Текст книги "Природа и причины российских кризисов"

Благородные разбойники восстановили феодализм

Итак, получается, что в СССР вместо социализма была восстановлена феодальная система нового типа, которую возглавил не царь, а руководители КПСС. Но по идеологическим соображениям этот строй назвали социализмом.

Почему так произошло, тоже совершенно понятно. В связи с этим надо вспомнить, почему в капиталистическом обществе огромную популярность приобрела книга Адама Смита о богатстве народов. Мы уже упоминали мнение Пола Энтони Самуэльсона по поводу этой книги, приведем его слова еще раз: «Но, конечно, ее многочисленные достоинства не объясняют, почему „Богатство народов“ оказало такое огромное влияние на последующий век. На самом деле нарождающемуся классу буржуазии необходим был глашатай ее интересов. Смит снабдил ее идеологией, которая служила целям этого класса».

Точно так же популярность представлений о социализме в СССР, на самом деле, объясняется не тем, что они были правильными, а тем, что определенным группам общества тоже была нужна идеология для захвата власти, вернее, для обоснования права этих групп на захват власти.

Представители этой группы хорошо известны. Это борцы за справедливость, благородные разбойники типа Спартака, поднявшего восстание против рабства в Риме, Робин Гуда, грабившего богачей в Англии, Емельяна Пугачева, боровшегося с крепостным правом в России. Все эти люди стремились защищать бедных, для чего им приходилось бороться с рабовладельцами и феодалами за богатство и власть.

Но у существовавших на тот момент властей было преимущество перед благородными разбойниками, состоящее в обладании правом или, по крайней, мере, видимостью права на власть. Оно было дано им, как они утверждали, народом Рима, Богом, происхождением и т. д.

Поэтому защитники бедных людей из числа благородных разбойников также нуждались в чем-то, дающим им право на противодействие власти. Не знаю, чем оправдывал свой благородный бандитизм Робин Гуд, а, например, Емельян Пугачев объявил себя спасшимся императором Петром III, который на самом деле был убит при захвате власти императрицей Екатериной II. Это дало Емельяну Пугачеву право претендовать на российский трон, что укрепляло его авторитет среди крестьян, хотя на самом деле он не имел отношения к царскому роду.

Пока не было марксизма и более поздних теорий о социализме, у подобных благородных разбойников в России, да и в других странах, были проблемы с обоснованием своего права на борьбу с властями. Но представления о социализме, согласно которым капиталистические правительства должны быть низложены, им такое право дали. Вернее, разбойники увидели возможность получить такое право в новой теории, и нашлись ученые, которые это право обосновали. Разбойники помогли этим ученым победить оппонентов, в частности, в СССР тех ученых, кто сомневался в возможности создания социализма в стране, либо сразу расстреливали, либо выслали из страны, а кого-то сослали в ГУЛАГ. Так и появились представления о научно обоснованном советском социализме. То, что это неправда, было не так важно, простой человек разобраться в премудростях гуманитарных наук был не в состоянии, а специалистов, действительно разбирающихся в экономике, благородные разбойники, по крайней мере, в России, ликвидировали как класс.

В принципе, восстановление феодализма, произошедшее в России в результате октябрьской революции 1917 года или переворота, как сейчас иногда говорят, не является чем-то специфичным для России. Подобное происходило и в других странах, в частности и во Франции и в Англии, где после первых побед над монархиями, феодальные отношения отчасти снова восстанавливались на какое-то время. Правда, в России феодализм восстановили не прежние династии, а бандиты, прикрывшись новой идеологией, но это объясняется рядом причин, которые мы рассмотрим в следующей главе.

Что касается социализма в других странах, то существует великое множество групп населения и помимо благородных разбойников, стремящихся к власти во имя справедливости или чего либо еще. И всем им фантазии о социализме обеспечивали право на власть. Вернее, у них возникала видимость такого права, как у Емельяна Пугачева, но для борьбы за власть такой видимости достаточно.

