишься.

Бастиан! Шо там монарх?

– Уже совсем близко.

– Отлично. Жду его с нетерпением. Потому как на груди у пострадавшего обнаружилась бранзулетка с точно таким же камнем, как на том милом украшении, что осталось ему на память от твердокаменной Брунгильды. Только размером этот самоцвет раз в несколько поменьше. И шо-то мне сдается, мода на медальоны у них неспроста.

Сестра майордома сидела на кровати, обхватив колени руками. Пробуждение было тяжелым. Ее бил озноб. Ей казалось, стены древней виллы медленно, но неуклонно сдвигаются, грозя раздавить ее своей каменной толщей. С момента спасения она до жути боялась оставаться в замкнутом пространстве. Даже за полночь, стоило ночной страже, проходя вдоль коридора, прикрыть распахнутую дверь спальни, она тут же просыпалась, вскакивала и бежала открывать ее. Это было ужасно. Вечером она специально обходила комнату, прощупывая стены и убеждая себя, что они не могут сдвинуться с места. Но стоило лечь в постель, и она явственно слышала тихий шорох, с которым холодный камень трогается с места. И эти сны, непонятные и оттого еще более страшные, лишали ее отдыха, изнуряли тело и душу, заставляли и без того молчаливую девушку погружаться в мрачное оцепенение, резко вздрагивать от любого обращенного к ней слова. Пожалуй, лишь благородная дама Ойген понимала ее терзания, со вниманием слушала ужасные рассказы о ночных видениях и старалась, как могла, развеять тревожные мысли.

Брунгильда заметила, как в проеме распахнутой двери мелькнул знакомый плащ.

– Ойген! Зайдешь ко мне? – жалобно окликнула она.

Невеста принца Нурсии заглянула в комнату.

– Что-то случилось?

– Мне плохо и страшно. Сил нет, все тело ломит, – пожаловалась она. – А ты почему так рано уже на ногах?

– В дом проник грабитель, – пояснила Женечка. – Убил трех стражников. Сэр Жант и мастер Рейнар преследовали его, правда, живым взять не смогли…

Взгляд Жени скользнул по лицу подруги, та выглядела неважно. И вдруг…

– Сергей! А ведь у нашей Брунгильды тоже есть медальон с таким камнем.

Мадам Гизелла неистовствовала. Затравленным зверем она носилась по тронному залу, выкрикивая бессвязное:

– Они нашли, отыскали нас! Они убьют его! Убьют меня! Они хотят нашей смерти! Ты слышишь? Нашей смерти! Они не остановятся!

Ее верная наперсница, благородная дама Ойген, явилась на зов государыни, чтобы терпеливо выслушивать причитания мечущейся в истерике женщины. Это было частью ее работы, но что скрывать, Жене Гараевой и впрямь было очень жалко молодую вдову, живущую в состоянии непрерывного стресса и видящую в каждом затаившегося убийцу.

– Ойген, ты одна меня понимаешь! – скороговоркой выпалила Гизелла. – Париж – ловушка для моего сына, а венец кесаря станет ему терновым венцом! Здесь нельзя оставаться! Нужно бежать! Бежать как можно скорее. Там за Луарой – владения моего отца. Его люди не выдадут. Я знаю это, в них я уверена. А здесь…

Ты видела глаза кардинала Бассотури? Он смотрит на всех, точно оценивает. Клянусь мощами святого Ремигия, он давно уже оценил голову Дагоберта, да и мою тоже. Он ничего не забыл и ничего не простил! То, что случилось этой ночью, – лишь начало. Они не остановятся, не уймутся. Надо спешить! Каждый час может стать последним…

Ты говорила, вчера Пипин встречался с монсеньором Гвидо? Это заговор! Я чувствую, кругом заговорщики. Они сжимают кольцо вокруг нас. Да-да, Ойген, я чувствую это! – Гизелла приоткрыла одну дверь, поглядела на замерших у входа стражников и повелела им отойти подальше. Затем опрометью метнулась ко второй двери, повторила приказ, устремилась к наперснице: – Мы не можем больше медлить! Надо искоренить злую измену. Я уверена, что Пипин виновен. Ждать, пока он снова нанесет удар, – безрассудно. Мы сегодня же выедем в Аквитанию, якобы для принятия оммажа у тамошних баронов. Пусть кардинал дожидается ответа в Париже, все равно мы не можем собрать войско, покуда не присягнут все, кто станет под наши знамена. Да-да, медлить нельзя, иначе может статься, что, вернувшись домой, мы застанем трон Меровингов уже захваченным…

Гизелла приблизилась вплотную к Ойген и говорила уже совсем тихо, почти шепотом:

– Едва мы окажемся по ту сторону Луары, я повелю схватить Пипина и умертвить. Так будет лучше для всех.

– Но ваш сын помиловал его!

– Мой сын еще слишком мал и не понимает, насколько опасен этот человек. Раскаяние его – не более истинно, чем свет болотных огней. Оно заманивает в пучину, увлекает в черную бездну, скрытую под изумрудной травой. Разве его встреча с кардиналом – не лучшее тому доказательство?

– Доказательство чему? – пытаясь урезонить высокородную пациентку, вставила слово Евгения Тимуровна.

– Измене! Конечно измене! – выпалила мать юного кесаря. – Рим никогда не смирится с тем, что франкскими землями правит род Меровея. А Пипин все последние годы только и делал, что умасливал понтифика и его двор. Я скажу тебе больше, но это огромный секрет… Как ты сама знаешь, кардинал прибыл сюда якобы для того, чтобы просить у Дагоберта поддержки в борьбе против абаров. Если те и впрямь драконьей крови, то сыну придется поднять оружие против своих. А если он откажется сделать это, Рим объявит Дагоберта отступником и отлучит от Церкви. Это западня! Понимаешь? Хитрая западня. Я никому не могу довериться, одной лишь тебе! А потому умоляю, помоги мне!

– Я?! Но как?

– Уговори своего жениха и мастера Рейнара отправиться к абарам. Их здесь не знают, никого не удивит их отъезд. Если мы заключим договор с этим драконьим народом, мы сомнем и Рим с его коварным епископом, и местных заговорщиков, продавшихся ему. Это наш шанс. Быть может, единственный!