Подобных групп населения много, поэтому и видов социализмов было столько, что и не сосчитать. Дело выглядит так, как будто каждый владелец аквариума объявил, что у него дома находится бассейн для прыжков (есть сосуд с водой, куда могут прыгать хотя бы лягушки), рассчитывая таким образом поднять свой престиж в обществе.

Конечно, кажется несколько странным, что представители экономической науки в капиталистических странах, где не было давления со стороны власти, направленного на признание социализма реальностью, не смогли идентифицировать строй в СССР как феодализм. Но и это имеет простое объяснение. Дело в том, что возродившийся в России феодализм, в отличие от царского режима был, по крайней мере, на первых порах, действительно в некоторых отношениях справедливым и народным. Более справедливым, чем существовавший на тот момент капитализм. Вспомним, что большевики прекратили войну с Германией и на первых порах раздали землю крестьянам. Точно так же было и в некоторых других странах, ведь, например, Че Гевара, как и Робин Гуд, явно был благородным разбойником и хорошим человеком.

Поэтому для буржуазии, позиционирующей себя в качестве представителя более справедливого по сравнению с монархическими феодальными режимами общественного строя, признание возможности создания еще более справедливого (пусть и на первых порах и в отдельных отношениях) феодального строя было невыгодно в имиджевом плане. Что поделаешь – у Робин Гуда слишком позитивная репутация, и назвать, допустим, Шервурдский лес, где хозяйничал Робин Гуд, «империей зла» было бы непросто. Одно дело разрушить Империю Зла, уничтожить обретшего плоть Призрака Коммунизма, и другое дело бороться с благородным разбойником Робин Гудом, пусть и изрядно одуревшим от власти.

Именно поэтому, я думаю, оценка СССР как особой формы феодального общества не была сделана буржуазией и представляющими ее интересы западными экономистами. Хотя это было очевидно, и многие люди замечали сходство. Так, например, в книге английского писателя Энтони Берджесса «Клюква для медведей» (того самого, кто написал книгу «Заводной апельсин», по которой снял одноименный фильм Стэнли Кубрик), еще в 1963 году было написано: «Россия – это всеобщее прошлое. Не будущее, а именно прошлое». И еще по поводу СССР: «… эта их нынешняя система – не более чем эксперимент. Она уйдет, она погибнет, она ликвидирует саму себя». К такому выводу писатель пришел после того, как лично съездил в СССР и посмотрел, что там творилось.

Определение советского строя как разновидности феодализма позволяет понять странность мирового общественного развития, состоящую в том, что так называемые «социалистические» революции побеждали не в передовых капиталистических странах, где в первую очередь должны были сформироваться условия для перехода к социализму, а в самых отсталых, где и капитализма-то толком не было. Хотя в соответствие с марксизмом должно бы было быть наоборот, ведь социализм это следующая после капитализма стадия развития общества. С точки зрения традиционных представлений это необъяснимо. Но если учесть, что возникшие в экономически отсталых странах режимы были феодальными, то все становится на свои места: феодализм восстанавливался в тех странах, где условия для возникновения капитализма были еще слабы. Так и должно быть.

Становится также ясным, почему «социалистические» страны так и не смогли построить эффективную экономику и снова становятся капиталистическими. Потому что они были на самом деле феодальными, то есть в принципе более отсталыми, чем капиталистические страны, и в них в полном соответствии со взглядами Карла Маркса и Фридриха Энгельса по мере развития экономики происходило постепенно вызревание предпосылок, необходимых для перехода к капитализму.

То есть надо различать научное и бытовое понимание термина «социализм». В бытовом значении действия любых нескольких человек, решивших делить заработанное совместно по труду, можно, назвать социалистическими, но это не имеет никакого отношения к экономическому строю, который в теории марксизма следует после капитализма.

Кроме того, в «социалистических» странах была одна важная совсем несоциалистическая особенность: власть принадлежала не народу или государству, а некоторой личности или группе лиц, как при феодализме. Конечно, принято говорить, что именно государство при социализме осуществляло насилие над гражданами и т. п. Но это явное искажение реальности, например, в СССР государство исполняло волю Сталина, а не Сталин выполнял волю государства. Да и Михаил Сергеевич Горбачев действовал против воли государства. Съезд Советов в СССР был бутафорской организацией, а КПСС служила для доведения воли ее руководства до масс, а не наоборот.

Подведем итог. Похоже, что в СССР было создано централизованное феодальное государство, в котором один феодал вырубил под корень всех других. Разговоры же о социализме – это чистейшей воды фантазии, с помощью которых правда была скрыта, а монарх нового типа обосновал свое право на трон.

Получается, что история прошлого века представляет собой не героическую борьбу капитализма с социализмом, а конфликт между пытающимся возродиться в новой форме феодализмом и капитализмом. Впрочем, к последнему тоже стоит присмотреться повнимательнее, так как и с ним дело обстоит не совсем благополучно.

Истинный капитализм: версия Луиджи Зингалеса и Рагхурама Раджана

Профессор Высшей школы бизнеса Чикагского университета Луиджи Зингалес, совместно с другим профессором этой же школы Рагхурамом Раджаном написавший книгу «Спасение капитализма от капиталистов», опубликованную в 2003 году, в первом номере журнала National Affairs за 2009 год разместил статью «Капитализм после кризиса». На мой взгляд, эта статья, как, впрочем, и книга, на сегодняшний день является лучшим описанием происходящих сейчас процессов в капитализме.

Я приведу некоторые моменты из этой статьи, сопоставляя идеи Луиджи Зингалеса с взглядами Адама Смита и рассмотренными в первой главе процессами, происходящими в США.

Отличительной особенностью американской модели капитализма, по мнению Луиджи Зингалеса, была уникальная открытая и свободная рыночная система, в рамках которой существовала свобода предпринимательства, а также законы и политика, которые обеспечивали свободный выход на рынок, получение финансовых ресурсов для новых игроков и создающих больший простор для конкуренции. Это отражается в существовании так называемой американской мечты о том, что капитал может сколотить любой человек, если будет упорно трудиться. А это обеспечивает американскому капитализму особую легитимность в глазах общества.

В качестве примера указанной особенности американской модели капитализма Луиджи Зингалес привел миллиардеров, начиная от Билла Гейтса и Майкла Делла до Уоррена Баффетта и Марка Цукерберга, которые сделали свои капиталы без поддержки государства. В большинстве других стран, отметил Луиджи Зингалес, ключевым фактором успеха являются политические связи.

Пример с Биллом Гейтсом, конечно, выглядит спорным, так как тот как раз получил значительную поддержку со стороны государства, но не напрямую, а на судебных процессах и посредством защиты авторских прав на программные продукты. Но Зингалес имел в виду прямую финансовую поддержку и непосредственное участие государства в бизнесе Билла Гейтса, чего, действительно, не было. То, что государство участвует в успехе или провале того или иного бизнеса другими способами, Зингалес не отметил.

Причиной особенностей американского капитализма стало, по мнению Луиджи Зингалеса, то, что американцы с самого начала понимали, что интересы рынка и интересы бизнеса совпадают не всегда. Но он не сослался на Адама Смита, который как раз в те годы, когда образовались США, писал о необходимости не доверять крупным торговцам, так как их интересы не совпадают с интересами общества. То есть, американский ученый не написал, что американский капитализм формировался, во многом, в соответствие со взглядами шотландского ученого, тогда как в Европе, в том числе и в Англии, взгляды Адама Смита на практике мало использовались.

Как бы то ни было, Луиджи Зингалес отметил, что США сумели выработать прорыночную программу, отличающуюся от пробизнес-программы, то есть в этой стране ориентировались на защиту конкурентного рынка, а не просто крупного бизнеса. В европейских же странах капитализм оказался подчиненным бизнесу.

У американской модели капитализма были этические основы, которые Луиджи Зингалес описал следующим образом: «свобода, конкуренция, прямая зависимость награды от вложенных усилий, чувство ответственности, гарантия того, что если кто-то получает выгоду, то он же в случае чего и платит за проигрыши». Создание капитала в таких условиях, подчеркнул профессор, обеспечивает капиталу легитимность в глазах общества, то есть дает право собственнику на владение капиталом.

Профессор отметил, что в США существует американская мечта – идея о том, что тяжелым трудом можно стать богатым человеком. И это имело некоторые основания, так как еще до интернет-бума каждый четвертый миллиардер в США сам создал свое богатство.

Таким образом, Луиджи Зингалес считает, что в США была создана капиталистическая система, которая ближе всего к идеальному сочетанию экономической свободы и открытой конкуренции. В книге «Спасение капитализма от капиталистов» такая система была названа истинным капитализмом, суть которого, по мысли авторов книги, заключается не в частной собственности, а в свободном доступе к рынку и конкуренции.

Но это было в прошлом, как отметил Луиджи Зингалес, американская модель капитализма в последние десятилетия изменилась. Он написал, что в США долгое время шла борьба между двумя направлениями капитализма, рассказав о том, что в конце 1830-х годов президент Эндрю Джексон выступил против пролонгации документа, разрешавшего образование новых отделений Второго банка США, потому что считал банк инструментом коррупции в политике и угрозой американским свободам. В результате специального расследования был сделан вывод о том, что этот банк был вовлечен в попытки повлиять на выбор государственных фигур, используя деньги.

При этом Луиджи Зингалес в свое статье не стал упоминать приведенное нами ранее мнение Томаса Джефферсона по поводу частного центрального банка в США, но отметил, что финансисты пытались управлять политиками и представляли угрозу, как считал Эндрю Джексон, американским свободам.

Из-за такой угрозы правительство США ввело ограничения на банковскую деятельность, в частности на работу банков из одних штатов в других штатах и даже на работу внутри одного штата. С чисто экономической точки зрения все эти ограничения, написал Луиджи Зингалес, безумие (crazy), но у них был позитивный побочный эффект, который состоит в том, что они расщепили банковский сектор, уменьшив его политическое влияние, и, таким образом, создали условия для развития рынка ценных бумаг.

В данном случае с профессором трудно согласиться, так как с чисто экономической точки зрения все эти ограничения вовсе не безумие, они защищали одних банкиров от неравной конкуренции с более крупными банкирами. Когда эти ограничения были сняты, мелкие финансисты пострадали: как написал сам Луиджи Зингалес, после устранения упомянутых ограничений в США произошла значительная концентрация банковского капитала: если в 1980 году в Америке насчитывалось 14434 банка, то в 2009 их уже меньше 7100. Это ведь не просто числа, это тысячи человек, которые лишились своего бизнеса и перестали быть предпринимателями. Капиталистов то в США стало меньше.

В своей статье Луиджи Зингалес по какой-то причине пропустил целый кусок истории банковской системы США, о котором мы уже писали в первой главе, связанный с образованием Федеральной резервной системы США. В начале 20 века последователи Томаса Джефферсона и Эндрю Джексона вновь потерпели поражение, и в США снова появился частный центральный банк, существующий до сих пор – ФРС.

Акт о ее создании был одобрен Конгрессом США 23 декабря 1913 года. Большинство в Конгрессе тогда было у республиканцев, последователей Александра Гамильтона. Как-то так вышло, что через 16 лет после создания ФРС (в 1929 году) в США наступила Великая депрессия. После этого ФРС национализирована не была, но на деятельность банков снова были наложены некоторые ограничения законом Гласса-Стигала, принятым в 1933 году.

О законе Гласа-Стигала Луиджи Зингалес в своей статье написал, причем очень важную вещь: закон, по словам экономиста, позволил уменьшить концентрацию в банковской индустрии, и, посредством создания противоположных интересов в разных частях финансового сектора, помог снизить его политическую мощь. Опять он отметил именно политическую мощь финансистов.

Этот закон действовал довольно долго, но, как отметил Луиджи Зингалес, в последние три десятилетия, начиная с конца 1970-х, государственные банковские правила были смягчены или отменены. Кульминацией этого процесса, считает Луиджи Зингалес, стало принятие в 1999 году акта Грэмма-Лича-Блайли, который отменил ограничения, наложенные актом Гласса-Стигала. Напомним, что главой ФРС в это время был Алан Гринспен, который немало способствовал этой отмене.

В отличие от Великой депрессии, на этот раз мировой кризис наступил не через 16 лет после этого события, а всего через 9. Но отмена этого акта не была главной причиной кризиса 2008 года, тут в большей степени сказалась бесконтрольность рынка производных инструментов.

Но вернемся к статье Луиджи Зингалеса, который написал, что в результате отмены акта Гласса-Стигала интересы всех главных игроков в финансовой индустрии совпали, и она получила исключительную способность влиять на политическую систему в стране. Он опять отметил влияние финансистов на политику.

Все это привело, считает Луиджи Зингалес, не только к тому, что финансовые интересы отныне определяют экономические воззрения властей США, но также и к тому, что под сомнением оказались представления американского общества о легитимности экономической системы страны.

Он также отметил, что специалисты в финансовой сфере стали получать намного большую зарплату, и если в 1980 году средняя зарплата работника финансового сектора была сравнима с зарплатами работников других отраслей с той же квалификацией, то к 2007 году человек, работающий в финансовом секторе, получал на 70% больше. «Любая попытка объяснить этот разрыв разницей в возможностях или специфическими требованиями работы, потерпели неудачу. Люди, работающие в финансах, просто-напросто зарабатывали намного больше других, и все», – описал еще один необъяснимый для современных экономистов (в рамках мейнстрима) факт Луиджи Зингалес.

А после кризиса, общество было возмущено той поддержкой, которая была оказана государством финансистам, виновным в кризисе. «Обычные граждане в гневе от привилегий, которые получают бизнесмены и финансисты», – написал в своей статье Луиджи Зингалес.

Вот профессор и назвал то слово, к которому мы прицепимся: привилегии. Ничего не напоминает? Это слово часто используется при описании перехода от феодализма к капитализму, в процессе которого происходит устранение сословных привилегий. Кроме того, Адам Смит, в своей книге о богатстве народов писал о необходимости устранить привилегии, которые есть у корпораций.

Луиджи Зингалес рассматривал прорыночные и пробизнес силы как два направления капитализма. Но есть и другое мнение. Оно принадлежит Томасу Джефферсону, который в первые годы существования США боролся с попытками некоторых американских финансистов увеличить свое политическое влияние. Представлял интересы этих самых финансистов другой отец-основатель США – Александр Гамильтон.

Так вот, Томас Джефферсон называл Александра Гамильтона не лоббистом пробизнес модели капитализма, а монархистом, и утверждал, что «Гамильтон не просто был монархистом, он выступал за монархию, основанную на коррупции». При этом сам Гамильтон свое кредо формулировал так: «Все общество делится на избранных и массу. Первые богаты и хорошего происхождения, все остальные не могут грамотно распоряжаться своими собственными деньгами. Поэтому вопрос управления деньгами лучше отдать богатым».

Более того, американских банкиров Томас Джефферсон называл аристократией. Я еще раз приведу цитату из его письма к Джону Тейлору, написанному в 1816 году: «Я считаю, что банковские учреждения более опасны для наших свобод, нежели постоянные армии. Они уже создали денежную аристократию, которая ни во что не ставит правительство». Здесь Томас Джефферсон снова использовал для описания американского общества представления, обычно связываемые с феодализмом.

Для такого мнения Джефферсона есть основания. Действительно, феодализм связан с привилегиями у некоторой группы людей, основанных на их политической власти. А именно о привилегиях финансистов и их стремлении получить политическую власть писал Луиджи Зингалес в своей статье.

Вспомним и отмеченный профессором необъяснимый рост заработной платы в финансовой сфере. Объяснение простое – при феодализме доходы феодалов зависят не от того, какова их функция в экономике, а в какой степени они сумели реализовать свои привилегии.

То есть пробизнес модель капитализма с этой точки зрения является, на самом деле, феодальной моделью экономики. А истинный капитализм, о котором писали профессора из Чикаго, это и есть капитализм.

Таким образом, можно считать, что в начале 20 века феодализм восстановил позиции не только в России в результате прихода к власти благородных разбойников – большевиков, но отчасти и в США посредством создания ФРС. А в последние десятилетия позиции феодализма в США значительно усилились.

Подход Томаса Джефферсона к оценке некоторых событий в США как борьбы феодальных представлений с капиталистическими, кажется правильным. Хотя, дело, разумеется, не в терминологии. Можно, в принципе, не считать указанные привилегии финансистов и крупных бизнесменов, не вызванные никакими экономическими причинами, феодальными, а придумать новый термин, как это сделал Луиджи Зингалес. Но надо понимать, что роль этой группы населения сходна с ролью феодалов, имеющих определенные привилегии благодаря существованию для них некоторой сферы вседозволенности из-за политических связей. То есть в обществе эта группа выполняет те же функции, что и феодалы.

Конечно, между феодалами средневековья и современными финансистами есть существенные отличия, но с точки зрения обсуждаемых закономерностей развития общества, эти различия не имеют значения, а вот сходство является существенным, определяющим ситуацию фактором.

Поэтому, как мне кажется, есть основания считать, то монополистический капитализм является разновидностью феодализма. Разумеется, я не настаиваю на такой интерпретации монополистического капитализма. В конце концов, слова не так важны. Главное – понимать, что этими словами обознается, а именно: этап развития общества между классическим сословным феодализмом и классическим капитализмом по Адаму Смиту, который чикагские ученые назвали истинным капитализмом.

Но понимание монополистического капитализма как феодализма делает явным то, что пробизнес модель экономики так же тормозит развитие экономики, как и феодальные отношения. Следовательно, существуют предпосылки для превращения феодальной модели капитализма в истинный капитализм.

Такое понимание позволяет избежать и парадокса в рассуждениях Луиджи Зингалеса и Рагхурама Раджана, который они даже вынесли в заголовок своей книги, отметив, что капитализм надо защищать от капиталистов. Если использовать правильную терминологию, то противоречия не возникает: капитализм надо защищать от феодалов, основывающих свои политические привилегии на своем капитале. Тем самым экономика рассматривается в историческом процессе. В статье Луиджи Зингалеса тоже рассмотрена история, но там нет процессов, а идет просто перечисление фактов из разных периодов времени.

В связи с этим еще раз можно вспомнить критику Федором Михайловичем Достоевским экономистов его времени в романе «Преступление и наказание»: «Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: „безобразия одни в ней да глупости“ – и все одною только глупостью объясняется»! Ничего не напоминают эти рассуждения? Луиджи Зингалес, как уже отмечалось выше, в своей статье назвал введенные в США после 1830 года ограничения на банковскую деятельность с чисто экономической точки зрения безумием. А запретительные меры на банковскую деятельность, существовавшие в США в 19 веке, он назвал популистской антифинансовой предвзятостью (bias). Как видим, и современными экономистами если не все, то многое одною только глупостью и объясняется.

То есть даже самые прогрессивные ученые в настоящее время не так уж и сильно отличаются от экономистов середины 19 века.

На всякий случай, думаю, стоит отметить, что отнесение монопольных привилегий финансистов к феодальным привилегиям не означает требования немедленной ликвидации современных феодальных свобод у цеха финансистов. Не исключено, что подобная концентрация власти может иметь на каком-то этапе истории положительное значение для экономики. Тут можно еще раз вспомнить рассуждения Адама Смита о допустимости монополий, в частности, при освоении новых территорий.

Повышение эффективности экономики США благодаря усилению монополизма в некоторых случаях, действительно, могло иметь место. Так, Луиджи Зингалес в своей статье отметил, что смягчение банковских запретов с конца 1970-х годов вызвало подъем эффективности банковского сектора и подстегнуло экономический рост.

Правда, считать эффективность надо было бы с учетом всех экономических последствий от отмены ограничений. То есть, при оценке эффекта от создания ФРС надо учитывать и потери экономики США во время Великой депрессии. А оценивая эффективность вседозволенности современных американских финансистов, стоит подсчитать и потери от ипотечного кризиса 2008 года и те потери, которые США еще понесут от следующего приближающегося кризиса.

Кроме того, надо подсчитать убытки страны и от того, что, как это отметил в своей статье Луиджи Зингалес, множество хорошо образованных и способных людей в последние десятилетия пошли на работу в финансы, а не в другие сферы экономики, где они могли бы принести, возможно, намного больше пользы.

То есть, оценка действий ФРС должна осуществляться после точного расчета их эффективности во всех аспектах их влияния на экономику. Подобные оценки мне неизвестны, поэтому я не придерживаюсь в отношении этой организации определенного мнения и не берусь судить, прошло ее время или нет.

Итак, судя по опыту России и США, феодализм оказался гораздо более живучим, чем это принято думать, и вовсе не канул в лету после буржуазных революций, прокатившихся по миру в прошлые века. Более того, он сохранил свои позиции не только на периферии западной цивилизации, но и в самых что ни на есть передовых экономических державах мира.

Впрочем, я не первый человек, полагающий, что феодализм оказался намного живучее, чем принято считать, и сумел приспособиться под маской капитализма. Об этом написал еще и Александр Иванович Герцен в «Письмах об изучении природы», опубликованных в журнале «Отечественные записки» в 1845—1846 годах. В шестом письме («Декарт и Бэкон») он написал следующее: «Феодализм пережил реформацию; он проник во все явления новой жизни европейской; дух его внедрился в ополчавшихся против него; правда, он изменился, еще более правда, что рядом с ним возрастает нечто действительно новое и мощное; но это новое, в ожидании совершеннолетия, находится под опекой феодализма, живого, несмотря ни на реформацию Лютера, ни на реформацию последних годов прошлого века. Да и как ему быть не живым? С чем он боролся до сих пор? Вспомните – с незрелыми начинаниями, с неразвитыми всеобщностями, с частными нападками, с поправками, делаемыми внутри его собственных пределов. Феодализм грубый, прямой заменился феодализмом рациональным, смягченным; феодализм, веровавший в себя, – феодализмом, защищающим себя, феодализм крови – феодализмом денег».

Александр Герцен не конкретизировал свою мысль, поэтому сказать, как она соотносится с процессами, которые рассмотрены в моей книге, я не имею возможности. Не исключено, что он имел в виду не возрождение феодальных привилегий в форме монополий, а что-то другое, связанное с представлениями о социализме. Но написал он красиво. И его слова подходят для описания явления монополистического феодализма, которое рассмотрено нами.

Конечно, возникает вопрос, почему Герцен не отметил истинный капитализм, который, хотя и с переменным успехом, все же строился в США в его время. Но если учесть время написания его писем – 1845—1846 годы, то все становится понятным. Ведь как раз в это время президент США Эндрю Джексон боролся с угрозой американским свободам в лице Второго банка США. Да и сами свободы выглядели не очень убедительно – в США в те годы еще процветало рабство. Так что и чикагские профессора, окажись они современниками Герцена, могли бы тоже не заметить признаков истинного капитализма в США.

В принципе, повторим, выбор терминологии не так уж и важен, важно понимать, что монополия является, по сути, аналогом феодальных сословных привилегий, то есть точно также тормозит развитие экономики, как и феодальные привилегии. О чем, то есть о вреде монополий, Адам Смит писал на протяжении всей книги о богатстве народов.

Конечно, в современной экономике монополистический капитализм не охватывает все отрасли экономики, то есть существуют сферы деятельности, где существует справедливая конкуренция и которые близки к истинному капитализму. А это значит, что в современном обществе установился какой-то промежуточный феодально-капиталистический строй. Переходный период. Это, я думаю, правильное название для того состояния, в котором сейчас находится мировая экономика.

В любом случае, в России сословный, а не монополистический феодализм задержался намного дольше, чем в других странах. И на это были свои особые причины, к рассмотрению которых пора перейти.